Текст книги "Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев"

Когда мир разрушается и родственники забывают друг о друге, причиной этого является отсутствие удачи – либо ее стало меньше, либо она по своей природе перестала отвечать их требованиям, отчего люди становятся беспомощными и теряют терпение. Добрая женщина по имени Сальдис не могла нарадоваться на двух сыновей своих дочерей; они обещали вырасти сильными и умными и нежно любили друг друга. Однажды в их дом пришла Оддбьёрг, женщина, умевшая предсказывать будущее. Сальдис с гордостью представила ей своих внуков и спросила, что их ждет в жизни, добавив: «Смотри же, чтобы все предсказание было благоприятным». – «Да, эти два мальчика много обещают, – сказала Оддбьёрг, – если, конечно, их удача не закончится, но я не вижу, будет ли это так». Неудивительно, что Сальдис ответила ей грубо; но женщина сказала: «Я этого не сказала, но я не думаю, что их любовь друг к другу продлится долго». Сальдис стала требовать, чтобы Оддбьёрг сказала еще что-нибудь; тогда ясновидящая выпалила: «Они отнимут друг у друга жизнь». Так и случилось («Сага о Глуме Убийце»).

Чтобы создать счастливую семью, невесте и жениху нужна удача. Хрут, исландец необычных достоинств и высоких идей, а также очень проницательный человек, долго не был женат. Однажды друзья предложили ему взять в жены даму из хорошей семьи, которую звали Унн. Хрут согласился, но его одолевали сомнения, и он сказал: «Я не знаю, повезет ли нам в супружеской жизни». Хрут тогда еще не знал, что он попадет под действие чар одной очень властной женщины. Приехав в Норвегию, он вступил в связь с королевой-матерью. Эта связь испортила совместную жизнь Хрута и Унн и в конце концов разрушила их брак («Сага о Ньяле»).

Подлость, бездействие и состояние бесчестья аналогичны отсутствию удачи. «Эта неудача не скоро выветрится из моей памяти», – сказал Болли, когда Гудрун поздравила его с убийством своего кузена Кьяртана; а в «Саге о Вёльсунгах» над бедами Синфьётли насмехались такими словами: «На тебя обрушились все неудачи мира – ты убил своих братьев». Удивительно эффективными стали слова Кальва Арнасона после битвы при Стиклестаде. Кальв и его брат Финн сражались в ней друг против друга. Финн был ярым сторонником Олава Святого, а Кальв занимал важное положение среди тех, кто хотел его свергнуть. После окончания битвы Кальв нашел своего тяжело раненного брата и предложил ему помощь. Но Финн метнул в него кинжал, назвав бесчестным негодяем, предателем и убийцей конунга. Финн промахнулся, и Кальв великодушно воскликнул: «Теперь король не будет тебя охранять; я не желаю тебе зла, но знаю, что тебе нужна забота». Кальв, бывший когда-то самым ярым врагом Олава, превозносил теперь удачу свергнутого короля, что уберегло людей короля, которые из-за скорби и гнева могли совершить непоправимое («Сага об Олаве Святом»).

В «Саге о Гисли» слова «неудача» и «подлость» взаимно заменяют друг друга. После того как Гисли убил мужа своей сестры, его стали преследовать, и он постоянно менял убежища; тем не менее непрестанная погоня за ним врагов не приводила к успеху благодаря усилиям его жены Ауд. Однажды, когда Эйольв, возглавлявший отряд мстителей, попытался заставить ее сообщить, где прячется ее муж, она обрушила на него свое презрение и так яростно оскорбляла его, что он вскричал: «Убейте эту собаку, хоть она и сучка». Но благодаря храбрецу из его отряда, которого звали Хавард, Эйольв был спасен от позора и не поднял руку на женщину. Увидев, что Эйольв вне себя, Хавард воскликнул: «Мы и так уже покрыли себя позором, даже без этой гнусности; держите его, не позволяйте ему убить ее». Тогда гнев Эйольва обратился на него. Вожак воскликнул: «Ты прав, найди себе дурную компанию дома и выходи на большую дорогу!» Далее автор саги пишет: «Хаварда в отряде любили, и многие решили уйти с ним; они были рады избавить Эйольва от этой неудачи».

Когда подлость называют неудачей, это не означает, что ее хотят оправдать; наоборот, этим словом выражалось презрение к человеку, которого признали неудачником. Когда король Хакон, подвергнутый презрению людей за то, что отомстил не тому человеку, которому следовало, назвал это своей неудачей, он выбрал самое сильное слово, которое стоит ближе всего к идее смертного греха. Неудача – это большое несчастье, потерпеть неудачу – все равно что лишиться чести или, в некоторых случаях, равносильно этому.

Самый верный способ отказать человеку, который ищет дружбы с тобой, сказать ему: «Ты не похож на удачливого человека, и мне лучше не иметь с тобой никаких дел». Эти слова заключают в себе не только моральные пороки, но и недостаток благоразумия; чтобы понять весь смысл этого предложения, мы должны учесть два параллельных смысла: «Тебе самому не сопутствует удача в делах, и ты можешь навлечь несчастье на других» и еще: «Тебе нельзя доверять, от тебя можно всего ожидать».

Удача – это сочетание фрита и чести, которое видно с другой стороны, а неудача, в старом смысле этого слова, это просто обратная сторона чувства родства, которое мы теперь уже научились понимать.

Именно удача помогает людям сохранять мир и дружбу, выполнять свои обещания и воздерживаться от дурных поступков. Но это еще не все. Удача наполняет людей желанием действовать честно; иными словами, это сама мораль. Когда Хрут говорит: «Я не знаю, будет ли нам обоим сопутствовать удача», он имеет в виду вот что: смогут ли они сохранить взаимную любовь и создать мир в своем доме, а не только вопрос, смогут ли они всю жизнь наслаждаться друг другом и иметь потомство.

У германцев моральная оценка всегда выходит на первый план. Для выражения доброты, набожности и прямоты человека германцы не смогли найти лучшего слова, чем «удачливый». Это слово включает в себя богатство и здоровье, счастье и мудрость. В более поздние времена этическая сторона этого слова начинает доминировать и определяет его использование в христианских писаниях. Так, готский эквивалент слову «удача» – sels и противоположное ему – unsels были использованы переводчиком Библии как самые лучшие эквиваленты словам «добрый» и «злой» в Новом Завете.

Глава 5
Удача – основа жизни клана

Удача – это самое яркое и глубокое выражение человеческого бытия, имеющее далекоидущие последствия. Мы не можем взглянуть на нее с обратной стороны. Как бы глубоко мы ни погружались в душу человека, мы никогда не увидим того, что за ней. Самым ярким и главным проявлением удачи является ощущение родства, а когда приходит горе и начинаются проблемы, это свидетельствует о том, что сердце семьи погибает, и мы можем с абсолютной уверенностью предсказать, что за одним несчастьем последуют другие и толку от этой семьи уже не будет. Так и случилось с Сигурдом Слембе: когда он убил своего брата Харальда Тилли и потребовал для себя титула короля, его люди сказали: «Если ты истинный сын короля Магнуса, то твое рождение предвещало несчастье; так оно и оказалось, когда ты убил своего брата». Неудачу ни в коем случае нельзя считать следствием, которое, спотыкаясь, тащится за дурными делами или бесчестьем. Германский ум не сомневался, что туда, где случилось бесчестье, рано или поздно придет неудача, по той простой причине, что последовательность событий не зависит от стремления Бога сохранить равновесие. В цепи «ошибка и ее исправление» не бывает промежуточного звена, как думают некоторые.

Таким образом, удача – это сила, которая вдохновляет человека и которую он сам излучает. Ее основой служат слова и дела этого человека. Она возникает из требований семьи, ее сил и возможностей, ее достижений и надежд, ее талантов и характера. Удача – это главное условие, обеспечивающее существование клана; семью называют kynsaell, удачливой в родстве, когда она многочисленна, а места ушедших постоянно занимают новорожденные дети. В англосаксонском языке эта идея выражается словом tuddorsped, которое означает большое потомство и силу взаимного притяжения. Более того, в удаче заключается и социальное существование семьи, то есть отношение к ней других людей – с уважением или нет. О богатых семьях говорят, что они обладают мужской удачей (mannheill), то есть имеют много друзей и пользуются любовью соседей, а также женской удачей (ordheill). У такого клана хорошая репутация, все желают ему добра и уважают. В англосаксонской «Книге Бытия» Бог обещает сыну Авраама даровать ему удачу в друзьях, или, иными словами, множество друзей. Наконец, удача включает в себя честь – ту, которая сияет в великолепии славы, и ту, которая таится, в сжатом виде, в человеческой душе как сила напряжения.

Удача накладывает отпечаток и на внешность. От кого северные народы получили свою проницательность, которая позволяет им оценить человека с первого же взгляда? С первой же встречи они могут сказать – этот человек удачлив и честен, ему всегда сопутствует удача; или же, наоборот, на нем лежит печать неудачника. Это объясняется отчасти развитой интуицией, как говорят в наши дни, или, как замечали древние, потому что ум наблюдателя подсказывает ему, что думать о незнакомце. Частично, северяне использовали и внешние признаки; удачливость ярко проявляется в осанке, походке, поведении человека и, в не меньшей степени, в его ухоженном облике – умении держать себя, здоровье, костюме и оружии. Только богатая и энергичная семья может отправить своего юного отпрыска в мир в многоцветной одежде, снабдив его великолепной секирой, родовым сокровищем клана.

Когда сыновья Ньяля со своими друзьями во время альтинга пошли по землянкам, чтобы заручиться поддержкой родичей и влиятельных людей на суде, Асгриму удалось заполучить немало союзников, однако проницательный вождь Снорри Годи, взглянув на бледное, искаженное презрительной усмешкой лицо Скарпхедина, предугадал, что удачи в их деле не будет. «Ты выглядишь отважным бойцом, Скарпхедин, но твоя удача подходит к концу; я думаю, что и жить тебе осталось совсем не долго». В старые времена, когда слова еще сохраняли свою первоначальную силу, о человеке, который был обречен, говорили такими словами: «Удача его покинула» («Сага о Ньяле»).

В основе удачи человека лежит и тело и душа, составляющие самую его суть. Чтобы понять до конца значение слова «удача», нужно помнить, что она представляет собой целое, совершенно однородное явление. Даже если она проявляется в различных формах, она светится в глазах, в руках и голове человека, ее видно по тому, каков его скот и оружие. Удача – нечто единое и неразлагаемое на части. За человеком, которого мы видим, или, правильнее сказать, за видимым кругом родственников прячется сумма духовных сил, представителями которой они являются. Во время испытания силы вся удача ставится на карту и либо усиливает этот результат, либо полностью исчезает.

Именно эта компактная мощь и делает удачу короля незаметной для обычного человека. Человек может сказать другому: «Тебе не хватит удачи, чтобы помериться силой с королем», это означает, что у тебя мало родственников, не хватает храбрости и быстроты в бою; твоя воля к победе слаба, а дар плодородия невелик. Пока ты спишь, королевская удача неожиданно захватит твою в плен, ослепит ее и запутает; его удача проникнет в умы других людей и искалечит твою; и еще до того, как вы встретитесь лицом к лицу, твоя воля к победе будет парализована.

У норвежцев есть выражение – натравить свою удачу на человека, словно одного коня на другого – пусть боевой жеребец кусает и бьет копытом боевого коня противника. И в самом деле, любой поединок между людьми является поединком двух удач – чья окажется сильнее. И это – духовный конфликт. Результат борьбы в значительной степени зависит от быстроты и энергии бойцов, так же как удача коня зависит от умения его хозяина управляться с ним и побуждать скакать быстрее. Однако было и нечто большее, что присутствовало на сцене боя; борьба двух воинов – это лишь часть поединка, который происходил на более обширном поле боя между силами, которые никогда не спят.

«Мой разум подсказывает мне, что нам с сыном не будет счастья от этого конунга, и я не поеду к нему», – заявил старый Квельдульв, узнав, что конунг Харальд разгневался, когда Квельдульв и его сын Гримм отказались вступить в его дружину. Квельдульв заверил посланника конунга, что отправит к нему второго сына, Торольва, хотя и предвидел – какое решение ни было бы принято, всем им грозит погибель. Торольв вступил в дружину Харальда, служил ему и был в большом почете. За доблесть и добрую службу Харальд щедро отблагодарил Торольва. Расстались они добрыми друзьями. Торольв стал богатым и влиятельным человеком, обзавелся собственной дружиной. Недруги Торольва внушили конунгу, что тот посягает на его власть, земли и желает ему смерти. «Тебе не хватит удачи бороться с конунгом», – сказал Квельдульв сыну, когда отношения конунга и Торольва испортились и дело шло к открытому конфликту. Но еще задолго до этого старик предупреждал своих сыновей, чтобы они не имели никаких дел с Харальдом («Сага об Эгиле»).

Здесь мы встречаемся с глубоко укоренившейся особенностью психологии человека раннего Средневековья. Она

заключается в том, что если человек чего-то очень хочет, то сила придет сама, или, наоборот, сила, может быть, и есть, да желания нет. Все особенности северянина проистекали из природы его удачи: упрямство и храбрость, гордость и стремление служить богатому человеку, жестокость и несговорчивость, а также бесстрашие. Удача – это особенность ума, характера и воли. С нашей идеей взаимного влияния желания и воли мы снова и снова будем сталкиваться в старых сагах с неразрешимыми загадками.

Людям кажется, что они смогут легко отказаться от разрушительных предприятий, без труда рассеять непонимание и вражду, но что-то незримое приводит все их начинания к краху. Можно было бы сказать: они не могут этого сделать, потому что не хотят, или не хотят, потому что не способны. Оба предложения справедливы. Когда мы в подобных случаях говорим о вере в судьбу или рабском подчинении судьбе, очень легко потерять понимание истинных причин, почему эти люди не только не способны сопротивляться судьбе, но и потому, что они желают себе именно такой судьбы. И это желание заставляет их действовать против всех намерений и расчетов и разрушает все самые серьезные их планы, поскольку у желания такая природа, и она не может действовать за пределами, очерченными его собственным характером. Удача сыновей Квельдульва имела именно такой характер, который не позволил бы им ужиться с конунгом, поэтому для них было лучше всего держаться от него подальше. Дело заключалось не столько в разнице сил, которая определяет отношения одних людей с другими, сколько в различии их характеров.

Удача вождя гораздо крупнее удачи крестьянина. «Ты богат удачей (то есть твоя удача простирается далеко)» и «в твоих руках все оборачивается успешно», – сказал Сэмунд вождю Ингимунду Старому, когда понял, что не может справиться со своим упрямым родственником Хроллейвом, и попросил Ингимунда принять его. Секрет умения вождя добиваться невозможного заключается, однако, не в величине удачи, а в ее особом характере.

Эта особенность удачи составляет естественную основу королевской власти и влияния. У него очень мало формальной власти или вообще нет; будут ли люди подчиняться его приказам, зависит от того, желают ли они этого или нет.

Южане, наблюдавшие анархию, царившую в германских армиях, отказались от попыток найти хоть какой-нибудь смысл в тевтонских монархических принципах. «Эти варвары, – пишет римский автор, – не демонстрируют своему монарху никакого уважения, они его не приветствуют; если решение короля им не нравится, они окружают его шатер и громкими криками заставляют изменить свои планы; они требуют от него войны, когда он хочет мира; и мира, когда он желает войны. Может случиться, что, жестоко разочаровавшись в короле, они его просто прогонят». За словами римского автора мы слышим иронический вопрос: зачем тогда этим существам вообще нужен король? У нас нет причин не верить классическим авторам. Они наблюдали за варварами по большей части с тем вниманием, которое присуще культурному уму, и с горячим интересом к обычаям варваров, подошедшим к границам цивилизации. Иное дело, что наблюдатель может видеть лишь внешние проявления, и его культура не позволяет ему понять особенности нервной системы, породившей эти проявления. Заявления классических авторов нужно как-то согласовывать с фактом, который никто не будет отрицать, что германские королевские семьи обладали замечательной живучестью. Мы видим племена, которые странствуют по всей Европе, тут – сражаясь за свою жизнь, там – живя с удобствами на завоеванной территории, но всегда, век за веком, ими правила одна и та же королевская семья.

Прокопий Кесарийский приводит бесценный рассказ о неугомонных экспериментах герулов в области управления страной, где лицевая сторона и изнанка варварской верности представлены в виде яркой карикатуры. «Герулам, – пишет он, – однажды пришла в голову мысль попробовать пожить совсем без короля, и они захватили своего царственного владыку и убили. Но не успели они насладиться своей свободой, как поняли, что она им совсем не нравится; и, горько сожалея о содеянном и желая во что бы то ни стало вернуть прежний порядок вещей, они отправили из Средиземноморья посольство на Север, велев ему доставить короля из своей прежней династии. Послы обшарили всю Европу и нашли нужного принца в Скандинавии; к сожалению, он умер по пути на юг. Им удалось отыскать нового владыку и благополучно доставить его на юг. А тем временем оставшиеся дома, имея много времени для раздумий, пришли к мысли, что в таком важном деле следует посоветоваться с Юстинианом. Император, как оказалось, имел знакомого герула, жившего при его дворе в Византии, которого он и порекомендовал в короли. Все шло хорошо, но тут пришло известие, что скандинав уже едет к ним. Герулы, доставившие Юстиниану и его людям столько неудобств, решили доказать, что они достойны оказанного им доверия: они с радостью пошли за своим правителем на поле боя, готовые прогнать припозднившегося претендента. К сожалению, у них была целая ночь, чтобы обдумать это дело, и они решили перейти на сторону пришельца с севера, а кандидату императора пришлось искать дорогу домой».

Эта занятная история, несомненно, правдоподобна. Рассказы о подобных калейдоскопических характерах можно сравнить лишь с историями европейцев, которые сами были свидетелями этих событий, и какими они видели дикарей и варваров. Проводя аналогии с исследованиями современных этнологов, мы начинаем понимать, что Прокопий просто сообщил нам хорошо известные факты, но, вероятно, не уловил в действиях варваров какого-то скрытого смысла. Отчасти объяснение заключается в том, что герулов с византийским императором связывали особые политические отношения, но главным образом в том, что эти люди верили, что царем можно стать только милостью Божьей, говоря нашим языком, или по милости удачи, как сказали бы сами герулы.

Историк Иордан сформулировал этот принцип в своей простой средневековой манере: готы считали членов королевских семей не людьми, а полубогами, «которые завоевали их с помощью своей удачи».

В Швеции король и его люди жили вместе открытой и честной жизнью, безо всяких иллюзий. Фундаментальный параграф в той части Вестготского закона, который определял права и обязанности короля, гласил: «Короля должны забрать верхние шведы и изгнать его». И если мы сравним это правило с тем описанием совета в Уппсале, которое оставил нам историк Снорри, мы увидим здесь яркую историческую иллюстрацию действия этого правила. На этом совете Торгнюр Законник обратился к разгневанному королю Олаву Шётконунгу с такими словами: «Теперь мы, йомены, хотим, чтобы ты согласился с Олавом Толстым и выдал за него свою дочь. А если ты не сделаешь так, как мы хотим, то мы поднимемся против тебя и убьем, ибо мы не потерпим, чтобы ты нарушал закон и мир в стране. Так поступали в прошлом наши предки; они утопили в трясине пятерых конунгов, поскольку тех обуяла гордыня, как и тебя сейчас. Решай же немедленно, как ты поступишь» («Сага об Олаве Святом»).

Конунгу, которому пришлось пережить такое оскорбление, не позавидуешь. Но когда юрист описывает исторический прецедент подобного повиновения со стороны конунга, он, сам того не желая, характеризует отношения, существовавшие между правителем и его народом. Торгнюр дает королю Олаву Шётконунгу понять, какими людьми были его предки. Эти люди каждое лето отправлялись в походы и подчинили себе южные земли: укрепления, которые они возвели на востоке – в землях финнов, карелов, эстов и куршей, – сохранились до сих пор. Эти герои, продолжал Торгнюр, не были слишком гордыми и охотно прислушивались к советам других. Торгнюр совершенно прав, и если бы несчастный Олав Шведский пошел характером в своих предков, то он мог бы спросить совета у других людей, не опасаясь, что его заставят заключить мир против воли. К сожалению, мы ничего не знаем о предках Олава, кроме того, что сообщил нам Торгнюр; однако нам известно одно: рейды и грабежи других земель планировали вовсе не крестьяне, а сам король. Эйрик Победоносный, Бьёрн Железнобокий и другие правители Швеции, имен которых мы не знаем, приобретали в ходе этих войн богатства и честь. Крестьяне, вне всяких сомнений, получали свою долю добычи, но преимуществами территориальных приобретений, разумеется, пользовались не земледельцы, а король и его приближенные. Конунг, отправившись в поход, не забывал следить за тем, как шли дела дома, но у крестьян было столько работы по хозяйству, что они трудились все лето не покладая рук, так что, вероятно, к тому, что говорили короли, охотно и внимательно прислушивались другие люди, а не крестьяне.

Испытание силы между крестьянским защитником и королем Уппсалы стало символом в истории германской королевской власти, в котором были четко определены сила и слабость каждой стороны. Здесь, как и везде в странах Севера, инициатива короля преобладает над инициативой народа. Он возвышается, и не только в глазах одного автора хроники, как победитель, от которого исходят планы, причем в форме приказов. Да, распоряжения отдает он, но выполнение этих распоряжений зависит только от его авторитета. Если он вдруг проявит слабость, то ему не помогут ни его статус, ни королевские прерогативы. Вся его власть заключается в умении прочно держать удачу в своих руках; стоит ему лишь на мгновение ее выпустить, как люди начинают предъявлять требования: «Мы не потерпим несправедливости от тебя», и тогда король не сможет сделать ничего, что можно было бы назвать несправедливостью. Но пока планы короля претворяются в жизнь, люди будут следовать за ним, выполнять его планы, подчиняться, безо всякого сопротивления его произволу и нарушению свобод. И тогда мало что не может быть включено в список справедливых и «законных» дел.

На первый взгляд может показаться, что королевская власть почти не оказывала влияния на жизнь людей. Однако правда заключается в том, что власть короля – это институт, который не могут поколебать ни революции, ни чьи-либо происки. Человек на троне обладает властью считать себя государством; с другой стороны, он может превратить себя в беспомощную тень государства, но он не может отстраниться от самого себя. Права людей могут увеличиваться и уменьшаться, но право господствовать не умаляется, поскольку одна семья, которую представляет король или вождь, обладает удачей, имеющей характер эгрегора, и она не только сильнее и многообразнее, но и, по сути своей, кардинально отличается от всякой другой власти.

Народ может изгнать одного короля, почувствовав ослабление его энергии, его умения добиваться побед, но с самой удачей, удачей семьи, которая порождала его личное влияние, он не может поделать ничего. Люди понимают, что свергать короля очень опасно: он имеет в себе нечто особенное, чего в стране больше не найти, – удачу, в которую они верят. Эта вера укоренилась в душах людей, в тех нижних ее слоях, где лежит не только их жизненная храбрость, но и их жизненный страх. Отдельный представитель династии может уродиться слабоумным, но люди в стране все равно будут держаться за его семью.

Для того чтобы избавиться от старой династии, государство должен возглавить человек более мощной хамингьи, иначе все их силы будут потрачены впустую. И тут даже дитя может сделать больше, чем целая армия храбрых и умелых борцов. Маленькому королю Инге[36]36
  Инге I Горбатый (1135–1161) – король Норвегии.


[Закрыть] было всего два года, когда его завернули в полу плаща Тьёстольфа Масона и понесли в бой под знаменами, чтобы его видели воины, сражавшиеся за то, чтобы он стал правителем Норвегии. Удача, несомненно, была на его стороне, ибо люди, несшие его, выиграли битву; но он был еще слишком мал, чтобы вынести все испытания этого дня; с тех пор его ноги и спина постоянно болели.

Аналогичным образом королева франков Фредегонда использовала своего маленького сына Хлотаря в качестве щита от поражения. Она велела убить своего мужа Хильперика, чтобы королем стал ее сын. Но тут явился мститель, племянник Хильперика, в сопровождении многочисленных союзников. Фредегонда поставила на карту все – она нанесла по противнику удар на заре и одержала победу; но в течение всей битвы ей пришлось находиться в гуще сражающихся с маленьким Хлотарем на руках.

История норвежских королей, их многовековой конфликт со старыми вождями – херсирами – может служить хорошей иллюстрацией удачи короля. Короли Норвегии были знамениты своей властью и авторитетом. Олав Трюггвасон правил, очевидно, как самовластный деспот: он «заставил Норвегию принять христианство». Тех, кто не хотел ему подчиняться, он калечил, убивал или изгонял из страны. Когда он отправился в поход против вендов, за ним последовали вожди Норвегии и их флоты. В сагах Олава всегда изображали как человека, подчинявшего себе волю народа и его лидеров.

Как только король вторгался в страны, которые, строго говоря, не были его наследственными владениями, к нему приходили местные вожди, считая себя равными ему, и предлагали свои условия. Когда Олав Трюггвасон прибыл на Гулатинг и предложил вождям перейти на его сторону, Эльмод Старый ответил ему так: «Если ты собираешься принудить нас нарушить наш закон и заставить пытками

Инге I Горбатый (1135–1161) – король Норвегии.

подчиниться тебе, то мы будем сопротивляться этому изо всех своих сил, и пусть победа сама решит, [к кому прийти]. Но если ты сделаешь нам достойное предложение, то, быть может, мы перейдем к тебе на службу». За свою верность они запросили ни больше ни меньше чем брачный союз с королевским домом Норвегии и потребовали, чтобы король выдал свою сестру Астрид за их родственника, Эрлинга Скьяльгссона. Конунг сразу же понял, что это предложение очень почетно для него, и содействовал заключению этого брака. Вскоре он созвал тинг и провел другую встречу – с крестьянами, на которой обсудил вопрос религии. И когда Эльмод Старый и Эрлинг Скьялгссон, новый зять Олава, со всеми своими родственниками, поддержали предложение короля, «ни один человек не осмелился высказаться против, и все люди были обращены в христианство». Именно тогда Эрлинг Скьялгссон и отклонил предложение стать ярлом и произнес свои знаменитые слова: «Предки мои были херсирами. Я не хочу носить более высокого звания, чем они». Позже Олаву Святому пришлось заключить соглашение с Эрлингом; будущее показало, что это соглашение оказалось очень удачным, когда Эрлинг собрал армию и явился во главе двух тысяч человек, чтобы потребовать то, что принадлежало ему по праву («Сага об Олаве сыне Трюггви»).

Здесь мы видим испытание сил между старыми конунгами и новым сувереном объединенной страны. И там, где мелкие князья стояли на своей земле, они оказывались победителями. Люди шли за ними, слепо доверяя им, «желая лишь того, о чем они говорили», сомкнув свои ряды, ради защиты требований своих вождей и часто помогали им усидеть на троне – ибо люди делали свое дело в полной уверенности, что их вождя не покинет удача. Йомены верили в нее потому, что испытали ее силу на себе. Эти херсиры принадлежали к народу, который поколение за поколением представлял собой центр жизни в округе; их семья была удачлива и достаточно богата, чтобы принимать авантюристов-одиночек и давать им место в своей свите, чтобы они воевали с врагами. У вождей было достаточно удачи, чтобы поделиться ею с теми, кто пахал землю и пас скот. С их полей на поля соседей перетекало плодородие и богатые урожаи. В свите этих людей могли плыть, подняв все паруса, другие люди. Благодаря мощи этих родовитых людей они завоевывали другие земли, а их удача и мудрость позволяли людям жить в согласии. Херсир был не более деспотичным правителем, чем король страны; быть может, даже менее деспотичным, поскольку у него не было власти командовать людьми. Но на самом деле он имел больше власти, чем суверен. Удача его семьи вплеталась в дела других семей – в их мирные занятия и в их внутренние ссоры. Он выступал судьей в этих спорах, имея на это полное право, поскольку традиционное слово закона и его дух составляли внутреннюю силу его жизни. Он служил олицетворением социального духа, если можно так выразиться; но мы понимаем, что наша современная формулировка не способна охватить все сферы его влияния; ее следует заменить старым выражением: в нем присутствовала энергия закона. Он был объектом очень глубокой зависимости, которая коренилась в уверенности в себе тех, кто от него зависел.

Харальд Прекрасноволосый объединил Норвегию и подчинил себе местных князьков. Но полностью их уничтожить ему не удалось – на это ему и его преемникам не хватило сил. Удаче узурпаторов не удалось даже сокрушить удачу херсиров, чтобы закрепиться в самом народе. Преемникам Харальда пришлось оставить нетронутыми старые отношения между крестьянами и их вождями, так что в реальности на большей части Норвегии они правили через посредство вождей. Пока страна представляла собой собрание земель и люди сохраняли свои старые взаимоотношения с вождями, простой народ мог вступать в контакт с сувереном только с помощью вождей. Снова и снова мы встречаемся с довольно безразличным отношением простых людей к королю; это объяснялось тем, что они считали его чужим. Какое дело крестьянам до короля? Они не ощущали, что его удача движет под ними землю, в то время как удача их херсиров проявлялась в богатых урожаях.

Трудно преувеличить то чувство независимости, которое царило в областях и в людях Норвегии во времена правления Харальда и его династии до тех самых пор, когда началась великая борьба за трон. Но чем больше мы о ней говорим, тем яснее становится для нас сила такого короля, как Олав Трюггвасон. На этом фоне его победный марш через всю Норвегию и поход земли вендов с целью вернуть себе приданое своей жены приобретает истинное величие.