Текст книги "Дарий"

Глава пятая
Вещий сон

От Смердиса Атосса узнала, что о хитрой задумке с двойником знает еще и Гаумата. В то же время Прексасп, особо доверенный человек Бардии, не был поставлен в известность о замышляемой подмене на царском троне.

Именно из-за своего поразительного сходства с Бардией Смердис не состоял в близкой свите царя, а был начальником гарнизона в мидийской крепости Сикайавати, находившейся неподалеку от Экбатан. Гаумата вызвал брата в Экбатаны по воле царя, а Бардия тем временем заменил Смердиса в крепости.

– И никто из воинов гарнизона не заподозрил подмены? – поразилась Атосса, узнав все это от Смердиса.

– Бардия не только схож со мной внешне, он на коне сидит как влитой, отменно стреляет из лука, не хуже меня кидает в цель копье, – уверенно сказал Смердис. – Когда Бардия в моей одежде сел на моего коня, Гаумата заявил, что это просто вылитый я.

– Значит, Бардия находится теперь в крепости Сикайавати, – задумчиво проговорила Атосса. – И будет там до нашей с тобой свадьбы?

Смердис молча кивнул.

То, что в ближайшие дни состоится свадьба Бардии и Атоссы, знали все во дворце. Распространился этот слух и в тесных кварталах Экбатан, расположенных по берегам пересохшей речки и на склонах обширного холма, на плоской вершине которого за семью рядами крепостных стен возвышались царские чертоги.

Во дворце все заискивали перед Атоссой, поскольку искренне полагали, что она скоро станет царицей.

Однажды она вызвала к себе двоих немолодых уже евнухов – Артасира и Багапата. Оба были когда-то преданными слугами царя Камбиза. Ныне Артасир и Багапат состояли при гареме и редко видели нового царя.

Атосса напомнила евнухам давний эпизод из своей жизни, в котором они принимали невольное участие.

– Помните, как царь Камбиз изнасиловал меня, ночью ворвавшись в мою спальню?

Евнухи потупили глаза.

– Камбиз был пьян и не совладал бы со мной, если бы не ваша помощь, – продолжила Атосса ледяным голосом. – Вы были свидетелями моего позора и соучастниками одного из самых гнусных поступков моего безумного брата. Вы держали меня за руки, покуда Камбиз утолял свою похоть. Помните, я как-то сказала вам еще при жизни Камбиза, что никогда не забуду этого. Не забуду и не прощу. Теперь Камбиз мертв и не сможет защитить вас от моего гнева. А я сумею насладиться вашими муками! – Атосса скривила губы в злорадной ухмылке. – Как долго я ждала этого часа!

Евнухи рухнули на колени. Перебивая друг друга, они стали умолять Атоссу о пощаде, ссылаясь на то, что в их положении остается только выполнять волю царя, какова бы она ни была, иначе можно расстаться с жизнью.

– Если бы мы отказались тогда помогать Камбизу, это ничего бы не изменило, – оправдывался Багапат. – Камбиз велел бы нас тут же обезглавить и воспользовался бы помощью других слуг.

– А мы, о несравненная Атосса, хоть и держали тебя, но делали это так, чтобы не оставить синяков на твоих прекрасных руках, – вторил Артасир. – Я даже закрыл глаза, чтобы не видеть того, что вытворял над тобой твой жестокий брат.

– И мы не обмолвились об этом ни одному человеку, – добавил Багапат, – чтобы слух об этой гнусности Камбиза не разошелся в Пасаргадах.

– Нам было дорого твое незапятнанное имя, о царица, – кивнул Артасир. – Мы и представить не могли, что в своей похоти Камбиз пойдет дальше, сделав законными супругами тебя и Роксану.

Атосса выслушала евнухов с непроницаемым лицом и сказала:

– Помните, что отныне ваша жизнь в моих руках. Бардия без ума от меня и выполнит любое мое желание. Если вы хотите, чтобы я забыла прошлое, то обязаны делать все, что я скажу.

Евнухи принялись заверять Атоссу, что готовы служить только ей.

– В таком случае достаньте сильного яду, но так, чтобы никто во дворце об этом не знал, – велела Атосса. – Яд передадите моей служанке по имени Атута.

Артасир и Багапат переглянулись.

– Мы все сделаем, как ты велишь, о госпожа, – склонив голову, произнес Багапат.

– Мы все сделаем, царица, – подтвердил Артасир, – даже если этот яд предназначен для нас.

Атосса милостиво улыбнулась:

– Не беспокойтесь, скопцы. Вы мне еще нужны…

В канун свадебного торжества, когда во дворце уже собирались гости и были принесены все полагающиеся по этому случаю жертвы светлым божествам-язата, неожиданно умерла бактрийка, жена Бардии. Лекарь, осматривавший тело умершей, обнаружил следы отравления. Присутствовавший при этом Гаумата сразу сообразил, чьих рук это дело.

Гаумата поспешил в покои Атоссы и застал ее в свадебном наряде перед бронзовым зеркалом в окружении служанок, которые делали последние приготовления перед выходом их госпожи в пиршественный зал.

Евнухи пропустили Гаумату, поскольку знали, что он будет на свадьбе посаженым отцом. По обычаю именно посаженый отец должен передать невесту жениху, наградив ее тремя ударами плети и получив от жениха символический выкуп в виде лазуритового ожерелья, знака искренних мыслей и добрых намерений.

– Вашти умерла, – сообщил Гаумата Атоссе, наблюдая за ней.

Атосса даже бровью не повела.

– Полагаю, это не расстроит свадебного торжества.

– Вашти не просто умерла, но была отравлена, – добавил Гаумата.

– Бедняжка, – Атосса изобразила на своем лице огорчение. – Кому же она помешала?

– Это надлежит выяснить, – Гаумата сурово кашлянул. – Отравитель непременно будет найден.

– Прошу тебя, не говори Бардии об этом, – Атосса подняла взор на Гаумату. – Не омрачай ему светлый радостный день. Пусть царь узнает о случившемся завтра. Ведь Вашти все равно не вернуть.

– Не смею противиться твоей воле, Божественная, – Гаумата поклонился и вышел.

Смердис, на которого были обращены взгляды множества гостей, заметно волновался. Он едва не упал, когда преклонил колено, чтобы Гаумата повязал ему на голову венец жениха. Уже после всех ритуалов, когда свадебная чета шествовала к возвышению, где им следовало находиться во время свадебного пира, Атосса крепко стиснула в своей маленькой руке мизинец и безымянный палец на богатырской руке Смердиса.

При этом Атосса прошептала из-под прозрачного покрывала, опущенного ей на лицо:

– Смелее, царь. Выше голову!

Слуги меняли одно за другим блюда на столе у жениха и невесты. Тут были и жареные куропатки в остром соусе, и приправленная травами зайчатина, и перепела, сваренные в меду… На смену мясным кушаньям подавались рыбные.

Атосса пробовала все, с недоумением поглядывала на Смердиса: тот почти ничего не ел.

– Что с тобой? – обратилась к нему Атосса. – Ты заболел?

Смердис отрицательно мотнул головой.

– Гляди, сколько людей собралось, чтобы порадоваться за нас с тобой, – Атосса кивнула на длинный, не имеющий крыши зал, где в три ряда стояли столы, за которыми собралась вся знать Экбатан.

Правда, персов среди пирующих было мало.

– Твой хмурый вид, мой милый, здесь явно не к месту, – Атосса игриво дернула Смердиса за рукав кандия. – Скажи, чем ты опечален?

– Сегодня утром умерла Вашти, супруга твоего брата, – тихо промолвил Смердис. – Кто-то отравил ее. Не нравится мне это.

– Значит, Гаумата все же проболтался, – недовольно обронила Атосса.

– Гаумата тут ни при чем. Мне об этом поведала Пармиса, дочь Бардии. Она прибежала вся в слезах, кинулась на шею. Она даже не распознала, что я не ее отец, – Смердис тяжело вздохнул. – Мне бы тоже надо было заплакать, как-то утешить Пармису, а у меня язык словно отнялся. И ни слезинки в глазах.

– Но это же замечательно, что Пармиса приняла тебя за родного отца, – обрадованно прошептала Атосса, наклонившись к Смердису. – Я вижу в этом знак Судьбы.

– Я тебя не понимаю, – Смердис покосился на Атоссу.

– Придет время, поймешь.

Не дожидаясь окончания пиршества, жених и невеста покинули возвышение, поскольку им еще предстояло пройти очистительный обряд перед тем, как уйти в опочивальню. Для огнепоклонников брак – это единение мужского и женского начал, своего рода образование одного совершенного творения, которое способно породить новую жизнь, тем самым продлевая вечный цикл существования людей на земле. Этот цикл был запущен в действие великим Творцом всего сущего, сотворившим когда-то самого первого человека.

Смерть Вашти была непредвиденным обстоятельством, поэтому Гаумата без раздумий отправил гонца в крепость Сикайавати, чтобы известить Бардию. В своем послании Гаумата делился с ним подозрениями относительно причастности Атоссы к убийству. Гаумата настаивал, чтобы Бардия незамедлительно вернулся в Экбатаны, хотя по первоначальному замыслу тот должен был покинуть Сикайавати, лишь когда Атосса забеременеет от Смердиса.

Гаумата никак не мог избавиться от чувства тревоги. Ощущение того, что готовится что-то страшное, не покидало его…

* * *

Всю ночь Гаумате снились кошмары.

Вот он входит в зал для приемов и видит на троне Бардию, который держит в руках свою отрубленную голову. И эта отрубленная голова вдруг говорит: «Зачем ты предал меня, Гаумата?»

У Гауматы от ужаса подкосились ноги, дикий страх сковал ему уста.

А безголовый Бардия, встав с трона, роняет свою голову на пол. Голова катится по мраморному полу прямо под ноги Гаумате и продолжает повторять страшным голосом: «Зачем ты предал меня, Гаумата?! Зачем?»

Гаумата бросился прочь. Он метался в пустых залах и переходах, звал на помощь, но вокруг словно все вымерло. А Бардия преследует Гаумату, и в руке у него сверкает острый акинак. Тяжелые шаги мертвеца сотрясают дворец: тумм… тумм… тум-м-м…

Ноги Гауматы скользят на гладком мраморе, он то бежит, то ползет на четвереньках. Сердце готово выскочить у него из груди, он никак не может сообразить, где ближайший выход из дворца.

Безголовый мертвец все ближе и ближе, он настигает Гаумату и уже замахивается на него акинаком…

Гаумата закричал и проснулся.

Он был весь в поту, тонкая льняная рубашка прилипла к телу. В голове был полный сумбур, словно все случившееся во сне было явью.

Гаумата оглядел спальный покой, освещенный мягким светом бронзового светильника. За тяжелыми складками темно-синей занавеси ему почудилась фигура спрятавшегося человека. Гаумата протянул руку к скамье, на которой рядом с одеждой лежал короткий меч.

С мечом в руке Гаумата осторожно приблизился к портьере и резким движением отдернул ее в сторону. За портьерой была неглубокая ниша, она была пуста.

Гаумата облегченно перевел дух и сунул меч в ножны.

Снова ложась в постель, он положил меч рядом с собой. Предчувствие чего-то страшного и неизбежного давило на него. Это был страх не перед ночным кошмаром, который мог опять привидеться. Это было предчувствие неотвратимой беды.

«Ничего, – успокоил себя Гаумата, – вот вернется Бардия, и всем моим страхам наступит конец…»

Утром Гаумата долго и старательно молился Ахурамазде и всем Амэша-Спэнта,[33]33
  Амэша-Спэнта – в зороастризме так назывались шесть добрых божеств, созданных Ахурамаздой.


[Закрыть] уповая на то, что если ему, смертному, не дано предвидеть будущее, то пусть добрые боги, всевидящие и всезнающие, отвратят от него все напасти. И от его брата. И конечно же, в первую очередь от Бардии.

Всю первую половину дня Гаумата провел в царской канцелярии, разбирая донесения «царских ушей»,[34]34
  «Царские уши» – помощники «царева ока» на местах в провинциях.


[Закрыть] непрерывно поступавшие со всех концов обширной державы. Из донесений было ясно, что большая часть населения Персидского царства одобряет все начинания Бардии и отдельные всплески недовольства в торговых городах и среди родовой знати никоим образом не выльются в обширные восстания.

В хорошем расположении духа Гаумата сел за обеденный стол. Перед этим он вызвал дворецкого, чтобы узнать у него, чем с утра был занят супруг Атоссы и как продвигаются поиски отравителя Вашти.

Дворецкий – это тоже был евнух – ничего не успел поведать Гаумате. В трапезную ворвался начальник стражи с выражением страшного смятения на лице и выпалил:

– Несчастье, о Лучезарный! Только что прибыл гонец из крепости Сикайавати. Твой брат убит!

Гаумата выронил из рук чашу с козьим молоком. Прислуживающая Гаумате рабыня громко вскрикнула, прикрыв рот ладонью. Дворецкий отступил в сторону, скорбно склонив голову.

– Что?! Что ты сказал? – с трудом вымолвил Гаумата, чувствуя, как в груди у него распространяется леденящий холод.

Начальник стражи перевел дух и уже более спокойным голосом произнес:

– Гонец принес весть из крепости Сикайавати. Там убит Смердис.

– Гонца сюда! – рявкнул Гаумата.

Гонцом оказался мидиец из племени будиев, рыжеволосый и рыжебородый, со сросшимися на переносье бровями и крючковатым носом.

Гаумата, схватив его за пропыленный кафтан, притянул к себе.

– Ты сам видел моего брата мертвым?

Гонец закивал головой.

– Видел, о светлый господин. Ему отрубили голову.

– Когда это случилось?

– Ночью, о господин. Вчера ночью.

– Убийц схватили?

– Нет. Их не нашли.

– Как это не нашли?!

– Я не знаю… Мне просто было велено передать…

– Где тело моего брата?

– Его везут сюда.

– О боги! Как же вы допустили такое?! – в отчаянии простонал Гаумата, отшвырнув от себя гонца. – О Аши![35]35
  Аши – богиня судьбы у зороастрийцев.


[Закрыть] Ты или слепа, или глупа! О, вещий сон! Лучше бы мне не просыпаться вовсе.

Последние сомнения Гауматы рассеялись, последняя надежда умерла в нем, когда он увидел обезглавленное тело Бардии. Прах сына Кира был доставлен в Экбатаны в закрытой повозке. Сопровождавшие повозку воины-мидийцы были убеждены в том, что везут тело военачальника Смердиса. Всему гарнизону крепости Сикайавати было известно, что Смердис как две капли воды похож на Бардию.

Со слов прибывших из крепости мидийцев выяснилось следующее. Накануне в крепость приехали верхом на конях молодая женщина, евнух и воин из дворцовой стражи. Воин вскоре ускакал обратно в Экбатаны, а евнух и женщина остались на ночь в доме Смердиса. Утром Смердис был найден с отрезанной головой. Евнух и его спутница бесследно исчезли. Никто не видел, как они покинули крепость. Их кони так и остались стоять в конюшне.

Гаумате все стало ясно, когда он узнал, что Бардия был убит в постели, куда он лег, видимо, с незнакомкой, приехавшей к нему из Экбатан.

Взбешенный Гаумата чуть ли не бегом устремился в покои брата. Чудовищность сложившегося положения пробудило в нем ощущение зависания над бездонной пропастью.

– Наслаждаешься жизнью? – язвительно обронил Гаумата, глядя на обнаженного Смердиса, которому две рабыни массировали бедра. Он рявкнул на рабынь: – Убирайтесь прочь!

Вместе с рабынями удалился и евнух, которого Гаумата едва не сбил с ног при входе.

Сидящий на узком ложе Смердис прикрыл свою наготу простыней, взирая на брата с недоумением.

Гаумата плотно прикрыл двери и, приблизившись к Смердису, злобно прошипел ему прямо в лицо:

– Спешу обрадовать тебя, брат. Отныне ты мертв!

Смердис непонимающе захлопал глазами.

– Нынче ночью в крепости Сикайавати умер Бардия, – сердито пояснил Гаумата. – Твои воины, разумеется, полагают, что умер ты. Теперь тебе придется оставаться Бардией до конца своих дней.

– То есть как? – испугался Смердис, до которого с трудом дошел смысл услышанного. – Что с Бардией? Почему он умер?

– Его убили, – жестко ответил Гаумата. – И я подозреваю, что в этом замешана твоя обожаемая Атосса.

– Атосса?! – Смердис окончательно растерялся. – Этого не может быть!

– Признавайся, Атосса распознала кто ты или нет? Это очень важно, – Гаумата встряхнул Смердиса за плечи. – Ну же, отвечай!

– Нет… То есть да, – Смердис закивал голо– вой. – Атосса в первую же ночь догадалась, что я не Бардия.

– Почему ты не сказал мне об этом? Ведь был же уговор! – Гаумата рванул Смердиса за растрепанные длинные волосы.

– Атоссе понравился замысел Бардии, и она решила подыграть ему, – бормотал Смердис. – Она попросила меня помогать ей в этом.

– Глупец! – взорвался Гаумата. – Не подыграть она решила, а обыграть всех нас! Сначала Атосса приказала отравить Вашти, затем ее люди убили Бардию… Это не женщина, а злой демон в платье!

Смердис продолжал оправдывать Атоссу, предлагая Гаумате искать убийц Бардии.

– Нужно найти ту женщину и того евнуха, которые были с Бардией той роковой ночью, – молвил он. – Удивительно, как им удалось незаметно выбраться из крепости, ведь ворота были заперты и всюду стояла стража.

– Все очень просто, – сказал Гаумата. – Бардия жил в твоем доме, а там сам знаешь, что находится.

Гаумата многозначительно посмотрел брату в глаза.

– Подземный ход, – прошептал побледневший Смердис.

– Убийцы воспользовались им и без помех выбрались из крепости, – продолжил Гаумата. – Об этом ходе знали только ты и я. Но ты, как видно, проболтался Атоссе про коридор в скале, а уж она-то живо сообразила, как им можно воспользоваться. Или ты станешь отрицать, что разболтал Атоссе?

Смердис унылым голосом признался, что виноват. Он действительно рассказал Атоссе про подземный ход, чтобы объяснить ей, как Бардия сможет незаметно покинуть Сикайавати и вновь занять царский трон, а он, Смердис, так же незаметно вернуться в крепость.

– Ты глупец вдвойне, – рвал и метал Гаумата, – ибо не просто разболтал о подземном выходе из крепости, но и объяснил, как его найти.

– Прости, брат, – сокрушался Смердис. – Не понимаю, как это получилось. Наверно, Атосса околдовала меня.

– Атосса околдовала, одурачила всех нас! – кипятился Гаумата, сжав кулаки. – Что нам теперь делать, а? Как выпутываться из всего этого? Может, Атосса и нас с тобой вознамерилась спровадить в царство мертвых.

– Нет, не верю, – замотал головой Смердис. – Она любит меня.

– Вынужден огорчить тебя, брат, – вздохнул Гаумата. – Атосса любит только власть…

Посовещавшись, братья решили припереть Атоссу к стенке и заставить сознаться в содеянном злодеянии, а заодно выведать ее дальнейшие планы.

– Если Атосса вздумает помыкать нами, ее придется убить, – хладнокровно произнес Гаумата.

– Как… убить? – испугался Смердис.

– Мечом, – отрезал Гаумата и прикрикнул: – Одевайся, чего расселся! Ах да, ты же царь!..

* * *

Дворец мидийских царей представлял собой огромный комплекс из нескольких каменных зданий, вознесенных на искусственной террасе, благодаря которой древние строители смогли сгладить все неровности каменистого плоскогорья. Сначала здесь возвел дворец царь Дейок из племени магов. Он много сделал для объединения мидийских племен в единое государство. Но потом пришли ассирийцы и разрушили дворец Дейока, опустошив и основанный им город. После смерти Дейока Экбатаны пришли в запустение.

Царь Каштарити, праправнук Дейока, заново отстроив Экбатаны, выстроил новый, более обширный дворец и повелел обнести его семью рядами стен, которые возвышались одна над другой на склонах холма. Зубцы этих стен были окрашены в семь разных цветов. Зубцы первой, наружной, стены были белые. Зубцы второй стены были черные, как уголь. Третьей – красные, будто маки. Четвертой – голубые, как небеса. Пятой – цвета сурика. Шестой – посеребренные. А зубцы седьмой, внутренней, стены блистали золотом.

Ассирийцы не раз вторгались в долину Экбатан и сжигали город, но акрополь, укрепленный семью стенами, им не удалось взять ни разу.

Каштарити в конце концов удалось завершить то, чего не смог до конца осуществить его прапрадед Дейок. Он объединил разрозненные мидийские племена и создал сильное войско. С этим войском Каштарити разбил ассирийцев и навсегда избавил Мидию от ассирийского ига. Сын Каштарити, царь Киаксар, в союзе с вавилонянами довершил разгром Ассирийской державы. Желая подчеркнуть свое величие, Киаксар руками пленных ассирийских мастеров-каменотесов возвел рядом с отцовским дворцом другой, еще более обширный и великолепный. Рядом была выстроена царская сокровищница, которую Киаксар после всех своих походов доверху набил золотом.

Сын Киаксара, Астиаг, тоже построил свой дворец, дабы хоть в чем-то сравниться со своим прославленным и непобедимым отцом. На войне царь Астиаг был не очень удачлив, поэтому воевал мало.

Дворец Астиага представлял собой портал, изогнутый под прямым углом, который одним концом примыкал к дворцу Киаксара, а другим выходил к крепостной стене. От старого дворца Каштарити дворец Астиага отделял большой квадратный двор. Царский гарем находился в тесных залах дворца Каштарити, а покои царя – во дворце Астиага, более светлом и просторном. Во дворце Киаксара, занимавшем добрую половину акрополя Экбатан, находились залы для торжественных церемоний, а также помещения для царских чиновников, занятых каждодневной работой над донесениями, письмами и указами. Там же находились казармы царской гвардии и конюшни.

Отправляясь в покои Атоссы, Гаумата и Смердис вооружились акинаками и взяли с собой десяток телохранителей, выбрав их из числа кадусиев. Гаумата, опасаясь, как бы Атосса не сбежала, повелел дворцовой страже перекрыть все выходы из дворца.

– При желании Атосса может спрятаться и во дворце, – сказал Смердис.

– Во дворце мы ее все равно отыщем, а вот за пределами дворца это будет сделать гораздо труднее, – заметил Гаумата.

Но Атосса и не думала убегать и прятаться, это было не в ее характере. Она не стала отпираться и сразу созналась, что это с ее помощью лишились жизни Вашти и Бардия.

Когда Гаумата спросил Атоссу, что толкнуло ее на такие злодеяния, то в ответ услышал следующую гневную исповедь:

– Мне надоело быть игрушкой в руках мужчин. Надоело терпеть мужские капризы и издевательства! Сначала Камбиз надругался надо мной, теша свою необъятную похоть. И никто из знати не вступился за меня, ни один царский судья не упрекнул Камбиза в кровосмесительстве и нарушении обычаев. Более того, старейшины выдумали удобную отговорку, дабы соблюсти свое лицо и не прогневать вспыльчивого Камбиза. Раз царю позволено все, значит, в том числе ему позволено и лишать девственности своих родных сестер? Что в этом такого? Ведь у мидян, наших соседей, в обычае, когда мать спит с сыном, отец с дочерью, а брат с сестрой. Такой брак якобы угоден богам. Никто не вспомнил тогда, что обычай этот распространен не среди всех мидян, но лишь в племени магов.

Я поняла, что мужчины всегда найдут отговорку, дабы оправдать свои низменные побуждения, а также собственную беспомощность и трусость: мне, очевидно, показали, что меня ожидает в случае моего сопротивления. Тогда-то я и решила для себя, что в дальнейшем стану обращаться с мужчинами так, как они того заслуживают. Бардия вздумал подшутить надо мной, сведя меня на ложе со Смердисом, за это я лишила его жизни. И не жалею об этом.

– Чем Вашти тебе помешала? – мрачно спросил Гаумата.

– Вашти могла легко отличить Смердиса от Бардии. Этого мне не надо.

– Ты что же хочешь, чтобы Смердис правил вместо Бардии? – изумленно уставился Гаумата на Атоссу. – Да ты в своем уме?!

– А ничего другого и не остается, – холодно произнесла Атосса. – Стоит открыть правду, и вас обоих ждет смерть. Если мидийцы еще могут как-то поверить в вашу непричастность к смерти Бардии, то персы в любом случае этому не поверят. Персы подумают, что вы, как дальние родичи последнего мидийского царя, вознамерились возродить мидийское царство. И уж никто не поверит, что в смерти Бардии повинна я.

Смердис и Гаумата молча переглянулись.

– Все обойдется, если вы оба станете слушаться меня, – продолжила Атосса, не давая возможности братьям опомниться. – Пармиса, дочь Бардии, уже видела Смердиса и признала в нем отца. Все слуги и евнухи тоже принимают Смердиса за моего брата. Знать, которая может видеть царя лишь на расстоянии, и подавно ни о чем не догадывается.

– Но есть люди, которые имеют доступ к царю в любой день, – усомнился Гаумата. – Прексасп, к примеру. По своей должности он обязан делать доклады царю о положении дел в государстве. Бардия часто беседовал с Прексаспом наедине. О чем они совещались? Какие поручения давал царь?

Прексасп может прийти к Смердису и доложить о выполнении какого-нибудь поручения, либо посоветоваться о тайном деле, а мой брат не сможет и двух слов связать. Ведь он же законченный тупица!

Слышавший это Смердис набычился, но промолчал.

– Зато у Смердиса его мужское достоинство совершенно невероятных размеров, как у истинного ца– ря, – улыбнулась Атосса.

– К сожалению, в беседах с Прексаспом или с главным писцом «это» Смердису не пригодится, – проворчал Гаумата, сделав ударение на слове «это».

– Не обессудь, но царскую канцелярию тебе придется взять на себя, – обратилась Атосса к Гаумате. – А в общении с Прексаспом Смердис может полагаться на мою помощь. Думаю, мое присутствие на этих советах не смутит Прексаспа, а уж я разберусь что к чему.

– Не сомневаюсь в этом, о Светлейшая, – с ехидцей проронил Гаумата.

– И сразу предупреждаю, не вздумайте избавиться от меня, – угрожающе сказала Атосса. – Я все предусмотрела. Моя смерть неизбежно повлечет за собой и вашу гибель.

– О чем ты говоришь, дорогая! – воскликнул Смердис, сделав порывистое движение в сторону Атоссы, сидящей в кресле. – Куда мы без тебя? В тебе наше спасение!

Смердис упал на колени и коснулся лбом носков туфель Атоссы, видневшихся из-под длинного цветастого платья, похожего на балахон.

– Твой брат, кажется, так не думает, – Атосса пристально глянула на хмурого Гаумату.

Смердис раздраженно обернулся на брата, не вставая с колен.

– Смири гордыню, – сердито сказал он. – Поздно уповать на богов, лучше положиться на Атоссу. Ныне она для нас и Анахита и Армаити.[36]36
  Армаити – богиня земли и плодородия, а также олицетворяла благочестие и праведную мысль.


[Закрыть]

– Именно это меня и тревожит, – нехотя признался Гаумата.

Однако, поборов себя, Гаумата тоже опустился на колени и поцеловал туфлю Атоссы.

Атосса торжествовала: отныне желанная власть была у нее в руках.