Текст книги "Львы и Драконы"

Глава 41

– Глядите-ка, господа, – Алекиан привстал в стременах, указывая в сторону поля боя, – рухнула третья башня, белые драконы валятся в грязь, а наши львы наступают! И дождь прекращается! Это ли не гилфингов знак?!

Рыцари свиты переглянулись, Кенперт вздохнул, а Валент осторожно пожал плечами. Дождь в самом деле прекращался – но что с того? В мокром королевстве дождь постоянно либо начинается, либо прекращается… либо льет сутками кряду непрерывно…

Что же до львов и драконов… Пешие на флангах сражались, увязая в грязи, почти на том же месте, где вступили в бой. Наемники дрались умело и упорно, численно превосходящая имперская пехота потеснила их совсем незначительно, а в центре…

Как раз в тот миг, когда император произнес слова о «гилфинговом знаке», маршал-некромант взмахнул чудовищным мечом и обрушил лезвие на вырвавшегося вперед рыцаря, клинок разрубил толстую сталь на конской груди и рассек плоть, животное с диким ржанием рухнуло в грязь – а длинный меч продолжил движение, как будто никакого препятствия не встретилось ему на пути. Могнакский колдун сделал шаг, меч над его головой завершил оборот и снова с грохотом обрушился на противника – этот рыцарь успел развернуть коня и нанести удар собственным клинком. Тяжелый двуручник, не прерывая вращения, отбросил меч имперца, перерубил пополам туловище в кирасе и конскую шею – уродливые обрубки, секунду назад бывшие всадником и лошадью, завалились в грязь, исторгая потоки крови, а некромант сделал новый шаг, вращая красное, разбрызгивающее кровавые капли, лезвие… За спиной мистика трещали барабаны, сплоченной массой шагали закованные в доспехи магики, а зомби, ритмично взмахивая зловеще мерцающими лезвиями, черным клином двигались за колдунами, не сбиваясь с шага и не теряя строя. Имперские кавалеристы, следовавшие в задних рядах и не знавшие о новом противнике, продолжали напирать, охваченные общим победным настроем, а следом за ними шли пешие воины, проваливаясь по колено в густо взбитую багровою грязь, перелезая через поверженных троллей и груды тел сраженных нелюдями воинов…

Но император Алекиан этого видеть не мог, так как именно в ту минуту, когда некромант сделал новый шаг, а отброшенные его мечом фонтанирующие кровью обрубки валились наземь, позади свиты раздались крики:

– Во имя Гилфинга Пресветлого! Расступитесь, мои добрые господа! Именем его высокопреосвященства!

Рыцари и латники отодвигались, удивленно разглядывая монахов, едущих в фургоне. Понурые усталые лошади с видимым трудом влекли фургон, узкие ободья колес глубоко погружались в рыхлую влажную почву… Алекиан оглянулся.

Заметив монаршее внимание, старший из монахов спрыгнул в грязь. Низко поклонился и заговорил:

– Ваше императорское величество, по распоряжению его высокопреосвященства архиепископа Мунта нами доставлен брат Когер!

– А, тот самый пророк…

– Да, ваше императорское…

– Давайте его сюда.

В фургоне засуетились, и рядом со старшим монахом в грязь плюхнулся другой – коренастый седоватый клирик с абсолютно заурядной внешностью. Согнулся в поклоне, забормотал приветствия…

– Я рад, святой отец, – произнес император. – Очень хорошо, что вы присутствуете здесь. Нынче на этом поле, думается мне, решится судьба Мира. Воины Империи, верные защитники Света сошлись в тяжелой схватке с порождениями Тьмы, нелюдями, чудовищам. И с людьми, ничуть не лучшими, чем нелюди и чудовища… Надеюсь, вы не откажетесь произнести перед воинами одну из ваших замечательных проповедей?

Высказавшись, Алекиан вновь повернул голову и уставился туда, где сквозь вопли и грохот все явственней звучали барабаны некромантов. Когер торопливо забормотал, как он польщен, какая высокая честь для него… какое счастье лицезреть светлого императора и присутствовать при таких исторических событиях… Повелитель не слушал, он глядел вдаль – глядел, как имперские львы снова пятятся под напором черного клина армии мертвых, как падают один за другим его солдаты, сраженные заколдованным оружием… Имперцы пятятся, их охватывает паника, ужас перед противниками, которых невозможно остановить!

– Итак, проповедь! – резко повторил Алекиан.

– Да, ваше… Ваше императорское величество… да… Но где же? И когда? Как?

– Здесь. Немедленно. С фургона. Сэр Валент, велите трубить! Сэр Кенперт, знамена вперед, ведите резерв! За мной!

Алекиан пустил коня по раскисшей пашне, следом за ним, нахлестывая несчастных лошадок, следовали с фургоном монахи, посланники архиепископа Мунта, дальше – гвардейская полурота с Валентом Гранлотским во главе…

Навстречу им шли, плелись, скакали и бежали воины из Ванета, Тилы, Тогера… Они оторвались от размеренно надвигающегося черного клина и теперь торопливо отступали, боясь оглянуться и втягивая головы в плечи, когда казалось, что барабанная дробь, выбиваемая сержантами Могнака Забытого, приближается…

Монахи торопливо содрали тент с фургона – так, чтобы Когера было видно с разных сторон – и помогли проповеднику взгромоздиться на импровизированную трибуну из тюков и ящиков, сваленных на днище повозки. Подул холодный ветер, принес новые тучи. Небо над головой Когера потемнело, проповедник вздернул правую руку и неожиданно мощным голосом взревел:

– Братья мои! Дети мои! Слышите ли глас Пресветлого?!! – над лысиной клирика сверкнула молния и раскаты грома тяжко и сыто пророкотали в низком небе. – Именем Гилфинга обращаюсь к вам!!!

Пораженные беглецы замерли, оборачиваясь к вдохновенному пророку.

– Нынче великий день, дети мои! Сами Создатели глядят на нас с небес!!! Мать Гунгилла льет слезы, видя гибель возлюбленных сынов!!! – из низких неправдоподобно-черных туч низверглись потоки ливня. – Вот идут они, мерзостные чудища, порождения Тьмы, прислужники Нечистого!!!

Имперцы невольно оглянулись туда, куда тыкал толстым пальцем Когер, оттуда медленно и стройно надвигались черные солдаты, острие клина матово отсвечивало заколдованными латами магиков, по которым стекали потоки воды. Когер говорил и говорил, завывал, ревел, тыкал пальцем, раскачиваясь и приплясывая на разъезжающихся под ногами тюках, и воины, слушая, забывали страх, их охватывала ненависть – огромная, жаркая, всепоглощающая ненависть к тем, черным, шагающим под барабанную дробь сквозь потоки ливня… Руки сами крепче стискивали мокрое оружие…

– Вперед!!! – заорал Когер.

И толпа – конные и пешие, дворяне и простолюдины – разом зашевелилась, развернулась и качнулась единым порывом навстречу врагу…

* * *

Гарнизон, а также сбежавшиеся под защиту замковых стен окрестные крестьяне покинули Маултон по договору с демоном. Им было позволено взять все имущество, исключая съестные припасы и скот. Еще был обещан свободный проход в Гонзор и три дня, в течение которых их не станут преследовать. Когда ворота распахнулись, и поток беженцев двинулся по дороге, рослая и толстая тетка, вдовая маултонская кухарка, неожиданно для всех покинула земляков и, подобрав юбки, тяжелой рысцой устремилась к захватчикам, наблюдающим издали. Вслед ей полетели сердитые крики, но тетка не обратила на них ни малейшего внимания. Добежав, тяжело дышащая толстуха потребовала проводить ее к мадам Агртисте.

– Пусть-ка барыня мне жениха сыщет, – заявила кухарка, оглядывая орков. – А лучше – двух. А то вон какие эти… махонькие все.

– А что же, – ухмыляясь спросил Ингви, – в замке тебе жениха не нашлось?

– Я женщина вдовая, – пояснила тетка. – Справные мужики на девок глядят больше, а не на вдовиц, вроде меня. Ну а ежели не слишком справный, то мне одного мало, хотя бы двух, что ли, надо… Вот, государь… Мадам Агриста – дама рассудительная, дурного не посоветует, да к тому же природная моя госпожа. Послушаюсь ее.

Больше желающих сыскать себе суженого среди нелюдей не оказалось, местные жители поспешно удалялись по тракту на север. По пути маултонские пугали местных жителей, так что поток беженцев рос – все спешили укрыться за крепкими стенами столицы, которые привели в порядок летом, во время войны между братьями – претендентами на валлахальский трон.

Маултон стал основной базой пришельцев, там разместили обоз, а Инви с кавалерией и отборными отрядами орков наведывался поочередно в соседние городки и замки. Угрозы короля-демона, внушительный вид воинства нелюдей, а также посредничество и пример сэра Ирвеля сделали свое дело – менее чем за неделю юг герцогства обезлюдел, жители бежали к столице. Гарнизоны остались лишь в несколько городках покрупнее, да и оттуда многие ушли на север. Покинутые укрепления заняли оркские гарнизоны, а крепости, все еще охраняемые гонзорцами, были блокированы. Наконец Ингви с основными силами выступил к столице Гонзора.

Поскольку туда сошлись многочисленные беженцы, гарнизон столицы был достаточно силен, но Ингви и не собирался штурмовать стены. Против ворот орки поспешно возвели деревянные укрепления и насыпали валы, эльфы постоянно дефилировали вдоль стен, а альдийская конницы была достаточно сильна, чтобы местные не осмеливались на крупные вылазки. В чистом поле гонзорцы не имели шансов против кавалерии Ингви. К тому же демон решил повторить свой давний трюк. Еще со времен второй Альдийской войны у него было около тридцати комплектов доспехов, напоминающих знаменитые заколдованные латы, теперь их напялили солдаты отряда Воробья, а вентисовы ученики «зарядили» украшающий латы янтарь. Кое-кому из молодых чародеев понравилось воинское снаряжение, им тоже позволили принять участие в маскараде. Теперь против каждых из четырех городских ворот непременно находилось по два-три «демона». Это внушало горожанам такой страх, что они не осмеливались и подумать о вылазках. А вскоре выяснилось, что продовольствия в Гонзоре явно недостаточно для такого количества беженцев. Невелика хитрость, но сработало то, что гонзорцы оказались просто не готовы к вторжению…

Уже через несколько дней после начала осады осажденные послали парламентеров с гунгиллиными ветвями – они просили мира или хотя бы позволения отправить из города часть беженцев. На сей раз Ингви был неумолим – он заявил, что уже позволил жителям юга покинуть крепости и поселки, так что теперь готов выпустить либо всех (но с условием оставить все ценное имущество, а также отдать знамена), либо продолжать осаду. Впрочем, заметил демон, он понимает, что виной всему – не гонзорские обыватели и дворяне, а молодой император, необдуманно натравивший на Альду убийц. Он, Ингви, согласен пропустить гонца от осажденных к Алекиану, даже добавит к их просьбам о помощи собственные предложения о мире. Да-да, мир – все, что ему, королю Альдийскому, нужно. Он был вынужден – в ответ на злодейские покушения наймитов Алекиана – выступить в этот поход… И пусть гонец поторопится, поскольку ему, королю Альдийскому, трудно сдерживать орков, мечтающих о новой Великой войне!

* * *

Потрепанная кавалерия, выйдя из боя, собралась под знаменем с белым драконом. Бельвар Андрухский, подъезжая к Гезнуру, с лязгом вдвинул меч в ножны.

– Да, ваше величество, – пробормотал герцог, прислушиваясь к удаляющейся барабанной дроби, – я уж думал, нам конец… Когда пришел сигнал к отходу, мои люди уже готовы были… ну… не дожидаясь сигнала…

– Да, – кивнул Гезнур, не поворачивая головы. Он наблюдал за продвижением мертвых солдат. – Я видел. Наша конница держалась отлично. Но у Алекиана больше рыцарей… Однако теперь, когда наши кавалеристы измотали их как следует, имперцы не смогут противостоять войску Могнака. Глядите – и на флангах наемники одолевают!

– Кстати, ваше величество, все хотел спросить, – Бельвар сдвинул на груди промокшие насквозь складки плаща с андрухским гербом. Одежда была густо заляпана кровью и рассечена, в разрезах мелькали помятые доспехи, герцогу сегодня крепко досталось. – А почему вы не носите короны, гербов и прочего?

Гезнур оглянулся и смерил взглядом истрепанный наряд собеседника. Сам король надел простой сине-зеленый плащ, напоминающий наряд воина королевской гвардии Гевы.

– А что? Разве на мне не цвета Гевы? Видите ли, ваша светлость, я не желаю превращаться в ходячую мишень. К тому же, если со мной что-то случится, вы все будете знать, что лишились главнокомандующего и, чего доброго, решите, что шансов больше нет… А так…

Где-то над имперским обозом сверкнула молния, пророкотал гром. По небу неслись черные тучи…

– Братец Адорик, – продолжил Гезнур, – сам бросился в схватку, даже без шлема, говорят. Да, он победил, но что толку? Гева едва не погибла, несмотря на победу… – снова громыхнуло, дождь обрушился отвесным потоком. – Смотрите, имперцы возвращаются! Смотрите! Кавалерию к бою!

– Прикажете поддержать колдунов? – без малейшего энтузиазма осведомился герцог.

– Нет, подождем…

Воины Алекиана тесной сплоченной массой надвинулись на медленно наступающих некромантов. Брат маршал снова поднял меч. Смерил взглядом расстояние, отделяющее от врага, и принялся раскручивать тяжелый клинок. По его латам и по доспехам следующих за ним магиков пробегали мелкие искорки – зачарованная сталь реагировала на струи дождя, обрушивающиеся на нее. Когда первый ряд ревущих имперцев выступил из серой пелены дождя, огромный меч обрушился на них, разметал и расшвырял, но следующие упрямо шли и шли – прямо по корчащимся в грязи телам умирающих товарищей. Лезвие двуручного меча возвратилось, завершив круг, и снова проделало брешь в имперских рядах, но справа и слева воины продолжали движение, охватывая маршала, вращающего свое страшное оружие. Барабаны отбили новый такт, зомби остановились и занесли алебарды, магики за спиной маршала чуть расступились, чтобы образовалось пространство для замаха, острие клина утратило четкость очертаний… Вот имперцы надвинулись на черных воинов, те взмахнули оружием… звон и лязг тут же перекрыли барабанный бой.

Имперцы с воплями бросались на черный строй, на них обрушивались лезвия алебард, мертвые солдаты невозмутимо получали и наносили удары, и падали, копошились в грязи, их оттаскивали в сторону, рубили на куски, а куски корчились, судорожно вздрагивали… Черный строй сжимался, зомби отступали под яростным напором… пятились, огрызаясь сталью и заклинаниями, магики… только маршал неутомимо вращал меч, обрушивал на подступающих имперцев, крушил, рубил, опрокидывал. Рукоять раскалялась в ладонях – некромант чувствовал жар даже сквозь стальные перчатки, но, стиснув зубы, крутил меч, который, казалось, с каждым оборотом становился все тяжелей.

Имперцы лезли и лезли на черный строй сплошной массой, падали один за другим, но задние продолжали напирать, словно не замечая, что шагают по трупам. Магики, отбиваясь, орали грязные проклятия и сперва сыпали заклятиями, но поток атакующих не иссякал, запас магии в амулетах истощился, белесые матовые искры, вспыхивающие при ударах по зачарованным доспехам, делались бледней и бледней, и шеренги неупокоенных – все более редкими. Сержанты отбили новый ритм, зомби еще перестроились, часть черных солдат, развернувшись образовала задний ряд, замкнувший боевой порядок, а имперцы справа и слева обтекали медленно уменьшающийся треугольник могнакских воинов… Сходились позади армии мертвых и шли – туда, где над опрокинутыми башнями в центре обвисло тряпкой знамя с белым драконом.

На флангах наемники отступили – они, привыкшие драться осторожно и расчетливо, оказались не готовы сражаться с одержимыми, упрямо лезущими на выставленные клинки. Ренпристские вояки откатились, рассеялись, скрылись в сером потоке воды, низвергающемся с холодных черных небес…

Имперцы оказались перед строем кавалерии, возглавляемой Гезнуром, и, не останавливаясь, атаковали…

…Маршал описал мечом круг из последних сил – казалось, онемевшие руки сейчас вывернутся из суставов… и выронил оружие. Кровавая грязь зашипела, соприкоснувшись с раскаленным лезвием, и мягко сомкнулась над ним. Некромант внезапно обнаружил, что перед ним – никого. Огляделся – имперцы миновали строй его воинов, прошли далее, сомкнулись позади выстроенных треугольником зомби и опрокинули гевскую кавалерию. Гезнур с остатками конницы бежал… а от грозного войска мертвых остались едва ли десятка полтора магиков… да три дюжины неупокоенных солдат, держались на ногах. Еще один, вышедший из-под контроля, одиноко бродил под дождем, слепо взмахивая расщепленным древком алебарды… То тут, то там в грязи копошились раненные, до которых никому не было дела. Мистик нагнулся, погрузил руки в жидкую красную грязь и с натугой поднял меч.

– За мной! – бросил он. – Отходим!

И повел свое жалкое войско прочь с этого поля – в дождь.

Глава 42

Трельвеллин прислушался – заскрипели ворота, раздался стук копыт, молодые веселые голоса. Возвратился Аллок Ллиннот. Младший сын все чаше отправлялся на разведку, его занимали новые люди, обосновавшиеся в старой крепости недалеко от границы. Эти воины в белых плащах, рассказывал Аллок, умеют воевать не так, как прежние противники, они хитры и осторожны. В крепость частенько подходят новые и новые отряды.

Теперь уже скоро зима, но с наступлением тепла наверняка начнется война – так считает принц. У самого Трельвеллина были сомнения на этот счет, он полагал, что Империя сейчас слишком занята собственными междоусобицами, чтобы пытаться возвратить занятый эльфами Феллиост. С другой стороны, войны не избежать в любом случае, поскольку эльфам не следует останавливаться. Сейчас Феллиост, но за ним должны непременно последовать другие завоевания, людям нельзя давать опомниться и укрепить границу. Правда, возможности на южном берегу Великой у Первого Народа не те, что на обжитых землях. Здесь слишком слабы гунгиллины создания, зверье уничтожено охотниками, чащобы вырублены под пашни и перерезаны купеческими трактами. А ведь леса с их дикими обитателями – вернейшее оружие эльфов… Делать нечего, здесь, на юге, Мать слаба и приходится волей-неволей учиться людским военным премудростям, верховой езде, применению тяжелого оружия и доспехов. Аллок Ллиннот преуспел в человеческих боевых искусствах, это хорошо. Но он пренебрегает заветами предков, все реже прибегает к мудрости, накопленной веками… Прав ли он?

На лестнице заскрипели ступени, чуткий слух короля различил знакомые шаги, Аллок явился рассказать о нынешней вылазке.

Отворилась дверь, принц вошел и поклонился.

– Ты не стучишь, – заметил Трельвеллин, – а если бы я был занят?

– Мне сказали, что этот, как его… епископ – полчаса назад покинул тебя, – пожал плечами Аллок, и прошел в комнату, бренча кольчугой и по-чужому пахнущий конским потом и сталью. – После его ухода ты всегда подолгу размышляешь, разве не так? Отец, зачем эти беседы?

– Я хочу понять.

– Ты сам говорил, что понять людей невозможно.

– Невозможно? – король приподнял брови. – Я говорил такое? Нет, Аллок, понять короткоживущих сложно, но я уже во многом разобрался. Зачем, спрашиваешь ты… Это необходимо. Здесь не те леса, что на севере, здесь недостаточно дичи и мало садов. Волей-неволей мы оказываемся в зависимости от дани, которую по совету Филлиноэртли взимаем с местных людей, от их зерна и овощей. Значит, я должен хорошо понимать их. Хотя мне это не по душе… Быть их сеньором, их господином… Это непривычно.

Аллок прошел по комнате, зачем-то выглянул в окно, затем обернулся к отцу.

– Их порядки настолько отличаются от наших? Я думал, люди устроили свои государства, подражая нам.

– Не совсем так. И дело даже не в порядках, они по-иному смотрят на жизнь, на землю, на свой народ… Этот рыцарь, которого заколол Филлиноэртли, наверняка глядел из окна, у которого ты сейчас стоишь. Он видел замок, лес. Пашню, дорогу… он видел людей во дворе и за воротами. Он думал при этом: «моя земля», «мои люди». Посмотри еще раз в окно. Ты можешь сказать, глядя на лес и эльфов во дворе: «моя земля», «мои эльфы»? Можешь. И что ты чувствуешь при этом?

– Ну… как что? Что это моя земля и мои эльфы… К чему ты клонишь?

– Объясню… – король вздохнул. – Когда ты говоришь: «моя земля», «мои эльфы» – ты имеешь в виду, ты служишь земле и народу, ты готов защищать эту землю и народ. Ты имеешь в виду, что принадлежишь этой земле и этому народу. Так?

– Конечно!

– Так вот, представь себе, что рыцарь, прежний хозяин в этом замке, говорил «моя земля» и «мои люди», он имел в виду вовсе не то, что он принадлежит им, а напротив – что земля и люди принадлежат ему!

Аллок сделал круглые глаза, он не понимал, шутит отец или говорит всерьез:

– Как это? Как это можно так…

– Вот поэтому я и беседую подолгу с епископом людей, – тихо промолвил Трельвеллин, – чтобы понять это и многое другое. Люди отдали нам часть урожая, отдали и кланялись при этом. Я пытаюсь понять, хорошо это или плохо. Ну а ты? Что привез ты? Что с этими новыми соседями в крепости?

– Теперь я уверен, с весной они нападут на нас.

Трельвеллин снова вздохнул.

– Что ж, мы готовы и к этому… Я надеялся, что у нас будет время, пока в Империи междоусобицы. Но раз ты говоришь, что весной быть войне… весной мы будем готовы.

– Мы должны быть всегда готовы к войне, отец, – твердо заявил принц. – Я думал по дороге, как бы сказать тебе об этом… Теперь знаю. Если люди уже считали эту землю своей, то захотят владеть ею своей и впредь. Именно в том смысле, в каком ты сказал.

– Должно быть, ты прав, сын. Но мы тоже считаем эту землю своею – мы нужны этой земле.

* * *

Гравелин Серебро провел лэрда Каста по галереям и залам, скрывавшимся за бронзовыми вратами. Дой-Лан-Анар, все еще прихрамывающий после болезни, бродил следом за провожатым, все просил показать, что за следующей дверью, что за новым поворотом, одышливо сопел, кряхтел, сгибаясь в чересчур низких для грузного горца проходах… Экскурсия привела лэрда в восторг – он просил поднять факел повыше, чтобы разглядеть игру огоньков на вкрапленных в своды кристаллах, он щупал тяжелой ладонью высеченные на стенах орнаменты, цокал языком, наблюдая за работой несложных шахтных механизмов…

Гравелин, несколько смущенный такой реакцией гостя, был вынужден пояснить, что они находятся в боковых, периферийных чертогах, а главные залы подгорного царства разграблены и уничтожены более двух с половиной веков назад дружинниками Фаларика Великого.

– И что же, – с ноткой недоверия в голосе осведомился Каст. – Там еще богаче было?

– Несравненно богаче! – заверил Гравелин. – Будто… ну, с чем бы сравнить… Будто королевские палаты по сравнению с деревенским домом, понимаешь? Это ведь не покои, это шахта, здесь медную руду добывали. Во дворце люди Фаларика похозяйничали так, что ныне и не сыскать, пожалуй, где были палаты Драмлина… Там и своды обрушены, и загажено было все…

Горец покачал головой.

– А говорят, наши кланы ведут свой род от дружинников Фаларика. Такую красоту, стало быть, порушили, ай-яй-яй…

– Мы не держим зла, – пояснил гном. – Из моих сородичей мало уцелело свидетелей тех давних событий, а твой род короткоживущий. Грешно было бы винить тебя и твоих земляков в деяниях предков, которых вы уже и не помните.

– Да я не то хотел сказать, – вздохнул Каст. – Я к тому, что такую красоту разорили, уничтожили, а сами в грязи живем. Ну, то есть не в грязи, конечно, а в суровой простоте, хочу я сказать! Но нет бы, полезному научиться…

– Начать доброе дело никогда не поздно, – Гравелин улыбнулся. – Присылай своих молодых родичей, покажем им много интересного. Многому научим.

– Это спасибо тебе, это мы на совете обсудим, – согласно кивнул Лан-Анар. Вот и Перт, парнишка наш, все меня упрашивал – покажи да покажи гномье царство. Так-то мои Лан-Анары больше опасаются в пещеры лезть, а этого пришлю, пожалуй. Пусть поглядит, как оно выглядит, гномье-то житье. А что зла на мой род не держите – это хорошо. По-соседски это. Между соседями – мало ли что случается… Да, я вот еще что спросить хотел. Наш-то бывший господин, его светлость принц письмо прислал, требует подчиниться ему. Мы, понятное дело, откажем. Но если принц войско на нас нашлет, станете ли вместе с нами? Поможете?

– Поможем, – не задумываясь, подтвердил Серебро. – Мы же клятву давали! Теперь будем заодно. Мы вам пригодимся, и вы нам нужны. Без вашей помощи моему народу зимой туго придется. Помнишь, ты обещал с припасам помочь?

– И помогу, точно как обещал, мы ведь тоже клялись! Сколько надо, столько мяса и зерна пришлем.

– Вот и славно, лэрд.

– А скажи-ка, я вот слыхал, твой родич Грабедор на Фенаду войной пошел. Говорят, поклялся всех людей извести? А ты с нами миром поладить решил?

Гном помедлил… откашлялся, погладил бороду.

– Нет, всех людей Грабедору не извести, – наконец произнес гном. – Но бед твоему народу он принесет еще немало. Владыка Золотого Трона задумал стать императором, как ваш, который в Ванетинии. Власти хочет, большей, чем завещано отцом. А поэтому – Грабедор будет убивать. Он пошел на унижения, выпросил подмогу у короля эльфов… Клянусь, он неохотно пошел на это! Когда-нибудь и Трельвеллин заплатит за каждое доброе слово, сказанное ему Королем-под-Горой. Империя… Служа строителю империи Фаларику, твои предки совершили немало зла и теперь, сам говоришь, живут в нищете.

– Ну, ты это…

– Я хотел сказать, живут скромнее, чем разоренные ими враги Империи, – поправился гном. – Ты ведь сожалеешь о содеянном ими зле? И Трельвеллин пожалеет о том, что помог новому строителю Империи… Я ушел от Короля-под-Горой, я не хочу жить в Империи. У меня есть родина – Малые горы. Встречались мне люди, гордящихся тем, что они живут под сенью имперских орлов, я встречал таких на поле брани… Они гордятся – но их неизменно смущает вид того, что было разрушено ради создания Империи, так же, как ты смутился сегодня. Жаль, что люди Империи редко задумываются о разрушенном… Во имя чего погибло королевство моего отца? Миражи, одни миражи… Мы не станем завоевывать соседних стран, мы не станем убивать во имя миражей. Но если кто-то, гном ли, человек ли, покусится на этот край – мы вместе встретим его. И убьем. Ты согласен, человек?

– Эх… Как красиво ты умеешь говорить, сосед… и как верно!

* * *

– Так вот, последний приказ, полученный мною от господина Каногора… Он велел, если придет известие о его гибели, тут же прикончить тебя, парень.

– Ты говорил, Дартих, ты об этом говорил. И, видит Гилфинг, я тебе благодарен…

– Погоди благодарить. Я хочу точно повторить, что сказал его светлость граф Эстаксткий. «Если в Мире не будет меня, к чему жить этому никчемному ублюдку?» – таковы были его последние слова, обращенные ко мне.

– И ты ослушался, выходит? – осторожно спросил невольник.

– Не совсем… – Дартих говорил медленно, похоже, он размышлял и произносил слова одновременно. – Думаю, я верно исполняю его приказ. Ты был никчемным ублюдком, это верно. И сохранять жизнь тому никчемному ублюдку в самом деле незачем. Что бы ты сделал, оставь я тебя во дворце? Валялся у брата в ногах? Вымаливал прощение? Рыдал бы? Нет, если из бессмысленного ублюдка я сделаю человека, то приказ моего господина будет исполнен наилучшим образом. Так я полагаю… Ну что, кончился дождь?

Путники сидели под густой елью, по темно-зеленым лапам стекала вода, иногда струйка просачивались сквозь многослойный хвойный навес, падала на путников, завернувшихся в плащи и прижавшихся к шершавому стволу. Теперь дождь, как будто, стих, и бродяги – сперва Дартих, за ним невольник – выбрались из-под живого полога. По потревоженным лапам стекала вода.

Они возвратились на дорогу и неторопливо побрели. Дартих, вспоминая господина, стал задумчив и мрачен, помахивал посохом и обходил продолговатые лужицы, образовавшиеся там, где дождевая вода заполнила колеи… спутник плелся за ним, сгибаясь под тяжестью мешка с припасами.

Впереди тихо свистнули. Из зарослей выступили люди – трое справа и один слева. Дартих сразу подобрался, и поглядел назад. Там тоже показались двое. Все незнакомцы были вооружены дубинами и топориками.

– Когда начнется, – велел коротышка закованному в цепи юноше, – швыряй в тех, что сзади, мешок, а сам беги в лес. Беги как только можешь быстро. Сюда не возвращайся, цепи разобьешь камнем… Я-то все ждал, когда ты цепи разобьешь, они же тонкие совсем, камнем раздолбать – раз плюнуть. Сперва меня по башке, потом цепи…

Пока толстяк говорил, шестеро сходились, сомнений в их недобрых намерениях быть не могло, держались незнакомцы угрожающе и вид имели очень сердитый.

– Ну, – шепнул Дартих, готов? Когда начнется, когда я ударю, швыряй мешок и беги!

И кинулся на передних, размахнувшись посохом – кинулся так резко, что парень даже не сообразил, что уже «началось» и промедлил несколько секунд. Впрочем, промедлил не он один – встречные тоже не ожидали нападения коротышки и ничего не успели сделать, а Дартих, разогнавшись, сбил с ног сразу двоих, ударил третьего локтем в живот, и повернулся к четвертому, занося палку над головой. Парень швырнул мешок в задних – это отвлекло их ненадолго – а сам кинулся наутек.

И снова, как тогда, в лесу к северо-западу от Малых гор, он бежал, спотыкаясь и цепляясь цепями за кусты, а позади слышался топот и тяжелое дыхание… И снова преследователь, не обремененный кандалами, настигал…

Когда сиплые выдохи слышались уже над самым ухом, парень резко упал на колени, в ребра больно врезалась тяжелая нога, разбойник с ревом перелетел через юношу и врезался носом в землю, оставляя глубокую борозду в мягком ковре палой хвои. Парень вскочил и запрыгнул ему на спину, протаскивая под обросшую клочковатой бородой челюсть цепочку ручных кандалов, перехватил, потом дернул, рванул, что-то хрустнуло… рык разбойника перешел в сипение…