Текст книги "Нина Риччи"

Все Шайкевичи обладали немалыми капиталами. Вот как описывает в воспоминаниях свою бывшую квартиру в Санкт-Петербурге Анатолий Ефимович: «Библиотека… высокий, круглый зал, венчаемый белым куполом, который подпирался белыми же колоннами. Стены его были выкрашены в ярко-красный цвет, а пересекающие их наверху черные фризы итальянец Гранди гуашью украсил подобием помпейских фресок. Четыре закругленных шкафа, покрытые фанерой карельской березы, были вкраплены в карминовые стены. С купола свешивалась екатерининская люстра, а посредине комнаты стоял раскидистый восьмиугольный стол из карельской березы, резко вырезывавшийся на фоне черного, пестрыми попугаями испещренного старинного русского ковра. Екатерининские, янтарной патины кресла были покрыты блеклыми, голубыми сарафанами». Так как его отец и он сам имели прямое отношение к банку международному, их финансовое положение в эмиграции не пошатнулось. Но вот если Самуил Соломонович свою коллекцию картин вывез из России до революции, то коллекция его брата и племянника, уехавших уже после революции, осталась в России почти вся. Осталась и мебель, которую Анатолий Ефимович часто реставрировал собственноручно: «Мебель, изящные вещицы, картины отыскивались хозяином в антикварных лавках и любовно реставрировались. Гостиную украшала редчайшая венецианской работы люстра, современница Казановы, по случаю приобретенная за бесценок под видом “корзины цветного стекла” в лавке Брайны Мильман на Вознесенском проспекте»[15]15
  Из послесловия Сергея Шумихина к отрывкам из книги воспоминаний А. Е. Шайкевича «Мост вздохов через Неву».


[Закрыть].

Волею случая в Париже столкнулась с Шайкевичами и Нина Риччи: ее рекомендовали жене Антона Самуиловича. Та осталась весьма довольна общением с Ниной, которая производила впечатление не кутюрье, а дамы высшего света. В тот момент во Франции находился и Анатолий Ефимович, не упускавший возможности пообщаться со своими кузенами. Тогда еще был жив его отец, Ефим Григорьевич, увлеченный электрификацией, а потому на один из приемов Шайкевичи с удовольствием пригласили Нину, ее мужа, инженера-электрика Гастона Морея, и Робера Риччи. Так Робер познакомился с младшим поколением Шайкевичей – сестрами Елизаветой и Марией, а также дочерью Антона Самуиловича Раймондой. Отметим еще раз ее внешнее сходство с Ниной Риччи: по сей день одна из фотографий Раймонды гуляет по Сети как изображающая мать Робера, а не его жену. Правду узнать несложно, сопоставив другие фотографии обеих женщин, но этим, видимо, никто особенно не интересовался. Второй раз встреча произошла уже в Бретани, где так любило проводить лето семейство Риччи – Морея. Раймонда туда приехала в компании друзей, учившихся в «Sciences Po» – парижском Институте политических исследований, знаменитой альма-матер политической и дипломатической элиты Франции. «Sciences Po» открылся в 1872 году после поражения Наполеона III, когда казалось, что систему подготовки французских политиков и дипломатов следует пересмотреть. Институт основали несколько ведущих философов, историков, публицистов, причем некоторые имели прямое отношение к России (например, Альбер Сорель – иностранный член-корреспондент Петербургской академии наук и Анатоль Леруа-Больё – автор исторических и политических трудов, посвященных России). В то время принимали в институт только выпускников элитных школ Франции. Из «Sciences Po» вышли 28 глав государств и правительств, включая пятерых французских президентов (Жорж Помпиду, Жак Ширак, Франсуа Миттеран, Франсуа Олланд и Эмманюэль Макрон), тринадцать французских премьер-министров, кроме того, князь Монако Ренье III, один из «отцов» евро Пьер Вернер, президент Грузии Саломе Зурабишвили, премьер-министр Таиланда. Среди выпускников института – бывший президент Европарламента, бывший генеральный секретарь ООН, бывший генеральный директор Всемирной торговой организации, два бывших президента Международного валютного фонда, бывший президент Европейского центрального банка; а также нынешние управляющий директор Всемирного банка, генеральный директор ЮНЕСКО, президент Камеруна, президент Гвинеи.

Для нас любопытна фигура одного из будущих выпускников (впоследствии он будет занимать различные высокие должности в правительстве Франции, включая должность председателя совета министров, министра иностранных дел и так далее) – молодого человека, который ухаживал за Раймондой и которому она в итоге предпочла Робера Риччи. Его звали Пьер Мендес Франс (полное имя – Пьер Исаак Исидор Мендес Франс). Он был всего на полгода младше Раймонды, происходил из старинной семьи португальских евреев. Предок Пьера Мендеса Франса покинул Португалию из-за гонений в 1684 году и обосновался в Бордо. Отец Пьера, Серф Давид Мендес Франс, в 1902 году основал собственную швейную компанию в Париже. Несмотря на то что Серф Давид был весьма религиозен, он четко понимал, какое образование должен получить сын, если он хочет преуспеть в жизни: обучение будет светским – муниципальная школа, затем обучение юриспруденции. Но Пьер превзошел ожидания отца: в пятнадцать лет он окончил бакалавриат, а именно в тот год, когда познакомились Раймонда и Риччи, Пьер стал самым молодым юристом во Франции, одновременно с «Sciences Po» окончив факультет права Парижского университета. Религиозности родителей Пьер не унаследовал, но всегда говорил: «Я знаю, что я еврей. Мои дети, у которых веры не больше, чем у меня, знают, что они евреи. Я чувствую, что антисемиты считают меня евреем…»[16]16
  http://jewisheritagefr.blogspot.com/2006/10/pierre-mendes-france.html


[Закрыть] Шайкевичи выражали явное одобрение намерению Пьера связать свою судьбу с Раймондой, однако судьба распорядилась иначе.

Почему Раймонда предпочла Робера Риччи, неизвестно, видимо, они просто влюбились друг в друга, что подтверждают десятилетия, проведенные вместе, вплоть до развода в 1981 году. На довоенных фотографиях мы видим красавицу Раймонду в нарядах от Нины Риччи. Под влиянием весьма эрудированного отца она росла свободной от условностей. Раймонда походила на экзотическую принцессу: рыжеволосая хохотушка с изумрудными глазами, не знавшая лишений, не прилагавшая усилий, чтобы добиться успеха. История и образ жизни семей Раймонды и Робера разительно отличались. И кто знает, как сложились бы их отношения, если бы не эмиграция и революция: в эмиграции многие различия стираются или на них перестают обращать внимание. Более того, дети и внуки Самуила Шайкевича, переехавшего в конце XIX века во Францию, вопреки традиции женились и выходили замуж не за евреев, поэтому против брака Раймонды с Робером Риччи никто не возражал.

Тот факт, что Шайкевичи начали покидать Россию еще до революции, помог семье встать на ноги на новой родине, укрепиться, завязать новые связи и знакомства. К тому же эта семья принадлежала сразу к двум диаспорам: еврейской и русской. «Местом пребывания значительного числа русских эмигрантов к 1923–1924 гг. становится Франция. “Русский Париж” по интенсивности общественной и культурной жизни мало чем уступал прежним русским столицам… Работали русские гимназии, школы, лицеи, институты и академии, консерватория и многочисленные общественные и профессиональные организации… Компактное проживание большого числа эмигрантов создавало своеобразную иллюзию сохранения русского дореволюционного общества со всем его традиционным своеобразием… во французских лицеях учреждались специальные стипендии для русских детей, иногда с полным содержанием в общежитии. Так постепенно русские дети становились французскими гражданами – получали французские аттестаты, дипломы, паспорта, русские же школы приобретали характер культурных центров. В Париже русской эмиграцией было открыто восемь высших учебных заведений, в которые принимали студентов из всей русской диаспоры. Среди них на первом месте по своему официальному статусу и уровню преподавания стояли русские отделения при Сорбонне. Более 40 известных русских профессоров было привлечено для чтения лекций на русских отделениях и для французских студентов»[17]17
  Сабенникова И. В. Русская эмиграция как социокультурный феномен // Мир России. 1997. № 3.


[Закрыть]. Таким образом, с одной стороны, эмигранты из России держались вместе, сохраняя собственную идентичность, культуру и язык. С другой стороны, именно во Франции они были максимально интегрированы в местное общество, так как для этого предпринималось много усилий со стороны французов, знавших и любивших русскую культуру, активно пытавшихся вовлекать эмигрантов из России во все современные процессы жизни французского общества.

Бесспорно, евреи из России являлись частью русской эмиграции: «Русская эмигрантская община становится все более и более общиной русских евреев»[18]18
  Сабенникова И. В. Русская эмиграция как социокультурный феномен // Мир России. 1997. № 3.


[Закрыть]. Они оставались частью русской культуры, хотя исследователями отмечается, что именно евреи гораздо активнее ассимилировались, пропагандируя западничество и космополитизм. Они более успешно обустраивались во Франции, организовывали быт на новом месте и общались с французами, налаживая новые связи. Стали бы в иной ситуации Шайкевичи общаться с семьей Риччи, сказать сложно. Есть несколько причин, по которым в конце 1920-х годов их присутствие на приеме выглядит совершенно нормально. Первую мы уже указали: Риччи стали частью буржуа, Робер не был частью бедного итальянского семейства, которое когда-то прибыло во Францию. Вторая состоит в том, что сами Шайкевичи в Париже общались с самыми разными людьми: художниками, писателями, финансистами, юристами. Они не были аристократами в России – они и там составляли фактически ту же прослойку, что и во Франции. У Елизаветы и Марии мужья были французами; сын Елизаветы также пошел по стопам отца, не унаследовав способности Шайкевичей к правоведению. Еще одна причина – стирание четких границ между сословиями после Первой мировой войны. Не только мужчины и женщины стали казаться равными, но и аристократы, буржуазия, интеллигенция (многие представители которой вышли из низших классов). История Коко Шанель – яркая иллюстрация сказанного. Родившись в бедной семье и преуспев, она не просто стала одной из первых в моде до Второй мировой войны, но вошла в высшее общество Франции полноправным членом. Брак между Робером и Раймондой больше не выглядел неравным, если только с точки зрения национальной, но и это уже не виделось препятствием в семьях, где дети и внуки перестали строго следовать еврейским традициям. В какой-то степени Робер даже мог быть для Раймонды дорогой во французское общество – дорогой, которую прокладывали все французские мужья своим женам, в девичестве Шайкевич.

Впоследствии Робер Риччи доказал, что в первую очередь он – великолепный менеджер, управленец. Эти черты старшие Шайкевичи заметили сразу. Нет, он не походил на художника или писателя, с которыми, как показала жизнь, проблем не оберешься. Они были интересными людьми, но в семейной жизни не представляли собой ту самую «каменную стену», за которой хотелось бы находиться женам. В Робере сразу чувствовался стержень, что ярко проявится чуть позже. Данные черты характера он точно унаследовал не по мужской линии, они передались ему от матери, проявлявшей силу духа и потрясающее трудолюбие с детства. Кроме того, им обоим были присущи вкус и управленческие способности – сочетание редкое для творческого человека, но однозначно помогающее достигнуть успеха быстрее и собственными силами…

Свадьба Робера Риччи и Раймонды Шайкевич состоялась 21 декабря 1928 года. Платье для невесты шили в доме моды Раффина под строгим руководством будущей свекрови. Наверное, поэтому наряд сочетал в себе и модные мотивы двадцатых, и классические традиции свадебного платья. На голове красовался кокошник, от которого до самого пола ниспадала пышная фата. В те годы влияние русского костюма на моду было очень сильным, и кокошник, в несколько преобразованном виде, особенно часто использовали именно в свадебных нарядах. «Русские вышивки, мережки, аппликации, меховые бейки и роспись петухами буквально заполонили Европу», модели позировали «в кокошниках и кичках, следуя мимолетному капризу большой парижской моды»[19]19
  Васильев А. Красота в изгнании: Королевы подиума. СЛОВО/SLOVO, 1998.


[Закрыть]. Платье струилось в пол несколькими слоями, но кринолин не использовали, ткани были легкими, поэтому оно выглядело модно. Сверху была накидка из органзы, на котором красовались цветы нежных тонов – фирменный стиль Нины Риччи.

Пара не венчалась в церкви. Сложно сказать, почему. Возможно, из-за разницы в религиозном мировоззрении и воспитании, но в принципе все меньше молодых людей следовали традициям, ведь к тому времени во Франции уже сложилась традиция регистрации гражданских браков, что тоже фиксировалось в архивных записях. Из подобной записи мы видим, что Робер на тот момент жил вместе с матерью на авеню Марсо, куда семья переехала уже после свадьбы Нины Риччи с Гастоном Мореем. Этот район считался престижным, и его облюбовали зажиточные буржуа, что еще раз подчеркивает менявшийся в лучшую сторону статус Нины Риччи. Робер работал директором журнала. У его невесты, как и у большинства девушек того времени, в соответствующей графе значилось: «Без профессии». Раймонда жила с родителями на другом берегу Сены, в таком же престижном, солидном районе. После свадьбы молодые планировали жить отдельно, благо доход Робера вполне позволял снять приличную квартиру.

Так в конце 1928 года случилось событие, которое повлияет на всю дальнейшую судьбу дома моды Нины Риччи – проекта, тогда даже не существовавшего в планах Робера и уж тем более самой Нины. Брак, заключенный между представительницей старинной еврейской семьи из России и итальянцем, родившимся в Париже, станет основой новой империи французской моды. Информация о детях, родившихся в этом браке, всегда была закрытой и особенно не афишировалась, но раздобыть ее не составило труда: одна дочь вместе со своим мужем некоторое время возглавляла дом моды Нины Риччи после смерти Робера, другая дочь в 2000-х годах «прославилась» из-за скандала с неуплатой налогов, а сын был известным автогонщиком. Впрочем, о детях рассказ пойдет позже. Пока мы приблизились к причинам, которые побудили Нину Риччи и ее сына открыть свой дом моды. Как часто бывает, их было несколько, и все они крепко связаны одна с другой.

Глава 5
«Король умер, да здравствует король!»

Началось все со свадьбы, а продолжилось смертью господина Раффина и закрытием дома моды господина Пуаре: первое обстоятельство повлияло на историю моды в масштабе одной личности, второе – на историю моды в целом. Но оба символизировали конец эпохи. И Раффин, и Пуаре открыли свои дома в начале XX века, первые серьезные шаги в моде сделав еще в конце века XIX. Конечно, Пуаре многократно превосходит Раффина по популярности. Последний в истории моды остался лишь благодаря тому, что в его доме моды работала Нина Риччи. Тем не менее можно сказать, именно эти «массовые» дома формировали внешний вид людей на улицах французских городов. Раффин несколько лет возглавлял свой дом сам, но как только он нашел Нину, то сразу передал ей бразды правления, а во второй половине 1920-х годов дом стал носить имя, в котором больше было от Риччи, чем от Раффина. Теперь Нина была совладелицей и получала половину прибыли. И вот в 1929 году Бернард Раффин умирает. Наследники не собирались продолжать дело отца, а потому попросту дом закрыли. Нине исполнилось сорок шесть лет, и она решила, что достаточно поработала. А что еще ей оставалось делать? Дом закрыт, и несмотря на то, что она формально владела половиной компании, для продолжения работы следовало или выкупить вторую половину, или убедить наследников не закрывать дом моды. Более того, нанятый Раффином незадолго до смерти главный бухгалтер оказался не чист на руку, и продолжение работы влекло за собой не только проверку всех расходных книг, но и поиск нового сотрудника. Собственники здания, которое сдавалось дому моды, после смерти владельца расторгли договор аренды, так как, запросив за помещение бόльшую сумму, получили отказ.

К тому времени Нина Риччи заработала достаточно для безбедной жизни. Она посчитала, что имеет полное право отдохнуть, и решила уйти на покой. Действительно, если мы вспомним ее трудовой путь, то поймем желание человека, работавшего с младых ногтей не покладая рук (в самом прямом смысле слова), предаться любимым занятиям, никак не связанным с пошивом одежды и ежедневным общением с клиентками, каждая из которых имела свои запросы и капризы, которые следовало выполнять, не изменяя при этом собственному стилю и вкусу.

Совсем иные причины заставили знаменитого Поля Пуаре закрыть свой дом. Долгое время он был на пике популярности, и никакие конкуренты не могли свалить с трона императора моды. Сын торговца тканями, начинал он, как и многие кутюрье, с самых низов: с ателье по изготовлению зонтов. Опять же, как и многие его коллеги, Пуаре любил шить наряды для кукол, а так как у него были две сестры, недостатка в «клиентках» для первых платьев он не испытывал. Подобное увлечение было и у Нины Риччи и осталось на всю жизнь: свои наряды она часто тестировала именно на куклах, а не на моделях. Сестры Пуаре тоже стали модистками: Николь Пуаре-Грульт стала модельером, а Мод Пуаре-Пансон – шляпницей. Правда, отношения между братом и сестрами складывались непросто: увлечение Николь (это псевдоним, настоящее ее имя Мари) началось довольно рано, но «она отказалась помогать гениальному брату в его доме, предпочтя свой собственный путь в мире моды. Держала в Париже дом моды с 1911 по 1935 год, пытаясь конкурировать с собственным братом, что не способствовало улаживанию отношений в этой непростой семье»[20]20
  Пуаре П. Одевая эпоху / Пер. с фр. Н. Ф. Кулиш; предисл. и фотографии А. А. Васильева. М.: Этерна, 2011.


[Закрыть]. Взлет молодого Пуаре называют поистине фантастическим. Отчасти начало его карьеры походило на опыт Нины Риччи: они оба сначала работали в чужих домах, оттачивая собственное мастерство. Пуаре учился у Жака Дусе, затем, вернувшись из армии, пошел в старинный модный дом Уорта, который мы уже упоминали ранее. «Окрыленный первым успехом у Уорта, уже через два года Пуаре уходит от него и на занятые у своей мамы деньги открывает в сентябре 1903 года свою фирму на рю Обер дом номер 5 в Париже, недалеко от Гранд-опера. Его успех был молниеносным благодаря хорошо выбранным сотрудникам и связям со старыми клиентками из домов Дусе и Уорта»[21]21
  Пуаре П. Одевая эпоху / Пер. с фр. Н. Ф. Кулиш; предисл. и фотографии А. А. Васильева. М.: Этерна, 2011.


[Закрыть]. Период создания собственного дома у Пуаре, по сути, занял всего три года, тогда как Нине Риччи для этого потребовалось много лет, но работу у Раффина вполне можно считать лишь юридически работой не на свой дом, а фактически в последние годы перед смертью хозяина им управляла именно она.

Влияние Пуаре на моду нельзя не рассматривать, когда мы следим за биографией любого из кутюрье того времени, так как он стоял у истоков всех основных ее течений. Пуаре внес в моду основные изменения: «изменил силуэт, ввел в моду новую красочную гамму тканей для дамского платья, набивные ткани, новые сочетания, индивидуализировал парфюмерные запахи… первым освободил женщину от корсета с утягивающей талией в 1906 году, перенеся ее под грудь, тем самым удлинив ноги и создав более стройный и изысканный образ»[22]22
  Пуаре П. Одевая эпоху / Пер. с фр. Н. Ф. Кулиш; предисл. и фотографии А. А. Васильева. М.: Этерна, 2011.


[Закрыть]. Считается, что русские мотивы, которые четко прослеживались в моде 1920-х годов, тоже первым привнес Пуаре после поездки в Россию, где познакомился с Надеждой Ламановой, подарившей кутюрье русские наряды. Позже эмигранты из России, хлынувшие во Францию после революции, только усилили процесс влияния русского стиля на моду. Другой отличительной чертой кутюрье того времени был метод работы над моделями. Как и Пуаре, они прямо на манекенщицах драпировали ткани, «кружева, ленты, кроили, закалывали как на деревянных манекенах. Часто от усталости девушки падали в обморок», – вспоминала Ксения Куприна, дочь писателя, работавшая манекенщицей у Пуаре. Точно так же работали Шанель, Риччи, Ламанова и целая плеяда других знаменитых кутюрье.

И тем не менее поколение первых королей моды в конце 1920-х годов окончательно ушло с подиумов. Причин было несколько. Во-первых, изменился стиль женской одежды в связи с эмансипацией и новым ритмом жизни. Новая мода была более прямолинейной: короткие юбки, заниженная (до бедер) талия, предложенная Пуаре еще в 1910-е годы. Во-вторых, в моде произошел настоящий взрыв, спровоцированный появлением целого поколения кутюрье нового времени, среди которых Ланвен, Вионне, Шанель. Нина Риччи, несмотря на определенный консерватизм, тоже принадлежала к новой волне, и далее мы увидим, почему ее дом стал частью новой эпохи. В-третьих, финансовые неурядицы, связанные сразу с несколькими проблемами: Пуаре работал во время Первой мировой не на себя (как, например, Шанель и Риччи: первая построила свою империю, заработав большие деньги, не закрывая свой бутик в Довиле, обслуживая богачей, которые хлынули туда из Парижа; вторая продолжала работать в столице, также создавая модели для обеспеченных клиенток, у которых в годы войны остался небольшой выбор открытых ателье, способных обеспечивать их нарядами), а на государство, обеспечивая одеждой нужды армии. Затем, в 1925 году, Пуаре в силу своего характера (а характер, признаем, у него был непростой) решил во время международной выставки показывать свои модели отдельно от остальных. «Для того чтобы подчеркнуть свою особую эксклюзивность, Пуаре на свои деньги сооружает на Сене три баржи, на которых устраивает шоу-румы своих домов парфюмерии Розин, мебели Мартин и платьев Поля Пуаре. Но продажа билетов на баржи и интерес к платьям не окупили грандиозных затрат»[23]23
  Пуаре П. Одевая эпоху / Пер. с фр. Н. Ф. Кулиш; предисл. и фотографии А. А. Васильева. М.: Этерна, 2011.


[Закрыть].

С того момента Пуаре и начал продавать акции своего дома моды. Затем он продал особняк в Париже, коллекции предметов искусства. В 1927 году Пуаре прекратил работу в столице и переехал в Канны, где выпустил еще несколько коллекций одежды, но в 1934 году он был вынужден окончательно закрыть свой дом моды. С того момента Пуаре зарабатывал на жизнь, продавая картины, которые начал рисовать, а также торгуя элитными сортами вин, которые он лично развозил по ресторанам Лазурного Берега. Также заработок ему давали написанные им книги, лекции в Сорбонне и заказы костюмов для театров.

Можно смело сказать, что с уходом Пуаре и Раффина из моды ушел своеобразный «патриархат». Целая плеяда женщин ворвалась в мир моды, и они установят свое господство на несколько лет – вплоть до окончания Второй мировой войны, когда на подиум вновь вернутся мужчины (Ив Сен Лоран, Диор, Живанши, Карден и другие). При этом, как мы увидим, дом моды Нины Риччи будет представлять собой симбиоз женского и мужского начала – то самое равенство полов, за которое многие ратуют, но которое так сложно достижимо.