Текст книги "Проблемы русской истории. Уникальность исторической судьбы России"

Именно в годы правления Екатерины II было окончательно покончено с петровским идеалом «регулярного государства», с равными обязанностями и равным бесправием всех сословий перед верховной властью. При ней дворяне получили всё, что хотели, включая право на созыв дворянских уездных и губернских собраний (по «Жалованной грамоте дворянству» 1785 г.). В первые годы своего правления Екатерина II была готова даже пойти на некоторое ограничение самодержавной власти. В августе 1762 г. по инициативе её ближайшего советника Н. И. Панина был подготовлен документ о создании Верховного Императорского Совета с законодательными функциями. Но когда в ходе работы созванной правительством Уложенной комиссии выяснилось, что дворянству в основной его массе абсолютно чужды идеи представительной власти, она тотчас приостановила действие этого уже подписанного указа.

По отзыву П. Я. Чаадаева, правление Екатерины II приобрело «столь национальный характер, что, может быть, ещё никогда ни один народ не отождествлялся до такой степени со своим правительством, как русский народ в эти годы побед и благоденствия»[19]19
  Каменский А. В. Политика как искусство возможного // Родина. – 1993. – № 1.


[Закрыть]. Возможно, именно по этой причине российское общество отдало ей предпочтение перед законным императором Петром III, который за полгода своего правления продемонстрировал такую неприязнь к России и её жителям, что, по мнению его жены, «во всей империи у него не было более лютого врага, чем он сам». В отличие от своего импульсивного и недалёкого супруга, у Екатерины была конкретная программа действий и воля для проведения её в жизнь.

В связи с этим возникает вопрос: почему Екатерине II Великой, сравнимой по деяниям на благо своего нового отечества с Петром I Великим, так не повезло в отечественной историографии? Во многих исторических сочинениях, особенно советского периода, её реформы, дипломатические успехи, победоносные войны и обширные территориальные приобретения оказались заслонены бесчисленной чередой фаворитов, расправой над пугачёвцами и восставшими поляками, борьбой с революционной Францией и ужесточением крепостных порядков. Иными словами, оценка личности Екатерины II и её роли в российской истории оказалась явно неадекватна успехам, достигнутым страной за годы её правления, когда Россия окончательно закрепила за собой ведущее место в мировой политике.

Вполне возможно, что многих дореволюционных и советских историков в их оценке роли самой знаменитой российской императрицы объединяло активное неприятие тех либеральных идей, которые она высказывала и, пусть не всегда успешно, пыталась провести в жизнь. Может быть, сыграл свою роль и чисто мужской шовинизм, нежелание смириться с тем очевидным фактом, что эта женщина на троне принесла России больше воинской славы и территориальных приобретений, чем иные правители-мужчины в более поздние времена.

Даже сейчас нередкими являются попытки умалить результаты её преобразовательной деятельности, представив их простым продолжением прогрессивных мероприятий в духе «просвещённого абсолютизма», начатых ещё при Елизавете Петровне, что не вполне правомерно. У Екатерины II была собственная политическая программа, которую она пыталась реализовать на протяжении всех лет своего царствования. В самом общем виде эту программу можно определить как попытку ускорения социально-экономического и культурного развития России, добиться её дальнейшей интеграции в мировую политику, но при сохранении в неизменном виде основ существующего социально-политического строя. В нём Екатерина видела прочную гарантию сохранения политической стабильности в стране и незыблемости своей личной власти. Но не только это удерживало императрицу от более решительных действий.

Здесь Екатерина II преподаёт нам урок политической мудрости, основанной на умелом сочетании искусства субъективно желаемого и объективно возможного. Известно её отрицательное отношение к крепостничеству, но тронуть крепостное право она не посмела, как сама объясняла, из страха, что дворяне просто побьют её камнями. В своей деятельности императрице приходилось учитывать интересы дворянского сословия, от поддержки которого зависела не только её судьба, но и решение всех остальных проблем страны. Однако в массе своей российское дворянство, за редким исключением (и то из числа ближайших друзей императрицы), оставалось весьма косным и консервативным, чтобы можно было подвигнуть его на большие свершения.

С другой стороны, Екатерине II, почитательнице трудов французских просветителей, очень хотелось выглядеть просвещённой государыней и править соответственно духу времени – эпохи разума и просвещения. Но вначале надо было предстать перед своими подданными в образе защитницы национальных интересов страны, которыми пренебрёг ранее её незадачливый супруг, отказавшийся от всех завоеваний России в Семилетней войне (1756-1763 гг.).

Екатерина II просто обязана была стать большей русской, чем сами русские, и действовать в национальном духе, чтобы восстановить национальное достоинство России, попранное её предшественником. Потому её политика включала в себя три не просто различные, а прямо противоположные направления: национальное, либеральное и сословно-дворянское. В ходе их реализации она проявила недюжинный прагматизм. Будучи не в состоянии решить все задачи разом, императрица их разделила и каждую осуществляла в особой сфере государственной деятельности. Национальный интерес чётко соблюдался во внешней политике. Внутренняя политика была подчинена исключительно интересам дворянского сословия. Своя сфера была отведена и либеральным идеям: на них строилась система законодательства, т. е. эти принципы проводились в отдельных законах, а свободное изложение собственных суждений допускалось в литературе, школах и светских салонах.

Но главное, что позволило Екатерине II стать самой знаменитой правительницей России, так это то, как уже отмечалось, что она проводила свои политические решения, сообразуясь с реальными обстоятельствами, довольно часто поступаясь своими либеральными идеями, если они не находили должного отклика у представителей «благородного» дворянского сословия. В самом обобщённом виде её политический курс можно представить так: попустительство (на время) распространению либеральных идей и постоянное расширение сословных прав и привилегий дворян – главной опоры её власти.

В целом реформаторская программа Екатерины II оказалась незавершённой, многое из того, что было задумано, осталось только на бумаге, в нереализованных проектах. Но надо признать: то, что она успела сделать в стране, являло собой максимум возможного в конкретно-исторических условиях России второй половины XVIII в. Правление этой немки стало одним из самых благополучных периодов в русской истории, она дала пример осуществления серьёзных реформ, не поколебавших общественную стабильность.

Оценивая государственную деятельность Екатерины II с позиций сегодняшнего дня, следует отметить, что она явилась достойной продолжательницей дела своего великого предшественника Петра Великого, окончательно устранив при этом некоторые негативные последствия его преобразований, препятствовавшие дальнейшему развитию страны и расширению западного уклада в российском обществе.

Ещё в большей мере Екатерина II способствовала укреплению международных позиций России, значительно расширив её территориальные пределы. С тем, что Россия в XVIII в. играла одну из ведущих ролей в европейской политике, были согласны как российские, так и иностранные политики. Прусский король Фридрих II писал о её «страшном могуществе», перед которым, по его мнению, через полвека будет трепетать вся Европа. Князь Безбородко на закате своей дипломатической карьеры говорил молодым коллегам: «Не знаю, как при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела»[20]20
  Семенникова Л. И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. -Брянск, 1995. – С. 221.


[Закрыть].

Одним из критериев оценки деятельности правителя является состояние государства, в котором он его оставил. Так вот, Екатерина II оставила государство в гораздо лучшем состоянии, чем получила. Численность населения увеличилась с 19 млн до 36 млн человек, как за счёт естественного прироста, так и за счёт присоединения новых территорий. Более чем вчетверо увеличилась сумма государственных доходов. Число фабрик и мануфактур выросло с 500 до 2000. Было положено начало созданию банковской системы, увеличилось число собственников. К предпринимательской деятельности потянулись как помещики, так и крестьяне, даже крепостные.

Однако в сей «блистательный, золотой век» русского дворянства не все представители этого сословия испытывали восторг от деяний «матушки-императрицы». Не остались без внимания ни фаворитизм, когда огромные имения и сотни тысяч крепостных крестьян раздавались любимцам Екатерины II отнюдь не за заслуги перед отечеством, а совсем за другие подвиги; ни казнокрадство, достигшее астрономических размеров при добродушном отношении к этому злу самой императрицы, как-то в частной беседе заметившей: Россия настолько велика и обильна, что, сколько её ни обворовывают, а разворовать не могут.

В такой ситуации последних лет царствования Екатерины II обязательно должны были найтись обличители наблюдаемого падения нравов и сторонники утверждения крепкого порядка. Свои надежды на укрепление порядка в стране все недовольные «повреждением нравов в России» возлагали на цесаревича Павла. О чём им потом пришлось изрядно пожалеть.

Годы правления императора Павла I пришлись на переломное время, знаменующее собой переход от «блистательного» XVIII в., когда ещё действовал позитивный заряд петровских реформ, обеспечивших ведущие позиции России на мировой арене и устойчивость её внутреннего устройства, к новой исторической эпохе, когда всё ощутимее стали проявляться издержки самодержавного образа правления и негативное влияние сословно-крепостнического строя. Новое время, диктующее необходимость перехода или приспособления к индустриальному типу развития, требовало смены приоритетов в правительственной политике, чтобы устоять под натиском либеральных идей, доносившихся из Европы. Не этот ли факт отмечал великий русский историк В. О. Ключевский, давая свою характеристику времени правления Павла I: «Это царствование органически связано как протест – с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников – с будущим. Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этого императора, борьба с сословными привилегиями – его главной задачей». И далее историк продолжает: «Его преобразовательные позывы получили оппозиционный отпечаток, реакционную подкладку борьбы с предшествующим либеральным царствованием. Самые лучшие по идее предприятия испорчены были положенной на них печатью личной вражды»[21]21
  Ключевский В. О. О русской истории. – С. 539.


[Закрыть].

Исходя из этих очень глубоких мыслей В. О. Ключевского, и следует определять место и роль императора Павла I в российской истории. Он стал первым из русских самодержцев нового, XIX в., попытавшимся сделать решительный поворот от политики «просвещённого абсолютизма» к установлению полного абсолютизма, т. е. к военно-казарменному режиму. Поэтому не выдерживают никакой критики заявления историков 20-х гг. XX в. П. Н. Буцинского и М. В. Клочкова о том, что Павел был противником дворян и настоящим «царём-демократом».

Столь же неточен в своих суждениях историк XIX в. А. А. Корнилов, оценивший правление Павла I как внезапный шквал, налетевший на Россию, перевернувший всё вверх дном и исчезнувший, не оставив заметных следов в государственном организме. И совсем уж оригинальным следует признать мнение дореволюционного историка и политика П. Н. Милюкова, назвавшего царствование Павла «временем преобразований, которыми вводился порядок в управлении». Так же неправы и те историки, которые видят в этом императоре обычного самодура, дорвавшегося до власти, не имевшего никакого плана действий, стремившегося только изменить всё то, что было связано с именем его нелюбимой матери Екатерины II. Именно в таком духе писали в своё время придворные историографы Н. К. Шильдер и И. С. Шумигорский, считая правление Павла I «временем слепой прихоти и насилия», «периодом бреда и хаоса». Их образ мыслей вполне понятен: оправдать издержки самодержавного образа правления неуравновешенным характером отдельных правителей.

Между тем при всей нелогичности и абсурдности многих поступков Павла I в его поведении можно выявить определённую последовательную линию. Все его действия вели к сосредоточению абсолютной полноты власти в руках императора и его фаворитов, среди которых уже в самом начале его правления выделялся А. А. Аракчеев.

Император Павел I грубо, по-топорному попытался перейти от игры в «просвещённый абсолютизм» к абсолютизму нормальному, т. е. к полицейскому государству, которое он считал панацеей от революционных бурь, сотрясавших Европу и угрожавших спокойствию России. Вовсе не случайно свой идеал государственного устройства Павел I увидел в государстве-казарме Пруссии, а его средневековые представления о дворянской доблести и чести наглядно продемонстрировало увлечение российского императора Мальтийским духовно-рыцарским орденом. Этот орден был изгнан со своей территории и нашёл пристанище в России. И российский император не нашёл ничего странного в предложении мальтийских рыцарей стать главой их ордена, несмотря на то что он являлся православным государем, а орден подчинялся римскому папе.

Приходится констатировать, что в последние годы своего пребывания на российском престоле Павел I разрушил, превратил в собственную противоположность немногие свои положительные решения. Уже отмечалось, как в пику своей матери Екатерине II он выпустил на свободу ярых противников режима (Тадеуша Костюшко и Александра Радищева), зато засадил в тюрьмы десятки тысяч людей за малозначительные проступки и подверг изуверской казни героев польской кампании братьев Грузиновых. Не говоря уже о том хаосе, который образовался в делах высшего государственного и местного губернского управления, хотя неистребимым желанием Павла I было вернуть петровскую модель «регулярного государства», работающего как часовой механизм.

В результате первый опыт утверждения в стране военно-казарменного режима взамен прежнего «золотого века» дворянских вольностей не увенчался успехом. Помешали этому прежде всего неуравновешенный характер Павла I и необузданные крайности его политики, а также то, что российское дворянское общество пока ещё находилось под влиянием «блистательного екатерининского века» с его просветительскими идеями и дворянскими вольностями. По совершенно точному определению историка Н. М. Карамзина, «Павел взошёл на престол в то благоприятное для самодержавия время, когда ужасы французской революции излечили Европу от мечтаний гражданской вольности и равенства; но что сделали якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного»[22]22
  Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. Цит. по: Корнилов А. А. Павел I // Родина. – 1991. – № 8. – С. 70-74.


[Закрыть].

А. С. Пушкин по этому поводу просто заметил: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещённые времена могут родиться Калигулы»[23]23
  Пушкин А. С. Поли. собр. соч. – Л., 1977. – Т. VIII. – С. 93.


[Закрыть].

Подводя итог рассмотрения актуальных проблем российской истории XVIII в. и отвечая на поставленные в лекции вопросы, приходим к следующим выводам.

Конечно же, Пётр I был и останется в исторической памяти великим преобразователем России, несмотря на то что реформы свои «проводил палкой», а указы «писал кнутом». При всех негативных отдалённых последствиях для страны, ход и содержание петровских реформ вполне соответствовали характеру переживаемой эпохи. Попытки их оценки с точки зрения современных критикам Петра морально-этических норм просто некорректны, а поиски каких-то альтернатив его подходу к модернизации России являются занятием заведомо бесперспективным.

По вопросу о соответствии политики государей национальным интересам России в послепетровский период конкретные факты указывают на то, что даже в период «бироновщины» государственные деятели разного происхождения защищали национальные интересы страны, которой служили. Те из правителей, которые проявляли в этом деле медлительность или открыто пренебрегали интересами России, на троне, как правило, долго не задерживались. Такова печальная судьба Анны Леопольдовны с её малолетним сыном Иваном VI Антоновичем из Брауншвейгской династии, такова трагическая участь императора Петра III.

Новая славная страница в истории России связана с правлением императрицы Екатерины II Великой. Отвечая на вопрос о том, какое начало преобладало в её личности – «философ на троне» или «казанская помещица» и что определяло основное направление её политики – идеи «просвещённого абсолютизма» или линия на расширение сословных привилегий дворянства с одновременным низведением крепостных крестьян до положения бесправных рабов, надо сказать: всё это присутствовало и в личности, и в действиях императрицы в органическом единстве.

Хорошо понимая шаткость своих прав на российский престол и всецело завися от поддержки господствующего дворянского сословия, Екатерина II в своей деятельности проводила чёткую грань между своими либеральными идеями и собственной политической практикой, трезво оценивая неподготовленность страны к более радикальным переменам. Поэтому, руководствуясь здравым смыслом, она сделала для страны всё, что было возможно в данной конкретной ситуации, сохранив симпатию к себе со стороны господствующего класса – дворянства, укрепив экономический потенциал России и усилив её позиции в мире.

Гамлет на российском престоле Павел I был, скорее, несчастным Дон Кихотом, видевшим спасение Российской империи от ужасов Французской революции в возвращении к суровым петровским временам с равными обязанностями всех сословий общества перед государством в лице императо-ра-самодержца. Этот его рыцарский порыв к наведению порядка в стране натолкнулся на неприятие главенствующего дворянского сословия, привыкшего к «славным екатерининским временам» и увидевшего в Павле I обычного деспота с неуравновешенной психикой, от которого надо побыстрее избавиться.

XIX в. поставил перед российским обществом новые проблемы, главная из которых заключалась опять же в определении путей дальнейшей модернизации страны, ради сохранения достигнутого Россией ценой больших жертв и потерь достойного места в ряду великих европейских государств.

Глава 4
Россия в первой половине XIX века. Время упущенных возможностей

 
А мы глядим, слабеем жаром
И с каждым днём сдаёмся даром,
В бесплодность веруя борьбы!
И слово правды оробело,
И реже шёпот смелых дум,
И сердце в нас одебелело,
Порывов нет, в забвенье дело,
Спугнули мысль, стал празден ум!
 

И. С. Аксаков

Памятник Александру I в Таганроге

Главной проблемой развития России в первой половине XIX в. было сохранение достойного места среди ведущих европейских государств. Но если раньше, в начале XVIII в., для этого оказалось вполне достаточным осуществить поверхностную модернизацию за счёт крайнего напряжения физических и моральных ресурсов страны, то реалии нового века требовали коренной ломки несущих основ Российской империи -крепостного права и самодержавной формы правления.

Воспитанный своей бабкой Екатериной II Великой в духе идей «просвещённого абсолютизма» и плохо знакомый с истинным положением дел в стране, новый император Александр I в начале своего правления всерьёз задумывался об ограничении своей самодержавной власти и об освобождении крестьян от крепостной неволи. Однако его наставник швейцарец Лагарп быстро остудил пыл молодого императора, заметив, что против освобождения крестьян однозначно выступят все представители «благородного» дворянского сословия, все чиновники и купцы, многие из которых хотят на вырученные деньги купить себе деревеньку с крепостными крестьянами и зажить мирной помещичьей жизнью. На стороне правительства, начни оно столь решительные перемены во взаимоотношениях крестьян и помещиков, окажутся в лучшем случае довольно узкий слой образованного дворянства да несколько литераторов. Поэтому, советовал Лагарп, прежде чем приступать к проведению подобных реформ, надо создать в стране соответствующее общественное мнение и заблаговременно позаботиться о подготовке кадров правительственных чиновников из просвещённой дворянской молодёжи, которые станут опорой царю-реформатору в реализации мер по изменению социально-экономического и политического строя России.

Нетрудно заметить, что в начале своего правления император Александр I старался действовать согласно рекомендациям своего наставника. Все его первоначальные шаги были направлены на создание необходимых условий для перехода к более решительным действиям по реформированию страны. Прежде всего была упорядочена система центральных органов государственного управления как основы для дальнейших преобразовательных мер. Сенат признавался верховным органом власти, но без особых полномочий, к тому же вся его деятельность находилась под полным контролем императора.

Воссозданные Павлом I архаичные и малоподвижные коллегии были заменены более оперативной системой министерств, руководители которых несли персональную ответственность за состояние дел в своём ведомстве. Для координации их деятельности был учреждён Комитет министров под председательством императора или одного из его доверенных лиц.

Для подготовки будущих кадров реформаторов были открыты пять новых университетов и знаменитый Царскосельский лицей – главная школа по обучению и воспитанию высших правительственных чиновников новой формации. Был изменён Устав высших и средних учебных заведений в сторону расширения их автономных прав вплоть до введения там самоуправления и выборности руководства. В целях подготовки общественного мнения к предстоящей крестьянской реформе правительством в 1803 г. был издан закон о вольных хлебопашцах, предоставлявший помещикам право отпускать своих крепостных на волю за выкуп с небольшими участками земли.

Возможно, Александр I надеялся, что этот закон вызовет среди дворян массовое движение по освобождению крестьян, и это сделает неизбежной отмену крепостного права по всей стране. Однако лишь небольшая часть помещиков-дворян воспользовалась указанным законом, освободив крайне незначительное количество своих крепостных, основная же их часть этот закон проигнорировала.

Точно так же был проигнорирован и другой императорский указ – о запрещении публикаций о продаже крестьян и самой продажи крестьян без семьи и без земли. Просто в газетном объявлении помещики отныне указывали, что крестьянин отдаётся «в услужение», это означало ту же продажу, подобно купле-продаже негров-рабов на американских плантациях.

Лишь в 1808-1810 гг. правительством Александра I была предпринята попытка проведения глубоких реформ. Она была связана с деятельностью главного советника императора М. М. Сперанского. Его план преобразования России включал в себя следующий комплекс задач: укрепление законности в государстве путём совершенствования судебной системы в направлении установления гласности судопроизводства и выборности судей; введение среди государственных служащих экзамена на чин и выборности части чиновнического аппарата; расширение свободы печати; ограничение самодержавной власти царя путём созыва общенародного представительного учреждения. Увенчать всё это здание реформ должны были принятие конституции и отмена крепостного права.

Однако единственное, что удалось сделать М. М. Сперанскому в ходе осуществления его реформаторской деятельности, это торжественное открытие 1 января 1810 г. Государственного совета, который должен был стать верхней палатой предполагаемого российского парламента – Государственной думы. Больше ему ничего сделать не удалось. Одни только слухи о близком освобождении крестьян от крепостной неволи, ограничении самодержавия и ущемлении привилегий чиновничества вызвали крайнее возмущение дворянского сословия, большая часть которого считала существующий в стране порядок вечным и неизменным. Рупором консервативных настроений стал русский историк Н. М. Карамзин, полагавший, что России нужны не реформы, а «патриархальная власть». В докладной записке императору «О старой и новой России» он писал, что «для твёрдости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным»[24]24
  Заичкин И. А, Почкаев И. Н. Русская история. От Екатерины Великой до Александра II. – М.: Мысль, 1994. – С. 449.


[Закрыть]. Поэтому, считал Н. М. Карамзин, надо быть «осторожнее в новых государственных творениях, стараясь всего более утвердить существующее, и думать более о людях, нежели о формах», намекая тем самым на преждевременность и искусственность реформаторской программы М. М. Сперанского.

Натолкнувшись на столь мощное сопротивление со стороны дворянского сословия, Александр I отправил М. М. Сперанского в ссылку и на время оставил всякую мысль о реформах, перенеся всю свою энергию на войну с наполеоновской Францией. Так российская власть поступала довольно часто и до, и позже описываемых событий, надеясь военными победами компенсировать свою инертность и неготовность к решению неотложных внутренних проблем страны.

Только после завершения эпохи наполеоновских войн правительство Александра I вновь вернулось к политике реформ. В частности, в 1816 г. были дарованы конституции Польше и Финляндии. Затем проведено освобождение крестьян в Прибалтике в 1816-1820 гг. Однако большая часть русского народа по-прежнему оставалась в помещичьей кабале. Это тем более странно, если вспомнить, как страстно русский государь выступал в защиту негров-рабов в Новом Свете на заседаниях Венского конгресса. Хотя это тоже вполне привычное для России явление, когда власть изображает из себя борца за свободу и права человека перед лицом европейской общественности, будто забыв о бедственном положении собственного народа.

Как видим, на собственно российской территории все политические устремления императорской власти ограничились составлением реформаторских проектов, которые так и не были реализованы. В 1816 г. ближайший друг и сподвижник императора Н. Н. Новосильцев разработал «Уставную грамоту Российской империи», в основных своих чертах повторявшую реформаторские идеи М. М. Сперанского. Она предполагала создание двухпалатного парламента, провозглашение независимости суда, равенства всех перед законом, свободы слова и эмиграции.

А. А. Аракчеевым и Д. А. Гурьевым были разработаны конкретные проекты отмены крепостного права по всей России. Но они тоже были положены в долгий ящик. Чтобы сдвинуть с места больной вопрос об освобождении крестьян, группой молодых аристократов во главе с П. А. Вяземским было создано общество сторонников добровольного отказа от права владения «крещёной собственностью». Это должно было оказать моральное давление на консервативные слои дворянства, не желавшие терять свои сословные привилегии и право на владение крепостными душами.

Особенно впечатляющим был всесторонне разработанный и рассчитанный на длительную перспективу план государственных преобразований, подготовленный статс-секретарём Государственного совета Н. А. Тургеневым. Этот план охватывал четверть века, т. е. пять пятилеток. В течение первой пятилетки предполагалось обеспечить страну компетентными правительственными кадрами, отправив для обучения за границу 100-200 молодых дворян. За это время созданные государственные комитеты должны были подготовить законопроекты по совершенствованию внутреннего управления и финансовой системы страны. Вторая пятилетка отводилась на утверждение этих законопроектов. В третьей пятилетке предполагалось создать достаточно обширный слой «пэров», т. е. дворян, отказавшихся владеть крепостными крестьянами, что должно было оказать моральное давление на закоренелых крепостников. Отмена крепостного права по всей стране намечалась на четвёртую пятилетку, а создание народного представительства (парламента) – на пятую.

Но даже этот детально разработанный и рассчитанный на длительную перспективу проект реформ остался не востребованным правительством Александра I. Что же помешало осуществить уже намеченную программу преобразований?

Прежде всего опасение задеть интересы «благородного» дворянского сословия и пострадать из-за этого, как пострадал его отец Павел I. Сыграл свою роль и политический опыт Европы, который убедил царя в том, что малейшее послабление монархического режима в сторону усиления роли представительных учреждений напрямую ведёт к революции. Оттого российский император с 1818 г. всё более отходил от политики реформ и становился на явно реакционный путь, проявляя полнейшее равнодушие ко всем своим прежним реформаторским начинаниям. Последние годы его правления ознаменовались введением военных поселений и жестоким подавлением волнений среди их жителей из-за ужасных условий службы и быта. Затем последовало ужесточение порядков в стенах высших учебных заведений, выразившееся в массовом увольнении прогрессивно настроенных профессоров с университетских кафедр и преследовании студентов за «инакомыслие». Наконец, последним рубежом отступления Александра I от намеченного им в начале своего правления плана реформ стала реанимация крепостнических законов ещё екатерининских времён, запрещавших крестьянам жаловаться на своих помещиков и предоставлявших последним право отправлять своих крепостных за провинности в Сибирь.

Вполне возможно, что Александр I просто не обладал сильным характером, чтобы осуществить задуманные в пору молодости реформы. Осознавая их острую необходимость для страны, он в то же время опасался, что малейшая попытка ломки сложившихся социальных институтов и правительственных учреждений приведёт к разрушению всякого порядка, к новой смуте, к такому бессмысленному и беспощадному русскому бунту, перед которым померкнут все ужасы Великой французской революции. Оттого царь в последние годы своего правления впал в мистику, всецело отдавшись религиозным настроениям. При его дворе стало активно действовать «Библейское общество», возглавляемое новым другом императора А. Н. Голицыным, назначенным на должность обер-прокурора Синода. Чрезмерная активность этого новоявленного теософа и мистика даже вызвала опасения и возмущение у высших иерархов Русской православной церкви. Новое увлечение императора теологией наглядно выразилось в том, что министерство просвещения было переименовано в министерство духовных дел и просвещения. О душевном смятении государя свидетельствовал хотя бы тот факт, что, узнав от доносчиков о существовании организаций декабристов, он не принял против них никаких мер, заявив, что не может наказывать людей, движимых теми же благородными идеями, которые он сам вынашивал в свои молодые годы.