Текст книги "Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу"

Храмы Овощного рынка

Рядом с театром Марцелла стоят три белые колонны. Обратите внимание на их каннелюры (вертикальные желобки) – обычно они одинаковые, а на этих колоннах чередуются через один узкие и широкие. Это все, что осталось от храма Аполлона Врачевателя. Раньше на этом месте теснились средневековые домики. «Освобождение» театра Марцелла стало одним из первых и самых амбициозных архитектурно-археологических проектов Муссолини. С 1926 по 1930 год окружающее пространство изменилось до неузнаваемости. В ходе расчистки территории вокруг театра был обнаружен подиум и несколько фрагментов храма, который идентифицировали как храм Аполлона. В 1940 году три восстановленные колонны были воздвигнуты на подиуме.

Культ Аполлона был одновременно отчетливо не-римским и очень древним. И то и другое для Древнего Рима неудивительно, но по отдельности, а не одновременно. Едва ли не в легендарные царские времена на этом месте находилась открытая площадка, посвященная Аполлону, – так называемый Аполлинар.

Первый храм Аполлона на этом месте был возведен еще в v веке до н. э. в благодарность за избавление от мора (к сожалению, обычно непонятно, эпидемию какой именно болезни имеют в виду античные авторы). Храм поэтому был посвящен Аполлону в его функции врачевателя и назывался соответственно (Apollo Medicus). Другое его название – Сосиев Аполлон (Apollo Sosianus), в честь политика Га я Сосия, который в i веке до н. э. провел масштабную перестройку и реставрацию храма – возможно, в честь своей победы в Иудее. Сосий воевал против Августа в битве при Акции – той самой, в которой Августу якобы помог именно Аполлон, чье святилище стояло на горе над местом сражения. Август простил Сосия, простил настолько, что через четырнадцать лет после Акция Сосий служил председателем организационного комитета Столетних игр – самого масштабного государственного торжества августовской эпохи. А греческому богу Август посвятил новый храм на Палатине – до этого здешний храм был единственным храмом Аполлона в Риме.

Сохранившиеся фрагменты внутреннего фриза (в музее Монтемартини) украшены сценами битвы с какими-то северными варварами. Это может означать, что работы над храмом завершил сам Август, который в 29 году до н. э. справил тройной триумф в честь побед над германцами. Снаружи храм украшен традиционными атрибутами Аполлона – листьями лавра. Они видны на капителях колонн (в виде отдельных листьев) и на фризе.

В храме нередко заседал Сенат, и, как многие другие римские святилища, он был заполнен произведениями искусства, причем все статуи и картины имели какое-то отношение к Аполлону. Самой известной из них была скульптурная группа, изображающая гибель детей Ниобы, хотя уже римские авторы не могли точно сказать, кто из знаменитых греческих скульпторов ее изваял.

По легенде, последний римский царь, Тарквиний Гордый, обеспокоенный дурным сном, послал двух своих сыновей спросить совета у оракула Аполлона в Дельфах. К ним присоединился племянник царя, Луций Юний Брут, который успешно притворялся дурачком, чтобы царь не заподозрил в нем потенциального политического соперника – это было смертельно опасно. Когда младшие Тарквинии, одержимые жаждой власти, спросили, кому достанется Рим, пифия ответила – тому, кто первый поцелует мать. Брут был единственный из троих, кто правильно истолковал оракул: выйдя из святилища, он как будто случайно упал и поцеловал землю – мать всего живого. Не прошло и нескольких лет, как царской власти пришел конец, а Брут стал первым консулом новорожденной республики. Сказки сказками, но не исключено, что греческий культ Аполлона утвердился в Риме еще при царях. Впрочем, прямой импорт из материковой Греции менее вероятен, чем заимствование культа у этрусков или из южноиталийских греческих поселений.

Ниоба, укрывающая дочь от стрелы Артемиды. Греческая статуя.

Рядом с театром Марцелла в 1930-е годы откопали подиум еще одного храма. От него не осталось почти ничего, кроме обломков бетона и туфа. Полагают, что это храм Беллоны. Беллона была типично римской богиней, не имеющей прямого аналога в греческом пантеоне. Она олицетворяла боевое безумие – то есть была не просто богиней войны, а богиней кровавой, убийственной резни. Принося жертву Беллоне, жрецы богини должны были до крови резать себе руки и ноги (в древние времена – всерьез, позже – символически). Обет построить храм дал знаменитый Аппий Клавдий Цек (о нем мы расскажем в девятой главе), когда сражался с этрусками и самнитами.

Храм сохранил прочную связь с патрицианским родом своего основателя и поэтому был небезразличен Августу, который находился с Клавдиями в тесном родстве. На протяжении истории храм Беллоны сохранял свои военно-полевые ассоциации. В нем нередко собирался Сенат, чтобы обсудить вопрос присуждения или неприсуждения триумфа победоносному полководцу. А перед храмом стояла небольшая колонна, которой была отведена особая роль в военных церемониях римского государства.

В старину, когда Рим хотел пойти войной на кого-то из соседей, во враждебный город отправлялся член специальной коллегии жрецов-фециалов и, следуя строго установленному обряду, объявлял там римские претензии и намерения. Если по истечении тридцати трех дней вопрос не решался мирным путем, фециалы отправлялись к пределам враждебного государства и бросали копье на территорию неприятеля. Это считалось официальным объявлением войны. Но в iii веке до н. э. владения потенциальных врагов оказались слишком далеко от Рима: до Сицилии или Карфагена копье не добросишь. Тогда римляне заставили пленного греческого солдата купить небольшой участок земли возле храма Беллоны. Поскольку теперь формально это была вражеская территория, фециалы могли спокойно метать копье в этот пятачок, не нарушая традиции. А для пущей торжественности перед храмом воздвигли Колонну Войны (Columna Bellica), с которой и метали копье.

Еще одно очень римское здание стоит чуть дальше по Виа дель Театро Марчелло. Это церковь Сан-Никола-ин-Карчере («Святой Николай в тюрьме»). Именем популярного православного святого ее назвали греки, когда-то во множестве жившие в этом районе. Место, которое сейчас занимает церковь – между театром Марцелла, Капитолием и берегом Тибра, – в древности принадлежало овощному рынку (Forum Holitorium), о чем напоминает название улицы Виа дель Форо Олиторио, которая идет вдоль южной стены церкви и упирается в набережную.

Миф о Ниобе подчеркивал воинственный и мстительный характер Аполлона и его сестры Артемиды. Ниоба, дочь фригийского царя Тантала, пренебрегла традиционным праздником в честь богини Латоны (Лето), потому что у Латоны было всего двое детей, а у нее, Ниобы, целых четырнадцать. Дети Латоны, Аполлон и Артемида, отомстили за мать, перестреляв из лука всех детей Ниобы. Безутешная Ниоба превратилась в скалу, из которой сочится соленый источник; эту скалу до сих пор показывают в турецкой провинции Маниса (греческая Магнезия). Про внезапную смерть древние говорили, что человека сразила стрела Аполлона (если речь шла о мужчине) или Артемиды (о женщине). В Палаццо Массимо, которое входит в состав Национального Римского музея, есть выразительная статуя одной из Ниобид (дочерей Ниобы), пораженной Артемидиной стрелой. Обнаженная девушка изогнута в предсмертной агонии и безуспешно пытается выдернуть из спины смертоносную стрелу. Эту статую нашли в садах на холме Эсквилине.

Сан-Никола-ин-Карчере в xviii веке. Гравюра Джузеппе Вази.

Церковь довольно древняя – возможно, она основана еще в vi веке. Большая же часть стен, дошедших до наших дней, относится к x и xii векам. Фасад в самом конце xvi века выстроил Джакомо делла Порта, кампанилой служит башня, оставшаяся от средневековых укреплений.

Чем необычна эта церковь, видно с первого взгляда: в ее стены вмонтированы античные колонны, а еще две одиноко торчат сбоку, между церковью и театром Марцелла. Когда-то на этом месте тесно, бок о бок, стояли три старинных храма, еще республиканских времен, но уверенно сказать, какой из них кому был посвящен, сейчас довольно сложно. Большинство специалистов считают, что с северной стороны от нынешней церкви (то есть справа, если смотреть на фасад) был расположен самый старый из трех храмов, храм Януса, построенный после первой морской победы римлян над Карфагеном в 260 году до н. э. С южной стороны (слева от церкви) стоял храм Надежды (Spes), тоже времен первой Пунической войны. Фрагменты этих двух храмов встроены в северную и южную стены церкви. И, наконец, на центральном месте, которое нынешняя церковь Сан-Никола-ин-Карчере перекрывает, стоял самый большой из трех храмов – храм Юноны Оберегающей (Iuno Sospita – как видим, опять связь с целительством).

Колокольня церкви когда-то была частью оборонительных сооружений семейства Пьерлеони – богатых евреев-выкрестов, скупивших или построивших лучшую недвижимость в округе. Через дорогу стоит еще один их особняк xi века, тоже с башней, а рядом с ним – развалины аркад (левая, плохо сохранившаяся, – из известняка, правая, с двумя арками, – из вулканического туфа). Эти аркады могли поддерживать крышу над куском Триумфальной дороги – маршрута, по которому победоносные полководцы двигались от городских ворот к Капитолию.

Между тремя храмами возле и внутри Сан-Никола-ин-Карчере и театром Марцелла когда-то стоял еще один храм, четвертый, посвященный Благочестию (Pietas). Понятие, заключенное в латинском слове, несравненно шире и сложнее, чем его традиционный русский перевод. В храме стояла первая в Риме позолоченная статуя. Ее поставил политик Ацилий Глабрий в честь своего отца, который, собственно, и дал обет воздвигнуть храм, но не успел его осуществить. Этот жест сыновней преданности как нельзя лучше отражал суть храма, потому что римская pietas едва ли не в первую очередь подразумевала уважение к родителям. Плиний Старший связывал место возведения храма с историей, которая казалась ему квинтэссенцией понятия pietas. Некогда на этом месте была тюрьма (может быть, это память о ней звучит в названии церкви Сан-Никола-ин-Карчере, а может быть, дело в том, что античные развалины в подземелье церкви когда-то приняли за Мамертинскую темницу). В тюрьме сидела одна женщина низкого происхождения. Каждый день дочь этой женщины, только что сама ставшая матерью, приходила навестить узницу; каждый день стражники обыскивали посетительницу, чтобы та не вносила в тюрьму никакой еды. В конце концов дочку поймали за тем, что она кормила мать собственным молоком. Пораженные такой демонстрацией дочерней преданности, тюремщики отпустили узницу и назначили всему семейству пожизненную государственную пенсию.

Известно, что в 90 году до н. э. храм Юноны был перепосвящен после сна, который приснился знатной плебейской даме Цецилии Метелле: женщины-де осквернили храм «непристойным и грязным ремеслом», а у подножия храмовой статуи обосновалась сука с выводком щенков. После усердных молитв и очистительных обрядов Юнона соблаговолила вернуться. Римский храм Юноны Соспиты был второстепенным по сравнению со святилищем в городе Ланувии, примерно в тридцати километрах к юго-востоку от Рима. В пещере ланувийской рощи, посвященной богине, жила священная змея, которой ежегодно в праздничный день специально выбранная девушка приносила жертвенную лепешку. Если змея съедала лепешку, это считалось добрым предзнаменованием.

Уже в античности существовала и более скандальная версия, в которой речь шла не о матери, а о заключенном в темницу отце (чаще всего в этих легендах его зовут греческим именем Кимон). В эпоху Возрождения и барокко тема «Отцелюбие римлянки» приобрела огромную популярность, особенно у голландских и фламандских художников: она давала возможность изобразить благочестивый сюжет на рискованном изобразительном материале. Рубенс обращался к ней несколько раз (одна из этих картин – в Эрмитаже).

«Отцелюбие римлянки». Гравюра немецкого художника Ганса Себальда Бехама, xvi век.

То ли в память об этом добродетельном поступке, то ли просто потому, что неподалеку торговали коровами, на Овощном рынке воздвигли Молочную колонну (Columna Lactaria), возле которой расположилась молочная кухня: там детям из бедных семей бесплатно раздавали молоко. Сведения о колонне обрывочны; вероятно, ее снесли при строительстве театра Марцелла.

Древности Сант-Омобоно

В 1930-е годы пространство к юго-западу от Капитолия вдоль набережной Тибра подвергалось активной перестройке (частью которой стало «освобождение» театра Марцелла от позднейших наслоений). Муссолини проложил параллельно реке очередной проспект – Виа дель Маре – который, как и другие новые прямые улицы, служил для парадов и торжественных процессий. (Сейчас это две улицы – Виа Луиджи Петроселли и Виа дель Театро Марчелло.) Весьма заметным следом этой деятельности остается бывшее здание фашистской администрации – Governatorato – на Виа Петроселли. Оно построено в характерном стиле муссолиниевского классицизма, с мраморными вставками (на одной из табличек до сих пор видны слова «Муссолини» и «дуче»), большеголовой капитолийской волчицей и прочими имперскими атрибутами. В наши дни там архив записи актов гражданского состояния (anagrafe).

Святой Гомобон (из латинского homo bonus, «добрый человек») был богатый портной из города Кремоны, славный своим благочестием: он никогда не пропускал причастия, раздавал значительную часть своей прибыли бедным, был безупречно порядочен с клиентами и умер во время мессы, распластавшись на полу церкви в виде креста. По требованию сограждан он был канонизирован почти немедленно после смерти (дело было в конце xii века). В последнее время на Западе, особенно в США, св. Гомобона чтят в качестве патрона коммерческой деятельности: изображающие его статуэтки стали частью корпоративной культуры и популярными сувенирами в деловых кругах. Гомобона также считает своим покровителем гей-сообщество Нью-Йорка – скорее всего, из-за случайного созвучия.

В квартале собирались строить и другие подобные здания, но в ходе подготовительных работ возле небольшой церкви Сант-Омобоно были обнаружены римские развалины, причем едва ли не самые древние в городе. Римскую старину Муссолини уважал; строительные работы были приостановлены, на месте развалин начались раскопки.

В ходе раскопок стало понятно, что возле церкви и под ней стоят два почти идентичных храма. Археологических слоев там оказалось множество, от vii века до н. э. до императорских времен, но основная и самая интересная фаза жизни святилищ относилась к vi веку до н. э. – эпохе последних римских царей. Обнаруженные здания вскоре отождествили с храмами Матери Матуты и Фортуны, которые построил и посвятил один из самых загадочных римских царей Сервий Туллий.

Поскольку Сервий Туллий был человек неясного происхождения, Фортуну он ценил особенно высоко. Одна из легенд приписывала его удачливость тому, что он имел тайные сношения с богиней, проникавшей в его спальню через специальное окошко. Ученые, склонные к рационализации сказок, интерпретировали эту историю как свидетельство обряда ритуального «совокупления с богиней». Такой обряд известен во многих древних культурах. Иногда совокупление только подразумевается, а иногда роль богини исполняют жрицы или специальные храмовые проститутки.

В храме Фортуны стояла старинная позолоченная статуя, одетая в две настоящие тоги. Эти одежды так успешно укутывали фигуру, что никто не мог точно сказать, кто под ними скрывается. Считалось, что Сервий Туллий, но зачем он так спрятался – на этот счет единого мнения не было. Плиний Старший уверяет, что тога на статуе выдерживала испытание временем и молью более пятисот лет.

Один из самых забавных примеров обращения к авторитету Афины приведен в первой книге «отца истории» Геродота. Когда тиран Писистрат решил вернуться в Афины, откуда его изгнали, он придумал уловку, о которой Геродот рассказывает с недоумением: «Эллины с давних времен отличались от варваров своим просвещением и чуждались глупых суеверий, афиняне же почитались даже среди эллинов самыми рассудительными; и все же измышленная против них хитрость возымела полный успех». Хитрость заключалась вот в чем. В одной из аттических деревень нашли молодую женщину огромного роста и внушительной наружности. Ее в полном вооружении поставили на повозку и повезли в город. Глашатаи кричали: «Богиня Афина сама едет в свой город и ведет за собой Писистрата!» Изумленный народ сбегался и молился богине; женщина молчала – так ей велели – и от этого шествие казалось еще торжественней. Писистрат торжественно поднялся на Акрополь и принял власть над Афинами.

При раскопках возле Сант-Омобоно нашли этрусскую надпись – самую старую в Риме – и фрагменты многочисленных терракотовых статуй. Одна из них особенно интересна: она изображает Геракла (у римлян – Геркулеса), опознаваемого по львиной шкуре, которую носил герой, и рядом с ним – богиню-воительницу Афину (у римлян – Минерву). Сейчас эта статуэтка находится в музее Монтемартини. Скорее всего, она иллюстрирует известный мифологический мотив: Минерва представляет умершего и вознесшегося на небо Геркулеса олимпийским богам. Тут интересно то, что многие греческие тираны того времени активно старались представить себя в образе Геракла и убедить народ в особом благоволении к ним Афины. Если для царя Сервия Туллия эта терракотовая статуя имела не только декоративное, но и идеологическое значение, это значит, что в своей политике он следовал греческим и ближневосточным моделям «богопомазанного» правления и что пропасть между «мистическим» Востоком и «рациональным» Римом была меньше, чем кажется.

Богиня Матута олицетворяла зарю, а по совместительству покровительствовала новым начинаниям и деторождению. «Древние звали богиню Зари “Матерью” за ее щедрость», – писал римский книжник. Во ii веке до н. э. в храме Матери Матуты установили расписную доску, посвященную покорению Сардинии консулом Тиберием Гракхом. На доске, помимо хвастливой посвятительной надписи («было убито или взято в плен более восьмидесяти тысяч врагов»), была изображена карта Сардинии с отмеченными и проиллюстрированными сражениями.

От храмов осталось немного: куски фундамента, круглый каменный постамент, на котором когда-то стояли многочисленные статуи (вероятно, вывезенные из разграбленных этрусских городов), едва различимый алтарь, обломки колонн. Но для археологов это место – настоящая сокровищница. Хотя раскопки с разной интенсивностью продолжаются уже больше семидесяти лет, участок вокруг Сант-Омобоно остается одним из самых многообещающих римских памятников. Вот одно из любопытных открытий: в храмах приносили в жертву коров, овец, коз, свиней и даже собак, причем почти все костные останки, обнаруженные при раскопках, принадлежат новорожденным животным.

Возле Сант-Омобоно были найдены фрагменты постаментов и архитектурных деталей, явно не принадлежащих ни храму Матери Матуты, ни храму Фортуны. Археологи предполагают, что при оползнях и прочих природных и социальных катаклизмах туда докатились с Капитолия куски храма Верности (как и в случае с pietas, римское понятие fides богаче русского перевода – это и верность, и вера, и честность, и честь, и лояльность). Как понятно уже из размещения на Капитолии, храм этот был очень торжественный и официальный. На его стенах висели высеченные в камне международные договоры Рима с сопредельными и далекими государствами, а легионеры отдавали на вечное хранение в храмовую сокровищницу бронзовые таблички с подтверждением почетной отставки.

Велабр

От Сант-Омобоно рукой подать до площади со средневековой церковью и странной приземистой аркой. Эта площадь – Велабр, и с этого места, по легенде, Рим начался.

Велабр – то самое место, куда река выбросила корзину с близнецами Ромулом и Ремом и где их нашла волчица. Его название пока не получило убедительного объяснения. Плутарх связывал слово с тем, что в пору частых наводнений передвигаться по этому району можно было только на лодках с парусами («паруса» по-латыни vela), но лингвисты находят эту версию фантастической.

Арка Януса. Гравюра Луиджи Россини, начало xix века.

Стоящая посреди площади Арка Януса – единственная сохранившаяся в Риме арка-квадрифронс, или тетрапилон (то есть «имеющая четыре фасада»). Скорее всего, свое нынешнее название она приобрела по недоразумению в средние века, когда нарицательное ianua («двери», «проходы») приняли за имя бога. В одном из позднеантичных документов упоминается «Арка божественного Константина» примерно в этом районе – может быть, это она и есть. Подобно Колизею, арка пострадала от дефицита металла в средние века; места, где когда-то находились массивные железные или бронзовые скрепы, зияют дырами. В обширных нишах когда-то стояли статуи. Замковые камни над пролетами украшены изображениями богов – с северной стороны это Минерва, с восточной – Рома, олицетворение города Рима. Приземистый вид арки обманчив: как видно из рисунков xvi – xviii веков, над ней возвышался еще один элегантный ярус, который разобрали в 1830 году, посчитав (без особых оснований), что это средневековая надстройка: в xiii веке, как водится, арку использовало для оборонных нужд семейство Франджипане.

Рядом с Аркой Януса стоит раннесредневековая церковь Сан-Джорджо-ин-Велабро, в стену которой вделана еще одна римская постройка. Обычно ее называют Аркой менял (Arcus Argentariorum), хотя с архитектурной точки зрения это вовсе не арка. Частью какого сооружения она была – точно не известно. Возможно, она служила порталом для торжественного входа на Бычий форум.