Текст книги "Беру свои слова обратно"

Глава 11
Кто и как готовил оборону Бреста

Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность.

Генерал-полковник Л. М. Сандалов. Первые дни войны. С. 31

1

Ведут туристов по Брестской крепости: посмотрите направо, посмотрите налево, это – цитадель, это – остров Пограничный, а это – Госпитальный…

Все ясно, все понятно. Только вот… На острове Пограничном в Тереспольском укреплении Брестской крепости на западном берегу Западного Буга находился 132-й отдельный батальон войск НКВД. В музее обороны крепости вам расскажут о специфике этого батальона. Он был конвойным. Любой справочник (например, «Великая Отечественная война. Энциклопедия». М.: Советская энциклопедия, 1985. С. 590) эти сведения подтверждает. Расстояние от казарм 132-го отдельного конвойного батальона НКВД до государственной границы измерялось десятком шагов.

Вот этого я понять не могу. Пусть хоть кто-нибудь мне объяснит, зачем лагерных вертухаев посадили к границе ближе, чем пограничников? Если готовились к внезапному сокрушительному удару по Германии – тогда все ясно: в случае нападения Красной Армии на Германию тут был бы развернут приемный и пересыльный пункт военнопленных и классово чуждого элемента. Крепостные рвы, казематы и бастионы – сооружения по конструкции и по духу родственные тюремным и каторжным централам. Издревле крепости служили тюрьмами. Так, построенная Петром Петропавловская крепость уже при Петре служила тюрьмой, но никакие боевые свершения и подвиги в ее послужном списке не числятся.

Брестская крепость в качестве пересыльного лагеря вполне сгодилась бы. И транспортировка пленных из Бреста проблемы не представляла: Брест – ворота Советского Союза. Отсюда могучая магистраль ведет прямо в Москву, а это самый крупный железнодорожный транспортный перекресток мира. Другого столь мощного железнодорожного узла на этой планете не сыскать.

Из Бреста – на Москву, дальше – куда угодно; гони скотскими эшелонами хоть сто тысяч врагов, хоть миллион. Рядом с пересыльным лагерем Брест можно было бы устроить фильтрационные лагпункты – два кольца фортов вокруг крепости вполне для этого сгодились бы. Стены там глухие, непробиваемые: пусть узники орут в пыточных камерах – никто не услышит. Тут и расстрельные пункты можно было бы организовать: урочища Борки или Ведьмы Лисьи на юг от Бреста самой природой созданы для такого дела.

Можно, конечно, врагов расстреливать и подальше от границы. Кстати, если отъехать на восток по этой магистрали, то именно рядом с ней мы найдем самые знаменитые (из известных сегодня) расстрельные места Советского Союза – Куропаты под Минском, Катынь под Смоленском.

Но если нападение на Германию не готовилось, тогда назначение 132-го отдельного конвойного батальона НКВД, а главное, его расположение – чистый идиотизм, если не вредительство.

2

Рядом с островом Пограничным – остров Госпитальный. На этом острове находился центральный госпиталь Западного особого военного округа.

Как прикажете это понимать?

Страна знала: граница – на замке. Каждый помнил, лучше от границы подальше держаться: сталинские погранцы, как вертухаи в лагере, стреляют без предупреждения.

Но на Госпитальном острове Брестской крепости накануне войны вопреки логике и духу социализма происходило нечто невероятное. Прикинем: прямо в приграничной полосе, вдоль берега пограничной реки гуляют молодые мужики в больничных халатах, в белых тапочках. А если кто нырнет и уплывет прямо к врагам классовым? Кто же такое позволил? Кто допустил? И куда, простите, недремлющие органы смотрели?

Нам говорят, что нападение Германии было внезапным, то есть войны в обозримом будущем советские вожди не ждали и уж сами, ясное дело, нападения не планировали и не замышляли. Просто жили мирной жизнью. Поверим.

В мирное время лечение личного состава организовано по простой двухступенчатой схеме: санитарная часть полка (иногда дивизии) – окружной военный госпиталь. Солдат – молодой здоровый парень, никаких серьезных болезней у него быть не может. Потому солдата, как правило, лечат на месте. И только если требуется сложное лечение – например, хирургическое вмешательство, – тогда его отправляют в окружной военный госпиталь.

В мирное время в составе Западного особого военного округа было четыре армии: 3-я, 4-я, 10-я и 13-я. Кроме них – четыре стрелковых, один воздушно-десантный, два механизированных корпуса, шесть укрепленных районов и несколько отдельных дивизий, бригад, полков и батальонов, которые в состав армий не входили, а напрямую подчинялись командующему округом.

И вот представим ситуацию. В 100-й стрелковой дивизии, которая находилась в районе Минска, у рядового Иванова воспалился аппендикс. Местный эскулап пишет направление: Иванова доставить в приграничную полосу для срочной операции…

До германского вторжения в окружной военный госпиталь на Госпитальный остров Брестской крепости возили бойцов и командиров из Витебска, Могилёва, Смоленска за 400, 500, 600 километров, из глубокого тыла прямо к пограничным столбам.

Такое расположение центрального госпиталя Западного особого военного округа нам объясняют просто: так сложилось исторически. Да ничего подобного! До сентября 1939 года окружной военный госпиталь находился в Минске. А еще раньше – в Смоленске. После «освободительного похода» Брест стал советским, и сюда срочно перенесли окружной военный госпиталь. Зачем?

Когда я узнал об этом госпитале и его, мягко говоря, необычном расположении, то решил: видимо, товарищ Сталин после «освободительных походов» 1939–1940 годов либерализацию замыслил: пусть, мол, народ на заграничные просторы любуется, пусть граница будет прозрачной! Но не все так просто. Если дело пошло к смягчению нравов людоедского режима, зачем в той же крепости на соседнем острове батальон тюремных вертухаев держать?

И с военной точки зрения не все тут ладно. Вы где-нибудь когда-нибудь такое встречали: одно государство развернуло крупнейший военный госпиталь прямо на границе с соседней страной? Да не просто на границе, а на центральной магистрали, которая связывает две столицы! Прямо рядом с пограничными постами. Мыслимое ли дело: в мирное время армия Пакистана поставила бы крупный стационарный военный госпиталь в сотне метров от границы с Индией? И именно там, где границу пересекает дорога между двумя столицами. Или, допустим, появился сирийский военный госпиталь на границе дружественного Израиля. Да зачем же? Неужто им в Сирии земли мало? Вот я и думаю: неужто товарищу Сталину земли в Советском Союзе не хватало, чтобы военные госпитали к пограничным столбам выносить?

Теперь представим ту же ситуацию, но уменьшим масштаб. Вообразите себя начальником штаба корпуса или общевойсковой армии. Возможность войны не исключена. Ваши дивизии готовятся к обороне. Каждая дивизия занимает полосу в 30 километров по фронту и 20 километров в глубину. И вот командир одной из этих дивизий решил дивизионный медсанбат расположить прямо на переднем крае, да не по центру боевого порядка, а на левом фланге, на самом краю.

Получается, что в оборонительном бою предстоит под огнем противника возить раненых вдоль фронта с правого фланга на левый. За 30 километров. Но если и довезем туда какого беднягу, то предстоит его лечить прямо на переднем крае, под огнем противника. Вникните в ситуацию, и, как начальник вышестоящего штаба, оцените действия ваших подчиненных.

Теперь вернемся к действительному масштабу. Каждая дивизия имеет медико-санитарный батальон, каждая армия во время войны имеет госпитальную базу в составе нескольких эвакуационных и хирургических госпиталей. Кроме того, военный округ, который в случае войны превращается во фронт, имеет свою собственную госпитальную базу – до десятка и более госпиталей. Так вот: самый главный из всех этих госпиталей расположили в Брестской крепости, на самом левом фланге Западного фронта, в сотне метров от государственной границы.

Западный фронт – это 470 километров с севера на юг, от границы Литвы до границы Украины. На самом левом фланге – центральный госпиталь Западного фронта. Если готовилась оборона, то выбор места для этого госпиталя – преступление. Как сюда возить раненых из соседних армий? За 200, 300, 400 километров вдоль фронта? Через разрывы снарядов? Под градом осколков?

Но больные и раненые будут не только на переднем крае, но и в тылу. Например, пострадавшие от бомбежек. И что прикажете делать: возить раненых из глубокого тыла на передний край? Да и что толку людей с особо опасными ранениями везти в Брестскую крепость, если она с первых минут оборонительной войны в любом случае окажется под огнем противника?

3

Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов, как нас учили, особыми умственными способностями не отличался. Не будем спорить. Но на Павлова была управа: над ним был вышестоящий штаб, и не какой-нибудь, а Генеральный штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Во главе этого штаба – величайший полководец всех времен и народов генерал армии Жуков. Позвольте полюбопытствовать: куда смотрел Генеральный штаб? О чем думал его гениальный начальник?

Накануне войны и на первом ее этапе руководство тылом осуществляли общевойсковые штабы:

На начальников штабов возлагалась персональная ответственность за организацию и работу тыла по всестороннему обеспечению войск при ведении боевых действий. В составе Генерального штаба Красной Армии имелось Управление устройства тыла и снабжения… Под устройством тыла понималось назначение тыловых районов, размещение тыловых частей и учреждений, подготовка и использование путей сообщения (Тыл советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне. Под общей редакцией генерала армии С. К. Куркоткина. М.: Воениздат, 1977. С. 46).

Тыл Красной Армии включал в себя службы снабжения и обеспечения: автобронетанковую, артиллерийскую, инженерную, противохимической защиты, связи, интендантскую (продовольственно-фуражную, вещевую и обозно-хозяйственную), горюче-смазочных материалов, санитарную, ветеринарную и финансовую. За организацию и работу всех этих служб тыла несли ответственность начальники штабов батальонов, полков, бригад, дивизий, корпусов, армий, военных округов и фронтов. На самом верху пирамиду ответственности венчал начальник Генерального штаба. Инструкции и наставления того времени подчеркивали, что эта ответственность – персональная.

За тыл Западного особого военного округа (во время войны – Западного фронта) нес персональную ответственность начальник штаба округа (фронта) генерал-майор В. Е. Климовских. Это он назначал районы для тыловых частей, подчиненных округу, в том числе отвечая и за расположение окружного военного госпиталя в Брестской крепости. Но за весь тыл Красной Армии, в том числе и за тыл Западного особого военного округа, персонально отвечал начальник Генерального штаба генерал армии Жуков.

Работа вышестоящего начальника заключается в том, чтобы работу подчиненных контролировать и направлять. И если подчиненные творят глупости, то старший обязан на промахи указать и потребовать устранения.

Высказываю мнение, и можете не соглашаться. Можете опровергать. Сдается мне, что перед войной центральный госпиталь будущего Западного фронта на берегу пограничной реки развернули только потому, что было решено границу слегка отодвинуть. Причем – в обозримом будущем.

Если готовилось нападение на Германию, то лучшего места для главного госпиталя Западного фронта не найти. Москва – Смоленск – Минск – Барановичи – Брест – Варшава – Берлин – это главное стратегическое направление войны. Это центральная ось. Это главная магистраль. По ней будет идти основной поток грузов в действующую армию. По ней же, в обратном направлении, – поток пленных и раненых. Именно на этой магистрали, именно в Бресте на самой границе, на самом краешке советской земли и следовало ставить самый лучший госпиталь Западного фронта.

За государственную границу вслед стремительно уходящим вперед войскам пойдут подвижные госпитали. А тут – стационарный, развернутый уже в мирное время. Если нужна срочная и очень сложная операция – так чтоб не вести до Минска, Смоленска и Москвы.

Если же отрицать агрессивные намерения и замыслы командования Красной Армии, тогда не только генерал-майора Климовских, но и генерала армии Жукова следует считать кретином и преступником.

4

Еще один вопрос: как случилось, что огромную крепость с внешним периметром в 45 километров окружили за несколько часов? Перед самым крушением Советского Союза ответ на этот вопрос дал заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерал армии М. А. Гареев:

На участке протяженностью 80–100 километров севернее и южнее Бреста вообще не было войск (Мужество. 1991. № 5. С. 256).

Вот причина окружения. С одной стороны, «в Бресте скопилось огромное количество войск» (Сандалов Л. М. На московском направлении. С. 58), с другой стороны, правее и левее Бреста на десятки километров – никого. Огромное скопление войск в центре, а фланги открыты. При таком расположении советские войска в Бресте были просто подставлены под окружение и разгром.

Чем же эти войска занимались? Если справа и слева от города на сотню километров границу не защищал никто, то, может быть, войска в Бресте готовили оборону самого города и крепости? Вовсе нет:

На оборону самой крепости по окружному плану предназначался лишь один стрелковый батальон с артдивизионом (там же. С. 52).

Стрелковый батальон 1941 года – 827 человек. Если, конечно, он полностью до последнего человека укомплектован. Советские же генералы и историки в погонах уверяли нас, что везде был ужасный некомплект.

Артиллерийский дивизион – 12 орудий и 220–296 человек в зависимости от типа орудий и тяги.

Если расставить один батальон и один артиллерийский дивизион по внешнему периметру Брестской крепости, то, казалось бы, на каждом из 45 километров будет больше двадцати бойцов. Но это теоретически; на самом деле их будет меньше, потому как не все в стрелковом батальоне – стрелки с винтовками. В стрелковом батальоне есть минометная рота и противотанковый взвод; их надо держать ближе к командному пункту, чтобы в нужный момент развернуть в правильном направлении. И в артиллерийском дивизионе не все – солдаты при пушках.

И в батальоне, и в артиллерийском дивизионе есть и медики, и повара, и связисты, и старшины в ротах и батареях, и писари в штабе, кто-то в каптерке сидеть должен, сапоги считать, кто-то должен обеспечивать личный состав денежным и табачным довольствием, кто-то – снабжать патронами и снарядами, подвозить хлеб и кашу, кто-то должен ухаживать за лошадьми или обслуживать машины. Кто-то должен командовать, управлять огнем батарей, вести наблюдение, оценивать обстановку, принимать решения, отдавать приказы, следить за их неукоснительным выполнением. Разведка работать должна.

И выходит, что в стрелковом батальоне чистой пехоты с винтовками и ручными пулеметами – 36 отделений по 12 человек в каждом. Если эти отделения полностью укомплектовать, и если посадить их по внешнему периметру, то получается больше километра на отделение. Но тогда внутри крепости – в цитадели, в трех предмостных укреплениях, в бастионах и фортах, – вообще не останется пехоты. И в резерве у командира батальона не останется ни взвода, ни отделения пехоты. Чем он дыры в обороне закрывать будет? И как бедному командиру батальона всем этим воинством управлять, если жидкая цепочка сидит по периметру? Гонцов на велосипедах посылать? Так ведь крепость вся реками, каналами и рвами изрезана. Вроде Венеции.

И 12 орудий на всех. Если взять противотанковый взвод батальона, тогда орудий будет 14. Тоже по периметру расставить? Не густо получится. Или в кулак собрать? Выходит жиденький кулачок. И как прикажете управлять огнем? На все направления артиллерийских наблюдателей выслать? Нет их в дивизионе в таком количестве.

Итак, перед нами – огромное скопление войск в огромной крепости и рядом с ней, но для обороны крепости выделено столько войск, что едва хватит для несения караульной службы. А всех остальных зачем сюда пригнали? Ради чего, если не ради обороны? Может быть, остальные батальоны, полки и дивизии оборону не в крепости, но вокруг крепости готовили? Нет, не готовили:

Окопы строились преимущественно в виде отдельных прямоугольных ячеек на одного-двух человек без ходов сообщения, без маскировки; противотанковые заграждения создавались только на отдельных участках в виде противотанковых рвов и надолб. Противопехотные заграждения не минировались. Командных и наблюдательных пунктов и убежищ имелось незначительное количество (Сандалов Л. М. Первые дни войны. С. 46).

Из этого фрагмента мы узнаем две важные вещи.

Во-первых, минно-взрывные заграждения вообще не использовались – ни противотанковые, ни противопехотные. Надолбы и рвы хороши против танков, но только если позади них – окопы и траншеи, да не пустые, а занятые войсками, которые своим огнем вражеских саперов к заграждениям не подпускают. Если же никто рвы и надолбы не охраняет и огнем не прикрывает, то нет от них никакой пользы. Подойдут вражеские саперы, не спеша установят заряды, взорвут надолбы или завалят стенки рва. Работы на десять минут. Или на пять. Или еще проще: противник такие заграждения может обойти – тем более, что они не сплошные, а только на отдельных направлениях. Как уточняет генерал-полковник Сандалов, «количество заграждений было незначительным».

А главное в том, что такие заграждения видны противнику и с земли, и с воздуха. Противник на них не полезет. А вот противотанковые мины не видны. Кроме того, они не только останавливают противника, но убивают его и калечат. Вот была бы картинка: выползают танки Гудериана из реки, да прямо на минное поле.

Но не было противотанковых минных полей. Как и противопехотных. Можно было бы надолбы проволокой оплести, да противопехотными минами начинить, чтоб вражеским саперам служба медом не казалась. Но этим тоже никто не занимался.

Во-вторых, из этого же небольшого фрагмента мы узнаем, что в районе Бреста четыре советских стрелковых и одна танковая дивизии траншей не рыли. Стрелковые ячейки на одного-двух человек не были связаны между собой траншеями и ходами сообщения. А если так, то против сильного противника удержать такую «оборону» невозможно. Как снабжать стрелков патронами? Как их кормить? Как менять на время сна и отдыха? Как выносить раненых? Как перебросить резерв туда, где враг явно готовит прорыв? Как стрелкáми руководить? Как командиру отделения проверить, не спит ли боец в своем окопе? Ведет ли бой? А то ведь хитрый солдат свернется клубочком на дне своей стрелковой ячейки и, пока его товарищи отбивают атаки супостата, он, прохвост, головы из-за бруствера не высунет.

Если окопы соединены траншеей, то таких проблем не возникает. Командир отделения прошел по траншее, каждого проверил, с каждым поговорил, каждому задачу поставил, каждого обматерил. По траншее и лекарь прибежит, и боец ящик патронов поднесет или термос с кашей. А как без траншей? Если траншеи нет, то командир отделения по полю вынужден бегать или ползать. Долго не побегаешь – убьют. И ползать долго не позволят. А взводному как отделениями управлять? А ротному – взводами?

Но и солдату не мед одному в такой ячейке сидеть. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский в первые дни войны, когда был еще генерал-майором, поставил на себе эксперимент. Залез в одиночную стрелковую ячейку, которая не была связана траншеей с другими ячейками, и немного там посидел. Признается: жутко было. Сидишь и не знаешь, справа и слева от тебя есть кто-нибудь, или уже нет никого. Может быть, соседи давно убиты. Или, не будь дураками, разбежались, а ты тут один фронт держишь.

О том, что такая «оборона» с одиночными и парными ячейками без траншей не могла продержаться несколько часов, да и не замышлялась на столь длительный период, можно судить по совсем простой детали. Русская армия применяла траншеи со времен обороны Севастополя в 1854 году и во всех последующих войнах. Вспомним «Севастопольские рассказы» Льва Толстого. Траншеи защищали солдата от пуль и осколков. В траншеях, на позиции отделения и взвода, создавалось все необходимое для жизни и работы людей: перекрытые щели, ниши для продовольствия и боеприпасов, укрытия, блиндажи, командно-наблюдательные пункты. Кроме всего прочего, полевая фортификация предписывает на позиции каждого отделения иметь тупиковое ответвление траншеи, которое имеет официальное название: отхожий ровик.

Теперь представим себе любую советскую дивизию на сáмой границе 22 июня 1941 года. Подавляющее число солдат принимают свой первый бой. При этом у людей возникают самые естественные надобности. Они, кстати, иногда и без боя возникают. Как отцы-командиры представляли себе первые сражения? Если от Балтийского до Чёрного моря не было нигде траншей, следовательно, не было и тупиковых ответвлений. Где прикажете отправлять естественные надобности в оборонительной войне? Выскакивать бойцу из одиночной или парной стрелковой ячейки с этой целью или не выскакивать? Как перед войной Генеральный штаб замышлял решать эту проблему? И о чем, простите, думал его гениальный начальник?

Полбеды, если бы эти одиночные ячейки были заняты стрелкáми; обошлись бы без отхожих ровиков. Так ведь нет же: дивизии располагались в местах постоянной дислокации – в военных городках на расстоянии 20, 30 и даже 50 километров от назначенных им районов обороны. И что прикажете делать, если завтра война? Поднять дивизии по тревоге и гнать их бегом на 20, 30, 50 километров к своим одиночным и парным стрелковым ячейкам? Под минометным обстрелом?

Если бы дивизии далеко от границы находились, хотя бы в десяти километрах или в двадцати, тогда было бы время в случае нападения занять оборону. Но дивизии – у самых границ. Они – под огнем с первого момента войны. Возможности занять свои жалкие одиночные и парные ячейки у них не было никакой.

Наши гениальные стратеги явно рассчитывали не на огонь батарей, не на траншеи, не на ряды колючей проволоки и не на минные поля, а на массовый героизм. После войны Жуков валил вину на нашего несгибаемого солдата: войска были неустойчивы! Войска впадали в панику!

Защитникам жуковской мудрости на память: необстрелянные войска впадают в панику только в чистом поле под внезапным ударом. Если войска находятся в траншеях, то по чисто психологическим причинам они не бегут, а стойко обороняют свои позиции, ибо в траншее человек чувствует себя в большей безопасности, чем на открытом пространстве. Ползущий на тебя танк «с пушкой, в душу наведенной», как писал Твардовский, воспринимается из траншеи совсем не так, как в чистом поле. Даже грохот боя в траншее воспринимается иначе: и пули не так страшно свистят, и осколки визжат дружелюбнее.

Если внезапный удар застал необстрелянного солдата на открытой местности, то для него спасение бегством – единственный вариант. Если же внезапный удар застал его в заблаговременно отрытых полевых укреплениях, то для того чтобы убежать, солдату надо из безопасной траншеи выскочить на открытое пространство под огонь, под снаряды, мины, бомбы, осколки и пули. Под танковые гусеницы. Бежать для него – худший вариант, чем сидеть в окопе. Если же основная масса бойцов не рванула с позиций, то скоро кто-то начнет стрелять по противнику, а за ним – и остальные.

И когда Жуков уличал доблестные дивизии Красной Армии и обвинял их в трусости и неустойчивости, надо было спросить: что сделал начальник Генерального штаба для того, чтобы войска не впадали в панику? Что он предпринял для того, чтобы гарантированно обеспечить устойчивость войск в первых оборонительных сражениях?

5

Был в районе Бреста еще и укрепленный район. В стадии строительства. Он имел первую позицию и вторую.

Первая позиция строилась по восточному берегу реки Западный Буг и воспроизводила начертание его русла. В июне 1941 года велось строительство сооружений только на первой позиции укрепрайона. В глубине этого района строительство сооружений еще не начиналась. Полоса предполья вследствие того, что сооружения строились по берегу реки, не создавалась (там же. С. 45).

Строительство долговременных сооружений и работы по полевому усилению укрепленных районов на многих участках проводились непосредственно вдоль границ на виду у немецких пограничных застав. Бетонированные точки и дзоты первой позиции просматривались с немецких наблюдательных пунктов (там же. С. 12).

Дальше можно цитату не продолжать. Несложно представить, что случилось ранним утром 22 июня 1941 года. Противник знал, где именно строятся доты, знал точное расположение каждого из них, знал секторы обстрела каждой амбразуры. Перед дотами не было полосы предполья: ни колючей проволоки, ни минных полей. доты, вдобавок ко всему, не были заняты войсками.

Не надо было быть гениальным стратегом, чтобы сообразить: в случае внезапного нападения противник на лодках переправится через реку и захватит доты до того, как советские солдаты проснутся по тревоге и успеют до них добежать. От казарм путь неблизкий: иногда и до десятка километров. Гудериан вспоминал: «Береговые укрепления вдоль реки Буг не были заняты русскими войсками» (Гудериан Г. Воспоминания солдата. С. 208).

На других направлениях – как под Брестом: «Доты перед Граево оказались без личного состава и были захвачены вражескими диверсантами» (Иринархов Р. С. Западный особый. С. 183).

Весьма важно, что в укрепленных районах не было полевого усиления, то есть не было обыкновенной пехоты, которая сидит в окопах и траншеях между дотами, впереди и позади них.

Дот – это страшный крокодил. Но если сесть крокодилу на спину, то он не укусит. Дот имеет мертвые пространства, которые не простреливаются из его амбразур. Потому доты строятся группой: мертвые пространства одного перекрываются секторами обстрела другого и третьего.

Если же один дот занят гарнизоном, а соседние пустуют или вообще не готовы, то мы рискуем очутиться в ситуации крокодила, на спине которого сидит дядя с топором. Если дот один, то вражеские саперы могут подойти с непростреливаемого направления, установить на крыше заряды обыкновенные или направленного действия, или шашками дымовыми вентиляцию забить. Саперы вообще на выдумки хитры, на многие гадости способны.

Положение могут спасти бойцы из полевого усиления – они отобьют вражеских саперов. Но если одиночный дот без кругового обстрела (а таких подавляющее большинство) не защищен огнем соседних дотов или не прикрыт действиями хотя бы одного отделения стрелков, которые сидят в окопах и траншеях вокруг него, тогда гарнизону дота лучше выйти наружу. По крайней мере, все вокруг видно, во все стороны стрелять можно. Вот пример для наглядности:

К югу от крепости, у деревень Митьки и Бернады, оборонялась 2-я рота лейтенанта И. М. Борисова. Сплошной линии обороны здесь не было, доты стояли поодиночке и были недостроены. После нескольких часов боя они были блокированы гитлеровцами и подорваны вместе с гарнизонами (там же. С. 192).

6

В полосе 4-й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой – 9 часов (Сандалов Л. М. Первые дни войны. С. 12).

План простой и понятный: если немцы внезапно нападут в 4 часа утра, то одна советская дивизия займет оборону вокруг дотов, которые стоят прямо вдоль берега пограничной реки к 13 часам, а другая дивизия – через сутки, к 10 часам утра следующего дня. К этому генерал-полковник Сандалов добавляет, что «на учебных тревогах выяснилось, что эти сроки являются заниженными». Иными словами, сроки нереальные. В такие фантастически короткие сроки дивизии просто не успевали занять оборону в укрепленном районе. Коли так, то следовало гарнизоны дотов и полевые войска держать не в казармах, а в поле – там, где предстоит воевать. Вот рассказ об одной только роте Брестского укрепленного района.

Почти весь апрель 1941 года личный состав находился неотлучно в дотах. Но в начале мая поступил приказ, и гарнизоны были выведены из дотов. Бойцов поселили в казармах, продовольствие, боеприпасы возвратили на ротный склад. Таким образом, к началу войны в огневых точках не было ни продовольствия, ни боеприпасов, кроме нескольких ящиков патронов в доте караульного взвода. С момента нападения гитлеровцев доты занимались под огнем. Из 18 бойцов дота Шанькова в дот пробралось только 5 человек. За снарядами и патронами приходилось пробираться на ротный склад, но вскоре он взлетел на воздух от попадания снаряда (Иринархов Р. С. Западный особый. С. 192).

Советские пропагандисты десятилетиями рассказывали истории о том, что советские фортификационные сооружения на границе с Германией были слабыми, плохо вооруженными, имели плохую оптику, в основном были пулеметными, а пушечных было мало. Это не так. И есть достаточно свидетельств, опровергающих выдумки всех мастей Тельпуховских и Некричей[19]19
  Александр Некрич – советский историк, доктор исторических наук, ставший широко известным после выхода его книги «22 июня 1941 г.» (М.: Наука, 1965), вызвавшей острые дискуссии. Книга была изъята из всех библиотек Советского Союза, а автор в 1976 году эмигрировал из страны. – Прим. ред.


[Закрыть].

Огромную исследовательскую работу непосредственно на местности, в частности в Укрепленном районе № 1 (Киевском), провел украинский историк Александр Кузяк. Настоятельно рекомендую его статьи в украинском журнале «Сержант» № 13–15 за 2000 год и в польском альманахе «Forteca». Любой желающий может сам заняться научным поиском в Коростеньском, Новоград-Волынском, Шепетовском, Минском и десятках других брошенных советских укрепленных районах и убедиться лично в лживости советских придворных сказочников. Но вернемся в Брестский УР:

Многие доты имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами. Орудия действовали полуавтоматически. Боевые сооружения оснащались очень хорошей оптикой (там же. С. 231).

Не в том беда, что доты были непрочными или слабо вооруженными, а в том, что гарнизоны не успели их занять. Вот пример из истории обороны УР № 6 (Рава-Русского) соседнего Юго-Западного фронта. Двухэтажный дот «Медведь». В двух орудийных амбразурах – 76-мм пушки со спаренными пулеметами, кроме того – две пулеметные амбразуры со станковыми пулеметами. 22 июня 1941 года в этом доте на два орудия и четыре пулемета было три человека.

Каждый дот… являлся неприступным бастионом на пути врага… В доте «Медведь», кроме него, Соловьева, было всего два бойца – Павлов и Карачинцев. Соловьев встал у одного орудия, Павлова он поставил к другому, находившемуся слева Карачинцеву приказал в случае необходимости вести огонь поочередно из двух пулеметов (Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов: Каменяр, 1975. С. 67–69).

Прикинем: один человек у орудия. Мастер на все руки: он же и командир, и наводчик, и заряжающий, и замковой, и подносчик боеприпасов. И у другого орудия – та же картина. А пулеметчик от одного пулемета к другому бегает. Круговое наблюдение не ведет никто: в перископы («очень хорошая оптика») некому смотреть. Огонь орудий и пулеметов никто не координирует. И связь с соседними дотами никто не поддерживает – некому. И стрелками из полевого усиления никто не командует. Впрочем, стрелков полевого усиления и в помине нет.