Текст книги "Неснятое кино"

ДАМА. Я вас в милицию сдам! Всех!

ЛЫСЫЙ. Верю!

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Вы слышали? Был какой-то звук…

ДАМА. Хватит, хватит!

ОЧКАРИК (от дверей). Ну, господа-товарищи, спасибо за компанию. Слышь, спартаковец! Последняя просьба перед расстрелом: согласись, что мир – нелинейная штучка!

МУЖЧИНА. Не надо ля-ля!

ОЧКАРИК. Счастливец! Все-то тебе ясно: мяч круглый, поле ровное, да?

МУЖЧИНА. Да!

ОЧКАРИК. Терпенье и труд все перетрут, не плюй в колодец, копейка рубль бережет… Да?

МУЖЧИНА. Да.

ОЧКАРИК. И не надо ля-ля?

МУЖЧИНА. Не надо.

ОЧКАРИК. И все просто?

МУЖЧИНА. Как дважды два.

Пауза. Стук колес все реже.

ОЧКАРИК. Дважды два бывает одиннадцать.

МУЖЧИНА. Дважды два – четыре.

ОЧКАРИК. Чаще, конечно, четыре. Но иногда бывает и одиннадцать. Болельщику «Спартака» это знать не обязательно, но ты поверь на слово. И если поезд остановился в туннеле, то скорее всего это, конечно, поломка, но…

Двери открываются, но ОЧКАРИК не выходит, а отшатывается назад. В вагон начинают входить слепые – много, очень много слепых. Стуча палочками, они быстро и организованно рассаживаются по свободным местам. ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ встает и остается стоять.

ДЕВУШКА. Сереж, ты чего? (Смеется.) Да они же ничего не видят. Ну, давай…

СЛЕПОЙ (остановившись возле ГРАЖДАНИНА В ПЛАЩЕ, писклявым голосом). Простите, это место свободно?

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ молчит.

СЛЕПОЙ. Могли бы и ответить.

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Свободно. Садитесь, пожалуйста.

СЛЕПОЙ. Большое вам человеческое спасибо.

Садится и, повернув голову, улыбается ГРАЖДАНИНУ В ПЛАЩЕ, обнажив верхние зубы. Поезд трогается и въезжает в туннель.

1992

Напрасные путешествия «Тезки Швейцера»

Комедия, написанная в 2003 году, вышла черной во всех смыслах слова.

…Во вполне условное людоедское племя приезжает из Европы миссионер – с Евангелием, лекарствами и готовностью убедить милых, но неразвитых аборигенов, что есть другой взгляд на назначение человека… Ну, что-то вроде посланника ОБСЕ лорда Джадда в путинской Чечне.

Собственно, история этого добросердечного лорда, «сожранного» с потрохами нашими «федералами», и стала отправной точкой для метафоры.

Пьесу я отдал в «Табакерку», и Табаков пригласил на постановку режиссера N.

Я пришел на читку в некотором волнении. Я готовил артикуляцию, но артикулировать не пришлось.

– Давайте я прочту вашу пьесу, – предложил режиссер.

И я согласился: интересно же! Вдруг, думаю, пойму концепцию… Был бы не тупой, понял бы концепцию сразу.

– Я там развил некоторые темы, – предупредил N., и за стеклами очков мелькнуло тайное предвкушение гения, приготовившего щедрый подарок человечеству.

Он начал читать и очень скоро дошел до монолога, которого я не писал.

Посмеиваясь в усы от удовольствия, N. развивал мои темы своими словами. Я сидел в испарине. Вокруг меня, отводя глаза, сидели артисты «Табакерки» – сидели в гробовой тишине.

Тут самое время заметить, что писал я комедию.

Такого провала у меня не было со времен юношеской попытки закадрить чувиху в электричке стихами раннего Пастернака. Но, вместо того чтобы прекратить этот идиотизм, я дождался перерыва и позорно сбежал с читки сам.

Вскоре мне начали звонить артисты – они просили прийти на репетицию и вмешаться, но что я мог сделать? Не должен автор влезать в режиссуру, это сапоги всмятку! Отдал пьесу – терпи.

Я терпел и ждал обещанного Табаковым прогона, чтобы вместе с ним решить судьбу спектакля… Но вместо прогона дождался афишу, где уже объявлялось о премьере «Тезки Швейцера»!

Я бросился звонить Табакову, да только звонить Табакову – это одно, а дозвониться до него – это совсем другое! Табаков в Штатах, Табаков в Хельсинки, Табаков в Бийске, Табаков отдыхает, у Табакова вечером спектакль, Табаков улетел, но обещал вернуться!

И он вернулся, и за три дня до премьеры плачущий голос кота Матроскина прорезался в моем телефоне сам собой.

– Витёк! – сказал голос. – Я это посмотрел! Витёк! Чем так, лучше никак!

О, как он был прав!

Спектакль по моей небольшой пьесе шел почти четыре часа – дальше начинались заповедные владения Някрошюса… Стояла смертная тоска; в претенциозных декорациях ходили актеры, по уши залитые режиссерским цементом. Текст я узнавал не всегда. Опрошенные после прогона костюмерши не смогли пересказать сюжет…

Спектакль Табаков закрыл – при полном моем согласии, разумеется: чем так, лучше никак.

Виньетку к этой печальной истории дорисовал сам N.

– Слушай! – сказал мне при встрече Александр Ширвиндт. – Тут ко мне заходил режиссер… Фамилия такая странная, забыл… Он говорит, что ставил у Табакова твою пьесу – и так, говорит, остро поставил, что Табаков струсил и отменил премьеру!

От режиссерской трактовки собственного провала я временно онемел.

– Что ты там опять написал? – с тревогой спросил Ширвиндт и, не дожидаясь ответа, добром попросил: – Витя! Отъебись от родины!

Спустя какое-то время после опыта с режиссурой г-на N. я случайно оказался поблизости от главы «Мосфильма» Карена Шахназарова и, разжившись визитной карточкой, кинул пьесу ему на «мыло». Чем черт не шутит!

Черт и пошутил: спустя некоторое время мне перезвонили.

– Карен Георгиевич заинтересовался вашим сценарием, – сообщила мне секретарь-референт, – но у него есть одно условие.

– Да-да.

– Миссионер должен быть русским.

– Как русским? – не понял я.

– Ну, русским… – Референт не знала, как еще мне объяснить.

– А людоеды тогда кто? – спросил я.

– Не знаю, – мягким голосом врача-психиатра ответила секретарь-референт, пьесы не читавшая.

Я поблагодарил и попрощался. Экшен про русского миссионера, несущего свет цивилизации темным народам мира, – отличная идея, но эти патриотические радости – пожалуйста, без меня!

Бог троицу любит. Через какое-то время пьесой заинтересовался замечательный театральный режиссер Владимир Мирзоев. Но именно как материалом для кино.

Первым делом он предложил мне расстаться с черными туземцами – метафора, уместная в театре, в кино давала крен в этнографию. И порешили мы отечественные лица оставить в первобытной красе и носов картошкой палочками не протыкать.

Так экваториальная Африка стала безымянной, но вполне узнаваемой северной провинцией.

Очень кстати обнаружился неподалеку от Мирзоева потенциальный спонсор, владевший чем-то аж на Шпицбергене. Немыслимой красоты и суровости тамошние пейзажи нас с Володей страшно вдохновили: вписанная в правильную масштабную сетку, история вырастала на глазах. Захватывало дух и от потенциального актерского состава: возникли имена Елены Яковлевой, Сергея Маковецкого, Максима Суханова… Максим уже прочел пьесу и точил зубы на роль Вождя.

Режиссер собрался лететь на Шпицберген – смотреть пейзажи и окончательно договариваться со спонсором, а я сел переписывать пьесу в сценарий.

Переписал я ее основательно – в некотором смысле это стала другая история. Читавшие старого «Тезку Швейцера» обнаружат в «северном» варианте сюжета и нового персонажа, и новые узлы и развязки.

Стало больше любви – больше стало и крови…

Вот только денег на съемку кино осталось, сколько и было: ноль без палочки. Потенциальный спонсор своей потенции не подтвердил.

Остался сценарий и память о счастливейших часах на Куршской косе, когда я его писал. Остался (там, в сценарии) мальчик по прозвищу Локоток и северные неснятые пейзажи. Осталась дружба с хорошим режиссером и человеком Владимиром Мирзоевым.

Не так мало, между прочим.

Тезка Швейцера
Притча

Памяти Александра Володина

Часть первая. Встреча

Широкая северная река медленно несла воды мимо мшистой гряды и чахлого кустарника, мимо брошенного угольного разреза, мимо покосившихся причалов и остова большого корабля, давно ставшего частью этого пейзажа. Сквозь редкий перестук дождя сюда едва доносились звуки буксующей машины.

На берегу стоял рослый мужчина в хорошем пальто на голое тело. На ногах его были унты и штаны от «олимпийки». Он курил сигарету и благосклонно прислушивался к взвизгам двигателя. А вдоль берега к нему уже спешил другой – поджарый, в гимнастерке и сапогах.

– Ну что? – неопределенно спросил рослый.

– Доброго дня, Вождь, – с коротким поклоном ответил Поджарый. – Он приехал.

– Слышу, – улыбнулся Вождь и медленно затянулся сигаретой. – Застрял у лысого валуна?

– Там, – кивнул Поджарый. – Встречать?

Вождь кивнул.

– С бубнами?

– С бубнами, с танцем радости, всем народом… – В глазах Вождя промелькнула тень. – Ну, что мне тебя учить…

– Понял, – сказал Поджарый и исчез.

Люди бежали к машине, застрявшей в ручье у огромного валуна, – в телогрейках, в вытянутых майках, в гимнастерках и трениках, в кепках и ушанках, одетые как попало и вразнобой. Они били в бубны, рвали гармошки и подпрыгивали от радости, а из грузовичка навстречу им уже вылезал молодой человек.

Он приветливо махал рукой. Он, кажется, был счастлив.

Люди добежали и, подхватив молодого человека на руки, понесли его в сторону своей деревни. Те, кому не досталось человека, подхватили из кабины саквояж и рюкзак.

– Благодарю вас. Не надо… Это излишне, уверяю вас! – просил плывущий на руках молодой человек. Он был явно смущен таким приемом.

А навстречу процессии уже спускалась по тропке меж валунов другая – впереди шел Вождь, рядом с ним вышагивал крепкий коренастый старик – Вуду, за ними тенью следовал Поджарый.

– Поставьте меня, пожалуйста… – попросил Альберт (так звали героя нашей истории).

Вождь дал знак, и гостя аккуратно приземлили. Он украдкой осмотрелся: покосившиеся домики-времянки с крошечными огородцами, пара юрт на отшибе, какие-то норы, устроенные прямо в камнях… Те, к кому он приехал, жили очень небогато. Пепел вчерашнего костра, ржавая канистра, тряпье, сохнущее на веревках… Мужик в майке, продолжая пританцовывать, уходил вон с рюкзаком.

Альберт очнулся.

– Это мой рюкзак! – тактично напомнил он.

Мужика с улюлюканьем догнали, дали ему пенделя и отобрали взятое. Перед тем как вернуть рюкзак, отобравший успел все же заглянуть внутрь – так, на всякий случай…

– Здравствуй, человек! – торжественно сказал Вождь. – Народ Конца Света рад тебе.

– Я тоже очень рад… – Молодого человека переполняли чувства. – Наконец-то я нашел вас!

– Ты искал край света?

– Ну… да!

– Это здесь, – просто сказал Вождь, и слова его потонули в общем ликовании.

Аборигены начали ритмично бить в ладоши, скандируя «Э-то мы! Э-то мы!»…

Альберт переждал приступ всеобщей радости и сказал:

– Я принес вам добрые вести.

По берегу реки со всех ног бежал Локоток; за мальчишкой поспевала дочь Вождя – Фема. Она была чуть старше его и пребывала в том неуловимом возрасте, когда юная женщина и подросток еще живут в одном человеке. Совсем запыхавшиеся, они прибежали туда, где говорил пришелец.

– Так получилось, – горячо вещал тот, – что вы долго жили отдельно, в стороне от большого мира. Но мир всегда любил ваc и теперь готов принять вас в свое лоно!

– Куда? – громко уточнила не первой молодости баба, расчесывавшая волосы чуть поодаль. Это была Агуня, теща Вождя.

– Мама, я вам потом объясню! – раздраженно бросил Вождь.

– Цивилизация не сразу, не в один день и даже год, но приходит в самые отдаленные уголки мира! – продолжал Альберт. – Теперь пришла она и сюда, к вам. Я привез много замечательных вещей и знаний…

– Где вещи? – уточнили из народа.

– А? Там, в машине… – махнул рукой Альберт и хотел продолжить речь, но так и остался стоять с открытым ртом: племя в секунду сорвалось в сторону машины.

Через несколько секунд оттуда уже доносились треск материи, звон разбитого стекла, вой сигнализации и крики энтузиазма…

– Увы, – философски заметил Вождь. – Пока – вот так…

– Послушайте, – сказал ему Альберт, – но у меня же ключи…

– Это не обязательно, – заверил Вождь.

– Но я же все это вам и привез! Зачем же…

– Не судите их строго, мой юный друг, – смиренно попросил Вождь. – Отсталость, годы нищеты…

– Негативный социальный фон! – высунувшись из-за отцовского плеча, сказала Фема.

– Что? – не понял Альберт.

– Правая Рука! – резко крикнул Вождь.

Поджарый в гимнастерке появился мгновенно:

– Я здесь.

– А должен быть там! – сказал Вождь, и тот, кого он называл Правой Рукой, исчез вслед за людьми племени. – Не беспокойтесь, – заверил Вождь, – Правая Рука умеет восстанавливать порядок.

– Папа, я с тобой! – крикнул Локоток и побежал за Правой Рукой. Отбежав, он остановился и махнул рукой Феме: давай вместе! Но Фема не двинулась с места – она разглядывала пришельца.

– Отдохнете с дороги у меня, – говорил Вождь. Они шли к юрте Вождя, и Вуду смотрел им вслед внимательным взглядом. – Мой прекрасный молодой друг… – вещал рослый человек в пальто на мощное голое тело. – Можно, я буду называть вас другом?

– Разумеется! – с поклоном отвечал Альберт.

– Фема! – остановил Вождь дочку, которая хотела ненароком войти с ними.

– Ну папа!

– Когда говорят мужчины, женщин нет.

– Я тихонечко посижу… – пообещала Фема. – Меня как будто не будет!

Вождь только покачал головой. Фема топнула ногой и отвернулась. Альберт улыбнулся, развел руками и вошел в юрту.

– Какой милый, – сказала Агуня, глядя на все это от своего костерка. – Только очень худенький.

Двое из племени у распотрошенной машины боролись за коробку с галетами.

– Ушли отсюда, – пнул ногой одного Правая Рука.

Сцепившиеся упали и продолжили схватку на земле.

– Мы сейчас… – говорил один, отклеивая пальцы соперника.

– Мы посмотреть только… – не уступая, вторил другой.

Правая Рука точным движением схватил его пятерней за лицо и пообещал:

– Щас нечем будет смотреть.

Не бросая коробки, оба быстро отползли прочь.

– Во народ, а? – сказал Правая Рука, обозревая разор.

– Скоты! – подтвердил охранник, поедая чипсы.

– Эй, ты! – сказал Правая Рука еще одному у продуктов. – Отдельное приглашение нужно?

Человек обернулся.

– Простите, Вуду, – бесцветно сказал Правая Рука. – Не узнал.

– Меня уже не узнают… – улыбнулся старик Вуду одному из воинов, показав крепкие зубы.

– А я узнал! – крикнул Локоток.

– Ты умница, Локоток. – Вуду положил заскорузлую ладонь на стриженую голову. Правая Рука смотрел на это все тем же бесцветным взглядом. – Твой сын быстро растет, – сказал ему Вуду.

– Скоро я стану настоящим воином! – зарделся от гордости Локоток. – Уже в это полнолуние!

– Покажи, как ты убьешь врага? – попросил Вуду.

Локоток с гортанным криком рассек воздух воображаемым ножом:

– Х-ха!

– Молодец! – рассмеялся Вуду.

– Меня зовут Альберт, – сказал гость и застенчиво пояснил: – Родители назвали меня так в честь Альберта Швейцера, великого миссионера.

– О-о… – с уважением протянул Вождь и отхлебнул из стакана с чаем. – А меня родители назвали Гугу, – сказал он чуть погодя. – Просто Гугу. Чтобы легче было выговорить.

– Очень приятно, – сказал Альберт, на что человек в пальто на голое тело только улыбнулся:

– Итак?..

– Да! – вернулся к теме Альберт. – Так вот, я пришел с той стороны реки…

– Оттуда, где карачуры, – уточнил Вождь.

– Кто?

– На той стороне реки живут карачуры. Маленькое вредоносное племя. Мы их едим, – сообщил Вождь и отхлебнул из блюдца. – А они нас.

– Да, – сказал Альберт. – Я знаю.

– Это жизнь, – закрыл тему Вождь и пододвинул гостю блюдо с баранками. – Вы давайте… Развивайте зубы, здесь пригодится.

– Нет! – вскрикнул Альберт. – То есть я как раз хотел сказать: есть другая жизнь! Другие возможности! Я как раз поэтому сюда и приехал…

Вождь стал серьезен:

– Говорите.

Альберт отставил чашку и встал:

– На той стороне реки, гораздо дальше, чем… э-э-э…

– Карачуры, – помог хозяин.

– Да. Там, еще через несколько лун пути, обитает много разных народов. Мы очень разные, но живем друг с другом в мире и согласии!

– О-о… – с уважением протянул Вождь, и честный Альберт смутился.

– Конечно, еще иногда случаются проблемы… ну, там, с этими…

– Мы можем помочь, – не входя в подробности, предложил Вождь.

– Спасибо, – вздохнул Альберт, – там уже… Не надо! Короче, мы предлагаем вам войти в нашу большую семью, – закончил он.

– Как это прекрасно! – с чувством сказал Вождь.

В юрту всунулась голова Фемы.

– Папа, смотри! – Она влезла в юрту вся. – Правда, здорово?

На Феме был мешок со свежепрорезанными дырками для головы и рук. Нижняя кромка мешка едва прикрывала бедра. Альберта она как будто не замечала – ну вот совсем!

– Я сама придумала! Хорошо?

И, покружившись, взвизгнула, смутилась и исчезла.

– В этом мешке была мука… – сказал Альберт. – Милый ребенок!

– Вся в маму.

– Кланяйтесь ей от меня…

– Маму съели, – просто сказал Вождь и снова отхлебнул из блюдца.

– О господи! Карачуры?

– Нет, ее съели свои. У нас тут, знаете, иногда бывает…

Альберт помолчал, не зная, как себя вести.

– Примите мои соболезнования, – сказал он наконец.

– Ну, что вы… – рассмеялся Вождь. – Это было давно. И потом… – он положил в рот баранку и разгрыз ее, – я их потом тоже съел. И детей их съел…

– Как?!

– Вас интересуют подробности? – с готовностью улыбнулся Вождь.

– Нет! – вскричал Альберт.

– Тогда продолжим.

Они прогуливались по берегу; аборигены, сидя у своих хибар и землянок, поглядывали на эту прогулку с нескрываемым любопытством.

– Вы говорите: войти в вашу семью… – задумчиво говорил Вождь.

– Да, – отвечал Альберт.

– И большая семья?

– Сотни миллионов человек! – ответил гость и тактично пояснил: – Очень много.

– Заманчиво… – всеми зубами улыбнулся Вождь и почесал под пальто.

– Но войти туда можно только на наших условиях! – торопливо добавил Альберт, и улыбку сдуло с лица Вождя.

Он остановился и произнес громко – так, что чайка с криком снялась с камня:

– Запомните сами и передайте вашим братьям: Народ Конца Света никогда не поддастся на диктат!

Вождь насладился эффектом и тихо продолжил:

– Говорите ваши условия.

– Прежде всего – прекращение людоедства, – твердо заявил Альберт. – Во-первых, в этом давно нет никакой необходимости, а во-вторых…

– Пожалуйста, не надо! – взмолился Вождь.

– Что? – опешил миссионер.

– Не называйте нас людоедами.

– Но…

– Это называется – человекоедение, – объяснил человек в пальто на голое тело. – Древняя, освященная веками традиция. И потом, мы ведь не только людей едим. Рыбу едим, птицу, тюленя… Что поймаем, то и едим.

– Но человек – не пища! – сказал Альберт.

– Вы просто еще не пробовали, – мягко заметил Вождь.

Альберт поставил свою палатку чуть в отдалении, почти у самой реки.

Он разбирал вещи. За процессом, сначала издали, с интересом наблюдали аборигены. Потом, как дети, они начали сходиться к палатке, рассматривали незнакомые предметы. Потом мужичок в телогрейке невзначай пошел прочь с аптечкой.

– Мой друг! – попросил его Альберт. – Поставьте, пожалуйста, на место!

Абориген обнаружил аптечку у себя в руках и сильно удивился:

– Ой. А это – ваше?

– Мое.

– Нет базара, – сказал абориген и, поставив аптечку, ушел.

Альберт, дружелюбно улыбаясь, от греха подальше втащил все имущество внутрь.

– Я тут посижу? – спросила Фема, присев на корточки у полога палатки.

– Посиди, – разрешил Альберт.

Фема взяла пузырек с зеленкой, покрутила, открыла, провела крышечкой по руке. На руке осталась зеленая полоса.

– Что это? – всунулась она внутрь.

– Это такое лекарство, – ответил Альберт. – Им мажут царапины, чтобы быстрее проходили. У тебя есть царапины?

– Ага. Вот! – Фема влезла в палатку целиком и выставила локоть.

Альберт улыбнулся:

– Ну-ка, дай сюда пузырек.

Он осторожно смазал ранку на локте, и Фема заойкала.

Альберт подул на ранку:

– Ну-ну-ну, ничего-ничего… Сначала поболит, а потом перестанет.

– А у меня еще есть царапина, – вспомнила Фема. И, задрав платье, показала симпатичный животик. – Вот! Помажь.

– Тут нет царапины, – сказал Альберт и прокашлялся от волнения.

– Есть! Вот!

– Ну хорошо…

Стараясь не прикасаться в Феме, он мазнул указанное место.

– А подуть? – напомнила Фема. Альберт послушно подул. – Сначала поболит, а потом перестанет? – уточнила Фема, и тут в палатку вошел старый Вуду.

Фема, страшно смутившись, выбежала прочь – и напоролась на взгляд Локотка; тот сидел метрах в пяти от палатки.

Окончательно смущенная, Фема порывисто припустила вдоль реки. Локоток рванулся было за нею, но передумал и только еще ожесточеннее принялся точить каменное острие.

– Вы приехали сюда, чтобы вывести нас из тьмы веков… – напомнил Альберту Вуду.

– Да, – смущенный не меньше Фемы, ответил миссионер.

– Угу-угу… – Вуду пожевал губами. – Ну, что же. Мы все желаем вам успеха, – сообщил коренастый старикан. И, откусив от плитки шоколада вместе с оберткой, начал жевать, бесстрастно разглядывая Альберта.

– Простите, а вы?..

– Я – Вуду. Здешний шаман, – представился коренастый. – Духи реки поручили мне присматривать за здешним народом. У нас такой народ, с ним без присмотра нельзя…

Помедлив, миссионер протянул руку:

– Альберт!

Вуду взял ладонь гостя и несколько секунд щупал ее, рассматривая.

– Какая у вас мягкая рука… – сказал он наконец.

Альберт рывком попытался освободить ладонь, но клешня старика держала ее крепко.

– С приездом… – сказал старик, глядя прямо в глаза приезжему. И разжал клешню.

Потом стемнело, и стали слышнее звуки – завывание ветра, крик чаек, плеск волны. Потом сквозь плеск начали доноситься далекие крики травли, потом раздался чей-то смертный крик – похоже, человеческий.

Потом рассвело, и снова раздался крик, но уже – крик младенца.

– Это кто плачет? – заговаривала детский плач женщина. – Это Дудо плачет! У Дудо болит животик… Бедный Дудо, бе-едный… У всех детей болят животики, да-да… Это карачуры злые колдуют, не дают деткам спать…

От нежных интонаций плач постепенно перешел во всхлипывание, а потом и в агуканье.

– Ну, вот, Дудо уже не плачет, Дудо проснулся. Это кто открыл глазки? Это наш мальчик открыл глазки! Доброе утро! Вот какой мальчик проснулся!

Из хибар начали появляться люди племени. И как магнитом, тянуло их к коробкам и мешкам из раскуроченного грузовика.

Снесенное на мшистую площадку меж валунов, миссионерское имущество дразнило глаза аборигенов, но на страже сидели двое крепких бойцов.

– Ушел отсюда! – рявкнул один из них на подошедшего слишком близко.

Из юрты вышла теща Вождя, Агуня. На ней была кепка с эмблемой «Макдоналдса». Она широко зевнула, подошла к коробкам и, разодрав одну, вынула оттуда пачку крупы. Расковыряла пальцем дно, задумчиво сжевала горсть…

Стражи временно ослепли.

– Агуня, сон какой-нибудь видела? – крикнул жилистый абориген в майке, куривший на завалинке.

– Ну, видела, – неохотно ответила Агуня.

– Расскажи! – начал подначивать абориген.

– Ну, тебя видела, – ответила Агуня.

Веселость мигом слетела с лица жилистого:

– Да ладно!

– Ничего не «ладно», – мрачно отрезала Агуня. – Видела тебя с какой-то бабой.

– С какой бабой? – повернулась от мостков женщина, полоскавшая белье.

– Не знаю, не разглядела. Завтра разгляжу – скажу, – пообещала Агуня.

– Молодая? – уточнила женщина.

– Не старая, – подумав, вспомнила Агуня.

– Ах ты, пес! – крикнула женщина и с короткого разбега огрела жилистого связкой скрученного белья.

Племя с удовольствием втянулось в потасовку:

– Давай-давай!

– Наваляй ему!

– Откуси ему и съешь! Давай, не робей!

– Народ Конца Света! – перекрыл все звуки голос Вождя.

Он входил в этот утренний пейзаж вместе с Альбертом, сопровождаемый обычным окружением: Правая Рука и пара бойцов.

Потасовка быстро сошла на нет – впрочем, последний подзатыльник от своей бабы жилистый получить успел.

– Я хочу, чтобы вы познакомились поближе с нашим новым другом, – мягко объявил Вождь. – Его зовут Альберт. Он хочет немного отогреть наши мозги, замерзшие среди этих камней. Он расскажет вам много нового, покажет интересное… Любите Альберта, он – наше будущее… – проникновенно закончил Вождь.

– Это да, – неопределенно сказал одноглазый абориген. – Это мы щас.

– Если что, я здесь, – закончил Вождь и удалился с эскортом.

Десятки глаз проводили глазами рослую фигуру и сосредоточились на пришельце.

– Благородный Народ Конца Света! – сказал Альберт и прокашлялся от волнения. Начиналось то, зачем он проделывал этот огромный путь. – Я хочу сразу сказать вам главное…

Но сразу перейти к главному не удалось: из-за гряды вышла и не спеша расположилась в первом ряду Фема. На ней была очень короткая шкурка, удачно подчеркивавшая сразу все.

– Главное… – повторил Альберт, пытаясь вспомнить, о чем это он. – Да! Все мы: я, вы, э-э… карачуры – и вообще все, кто живет дальше, вниз и вверх по реке, все мы хотя и очень разные, но – люди! Человечество. Одна семья. Братья!

Он сделал паузу, но изумления не последовало.

– Вам это понятно? – тихо спросил Альберт.

– Чего ж тут непонятного? – ответил абориген в кепке с козырьком. – Ну, братья.

– Очень хорошо, что вы понимаете это. Это вообще самое главное! – Альберт вздохнул, не в силах сдерживать нахлынувшие чувства. – У вас тонкие души, открытые навстречу добру!

– Это да, – сказал одноглазый абориген.

– Много лет назад, – продолжал миссионер, – жил на свете один человек. Его звали Христос. Он был послан небесами, чтобы спасти людей. Чтобы объяснить нам всем, что надо любить ближнего, как мы любим самих себя…

Фема вдруг рассмеялась.

– И вот Господь… то есть Христос… – Альберт был выбит из колеи. – Он пришел в Иерусалим… это такой город…

– Да знаем мы! – уже в откровенном раздражении бросил абориген в кепке.

– Откуда?

– Так… – неопределенно ответил тот, и наступила тишина. Только шла за спиной Альберта река, и звенели вокруг комары.

– Может быть, вы хотите что-нибудь узнать? – спросил наконец гость.

– Ага! Что это? – спросила хозяйственного вида тетка и выставила вперед руки. В горсти у нее лежал десяток маленьких мыльных брусков.

– Это мыло.

– А зачем?

– Я хотел потом, но раз вы спросили… – Альберт собрался с силами и улыбнулся тетке. – Это очень полезная вещь. Раздайте всем по брусочку…

Общее оживление охватило племя.

– По одному берите, всем хватит! Теперь смотрите, – перекрикивая гам, старался миссионер. – Перед едой трете этим брусочком ладони в воде. И река уносит всю грязь, и вы едите чистыми руками!

– Ух ты!..

– А это?.. – Та же тетка вдруг вынула откуда-то горсть зубных щеток.

– Это вы взяли в моей коробке, – строго начал Альберт, но педагогический сеанс не прошел.

– Ну да, – оборвала его тетка, – там, где ж еще. А зачем это?

– У вас кусочки еды в зубах застревают? – сдался Альберт.

– Прямо торчат отовсюду, сил нет! – пожаловался жилистый абориген.

– Ну вот! Тогда! – Альберт жестом собрал внимание. – После еды берут зубную щетку… Одну! Выдавливают немножко пасты из тюбика. Дайте сюда тюбик. Да дайте ж тюбик, я покажу и верну! Смотрите. Выдавливают немножко пасты – и чистят зубы. З-з-з-з…

Он показал, как чистят зубы и как их потом прополаскивают. Восторгу не было предела. Народ бросился раскулачивать тетку с зубными щетками, но тут из-за каменной гряды вбежал человек:

– Карачура поймали! Там, у отмели!

Народ бросил зубные щетки и сорвался с места. Жилистый абориген, на ходу метнувшись в сторону, вытащил из бревна топорик. Фема верещала в пароксизме счастья. Сначала она рванула за старшими, но потом вернулась и, присев у реки, начала судорожно тереть руки мылом, приговаривая:

– Карачура поймали… Карачура поймали…

– Фема! – в отчаянии крикнул Альберт.

Фема с ослепительной улыбкой, как в пионерлагере перед завтраком, показала ему ладошки:

– Чистые! Я мигом. – И убежала.

Альберт стоял, как громом ударенный, с зубной щеткой в руке, потом спохватился и бросился следом…

По отмели метался человек, едва различимый в толпе обложивших его преследователей. Человека уже валили с ног, когда в толпу ворвался Альберт:

– Не делайте этого! Не трогайте его!

Толпа делала свое дело, не обращая на миссионера никакого внимания.

– Я запрещаю! – кричал Альберт. – Нельзя! – И уже в полном отчаянии: – Фу!..

– Отвали, урод! – почти прорычал здоровенный, разгоряченный погоней детина.

– Именем Господа!.. – крикнул Альберт, пытаясь схватить его за руку.

– На, бля! – ответил тот, и удар в лицо свалил Альберта наземь.

Он поднял голову – и увидел толпу над упавшим карачуром, и снова опустил голову, чтобы не видеть дальнейшего, и услышал смертный крик человека, и потерял сознание.

Когда он открыл глаза, над ним обнаружилось лицо Агуни.

– Вот у меня первый муж такой был… первое время, – сказала она, протирая ему лицо. – Не мог видеть процесса. Аппетита лишался. Полгода одни коренья ел. Потом привык, голод не тетка. – Агуня приложила примочку к глазу Альберта. – Ну? И куда тебя понесло, малахольный?

– Кто вы?

– Здрасте! Голову отбило, даром что не местный. Я – Агуня, родная теща Вождя!

– А-а, да… Очень приятно.

– Еще бы тебе не было приятно, – ответила Агуня и нежно пообещала: – Я бы тебя съела.

Альберт слабо улыбнулся в ответ.

– Зачем вы едите людей? – спросил он чуть погодя.

– Так исторически сложилось, – без раздумья ответила Агуня.

В юрту, напевая, вошла Фема.

– Поймали карачу-ура, поймали карачу-ура…

Она вытерла ладонью губастый ротик и торжественно объявила:

– Зубная щетка!

И достала ее из-за спины, как приятный сюрприз для Альберта.

– После еды! Тю-убик, немножко па-асты… Потом… з-з-з-з… И полощем водой. Я правильно делаю? – спросила она, и Альберт снова потерял сознание.

Вождь и Вуду прогуливались по берегу реки.

– Ну, что – лежит?

– Оклемывается помаленьку, – ответил Вождь. – Привыкает к пейзажу.

Вуду скептически поцокал.

– Что говорят духи реки? – учтиво спросил Вождь.

– Они ничего не говорят. Но внимательно следят за развитием ситуации.

– Я заметил, – коротко парировал Вождь. – Думаю, духам реки не стоит волноваться, дорогой Вуду. Все идет штатно.

– Он очень активен, – покачал головой старик.

– Это пройдет, вы же знаете. Зато много полезных вещей. Лекарства, еда…

– Кстати, где они? – оживился Вуду.

– Кто?

– Коробки.

– Я распорядился перенести их ко мне, – успокоил Вождь. – Целее будут.

– Я думаю, часть коробок будет целее, если их перенести ко мне, – предположил Вуду.

– Так говорят духи реки? – уточнил рослый человек в пальто.

Вуду даже не улыбнулся:

– Они.

– Хорошо, я подумаю.

– Зачем думать, когда можно просто перенести?

Вождь расплылся в улыбке:

– Такие важные решения, Вуду, нельзя принимать с кондачка!

Альберт застонал и снова открыл глаза. Он лежал в хижине, рядом сидела Агуня и примеряла перед куском темного стекла клипсу из ракушки.

– Ну что? – спросила она. – Насовсем вернулся или опять отъедешь, малахольный? Насовсем, – вглядевшись, определила она. – Очухался твой красавец!

Последние слова адресованы Феме. Девушка стояла рядышком с какой-то посудиной в руках. Вид у нее был виноватый.

– Вот. Пей. – И она протянула Альберту глиняный сосуд.

– Что это?

– Пей! Надо.

– Прибавляющее сил… – пояснила Агуня. – Не бойся, от этой девочки вреда тебе не будет!

Альберт выпил.