Текст книги "Отели Турции. 5 звезд из 1000"

«Антик Роман»

В тот год я единственный раз испытал и то, о чем мечтает любой мужчина, сколь счастливой ни складывалась бы его семейная жизнь: уехал в отпуск один.

Причем получилось это не целенаправленно, а под давлением обстоятельств, которые тем летом складывались далеко не в мою пользу.

Нет смысла вдаваться в подробности – отмечу лишь, что с началом августа 2007 года я в очередной раз оказался выброшенным за борт жизни, но имел запас душевных сил на то, чтобы отключиться от всего на две недели и съездить в Турцию по путевке, которая была куплена до начала неприятностей.

Отправляясь в поездку, я предвкушал райское наслаждение на свободе турецкого берега, забыв о том, что в тот год мне исполнилось 48…

Забегая вперед, скажу, что ничего истинно райского испытать не удалось, но я получил некоторые впечатления, которые позволили написать роман «Der Kamerad» – в равной степени и художественный и автобиографичный.

С заселением мне сначала не повезло: в Уфе я заказал себе «сингл», который превзошел худшие из возможных ожиданий. Мало того, что меня поразила теснота; в номере был засорен туалет, дверь санузла стояла отдельно от косяка, на комоде – куда чемодан помещался только торчком – не имелось ни одной ручки, из множества лампочек горела лишь одна, и так далее, и тому подобное.

Будучи нацеленным на нормальный отдых, я решил бороться за нормальные условия жизни. Сфотографировав неполадки, я вернулся не ресепшн, показал снимки портье и сказал, что если меня немедленно не переселят в нормальный номер, фотосессия через полчаса окажется в Интернете. Пошипев и позвонив нескольким своим начальникам, портье сдался – не отказавшись и от пяти долларов с моей стороны.

В результате я оказался в просторном «дабле» класса «2+1», то есть имевшем необъятную кровать для супругов и узенькую для подростка.

И я получал от жизни все, что мог получить: ел, пил, спал ночью и после обеда, ходил в город.

А днем на пляже любовался из-под зонтика окружавшими женщинами.

Многие из них красовались топлесс.

Некоторые стеснялись своего полуголого состояния и прикрывали выпуклости, когда вставали с подстилок и шезлонгов.

Иные раскидывались вольно, не обращая внимания на многочисленных детей, которых эти сокровища не волновали.

Одна молодая немка – с которой я даже как-то раз обедал за одним столом и перекинулся парой фраз относительно нездорового пристрастия к макаронам – била по глазам мощным, загоревшим до обугленности телом и пугала жуткими пирсингами в сосках.

Другая немка – моя ровесница или чуть старше, с которой мы познакомились возле кофейного автомата – загорала на пляже недалеко от любимого мною пресноводного душа, который я посещал после каждого окунания в море, и приветливо махала мне рукой, ничуть не стыдясь того, что перед моими глазами переваливались ее молочные железы, напоминавшие дыни средней полосы.

Вечером в одном из открытых баров – где я сидел часами, выпивая по полтора-два литра турецкого бренди ежедневно – мне выпала удача познакомиться с четверкой совсем молодых голландцев,.

Один из парней, по имени Дик, напоминал главного героя из фильма «Такси»; второй был тонким, (Юрий Иосифович Визбор сказал бы «как артист Никулин Валентин»), его звали Хербен.

Девушки казались совершенно разными.

Одна, приземистая и черноволосая Симона, добропорядочная и слегка беременная, казалась сошедшей с полотен старых мастеров.

Вторая – длинноногая Лаура – была белокурой, а купальники носила такие, что груди ее торчали таранами, как у Брунгильды на марках Германской Империи перед Первой мировой войной.

Милые ребята стали моими кратковременными, но приятными друзьями.

Пикантности общению добавляло то, что парни не знали чужих языков вообще, одна из девушек владела только английским, вторая понимала по-немецки.

А особой остроты придавал влившийся в нашу компанию поляк Кристиан, который чуть-чуть говорил по-русски.

Наливаясь бренди, я разрывался в обе стороны между тремя языками, но тем не менее мы понимали друг друга прекрасно.

Голландцев я изобразил в «Камраде» под реальными именами.

Кроме того, были у меня эпизоды, связанные с соотечественниками.

На пляже я познакомился в 26-летней москвичкой Машей.

Она была в меру фигуристой, в меру стервозной, в меру танцующей.

Я обладал ею на отельной сцене под музыку турецкой дискотеки – но дальше сцены дело не пошло.

Сама эта сцена дарила особую радость.

Будучи танцором и обладая голосом, я функционировал на взрослых вечеринках – участвовал в танцевальных конкурсах, пел с эстрады и так далее. Когда аниматоры показывали мне записанные ролики с моими выступлениями, я догадывался, что это пойдет в отчет о деятельности.

Я выходил на эту сцену и поздним вечером, почти ночью, после окончания всех мероприятий.

И пел на нескольких языках.

Больше прочих я любил песню из репертуара Фимы Шифрина и заканчивал ею каждое свое выступление.

Я стоял, раскинув руки и балансируя на бетонном краю возвышения, и наслаждался эхом, которое отражало мой голос от глухой стены соседнего отеля и бросало его к темным окнам нашего.

Эта южная ночь – трепет звезд серебристо хрустальных,

Эта южная ночь – душный пряных цветов аромат…

На балконах возникали смутные тени женщин, их обнаженные руки белели в темноте и ко мне неслись аплодисменты.

А я кланялся невидимым слушательницам и был счастлив так, как только может быть счастлив художник, признанный хоть на секунду и хоть в самой малости.

Именно в «Антик Романе» я пережил единственный в жизни, страстный в своей иррациональности платонический роман, послуживший основой сюжета того самого «Камрада».

Те впечатления кажутся невероятно светлыми и теплыми сегодня.

Излагать их можно бесконечно, но все гораздо изящнее изложено мною в романе и повторяться нет смысла.

Отмечу также, что сюжет «Девочки у моря» полностью вымышлен, но местом действия подразумевается все тот же «Антик».

«Тиволи» – 2008 год

Этот отель, как наверняка понятно из соответствующей обзорной главы, был худшим из всех мною узнанных.

И окажись «Тиволи» первым из моих турецких впечатлений, то я наверняка разочаровался бы и в отдыхе на Средиземноморском побережье и в самой Турции.

Хаять ужасный отель можно бесконечно; выше я уже сделал это со всей возможной мягкостью, а теперь – храня в сердце любовь к Турции – все-таки вспомню единственный светлый эпизод, с ним связанный.

В один из последних вечеров нашего пребывания отель посетил директор сети, к которой принадлежало заведение.

Знакомый официант – единственный человек, говоривший по-немецки, и любивший со мной общаться на зависть своим невежественным коллегам – сказал, что визитер любит беседовать с постояльцами, но знает только английский.

Для меня язык туманного Альбиона был вторым родным с 5 лет от роду, в итоге половину ночи я провел, сидя с сетевым боссом около бассейна за специально вынесенным столиком и угощаясь джином, который мне приносили кельнеры, невзирая на неурочное для спиртного время по системе «All inclusive».

Беседа с директором меня развеселила и даже несколько примирила с отелем – тем более, что он даже порывался переселить меня из номера, где приходилось перемещаться боком, в более комфортный. Предложения я не принял, поскольку нам оставалось жить два дня, и мне не радовала перспектива лишний раз собирать разбросанные вещи жены.

Правда, сначала наша беседа потекла не в то русло.

Счастливый и обеспеченный, директор не представлял имманентной ненависти к среде обитания, какую испытывает средний россиянин, и решил выяснить мое мнение о ситуации в моей стране.

Но на первый же вопрос об одном из российских властителей я ответил лаконично:

– He’s a son of a bitch!

Другого аттестовал сходно:

– He’s a bloody bastard!

О третьем отозвался еще более радикально:

– He’s a chunk of shit!

После чего умный турок прекратил околополитические расспросы и мы стали болтать просто о жизни.

И подчеркну, что эта ночная беседа в освещенном дворе отеля, около темного бассейна и под ветерком с недалекого моря все-таки оставила в моей душе нечто, не позволяющее изобразить этот «Тиволи» одной лишь черной краской.

Хотя отношение мое к данному отелю характеризуется тем, что я не вывел его местом действия ни в одном из своих произведений.

«Клуб Белла Сан» – 2010 год

В последний раз я посетил свою любимую страну летом 2010 года и последним отелем оказался «Белла Сан».

Во время авиаперелета «Уфа-Анталья» произошло авиационное происшествие: у самолета возникла неисправность шасси, мы совершали аварийную посадку в Казани, перед которой три часа ходили по кругу в зоне порта, вырабатывая горючее.

Это были страшные, напряженные и почти безысходные часы; у туалетов не сокращались очереди, а обезумевшие заложники дряхлого «Боинга» непрерывно слали глупые СМС родственникам, оставшимся на земле.

Будучи специалистом, я знал, что наши жизни висели на волоске, несмотря на бодрые заверения экипажа.

До сих пор с пронзительной остротой помню последние минуты перед посадкой, когда по указанию стюардессы пассажиры сняли с себя колющие и хрупкие предметы и прикрыли головы руками, приняв позу эмбрионов.

Никто не бегал по проходу и не высовывался из-за спинок, салон сжался и затих, а в гуле турбин мне слышалась инфернальная дрожь Баховского хорала.

Торжественного, мощного и… мрачного, как сама смерть.

Аварийная посадка, с грохотом и свистом и летящими куда-то назад покрышками разваливающихся колес, со струями пожарных машин, хлещущих по иллюминаторам – почти в точности повторившая ситуацию, вымышленную мною много лет назад и описанную в романе «Высота круга»! – казалась шагами по краю пропасти, разверзшейся над самим адом.

Все то легло позже в повесть «НАИРИ».

Благополучное завершение этих страстей я расценил как свое второе рождение.

Ко мне вернулась утраченная радость существования, все вокруг себя видел я в розовом свете.

Поэтому оценка отеля может оказаться завышенной.

Ведь сами воспоминания о нем остались подернутыми флером идеальности.

Хотя по сути этот отель и был идеальным почти со всех точек зрения, не считая борьбы за мыло, шампуни и туалетную бумагу.

Прежде всего, я радовался его полной закрытости.

Радовала заросшая деревьями территория, радовали зреющие вдоль дорожки мандарины и огромная бугенвиллия, которой удалось заткать своими ветвями внутренний двор одного из корпусов.

Радовали летучие мыши, которые проносились так близко, что я порой ощущал на себе бархатных трепет их крыльев.

Радовал корпус, всегда продутый свежим ветром.

Радовал номер – в меру большой, в меру светлый, в меру уютный и очень приятный. О последнем говорит хотя бы тот факт, что именно в номере «Белла Сана» я сделал самую большую из всех обнаженную фотосессию своей жены, составившую 66 снимков.

Радовали даже турки-торговцы из отельных лавочек, которым я каждый день диктовал новые русские выражения, купив очередную бутылку питьевой воды.

Радовало все.

Тогда я еще не знал, что это моя последняя поездка в Турцию.

Эпилог

С момента завершения информативной части книги прошло невесть сколько лет.

Лицо мира стало другим.

Описанные мною места наверняка претерпели трансформации.

Не сомневаюсь, что реставрировали и ту гипсовую кариатиду на ротонде «Антик Романа», чьи млечные холмы украшают нескромную обложку книги.

Изменилось время, изменился и я сам – причем далеко не в лучшую сторону.

Сместился сам фокус мировосприятия.

Неизменной осталась лишь моя любовь к Турции и желание поделиться с читателем впечатлениям, которые все-таки могут оказаться полезными.