Текст книги "На перехват! Летная книжка «сталинского сокола»"

Произошло и другое положительное изменение в организации боевой работы летчиков, которое можно увидеть, связав два события, произошедшие с разрывом во времени чуть более двух месяцев.

23 июля Николай Тараканчиков, наверное, от полноты чувств, что благополучно вернулся из боевого вылета живой и здоровый, «над аэродромом снизился на 500 м и произвел двойной переворот (то есть фигуру высшего пилотажа «бочку»), чем нарушил НПП-36 (Наставление по производству полетов 1936 г.)», как сказано в приказе командира полка. И далее неизбежное: «За проявленное воздушное хулиганство лейтенанта Тараканчикова арестовать на 2 суток».

Казалось бы, нарушение выявлено, взыскание вынесено, и вопрос исчерпан. Но нет, дальше в приказе следуют слова высокого патриотического звучания: «Обращаем внимание всего летного состава на недопустимость подобных случаев, влекущих за собой летные происшествия. В момент, когда Красная Армия и весь Народ напрягает все силы для разгрома ненавистного врага, мы должны отдать все знания и умения его быстрейшему разгрому». Здесь чувствуется рука человека, чья подпись стояла на этом и других приказах справа от подписи командира полка: «Военком 34-го иап батальонный комиссар В. Недригайлов».

После этого 9 октября приказом Наркома обороны СССР И. В. Сталина институт военных комиссаров был упразднен и установлено полное единоначалие в Красной Армии, а военкомы превратились в замполитов. Впрочем, пытаясь установить причинно-следственную связь между этими приказами, следует помнить правило логики: «После этого не значит, что вследствие этого». Но, тем не менее, приказы стали подписывать только командир и начальник штаба полка.

Поэтому в марте 1943 г. очередной приказ «О случаях воздушного хулиганства» обошелся уже без патриотической патетики. Он был посвящен подвигам майора Шокуна, который «на самолете Як-1… на высоте 30 м (!) сделал двойную бочку», и старшего лейтенанта Букварева – он «на самолете МиГ-3 пикировал до земли и произвел вывод из пикирования на Н 2–3 м (!!!)». Далее следует: «Эти нарушения летной дисциплины неизбежно приведут к росту летных происшествий. Во избежание подобных случаев приказываю командирам авиаэскадрилий повседневно требовать знания и точного выполнения летным составом НПП». И это все. Как скучно.

Правда, Константин Букварев свои 5 суток домашнего ареста получил, а судьбу Андрея Шокуна как старшего офицера определил командир 6-го иак.

* * *

В августе у отца помимо боевых 13 учебно-тренировочных вылетов и в том числе на новом типе самолета:

7.08.42, Як-7. Полет по кругу, 1 полет, 10 минут.

Як-7 – хорошо управляемый и вооруженный истребитель с пушкой калибра 20 мм и двумя пулеметами калибра 12,7 миллиметра. Мог соперничать с Ме-109 F («Фридрихом»), заходя на вираже ему в хвост за один-два витка.

Надо полагать, что эти полеты выполнялись для переучивания и перевооружения полка на новую технику. Бывший командующий Московским фронтом ПВО генерал-полковник артиллерии Д. А. Журавлев вспоминал, что «после напряженных боев 1941 года, когда истребители 6-го истребительного авиационного корпуса работали буквально на износ, у многих машин был почти полностью выработан ресурс моторов, да и сами самолеты, латаные-перелатаные, требовали замены».

Это относилось и к самолетам 34-го авиаполка, в котором один за другим стали появляться короткие приказы: «Самолет МиГ-3 №…, не подлежащий дальнейшему использованию и восстановлению вследствие износа, из боевого состава полка списать… обеспечить разборку самолета, сохранение и использование годных деталей и агрегатов на запчасти».

При этом некоторые из истребителей полка были первыми МиГами, поступившими еще в марте – апреле 1941 года.

Об одном из таких самолетов в апреле 1942 г. появилась даже заметка «Год на «МиГе» № 23–03» в газете «Сталинский сокол» о том, что прошел год, как летчик Сергей Байков получил с завода этот самолет и совершил на нем 250 боевых вылетов, рассказывалось о его победах.

А через полгода уже в газете Московского фронта ПВО «Тревога» через всю полосу призыв: «Учитесь искусству воздушного боя у летчика Байкова!» с подзаголовком: «Тов. Байков на одной машине совершил 300 боевых вылетов, провел 21 воздушный бой, уничтожил 10 самолетов противника. Самолет Байкова и сегодня в полной исправности». Будучи переведен в 12-й гвардейский истребительный авиаполк, С. Д. Байков передал свой МиГ, который называл «старушкой», другому летчику: «Бери машину! Шестнадцать месяцев служила она мне и может еще столько прослужить».

Известный советский писатель Всеволод Иванов писал о 22-летнем летчике, что «часто после полета Байков на вопрос о результатах боя отвечает, смеясь, своей любимой поговоркой:

– Иван побил фрица».

В 1944 г. газета «Сталинский сокол» дополнила характеристику Байкова: «отличный летчик, высотник, заоблачник, ночник», которая свидетельствует не только о мастерстве пилота, но и о лингвистической находке журналиста – «заоблачник». Надо понимать, речь идет о том, что пилот подготовлен для выполнения боевых задач над облаками, вне видимости земли.

Возвращаясь к оценке самолетного парка 34-го полка, следует сказать, что на его состояние значительное влияние оказало прекращение в декабре 1941 г. серийного производства МиГ-3, так как завод, который выпускал для него двигатели, перевели на производство двигателей для штурмовиков Ил-2.

Многие МиГи выдержали уже по три-четыре восстановительных ремонта. Сохранение их в строю свидетельствовало не только о мастерстве инженерно-технического состава полка. МиГ-3 был очень технологичным и отличался ремонтопригодностью. У него легко отстыковывались многие части и детали конструкции самолета. При этом, по мнению техников: «Взаимозаменяемость частей самолета за счет точности изготовления оказалась настолько высока, что из двух поврежденных МиГов быстро собирали один, а затем возвращали в строй и второй».

^{1942 г. Самолеты 34-го иап во Внуково}

Вместе с тем из остававшегося на московском заводе № 1 задела деталей, узлов, агрегатов и комплектующих в начале 1942 г. было собрано еще более 50 самолетов МиГ-3. Часть из них была окрашена в белый цвет с красными стрелами и надписями «За партию большевиков!», «За Родину!», «За Сталина!». В ряде работ опубликованы фотографии этих самолетов и сообщение, что 23 февраля 1942 г. они были переданы рабочими авиазавода в 172-й иап. При этом из других публикаций следует, что 1 февраля 1942 г. три таких же самолета поступили в 34-й истребительный авиаполк.

Однако обычно зимой самолеты полка имели просто белую окраску. Летом они были выкрашены в отличный от других полков камуфляж – поперек фюзеляжа по зеленому фону широкие, неровные светло-серые полосы в черной окантовке. Выделялся самолет летчика Сергея Байкова, раскрашенный узкими черными и зелеными полосами, как зебра.

Возвращаясь к использованию при ремонте отдельных частей списанных машин, следует сказать, что, поскольку эти части были от самолетов различной окраски, восстановленные в полевых условиях аэропланы зачастую имели диковатый вид. Крылья, центроплан и хвост могли быть выкрашены по-разному: в летний камуфляж и в традиционные для ВВС РККА зеленый и голубой цвета. Попадались и конструкции, окрашенные в белый цвет.

Отец рассказывал, что однажды ему из ремонта достался самолет, во весь борт которого был нарисован прыгающий тигр с оскаленной пастью. Он тут же приказал техникам закрасить этого зверя. Я не понял:

– Зачем?

– Немцы увидят такой самолет и решат, что в нем сидит какой-то очень важный летчик и его надо обязательно сбить. Начнут охотиться за мной.

Однако, зная отца, думаю, что это была шутка. Скорее всего, для него любые картинки на боевом самолете были, как он выражался, «дешивизной», то есть пошлостью. А тигр кисти неизвестного художника на борту истребителя, кроме того, видимо, оскорблял его эстетический вкус, как бывшего ученика заводской изостудии и, кстати, неплохого рисовальщика.

Вместе с тем о том, что опасения отца были не напрасными, говорит история с полковником В. И. Сталиным, когда он в январе – феврале 1943 г. был командиром 32-го гвардейского истребительного авиаполка. Ее поведал летчик этого полка Прокопенко, о котором рассказ впереди. По его словам, «местные подхалимы-политработники» распорядились на самолете командира полка нарисовать ордена, которыми тот был награжден, и «в первом же боевом вылете немцы с удовольствие погоняли В. Сталина. После вылета полковник зло распорядился: «Убрать это художество!»

^{Г. Н. Урвачёв с техниками у самолета с «тигром»}

В заключение темы о раскраске самолетов надо вспомнить приказ по истребительной авиации ПВО от 7 сентября 1942 г. о нанесении знаков за сбитые самолеты противника. В соответствии с ним командир 34-го иап «в целях поощрения летчиков, отличившихся в боях за Советскую Родину против немецких захватчиков» приказал «нанести положенное количество звездочек на самолеты летчиков, которые имеют на своем счету сбитые самолеты противника».

Далее шел список из десяти летчиков полка, и среди них: «Командир звена 1 АЭ лейтенант Урвачёв Г. Н., сбивший 3 самолета лично и 6 в групповом воздушном бою, нанести 4 звездочки».

^{Опытный истребитель МиГ-9}

Затем дотошно указывалось, что «знак наносится в центре фюзеляжа на левой стороне самолета… в форме… звезды размером 15 см… обведенной полоской шириной 1 см, нанесенной алюминиевой краской».

Но более существенным был пункт приказа о том, что «летчикам, сбившим 5 и более самолетов противника, выделить лучшие самолеты». В то время это были Виктор Коробов (5 самолетов лично и 8 – в групповых воздушных боях) – 6 звездочек, Сергей Платов (4 самолета лично и 8 – в групповых воздушных боях) – 5 звездочек и Николай Тараканчиков (соответственно 3 и 8 самолетов противника) – 5 звездочек. Вскоре к ним присоединился Виктор Киселев – шесть звездочек, но у Тараканчикова к тому времени их было уже семь, а у Платова – восемь.

* * *

Однако для прикрытия Москвы требовались новые самолеты, и КБ «МиГ» работало над заменой у МиГ-3 двигателя с водяным охлаждением, снятого с производства, на имевшийся двигатель воздушного охлаждения. К весне 1942 г. была построена опытная серия из пяти самолетов МиГ-9 с этим двигателем, и три из них направлены для войсковых испытаний в 34-й полк.

В связи с этим 20–28 августа 1942 г. отец совершил на одном из этих самолетов 15 полетов, в ходе которых выполнил стрельбу по наземной цели – щиту и упражнения по боевой подготовке. Поэтому его портрет и копия соответствующей страницы летной книжки были уже в наше время выставлены в музее конструкторского бюро «МиГ». При этом работники музея обратили внимание на следующую запись:

27.08.42, МиГ-9. Патрулирование, 1 полет, 44 минуты, высота 5000 м.

По их словам, это подтверждение принципиально важного для истории КБ факта участия опытного истребителя МиГ-9 в боевых вылетах. Однако самолет показал неудовлетворительные характеристики и не был принят на вооружение. В 1946 г. под названием МиГ-9 пошел в серию другой самолет – первый советский реактивный истребитель.

Летчики 34-го иап продолжили боевую работу на МиГ-3, и отец в сентябре совершил на нем 27 боевых вылетов на патрулирование и перехват противника, а также 6 полетов на У-2 между Калинином, Торжком и Клином, разыскивая место гибели 8 сентября старшего сержанта Ю. К. Максимова.

В тот день отец и сержант Белоусов парой взлетели с аэродрома Клин на перехват высотного разведчика и преследовали его, ориентируясь по инверсионному следу, но не догнали. Однако после этого противника атаковали младший лейтенант Г. И. Федосеев и старший сержант Ю. К. Максимов, которых подняли ему навстречу со второго аэродрома полка – Алферово.

После трех атак вражеский разведчик с дымящимся мотором и преследовавший его Максимов скрылись в облаках. Федосеев, не найдя самолеты ведомого и противника ни над облаками, ни под ними, вернулся на аэродром один. Поиски летчика отцом на У-2 тоже успеха не имели. Через две недели пришла справка очевидца, который видел, как тогда из облаков вывалились и упали за линией фронта два горящих самолета – наш истребитель и бомбардировщик противника. Эта справка была расценена как подтверждение тарана, совершенного Юрием Максимовым в облаках.

В октябре – декабре у отца всего 26 боевых вылетов, остальные инструкторские и учебно-тренировочные, а командир полка в служебной характеристике пишет о нем: «Летчик отличной техники пилотирования, летает днем и ночью в любых метеоусловиях». Однако в авиации неприятные неожиданности могут поджидать любого летчика, и в его летной книжке, в разделе «8. Катастрофы, аварии, поломки, вынужденные посадки и прочие происшествия» появляется запись:

17.12.42, МиГ-3. Поломка: При взлете закипел жидкостный охладитель. Летчик пошел на посадку и из-за недостатка высоты посадку произвел на не укатанную часть аэродрома на «живот».

Расследование показало: «Перед вылетом по тревоге не была снята заслонка водорадиатора». Вывод: «Технику лейтенанту Шилову арест на 8 суток домашнего ареста с удержанием 50 % зарплаты за каждый день ареста и за принесенный ущерб произвести удержание 25 % зарплаты в течение 3-х месяцев». Надо полагать, это означает, что война войной, а деньги счет любят, и ущерб требует возмещения.

1943 год

К этому времени немецкие бомбардировщики были вынуждены окончательно прекратить налеты на Москву, но к столице постоянно пытались прорваться высотные самолеты-разведчики, в основном Ю-88. Самолеты этого типа обладали летными качествами, позволявшими немцам применять их также как пикирующие бомбардировщики и даже истребители. Используя эти качества, высотные разведчики часто при атаке перехватчиков резко, иногда как истребители, переворотом через крыло переходили в пикирование, выходя из него на бреющем полете.

В результате этих эволюций и на фоне поверхности земли летчики ПВО нередко теряли цель, тем более что «юнкерсы» иной раз снижались и пытались уйти на высоте всего 5—10 метров. Тем не менее Сергей Платов и Николай Тараканчиков в январе сбили по такому разведчику. «Сценарий» был один: «юнкерсы», атакованные на высоте около 8000 метров, пикировали почти до земли, но истребители огнем пулеметов проводили их до столкновения с ней.

Однако высота и продолжительность последнего боевого вылета отца на МиГ-3, который он выполнил в начале января, кажутся странными:

7.01.43, МиГ-3. Патрулирование, 1 полет, 19 минут, высота 400 м.

Возможно, неисправность изношенного МиГа заставила прервать полет.

В конце января поверка техники пилотирования на «спарке»:

30.01.43, Як-7… Самостоятельный вылет на Як-1 разрешаю.

Вылетел на самолете Як-1 с оценкой «отлично».

Командир 34-го иап м-р Александров.

Здесь пример путаницы, допускавшейся в записях летной книжки – разрешение на самостоятельный вылет на Як-1 получено 30 января, а четыре тренировочных полета и боевой вылет на нем якобы выполнены накануне:

29.01.43, Як-1. На патрулирование, 1 полет, 38 минут, высота 7000 м.

Но это всего лишь штабные неувязки, а одна из эскадрилий полка в феврале была перевооружена на истребители Як-1, которые обладали хорошими летно-пилотажными качествами и были простыми в пилотировании. Поэтому летчики звена управления полка, в которое вошел отец, поскольку в январе стал помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе, тоже пересели на этот тип самолета.

В феврале всего 6 боевых вылетов, и в их числе новый вид боевого применения, когда летчик сам ищет себе цель для атаки:

11.02.43, Як-1. На охоту, 1 полет, 42 минуты.

В начале марта учебно-тренировочный вылет на МиГ-3:

2.03.43. МиГ-3. Мелкая поломка: при посадке по окончании пробега порывом ветра подуло под крыло. Самолет зацепился за землю, вследствие чего развернуло вправо, т. к. ветер был сильный, самолет перевернуло на спину. Экипаж невредим.

Решение командира: «Виновен старший лейтенант Урвачёв Г. Н., не дождавшийся выкладки старта против ветра». Вывод: «На летчика наложено взыскание 5 суток домашнего ареста».

В последующие дни марта восемь боевых вылетов на перехват противника, и в том числе:

11.03.43, Як-1. На перехват противника, 1 полет, 1 час 06 минут, высота 7000 м. Сбил Ю-88 северо-западнее Сычевки 30 км.

Этот воздушный бой был связан с чередой знаменательных событий.

9 марта старший лейтенант Коробов в паре с сержантом Захаровым вылетели на перехват немецкого разведчика Ю-88, который уходил на запад, и начали преследовать его на высоте 7000 метров. Недалеко от линии фронта на встречном курсе появились вызванные, наверное, разведчиком на помощь два Ме-109, которые шли на высоте 4500 м, не заметили пару Коробова и проскочили дальше. «Юнкерс» был все еще далеко и, видимо, уже недосягаем для перехватчиков.

Поэтому Коробов, развернувшись на 180° и разогнавшись на пикировании, обрушился на ведомого летчика немецкой пары. Но тот не принял боя и сам, перейдя в пикирование, ушел к линии фронта. Коробов, используя запас скорости, атаковал ведущего, поймал его на выходе из боевого разворота, и после первой же очереди «мессер» перевернулся – видимо, летчик был убит, вспыхнул и, кувыркаясь, пошел к земле. Это была сотая победа на счету летчиков 34-го полка.

Через день в связи с этим в полку состоялся митинг. Выступавшие говорили: «В этих победах заложен героизм летчиков – Александрова, Киселева, Тараканчикова, Платова, Коробова, Урвачёва, Белоусова и других, самоотверженная боевая работа авиамехаников и младших авиационных специалистов». Во время митинга отец со старшим сержантом Гозиным по тревоге были подняты в воздух на перехват противника.

Они вскоре обнаружили Ю-88 на высоте 7000 метров. Их атака со стороны солнца была настолько внезапной, что стрелок противника не успел сделать ни одного выстрела и был убит. После второй атаки у «юнкерса» загорелся левый мотор, и он пикированием перешел на бреющий полет. Здесь летчики продолжили атаки, в ходе которых Гозин в упор бил по кабине и моторам бомбардировщика. Вскоре разведчик потерял управление и рухнул – 101-я победа полка. Однако пока отец и Гозин вели бой, в воздух был поднят и Виктор Коробов, который вскоре доложил о 102-м самолете противника на счету полка – «Хейнкеле-111».

^{Летчик 34-го иап сержант Сергей Гозин}

Более тридцати лет спустя, видимо, эти события упомянул в нашем разговоре на встрече ветеранов 34-го иап в г. Клин бывший начальник штаба этого полка Александр Михайлович Фирсов, седовласый, спокойный и неторопливый человек: «Твой отец был профессор – с молодыми летчиками практические занятия проводил в бою. Однажды подняли его в паре с таким летчиком на перехват разведчика, и я их наводил. После первой атаки твой говорит ведомому:

– Видишь, в задней кабине ствол пулемета вверх торчит? Значит, стрелка я убил. Выходи вперед меня, бей по кабине с переходом на двигатель… ну вот – горит, пошли домой.

Понимаешь, твой отец сделал самое опасное – нейтрализовал заднего стрелка в «юнкерсе», который встречает атакующий истребитель огнем в упор. После этого мог добить «юнкерса» и записать его на свой счет. Однако он вывел вперед молодого, чтобы тот почувствовал себя победителем, приобрел уверенность в себе. Это очень важно, без этого боевого летчика не бывает».

Но известно, что на войне рядом с победой бывает неудача. В этот же день поднятый на перехват «юнкерса» Сергей Платов в первой же атаке был подбит его стрелком, не дотянул до аэродрома Алферово и произвел вынужденную посадку недалеко от него.

А Виктор Коробов через шесть дней после этого вновь встретился с Хе-111, которого атаковал сверху справа под ракурсом 2/4 и с дистанции 75 метров ударил по правому мотору и кабине летчика. Во второй атаке из такого же положения он подбил левый мотор, и самолет противника начал снижаться. Еще одна пулеметная очередь – и он рухнул на землю. Бой длился 4 минуты.

Надо сказать, что «преподавательскую» деятельность отец вскоре продолжил в многотиражке 6-го иак «За храбрость». В рубрике «Рассказы бывалых летчиков» появились его заметки: «Мне не раз приходилось участвовать в воздушных сражениях… После боя я проверяю каждый свой шаг, делаю для себя необходимые выводы… это дает возможность успешно противопоставлять ухищрениям врага свою обоснованную и продуманную тактику». В этих словах узнаю отца – при всей горячности характера он всегда действовал обдуманно и никогда опрометчиво.

Далее он рассказал о своих боях, полагая, что это «будет небезынтересно молодым пилотам». Вот короткое изложение этих рассказов под заголовками, использованными в газете.

1. Внезапность нападения. Видимо, это рассказ о его первой победе, когда ему пришлось атаковать из неудобного положения, догоняя Ме-110 с набором высоты. Он воспользовался тем, что на этом самолете ограничен обзор вниз, и ему удалось нанести по нему внезапный удар. Немец резко перешел в пикирование, и отец преследовал его, готовясь обстрелять на выходе из пикирования, но это не потребовалось – «мессер» врезался в землю.

Отец делает вывод о «необходимости достигать во что бы то ни стало внезапности первой атаки. Нередко внезапность может искупить тактическую невыгодность положения атакующего».

2. Скованный противник. Отец с ведомым летчиком были подняты на перехват высотного разведчика Ю-88, атаковали его и одновременно с двух сторон с дистанции 300 метров открыли огонь. Чтобы сковать противника, они повторяли атаки, меняясь местами. То есть в то время, как один из них атаковал справа с выходом на левую сторону, другой – слева с выходом на правую сторону. «Юнкерсу» осталось одно – он переворотом вошел в крутое пикирование. «Но мы не выпустили его из своих клещей и вогнали в землю», – заканчивает отец этот рассказ.

В газете Московской ПВО «Тревога» при анализе этого боя отмечалось, что атака противника парой с двух сторон – не новый тактический прием, но летчики при этом обычно атакуют поочередно, и противник имеет возможность отстреливаться то от одного, то от другого и свободно маневрировать по горизонтали. А Урвачёв с ведомым летчиком наносили удары одновременно, и немец был лишен возможности маневрировать, но для этого «между атакующими должна быть четко отработана групповая слетанность».

О том, что этого достигнуть непросто, свидетельствует начальник штаба полка А. И. Фирсов, разбирая бой Коробова в паре с младшим лейтенантом Моисеевым. Летчики тоже попытались с двух сторон атаковать «юнкерс», который маневрами сорвал атаку, а Коробов потерял его и ведомого из виду. Моисеев продолжил атаку один, нарвался на огонь стрелка и вышел из боя. Опытнейший летчик Коробов, проявив настойчивость, все-таки вновь обнаружил противника и сбил его. Но А. М. Фирсов как недостаток отмечает в действиях летчиков то, что они «не сумели осуществить замысел – атаковать противника с разных сторон».

^{Схема воздушного боя 11.06.43 старшего лейтенанта Урвачёва на Як-1 с Ю-88 из Сборника описаний воздушных боев, проведенных частями 1-й ВИА на подступах к Москве в период июнь-октябрь 1943 года}

3. Разгаданная хитрость. На высоте 6000 м отец обнаружил впереди себя Ю-88 и, стремясь быстрее сблизиться с ним, пикированием разогнал машину и на большой скорости горкой снизу – сзади с близкой дистанции открыл огонь по моторам «юнкерса». Немец переворотом перешел в пикирование и вышел из него с обратным курсом, надеясь, что атакующий истребитель проскочит и потеряет его. Отец понял это и вышел из пикирования «с таким расчетом, чтобы убедить немца, будто его хитрость удалась». Затем он внезапно произвел две атаки слева и справа под ракурсами 2/3 – «юнкерс» с высоты 200 м резко пошел вниз и упал на землю.

^{Схема воздушного боя 23.06.43 младших лейтенантов Шагалова и Моисеева с Ю-88 из Сборника описаний воздушных боев, проведенных частями 1-й ВИА на подступах к Москве в период июнь-октябрь 1943 года}

Вывод: «Мне удалось в этом бою выйти победителем благодаря тому, что я разгадал хитрость врага и ответил на нее своей хитростью».

Менее чем через две недели эту «хитрость» применил в бою младший лейтенант А. И. Шагалов, поднятый в паре с ведущим летчиком младшим лейтенантом Н. И. Моисеевым на перехват Ю-88. Правда, поначалу молодым летчикам не удалось выполнить первый завет «бывалого летчика»: «Внезапность первой атаки не достигнута», как было отмечено штабом.

«Юнкерс» перешел в пикирование, и Николай Моисеев потерял его из виду. Немец снизился до самой земли и скольжением попытался выйти из боя. В донесении указывалось, что «младший лейтенант Шагалов, имитируя потерю противника, отошел… и со стороны солнца на высоте 30 м (!)… атаковал Ю-88». Вывод штаба: «Решение летчика Шагалова оторваться от противника и произвести атаку со стороны солнца правильное».

Надо сказать, что Николай Моисеев и Анатолий Шагалов только в 1942 г. окончили Черниговскую военную школу пилотов и пришли в 34-й иап летчиками-сержантами, что требует некоторых пояснений.