Текст книги "Индийский веер"

– Мне не пришлось ждать очень уж долго, не так ли?

– Что ты имеешь в виду?

– Я собираюсь выйти за графа.

– За графа? Ты имеешь в виду того человека, что заговорил с нами в городке?

Лавиния радостно кивнула.

– Но как же твоя мать?

– Она будет в полном восторге.

– Ты уже сообщила ей?

– Нет, Жан-Пьер думает, что пока не надо. Пока мы не решим, как лучше сообщить ей новости.

– Жан-Пьер?

– Да граф же, глупышка. Только представь себе! Я стану графиней де Боргассон и буду жить в чудесном château. Граф очень богат. Он поедет в Англию и увидится с мамой. Он обратил на меня внимание сразу же, в тот первый день, и понял, что я рождена для него. Разве это не чудесно?

– В общем, все выглядит так, словно…

– Словно что? Ты ведь завидуешь мне, Друзилла!

– Нет, конечно.

– Завидуешь, я же вижу. Мне станут завидовать все.

– Но ведь ты почти не знаешь его.

Лавиния напустила на себя вид умудренной жизнью женщины.

– В таких вещах не важно, как долго ты знаешь кого-либо. Имеет значение лишь то, как глубоко ты знаешь. Пока не рассказывай об этом никому. И в особенности Джанин.

– Почему ты хочешь держать это в секрете? – спросила я.

– Это ненадолго. Я не должна была говорить и тебе, но ты же знаешь, что я не в силах таиться от тебя.

Лавиния и впрямь была невероятно счастлива. И со мной вела себя вежливо. Она перестала ездить с нами в город, и я решила, что они с графом где-то встречаются тайком. Хотелось бы мне знать где. Наверное, у него есть экипаж, который поджидает ее где-нибудь в тайном месте и увозит… Куда, кстати, увозит? Мне вдруг стало не по себе.

– Что случилось с Лавинией? – спросила однажды Джанин. – Она стала другой.

– В самом деле? – с невинным видом ответила я вопросом на вопрос.

– Только не говори мне, что ты ничего не заметила.

– У нее часто меняется расположение духа.

– Что-то произошло, – заявила всевидящая Джанин. В глазах ее читалось подозрение. В ней проснулось бесцеремонное любопытство, и, когда расположение духа Лавинии изменилось в очередной раз, она первой заметила это.

На лице Лавинии появилась бледность. Она стала рассеянной, иногда даже не реагировала, когда к ней обращались.

Я решила, что ее роман развивается не слишком успешно, и уже набиралась решимости, чтобы расспросить ее об этом, когда она вдруг сама пожелала переговорить со мной, причем весьма срочно.

– Давай выйдем в сад, – предложила Лавиния. – Там будет спокойнее.

Стоял февраль, и погода была прохладной. Мы уже знали, что летом здесь жарче, чем в Англии, а зима может быть куда холоднее. Весной и летом сады утопали в цветах – бугенвиллеях, олеандрах и прочих ярких растениях. Но зимой вероятность столкнуться с кем-либо в саду была куда меньше, нежели в любом другом месте.

Мы встретились там.

– Итак, что случилось? – поинтересовалась я.

– Граф, – коротко ответила она.

– Я вижу, что новости у тебя нерадостные. Он разорвал помолвку?

– Нет. Я просто давно не видела его.

– Он наверняка уехал куда-нибудь по делам… Ведь у него большое поместье и все такое.

– Он дал бы мне знать. Мы с ним должны были встретиться.

– Где?

– В маленьком домике. Да ты знаешь его, примерно в полумиле отсюда, в лесу.

– В этом старом полуразрушенном сарае! Значит, вы встречались там?

– Туда никто не ходит.

Меня охватили дурные предчувствия. Эта история все больше походила на интрижку с Джошем.

– Он не пришел…

Лавиния покачала головой. Я видела, что она из последних сил сдерживает слезы.

– Когда ты виделась с ним в последний раз?

– Три недели тому.

– Давно. Но я уверена, что подвернется кто-нибудь еще. Если же нет, тебе придется вновь обратить внимание на месье Дюбуа.

– Ты не понимаешь. – Она пристально взглянула на меня и вдруг выпалила: – Кажется, у меня будет ребенок.

Я в ужасе уставилась на нее. Моя первая мысль была о леди Гарриет. О том, какое потрясение ее ожидает… и как она станет упрекать меня. Лавинию отправили сюда именно для того, чтобы с нею не случилось ничего подобного, а меня послали, чтобы уберечь ее.

И я сказала:

– Ты должна выйти за него замуж. Немедленно.

– Я не знаю, где он.

– Мы должны передать сообщение в этот его замок.

– Прошло три недели с тех пор, как я видела его в последний раз. Ох, Друзилла, что мне делать?

Мне тут же стало жаль ее. Все ее самодовольство и заносчивость исчезли без следа. Остался только страх. И я была польщена тем, что она обратилась за помощью ко мне. Лавиния с мольбой смотрела на меня, словно и впрямь ожидала, что я найду выход из положения. И я вновь испытала удовлетворение оттого, что она питает ко мне такое уважение.

– Мы должны найти его, – сказала я.

– Он так любил меня, Друзилла. Сильнее всех на свете. Он говорил, что я самая красивая женщина из всех, которых он знал.

– Думаю, такие слова они говорят всем. – Меня так и подмывало ответить ей какой-нибудь резкостью, но, когда чужие самодовольство и высокомерие разлетаются в прах, вы испытываете не просто жалость, а нечто большее. Передо мной стояла насмерть перепуганная девочка, и ей было чего бояться.

– Друзилла, – взмолилась она, – ты мне поможешь?

Я пока не представляла себе, как это можно сделать, но, повторю, мне было приятно, что обычно высокомерная и властная Лавиния обратилась ко мне с наивной верой в то, что я и на этот раз смогу решить ее проблему.

– Мы должны хорошенько все обдумать, – сказала я. – Нам придется поломать голову.

Она отчаянно вцепилась в меня:

– Я не знаю, что делать. Но я должна сделать что-то. Ты ведь поможешь мне, правда? Ты такая умная.

И я ответила:

– Сделаю все, что в моих силах.

– Ой, спасибо тебе, Друзилла, спасибо тебе.

Но моя голова уже была занята решением ее проблемы. Я подумала: «Первое, что нужно сделать, – найти графа».

В тот же день я поехала в город с другими девушками. Лавиния опять осталась в замке, сказавшись больной. Пожалуй, в этот раз у нее действительно разболелась голова.

Я выбрала себе пирожное, а когда Шарль принес кофе, решила воспользоваться представившейся возможностью и заговорила с ним.

– Вы знаете Боргассон? – осведомилась я.

– О да, мадемуазель. До него отсюда примерно пятьдесят миль. Вы подумываете о том, чтобы съездить туда на экскурсию? Едва ли оно того стоит.

– Там есть старый замок, принадлежащий графу Боргассону…

– О нет, мадемуазель, нет там никакого замка, – всего лишь несколько ферм и небольших крестьянских домов. Обычная деревня. Нет, она не стоит того, чтобы ехать туда на экскурсию.

– Вы хотите сказать, что Шато де Боргассон не существует?

– Совершенно определенно – нет. Я хорошо знаю это местечко. Там живет мой дядя.

Тогда я поняла, что произошло на самом деле. Мнимый граф попросту одурачил Лавинию. И меня до глубины души потряс весь трагизм ее положения.

Я должна была рассказать ей обо всем. И я сделала это.

– Шарль, гарсон, говорит, что в Боргассоне нет никакого замка, и графа, соответственно, тоже. Он знает, потому что там живет его дядя. Тебя обманули.

– Я тебе не верю.

– А куда же подевался граф? Тебе лучше взглянуть правде в глаза, Лавиния. Все это время он лгал и притворялся. Он всего лишь хотел, чтобы ты сделала то, что сделала. И поэтому рассуждал о женитьбе и всем прочем.

– Он не мог так поступить! Только не граф.

– Лавиния, чем скорее ты взглянешь фактам в лицо, тем лучше… и тем легче это будет для нас. Мы имеем дело с действительностью, а не тем, чего тебе хочется.

– Ох, Друзилла, мне так страшно.

Я подумала: «И почему я не удивлена? Она полностью полагается на меня. Я просто обязана предпринять что-нибудь. Вот только что?»

Люди уже начали замечать произошедшую в ней перемену. Она выглядела бледной, а под глазами у нее залегли круги. Ко мне обратилась мисс Эллмор:

– Думаю, что Лавинии нездоровится. Пожалуй, мне стоит поговорить с Мадам. Здесь есть хороший доктор, добрый друг Мадам…

Когда я рассказала об этом Лавинии, она ударилась в панику.

– Не волнуйся, – посоветовала я ей. – И соберись. Это будет конец, если она пошлет за доктором. Тогда о случившемся узнают все.

Она попыталась, но по-прежнему выглядела бледной и утомленной.

Мисс Эллмор я заявила, что Лавинии стало гораздо лучше.

– У девочек и впрямь случаются такие периоды, – согласилась та, и я поняла, что это препятствие мы преодолели.

И тут явилась неизбежность в лице проницательной Джанин.

– Что происходит с нашей всеми забытой красавицей? – осведомилась как-то она. – Неужели благородный граф бросил ее? И мы наблюдаем все признаки разбитого сердца?

Мне вдруг пришло в голову, что всезнайка Джанин, не исключено, сможет помочь нам, и я спросила у Лавинии, могу ли я рассказать ей обо всем.

– Она меня ненавидит, – заявила та. – И никогда не станет помогать мне.

– Она поможет тебе. Она ненавидела тебя, потому что ты красивее ее. Но теперь, когда ты попала в беду, она перестанет испытывать к тебе ненависть. Такова уж людская натура. Они перестают ненавидеть тех, кто потерпел неудачу. Кроме того, не исключено, что она и впрямь сможет помочь нам.

– Хорошо, расскажи ей. Но возьми с нее слово, что она не станет говорить об этом больше никому.

– Предоставь это мне, – успокоила я Лавинию.

И пошла к Джанин.

– Поклянись, что не скажешь ни слова ни единой живой душе, если я расскажу тебе кое-что.

Возможность узнать чужую тайну зажгла ее глазки.

– Обещаю, – сказала она.

– Лавиния попала в большую беду.

Должна сказать, что мне не понравилось глубокое удовлетворение, которое я разглядела в ее глазах.

– Да, да, – зачастила она, явно желая узнать подробности.

– Граф исчез.

– Я всегда знала, что он самозванец. Все эти разговоры про титул и поместья… да еще при первой же встрече. Продолжай.

– Она ждет ребенка.

– Что?

– Боюсь, что так.

– Бог ты мой. Какой пассаж! Что ж, так ей и надо. Она отдалась первому встречному. Вот тебе и вся ее привлекательность, все очарование, коими она соблазняла представителей противоположного пола. Я ваша, подходите и берите. И что же?

– Что мы теперь будем делать?

– Мы?

– Мы должны помочь ей.

– С какой это стати? Она никогда нас с тобой не жаловала.

– Такой уж у нее характер. Но она стала другой.

– Еще бы ей не стать. – Джанин задумалась. – Ну и что мы можем сделать? Не родить же вместо нее.

– Разразится жуткий скандал. Ты даже не представляешь, что такое ее мать. У них в доме уже и так живет безумная тетка, которая полагает, что перья павлина приносят несчастье.

– При чем здесь это?

– При том, что она окажется в ужасном положении, если вынуждена будет вернуться домой и сказать им, что ждет ребенка.

– Твои библейские рассуждения очень хороши, но они ничего не меняют.

– Я убедила ее позволить мне рассказать тебе все, потому что думала, что ты можешь помочь.

Мои слова польстили Джанин, это было заметно невооруженным глазом.

Она рассмеялась.

– Я просто думаю о том, какой поднимется шум. Что ж, так мадам Лавинии и надо. Подумать только, какой высокомерной она была, помыкала всеми нами… и тут такой афронт. «Дьявол гордился, да с неба свалился». Полагаю, это положит конец всем надеждам на завидное замужество доченьки, которые питала ее мать. Состоятельным джентльменам нравится думать, что они получают девственниц.

– Джанин, пожалуйста, попробуй помочь ей.

– Что я могу сделать?

Я прибегла к той же тактике, которую использовала применительно ко мне Лавиния.

– Ты умна. Ты многое знаешь о жизни. Ты можешь придумать что-нибудь.

– Хорошо, – неохотно согласилась она, – я попробую.

* * *

И Джанин действительно придумала. Она спросила, когда ребенок должен появиться на свет, и, когда Лавиния подсчитала, что это должно произойти в августе, с умудренным видом заявила:

– Итак, это случится на каникулах. Слава богу.

Мы в нетерпении уставились на нее.

– Поймите, – пустилась в объяснения Джанин, – это дает ей шанс родить ребенка так, что об этом никто не узнает.

– Как? – взмолилась непривычно смиренная Лавиния.

– Если ты сможешь уехать отсюда в начале июля, когда заканчивается семестр… Господи, до этого еще почти восемь месяцев. Мы сможем так долго скрывать твою беременность?

– У нас нет другого выхода, – отрезала я.

– Я сделаю. Я все сделаю, – воскликнула Лавиния, словно утопающая, хватаясь за спасательный круг, который только что бросили ей.

– У меня есть тетя Эмили, – продолжала Джанин.

Меня охватило радостное волнение, и я обернулась к Лавинии:

– Тетка Джанин управляет лечебницей, куда обращаются люди, чтобы родить ребенка… помимо всего прочего.

Лавиния стиснула руки перед грудью, словно вознося молитву.

– Тетя Эмили отличается крайней осмотрительностью и немногословностью, – сказала Джанин.

– Где это? – спросила Лавиния.

– Неподалеку от Нью-Фореста. – Глаза Джанин засверкали. – Слушайте. Мы поедем туда. Ты должна сказать родным, что тебя пригласили… Можешь сказать, что остановишься во дворце принцессы.

– Это доставит удовольствие леди Гарриет, – ввернула я.

– Ты отправишься туда прямиком из Ламезона после окончания семестра.

Лавиния восторженно закивала головой.

– Я напишу своей тетке и узнаю, примет ли она тебя. Если да, то тебе придется написать родным и сообщить, что ты остановишься во дворце принцессы, который находится в… где бы он там ни находился. Я знаю, что это далеко, но никогда не слышала, где именно. После того как уедем отсюда, мы направимся в лечебницу моей тетки и там ты родишь своего ребенка.

– Замечательно! – вскричала Лавиния. – Спасибо тебе, Джанин.

– А что будет, когда ребенок родится? – спросила я.

– Можно организовать удочерение, – ответила Джанин. – Правда, не исключено, что тебе придется заплатить.

– Я все устрою, – поспешно сказала Лавиния.

Я видела, что она уже мысленно составляет письмо матери. Она собирается отдохнуть на каникулах у благородной принцессы; ей понадобятся новые наряды – по последней французской моде, – а они стоят дорого. Леди Гарриет будет в восторге оттого, что ее дочь навещает члена королевской фамилии, в какой бы глуши ни располагался его замок.

Итак, похоже, что с помощью Джанин мы получили шанс выпутаться из этой истории. Но пока мы сделали только первый шаг. И меня куда сильнее волновал вопрос о том, что мы будем делать с ребенком потом.

И тут мне в голову пришла блестящая идея. Мыслями я устремилась к высокому дому напротив пустыря. Я вновь увидела, как Полли и Эфф воркуют с «мальчуганом». Полли пойдет на все, чтобы помочь мне, она сама так говорила. Но она отнюдь не готова пойти на все ради Лавинии, которую всегда недолюбливала. Я решила, что она выкажет меньше недовольства, узнав, что Лавиния таки вляпалась в неприятности, которые она ей предрекала. И если я попрошу ее, то она наверняка не откажет нам в помощи.

Я озвучила свой план вслух. Лавиния едва не лишилась чувств от облегчения. Она заявила, что мы самые верные подруги и она не знает, что бы делала без нас.

Было очень странно и непривычно видеть ее в столь смиренном расположении духа.

С того самого момента мы превратились в трех заговорщиц.

* * *

Должна сказать, что Лавиния превосходно исполняла свою роль, что было нелегко. Мы тревожились насчет состояния ее здоровья, но, к счастью, истинное положение дел так и осталось неизвестным официальным лицам.

Тем не менее я не находила себе места от беспокойства, боясь, что они обо всем догадаются. На рынке мы приобрели просторную юбку. Она скрывала все. Пришла весна; мы втроем глубоко погрузились в наше предприятие, а Лавиния уже могла сидеть в pâtisserie, не предаваясь горьким воспоминаниям.

Уехать должны были по окончании семестра, завершив предварительную подготовку. Нам троим не терпелось начать претворять свой план в действие.

Джанин получила ответное письмо от тетки Эмили, в котором та писала, что подобные вещи испокон веку случаются с такими наивными девушками, как Лавиния, и что мы можем на нее положиться.

А я получила письмо от Полли. Они с Эфф, разумеется, готовы принять малыша после того, как он появится на свет. Эфф умела обращаться с маленькими детьми и должна была, конечно, давно воспитать собственного ребенка, но, увы, ей пришлось ухаживать за ним. Похоже, он уже утратил изрядную долю святости, снизошедшей на него сразу после кончины. Однако известия были однозначно хорошими. Полли и Эфф примут малыша. И только много позже мне пришло в голову, что Полли так быстро согласилась предложить свою помощь потому, что наверняка считала ребенка моим.

Итак, план был составлен. Зрелище того, как сильно полагалась на нас Лавиния, было поистине душераздирающим. Но мы обе, и Джанин, и я, получали от этого удовольствие.

Шли недели. Вскоре нам предстояло воплотить в жизнь первую часть своего плана. Свободная юбка уже не справлялась со своей задачей. Несколько девочек заявили Лавинии, что она чересчур сильно поправилась. Иногда я спрашивала себя, а не знает ли уже Мадам о том, что случилось. Мне казалось, что она тайком оберегает Лавинию от позора. Скандал в элитном заведении, пользующемся безупречной репутацией, ей был решительно не нужен.

Я испытала огромное облегчение, когда наконец-то настал день прощания с нашими сокурсницами. Мы обменялись адресами и пообещали писать друг другу и непременно увидеться, если кто-либо из нас окажется поблизости.

В Англию мы отправились в обществе мисс Эллмор. Я заметила, как она пару раз окинула Лавинию пристальным взглядом… Мы, затаив дыхание, гадали, заметила ли она что-либо подозрительное, но, подобно Мадам, мисс Эллмор, похоже, не желала никаких осложнений, пока мы пребывали под ее опекой.

Мы сообщили ей, что завернем ненадолго погостить к Джанин, на том дело и кончилось.

Когда она посадила нас на поезд, с нами едва не случилась истерика от облегчения. Мы смеялись и смеялись, никак не могли остановиться. Лавиния пребывала в приподнятом расположении духа. Мы счастливо избежали катастрофы, которая временами казалась неминуемой, и этим Лавиния была обязана исключительно нашей помощи.

В положенное время мы прибыли в Кэндон неподалеку от Нью-Фореста. Лечебница «Ели» располагалась в большом белом здании, притаившемся среди деревьев. Тетя Эмили приняла нас весьма любезно, но взгляд ее тут же устремился к Лавинии.

– Мы проводим вас в вашу комнату, – сказала она. – Вы, мисс Делани, можете жить вместе с мисс Фрамлинг. Джанин покажет вам, где что находится, после чего я должна буду побеседовать с мисс Фрамлинг. Но сначала мы обеспечим вам уют и все удобства.

Она была крупной женщиной с высокомерными, но успокаивающими повадками, которые поначалу показались мне не соответствующими ее образу. Было в ее манерах нечто елейное и вкрадчивое. У нее были редкие волосы песочного оттенка и пронзительные глаза зелено-голубого цвета. Стоило мне увидеть ее, как я поняла, что именно так будет выглядеть Джанин, когда ей исполнится тридцать, и я не могла поверить, что они не состоят в кровном родстве. Несмотря на все ее попытки создать то, что она называла «атмосферой уюта», в ней чувствовалась некоторая резкость, в глазах проскальзывала холодность, а острый нос придавал ее лицу выражение настороженности. Она напомнила мне птицу – ворону или, как с тревогой и беспокойством подумала я, стервятника.

Однако мы вполне успешно справились, как нам казалось, с самой трудной частью предприятия и теперь могли наслаждаться покоем.

Джанин показала нам нашу комнату. Спальня выглядела приятной. В ней обнаружились голубые занавески, мебель светлого дерева и две кровати.

– Я рада, что ты будешь жить вместе со мной, – сказала Лавиния, теперь смиренная и тихая.

Вмешалась Джанин:

– Теперь с тобой все будет хорошо. Тебе просто надо подождать, пока не придет время.

– Это же еще целый месяц… по крайней мере, я так думаю, – пролепетала Лавиния.

– Ты не можешь знать этого наверняка, – возразила Джанин. – Ничего, тетка Эмили скоро все выяснит. Она пригласит доктора Рэмси осмотреть тебя.

Лавиния явственно вздрогнула.

Чтобы успокоить ее, я сказала:

– Все будет в порядке, вот увидишь. Я знаю.

Лавиния проглотила комок в горле и кивнула. Теперь, когда все дорожные трудности остались позади, она начала страшиться предстоящего ей испытания.

Нам передали поднос с едой. Его принесла Джанин, которая разделила трапезу с нами. Когда мы ели, она сказала Лавинии:

– Тетка Эмили хочет видеть тебя сразу после еды. Ей нужно обсудить с тобой кое-что.

Через некоторое время она отвела Лавинию к тетке Эмили. В комнате я осталась одна. Подойдя к окну, я выглянула в сад. Там, среди кустов, стояла скамейка, на которой сидели два человека. Одним из них был глубокий старик. Он подался вперед, опираясь на палку, и я заметила, как дрожит его рука; время от времени и голова у него подергивалась. Рядом с ним сидела девушка примерно одних лет с Лавинией; она явно была беременна. Они не разговаривали, а просто невидящим взором смотрели куда-то перед собой и выглядели потерянными.

По коже у меня пробежали мурашки. Меня вдруг охватило такое чувство, будто стены смыкаются вокруг меня и душат. С того самого момента, как я переступила порог лечебницы, меня не покидало дурное предчувствие, и присутствие тетки Эмили не развеяло его.

Я напомнила себе, что через несколько недель все кончится. Ребенок окажется у Полли, и мы все разъедемся по домам. Лавиния отсутствовала почти час, а когда вернулась, то на лице у нее был написан страх.

Я встретила ее вопросом:

– Ну что?

– Это будет стоить очень дорого. Об этом я как-то не подумала.

– Но у нас нет денег.

– Можно не платить все сразу. Она даст мне рассрочку. Но я должна отдать ей какую-то часть денег прямо сейчас… для начала. Это почти все, что у меня есть.

– О деньгах я как-то не подумала, – призналась я. – Джанин не говорила, сколько это будет стоить.

– Я должна буду найти их где-то.

– Быть может, тебе стоит рассказать обо всем матери.

– Ни за что!

– Как насчет твоего брата?

– Я не могу рассказать ему о том, что попала в беду. Кроме того, мне придется заплатить и за твое проживание здесь.

– Я могу поехать домой.

– О, нет, нет. Обещай мне, что никуда не уедешь.

– Но как быть, если это стоит денег, которых у нас нет?

– Я смогу заплатить. Она дает мне время. Я назвала ей сумму, которая у меня есть, и она ответила, что откроет счет. Я должна буду пересылать ей сколько смогу каждый месяц. Ох, Друзилла, как я могла вляпаться в такую историю?

– Спроси себя. Ты же помнишь, как все было с Джошем.

– Ах, Джош! – Она слабо улыбнулась. – Он был всего лишь помощником конюха, но…

– Не таким опасным, как твой мнимый французский аристократ.

– Не понимаю, как я могла попасться на его удочку.

– Зато я понимаю, – ответила я. – Ты падка на лесть. Разве что после случившегося ты возьмешься за ум и станешь разборчивее.

– Придется. Ах, Друзилла, ты моя лучшая подруга.

– До того как это случилось, ты так не думала.

– Неправда. Я считала так всегда. Но проверяется дружба как раз в таких ситуациях.

– Что ж, теперь остается только дождаться рождения ребенка, и мы уедем. Но тебе придется заплатить что-нибудь и Полли. Нельзя же просто родить, а потом отправить малыша на содержание другим.

– Полли всегда была очень привязана к тебе.

– Но она не питает особой симпатии к тебе. Ты всегда была с нею высокомерна.

– Я этого не знала.

– В общем, она тебя не жалует.

– Она помогает мне только потому, что ты попросила ее об этом. Ох, Друзилла, что бы я делала без тебя?

– Или Джанин, – напомнила я ей.

– Я знаю. Вы обе просто замечательные.

– Тебе нельзя волноваться. Не забывай о ребенке.

Она ответила мне благодарной улыбкой.

* * *

Эти несколько недель, что я провела у тетки Эмили, показались мне самыми необычными и странными в моей жизни.

Не знаю, то ли я и впрямь уже тогда ощущала зловещую атмосферу или же все придумала впоследствии.

В лечебнице пребывали двенадцать пациентов, и в них не было ничего необычного. Четыре молодых женщины ожидали ребенка. Их неизменно называли только по имени, что само по себе было весьма показательно. Они явно оказались в бедственном положении и тайну своей личности не доверяли никому. Но я немного узнала о них во время нашего пребывания в «Елях».

Я помню Агату, яркую красавицу, содержанку состоятельного коммерсанта. К огромному своему сожалению, она зачала от него ребенка. Агата была обладательницей забавного акцента кокни и громкого смеха. Она была единственной, кто не особенно скрытничал насчет своей прошлой жизни. Она рассказала мне, что у нее было много любовников, но отец ребенка был лучшим из них; пребывая в преклонном возрасте, он был благодарен ей за оказываемые услуги, взамен чего осыпал ее подарками и прочими благами. «Подходит мне, подходит и ему», – заявила она и подмигнула. В ее присутствии ко мне, казалось, возвращалось ощущение прежней, нормальной жизни; и оттого, что я стремилась избавиться от чувства нереальности происходящего, я старалась почаще встречаться с нею в саду, где мы садились на скамейку и разговаривали, причем она болтала за нас обеих. Агата знала, что я всего лишь сопровождаю Лавинию, которая стала жертвой небольшого просчета, как она выразилась, сопроводив свои слова очередным подмигиванием. «Это должно было случиться с нею рано или поздно, – сказала она. – Ей придется быть настороже и поскорее обзавестись обручальным кольцом. Эти маленькие ублюдки доставляют массу неудобств».

Что ж, ситуацию Лавинии она описала правильно и с большим знанием дела.

Еще одной из беременных дам была Эмелин – привлекательная особа, мягкая и кроткая, не очень молодая – лет около тридцати, как мне показалось. Кое-что я узнала и о ее прошлом. Она работала сиделкой у вечно недовольной женщины-инвалида, влюбилась в ее мужа, и он ответил ей взаимностью. В свое время она получила хорошее воспитание, и я видела, что нынешнее положение она расценивает как грех. Ее возлюбленный приезжал повидаться с нею. Я была тронута. Мне стало очевидно, что эти двое по-настоящему любят друг друга. Обыкновенно они сидели в саду, держась за руки; он был с нею очень нежен.

Я искренне надеялась, что вечно всем недовольная жена умрет и они смогут пожениться и будут жить долго и счастливо.

Была здесь и молодая девочка, ожидавшая ребенка. Ее изнасиловали, и она часто плакала по ночам; вид мужчин приводил ее в ужас. Ее звали Дженни, и ей исполнилось всего двенадцать лет.

Ну и наконец оставалась еще Мириам. Ее я хотела бы узнать получше. В ней чувствовалось какое-то напряжение. Она была немногословной и чуралась остальных, отгородившись от мира в коконе собственной трагедии.

Дни тянулись для меня непривычно долго. Лавиния часто и подолгу отдыхала. У Джанин обнаружились обязанности, выполнения которых ожидала от нее тетя Эмили; я же довольствовалась ролью стороннего наблюдателя. Меня не покидало странное чувство, будто я попала в мир теней, оказавшись среди людей, которые однажды исчезнут отсюда и вернутся к нормальной жизни. Но пока что они казались мне ненастоящими… заблудшими душами в некоем царстве Аида, душами, которые страшатся ада и надеются узреть рай.

Мириам часто сидела в саду в одиночестве, погруженная в свои невеселые думы. Поначалу она неприязненно относилась ко мне, но потом, должно быть, поняла, что я сочувствую ей, и желание поговорить с кем-либо и излить душу оказалось слишком сильным.

Постепенно я узнала ее историю. Она страстно любила своего мужа. Он был моряком. Оба очень хотели ребенка, но небеса отказали им в этом. Да, это было печально, но не слишком, потому что они были вместе. Она очень сильно любила его и в разлуке будто не жила, а только ожидала воссоединения. Однажды кузина сказала ей, что она не должна сидеть дома и тосковать по нему, надо хотя бы изредка выходить в люди во время его отсутствия. Мириам не горела желанием следовать ее совету, но в конце концов поддалась на уговоры.

Она взглянула на меня печальными глазами.

– Все вышло очень глупо… и бессмысленно. – Слезы заструились у нее по щекам. – Подумать только, что я сама… так поступила с ним.

Я сказала:

– Не продолжайте, если не хотите.

Но она покачала головой.

– Иногда меня так и тянет выговориться. Временами кажется, будто я сплю и мне снится жуткий кошмар. Что я делаю в этом месте? Ах, если бы только я не пошла тогда… если бы только…

– Многие так говорят.

– Мысль о том, что он узнает обо всем, мне невыносима. Это убьет его. Это станет концом всему, что было между нами.

– Разве не будет лучше рассказать ему обо всем? А что, если он узнает сам?

– Он ничего не узнает. – Ее лицо вдруг помрачнело. – Иначе я покончу с собой.

– Ваш ребенок…

– Все вышло очень глупо. Я даже не знала этого человека. Они подпоили меня. А я не привыкла к спиртному. Я рассказала ему о Джеке – то есть о своем муже, – и он сказал, что его тоже зовут Джек. Я не помню, что было дальше. Он отвел меня куда-то. На следующее утро я проснулась, а он лежал рядом. Я едва не умерла. Оделась и выбежала вон. Мне хотелось смыть с души все случившееся. Я не желала вспоминать ту ночь. Мне хотелось притвориться, будто ничего этого не было. А когда я поняла, что беременна, мне захотелось умереть.

Я накрыла ее руку своею. Она вся дрожала. Я сказала:

– Почему бы вам не рассказать ему обо всем? Он поймет. Ведь вы так любите его, а он любит вас. Наверняка он простит вас.

– Я больше не смогу взглянуть ему в глаза. Понимаете, у нас все было так хорошо… а теперь…

– Но вы же хотели ребенка.

– Его ребенка.

– Но это ваш ребенок.

– Я бы возненавидела его. Он навсегда стал бы для меня укором.

– Вы ни в чем не виноваты. Они специально напоили вас. Вы не имели привычки к спиртному, и вот что получилось. Я уверена, что если ваш муж любит вас по-настоящему, то он все поймет.

– Он не сможет. И не захочет. Мы были друг для друга всем.

– А как же ребенок?

– Я найду кого-нибудь, кто заберет его к себе.

– Бедный малыш! – сказала я. – Он никогда не узнает своей матери.

– Вы еще слишком молоды, чтобы понять то, что было между мной и Джеком. Ни один ребенок не будет значить для меня больше него… даже его ребенок. Я много думала и не могу поступить иначе.

– Но это же делает вас несчастной.

– Я и не надеюсь когда-либо вновь изведать счастье.

– Уверена, вы должны сделать еще одну попытку. Это была всего лишь случайность, вас застигли врасплох. Вы же не намеренно завели себе любовника.

– Со стороны выглядит, что намеренно.

– Нет, если вы расскажете ему о том, что случилось.

– Он никогда не поймет.

– Почему бы вам не попытаться? Бедный малыш… Родиться нежеланным – такого никому не пожелаешь. Это же настоящая трагедия.

– Я знаю. Тяжек мой грех. Я уже всерьез думала о том, чтобы покончить с собой.

– Прошу вас, не надо так говорить.

– Если я сделаю это, то разобью Джеку сердце. Но если он узнает о том, что случилось, то наши отношения никогда больше не будут прежними. Он перестанет мне верить. Он очень пылкий и ревнивый. Он так хотел ребенка… Подумать только, другой мужчина дал мне то, чего не смог он. Я знаю Джека. А вы – нет. Вы еще слишком молоды, чтобы разбираться в таких вещах.