Текст книги "Дарий"

Глава шестая
Прексасп

Гаумата и Смердис были из племени магов, знаменитого потому, что последователи Зороастра,[37]37
  Зороастр – греческая форма древнеперсидского имени Заратуштра. Жрец и пророк, живший на рубеже IX–VIII вв. до н. э. Он стал реформатором политеистической религии древних персов, превратив ее в религию дуалистического монотеизма.


[Закрыть] прибывшие в Мидию из Маргианы, распространили зороастризм сначала среди магов и лишь позднее среди прочих мидийских племен. Маги, познавшие учение Зороастра раньше остальных мидян, стали племенем жрецов. В своих обрядах жрецы-маги не просто служили светлым богам-язата, сотворенным Ахурамаздой, но приспособили для новой религии священнодействия, связанные с богами прежнего культа, олицетворявшими Солнце, Луну, Землю, Воду и Ветры. Благодаря такому сплаву нового со старым, привычным миропониманием, дуалистическое учение пророка Зороастра довольно легко и быстро прижилось среди мидян, перейдя от них к парфянам, персам, гирканцам и армянам.

С той далекой поры магов стали воспринимать именно как жрецов-огнепоклонников. Не всякий маг был жрецом, но всякий жрец непременно был магом, во всяком случае среди мидян.

Поэтому Атосса не удивилась, когда узнала от Смердиса, что он в юности был жрецом, вернее, помощником жреца.

– Что входило в твои обязанности? – поинтересовалась Атосса.

– Я лишал девственности девушек, приходивших в храм Астарты,[38]38
  Астарта – ассиро-вавилонская богиня любви и плодородия, почиталась как супруга вечно молодого бога войны Ваала. После завоевания Вавилона персы переняли культ Астарты.


[Закрыть] – простодушно признался Смердис.

– И скольких же девушек ты лишил невинности за все время своего пребывания в храме? – в голосе Атоссы прозвучала неприязнь.

Но Смердис, не заметив этого, ответив с горделивым видом:

– Через меня прошло больше двух тысяч девушек. Я пробыл в храме три года, потом мне это надоело, и я стал воином, как мой брат.

– А почему Гаумата не стал таким же прислужником в храме, каким был ты? – спросила Атосса.

– Гаумата с юных лет рвался служить царям, а не богам. В общем-то, я тоже не стремился стать жрецом, меня взяли в храм только из-за размеров моего…

Смердис запнулся, но Атосса поняла, что он имел в виду.

Атосса все больше убеждалась в том, что ее супруг обладает слишком ограниченными умственными способностями для правителя столь обширного царства. Смердис больше тяготел к утехам на ложе, нежели к государственным делам.

Во время встречи Смердиса с Прексаспом, на которой присутствовала и Атосса, все шло хорошо, покуда Смердис молчал, слушая, что говорит Прексасп. Но едва Смердис открыл рот, как то же самое сделал Прексасп, внимая бессмыслице, которую тот понес. Атосса то бледнела, то краснела. Наконец, не видя иного выхода, она прервала словесный сумбур мужа долгим поцелуем в губы. Смутившийся Смердис враз онемел, и Атосса выпроводила его за дверь.

«Что случилось с царем? – недоумевая, обратился к царице Прексасп. – Я не узнаю Бардию. Его будто подменили!»

Атосса, тоже изобразив сильнейшие недоумение и тревогу, сказала, что, видимо, ее брат не совсем здоров.

«Для усиления своей мужской потенции царь принял какое-то снадобье, и это плохо отразилось на его памяти, – заявила Атосса ошарашенному Прексаспу. – Не только ты, но все вокруг обеспокоены самочувствием царя».

Прексасп удалился, пообещав прислать во дворец опытного лекаря-индуса.

Однако лекарь не обнаружил у Смердиса никакой болезни. Наоборот, он сказал, что не встречал более здорового человека.

Атосса подкупила лекаря, убедив его сказать Прексаспу, будто у царя небольшое помешательство рассудка и ему нужен покой.

На следующую встречу Атосса отправилась одна.

Но поскольку Прексасп не привык серьезные дела обсуждать с женщиной, даже если это была супруга царя, беседы не получилось. Атосса была скована. Прексасп подозрителен и замкнут.

Атоссе пришлось уговорить Гаумату выслушать очередной доклад Прексаспа. Когда же, немного выждав, она пришла сообщить Прексаспу о самочувствии царя, то выяснила, что Прексасп и Гаумата обсуждают не государственные дела, а делятся впечатлениями о странностях Бардии, который вдруг так сильно изменился. Вернее, больше говорил Прексасп, а Гаумата лишь поддерживал беседу.

Когда Прексасп ушел, Гаумата грубо накричал на Атоссу, возмущаясь, что та появилась некстати и не позволила ему выведать у Прексаспа то, что он хотел.

«Ах, я так беспокоюсь за царя! Ах, он не желает лечиться! Ах! Ах! – передразнил Атоссу Гаумата. – Кому нужны твои показные охи и ахи! Думаешь, Прексасп настолько глуп, что не разберется, когда ты искренна, а когда притворяешься».

Атосса тоже не осталась в долгу, обругав Гаумату последними словами, помянув при этом и Смердиса.

«Все, на что способен твой брат, это лишать невинности наивных глупышек в храме Астарты, – сказала царица. – В постели он бог, зато на троне – ничтожество!»

Услышав раздраженные голоса, в покой заглянул евнух из свиты царицы. Гаумата в тот же миг склонился в низком поклоне перед Атоссой, которая сменила непристойности на фразы хоть и гневные, но не режущие слух, якобы отчитывая Гаумату за какие-то провинности.

Двойная жизнь скоро стала в тягость Атоссе. По сути все государственные дела и заботы лежали на ней и на Гаумате. Они вдвоем опекали Смердиса как маленького ребенка, постоянно следя, чтобы он при посторонних не сказал что-нибудь несуразное, либо не совершил поступок, недостойный царя.

У Атоссы оставалась надежда, что Смердис проявит себя на военном поприще, поскольку оружие и кони были его слабостью. Смердис не раз показывал дворцовым стражникам свою меткость в стрельбе из лука, кидал копье с такой силой, что пробивал насквозь медный щит с сорока шагов. В этом отношении Смердис ничем не отличался от Бардии.

Однако на ежегодном летнем военном смотре случилось непредвиденное.

Сначала любимый конь Бардии сбросил наземь Смердиса в присутствии его телохранителей. Смердис потребовал себе другую лошадь и выехал к войску верхом на ней. Затем, объезжая конные отряды, выстроившиеся на равнине, Смердис перепутал имена некоторых военачальников, а имена других и вовсе позабыл, так как перед этим для храбрости выпил вина, но явно превысил меру. Окружающие видели, что царь пьян, поэтому только усмехались украдкой. Но Гаумата заметил тем не менее, с какой пристальной подозрительностью взирают на царя некоторые из сатрапов. И особенно Гаумату встревожило то, как разглядывал Смердиса Прексасп.

Своими опасениями Гаумата сразу после военного смотра поделился с Атоссой.

– Конечно, необходимо время, чтобы Смердис постиг все премудрости царской власти, запомнил имена и лица всех друзей Бардии и научился мыслить, как мой умерший брат, – сказала Атосса. – Это будет трудный период в жизни Смердиса, но он должен его преодолеть с нашей помощью. Зато по прошествии нескольких месяцев, за которые Смердис как бы переродится в Бардию, наступит наконец спокойная жизнь и для него и для нас.

– Если к тому времени Прексасп или кто-нибудь другой не разоблачит его, – проворчал Гаумата, настроенный мрачно.

Понимая, что, пряча Смердиса от Прексаспа, они тем самым только усиливают его подозрения, Атосса и Гаумата были вынуждены возобновить встречи царя и патиакша.[39]39
  Патиакш – по-древнеперсидски «око царя».


[Закрыть] Впрочем, на этих встречах непременно присутствовала Атосса либо Гаумата. Смердис в разговоре с Прексаспом держался все более уверенно и уже рассуждал о разных государственных делах. Постепенно Смердис усваивал и привычки Бардии, которые были хорошо известны близко знавшим его людям.

Так прошел месяц.

В начале осени у Атоссы состоялся разговор с одной из царских наложниц – Фейдимой, дочерью Отаны.

Фейдима была дружна с Атоссой. Они иногда вместе коротали вечера, поскольку Атосса находила отдохновение от повседневных забот, только общаясь с Фейдимой. Женщины были одногодки, их взгляды на жизнь совпадали, им даже нравились мужчины одного и того же типа. Мягкая незлобивая Фейдима была приятной собеседницей, тонкий ироничный ум как бы возвышал ее над окружающими. К советам Фейдимы Атосса всегда прислушивалась, ее мнение было неким эталоном непогрешимости. Вдобавок Фейдима обладала той красотой, которая неизменно притягивает мужчин и приятна для женского глаза. Подруги Фейдимы обычно находили какой-либо изъян в своей внешности, ставя себе в пример совершенство черт лица Фейдимы и безупречность ее фигуры.

В тот вечер, боясь, что их могут подслушать, Атосса увела ее в маленькую комнату возле своей спальни, где можно было не опасаться чужих ушей.

Фейдима с тревогой призналась Атоссе, что она все больше убеждается в том, что Бардия – это не Бардия, а другой человек, очень на него похожий.

Атосса с замиранием сердца поинтересовалась у подруги, на чем основаны ее подозрения. И услышала в ответ слова женщины, познавшей на ложе двух мужчин, которые являлись к ней под одним именем и с похожей внешностью. Однако разницу в темпераменте и некоторые физиологические отличия было нельзя не заметить.

– До вашей свадьбы Бардия был совсем не такой в постели, каким стал ныне, – сказала Атоссе Фейдима. – Я не хочу отзываться плохо о твоем брате, милая Атосса, но раньше он был гораздо нежнее. Теперь же Бардия просто обуян самой дикой похотью. Не стану скрывать, Бардия стал чаще навещать меня, но его грубость и ненасытность меня огорчают. И потом, его мужской орган стал гораздо больше. Это, скорее, фаллос бога, нежели смертного человека.

Однажды ночью я чуть живая выбралась из-под твоего брата, а ему все было мало. Тогда я привела к нему наложницу, известную своей неутомимостью: сириянку, бывшую храмовую блудницу. Но и сириянка не выдержала долго, ибо ей приходилось, скорее, выносить боль, чем наслаждаться. Пришлось мне привести еще двух рабынь-армянок, с каждой из которых Бардия сошелся дважды, прежде чем удовлетворил свою страсть.

– Своей ненасытностью Бардия порой изводит и меня, – как бы нехотя произнесла Атосса.

– Я думаю, что это не Бардия, а вселившийся в него дух Тельца, – прошептала Фейдима, наклонившись к самому уху Атоссы. – Сам могучий Гэуш-Урван[40]40
  Гэуш-Урван – букв. «душа быка». Древнеперсидское божество кровавых жертвоприношений.


[Закрыть] завладел телом твоего брата! Я вот только не знаю: к добру это или нет?

– Ты говоришь страшные вещи, Фейдима. – Атосса с деланым страхом покачала головой. – Я теперь буду бояться ложиться с Бардией в постель.

После этого разговора Атосса запретила Смердису навещать Фейдиму. Это расстроило Смердиса, и от огорчения он безобразно напился за ужином. В пьяном виде Смердис заявился в спальню к Атоссе и бесцеремонно потребовал, чтобы его жена легла и пошире раздвинула бедра, ибо он полон желания поиметь ее.

Грубый тон и вызывающая манера пьяного Смердиса вывели Атоссу из себя. Она позвала евнухов, чтобы те увели царя в его покои. Но не тут-то было! Смердис встретил евнухов отборной бранью и те в страхе повалились ему в ноги. Кончилось тем, что евнухи на четвереньках уползли из спального покоя царицы.

Сорвав с себя одежды, залитые вином, царь повалил супругу на ложе, и, сломив ее отчаянное сопротивление, безжалостно изнасиловал, нарочно причиняя боль.

Опустошенная и раздавленная, Атосса лежала рядом с храпящим мужчиной и молча глотала слезы, которые жгли ей щеки. Жизнь словно мстила ей за убийство родного брата. Вот она – царица! – подобно рабыне, вкусила полную чашу унижения и боли. А самое ужасное заключалось в том, что Атосса была обречена в дальнейшем на подобные издевательства.

«Я должна убить Смердиса! – подумала она. – Должна заколоть негодяя его же кинжалом. Иначе… А что иначе?»

Атосса растерялась от последней мысли.

Ее страшило возможное повторение случившегося, но убийство Смердиса придется как-то объяснять, причем объяснять приближенным царя, которые всерьез полагают, что Смердис – это Бардия.

«Меня назовут братоубийцей, – подумала Атосса, – и еще мужеубийцей. Мне выколют глаза и отрежут нос. Ведь царским судьям бесполезно рассказывать про свои унижения на супружеском ложе. Законы в этой стране составляются мужчинами, а они безжалостны к женщинам!»

Атосса сползла с ложа и, держась за стену, добралась до купальни. Она на ощупь отыскала медный чан с водой и принялась усердно смывать с себя запах мужского пота. Вода была холодная, и Атоссу бросило в озноб. Быстро обтеревшись, она вернулась в спальню, надела на себя тонкую длинную тунику, шерстяное платье с короткими рукавами и головную накидку, концы которой можно было завязать на шее в виде шарфа.

Освещая себе путь светильником, Атосса знакомыми узкими коридорами прошла до покоев Артистоны и постучалась в дверь. Ей открыл толстый заспанный евнух, который очень удивился, увидев перед собой царицу в столь поздний час.

Атосса велела не будить Артистону. Она взяла теплое одеяло, круглую подушку и улеглась в трапезной на лежанке возле бронзовой жаровни с потухшими углями.

Утром здравомыслие взяло верх. Она передумала убивать Смердиса, тем более что заменить его на царском троне было некем. Сыновей не было ни у Камбиза, ни у Бардии. Не было у них и побочных братьев. Атосса решила поскорее забеременеть от Смердиса и, если родится мальчик, уступить трон ему под своей опекой, отравив его отца.

Вскоре у Атоссы наступили «нечистые дни», когда любой мидянке или персиянке было строжайше запрещено находиться в одном помещении с мужчиной, дабы не осквернить его. В такие дни женщинам надлежало молиться чаще, чем в обычные дни, и тщательно проходить обряды очищения, чтобы отгонять от себя злых духов, прислужников Ангро-Манью.

По окончании «нечистых дней» Атосса покинула гарем, чтобы разыскать Гаумату и узнать от него последние новости. Однако Гаумата сам нашел царицу. Он был чем-то сильно обеспокоен.

Атосса и Гаумата встретились в просторном светлом зале, высокие стены которого были покрыты барельефами, изображающими мидийских царей на войне и охоте. Царица и хазарапат не спеша прогуливались от одних дверей, где стояли на страже два воина-мидийца с короткими копьями в митрообразных колпаках из белого мягкого войлока, до других.

Атосса и Гаумата, делая вид, что разглядывают сцены сражений на известняковых барельефах, вели негромкую беседу.

– Прексасп явно заподозрил неладное, царица, – заговорил Гаумата. – Он побывал в крепости Сикайавати, справлялся у тамошних воинов, как и когда умер мой брат Смердис. Я предвидел подобный ход, поэтому мои люди сказали то, что я им велел. Но Прексасп явно не удовлетворился этим, так как попытался подкупить моих людей.

– Что же делать? – встревожилась Атосса. – Может, отправить Прексаспа куда-нибудь подальше. Например, в Вавилон.

– Это не избавит его от подозрений, царица, – возразил Гаумата. – Если Прексасп задумал докопаться до истины, он до нее докопается.

– Так что же делать? – повторила Атосса.

– Кому? Тебе?

– Нам!

Гаумата усмехнулся.

– Божественная, я сделал все, что мог. Но у моего брата упадок духа, он погряз в пьянстве. В трезвом виде Смердис то и дело порывается скинуть царскую одежду и удрать в горы. Не сегодня-завтра его разоблачат евнухи или телохранители Бардии. Прости, Светлейшая, но я вынужден покинуть тебя, ибо мне еще дорога моя голова.

Гаумата слегка поклонился.

– Ты думаешь, я позволю тебе скрыться! – угрожающе прошептала Атосса.

– А что ты можешь сделать? – Гаумата распрямился и вызывающе взглянул на Атоссу. – Велишь страже схватить меня и бросить в темницу? А может, прикажешь убить на месте? Тогда заодно прикажи казнить и Смердиса, поскольку лишь мое присутствие удерживает его в этом дворце.

– Тише! – Атосса взяла Гаумату под руку. – Давай обсудим все спокойно. Через два часа я жду тебя в своих покоях. Умоляю, не бросай меня! Если бы ты знал, как я жалею, что затеяла все это!

В глазах Атоссы было столько мольбы, что Гаумата не посмел отказаться.

Встретившись с Гауматой наедине, царица разговаривала с ним так, словно от него одного все зависело. Превознося его ум и находчивость, Атосса выражала надежду, что Гаумата проявит волю и изменит обстоятельства к лучшему, ведь никто другой не сможет заставить Смердиса обрести достойный царя облик.

«И я отныне вся в твоей власти», – добавила в конце Атосса, преклонив колени перед Гауматой и распустив волосы по плечам в знак покорности.

«Вот и пришел мой час! – торжествуя, подумал Гаумата. – Гордая дочь Кира у моих ног!»

Гаумата молча указал Атоссе на ложе в глубине комнаты.

Покорность, с какой отдалась ему Атосса, пробудила в душе Гауматы благородный порыв. Гаумата заверил ее, что отвадит Смердиса от вина и завтра же покончит с Прексаспом.

– Ты хочешь убить его? – спросила Атосса. – Это может вызвать опасные толки, ведь Бардия доверял Прексаспу как никому другому.

– У нас нет иного выхода, – ответил Гаумата, целуя Атоссу. – Прексасп что-то подозревает. Самое лучшее, это обвинить его в измене и казнить.

Атосса тихо вздохнула и закрыла глаза. Ей было жаль Прексаспа, но с другой стороны, если он докопается до истины, то вряд ли пожалеет ее, Атоссу.

Прексасп, как обычно пришедший на доклад, был удивлен тем, что царь, не дав ему вымолвить и слова, обрушился на него с обвинениями в заговоре. Находившийся тут же дворецкий от изумления вытаращил глаза, а стоящий у дверей Гаумата немедленно вызвал стражу.

– Мне смешно выслушивать все это, – промолвил Прексасп, державшийся с завидным присутствием духа. – И я, кажется, догадываюсь, в чем тут дело. От меня хотят поскорее избавиться. Значит, истина очевидна: ты – не Бардия!

И Прексасп ткнул пальцем в сидевшего перед ним царя.

Смердис вскочил и схватил Прексаспа за пояс, это означало, что он выносит ему смертный приговор.

Стража набросилась на царедворца и поволокла к выходу.

– О, позднее прозренье! – продолжал выкрикивать Прексасп, изо всех сил упираясь. – Сын Кира мертв, а его место занимает самозванец! И зовут его Смердис! Маги хитростью и коварством отняли царский трон у персов! Однако можно обмануть людей, но не богов. Митра и Варуна[41]41
  Варуна – главное божество индо-ариев, устроитель мира и нравственного порядка.


[Закрыть] покарают вас, злодеи!

Прексасп плюнул в лицо Гаумате.

– Убейте его! – закричал Гаумата.

Воины подняли копья. Неожиданно Прексасп ловко выхватил из своего широкого рукава небольшой кинжал и полоснул им одного из стражей по глазам. Воин, вскрикнув от боли, закрыл лицо руками. Увернувшись от занесенного копья, Прексасп сумел ранить в шею второго стражника. Тот скорчился и упал на пол.

Гаумата, вырвав из-за пояса акинак, бросился на Прексаспа.

Они сцепились и повалились на пол.

Смердис схватил с пола копье и метнул его, целясь в Прексаспа.

Копье вонзилось в дверной косяк, едва не поразив Гаумату. Тот от неожиданности разжал руки.

Прексасп опрометью выскочил за дверь.

Гаумата в бешенстве завопил:

– Ты с ума сошел, Смердис! Ты же чуть не убил меня!

В следующий миг Гаумата встретился глазами с дворецким, который, бледнея, попятился от него. Смердис понял все без слов: ударом кинжала он заколол дворецкого, и тот, бездыханный, сполз по стене.

– Добей и этих, – Гаумата кивнул брату на раненых стражей, а сам кинулся догонять Прексаспа.

Гаумата полагал, что Прексасп побежит к главному выходу, поэтому первым делом устремился туда, сзывая дворцовую охрану. Убедившись, что Прексасп у главных ворот не появлялся, Гаумата послал воинов ко всем другим выходам с приказом убить Прексаспа, где бы его ни обнаружили. Поскольку стража во дворце почти полностью состояла из верных Гаумате людей, никому и в голову не пришло оспаривать этот приказ.

Прексасп был обнаружен на верхней площадке дворцовой башни, которая возвышалась над всеми семью стенами, окружавшими дворец. С огромной высоты царедворец кричал столпившемуся на площади народу, что Бардия мертв, что его убили маги Гаумата и Смердис. И что последний занял царский трон, пользуясь внешним сходством с Бардией.

Стражники закололи Прексаспа копьями. Крики смолкли.

Люди на площади долго не расходились: было ясно, что во дворце творится что-то непонятное. Глашатаи, выехавшие к народу верхом на конях, так и не смогли успокоить людей. Известие о том, что Прексасп убит за измену, было воспринято с явным недоверием.

Постепенно площадь опустела, но спокойствие в городе не наступило. Всевозможные слухи бродили из дома в дом, будоража умы.

Гаумата послал отряд воинов схватить Аспатина, сына Прексаспа. Но его люди вернулись ни с чем: Аспатин успел скрыться…

Когда Атосса узнала о произошедшем, ей стало страшно, как будто палач уже набросил на шею волосяную удавку. Она стала размышлять, как выйти из создавшегося положения. Даже признавая крах своих честолюбивых замыслов, Атосса не собиралась покоряться судьбе, надеясь на трезвый расчет и счастливый случай.

Глава седьмая
Фейдима

Евнухи Артасир и Багапат принесли царице образцы дорогих тканей, вернувшись с базара.

Атосса, проснувшаяся с головной болью, небрежно одетая и непричесанная, разглядывала разложенные перед ней куски материи. Здесь были расшитая золотом парча, тончайший египетский виссон, гладкий глянцевитый шелк, мягкий кашемир.

Рядом с Атоссой находилась одна из ее рабынь, собираясь делать прическу своей госпоже. Девушка давала советы царице, поскольку была ее любимицей: какая из тканей более годится на платье, какая на плащ или шальвары.

Атосса хранила мрачное молчание, небрежно перебирая образцы.

Вдруг она вскинула глаза на евнухов и хрипловатым спросонья голосом спросила:

– Что за разговоры ходят в городе?

– Так… – Артасир пожал плечами. – Чернь болтает всякую чушь.

– Что именно? – повысила голос Атосса.

– В народе говорят, будто Бардия мертв, – прошептал Артасир, на шаг приблизившись к царице. – И будто на троне сидит не Бардия, а его двойник.

– Кто же этот двойник?

– Смердис, брат Гауматы, – ответил Артасир. – Так говорят, госпожа.

– Но ведь Смердис был обезглавлен, – тихо сказала Атосса, – обезглавлен тобой и Атутой. Как все это понимать, Артасир?

Артасир вновь пожал плечами с выражением полного недоумения на лице.

Атосса уселась поудобнее. Повинуясь ее жесту, рабыня вышла из комнаты.

– Что же вы молчите, мои верные помощники? – печально промолвила Атосса. – Ваша госпожа угодила в ловушку, неужели вы не понимаете этого?

Заговорил более рассудительный Багапат:

– По моему разумению, госпожа, Артасир и Атута обезглавили Бардию, а не Смердиса. Ведь они так похожи.

Артасир издал протестующий возглас: поднять руку на царя было чудовищным преступлением.

Багапат пропустил возглас Артасира мимо ушей и невозмутимо продолжил:

– Видимо, в ту злосчастную ночь в Сикайавати находился Бардия. Как и почему он там оказался, я не знаю. Все это странно и непонятно. То, что твой супруг и брат, госпожа, в последнее время резко изменился, заметили многие во дворце. Но никому и в голову не приходила мысль о столь чудовищной подмене. Только Прексасп докопался до сути, за это братья-маги убили его.

– Значит, по-твоему, я соучастница преступления?! – воскликнула Атосса, изобразив ужас на лице. – Ведь это я подослала к Смердису убийц, а на деле лишила жизни любимого брата!

– В твоем поступке, госпожа, можно усмотреть скорее злой рок, нежели злой умысел, – рассудительно сказал Багапат. – Ведь ты не желала смерти своему брату.

– Конечно, не желала, – кивнула Атосса, – Бардию в отличие от Камбиза я любила.

– Возможно, это случайность, что вместо Смердиса был убит Бардия, – вздохнул Багапат. – А может, это тщательно продуманное коварство.

– Коварство братьев-магов, ты хочешь сказать? – спросил Артасир, подумав, что Багапат хочет бросить тень на него.

– Ну, конечно, магов, – проворчал Багапат. – Успокойся, Артасир. Тебя я не подозреваю.

«Главное, чтобы ты не заподозрил меня, прозорливый Багапат», – мысленно усмехнулась Атосса.

Проведя бессонную ночь, царица наконец придумала, как ей добиться своей цели и заодно избавиться от братьев-магов.

* * *

После утренней трапезы Атосса отправилась к Фейдиме, зная, что та после завтрака любит погулять в укромных уголках парка, разбитого между гаремом и внутренней дворцовой стеной с позолоченными зубцами.

Огромные дубы и кедры, высоченные горные ели и стройные лиственницы, собранные на узком пространстве искусственной земляной террасы, давали густую тень. Под сенью ветвей даже в самые жаркие дни царила прохлада.

Оставив служанок возле искусственного озерца, Атосса и Фейдима неторопливо прогуливались по широкой аллее, выложенной обломками мраморных плит, между которыми густо росла сочная ярко-зеленая трава.

Тишину нарушал щебет птиц.

Заговорила Атосса:

– Терзаемая своими и твоими подозрениями, милая Фейдима, я стала внимательнее относиться к своему мужу. И мне открылась страшная истина: это действительно не Бардия.

– А кто? – испуганно спросила Фейдима. – Злой дух?

– Нет. Это Смердис, брат Гауматы.

– Смердис? – изумилась Фейдима. – Он же умер два месяца назад.

– Умер мой брат. Вернее, его убили Смердис и Гаумата, чтобы захватить трон, ведь они потомки мидийских царей.

– Неужели Смердис так сильно похож на Бардию? – усомнилась Фейдима.

– Ты же сама много раз видела Смердиса, но поняла, что это не Бардия, лишь оказавшись в постели с ним.

Фейдима была потрясена и не скрывала этого.

– Милая Атосса, как же ты распознала, что Смердис не твой брат?

– Случайно, – Атосса усмехнулась. – Целуясь однажды с мужем, я вдруг обнаружила, что у него нет одного уха.

– Теперь понятно, почему царь отрастил такие длинные волосы, – пробормотала Фейдима. – Меня это удивляло.

– Есть и другие признаки, подтверждающие мою правоту, – продолжила Атосса. – У моего мужа отсутствует ожог на правом бедре. Еще он мочится в постель, когда выпьет слишком много вина. С моим братом такого никогда не случалось.

– Бардия был не падок на вино, – кивнула Фейдима.

Беседа подруг продолжалась около часа, затем они расстались.

За обедом Атосса как бы между прочим обмолвилась: Фейдима огорчена тем, что царь совсем забыл о ней.

– Ты же сама была против, чтобы я ходил к Фейдиме, – проворчал Смердис, моя руки в тазу после жирной баранины.

– Ну иногда-то можно ее порадовать, – Атосса кокетливо улыбнулась.

Смердис не стал откладывать и в тот же вечер пожаловал к Фейдиме. Этого и добивалась Атосса, которая взяла ее в свои союзницы, осуществляя очередной коварный замысел.

Фейдима сделала вид, что не ожидала прихода царя. Ее смущение и робкая радость, которую она не пыталась скрывать, вызвали у Смердиса восторг. Царь и наложница поцеловались в уста, как было у них заведено прежде, и тут же стали раздеваться, выдворив прочь служанок. Смердис сгорал от нетерпения.

Фейдима пожелала начать с общих ласк, чтобы получше рассмотреть поверхность правого бедра своего царственного любовника. Ожога там действительно не оказалось. Затем Фейдима устроилась сверху царя, опираясь руками в его могучую грудь. Она довела его до экстаза, по комнате шли блаженные мужские стоны. Не давая своему любовнику и секунда передышки, Фейдима прильнула устами к его устам, одновременно ее пальцы гладили густые завитые волосы царя.

Правое ухо на голове царя Фейдима нащупала быстро, а вот левое… Левое ухо отсутствовало! На его месте было лишь маленькое отверстие и крошечный бугорок, остаток ушной раковины.

Фейдима быстро отдернула руку, опасаясь, что царь заподозрит неладное…

Неутомимость наложницы пришлась по душе Смердису, который пообещал завтра навестить ее снова.

Уже облаченный в одежды царь вновь приблизился к ложу, на котором полулежала обнаженная Фейдима, чтобы запечатлеть у нее на устах прощальный поцелуй. Пристальный взгляд смутил его.

– Что-то не так?

– Все прекрасно! – с улыбкой промолвила наложница.

Она подставила царю для поцелуя алые сочные губы и ласково провела по щеке Смердиса своими тонкими пальцами.

Успокоенный прощальной улыбкой и этим нежным прикосновением, Смердис удалился, не ведая, что судьба его уже решена.

В Экбатанах жила родная тетка Фейдимы, с которой ей разрешалось изредка встречаться в пределах дворца. На этом Атосса и построила свой замысел. Встретившись с теткой, Фейдима попросила ее передать устное послание своему отцу, который находился в Сузах. Суть послания заключалась в том, что персы, сами того не ведая, потеряли трон Ахеменидов и что во главе Персидской державы ныне стоят два мага, убийцы Бардии.