Текст книги "Чертополох и роза"

Маргарита металась в постели, часто теряла сознание, не всегда понимала, что происходит вокруг, а когда ее ум прояснялся, спрашивала о детях. Ободряющие голоса твердили, что они здоровы и счастливы и волноваться не о чем. Король избежал оспы; регент слал теплые письма, и Маргарите следовало лишь сосредоточиться на стремлении выздороветь.

Потом пришли письма от Вулси, написанные по велению Генриха, где подчеркивалось, что желательно вернуть Ангуса в Шотландию, и проскальзывали самые неприятные намеки. Генрих недвусмысленно давал понять: дружба с Олбани делает Маргариту врагом своего брата.

Королеву это не волновало. Генрих далеко. Пусть правит собственной страной и оставит ее в покое! Когда они с Олбани поженятся, то будут жить очень счастливо, а поскольку Олбани мудрый государственный муж и сильная личность, в Шотландии настанет мир, и англичанам останется лишь решать свои собственные дела по ту сторону границы.

«Наконец, – уверяла она себя, – я достигла покоя и счастья». Именно эта мысль помогла Маргарите пережить кошмарные недели. У нее была любовь сына; была дорогая маленькая дочка, а в браке с Олбани у них появятся и другие дети.

Маргарита приблизилась к тому, чего всегда жаждала: счастливой семейной жизни. Муж, достойный ее страстной преданности, и дети, которых она могла воспитывать, утешать и любить.

«Это пришло не сразу, – думала она, – мне пришлось пройти через два брака, чтобы достигнуть счастья. Но теперь оно меня ждет. Жизнь Олбани с Анной де ля Тур почти закончилась. Герцог был предан жене и никогда не причинил бы ей горя, попытавшись развестись, и я еще больше ценю его за это. Но Анне де ля Тур осталось недолго. Что до Ангуса, то развод не замедлит, а потом… все будет хорошо».

От Олбани пришло письмо. Он писал, что должен плыть во Францию, чтобы собрать людей и вооружение, поскольку Генрих ведет себя все агрессивнее, а пограничные войны грозят перерасти в более серьезную проблему, чем раньше.

Герцог просил о встрече перед отъездом, желая уверить королеву, что скоро вернется.

Маргарита мгновенно почувствовала себя лучше.

– Принесите мне зеркало! – воскликнула она. – Я должна посмотреть, как выгляжу после столь долгой болезни!

Придворные дамы с грустью смотрели на госпожу: во время болезни ей было слишком плохо, чтобы заботиться еще и о внешности.

– Ну, что вы стоите! – нетерпеливо бросила Маргарита. – Разве вы не слышали приказа?

– Да, ваше величество…

– Тогда ступайте и принесите мне зеркало. Одна из женщин пробормотала:

– Ваше величество… я получила распоряжение…

– Это еще что? Кто смеет тут распоряжаться?

– Лекари велели подождать, пока вы не окрепнете.

Маргариту охватил страх. Надо переждать, пока она не окрепнет, прежде чем дать в руки зеркало. «Что это может означать?» – спрашивала себя королева, но и сама догадывалась.

Она должна знать правду, сколь бы страшной та ни была.

– Принесите мне зеркало, – вновь потребовала Маргарита. – Я приказываю вам это сделать, и не важно, что говорили врачи.

Горничная ушла и довольно скоро вернулась с зеркалом. Маргарита выхватила его из рук служанки.

– О… нет! – вырвалось у королевы, когда она в ужасе уставилась на свое отражение. На несчастную смотрела не Маргарита Тюдор. Некогда прелестную, шелковистую кожу покрывали мерзкие рытвины, веко свисало, прикрывая глаз. – Этого не может быть! – прошептала она.

Но было бесполезно отрицать правду. Сияющая красота исчезла. Лицо, смотревшее на Маргариту из зеркала, было жутким и отталкивающим.

Горничная бросилась к постели, протягивая руки к зеркалу, судорожно стискиваемому королевой.

– Ваше величество, еще слишком рано. Врачи говорят, вы поправитесь…

Маргарита продолжала молча рассматривать руины своей красоты.

«Королева слишком слаба, чтобы увидеться с герцогом Олбани до его отъезда».

Вот и все, что она велела сообщить регенту.

И Олбани отплыл, а Маргарита почти радовалась его отбытию, поскольку не могла допустить, чтобы герцог увидел ее такой.

Ее врачи уверяли, что, когда здоровье полностью восстановится, следы оспы будут не столь безобразными, а дамы утешали Маргариту, твердя, будто она с каждым днем все больше напоминает ту, кем была.

Но в глубине души королева знала, что больше никогда не будет желанной благодаря красоте, и с тревогой думала о возвращении Олбани в Шотландию.

Глава 11
ЛЮБОВНИК КОРОЛЕВЫ

Та жуткая зима закончилась, и наступила весна. Успокоительные слова доктора имели под собой кое-какие основания, так как состояние Маргариты улучшилось и ее внешность тоже – до известной степени. Правда, исчезла шелковистость кожи, каковая вкупе с каскадом сияющих волос была одним из лучших украшений Маргариты; веки тоже остались деформированными, хотя уже не выглядели гротескно. И постепенно, мало-помалу Маргарита кое-как примирялась с утратой красоты. Зато она стала одеваться еще более роскошно, и даже еще в постели, поправляясь от последствий болезни, королева заставляла горничных приносить наряды и развешивать перед ней. Маргарита получала огромное удовольствие от платьев и драгоценностей и внушала себе, что, как только сможет подняться, они ей очень помогут.

Благодаря природной внутренней гибкости Маргарита сжилась со своим изменившимся обликом, напоминая себе, что есть множество вещей, за которые стоит поблагодарить судьбу. Олбани вернется в Шотландию, и, хотя его жена все еще была жива, а сама она до сих пор не развелась с Ангусом, вскоре они будут свободны. Когда Маргарита совсем поправится, она снова увидит сына (во время болезни он посылал матери нежные письма и, вне всяких сомнений, горячо любит мать). А любовь мужа и ребенка могла компенсировать очень многое, и королева начала смотреть в будущее с надеждой.

Среди придворных дам и слуг неизбежно находились шпионы, засланные теми, кто осуждал близость королевы с Олбани и тайно работал на союз с Англией. Олбани пока не было в Шотландии, но Дугласы являли собой многочисленный и мощный клан, опутавший сетями всю страну. Умри жена Олбани, получи Маргарита развод, и Дугласы действительно оказались бы в опале. И они готовы были использовать любые средства, чтобы отвратить Маргариту от герцога и заставить вернуться к Ангусу.

До дугласовского клана дошли кое-какие слухи, и они сочли, что это необходимо поскорее довести до сведения королевы. Но хитрецы понимали, что любые сведения, полученные от них, вызвали бы у Маргариты оскорбленное недоверие. А вот если нашептать новости в виде сплетни, королева не успокоится, пока не выяснит, правда это или ложь.

Одна из горничных поделилась с госпожой слухами, хитроумно ввернув в разговор имя Флемингов:

– Ах, эти Флеминги, ваше величество. Они всегда так важничают! Лорд Флеминг, говорят, так ненавидел свою жену, что она умерла за завтраком вместе со своими сестрами. А теперь, конечно, его сестра стала задирать нос…

– А с какой стати? – лениво осведомилась Маргарита, думая о Якове, что до конца дней своих оплакивал Маргариту Драммонд, отравленную во время того же фатального завтрака вместе со своей сестрой, женой лорда Флеминга.

– Да из-за милорда герцога, ваше величество.

– Какого герцога?

– Милорда герцога Олбани, ваше величество. Маргарита опустила глаза, пытаясь скрыть страх:

– А что с ним такое?

– Ну, ваше величество, говорят, он не мог жить со своей женой, поскольку та инвалид, и, вполне естественно, нуждался в любовнице. А Флеминги всегда ищут выгоды и, без сомнения, уговорили ее на это.

– На что? – потребовала ответа королева, желая произнести эти слова тихо, но чувствуя, что срывается на крик.

– Сестра Флеминга стала любовницей милорда Олбани, ваше величество. Ну, он привлекательный мужчина, да и у нее все на месте. А ее семья ничего дурного не видит в том, чтобы завести дружбу с регентом подобным образом.

– Это все пустые сплетни.

– Нет, ваше величество, я…

– Говорю вам, чушь и болтовня!

Горничная замолчала, но была очень довольна – она выполнила свой долг перед хозяевами, Дугласами, и жестокая хитрость сработала.

Королева теперь не успокоится, пока не выяснит правду, а то, что во время последнего пребывания герцога Олбани в Шотландии сестра лорда Флеминга была его любовницей, не оставляло никаких сомнений.

Она застыла в постели, держа перед собой зеркало. Глаза лихорадочно блестели; их жгли злые слезы, по гордость не позволяла плакать. Маргарита не была таким слабым созданием, чтобы рыдать и плакать потому, что ее снова обманули.

Все, казалось, происходило по одной и той же бесчеловечной схеме. Мужчины, которых любила Маргарита, подло изменяли ей. Она дарила им страстную любовь, была готова на величайшую преданность; но, увы, ее всегда обманывали. И другие узнавали об этой неверности раньше, чем она успевала хотя бы помыслить о возможной измене.

Это было слишком тяжело, чтобы терпеть молча, и если Маргарита умела страстно любить, то не менее сильной была и ее ненависть.

Королева ненавидела Олбани за то, что он так ее обманул. Она теперь понимала, что сама склонила герцога к роману, да, это она позвала его, а столь галантный кавалер не мог ответить отказом, хотя все это время, несомненно, предпочитал объятия красотки Флеминг.

Королева ненавидела весь клан Флемингов. И ничего не могла поделать с этой ненавистью. Она стала именовать Флеминга убийцей жены и невесток. Это возродило старую, почти позабытую клевету – все опять вспомнили, как Яков IV хотел жениться на Маргарите Драммонд и как она умерла, позавтракав вместе с двумя сестрами, в том числе – женой Флеминга.

От чьей руки в действительности погибли эти женщины?

Могло ли быть правдой, что лорд Флеминг, желая отравить собственную жену, по ошибке убил вместе с ней и сестер?

Возрождение стародавней истории было очень слабой местью, полагала Маргарита, за ее собственные муки.

Как же она была несчастна в эти теплые летние дни!

«Я никогда больше не доверюсь ни одному мужчине», – говорила себе Маргарита.

Отныне она посвятит себя только сыну. Мальчику шел одиннадцатый год. Он был умен, сообразителен и очень любил мать, которая, подружившись с Олбани, смогла проводить с ним целые дни.

Дэвид Линдсей все еще был постоянным спутником юного короля и отдал бы жизнь ради мальчика. Яков знал это и горячо любил его.

Дэвид недавно женился на молодой девушке по имени Джэнет Дуглас. Она была белошвейкой в королевском доме и зарабатывала десять фунтов в год, но женитьба ничего не изменила в обязанностях Линдсея. Король унаследовал от отца любовь к музыке, и Дэвид всячески поощрял ее, так что долгие часы проходили в пении, а также игре на лютне и клавикордах. Дэвид, кроме того, научил воспитанника любить животных и заботиться о них, и для обоих было огромным удовольствием играть с животными в парке Стерлинга и пытаться научить их всяким фокусам. Дэвид никогда не позволял мальчику проявлять хотя бы малейшую жестокость, но весьма настойчиво старался втолковать ребенку, что, какое бы удовольствие он ни получал от игры с мохнатыми и пернатыми друзьями, никогда нельзя забывать, что его долг – заботиться и защищать их.

«Конечно, это правда, что Яков еще мальчик; но он также король и умен не по годам, – решила Маргарита. – Бедное дитя, после смерти отца он как будто живет в заключении, ему никогда не позволяют идти, куда хочется, или встречаться с друзьями, если на то нет особого разрешения. Хорошенькое дело для короля – оказаться в подобном положении!»

Почему бы королю не освободиться от этого полузаключения? Почему бы не поставить его во главе какой-нибудь партии – номинально, разумеется, – и, поскольку он готов доверять матери, почему бы ей не стать реальной силой, истинным, но тайным вождем этой партии?

Она никогда больше не доверится мужчине – с этим покончено! Теперь королева намерена посвятить себя политике, восстановлению своего регентства и возвращению сына к той жизни, какую он должен вести как король Шотландии.

Она поехала в замок Стирлинг и застала Якова в его покоях вместе с Дэвидом Линдсеем.

Увидев мать, Яков приветствовал ее радостными восклицаниями.

– А вот и моя мама, Дэвид! – вскричал он. – Она точно придет в восторг от нашего попки!

– Не сомневаюсь, – отозвался Линдсей, и Маргарита увидела, что на запястье мальчика, как охотничий сокол, сидит попугай с ярким оперением.

– Мне эту птицу прислали в подарок, – тараторил Яков. – Правда красивая? Вы когда-нибудь видели такую прелесть? А Дэви сказал, что она может даже научиться говорить. Он уже учит ее свистеть.

– И это очень хорошо получается, – вставил Дэвид, такой же радостно возбужденный, как и юный король.

Голову Маргариты переполняли планы, но попугай привлек ее внимание, потому что она никогда еще не видела подобной птицы, а предположение, будто ее можно выучить свистеть, показалось королеве фантастичным.

Наконец она вдоволь подивилась всем этим чудесам, послушала, как Яков аккомпанирует на лютне пению Дэвида, и сказала, что хотела бы немного побыть наедине с сыном, и Дэвид удалился.

– Послушайте, Джейми, – сказала Маргарита, как только они остались вдвоем, – какую странную жизнь вы ведете, а ведь вы – король!

– Странную, мама?

– Ну, ведь вы же почти узник. Будь ваш отец жив, насколько все обернулось бы по-другому!

– Но тогда я не был бы королем.

– Ох, Джейми, как печально, что ваш отец умер, а вы стали пленником честолюбивых людей.

– Да-а-а… – протянул Яков. – Полагаю, я действительно узник… в некотором роде.

– На самом деле так оно и есть, потому что, пожелай вы покинуть замок Стирлинг, вам не позволили бы этого сделать. Бедный Яков, вы еще так мало видели, откуда вам знать, что такое свобода! А вы король. Порой меня охватывает дикий гнев на тех, кто заставляет вас жить так, как вы живете. Король должен быть свободным, и вы, хоть вам пока и немного лет, все же король!

Яков задумался.

– Кто же настаивает, чтобы меня держали в заточении? – потом спросил он.

– Парламент, а парламентом управляет регент.

– Герцог Олбани? Он мне очень нравится. Я думал, он мой друг.

– Ваш друг? – Маргарита рассмеялась. – У пего очень приятное обхождение, не правда ли? Так часто ведут себя те, кто собирается нас обмануть.

– Значит, герцог – обманщик?

Глаза Маргариты сузились, и Яков уставился на нее, широко раскрыв глаза.

– Он один из величайших обманщиков на свете! – пробормотала она.

– Наверное, это и в самом деле так, – ответил Яков, – потому что он убедил меня, будто мы друзья.

– Вам надо быть крайне осторожным с такими людьми, как он. Но, Яков, я твердо решила: очень скоро с вами перестанут так обращаться. Я мечтаю, чтобы вы покинули эту тюрьму и заняли достойное место в этой стране, поскольку вы ее король.

Глаза Якова загорелись.

– Как вы это сделаете, мама?

– Пока еще не знаю. Но, думаю, нам поможет ваш дядя, – теперь, когда я узнала о непорядочности Олбани. Возможно, нам понадобится сначала бежать за границу, уповая на его милость. Потом ваш дядя пошлет армию, чтобы свергнуть регента Олбани и всех, кто за ним стоит.

– Когда, мама?

– Ах, ничего еще не решено, но лучше начинать готовиться.

– Значит, в один прекрасный день я убегу. Я отправлюсь ко двору своего дяди, а потом мы соберем армию, и я в самом деле стану королем!

Маргарита поглядела на горящее от нетерпения детское лицо.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы были постарше, – вздохнула она. – Но мы будем терпеливы. Никому ничего об этом не рассказывайте – даже Дэвиду. Это наш секрет. И все-таки я хочу, чтобы вы помнили: вы – король, и с вами так обращаться нельзя.

– Я запомню это, – ответил Яков. Попугай неожиданно засвистел, и серьезное выражение на лице мальчика немедленно сменилось улыбкой.

– Послушайте, мама! – закричал он. – Видите, какой он умный! Ну, не замечательный ли попка?

«В душе он остается ребенком, – подумала Маргарита. – Но теперь недолго останется таким». Яков прежде всего король; и Маргарита была решительно настроена сделать его истинным властителем, дабы избавить Шотландию от человека, что отравил любовь, как щедро подаренную ею, а ныне быстро переходившую в лютую ненависть.

Единственное, что помогало Маргарите пережить эти месяцы горького разочарования, – привычка строить безумные планы. Она должна была чувствовать себя в гуще интриг, чтобы избавиться от тоскливых мыслей! И королева уехала в Перт, где, по ее мнению, могла с большей вероятностью сохранить свои действия в секрете, и немедленно возобновила переписку с братом.

В письмах Маргарита изливала весь свой гнев на Олбани, рассказывала Генриху о его связи с сестрой Флеминга и добавляла, что не доверяет клану Флемингов, поскольку глава убил собственную жену (эта загадочная история, происшедшая до ее, Маргариты, приезда в Шотландию), а вместе с женой – двух ее сестер.

Всегда готовый выслушивать нападки на Олбани и его французских союзников, Генрих был рад, что и у его сестры сменился настрой. Он дал понять, что если сестра прекратит толки о разводе и помирится с Ангусом, то получит полную и чистосердечную поддержку Англии.

Но, несмотря на безумную ненависть к последнему любовнику, Маргарита отнюдь не хотела воссоединиться с тем, кто обманул ее еще более жестоко.

Тем временем друзья Олбани, уловив намеки на то, что происходит, написали регенту, что его присутствие в Шотландии стало острой необходимостью и было бы неразумно откладывать приезд. Но Олбани не спешил возвращаться из-за болезни жены.

Маргарита же, беспрепятственно получив от брата условия мира между двумя странами, вернулась в Эдинбург, твердо намереваясь привезти юного Якова в Толбут и дать ему возможность выступить, потребовав, чтобы ему, как королю Шотландии, предоставили право ездить в своем королевстве куда вздумается.

Яков, по натуре мальчик бесстрашный и вдобавок отлично натасканный матерью, вошел в тот день в Толбут с таким королевским достоинством, что даже циничные лэрды испытали потрясение и легкий трепет. Многие из них сказали себе, что следует поосторожнее вести себя с Яковом: он, конечно, еще мал, но однажды станет королем и, судя по всему, достаточно умен, чтобы запомнить тех, кто его оскорбит. Яков заговорил чистым и звонким голосом:

– Я ваш король и не хочу больше оставаться узником. Это королевство достаточно велико, по явно не может одновременно вместить меня и герцога Олбани.

Несколько лэрдов выступили, почтительно объясняя королю, что его окружили стражей только ради его собственной безопасности. У них нет иного желания, кроме как служить своему королю, и именно это они поклялись делать.

Яков взглянул на мать, дабы та подсказала ему следующую реплику, по в этот момент Гольтье де Мален, вошедший в Толбут сразу после того, как король занял место, выступил вперед и объявил, что должен передать сообщение от господина герцога Олбани и сейчас вроде бы для этого настало самое подходящее время.

– Мой господин, – сказал он, – благодарит вас за поддержку регентства во время его отсутствия. Герцог уже находится па пути к нам, и у него для вас хорошие новости. Господин Ришар де ля Поль вскоре прибудет с войском для вторжения в Англию, ибо ему известно, что вы почитаете врагами Шотландии тех, кто пытается достигнуть перемирия между двумя исконными противниками. Пусть король остается в замке Стирлинг с несколькими доверенными лэрдами в качестве опекунов; однако его величеству следует дать разрешение охотиться, буде он того пожелает.

Маргарита, слушая и наблюдая за воздействием этих слов на присутствующих, ощутила столь глубокое отчаяние и опустошенность, что едва сумела сдержать слезы, ибо от гнева она плакала куда чаще, чем от горя. Король произвел на лэрдов такое сильное впечатление, и, не вмешайся Гольтье де Мален, она бы отстояла свободу Якова.

– Так нельзя обращаться со своим королем! – воскликнула она. – Может быть, Яков V еще мал, но вы видите, что он истинный монарх!

Но королева знала, что теперь не удастся растрогать этих людей никакими мольбами, поэтому попросила, чтобы ей дали возможность выбрать опекунов короля, назвав при этом лордов Бортуика и Эрскина, коим могли бы помогать аббат Холируда и епископ Абердина.

Парламент согласился, чтобы лорд Эрскин стал опекуном, но отверг всех остальных.

Яков, видя огорчение матери, топнул ногой и крикнул:

– Не забываете ли вы, господа, что я ваш король?

Лэрды оторопели. Никто из них не осмеливался встретиться с королем взглядом, по каждый напомнил себе, что Яков пока – только ребенок, и они видели, как его мать меняет политику, повинуясь собственным капризам. Они помнили, как она вышла замуж за Ангуса меньше чем через год после Флоддена, какими почестями осыпала его и весь клан, а теперь к Ангусу и его семье у королевы не осталось ничего, кроме ненависти.

Маргарита действовала под влиянием чувств, и следовать за подобной женщиной было опасно.

Тем не менее мальчик, бесспорно, был королем и недвусмысленно напоминал об этом.

Тогда было предложено, что, если Олбани не вернется через две недели, опекуны короля освободятся от обязанностей, и ему позволят ездить, куда он захочет; более того, условия перемирия, выдвинутые англичанами, предлагалось тогда рассмотреть заново.

«Это не полное поражение», – думала Маргарита, вместе с королем покидая Толбут.

Олбани прибыл в Дамбартон.

Когда Маргарите сообщили об этом, она отпустила всех своих дам и слуг, чтобы обдумать положение в одиночестве. Она взяла зеркало и стала внимательно изучать отражение. Сама королева свыклась с переменой, но Олбани это сильно поразит. Она думала обо всех своих нарядах и, главное, о тех, что больше всего ей шли. Но если Маргарита ненавидит герцога, какая разница, что он о ней подумает? «Да, – сказала она себе, – я должна справиться со своими чувствами; он никогда не узнает, как сильно ранил меня. Если я выкажу интерес к Олбани, все поверят, будто я считаю его достойной партией и жду, когда мы оба станем свободны».

Маргарите было необходимо скорее повидаться с королем: обсудить с ним, что может означать возвращение Олбани, научить сына, как вести себя и какие слова говорить; и королева радовалась, что, по крайней мере, мальчик испытывает к матери уважение и готов повиноваться во всем, о чем бы она ни попросила.

Маргарита отправилась в Стирлинг, где ее тепло встретил Яков. Она видела, что сын изменился; он больше не был таким мягким и податливым: она заставила мальчика осознать ту власть, что будет ему принадлежать, и короля успели окружить компаньоны, стремившиеся выполнять его волю и льстить. Но он был не менее глубоко привязан к матери, и она была в восторге.

Дэвид Линдсей, однако, был обеспокоен и явно искал случая поговорить с королевой наедине, но у нее теперь не хватало времени для Дэвида. Она испытывала благодарность за заботы о мальчике, но, в сущности, Линдсей был всего-навсего удачным компаньоном для ребенка. Яков тем не менее сохранил привязанность к старому другу, хотя теперь, когда в его жизни появилось так много новых интересов, проводил с Дэвидом меньше времени. Королю нравилось охотиться вместе с подростками чуть постарше, но они казались ровесниками, так как Яков был взрослым не по годам.

Мальчик воспользовался разрешением охотиться каждый день и явно превращался в страстного любителя гончих. Он слегка погоревал, когда любимый попугай улетел в парк, где его заклевали дикие птицы. Но после этого события король с ее большим рвением погрузился в новые забавы – ему хотелось забыть о потере своей драгоценной птички. А вот видясь с Дэвидом, он всегда вспоминал о ней.

Маргарита сказала сыну, что Олбани прибыл в Шотландию и они должны быть начеку.

– Он, без сомнения, придет к вам с ласковыми словами, но вам надо помнить, что это великий обманщик.

Яков внимательно слушал, и Маргарита радовалась столь явным привязанности и почтению сына.

Король хотел показать матери свое новое хозяйство; многих из его старых слуг заменили, и, сидя с сыном на пиру, Маргарита заметила веселого молодого человека, красавчика бесшабашного вида, служившего главным нарезчиком короля.

Он был очень смел, этот молодой красавец, и вовсе не казался подавленным присутствием короля и королевы. В шелковой ливрее, в дублете из красного атласа и красных чулках с черной бобровой опушкой, он являл собой яркую и привлекательную фигуру.

Нарезая мясо для короля и королевы, незнакомый Маргарите дворянин развлекал их меткими, остроумными замечаниями.

– Скажите мне, – обратилась Маргарита к сыну, – кто этот молодой человек, похоже очень довольный собой и жизнью?

– Я прикажу ему поговорить с вами, – ответил Яков и, поманив молодого человека, объявил: – Ее величество королева изволила спросить о вас.

Дворянин низко поклонился и широко раскрыл глаза от радостного удивления.

– Королева желает говорить со мной! – пробормотал он. – Это счастливейший день в моей жизни!

– Скажите мне, как вас зовут? – осведомилась Маргарита.

– Гарри Стюарт, ваше величество. Королева улыбнулась:

– Славное имя, и нельзя сказать, что оно мне незнакомо. Объясните, к которой из ветвей семьи вы принадлежите.

– Мой отец – лорд Авондэйл, ваше величество, и я его второй сын. Мы с моим братом Яковом служим королю и оба почитаем за счастье, что оказались на таком прекрасном месте.

– И, мне кажется, вы исполняете свои обязанности подобающим образом.

Гарри Стюарт возвел глаза к потолку:

– Ваше величество, кто осмелился бы поступить иначе… служа королю? А теперь – наслаждаясь еще большим счастьем лицезреть королеву!..

В славной и почтительной физиономии молодого Генри было что-то, показавшееся ей забавным. Маргарита знаком показала, что ей надо нарезать мясо, каковое действо было исполнено с большим изяществом, и, когда резчик подал королеве мясо, она не сочла оскорбительным его смелый взгляд, обращенный на нее.

В тот вечер, удаляясь на покой, Маргарита впервые за долгое время почувствовала, что у нее легко на сердце.

Олбани шел повидать королеву, и она не могла сдержать волнения. Пусть она знала, что у герцога была другая любовница во время их романа, по это могло только огорчить ее, считала Маргарита, а не вызвать ненависть. Она выбрала себе наряд с величайшей тщательностью. Ее волосы, к счастью, ничуть не утратили красоты и теперь, тщательно уложенные, сверкали драгоценностями. Но полностью скрыть следы оспы невозможно, и Олбани заметит, насколько она изменилась. Впрочем, и в те дни, когда она была прекрасна, он не был ей верен, как не был верен Яков – первый муж, а равно и Ангус, муж второй.

Маргарита оставила короля в Стирлинге и вернулась к себе в Эдинбург. Зная, что Олбани едет к королю, она считала более уместным встретиться с ним наедине, а не в присутствии Якова. Друзья рассказали королеве, как Олбани преклонил колени перед юным королем и поклялся, что вновь прибыл в Шотландию, чтобы отдать за него жизнь, если потребуется.

А теперь он направлялся в Эдинбург, во дворец Холируд, где собирался жить.

С улицы до Маргариты доносились приветственные крики. Олбани мгновенно завоевал популярность, несмотря на то что в глазах жителей Эдинбурга выглядел чужеземцем. Подействовало то самое, столь неотразимое обаяние Стюартов, коим, похоже, обладали все носившие это имя. Молодой главный нарезчик короля Якова тоже обладал им. Он был смелым парнем, и королева, возможно, слишком поощряла его, но он был так мил, дал Маргарите почувствовать себя опять молодой и поверить, что ее дамы не особенно лгали, говоря, будто оспа мало изменила ее внешность.

Олбани сделал остановку по пути в Холируд; желая навестить королеву. Она ждала, высоко подняв голову, пока герцог не подошел и не остановился перед ней, отвесив низкий поклон. Встретившись с Маргаритой взглядом, Олбани ничем не показал, что заметил какие-то изменения в ней.

– Итак, вы вернулись в Шотландию! – сказала королева.

– Я никогда бы не уехал, не будь в этом крайней необходимости.

О, как хотела бы Маргарита, чтобы сердце ее не билось так безумно, чтобы она не чувствовала себя до нелепости счастливой оттого, что он приехал. И все же к радости примешивался яростный гнев. Ей хотелось спросить: «А когда вы предполагаете нанести визит своей любовнице, этой Флеминг?»

Но их разговор оставался сдержанным, как это всегда бывало в присутствии посторонних.

– Как долго вы пробудете в Эдинбурге?

– Всего ничего. У меня есть неотложные дела.

– На границе? – предположила королева, но герцог только улыбнулся.

– Тем не менее, – продолжал он, – я знаю, что друзья подготовили в Холируде празднества в мою честь. Я не смогу в полной мере насладиться ими, если королева не даст согласие там присутствовать, дабы разделить со мной радость возвращения.

Маргарита улыбнулась. Желание потанцевать с ним в тронном зале дворца Холируд было слишком велико, чтобы устоять.

Они возглавили танец, как и раньше.

– Время тянулось долго, – сказал он.

– У вас, несомненно, было много дел во Франции.

– Очень много, и все же время тянулось долго.

– Я была тяжело больна, когда вы уезжали.

– Я не знал, насколько тяжело, иначе никогда не смог бы покинуть Шотландию.

– Чепуха, – резко бросила она, – одна из любовниц заболела – какое это имеет значение? Всегда есть другая, чтобы развлечь вас в часы досуга.

Герцог, помолчав, с раскаянием взглянул на Маргариту.

– Увы, – только и сказал он, криво улыбнувшись.

– Мои враги поспешили рассказать мне об этом, – продолжала королева. – Я предпочла бы узнать правду от вас.

– Плоть слаба, – признал Олбани.

– Похоже, для мужчин – непосильная задача хранить верность одной женщине. Я начинаю думать, что она просто невыполнима.

– Это, – пробормотал герцог, прищелкнув пальцами, – не имеет большого значения. Привязанность, нежность – вот что важно.

– Я согласна. Любить – значит никогда не причинять боль тому, кого любишь, ни словом, ни делом.

– Умоляю вас, поймите, минутная слабость не должна повлиять на отношения между нами.

– Вероятно, вы более легкомысленный человек, чем я, милорд. Вы можете разобраться в своих чувствах, но не в силах понять мои. Вы не подали виду, в какой пришли ужас, увидев, что сделала со мной болезнь… точно так же, как ни намеком не показывали, что у вас есть другая любовница. Поздравляю вас с превосходной выдержкой, но вы нравились бы мне куда больше, будь вы человечнее.

Маргарита почувствовала, как в ней нарастает гнев. Она хотела накричать на Олбани, ранить так, как он ранил ее. Да просто завизжать! «Почему я должна любить этих неверных мужчин? Почему я не могу избавиться от своих чувств с той же легкостью, с какой они забывают о своих?»

Герцог наблюдал за ней, и Маргарита подумала, догадывается ли он, насколько она близка к истерике. Олбани многое знал о женщинах, она была в этом уверена. Джон Стюарт, столь преданный больной жене! Вот уж поистине преданность! Без сомнения, он сидел у ее постели и утешал… когда не наведывался к какой-нибудь повой любовнице. Королева считала, что отныне знает ему цепу. Более всего герцог хотел покоя; но он был также не прочь удовлетворить свою похоть. Последнее он делал тайно, скрывая от больной жены, играя роль преданного мужа, как изображал страстного влюбленного перед очередной дамой.