Текст книги "Дарий"

Глава восьмая
Тревожные слухи

Месяц харапашия[42]42
  Харапашия – месяц древнеперсидского календаря; конец августа – начало сентября.


[Закрыть] только начался.

Старый Арсам теперь жил в Пасаргадах, так как должность царского судьи вынуждала его каждодневно разбирать тяжбы, с которыми шли в этот город люди со всей Персиды. Арсам был справедлив, и это было широко известно. Угроз он не боялся, поскольку пользовался любовью простого народа, в каждом городе и селении Персиды у Арсама были защитники и почитатели. Пытаться подкупить Арсама значило нажить себе непримиримого врага. На это обычно никто не отваживался.

Фрашаракой[43]43
  Фрашарака – судебный следователь.


[Закрыть] в Пасаргадах был лучший друг Арсама, а градоначальником – брат жены, тоже известный своей честностью. Эта троица смело и беспристрастно выполняла царский указ о привлечении к суду всех взяточников и притеснителей, как бы знатны они ни были. На судебные процессы, которые обычно проводились на площади под открытым небом, собирались толпы горожан и сельского люда, дабы позлорадствовать над тем, как потащат в темницу какого-нибудь вельможу.

Арсам, признававший в мужчинах, – а в мужчинах-персах особенно! – только самые прекрасные душевные качества, люто ненавидел стяжателей, воров и притеснителей слабых. Приговоры его часто были суровы. Если Арсам приговаривал кого-то к штрафу, то к такому огромному, что судебные исполнители обирали приговоренного до нитки. Лжесвидетелей Арсам неизменно приговаривал к испытанию огнем, говоря при этом, что их должны судить боги, а не люди. При этом слуги Арсама вкладывали столь длинные и высокие поленницы из сухих дров, что ни одному обвиняемому не удавалось выбраться живым из яростного пламени. Столь же беспощаден был Арсам к нарушителям договоров, их подвергали водной ордалии. При этом Арсам сам пускал стрелу из лука и посылал за ней такого нерасторопного бегуна, что приговоренный, которого в это время держали под водой, был обречен на смерть.[44]44
  Испытание огнем у древних персов заключалось в следующем. Обвиняемый должен был пробежать по узкому проходу между двух горящих поленниц. Тот, кто выбирался живым из огня, признавался невиновным. Испытание водой заключалось в следующем. Лучник выпускал из лука стрелу, и, пока посланный за нею бегун не принесет стрелу обратно, обвиняемого держали под водой. Тот, кто ухитрялся не захлебнуться, признавался невиновным.


[Закрыть]

Обвиненных в изнасиловании свободной женщины без долгих разговоров отдавали палачу и превращали в евнухов.

В те дни немало знатных мужей скрывались в горах и безводных пустынях, предпочитая терпеть лишения, лишь бы не угодить на суд к Арсаму. Беглецов разыскивали конные отряды тифтаев,[45]45
  Тифтаи – своего рода полиция.


[Закрыть] которые подчинялись гаушаке.[46]46
  Гаушака – букв. «ухо царя». Чиновник, обязанный следить за порядком в царстве.


[Закрыть]

В Персиде гаушакой был Вахьяздата. Этого военачальника Бардия заприметил во время похода в Египет и приблизил к себе.

Вахьяздата проявлял столько рвения, отыскивая следы бывших царских чиновников, скрывающихся от правосудия, что пользовался не меньшей популярностью, чем Арсам.

Одним из отрядов тифтаев командовал Дарий, сын Гистаспа. На этом настоял старый Арсам, не позволивший Гистаспу забрать старшего сына в свою сатрапию. Он заявил, что служить Справедливости лучше делом, нежели словом.

Персидская знать недолюбливала тифтаев, которых обычно набирали из полудиких кочевых племен. Иные из знатных персов предпочитали покончить с собой, но не попасть в руки тифтаям. Гистаспа возмущало, что его старший сын будет предводительствовать людьми, обязанности которых вызывают презрение. Однако противиться воле отца Гистасп не мог, поэтому отправился в свою сатрапию без Дария, зато забрал с собой младших сыновей.

Арсам, заметив, что Дарий не в восторге от того, что стал военачальником над тифтаями, как-то сказал:

– В стародавние времена персидские цари не брезговали сами собирать сухой коровий помет, чтобы разжечь огонь в очаге. Корова и пламя костра сотворены Ахурамаздой, разве может быть нечистым творение бога? Первый человек тоже был творением Ахурамазды. Уксиев или коссеев можно презирать за дикие нравы, но не тех из них, кто служит Справедливости, преследуя негодяев, позабывших всякую совесть. Тифтаи – это сухой коровий помет. А Справедливость – это огонь, которому они служат.

– Дед, тебе бы жрецом быть, – улыбнулся Дарий, – царем в царстве праведников.

– Царство праведников будет на земле, когда ниспосланный добрыми богами Саошьянт[47]47
  Саошьянт – грядущий спаситель мира, который по верованию зороастрийцев поведет всех праведников в решительную битву с прислужниками зла.


[Закрыть] поведет все народы на последнюю решительную битву с силами зла, – промолвил Арсам, глядя на внука голубыми проницательными глазами. – Это случится не скоро, ибо как гниющий труп полон червей и смрада, так и существующий мир испоганен семенами порока. Творя суд над ворами и насильниками, мы тем самым боремся с самим Ангро-Манью, который завлекает всех заблудших в свои черные сети. Только ежедневным служением Справедливости, все вместе и каждый в отдельности, мы приближаем эру Визаришн.[48]48
  По учению Зороастра, история мира делится на три периода по 3000 лет каждый. Первый период называется Творение (Бундахишн). В этот период был сотворен Ахурамаздой прекрасный мир и все живое в нем. Нападение Ангро-Манью на творения Ахурамазды ознаменовало начало второй эры – Смешения (Гумезишн). На протяжении этого периода мир больше не являлся полностью прекрасным, но представлял смесь добра и зла. По откровению, полученному Зороастром, человечество имеет с благими божествами общее предназначение – постепенно победить зло и восстановить мир в его первоначальном, совершенном виде. На этом вторая эра закончится и начнется третья – Разделение (Визаришн).


[Закрыть] Помни об этом всегда, Дарий.

Вахьяздата был на четыре года старше Дария, но далеко уступал ему знатностью. Никто из предков Вахьяздаты не занимал высоких должностей в государстве, тем более не состоял в царской свите. Взлет молодого и честолюбивого Вахьяздаты, который до назначения гаушакой был простым сотником в войске, необычайно прославил его в родном городе Тарава, что находился в Кармании. Среди помощников Вахьяздаты было немало его земляков, которые постоянно досаждали своими просьбами.

Персидская знать в Пасаргадах считала Вахьяздату выскочкой и относилась к нему настороженно. В поведении молодого гаушаки было немало вызывающего. Вахьяздата не носил бороду и не завивал волосы, что было неслыханно для перса. Он не признавал мидийскую одежду, полагая, что она более годится для женщин, нежели для мужчин. Персидскую одежду он тоже не надевал, предпочитая одеяние скифов как более удобное для верховой езды. В обществе высоких вельмож Вахьяздата позволял себе громко и ни к месту смеяться, ковырять в носу и чихать, не прикрывая рот ладонью. Шутить пристойно он не умел, долгих речей не выносил, как не выносил изысканные кушанья.

Вахьяздата не умел ни кланяться, ни угодливо поддакивать, ни поддержать непринужденную беседу. Он был груб и неотесан. И хотя имя его означало «созданный наилучшими богами», в манерах у него было столько отталкивающего, что несоответствие этого человека своему имени подмечалось сразу и всеми, кто его узнавал близко.

Вахьяздата был коротконог, зато широк в плечах. Его руки обладали неимоверной силой. Он любил давать волю кулакам и в драках неизменно брал верх. Выросший в военном стане, Вахьяздата умел обращаться с любым оружием и был жесток, видя в этом проявление мужественности. Его умственная недалекость не мешала ему находить верный выход в опасных ситуациях, что вызывало уважение со стороны подчиненных. Вахьяздата был не корыстолюбив и не падок на женщин. Впрочем, женщины, даже незнатные, слыша грубоватую речь и видя угреватое лицо с коротким, чуть приплюснутым носом и выгоревшими на солнце бровями, сторонились Вахьяздату. Обычно он путался с непритязательными обозными потаскухами.

Поскольку Бардия грезил о временах, когда цари племен окружат себя непревзойденными наездниками и силачами, поддерживая суровое родовое братство, Вахьяздата и приглянулся ему своей непосредственной простотой и выносливостью. К тому же он был по-собачьи предан, в чем Бардия имел возможность убедиться.

* * *

Весть о смерти Прексаспа и о том, что на его место назначен знатный перс Ардиманиш, сын Оха, принес в Пасаргады Каргуш, вернувшийся из Экбатан.

Старый Арсам был несказанно изумлен, выслушав Каргуша.

– Если честнейший Прексасп предал Бардию, то кому верить? – воскликнул он. – И если его место занял Ардиманиш, опозоривший род Ахеменидов множеством гнусных поступков, тогда что делать? Царь лишился рассудка, не иначе.

– Я не сказал главного, повелитель, – с легким поклоном произнес Каргуш.

– Говори, – приказал Арсам, желая поскорее избавиться от своих подозрений и разочарований.

Каргуш поведал то, о чем шептались в Экбатанах на каждом углу: будто Бардия мертв и вместо него на троне сидит маг Смердис, необычайно похожий внешне на сына Кира.

– Об этом кричал с дворцовой башни Прексасп перед тем, как его убили по приказу царя, – добавил Каргуш.

– О боги! – вырвалось у пораженного Арсама.

В тот день на площади Пасаргад не было никаких судебных разбирательств.

Арсам позвал к себе домой градоначальника и фрашараку, чтобы поделиться услышанным.

Шурин Арсама был склонен верить слухам.

– Это немыслимо, чтобы Бардия казнил Прексаспа! – говорил он. – Но даже если бы такое и случилось, Бардия не сделал бы патиакшем негодяя Ардиманиша. Кого угодно, только не его! 3начит, на троне сидит не Бардия, а его двойник.

– Не может этого быть, – возражал фрашарака. – Как можно убить царя незаметно для окружающих?! Убить во дворце, полном слуг и телохранителей?!

– Камбиз тоже был убит во дворце, – хмуро заметил Арсам. – Ни стража, ни евнухи не спасли его от гибели.

– С чего ты взял? – не согласился с другом фрашарака. – Камбиз умер от увечий, упав с коня. Об этом все говорят.

– Камбиз был убит заговорщиками, – упрямо сказал Арсам. – Я кое-что разведал и знаю, кто отважился на это. К сожалению, прямых доказательств у меня нет, но они появятся со временем.

– Скажи прямо, что ты подозреваешь Бардию в умерщвлении брата, – фрашарака пристально посмотрел на Арсама. – Обвинять в злодеянии царя, даже если правота на твоей стороне, дело опасное.

– Бардия мертв, – вздохнул шурин Арсама, – поэтому обвинять некого.

– Это всего лишь слух.

– Уштан, ты не веришь ушам. Тогда, может, поверишь глазам, – произнес Арсам.

Уштан понял намек.

– И впрямь! Съезжу-ка я в Экбатаны, – с воодушевлением сказал он. – В свое время я оказывал услуги Бардии, не откажет же он мне в просьбе лицезреть его.

Разговоры, которые ведутся на мужской половине дома, очень скоро становятся известны в эндеруне.

Дарий, вернувшийся из очередной поездки по горам и дальним селениям, куда забирались все, страшившиеся правосудия, удивленно уставился на Статиру, когда та сказала ему:

– Обещай, что не пойдешь к своей египтянке, тогда я поведаю тебе ужасную тайну. Дело касается царя царей.

Намек Статиры пробудил в Дарии любопытство, ее тон и взгляд заинтриговали его. Он обещал.

Статира завела мужа в укромную комнату и шепотом рассказала все, что ей было известно о смерти Прексаспа и о двойнике Бардии.

Дарий не поверил Статире, до того нелепым показался ее рассказ.

Статира обиделась:

– Не веришь, спроси у своего деда. Или у дядюшки Багасара. А еще лучше расспроси-ка Каргуша, который привез эти известия из Экбатан.

Багасаром звали шурина Арсама.

Дарий предпочел не вдаваться в расспросы, полагая, что со временем лживые слухи исчезнут сами собой и истина восторжествует.

Неожиданно в гости к Арсаму пожаловали Интаферн, сатрап Кармании, Мегабиз, сатрап Арахосии, и Аспатин, сын казненного Прексаспа.

Целая кавалькада всадников на разномастных поджарых лошадях проехала по узким улицам Пасаргад. В глаза бросались ярко-желтые и ярко-красные попоны с кистями и длинной бахромой, звенели уздечки, украшенные золотыми и серебряными бляшками. Кони сатрапов, их телохранителей и свиты были украшены позолоченными пластинчатыми налобниками, над подстриженными гривами топорщились пышные перья, вставленные в специальные зажимы между лошадиными ушами.

Плащи наездников были покрыты пылью. Все люди были в башлыках, скрывающих половину лица.

Большой двор в доме старого Арсама заполнился, все коновязи были заняты. Сновали слуги, кучками стояли воины, опираясь на копья. Любопытные рабыни выглядывали из маленьких окошек поварни, которая примыкала к эндеруну.

По законам гостеприимства прежде, чем заговорить с приехавшими, хозяин дома должен был дать им возможность умыться и отдохнуть с дороги.

Пока гости приводили себя в порядок, Арсам изнывал от нетерпения и беспокойства. Он понимал, что сатрапы приехали неспроста. К тому же с ними Аспатин, которого разыскивают слуги царя, чтобы предать смерти, как и его отца. Приезд Аспатина тревожил Арсама больше всего, ведь наверняка Интаферн и Мегабиз станут просить у него защиты для Аспатина от царского гнева. Противиться воле царя Арсам не смел, как царский судья, но оттолкнуть просящего о помощи ему запрещал все тот же закон гостеприимства.

Наконец гости умылись и сменили пропыленные дорожные одежды на чистые. Им были поданы всевозможные кушанья и напитки, чтобы подкрепить силы. Не было только вина, поскольку поить гостей вином в отсутствие хозяина дома считалось дурным тоном.

Понимая, что разговор предстоит серьезный, Арсам позвал к себе своего шурина, надеясь, что тот в любом случае поддержит его. Кривить душой Арсам не умел и был против того, чтобы царские приказы не выполнялись. Возможно, ему придется выдать Аспатина царю, но хитрый Арсам хотел бы это сделать чужими руками. B конце концов градоначальником является Багасар, и ему не придется нарушать закон гостеприимства, ведь Аспатин остановился не у него в доме.

Гости вошли в комнату без окон, где их ожидали Арсам и Багасар, и уселись на небольшом возвышении, застеленном коврами, поджав под себя ноги. Свою обувь они оставили на полу у двери.

Перед этим хозяин дома и его шурин поцеловались в губы с каждым из гостей по древнему персидскому обычаю, тем самым продемонстрировав, что все по знатности равны друг другу.

Арсам начал с обычных расспросов о здоровье гостей, их жен, сыновей и прочих родственников. Осведомился, нет ли жалоб на состояние дорог в стране, по которым они ехали, добираясь в Пасаргады. Не случилось ли на них нападений разбойников?

Гости отвечали на вопросы, но было видно, что им не терпится заговорить о том, ради чего они, собственно, здесь оказались.

Более остальных проявлял нетерпение Интаферн.

Остроносый и остроглазый мужчина с подвижными черными бровями. Его светло-карие глаза красиво сочетались со светло-каштановыми волосами, завитыми и уложенными в изысканную прическу. Интаферн был подвижен и гибок, как угорь, и для своих сорока лет выглядел необычайно молодо.

Мегабиз держался более невозмутимо, хотя и был моложе Интаферна. У него были необычайно красивые голубые глаза и широкое лицо с прямым гордым носом. Светлые волосы Мегабиза, густые и вьющиеся, лежали на прямой пробор и скреплялись широкой повязкой. Борода завивалась мелкими колечками.

Самым молодым из гостей был Аспатин, сын Прексаспа. Крепкого сложения, ростом выше Интаферна и Мегабиза, с глубоко сидящими серо-голубыми глазами, в которых было что-то волевое и проницательное, словно он мог видеть людей насквозь и был заранее готов к любым смелым поступкам. Его рыжевато-золотистые волосы были завиты спиралевидными локонами и уложены на голове так, что виднелись уши. Ниспадая на плечи, локоны заканчивались маленькими завитками, которые шли в ряд одни над другими. В таких же завитках была небольшая борода Аспатина, которому по возрасту и чину не полагалось иметь бороду длиннее. Голову Аспатина украшала такая же повязка, как у Мегабиза, только у того повязка была изготовлена из маленьких серебряных пластинок, скрепленных между собой, а у Аспатина – из золотых.

– Мне приятно вас видеть у себя дома, почтен– ные, – сказал Арсам. – Я готов радоваться вашим радостям и горевать над вашими печалями.

Таким образом Арсам дал понять гостям, что выслушает их.

Первым заговорил Интаферн:

– Спешу сообщить тебе, славный Арсам, что очи нашего царя покрыты тьмой. Имя Бардии и его трон присвоил себе некий маг из рода мидийских царей.

– До меня дошел этот слух, – Арсам кивнул, – но я не намерен в это верить, пока не услышу подтверждение из уст моего друга, который должен вернуться из Экбатан.

– Можешь проститься со своим другом, мудрый Арсам: если он узнает истину, его убьют, как убили Прексаспа, – сказал Мегабиз.

– Истина в том, что двое магов с присущим этому племени коварством завладели державой Кира, – продолжил Интаферн. – Зачем ждать посланца из Экбатан. С нами Аспатин, сын Прексаспа, который многое видел и многое знает.

Интаферн сделал паузу, как бы предлагая Арсаму самому расспросить Аспатина.

Однако Арсам взглядом попросил сделать это Багасара, зная, что тот верит слухам.

Багасар не заставил себя ждать.

Отвечая на его вопросы, Аспатин ссылался на свои беседы с отцом, который делился с сыном своими подозрениями. Со слов Аспатина выходило, что лже-Бардия был бы очень скоро разоблачен, если бы рядом с ним не было его брата Гауматы, который заведует не только государственными делами, но и всеми заботами во дворце.

– Видимо, на последней встрече с царем отец окончательно уверился в том, что на троне сидит Смердис, – сказал Аспатин, – поэтому он и решился на отчаянный шаг – объявить об этом народу с дворцовой башни. По всей видимости, выбраться живым из дворцовых покоев отец уже не рассчитывал.

Аспатин тяжело вздохнул.

– Ничего, друг мой, – Интаферн положил руку ему на плечо. – Твой отец будет отомщен!

– Как объяснить, что дочь Бардии, его сестры и наложницы до сих пор не распознали подмену? – в раздумье произнес Арсам. – Ведь женщины общаются близко с царем. Не может быть, чтобы два схожих лицом человека были так же схожи и телом.

– Женщины, может, и заметили какие-то перемены, но пытаются объяснять их иными причинами, – предположил Багасар. – То, что во дворце вместо Бардии поселился его двойник, далеко не всякому придет в голову.

– Вот именно, – поддакнул Интаферн.

– Неужели Смердис так сильно похож на Бардию? – обратился к Аспатину Арсам. – Ты видел царя близко?

– Несколько раз, – ответил Аспатин. – Внешне это вылитый Бардия.

– Но ты убежден, что это не сын Кира?

– Убежден.

– Когда у тебя появилась эта убежденность?

– В день смерти моего отца.

Возникла долгая пауза.

«Возможно, Аспатин жаждет мести и готов поднять меч даже на Бардию, выдавая его за самозванца, – размышлял Арсам. – С другой стороны, Прексасп-то не мог ошибиться. Значит, случилось неслыханное злодеяние! Но почему дочь и сестры Бардии до сих пор не разоблачили самозванца?»

Словно отвечая на мысли Арсама, Мегабиз заметил:

– Быть может, женщины во дворце уже давно поняли, что это вовсе не Бардия. Только как они могут оповестить об этом знать и народ, подать весточку из гарема невероятно трудно.

Интаферн сказал, что нужно действовать.

– Как? – спросил Арсам.

– Поднять войско против магов-самозванцев, вооружить народ, призвать всю знать под наши знамена. И вперед! На Экбатаны!

– Народ поднять не удастся, – рассудительно промолвил Арсам. – Бардия столько сделал, чтобы облегчить жизнь простым людям, что в каждом селении за царя встанут все поголовно.

– Но Бардия-то мертв! – раздраженно воскликнул Интаферн.

– Как ты растолкуешь это народу? – вздохнул Арсам. – Маг выйдет к людям, и все поверят своим глазам, а не твоим речам.

– Войско тем более поднять не удастся, – проворчал Аспатин. – Воины часто видят мага-самозванца и полагают, что это Бардия, поскольку Смердис ловок и с мечом, и с копьем, и с луком.

– Неужели Смердис натягивает лук Бардии? – удивился Арсам. – Ведь более тугого лука нет и не было!

– К сожалению, Смердису это удается, – мрачно ответил Аспатин. – Он очень силен.

Арсам опять задумался.

Никому, кроме Бардии, не удавалось до конца натянуть тетиву его лука. Некоторым силачам удавалось натягивать самое большее на две ладони. Определенно, тут что-то не то. Скорее всего, Бардия жив-здоров! Вот почему сестры и наложницы царя не проявляют никакого беспокойства.

Арсам поделился своими мыслями с окружающими.

– Именно то, что Смердис натягивает до конца лук Бардии, помогает ему убеждать воинов в том, что он – сын Кира, – загорячился Аспатин. – А то, что любимый конь Бардии сбросил самозванца наземь, едва тот сел на него, очень скоро забылось. Забылось по той причине, что Смердис велел продать коня Бардии, чтобы не ездить на нем больше. Мой отец уже тогда заподозрил неладное. Затем Смердис распустил бактрийцев и окружил себя мидянами. Это тоже неспроста.

– Конечно, неспроста, – вставил Интаферн. – Бактрийцы очень хорошо знали Бардию, а он помнил поименно всех телохранителей. Чтобы не выдать себя какой-либо оплошностью, Смердис избавился от бактрийцев, как перед этим он избавился от жены Бардии.

– Предсмертное разоблачение Прексаспом самозванца есть главное доказательство того, что братья-маги захватили трон Ахеменидов, – добавил Мегабиз. – Прексасп потому и был убит магами, что он раскрыл их подлый замысел.

– Мне кажется странным то, что на место Прексаспа был назначен Ардиманиш, которого Бардия не выносил, – делился своими подозрениями Багасар.

– Ардиманиш глуп, поэтому маги приблизили его к себе, – сказал Аспатин. – Я удивляюсь, как Ардиманиш вообще оказался в Экбатанах: он всегда держался подальше от царского дворца, зная нелюбовь царя к себе.

Не желая верить в то, что Бардия мертв, Арсам предложил ничего не предпринимать и дождаться из Экбатан его друга Уштана.

– Уштан близко знаком с Бардией. При личной встрече Уштан непременно поймет, кто перед ним: Бардия или его двойник. Внешним сходством его не провести.

Мегабиз и Аспатин разочарованно переглянулись. Интаферн уныло произнес:

– А я-то понадеялся, что Арсам-ахеменид возглавит поход на Экбатаны.

Брови Арсама удивленно поднялись.

– Почему я?

– У тебя больше прав на царский трон, нежели у любого из нас, – ответил Интаферн.

– К тому же народ тебя любит, – вставил Мегабиз. – Если весть о смерти Бардии и о воцарении его двойника-мага прозвучит из твоих уст, о благородный Арсам, простолюдины отнесутся с доверием к этим словам.

– О многомудрый Арсам! – умоляюще проговорил Аспатин. – Спаси державу Великого Кира! Отними царский трон у подлых магов!

– Мы все пойдем за тобой! – воскликнул Интаферн.

Арсам был смущен и раздосадован всем этим, но не подал вида. В свои преклонные годы он не ощущал стремления к царской власти. И тем более не стремился ввязываться в такую смуту, которая неминуемо всколыхнет все огромное Персидское царство. Умудренный жизненным опытом, Арсам знал: те, кто сейчас призывает его занять трон Ахеменидов, при первой же неудаче могут бросить его на произвол судьбы.

Поэтому Арсам непреклонным голосом сказал:

– Я намерен дождаться Уштана. Только он разрешит мои сомнения.

Багасар, желая сгладить возникшую напряженность, предложил Интаферну, Мегабизу и Аспатину не уезжать из Пасаргад до возвращения Уштана.

Гости согласились, не видя иной возможности сделать Арсама своим предводителем…

Дни проходили за днями, а Уштан все не возвращался. Внезапно в доме Арсама появился Гистасп.

– Откуда ты? – спросил сына Арсам, предчувствуя недоброе.

– Из Суз, – ответил Гистасп. – Отана вызвал меня из Гиркании, чтобы известить об ужасном злодеянии. Отец, Бардии нет в живых.

Гистасп передал отцу то, что тому и так было известно.

Не заметив на лице у Арсама удивления, Гистасп спросил:

– Тебе уже известно об этом? Но откуда?!

– Плохие вести распространяются по свету быстрее хороших, сын мой, – неопределенно ответил Арсам. – Лучше скажи, как узнал об этом Отана?

– От дочери. У него дочь в царском гареме. Ее зовут Фейдима.

– Фейдиме показалось что-то подозрительным в царе?

– Нет, не показалось, отец, – со вздохом произнес Гистасп. – Фейдима уверена, что у царя лишь облик Бардии. Но это не Бардия. В этом же убеждена Атосса, сестра Бардии…

Старый Арсам был близок к отчаянию. Все складывалось так, как ему меньше всего хотелось. Оставалась последняя надежда – Уштан.

«В конце концов и Атосса может ошибаться, – упрямо думал Арсам. – Женщинам верить нельзя. Они глупы и ветренны! Это просто смешно – поверить женщинам и поднять оружие на сына Кира!»

Наконец Уштан возвратился.

Едва увидев друга на пороге своего дома, Арсам бросился к нему, желая немедленно расспросить о царе, дабы рассеять наконец свои мучительные тревоги и сомнения. Последние несколько дней Арсам не мог ни есть, ни спать: до такой степени его вымотало долгое ожидание.

– Говори же, Уштан. Говори! – задыхаясь от волнения, потребовал Арсам, уединившись с другом в своих покоях. – Ты видел царя?

– Нет, не видел, – Уштан печально вздохнул. – Меня даже не пустили во дворец. Со своей просьбой я был вынужден пойти к хазарапату. Но и хазарапат не стал со мной разговаривать, отослав к патиакшу. А патиакшем ныне Ардиманиш, как ты знаешь. О чем мне разговаривать с этим негодяем? Вот я и вернулся домой.

– Ты что же, даже не попытался пробиться на прием к царю иным способом? – возмутился Арсам.

– Да пытался я, – раздраженно ответил Уштан. – Мне ли не знать, как это делается. Тщетно! Во дворце полностью заменена стража, много новых евнухов, где их только набрали! Я не встретил ни одного знакомого лица. Самое печальное, что царя окружают одни мидяне, персов рядом с ним почти нет.

Арсам не скрывал своего разочарования. У него было ощущение, что он обманут своим лучшим другом.

– Я надеялся на тебя, Уштан, – сердито промолвил он. – А ты меня подвел!

– Что я мог сделать, Арсам? – Уштан всплеснул руками. – Превратиться в голубя и залететь в царские покои через окно!

– А что мне теперь делать?

И Арсам рассказал другу о людях, которые у него гостят, о том, на какое опасное дело они его подбивают. Даже его сын заодно с ними!

Уштан ответил, не задумываясь:

– Мне кажется, что правда на стороне Гистаспа и остальных. Я сам склоняюсь к мысли, что Бардии нет в живых. Советую тебе отбросить колебания и взять в руки знамя, которое они тебе предлагают.

– Это заговор, Уштан. Понимаешь? – медленно произнес Арсам. – Заговор против царя.

– Бардия мертв, и судя по всему…

– Это все слухи и кривотолки, дружище, – сердито вскочил Арсам. – А вдруг всю эту путаницу затеял он сам, подталкивая особо недовольную им знать к мятежу. Ты говоришь, что вокруг царя полно мидийцев? Мидийская знать устала от войн и поддерживает миролюбие царя, в то время как знатные персы в большинстве своем ропщут, желая новых походов и грабежей.

Видя, что Уштан озадаченно молчит, Арсам уже более спокойным голосом продолжил:

– Я верно служил Великому Киру, не считая унизительным для себя склонять перед ним голову. Я служил старшему сыну Кира, хотя Камбиз часто бывал несправедлив к своим приближенным. Мне доподлинно известно, что Камбиз нашел свою смерть от рук заговорщиков. Может, эти люди и младшему сыну Кира готовят ту же участь, желая прикрыться моим именем. Кто знает? По моим подозрениям, Интаферн и Мегабиз повинны в смерти Камбиза…

В тот же день Арсам поставил своих гостей в известность, что они не могут рассчитывать на него в своих замыслах.

Но Интаферн, Мегабиз и Аспатин не были особо огорчены услышанным, поскольку в лице Гистаспа обрели не менее сильного союзника. То, что они ранее предлагали Арсаму, было предложено Гистаспу. Гистасп предложил обсудить вопрос о престолонаследии с Отаной и Гобрием, которые также имели право на царский трон.

Вся четверка без долгих колебаний собралась ехать в Сузы. Перед отъездом Гистасп уговорил отца отпустить с ним Дария.

Арсам уступил желанию сына с одним условием, что Дарий не будет замешан в постыдных делах.