Текст книги "Веселый господин Роберт"

Глава 6

Прошли месяцы, отношение народа к Елизавете стало восстанавливаться, и она поняла, что поступила мудро. Весь свет считал, что Роберт убил свою жену, но как могли они поверить, что Елизавета участвовала в этом убийстве, если проявляла желание выйти замуж за своего фаворита не больше, чем за любого из царственных претендентов на ее руку?

Снова заговорили об эрцгерцоге Карле. Елизавета притворялась, будто рассматривает еще и Эрика, который стал теперь королем Швеции. Сейчас она была уверена в себе и твердо решила, что больше никогда не станет жертвой собственных эмоций.

Это не означало, что она меньше любила Роберта. Королева была несчастлива, когда его не было рядом, и весела в его обществе; она любила видеть его при дворе, пытающимся угадать, выйдет она за него замуж или нет.

Елизавета не могла скрыть своей привязанности. Она верила, что никогда не встретит другого мужчину, который сможет так затронуть ее чувства, как Роберт. Постоянство в привязанностях было одним из ее качеств, в чем убедились и Кэт Эшли, и Парри. Однажды они ее предали, но она поняла и простила их. Если Елизавета любила, то ей не просто было отказаться от своей любви.

Между тем обаяние Роберта ничуть не уменьшилось. Для него их совместная жизнь могла казаться несостоявшейся; но не так было для нее. Она получала от него все, что хотела, – его общество, его восхищение, его страстную любовь, которую всегда можно было поддерживать на предельном накале. Елизавета была почти благодарна Эми за то, что та предотвратила их брак, – сначала как его жена самим своим существованием, а потом как его жертва, благодаря своей загадочной смерти.

Королева веселилась все эти месяцы, наслаждаясь празднествами, которые готовились для нее, с восторгом награждая тех, кто ее радовал. И никому это не удавалось лучше, чем Роберту. Окружающие Елизавету люди не понимали, когда Роберт преклонял перед ней колени, а она до такой степени роняла свое достоинство перед обществом государственных деятелей, придворных и послов, что протягивала руку, чтобы погладить его вьющиеся волосы, и даже обращала их внимание на прекрасную форму его головы. Окружающие думали, что она настолько влюблена, что выйдет за него замуж. Они не понимали ее желаний; а она с восторгом в той же мере, что и по необходимости, хранила свою тайну.

Между влюбленными случались ссоры. Высокомерный Роберт рвался к господству. «Хорошо, – спрашивала себя королева, – а разве я могла бы полюбить слабого человека? Как могла бы я полюбить человека, который боялся бы спорить со мной из страха утратить мои милости?» Мужчина должен оставаться мужчиной, и никогда на свете не было такого мужчины, как лорд Роберт Дадли. Елизавета осыпала его дарами, это правда; но она хотела, чтобы это были награды государственному деятелю, а не подарки любовнику. И он действительно постепенно превращался в государственного деятеля, проявляя большой интерес к политическим делам, готовя себя к роли короля Англии. Она наблюдала, как надменно он держится. А почему бы и нет? Разве мужчинам не свойственно вести себя надменно? Почему бы ему не держаться нагло с милордом Норфолком, который считает себя особой более королевского происхождения, чем сама королева? Чума на Норфолка! Чума на всю породу Говардов! Ее отец наступил на их гордость, и она не станет колебаться, чтобы сделать то же самое. Они слишком высокого мнения о своем происхождении; их слишком заботит, были ли предки человека лордами или фермерами. «Им стоит поостеречься, потому что милорд Роберт не переваривает их наглости, и, клянусь Богом, – подумала Елизавета, – со временем я сделаю его графом… самым могущественным графом королевства».

И хотя ей доставляло огромное удовольствие наблюдать в нем мужское высокомерие, не меньше нравилось его и поддразнивать. Временами Елизавета топала ножкой, отвешивала любимому пощечину и сама напоминала ему о его низком происхождении: «Не смейте показывать ваше высокомерие передо мной, милорд! Помните, теперешним вашим положением при дворе вы обязаны только мне». Она притворялась, будто он оскорбил ее, проявив недостаточную вежливость к королеве, хотя, по правде говоря, они оба знали, что Елизавета взорвалась, потому что он чересчур нежно улыбнулся какой-нибудь ее фрейлине.

Она давала понять, что ожидает от него верности; но в действительности это было не так. Он должен был оставаться мужчиной по сути и был им. Мужчины, считала она, вовсе не отличаются верностью. И ей не нужен какой-нибудь вздыхающий влюбленный дурак. Ей нужен буйный, нетерпеливый, порой разъяренный, может быть, своенравный человек. Роберт обладал всеми этими качествами и потому ее только радовал.

Он жаждал занять положение, которое мог бы швырнуть в лица таких, как Норфолки. Роберт хотел занимать первое место не только благодаря любви королевы, но по своему собственному праву знатности.

Он заходил к ней в спальню запросто, пугая ее дам; и однажды, после того как поцеловал ей руку, у него хватило наглости на глазах у всех поцеловать ее в щеку!

– Милорд! – одернула его Елизавета с насмешливым достоинством, но ее глаза засияли, а он и не собирался обращать внимание на ее деланный гнев.

– Я целовал вас на глазах у них и раньше, – сказал он. – Разве я не служу вам, не обращая ни на кого внимания… целыми днями… целыми ночам… всю мою жизнь?

– Послушайте его! – воскликнула она. – А если весь двор станет приходить целовать меня, чтобы пожелать доброго утра?!

– Они никогда не войдут в эту комнату. Мой меч помешает им это сделать.

Королева взглянула на своих дам, приказывая восхититься им. Она знала, что среди них было несколько таких, чьи мысли недолжным образом занимал лорд Роберт Дадли.

Он осмелился выхватить ее нижнюю рубашку из рук державшей ее женщины; но Кэт вырвала ее у него, заявив, что мужчине не годится знать, что королева носит такие вещи.

Как любила Елизавета подобные игры! Она сидела с властным видом, ощущая его желания, под защитой своих дам.

– Не смейте оставлять меня одну с лордом Робертом! Я боюсь этого человека! – восклицала королева.

И слышала в ответ:

– Если я правильно понял ваше величество, вам необходимо его опасаться… хотя он готов защищать вас даже ценой собственной жизни.

– Я знаю это, – отвечала она нежно. – Но я запрещаю вам врываться таким образом в мою спальню… еще раз.

Однако Роберт не нуждался в предупреждениях; он знал, что она будет разочарована, если он этого не сделает. Кэт вспомнила, что точно так же было и с милордом адмиралом. Ее величество не забыли это? Кажется, такие крупные и красивые мужчины просто обожают штурмовать ее спальню.

Кэт получила любовную пощечину, а Елизавета в то утро была очень весела.

Увидев Роберта в следующий раз, она упрекнула его под звуки музыки, наполнявшей галерею:

– Милорд, вы слишком далеко заходите!

– Нет, – ответил он, – недостаточно далеко!

– В моей опочивальне! И еще смеете подавать мне одежду!

– Вскоре я надеюсь быть с вами все дни и ночи.

– Ах… если бы это было возможно!

Он раздраженно нахмурился, и между его красивых бровей появилась морщинка.

– Это возможно… и очень просто.

– Нет, Роберт, пока нет.

– Пока нет! – с надеждой воскликнул он и схватил бы ее за руку, если бы она ему не помешала:

– Осторожно, глупенький. Вы хотите, чтобы весь двор снова занялся скандалами?

– Они никогда не прекращались.

– Как вы осмеливаетесь предположить, что я замешана в каких-то скандалах? Вы забываете, что я ваша королева.

– Как я могу об этом забыть! Если бы не это… Тогда…

– Тогда я была бы вам без надобности?

– Если бы вы были молочницей, вы все равно были бы мне нужны.

Елизавета рассмеялась и ответила с прямотой Тюдоров:

– Да, минут на пять в кустах.

– На пять минут в кустах и на всю оставшуюся жизнь.

– Роберт, когда вы смотрите на меня так, я верю, что это правда. Но мы слишком далеко друг от друга.

– Это легко исправить.

– Так и будет, мой милый.

Но позже, когда перед ней положили документы, которые делали Роберта графом, а его брату Эмброузу возвращали графство Уорвик, королева оказалась в другом настроении.

В тот момент он был рядом с ней. Она перевела взгляд с него на бумаги. Если он станет графом – а графство, которое она собирается ему дать, такое, какое до сих пор получали только персоны королевской крови, – она будет очень близка к тому, чтобы выйти за него замуж. Королева не могла не заметить блеска в его глазах. И вспомнила, как сама жаждала получить корону. Она представила себя смягчившейся – потому что и в самом деле временами в его обществе ощущала себя слабой. Она была сильна, но и он тоже. Для нее он был совершенным мужчиной и, как таковой, неизбежно должен был стать победителем, но как он мог этого добиться, если она не сдавалась? Елизавета могла устоять перед ним исключительно потому, что была королевой.

Решено, пока что он не получит графства. Он должен оставаться ее веселым лордом Робертом. Тут Елизавета нахмурилась и, к изумлению всех, попросила подать ей нож, который ей принес Роберт. Взяв нож, она провела им поперек бумаг, разрезав их насквозь.

– Сколько можно осыпать почестями этих Дадли? – воскликнула королева. – Разве они не были изменниками короны на протяжении трех поколений?!

Роберт взглянул ей в лицо. Как она любила его! Какой он мужчина! Не боится ничего.

– Мадам, – сказал Роберт, – я вас не понимаю. Когда, скажите, Дадли плохо служили вам?

– Откуда такое возбуждение? – спросила она, улыбаясь ему. – Как могу я, милорд, одаривать почестями семейство Дадли? Разве вы забыли, что у моего великого отца были достаточные причины послать вашего дедушку на плаху? Вы будете отрицать, что ваш отец выступил против короны и пытался сделать вашего брата королем?

– Если моя служба вашему величеству считается изменой…

Она подняла руку и слегка шлепнула его по щеке – самая любовная из всех пощечин, показывающая фамильярность и снисходительность.

Присутствующие заулыбались – милая ссора влюбленных.

Она влюблена в него так же, как и раньше, подумали они; но он последнее время ее обижает, потому что стреляет глазами в сторону хорошенькой юной фрейлины королевской опочивальни. Вот королева и объяснила ему, что в жизни Роберта Дадли может быть только одна любовная связь.

Королеву мучили мысли о тех, кто, как она опасалась, могли считать себя имеющими права на трон больше, чем она. Тюдоров, словно мрачные тени, всегда преследовала знать с королевской кровью в жилах. Генрих, ее отец, решал свои проблемы с помощью убийств; ему нравилось знать, что те, кто мог бы вытеснить его, мертвы. Это была мудрая политика, часто думала Елизавета. Но времена изменились, и она уже не была тем абсолютным монархом, каким был ее отец, а больше зависела от своих министров. После преследований во времена царствования Марии народ ожидал от Елизаветы милосердия.

Наибольший повод для беспокойства у нее вызывали три женщины. Две из них были сестрами леди Джейн Грей – леди Катарина и леди Мария. Елизавета знала, что некоторые по-прежнему считают ее бастардом и узурпатором; эти люди хотели бы видеть королевой Катарину. Бабушка сестер Грей была сестрой Генриха VIII, и не было никаких сомнений по поводу их легитимности.

Елизавета постоянно опасалась восстаний против нее. В самом деле, это было ее самым главным опасением, когда убили Эми. Сестры Грей были прекрасно воспитаны, и их поведение вряд ли могло дать повод для скандала. В их жизни никогда не было никаких адмиралов, врывавшихся к ним в спальни, шлепавших и щекотавших их, когда они были в постели. Красивые мужчины никогда не влюблялись в них настолько, чтобы их заподозрили в убийстве собственных жен. Характеры леди Катарины и леди Марии очень отличались от характера Елизаветы. Они были тихими, образованными девушками и к тому же добрыми протестантками. Многие помнили, что Елизавета была готова поменять религию, когда считала, что это будет для нее удобно. Сестры Грей были нежными, набожными, а Елизавету переполняли женские капризы. Многие люди в стране могли думать, из леди Катарины или леди Марии получилась бы более подходящая королева, чем из этой рыжеволосой мегеры со склонностью подталкивать мужчин к скандальным поступкам.

Существовала еще одна, более серьезная соперница – Мария, королева Шотландии. Она была более страшным противником и находилась далеко, так что Елизавета не могла за ней приглядывать. Она была бы счастлива, если бы Мария оказалась в Англии, номинально в качестве почетной гостьи, а фактически – пленницы. Вот почему, когда Мария некоторое время назад покинула Францию после смерти своего мужа, Франциска II, Елизавета отказалась предоставить ей безопасный проезд. Какой приз представляла бы собой захваченная в плен Мария!

Елизавете передали, что, когда Марии сообщили о смерти Эми, она воскликнула: «Ах, теперь королева Англии сможет выйти замуж за своего конюха!»

– Какая наглость! – возмутилась Елизавета. – Если бы она увидела моего «конюха», не сомневаюсь, одарила бы его одним из своих похотливых взглядов, которые у нее, как говорят, очень выразительны.

Мария обладала еще одним качеством, невероятно раздражавшим Елизавету. Мария слыла красавицей, и было убийственно вспоминать, что она на девять лет моложе ее самой. По крайней мере, в характере Марии не было ничего от мягкой податливости сестер Грей.

Многие католики смотрели на Марию как на истинную королеву Англии.

Подобные мысли о соперницах часто приводили Елизавету в раздражение. Тогда она выходила из себя и наказывала многих из своего окружения, причем не только словесно. Но ее гнев был кратковременным и вскоре уступал место приятным улыбкам. А когда она чувствовала, что была несправедлива, то всегда старалась найти способ вознаградить свою жертву.

Однажды, отправляясь верхом на охоту, она заметила, что леди Катарина Грей отсутствует. Когда она спросила о причине, ей ответили, что леди больна и осталась дома. Она постаралась забыть этот незначительный инцидент и, если бы дело касалось кого-то другого, не стала бы больше об этом думать.

На охоте он вышла из себя, и поскольку Роберт ехал рядом, то ему досталась вся сила ее раздражения.

Совершенно неожиданно она сказала ему:

– Я решила, что не могу более откладывать мой брак. Я приглашу короля Швеции безотлагательно приехать в Англию, чтобы можно было начать приготовления.

Роберт был ошарашен.

– Короля Швеции! – вскричал он. – Этого человека? Да он просто слабоумный!

– Как вы смеете говорить так о тех, кто выше вас?

– Поскольку я не слабоумный, ваше величество, я не могу считать этого человека хотя бы ровней себе.

– Мастер Дадли, вы слишком много о себе понимаете.

Он был не менее вспыльчив, чем она. У них были схожие характеры; именно на этом основывалось их взаимопонимание. Оба мгновенно взрывались и мгновенно остывали; оба гордились своим положением и в то же время помнили о низком происхождении.

Роберт ответил:

– Мадам, я говорю правду, которую, насколько мне помнится, вы всегда хотите услышать от меня.

– Я попросила бы вас лучше заняться собственными делами.

– Брак вашего величества – это мое дело.

– Я так не думаю.

– Мадам…

– Приказываю вам не совать нос в мои дела!

– А я настаиваю, что ваш брак именно мое дело – мое точно так же, как и ваше.

– То есть вы думаете, что я выйду замуж за нас, не так ли?

– Вы дали мне понять, что это не невозможно.

– Значит, вы попросту дурак, если лелеете подобные надежды. Вы… Дадли… женитесь на королеве? Неужели вы думаете, что я могу настолько забыть о моем королевском титуле, что соглашусь стать женой такого, как вы?

– Ваше величество действительно хочет это сказать?

– Мы действительно хотим это сказать.

– В таком случае могу я просить позволения вашего величества покинуть двор? Я желаю уехать за границу.

– Поезжайте! Поезжайте непременно. Ничто не порадовало бы нас больше. С величайшим удовольствием мы даем вам разрешение уехать.

Роберт замолчал. Она исподтишка наблюдала за ним. «Ну, мастер Роберт, – думала она, – что теперь? Это тебе покажет, кто здесь хозяин».

Он исполнял свои обязанности во время охоты с большим тщанием и отрешенным совершенством. К тому времени, когда они вошли во дворец, к ней почти вернулось хорошее настроение, но она тщетно ожидала, что он попросит у нее прощения.

Целый день Роберт не появлялся при дворе, поскольку никакие особенные обязанности его там не удерживали. Министры королевы насторожились. Они слышали о ссоре. Не была ли она началом охлаждения между ними? На следующий день Сесил сказал ей:

– Поскольку ваше величество приняли решение о браке с королем Швеции, можно было бы пригласить его сюда безотлагательно.

Елизавета неожиданно рассвирепела:

– Я приняла решение о браке с королем Швеции? Да я слышала, что он просто слабоумный!

– Ваше величество, он король и станет достойным мужем.

– Я лучше всех могу судить о том, кто станет моим мужем.

– Значит, ваше величество не имеет намерений осуществить этот союз?

– У меня нет подобных намерений.

Сесил удалился в крайнем раздражении. Значит, ее заявление во время охоты, о котором ему доложили те, кто работал на него, преследовало единственную цель – разозлить Роберта.

Елизавета ждала, когда Роберту расскажут о ее словах. Он должен, предполагала она, смиренно возвратиться. Тогда королева встретила бы его на полпути и между ними произошла бы очередная сцена примирения, которые она так обожала. Елизавета нуждалась в утешениях после целого дня, проведенного без Роберта, потому что другие мужчины казались ей глупыми и бестолковыми в сравнении с ним.

Но он не пришел. И в конце концов, когда она приказала ему явиться, появился с застенчивым видом.

– Почему вы позволили себе отсутствовать при дворе? – требовательно спросила королева.

– Потому что я занимался приготовлениями для отъезда из страны и думал, что таким образом выполняю приказ вашего величества.

Она почувствовала себя жалкой и беспомощной. Ее глаза молили: «Значит, ты мог бы покинуть меня? Бросить меня на милость моих суровых министров? И это все, чего стоит твоя любовь? Разве все твои клятвы ничего не значат?»

– Милорд, – проговорила она подавленно, – разве вы хотите уехать из страны? Если вы именно этого желаете, наше стремление удовлетворить вас так велико, что мы даем вам на это разрешение, даже если делаем это вопреки нашим собственным желаниям.

Он улыбнулся, страстно поцеловав ее руку:

– Что может доставить мне больше удовлетворения, чем служба вашему величеству?

– Значит, все хорошо? – весело откликнулась она.

– А как же король Швеции?

Елизавета причмокнула, как обыкновенно это делала, а потом начала смеяться, и он засмеялся вместе с ней.

– Достаточно, – сказала она, – садитесь рядом со мной и доставьте мне удовольствие своей беседой. Я заявляю, что двор последние несколько часов был прескучным местом.

А когда к ней пришли французский и испанский послы и один из них выразил удивление, что Роберт Дадли все еще при дворе, хотя он слышал, как ее величество дала его светлости разрешение уехать за границу, Елизавета легко расхохоталась.

– Я не могу жить, если не вижу его каждый день, – пояснила она. Но тут ей показалось, что улыбка Роберта стала слишком самовлюбленной, и она быстро добавила: – Он моя любимая комнатная собачка.

По лицу Роберта было заметно, что он разозлился, но она протянула ему руку с очень нежной улыбкой и продолжила:

– Нет, это правда, я не могу без него. И там, где Дадли, вы наверняка найдете и Елизавету.

И тогда весь двор понял, что она влюблена в него так же сильно, как и прежде; и все поверили – в том числе и Роберт, – что их свадьба не за горами.

Время в Виндзоре проходило приятно. Елизавета часто гуляла на террасе, которую построили для нее перед замком с северной стороны. Она любила пешие прогулки, и ее нередко видели во главе маленькой процессии, состоявшей из дам и кавалеров, с лордом Робертом, шедшим рядом с ней и державшим над ней зонтик, если шел дождь.

Часто Елизавета охотилась в парке или в лесу, потому что очень любила охоту, как и ее отец. Бой быков и петушиные бои приводили ее в восторг. Она устроила в замке сцену, чтобы удовлетворить свою страсть к драме, и многие бродячие актеры приходили ко двору в надежде угодить королеве и сделать себе состояние. Для музыкантов тоже нашлось место; в оркестре замка Виндзор играли на многих инструментах, включая лютни и волынки, флейты и виолы.

Но королева не забывала и о том, что ее долг показываться перед народом, и тогда отправлялась в поездки через Эссекс и Суффолк, останавливаясь в разных домах, принадлежавших тем дамам и кавалерам, которые были достаточно богаты и достаточно знатны, чтобы принимать ее у себя.

Когда они были в Испуиче, внимание королевы привлекла леди Катарина Грей.

Это было во время одевания – всегда очень важной церемонии, потому что у королевы было очень много платьев, из которых приходилось выбирать, и очень много драгоценностей, которые часто примерялись только для того, чтобы быть отвергнутыми. Наконец Елизавета остановилась на платье из черного бархата с широким поясом, отделанным жемчугами и изумрудами. К нему была выбрана черная вельветовая шляпа, украшенная золотом и пером, свисавшим до плеча.

Застегивая украшенный драгоценностями пояс, Катарина Грей неожиданно упала в обморок к ногам своей госпожи.

Несколько секунд Елизавета стояла неподвижно, глядя вниз на девушку, которая была очень красива и в эту минуту поразительно напоминала свою сестру, трагическую леди Джейн.

– Позаботьтесь о ней, – велела королева. Кэт вышла вперед и расшнуровала платье леди Катарины.

– Это всего лишь обморок, ваше величество.

– Поднимите ее, – потребовала Елизавета. – Отнесите на кушетку. Она уже выглядит немного лучше. Не сомневаюсь, корсет слишком туго зашнурован.

Пока женщины укладывали леди Катарину на кушетку, Елизавета отвела Кэт в сторону:

– Что ты об этом думаешь, Кэт? Глаза Кэт смотрели настороженно.

– Когда молодая леди падает в обморок, всегда можно подозревать определенную причину.

Взгляд Елизаветы стал стальным.

– Я знаю, о чем ты думаешь, злобное существо.

– Ваше величество, я могу ошибаться, но последнее время я задумывалась об этой леди.

– Задумывалась?

– Выражение ее глаз, мадам. Я просто не могу объяснить.

– Ты ничего мне не сказала.

– Мадам, как я могла быть уверена и как могла высказывать свои подозрения, если не уверена?

– Похоже, с возрастом ты научилась хранить тайны. Здесь есть проблема. Она не просто девка-прислужница, как тебе известно. У меня есть долг перед моим народом и перед теми, кто служит лично мне. Если твои подозрения оправдаются…

– Моя дражайшая леди, не будьте с ней строги. Она молода и так хороша собой, а вашему величеству хорошо известно, как легко случаются подобные вещи.

– Легко! – воскликнула королева. Разве она не боролась со своими искушениями? Разве не она порой почти уступала им? Разве ей не хотелось оказаться в положении, в котором, вероятно, оказалась леди Катарина? – Для потаскухи, может быть, и легко! – резко проговорила она. – Но это леди Катарина Грей – одна из трех сестер, о чьих достоинствах мы так много слышим.

Елизавета не могла сдержать своего гнева и ревности. Она думала об удовольствиях, которыми могла бы наслаждаться, и, будучи Елизаветой Тюдор, превратила свое возмущение в ярость, потому что лукавая Катарина Грей была возможной претенденткой на трон.

Королева направилась к группе дам, столпившихся вокруг кушетки, и требовательно спросила:

– Ну? Ну? Ну? Что все это означает? Почему девушка падает в обморок в моем присутствии? Вы уже выяснили?

– Нет, ваше величество.

– Почему же нет? – Она наклонилась над леди Катариной, которая смотрела на нее испуганными глазами. – Ваша светлость часто пренебрегала своими обязанностями, – продолжала королева. – Почему? Отвечайте мне, дорогая. Вы встречались с любовником? Почему вы лежите и так испуганно смотрите на меня? Чего вам бояться, если ваше поведение было безупречным? Но было ли оно безупречным? Давайте… посмотрим сами!

Елизавета потянула за золотую нить, которой было зашнуровано платье Катарины, схватила ее юбки.

Катарина вырвалась и упала на колени с криком:

– Ваша величество, это правда, что у меня будет ребенок.

Щеки Елизаветы стали пунцовыми, глаза засверкали.

– Вы… потаскуха! Вы осмеливаетесь говорить мне это?!

– Ваше величество, это не то, что вы думаете. Мы поженились перед Рождеством и…

– Поженились? Значит, ваша вина еще больше, чем я думала. Какое право вы имели выйти замуж без нашего согласия?

– Ваше величество, мы боялись, что вы нам откажете, а мы не могли расстаться… без…

– Хватит! Кто этот человек?

– Лорд Хертфорд. Он сейчас во Франции, как вашему величеству известно, но он мой законный муж.

– Мы вернем его из Франции, чтобы он ответил за свои грехи. Что касается вас, вы отправитесь в свои апартаменты и останетесь там… в качестве моей узницы.

– Ваше величество… – Девушка обхватила руками колени королевы. – Умоляю вас, пожалейте меня. Не вините его. Это не наша вина…

– Значит, вас заставили пожениться против вашего желания, как я понимаю?

– Мы поступили так, ваше величество, потому что по-настоящему любим друг друга.

– Уведите ее, – велела Елизавета. – Я сгораю от стыда, что такое могло случиться при моем дворе. Я не верю, что они поженились. Девчонка лгунья и говорит это, чтобы пустить нам пыль в глаза. Уведите ее немедленно! Ее присутствие оскорбляет нас.

Она пнула Катарину ногой, и девушка упала навзничь. Две фрейлины подошли помочь ей подняться на ноги, потом увели ее всю в слезах.

– Смотрите, чтобы ее как следует стерегли! – крикнула Елизавета и, отвернувшись, улыбнулась.

Леди Катарина Грей отдала себя во власть королевы, а Елизавета была слишком хитрым политиком, чтобы упустить представившуюся возможность.

Лорд Роберт пришел в апартаменты леди Катарины Грей. Он испытывал неловкость, потому что, если бы королева узнала об этом визите, были бы неприятности; и все же он не мог не ответить на призыв, который получил.

Катарина послала ему записку, умоляя прийти повидать ее. Роберт был беспощаден и эгоистичен, но внутри, под коркой тщеславия, у него стучало доброе сердце. Он был щедр от природы и с удовольствием помогал тем, кто просил его о милости. Роберт не желал неприятностей никому, кроме тех, кто вставал у него на пути или задевал его. Леди Катарина Грей никогда не сделала ему ничего плохого; она была красивая и молодая, а ему нравились красивые молодые женщины. Следовательно, рискуя вызвать недовольство Елизаветы, он не мог игнорировать мольбу Катарины.

С большими предосторожностями его впустили в ее апартаменты, где Роберт нашел Катарину в состоянии отчаяния.

– Милорд, как вы добры, что пришли! – воскликнула она.

– Я огорчился из-за вашей просьбы.

– Не могли бы вы поговорить с королевой о моем муже? Именно по этой причине я умоляла вас прийти. Я так боюсь того, что может случиться с ним, когда он вернется.

Роберт молчал. Молодой дурак Хертфорд мог лишиться головы из-за того, что женился на особе королевского происхождения без согласия королевы, ему следовало бы об этом знать.

– Королева возмущена, что вы поженились втайне.

– Я знаю, но чем ей это может повредить?

«Вот уж действительно, чем? – подумал Роберт. – Ты, имеющая право на трон, как считают некоторые, и собирающаяся произвести наследника! Бедная глупая девочка! Но такая очаровательная, такая беспомощная, обращающая па могущественного лорда Роберта такие умоляющие и такие прекрасные глаза».

Но он пришел не для того, чтобы обсуждать политику с этой девушкой.

– Вы можете быть уверены, что я поговорю с королевой от вашего имени.

Она схватила его руку и поцеловала ее.

– Но, – продолжал Роберт, – вы совершили серьезное преступление для особы вашего положения.

– Я ничего не прошу… только возможности спокойно жить с моим мужем и ребенком. Мы покинем двор. Мы будем жить в деревне. Мы оба этого хотим.

Бедная невинная молодая женщина! Позволит ли ей королева покинуть двор и жить в деревне, где она сможет устраивать заговоры против короны? Что за несчастное семейство эти Греи? Неужели с Катариной будет то же, что с ее сестрой Джейн?

– Моя дорогая сестра, – сказал Роберт, – умоляю вас, не надейтесь на большую снисходительность. Я выберу подходящий момент и поговорю с королевой. Я попрошу ее не быть слишком строгой к вашему мужу.

– Роберт, мой дорогой брат, мне так страшно! Последнее время мне снится… Джейн. Бедная Джейн! Она не хотела никаких неприятностей. Хотел ли их Гилдфорд, гадаю я? Моя сестра и ваш брат. Они были так молоды, не правда ли? Может быть, они всего лишь хотели быть счастливы, как хотим мы. Разве наша вина, что мы были рождены вблизи от трона?

Роберт утешил ее и ушел при первой же возможности. Он не осмеливался оставаться дольше. Выходя, он подумал, как иронична бывает жизнь. Семья Грей принадлежала к королевскому роду, и по крайней мере двое из них хотели, чтобы это было не так. А он, рожденный вдали от трона, жаждал разделить его с королевой.

Он действительно поговорил с Елизаветой о леди Катарине, которую к этому времени перевели в Тауэр.

Кэт присутствовала при их разговоре, но Роберт привык к тому, что она всегда рядом, и поэтому говорил при ней откровенно.

– Что вы сделаете с этой несчастной девушкой? – спросил он.

– Я в ярости, – ответила королева. – Она… моя кровная родня… и так себя вести!

Он смело произнес:

– Ваше величество завидует тому, что она носит в себе ребенка.

– Я… завидую ублюдку?

– Не ублюдку. Их брак законный.

– Без согласия королевы!

– Брак вполне законен, ваше величество. Вы не стали бы завидовать, если бы сами носили ребенка.

– Как вы смеете говорить мне подобные вещи!

– Потому что от того, кто любит вас так, как никто другой, вы должны слышать правду. Елизавета, мы теряем время. Давайте поженимся. Пусть у нас будут дети, как мы всегда хотели.

Она вложила свою руку в его, и его охватило возбуждение.

– Если бы так могло быть, – произнесла королева.

– Но почему же нет?

Она убрала руку, но глаза ее сияли.

– Дражайшая Елизавета, разве мы не всегда видим вещи в одном и том же свете? Мы одно целое. Мы предназначены друг для друга.

– Да, мы видим мир в одном и том же свете, – признала она. – Вы мои глаза, дорогой Робин. Да, вы правы. Я жажду иметь ребенка.

– Это ваш долг. Нельзя позволить, чтобы ваши совершенства исчезали. Они должны быть продолжены.

– Я не знаю никого, кто говорил бы со мной так элегантно. Каким искусством вы обладаете, Роберт?

– Нет! Это любовь, а не искусство вкладывает такие слова в мои уста, любовь, вдохновленная самой прекраснейшей дамой на свете.