Текст книги "Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834"

Образование, существовавшее в вашем крае, дозволяло мне ввести немедленно то, которое я вам даровал, руководствуясь правилами законно-свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений, и которых спасительное влияние надеюсь я, при помощи Божией, распространить и на все страны, Провидением попечению моему вверенные. Таким образом, вы мне подали средство явить моему Отечеству то, что я уже с давних лет ему приготовляю, и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела, достигнут надлежащей зрелости[262]262
  См. речь Александра I на открытии Польского сейма, 15 марта 1818 г.: Величайшие речи русской истории. От Петра Великого до Владимира Путина / Ред. А. Клименко. М.: Алгоритм, 2014. С. 36.


[Закрыть].

Из этого пассажа очевидно, что: 1) император находил возможным предоставить Польше конституцию ввиду предшествовавшего политического развития этой страны; 2) что он находил Польшу более цивилизованной, чем остальные части Российской империи; 3) что император рассматривал как саму польскую конституцию, так и сходные установления, которые он собирался ввести в других частях империи, в качестве благосклонного дара со своей стороны, а не как уступку каким-либо требованиям или как необходимое признание каких-либо исторических привилегий.

Несмотря на заключавшиеся в ней обещания, варшавская речь Александра I вызвала недовольство со стороны русского дворянства и чиновничества, напоминающее реакцию великорусского дворянства на привилегии балтийских немцев и украинской казачьей старшины, проявившуюся во время работы Уложенной комиссии в 1767–1769 годах[263]263
  Мадарьяга И. Россия в эпоху Екатерины Великой. M.: НЛО, 2002. C. 283. Об административной ассимиляции этоих территорий и вызванных ею трениях см.: Thaden E., Thaden M. Russia’s Western Borderlands, 1710–1870. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1984. P. 5–31, 96–120, 169–200; Kohut Z. Russian Centralism and Ukrainian Autonomy: Imperial Absorbtion of the Hetmanate, 1760s–1830s. Cambridge, MA: Harvard Ukrainian Research Institute, 1988.


[Закрыть]. В обоих случаях представители русского дворянства выразили свое недовольство таким видением имперского пространства, в котором западные окраины России представлялись российским правителям более просвещенными, чем внутренние ее территории, и являлись примером для последних[264]264
  О реакции русского дворянства на речь Александра I перед Польским сеймом см.: Мироненко. Самодержавие и реформы. C. 159–161.


[Закрыть]. В 1818 году участие Каподистрии в формулировке такого подхода вызвало характерную реакцию со стороны Василия Каразина: «Ах ты проклятая грецкая душа, господин Д’Истрия! Каким ты языком заставляешь говорить нашего Александра с жалкого трона Варшавы! Чорт, тебя возьми, каналью! Вот какими сахарями окружил себя Государь – вместо Паниных, Зубовых и проч., и проч., которые у него без всякого дела лежат в берлоге и сосут лапу. Неужели он не терпит ничего русскаго?»[265]265
  Цит. по: Сироткин В. Г. Борьба в лагере консервативного русского дворянства по вопросам внешней политики после войны 1812 года и отставка Каподистрии // Сироткин В. Г. Проблемы международных отношений и освободительных движений. М.: Государственный педагогический институт, 1975. С. 41. Об отношении российской элиты к Каподистрии см.: Арш Г. Л. Россия и борьба Греции за освобождение. С. 227–238.


[Закрыть]

Словно в ответ на подспудное недовольство русского дворянства привилегиями, пожалованными элитам западных окраин, Александр I указал своему представителю в Царстве Польском, Н. Н. Новосильцеву, начать работу над Государственной уставной грамотой, предполагавшей введение представительных учреждений во всех частях Российской империи[266]266
  О Государственной уставной грамоте см.: Вернадский Г. В. Государственная уставная грамота Российской империи. Прага: Б. и., 1925; Мироненко. Самодержавие и реформы. C. 163–177.


[Закрыть]. Разработанный в 1818–1820 годах в канцелярии Новосильцева, этот конституционный документ предполагал деление империи на наместничества, каждое из которых должно было состоять из нескольких губерний «по мере народонаселения, расстояния, обширности и смотря на нравы, обычаи и особые местные законы, жителей между собой сближающие»[267]267
  Государственная уставная грамота Российской империи / Ред. Т. Шиманн. Берлин: Готгеймер, 1903. С. 11.


[Закрыть]. Помимо общеимперских институтов, каждое наместничество должно было иметь свои исполнительные законодательные и судебные органы. Законодательные собрания наместничеств, называемые сеймами, должны были участвовать в разработке местных законов, окончательное утверждение которых оставалось, однако, за императором[268]268
  Там же. С. 25.


[Закрыть].

Наместнический принцип организации политического пространства империи представлял собой прямую противоположность институциональным реформам первой половины Александрова царствования[269]269
  В каком-то смысле Государственная уставная грамота развивала Проект учреждения наместничеств, разработанный в 1816 г. в канцелярии Новосильцева или в Министерстве полиции А. Д. Балашева. См.: Институт генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи / Ред. И. Д. Луковская, Д. И. Раскин. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2001. C. 72.


[Закрыть]. В то время как создание министерств и Государственного совета в 1802–1811 годах были шагом к централизации и бюрократизации, проекты разделения России на наместничества, разрабатывавшиеся после 1815 года, можно рассматривать как попытку возврата к «дворянской монархии» Екатерины Великой. В некотором смысле Государственная уставная грамота Александра I была сходна с губернской реформой, осуществленной Екатериной II в 1775 году. Эта реформа предоставила дворянству широкие возможности для участия в местном управлении и в то же время способствовала административной ассимиляции окраин. Государственная уставная грамота также сочетала принципы децентрализации и униформизации административных практик и правовых режимов. Хотя местные особенности служили основой разделения на наместничества, Грамота также предполагала отмену Конституционной хартии Царства Польского, ввиду нецелесообразности существования двух конституций в одной империи[270]270
  Проект соответствующего указа опубликован в: Вернадский. Государственная уставная грамота Российской империи. С. 42–43.


[Закрыть]. Само Царство Польское должно было превратиться в одно из наместничеств. Таким образом, Государственная уставная грамота как бы тривиализировала привилегированное положение Польши, Финляндии и Бессарабии посредством распространения на остальную часть империи политико-административных форм, первоначально опробованных на этих окраинах.

Будучи наиболее амбициозным проектом реформ Александра I, Государственная уставная грамота Российской империи была готова уже в 1820 году, однако она так и не была введена в действие. Более того, в последующее десятилетие произошло значительное сокращение автономии западных окраин, включая Бессарабию[271]271
  Более детальное рассмотрение взаимосвязи между бессарабской автономией, Государственной уставной грамотой и другими проектами реформ данного периода можно найти в: Taki V. Construction of Center and Periphery in the Reign of Alexander I. The Case of Bessarabia, 1812–1828 // The Enigmatic Tsar and His Empire. Russia Under Alexander I, 1801–1825 / Eds. A. Kaplunovsky, I. Kusber, B. Conrad. Berlin: Peter Lang, 2019. P. 317–338.


[Закрыть]. Чтобы объяснить эту смену подхода, необходимо обратиться к европейской и восточной политике России после 1815 года. Как фактический министр иностранных дел Каподистрия снова сыграл здесь важную роль. Основанная на оригинальном видении посленаполеоновского порядка в Европе, его политика оказала существенное влияние на положение Молдавии и Валахии. В то же время княжества стали тем местом, в котором фактически решилась политическая судьба этого замечательного деятеля.

Восточная политика России и миссия Г. А. Строганова

Первые три или четыре года после заключения Бухарестского мира были неактивным временем в восточной политике России. Внимание Александра I, его дипломатов и военных было поглощено борьбой с Наполеоном, а затем участием в послевоенном мирном урегулировании. Порта воспользовалась этим затишьем, чтобы подавить Сербское восстание в 1813 году и восстановить свои позиции на Дунае. Новоназначенные господари Молдавии и Валахии Скарлат Каллимахи (1812–1819) и Иоан Караджа (1812–1818) стремились прежде всего удовлетворить требования Порты относительно провизии, строительных материалов и рабочей силы и зачастую игнорировали положения Бухарестского мира, по которому княжества освобождались от османской дани на двухгодичный срок. Со своей стороны, российский посланник в Константинополе А. Я. Италинский и генеральный консул в Молдавии А. А. Пини, не будучи способны подкрепить свои протесты военными угрозами, были вынуждены ограничиться перечислением нарушений мирного договора со стороны Османов.

Подобная ситуация не могла удовлетворить тех представителей балканских элит, которые выступили на стороне России в предыдущей войне и теперь были вынуждены томиться в изгнании вдали от родины. С окончанием войн в Европе и началом Венского конгресса некоторые из них попытались интернационализировать Греческий вопрос и вновь привлечь внимание Александра I к балканским делам. Другие воспользовались назначением Г. А. Строганова новым российским посланником в Константинополе для того, чтобы повлиять на направление его деятельности. Составленные и одними, и другими записки содержали в себе критику российской политики до 1812 года и предлагали альтернативный курс в отношении княжеств, основанный на более общем видении российского преобладания на Балканах.

Первая из этих записок была написана бывшим митрополитом Валахии Игнатием. Несмотря на его смещение в марте 1812 года и приказ Александра I переселиться в Крым, Игнатий остался на своем посту еще на несколько месяцев с позволения российского главнокомандующего Кутузова. Однако враждебность со стороны валашских бояр заставила Игнатия опасаться за свое будущее после вывода российских войск из княжеств[272]272
  См.: АВПРИ. Ф. 321. Оп. 530/3. Д. 105. Об опасении валахского митрополита Игнатия оставаться в Валахии после выступления войск из этого края, 1812.


[Закрыть]. Осенью 1812 года Игнатий покинул Валахию и обосновался в Италии, не оставляя надежды вернуться на митрополичий пост в случае активизации восточной политики России. Осенью 1814 года Игнатий прибыл в Вену к открытию Венского конгресса для того, чтобы поднять Греческий вопрос вместе с Каподистрией, с которым он поддерживал отношения еще со времени существования Республики Семи Островов[273]273
  О деятельности Игнатия в Италии после 1814 г. см.: Kitromilides P. The Orthodox Church and the Enlightenment: Testimonies from the Correspondence of Ignatius of Ungrowallachia with G. P. Vieusseux // Religion and Politics in the Orthodox World: The Ecumenical Patriarchate in the Modern Age. London: Routledge, 2019. P. 12–24.


[Закрыть].

В своей записке Ингатий указывал на то, что распространение просвещения среди балканских христиан способствовало развитию среди них патриотических чувств наряду с приверженностью к православию, которое на протяжении столетий обеспечивало их национальное существование[274]274
  Митрополит Игнатий. Mémoire sur l’ état actuel de l’Empire Ottoman et sur les moyens d’ y établir l’ influence russe. 27 октября 1814 г. // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 468. Д. 2309. Д. 105 об.


[Закрыть]. Чтобы препятствовать усилению влияния неправославных держав в регионе, Россия должна была избегать в будущем ошибок, допущенных оккупационными властями в княжествах во время последней войны. Вместо того чтобы «угрожать молдаванам и валахам суровостями военного управления», российская политика должна была основываться на местном законодательстве, восходящем к римскому праву, а также на древних обычаях и султанских фирманах и господарских хрисовах[275]275
  Митрополит Игнатий. Précis historique de la dernière guerre entre la Russie et la Porte // Там же. Л. 117–125 об.


[Закрыть]. Чтобы помешать Порте «сделать Россию ненавистной в княжествах», необходимо было обеспечить исполнение Бухарестского мирного договора, положить конец вторжениям османских начальников дунайских крепостей на территорию княжеств, обеспечить сбор налогов в соответствии с финансовыми регламентами Александра Ипсиланти и Константина Морузи, введенными после Кючук-Кайнарджийского мира, а также создать дунайский карантин под надзором российского и австрийского консулов[276]276
  Митрополит Игнатий. Mémoire sur l’ état actuel de l’Empire Ottoman. Л. 107 об.


[Закрыть]. Обеспечивая безопасность южных областей России, эти меры могли сочетаться с усилиями, направленными на укрепление приверженности к ней со стороны других единоверных народов, прежде всего греков. Игнатий рекомендовал привлекать молодых греков в российские учебные заведения и делать пожертвования греческим филантропическим обществам, поддерживавшим греческих студентов в западных университетах. Местные власти в Крыму и новоприобретенной Бессарабии должны были основать греческие школы и типографии, а также способствовать развитию греческой торговли. Греция, утверждал Игнатий, должна была «услышать язык… взывающий к ее уму и сердцу»[277]277
  Там же. Л. 110–110 об.


[Закрыть].

Еще более амбициозное, хотя и менее детализированное видение восточной политики России содержалось в записке бывшего валашского господаря Константина Ипсиланти, проживавшего в Киеве с момента своего смещения в 1807 году. Не оставлявший надежду вернуться на валашский трон Ипсиланти в двух записках, составленных в апреле и мае 1816 года, советовал Александру I избрать более активную стратегию в восточной политике[278]278
  Константин Ипсиланти. Aperçu sur l’ état actuel de l’Empire Ottoman. 2 апреля 1816 г. // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 468. Д. 2309. Л. 132–144 об.; Он же. Des relations de la Russie avec l’Empire Ottoman // Там же. Л. 173–184.


[Закрыть]. Бывший господарь полагал падение Османской империи неминуемым и утверждал, что ни ее раздел, ни ее сохранение в качестве «слабого соседа» не выгодны России. Вместо этого Ипсиланти напомнил императору о Греческом проекте Екатерины Великой и советовал объявить новую войну Порте, занять ее европейские провинции и восстановить Греческую империю под скипетром одного из своих младших братьев.

Вне зависимости от того, действительно ли Ипсиланти верил в реализуемость Греческого проекта или нет, его личный интерес заключался в том, чтобы снова стать господарем Валахии или Молдавии (а по возможности обоих княжеств). С этой целью он вернулся к идеям Адама Чарторыйского, который еще в бытность свою российским министром иностранных дел в 1804–1806 годах предлагал создать «пояс малых государств, почти полностью независимых и с вооруженными силами, на которые Россия могла бы положиться в случае войны»[279]279
  О ранних проектах Чарторыйского по созданию Славянского союза, который включал бы польские земли и Балканы под эгидой России, см.: Zawadzki. A Man of Honor. P. 74–77.


[Закрыть]. После того как будущее Молдавии, Валахии и Сербии будет обеспечено таким образом, Россия может потребовать автономии для Болгарии, которая тем самым превратится в «новую Сербию». Для того чтобы усыпить бдительность Османов и продемонстрировать другим великим державам бескорыстие России, Ипсиланти советовал вернуть Бессарабию в состав Молдавского княжества. Эта рекомендация, безусловно, была сделана с прицелом на возможное возвращение Ипсиланти на молдавский трон (в 1799–1802, еще до назначения валашским господарем, Константин Ипсиланти успел побывать господарем Молдавии).

Еще одна записка была написана близким сотрудником Ипсиланти Мануком Мирзаяном (Манук-беем). Первоначально Манук-бей был клиентом знаменитого рущукского аяна Мустафы-паши Байрактара, под покровительством которого он превратился в одного из крупнейших османских банкиров (саррафов). Во время Русско-османской войны 1806–1812 годов Манук-бей держал в своих руках всю торговлю между Рущуком и Бухарестом и был важным связующим звеном между противостоящими державами. После гибели Мустафы-паши в 1808 году он перешел на российскую службу по рекомендации Ипсиланти и стал владимирским кавалером в качестве вознаграждения за секретную информацию, которой он снабжал российское командование. После заключения Бухарестского мира Манук-бей перебрался в Трансильванию и, как и Игнатий, прибыл в Вену к открытию конгресса. Там он получил разрешение Александра I основать армянский город в Бессарабии и был произведен в чин действительного статского советника. Хотя задуманный город так и не был основан, Манук-бей продолжал снабжать российское правительство секретной информацией, получаемой у армянских купцов дунайских городов, у которых он пользовался большим уважением вплоть до своей смерти в 1817 году в результате падения с лошади[280]280
  Миллер А. Ф. Мустафа Паша Байрактар. Османская империя в начале XIX века. М.: Наука, 1947. C. 200–201, 422–423, сноска 69.


[Закрыть].

Как и митрополит Игнатий, Манук-бей критически относился к российской политике в отношении Молдавии и Валахии. В своей записке он продемонстрировал неэффективность российского протектората, перечислив многочисленные нарушения положений Бухарестского мира касательно княжеств. Манук-бей сообщал, что каймакамы (представители) Иоана Караджи и Скарлата Каллимахи, назначенные после заключения мира, сразу же начали собирать налоги, предназначавшиеся для уплаты дани Порте, вопреки оговоренному в мирном договоре освобождению княжеств от таковой на двухлетний срок[281]281
  L’ annexe a la notice additionnelle ou mémoire pour servir d’ instruction au Baron Stroganoff // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 468. Д. 2309. Л. 229 об.


[Закрыть]. Чтобы заставить Порту вернуть княжествам незаконно собранную с них дань, Манук-бей предлагал сосредоточить на границе российские войска и потребовать уступки молдавской территории вплоть до реки Сирет, что составляло одно из промежуточных требований российской стороны во время мирных переговоров 1811–1812 годов, закончившихся уступкой Бессарабии[282]282
  Там же. Л. 232–232 об. В качестве прецедента Манук-бей указывал на австрийскую аннексию Буковины в 1774 г.


[Закрыть]. В качестве альтернативной стратегии российский посланник в Константинополе мог требовать смещения Караджи и Каллимахи и их замены господарями, избранными боярами, при условии, что избранники обязуются исполнять положения Бухарестского договора по части налогообложения[283]283
  Там же. Л. 233–233 об.


[Закрыть].

Записки Игнатия, Ипсиланти и Манук-бея попали в руки Каподистрии, курировавшего восточную политику России начиная с Венского конгресса. Как и все эти авторы, фактический министр иностранных дел выступал за избрание Россией более активной и настойчивой позиции в отношении Османской империи. Уже во время работы конгресса Каподистрия постарался убедить Александра I поднять Восточный вопрос и, в частности, требовать от Порты исполнения положений Бухарестского мира, которые среди прочего предполагали предоставление сербам автономии[284]284
  Каподистрия. Соображения по поводу ноты относительно Сербии, Проект циркулярной ноты А. К. Разумовского участникам Венского конгресса // Внешняя политика России XIX и в начале XX века / Ред. A. O. Нарочницкий. M.: Политиздат, 1972. Сер. 1. Т. 8. С. 193–195, 197–199. Далее – ВПР.


[Закрыть]. Каподистрия и А. С. Стурдза, ставший его секретарем и конфидентом в данный период, полагали, что подобная поддержка Россией освободительных стремлений балканских народов не противоречила ее борьбе с революцией в Европе. Поскольку балканские народы были скорее данниками, нежели подданными султанов, поддержка их требований рассматривалась Каподистрией и Стурдзой как вполне совместимая с политикой Священного союза, созданного для обеспечения лояльности европейских подданных своим государям[285]285
  Достян И. С. Передовая общественная мысль и балканские народы. М.: Наука, 1981. C. 162, 165.


[Закрыть].

В процессе разработки инструкций для нового российского посланника в Константинополе Г. А. Строганова Каподистрия еще раз изложил Александру I свое видение восточной политики России. Он предлагал использовать многочисленные нарушения Бухарестского договора Османами для того, чтобы вовсе отменить это наспех заключенное и во многом неудовлетворительное соглашение. Вместо этого он советовал царю потребовать от Порты заключения нового соглашения и подкрепить это требование, в случае необходимости, демонстрацией силы. Чтобы «избавить навсегда молдаван, валахов и сербов от произвольного и притеснительного правления», Каподистрия предлагал превратить Молдавию, Валахию и Сербию в союзные государства и посадить на их престолы немецких принцев, что позволило бы «согласить все выгоды и уничтожить всякий предлог к подозрениям». В качестве компенсации Порта могла бы получить право закупки провизии в княжествах по умеренной цене. Одновременно можно было бы «даровать княжествам европейское существование», поставив их «под защиту ручательства не только России и Австрии, но даже, если нужно, Великобритании и Франции»[286]286
  См. пересказ разговора Каподистрии с Александром I в: Каподистрия. Aperçu de ma carrière publique // СИРИО. 1868. Т. 3. С. 210–211.


[Закрыть]. Приглашая другие европейские державы присоединиться к режиму протектората над княжествами, Россия могла преодолеть подозрения и зависть с их стороны и продемонстрировать им пример политики, которой будет придерживаться, «когда доведется отдать Эллинам наследство их предков». Тем временем экономическое развитие Молдавии, Валахии и Сербии заставило бы других христианских подданных султана «возлагать свои упования… на справедливость и щедрость России»[287]287
  Там же. С. 211–212.


[Закрыть].

Александр I нашел программу действий, предложенную Каподистрией, «хорошо продуманной», но неприемлемой, поскольку она требовала «выстрелить из пушки» и тем самым поставить под вопрос хрупкий мир, только что установившийся в Европе. «Деятели революции ничего бы так не желали, как разрыва между мной и турками», – отметил царь, демонстрируя свое нежелание рисковать сотрудничеством с другими европейскими монархами в деле подавления революции[288]288
  Там же. С. 212.


[Закрыть]. Ответ Александра I свидетельствует о том, что «возвышенный мистицизм» Священного союза был чем-то большим, чем просто хитрым прикрытием, под которым, по утверждению некоторых авторов, русский царь якобы преследовал реальные геополитические интересы[289]289
  Kissinger H. A World Restored: Metternich, Castlereagh, and the Problems of Peace, 1812–22. Boston: Houghton Mifflin, 1973. P. 159.


[Закрыть]. Восточная политика Александра I по факту соответствовала консервативным принципам международного порядка, установившегося при непосредственном участии России в постнаполеоновской Европе. Хотя османский султан не входил в Священный союз, царь отказался ставить под сомнение существование Османской империи на Венском конгрессе или в последующие годы[290]290
  См.: Bourquin М. Histoire de la Sainte-Alliance. Geneve: Georg, 1954; Ley F. Alexandre Ier et sa Sainte-Alliance. Paris: Fischbacher, 1975.


[Закрыть].

Каподистрия был вынужден отказаться от своего плана «с тяжелым сердцем»[291]291
  Каподистрия. Aperçu de ma carrière publique // СИРИО. 1868. Т. 3. С. 212.


[Закрыть]. Хотя он и передал Строганову записки Игнатия, Ипсиланти и Манук-бея, инструкции, составленные им для нового посланника, существенно отличались от предложений этих авторов и его собственных предпочтений. Строганов должен был убедить Порту в дружественном расположении российского императора и в его желании упрочить мир и согласие в отношениях между султаном и его христианскими подданными посредством исполнения существующих русско-османских договоров[292]292
  В своем рескрипте Строганову от 30 июня 1816 г. Александр писал, что исполнение Бухарестского договора принесет Порте многие преимущества: «Наступит мир с ее подданными – христианами, которые получат удовлетворение; ее благодетельная власть распространится на бунтующие провинции, ставящие ее перед тягостным выбором: оказаться свидетельницей раздела своих владений или способствовать установлению в империи иностранного влияния. Она, наконец, избавится от этого влияния. Восстановив по-настоящему свою роль независимой державы, Порта будет использовать сама и для собственного блага находящиеся в ее распоряжении огромные ресурсы»: ВПР. Сер. 2. Т. 1. С. 211.


[Закрыть]. Инструкции, полученные Строгановым, исключали возможность новой войны с Османской империей и запрещали ему использовать угрозу войны в качестве средства давления на османское правительство[293]293
  См. инструкции Строганову: Там же. С. 173–175.


[Закрыть]. Сознательный отказ Александра I от использования своих преимуществ негативно повлиял на ход переговоров Строганова с Портой, которые вскоре зашли в тупик.

Посланник должен был добиться удовлетворения российских коммерческих интересов и прекращения притеснений, чинимых российским подданным в османских владениях, положить конец османским нарушениям общей границы в Азии и способствовать признанию Портой сербской автономии. В отношении княжеств Строганов требовал компенсации местным жителям за незаконные поборы и трудовые повинности, которые им пришлось нести в первые годы после заключения мира, а также двухлетнего освобождения княжеств от дани в соответствии с Бухарестским мирным договором. Строганов настаивал и на признании Портой неприкосновенности представителей господарей в Константинополе. Наконец, он потребовал возвращения княжествам земель, отчужденных в свое время в райи дунайских крепостей, что так и не было сделано Османами, несмотря на то что это положение было включено еще в Кючук-Кайнарджийский договор и недавно подтверждено Бухарестским миром. Однако Порта отказалась обсуждать все эти вопросы до тех пор, пока Россия не вернет ей Азиатское побережье Черного моря, и отвергла предложение Строганова рассмотреть взаимные претензии[294]294
  См. резюме переговоров Строганова в циркуляре российского МИДа, разосланном в конце 1819 г.: Des relations de la Russie avec la Porte Ottomane et la Perse. 23 декабря 1819 г. // ПСЗ. Сер. 2. Т. 3. С. 212–213; Exposé sommaire des relations entre la Russie et la Porte depuis l’ année 1812 et énoncé de l’ opinion de l’ empereur sur l’ état actuel de négociation. 27 декабря 1819 г. // Там же. С. 285–289, представленное Строгановым Порте во время конференции 19 февраля 1820 г.


[Закрыть].

Общий тон восточной политики России после 1815 года не только не позволял Строганову добиться исправления прошлых нарушений российско-османских соглашений, но и существенно ограничивал его возможности препятствовать новым нарушениям. Характерным в этом смысле был обмен между Строгановым, Портой и российским Министерством иностранных дел относительно нарушений финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, подтвержденных Бухарестским миром. Хотя хатт-и шериф отменял все новые налоги, введенные в княжествах после 1783 года, молдавский господарь Скарлат Каллимахи попытался повысить косвенные налоги (так называемые русуматы) на миллион пиастров, что было немедленно опротестовано российским консулом А. Н. Пизани в ноябре 1817 года[295]295
  Пизани – Каллимахи. 17 ноября 1817 г. // ВПР. M.: Политиздат, 1977. Сер. 2. Т. 2. С. 66–68; Строганов – Нессельроде. 2 января 1818 г. // Documente privitoare la istoria românilor / Ed. N. Hodoș. Bucharest, 1916. Vol. 18. P. 374–375.


[Закрыть]. Месяц спустя российский генеральный консул в Бухаресте А. А. Пини опротестовал подобную же меру со стороны валашского господаря Иоана Караджи[296]296
  См.: Пини – Карадже. 20 декабря 1817 г.; Пини – Строганову. 25 декабря 1817 г. // ВПР. Сер. 2. Т. 2. С. 121–122, 130–135 соответственно. И Каллимахи, и Караджа увеличивали размер русуматов, т. е. налогов на вино, мед и овец, доходы от которых пополняли личную казну господаря, в отличие от прямого налога (бира), который шел на выплату дани Порте.


[Закрыть]. Сообщения консулов послужили основой для двух нот, адресованных Строгановым Порте в феврале и апреле 1818 года, в которых посланник потребовал, чтобы господари «всегда уважали представления российского министра и консулов» в налоговых вопросах[297]297
  Как это предписывал хатт-и шериф 1802 г., см.: Recueil / Ed. G. Nouradunghian. Vol. 2. C. 64. Две ноты Строганова Порте опубликованы в: Documente privitoare la istoria românilor / Ed. N. Hodoș. Vol. 18. P. 375–376; ВПР. Сер. 2. Т. 2. С. 318.


[Закрыть]. В своем докладе Министерству иностранных дел Строганов предлагал оказать давление на господарей, чей семилетний срок правления (установленный хатт-и шерифом 1802 года) истекал в 1819 году. Посланник рассматривал возможность раннего смещения особенно непокорного Каллимахи и даже предлагал министерству несколько кандидатур вместо него[298]298
  Строганов – Нессельроде. 16 февраля 1818 г. // Там же. С. 238.


[Закрыть].

Однако жесткая позиция, занятая Строгановым, не была поддержана в Петербурге. Уже в начале 1818 года Нессельроде писал ему, что смещение господарей, представлявшееся логическим наказанием за злоупотребления, противоречит интересам России, поскольку произошло бы до истечения семилетнего срока, на соблюдении которого настаивала сама Россия с 1802 года[299]299
  Нессельроде – Строганову. 5 января 1818 г. // Documente privitoare la istoria românilor / Ed. N. Hodoș. Vol. 18. P. 377.


[Закрыть]. Настойчивость Строганова, вероятно, обеспокоила Александра I, который стремился продемонстрировать свои миролюбивые намерения в преддверии Ахенского конгресса Священного союза, назначенного на осень 1818 года. В результате Каподистрия, сопровождавший императора в его поездке по Бессарабии и Новороссии в апреле и мае 1818 года, написал Строганову из Одессы, что его агрессивность подрывает миролюбивый образ России в глазах европейских держав. Каподистрия напомнил посланнику о недопустимости войны с Османами и порекомендовал ему избрать «дружелюбную и пассивную позицию» в переговорах с ними. Такая политика должна была убедить европейские кабинеты, что Россия стремится лишь обеспечить исполнение условий Бухарестского мира и что российское правительство будет соблюдать статус-кво, даже если Порта откажется от дальнейших переговоров[300]300
  Каподистрия – Строганову. 6 мая 1818 г. // ВПР. Сер. 2. Т. 2. С. 362–363.


[Закрыть]. Строганову ничего не оставалось, кроме как посетовать на то, что Россия «жертвует своими правами и интересами в Леванте ради сохранения мира в Европе»[301]301
  Строганов – Нессельроде. 1 июня 1818 г. // Там же. С. 389.


[Закрыть].

Порта, по-видимому, осознала, что демарши Строганова не будут подкрепляться реальной силой, и воспользовалась возможностью подорвать российское влияние на своих православных подданных. Хотя османское правительство официально и не оспаривало принцип российского протектората над Молдавией и Валахией, его действия ставили под вопрос реальность этого протектората. Так, в ноябре 1817 года молдавский господарь Скарлат Каллимахи отказался принимать ноту российского консула Пизани, который опротестовал нарушение финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, и Порта не сразу отреагировала на протесты самого Строганова по поводу того, что он находил оскорбительным для достоинства России[302]302
  Как сообщал Строганов Нессельроде 16 февраля 1818 г.: Там же. С. 234. См. также ноту Строганова Порте от 12 апреля 1818 г.: Там же. С. 310–314. В своем письме Каподистрии от 1 февраля 1818 г. Каллимахи оправдывал свое решение ввести новый налог обесцениванием османской монеты, а также ростом цен на облагаемые налогом продукты: Там же. С. 773, сноска 115.


[Закрыть]. Османское правительство быстро отменило налог, незаконно введенный Каллимахи, но продолжало оправдывать его решение не принимать ноту Пизани. Порта настаивала на том, что право «представления» есть только у российских посланников в Константинополе, но не у российских консулов в княжествах[303]303
  Позиция османского правительства была изложена в ноте от 7 мая 1818 г.: Там же. С. 791, сноска 147. См. также: Строганов – Нессельроде. 15 апреля 1818 г. // Documente privitoare la istoria românilor / Ed. N. Hodoș. Vol. 18. P. 380–381.


[Закрыть].