Текст книги "Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов"

Когда мы смотрим на других, тех, кто лучше нас и достиг большего, то довольно скоро начинаем ненавидеть собственную жизнь, потому что она не так хороша, как жизнь других. Посмотри на такого человека, как Фома Кемпийский, – ведомый любовью Христа, он написал настолько искреннюю, простую и честную книгу, какую не многие смогли создать до и после него. Или в другой области: посмотри на работы Милле или Стилера или на «Большие дубы» Жюля Дюпре. Они добились этого: «Да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного», и папа тоже такой человек; и видишь ли, лучшее, что мы можем сделать, – это зорко следить за такими [людьми] и искать в надежде найти. И верить в то, что слова папы справедливы, что Господь слышит и внемлет тому, кто молит Его: «Господи, я бы очень хотел быть усердным».

Желаю тебе сегодня хорошо провести воскресенье, как бы мне хотелось быть с тобой. Дядя Ян уехал в Харлем, так что этим вечером я буду один, но мне предстоит чрезвычайно многое сделать. Ты меня очень порадовал этим изданием об Эд. Фрере. Работая у Гупиля, я однажды сам его видел, в нем есть что-то очень незамысловатое. «Наконец он победил», – написано в его биографии, и да случится это в один день и с нами, это может произойти, и будет правильно, если мы станем повторять: «Я не отчаиваюсь».

Человек не может получить все сразу, и многие, кто достиг в чем-то большого успеха, прошли долгую, сложную подготовку, ставшую камнем, на котором был построен их дом.

Человек порочен по своей природе, в лучшем случае он – вор, однако он может, при Божьем наставлении и благословении, стать чем-нибудь ценным; так для Павла наступил день, когда он с откровенностью и верой смог сказать Ироду: «Молил бы я Бога, чтобы не только ты, но и все слушающие меня сегодня сделались такими, как я, кроме этих уз».

Благодарю за то, что ты пишешь о литографиях. Еще кое-что: ты послал также две парные [гравюры] «Христос Утешитель» и этим очень порадовал меня.

Было бы славно, если бы у тебя появилась та карта Шотландии, тогда у тебя было бы три вещи из того атласа, а пословица говорит: Бог любит троицу. Поэтому рассчитывай на то, что ты ее получишь, и ни в коем случае не покупай ее сам: я сначала хотел послать тебе ту, что сейчас отправляется к Гледуэлу, – я вижу свою обязанность в том, чтобы время от времени давать ему о себе знать; надеюсь, что на Рождество он сможет поехать в Льюишем. Тебе известна та картина Кейпа здесь в музее: традиционная голландская семья? Когда он ее увидел, то надолго остановился и стал рассматривать, а потом рассказал о the house built on the rock[53]53
  Доме, основанном на камне (англ.).


[Закрыть] и о своем доме в Льюишеме. У меня есть свои воспоминания о доме его отца, и мне будет непросто это забыть. Под этой крышей живет много сильной и великой любви, и ее огонь все еще горит в нем, ибо не умерла она, но спит.

Сейчас я должен поторапливаться, потому что мне нужно приступать к работе. По всей вероятности, на следующей неделе я приеду в Гаагу, возможно в четверг или позже, мне нужно убедиться, что это никак не помешает моим занятиям. Из Гааги я надеюсь отправиться в Дордрехт, и, если у тебя получится уехать еще в субботу вечером, мы встретимся там на вокзале.

Я остановлюсь у Рооса на два дня: раз я все равно еду в Гаагу, будет неплохо задержаться подольше и навестить кого-нибудь.

В каком-то смысле жаль, что Мауве переезжает, я надеюсь, что мы вместе еще побываем у него, как в тот вечер прошлой весной, это было довольно мило.

Позаботься о том, чтобы мой визит не доставил Роосам особых хлопот: если я не смогу у них переночевать, ты, не спрашивая их, узнаешь об этом и напишешь мне, а я буду иметь это в виду; если же это будет возможно, сообщи ему [о моем приезде] за день до этого.

Я желаю тебе всего наилучшего и благословения в труде. У тебя будет много работы, но, вообще-то, следует быть благодарным за занятость и сложности и все подобные вещи больше, чем за что-либо иное, потому что именно благодаря такой длительной подготовке мы развиваемся. Всем сердцем надеюсь, что в субботу ты сможешь приехать, потому что дома хотят, чтобы мы в воскресенье перед Рождеством уже были в Эттене. Итак, до свидания; если я больше ничего от тебя не услышу, то приеду в четверг или пятницу, 20 или 21 декабря.

Я опять повесил «Анну Бретонскую» – ту страницу из «Курса рисунка»; да, человек по своей натуре порочен, в лучшем случае он – вор, но в ходе жизненной борьбы он может стать более достойным существом; более достойное существо – эти слова пришли мне на ум, когда я долго стоял и смотрел на выражение лица Анны Бретонской, дочери короля, то выражение, которое заставляет также вспомнить слова: «one of Sorrows and acquainted with grief; sorrowful yet always rejoicing»[54]54
  «Муж скорбей и изведавший болезни; нас огорчают, а мы всегда радуемся» (англ.).


[Закрыть].

Прощай, кланяйся всем твоим домашним от меня и верь мне.

Твой крепко любящий брат Винсент

143 (121). Тео Ван Гогу. Амстердам, среда, 3 апреля 1878

Амстердам, 3 апреля 1878

Я вновь думал о том, что мы с тобой обсуждали, и невольно вспомнились слова: «Nous sommes aujourd’hui ce que nous étions hier»[55]55
  «Мы сегодня такие же, какими были вчера» (фр.).


[Закрыть]. Это не означает, что мы должны остановиться и не пытаться развиваться, – наоборот, это должно стать поводом для действия и поисков.

Но чтобы сохранить верность этим словам, нельзя отступать, и если человек начал смотреть на вещи незамутненным и доверчивым взглядом, то невозможно отказаться от этого или уклониться.

Те, кто сказал: «Nous sommes aujourd’hui ce que nous étions hier», – были honnêtes hommes[56]56
  Порядочными людьми (фр.).


[Закрыть], что видно по созданной ими конституции, которая останется на все времена и о которой было сказано, что она написана божественным лучом и огненным перстом. Хорошо быть «honnêtes hommes» и прилагать все усилия, чтобы быть лучше – и частично, и целиком, и, если ты веришь, что следует быть «homme intérieur et spirituel»[57]57
  «Углубленным в себя, одухотворенным человеком» (фр.).


[Закрыть], ты на правильном пути.

Если быть уверенным, что принадлежишь к их числу, можно спокойно и неторопливо продолжать свой путь, не сомневаясь в хорошем исходе. Некогда один человек пришел в церковь и спросил: «Может ли статься, что мое рвение меня подвело, что я выбрал неверный путь и все время поступал неправильно, ах, если бы я только мог избавиться от сомнений и быть полностью уверен, что одержу победу и добьюсь успеха». И тогда ответил ему голос: «А если бы ты знал наверняка, что бы ты сделал? Поступай так, будто знаешь точно, и не будешь постыжен». Тогда человек продолжил свой путь – не неверующим, а верующим – и вернулся к своей работе, не испытывая сомнений и не колеблясь.

Что касается стремления стать homme intérieur et spirituel, разве невозможно в себе развить эти качества с помощью знания истории в целом и отдельных личностей всех времен в частности: от библейской истории до истории революции, от «Одиссеи» до книг Диккенса и Мишле? И разве невозможно почерпнуть что-нибудь из произведений таких [мастеров], как Рембрандт, или из «Сорной травы» Бретона, «Часов дня» Милле, «Предобеденной молитвы» де Гру или Бриона, из «Новобранца» де Гру (или, например, Консьянса) или из его «Аптекаря», из «Больших дубов» Дюпре или даже из мельниц и песчаных равнин Мишеля?

Именно благодаря упорству и постоянству в подобных мыслях и вещах ты впитываешь правильную закваску – «нас огорчают, а мы всегда радуемся», – и это станет очевидным, когда придет время собирать урожай нашей жизни, плоды трудов праведных.

Божественный луч не всегда освещает нас, иногда он скрывается за облаками, а без этого света человек не может жить, он ничего не стоит и не способен сделать ничего хорошего, и тот, кто утверждает, что жизнь без веры в этот высший свет возможна, и не пытается найти его, будет разочарован.

Мы с тобой довольно долго говорили о том, что означает для нас долг и как нам добиться чего-то стоящего, и сразу пришли к выводу, что наша главная цель – получить определенную должность и профессию, которой бы мы могли посвятить себя целиком.

Полагаю, мы единодушны в том, что в первую очередь следует обращать внимание на итог и что победа, одержанная после целой жизни труда и борьбы, ценнее той, что достигается быстрее.

Тот, кто живет честно и, испытав настоящие трудности и разочарования, остается не сломлен, более ценен, чем тот, кому везет и кто не знает ничего, кроме относительной удачи. Ибо в ком отчетливо проявляется нечто более высокое? В том, к кому относятся слова: «Laboureurs votre vie est triste, laboureurs vous souffrez dans la vie, laboureurs vous êtes bienheureux»[58]58
  «Труженики, ваша жизнь печальна, труженики, ваша жизнь наполнена страданиями, труженики, вы благословенны» (фр.).


[Закрыть], – в том, в ком есть признаки того, что он «toute une vie de lutte et de travail soutenu sans fléchir jamais»[59]59
  «Выдержал целую жизнь, полную борьбы и труда, не сдаваясь» (фр.).


[Закрыть]. Следует пытаться стать такими.

Так что мы продолжаем наш путь, «undefessi favente Deo»[60]60
  «Неутомимые по милости Божьей» (искаж. лат.).


[Закрыть].

Что до меня, я хочу стать хорошим проповедником, который сможет сказать что-нибудь путное и принести пользу в этом мире, и, возможно, все же хорошо, что моя подготовка продлится довольно долго и я смогу твердо укрепиться в своих убеждениях прежде, чем буду призван говорить об этом с другими. Будет благоразумно собрать много того, что принесет пользу людям, прежде чем приступать к работе.

Давай продолжим в тиши все испытывать и хорошего держаться, всегда стараясь узнать больше полезного и приобретая новый опыт.

Слабо-волие полезно, если пишется в два слова: слабость есть в каждом человеке, у каждого есть причина для этого, но при этом человек должен обладать волей, и чем она сильнее, тем лучше, и прав тот, кто никогда не отчаивается.

Если мы хотя бы попытаемся жить честно, все у нас будет хорошо, даже если мы неизбежно столкнемся с настоящим горем и разочарованием и, вероятно, совершим серьезные ошибки и проступки, но справедливо сказано, что лучше быть тем, кто пламенеет духом, пусть и совершая больше ошибок, чем тем, кто ограничен и слишком осторожен. Любить как можно больше – это правильно, потому что в этом заключается настоящая сила, и тот, кто многое любит, многое делает и многое способен вынести, а то, что делается с любовью, делается хорошо. Если тебя взволновало то или иное произведение, взять хотя бы «Ласточку», «Жаворонка», «Соловья», «Осенние надежды», «Я вижу некую даму», «Люблю этот маленький странный город» Мишле, это происходит потому, что оно было написано от самого сердца, в простоте и нищенстве духа.

Лучше быть немногословным, выбирая такие слова, которые будут иметь смысл, чем произносить длинные речи, наполненные пустыми звуками, которые легко говорятся, потому что не имеют никакого смысла.

Любовь – лучшая и благороднейшая вещь в человеческом сердце, в особенности когда она проверяется жизнью, как золото проверяется огнем, счастлив и уверен в себе тот, кто много любил, пусть он колебался или сомневался, но если он сохранил божественное пламя и вернулся к тому, каким был в начале, то и не умрет вовек. Если человек постоянно любит то, что заслуживает любви, и не растрачивает свою любовь на совершенно незначительные, ничтожные и бездушные вещи, он постепенно становится более проницательным и сильным. Чем раньше человек станет искусным в той или иной должности и специальности и выберет относительно самостоятельный образ мыслей и действий, чем больше будет придерживаться четких правил, тем скорее он приобретет сильный характер и избежит духовной ограниченности.

Будет мудро придерживаться этого, ибо жизнь очень коротка, а время быстротечно. Если человек преуспел в чем-то и хорошо разбирается в каком-то деле, у него одновременно появляются понимание и знания во многих других областях.

Иногда полезно чаще бывать на людях и общаться с ними, и порой мы даже обязаны и призваны это делать, или это может быть способом «de se jeter dans le travail sans arrière pensée et de toutes ses forces»[61]61
  Со всем рвением и без остатка окунуться в работу (фр.).


[Закрыть], но тот, кто предпочитает работать в тишине и чей круг друзей ограничен, крайне осторожно относится к людям и миру. Никогда не стоит верить в то, что человек преодолеет свой путь без труда, забот или препятствий, не стоит и облегчать себе жизнь. И даже в самом просвещенном обществе, в лучшем окружении, при лучших обстоятельствах человек должен сохранять нечто от изначальной природы Робинзона Крузо или первобытного человека, ибо иначе в нем не будет корня, а огонь в его душе никогда не должен затухать, этот огонь следует поддерживать, он всегда может пригодиться. И тот, кто нищенствует, и тот, кто любит, обладает огромным богатством и станет все отчетливее слышать голос совести. Тот, кто слышит этот голос, лучший подарок Господа, и следует ему, в итоге обретет друга и никогда не будет одинок.

Счастлив тот, кто верует в Бога, потому что он, хоть и не без труда и горя, преодолеет все сложности жизни. Нет ничего лучшего, чем во всех обстоятельствах, везде и всегда сохранять мысль о Боге и пытаться почерпнуть больше знаний о нем как из Библии, так и из иных источников. Правильно верить в то, что во всем присутствует чудо, что все лучше, чем человек способен представить, потому что это правда; хорошо оставаться чувствительным и кротким и смиренным сердцем, хотя зачастую подобные чувства приходится скрывать, потому что этого требуют обстоятельства; хорошо разбираться в тех вещах, которые утаены от мудрых и разумных мира, но от природы открыты бедным и простым, женщинам и младенцам. Ибо разве можно познать нечто лучшее, чем то, что Бог от природы вложил в человеческую душу, то, что в основании каждой души живет и любит, надеется и верит, если только не уничтожается злонамеренно? Человек испытывает потребность по меньшей мере в бесконечном и удивительном, и будет правильно, если он не станет довольствоваться чем-то меньшим и не успокоится, пока не получит желаемого.

Это откровение, которое высказано в работах всех великих мужей: всех тех, кто заходил немного дальше в своих размышлениях, искал чего-то большего, усерднее трудился и больше любил, чем остальные, – всех тех, кто пускался в плавание по глубинам житейского моря. Чтобы поймать что-нибудь, мы должны заплыть на глубину, и если, проработав ночь напролет, мы ничего не поймаем, будет правильно не сдаваться и на заре еще раз закинуть сети свои для лова.

Давай же попросту – каждый в своей манере – спокойно следовать свету «sursum corda»[62]62
  Вознесем сердца (лат.).


[Закрыть], зная, что мы – такие же, как остальные, а остальные – такие же, как мы, и что хорошо иметь любовь между собою, любовь лучшего вида, которая всему верит и всего надеется, и все переносит, и никогда не перестает.

И не слишком расстраиваться из-за своих изъянов, ибо их отсутствие все же является недостатком, и тот, кто считает себя совершенным мудрецом, должен начать все сначала и стать безумным.

Nous sommes aujourd’hui ce que nous étions hier, а именно «honnêtes hommes», которые должны пройти испытание огнем жизни, чтобы обрести еще бо́льшую внутреннюю силу и утвердиться в том, кем они являются, Божьей милостью, от природы.

Пусть и с нами так будет, мой мальчик, я желаю тебе хорошей дороги, и да сопутствует тебе во всем Господь, и пусть тебе удастся то, что я пожелал, крепко пожав твою руку перед отъездом.

Твой крепко любящий брат Винсент

В комнатушке воскресной школы на [ул. ] Барндестеег очень слабый огонек, я позабочусь, чтобы он горел, не угасая; кстати, если я не стану этого делать, то не думаю, что Адлер – такой человек, который даст ему потухнуть.

Боринаж и Брюссель
ок. 13 ноября 1878 – 2 апреля 1881

В июле 1878 года Винсент в сопровождении отца и преподобного Слейд-Джонса направляется в Брюссель, чтобы обсудить возможность его поступления в колледж евангелистов. После испытательного срока в три месяца, на которые он направлен работать в Лакен, он получает отказ.

В декабре 1878 года в поисках работы евангелистом Винсент едет в Боринаж, угледобывающий регион Бельгии. В середине января 1879 года на шесть месяцев его приглашают проповедником в церковь небольшого поселка Вам, где в его обязанности входят также чтение Библии, обучение детей и посещение больных. По окончании контракта он переезжает в соседний поселок Кюем.

В Боринаже, который кажется Винсенту очень живописным, он все чаще делает зарисовки пейзажа и бытовых сценок, в том числе и в письмах.

После визита Тео, навестившего Винсента в Боринаже, отношения между братьями охлаждаются, в результате чего их переписка прекращается почти на год. Напряженными становятся отношения Винсента и с родителями: за время, проведенное в Боринаже, он всего дважды навещает родительский дом, в том числе и из-за опасений, что родные, обеспокоенные поведением сына, планируют поместить его в психиатрическую лечебницу в Геле, в Бельгии.

Тео, напротив, сумев значительно продвинуться по карьерной лестнице, в ноябре 1879 года занимает хорошую должность в центральном филиале «Гупиль и К^о» в Париже. В марте 1880 года, когда Винсент уже прервал молчание и возобновил переписку с братом, Тео впервые выслал ему деньги. Поскольку Винсент стал все больше времени посвящать рисованию, Тео начал убеждать брата попробовать себя на художественном поприще.

Винсент решает стать иллюстратором и посвящает все свое время рисованию, а в октябре 1880 года он едет в Брюссель, где по совету художника Виллема Рулофса, к которому направил его Тео, поступает в Художественную академию на курс рисования антиков. Впрочем, уже через месяц он бросает академию. В это время Винсент знакомится с молодым художником Антоном ван Раппардом, который на некоторое время становится его близким другом и постоянным корреспондентом.

148 (126). Тео Ван Гогу. Лакен, среда, 13, или около этой даты, и пятница, 15 или суббота, 16 ноября 1878

Лакен, ноябрь 1878

Дорогой Тео,

вечером того дня, который мы провели вместе и который для меня пролетел в мгновение ока, я все же хочу тебе написать. Я был невероятно рад увидеть тебя вновь и говорить с тобой, и это счастье, что такой день, который проходит так быстро, и радость, которая длится так недолго, все же остаются в нашей памяти и что эти воспоминания остаются навсегда. Когда мы простились, я пошел назад, но не самой короткой дорогой, а по бечевнику Треквег. Там находятся всевозможные мастерские, и вечером они выглядят красиво, особенно когда включен свет, и, если мы только захотим, мы сможем услышать, как [они] будто говорят нам, тем, кто также является рабочими и тружениками, каждый в той отрасли и в том деле, к которым был призван: «Делай дела, доколе есть день, приходит ночь, когда никто не может делать», – и они напоминают нам, что́ Отец Мой доныне делает и мы тоже должны делать.

Это были как раз те минуты, когда уличные уборщики возвращались домой со своими телегами, запряженными старыми белыми лошадьми, вереница этих повозок стояла у так называемой Грязевой службы в начале улицы Треквег. Некоторые из старых белых лошадей напоминают одну старую акватинту, которая тебе, возможно, знакома: эта гравюра не имеет особой художественной ценности, но все же тронула меня и запомнилась. Я имею в виду последнюю гравюру в серии «Жизнь лошади». На ней изображена старая белая лошадь, худая, истощенная и до смерти изнуренная долгой жизнью, полной тяжелого труда и продолжительной и сложной работы. Бедное животное стоит неподвижно, неописуемо одинокое, покинутое, на равнине растет скудная сухая трава, то здесь, то там искривленные деревья, согнутые и надломленные бурей. На земле лежит череп, а вдалеке, на заднем плане, виднеется блеклый скелет коня, и он лежит рядом с хижиной человека, который занимается убоем лошадей.

Над всем этим простирается грозовое небо; день суровый и холодный, погода пасмурная и серая. Это печальная, глубоко меланхоличная сцена, способная тронуть каждого, кто знает и чувствует, что и мы пройдем через то, что называется смертью, и что в конце жизни будут слезы или седые волосы. Что лежит за этими пределами – большая тайна, известная лишь Богу, который словом Своим открыл нам неопровержимую истину, что мертвые воскреснут.

Бедная лошадь, старая верная помощница, терпеливо и покорно стоит в ожидании своего последнего часа, но все же у нее мужественный и решительный вид, как у старого гвардейца, который говорит: «Гвардия умирает, но не сдается». Я невольно вспомнил эту гравюру, когда сегодня вечером увидел лошадей с мусорными повозками. А теперь о самих извозчиках: мне показалось, что в своих грязных, неопрятных одеждах они чуть ли не глубже погрузились в нищету и укоренились в ней, чем тот длинный ряд или, вернее, группа бедняков, которых изобразил де Гру на своей «Скамье бедных». Напиши, знакома ли тебе упомянутая гравюра? Хотел бы я однажды прочитать проповедь тем людям в мусорных повозках, если бы они только согласились прийти и сесть на скамью для бедных и если бы поняли, что им полезно прийти и послушать о Евангелии, а также об участи нищих и Господа, их Хранителя и их сени с правой руки их. Видишь ли, это всегда поразительно, в этом есть нечто особенное, когда перед твоими глазами предстает картина невыразимого и неописуемого отчаяния, одиночества, бедности и нужды, конец вещей или их предел, – тогда в твоем сознании появляется мысль о Боге. По крайней мере, в моем случае это так, и разве сам папа не говорил: «Больше всего мне нравится проповедовать на кладбище, потому что мы все там на равных – мы не только равны, но и чувствуем себя равными, а в другом месте не всегда это ощущаем»?

Я рад, что мы вместе увидели музей и в особенности работы де Гру и Лейса и много других замечательных картин, как, например, тот пейзаж Кооземанса. Мне очень понравились две гравюры, которые ты мне там подарил, но тебе все же стоило принять от меня в подарок тот маленький офорт «Три мельницы». А ты все оплатил сам, целиком и полностью, даже не половину, как я хотел, – тем не менее сохрани эту вещь в своем альбоме, потому что она замечательная, хоть и не очень хорошо выполнена, по незнанию я бы скорее приписал ее Брейгелю Мужицкому, чем Бархатному. Прилагаю к письму тот самый набросок «Au charbonnage»[63]63
  Название кафе. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Мне бы хотелось сделать черновые наброски многочисленных вещей, которые встречаются по дороге, но, учитывая, что я в этом не преуспею и это легко отвлечет меня от моей основной работы, будет лучше, если я даже не стану начинать. Придя домой, я начал работать над проповедью о «бесплодной смоковнице», [Евангелие] от Луки XIII: 6–9.

Я искренне надеюсь, что ты славно проведешь дни дома и останешься там на воскресенье и что в Принсенхаге тоже все хорошо.

Рисунок из письма 148

По приезде домой, в Гаагу, черкни побыстрее словечко, если найдешь время, и передавай горячий привет Роосам.

Этот набросок с изображением [кафе] «Au charbonnage» в действительности ничего собой не представляет. Но почему я невольно сделал его? Потому что мне встречается очень много таких людей, работающих на шахте, и воистину это особый народ. Строение находится недалеко от Треквега, на самом деле это маленькая забегаловка рядом с большой шахтой, куда рабочие заходят в обеденный перерыв, чтобы съесть кусок хлеба и выпить кружечку пива.

Еще будучи в Англии, я пытался устроиться на угольные шахты, проповедником для рабочих: тогда от меня просто отмахнулись, сказав, что [для этого] мне должно быть как минимум 25 лет. Тебе наверняка известно, что одно из главных положений или истин не только Евангелия, но и Библии в целом – это «Свет, который зарождается в темноте». От тьмы к свету. Но кто действительно стремится к нему, кто чувствителен к этому? Опыт показывает, что те, кто работает в темноте, в сердце земли, в том числе шахтеры в черных каменных шахтах, очень восприимчивы к слову Евангелия и верят в него. И вот на юге Бельгии, в Геннегау, между Монсом и границей с Францией, есть место под названием Боринаж, где живет особый народ, который работает на многочисленных угольных шахтах. Это и прочие сведения о них я почерпнул в одной книге по географии:

Les Borins (habitants du Borinage, pays au couchant de Mons) ne s’occupent que de l’extraction du charbon. C’est un spectacle imposant que celui de ces mines de houille ouvertes à 300 mètres sous terre, et où descend journellement une population ouvrière digne de nos égards et de nos sympathies. Le houilleur est un type particulier au Borinage; pour lui le jour n’existe pas, et sauf le Dimanche, il ne jouit guère des rayons du soleil. Il travaille peniblement à la lueur d’une lampe dont la clarté est pâle et blafarde, dans une galerie étroite, le corps plié en deux, et parfois obligé de ramper; il travaille pour arracher des entrailles de la terre cette substance minérale dont nous connaissons la grande utilité, il travaille enfin au milieu de mille dangers sans cesse renaissants mais le porion Belge a un caractère heureux, il est habitué à ce genre de vie, et quand il se rend dans la fosse, le chapeau surmonté d’une petite lampe destinée à le guider dans les tenèbres, il se fie à son Dieu Qui voit son labeur et Qui le protège, lui, sa femme et ses enfants. Ses vêtements se composent d’un chapeau de cuir bouilli, d’une veste et d’un pantalon de toile[64]64
  Борены (обитатели Боринажа, области к западу от Монса) занимаются только добычей угля, и ничем другим. Это впечатляющее зрелище – угольные шахты, которые уходят под землю на 300 метров и куда каждодневно спускается рабочий люд, достойный нашего уважения и нашей симпатии. Угольщик Боринажа – своеобразный тип; для него не существует дня, он радуется солнцу только по воскресеньям. Он упорно трудится при слабом, бледном свете лампы, в узком проходе, согнувшись пополам, порой вынужденный ползти; он трудится, чтобы извлечь из чрева земли минеральное вещество, о пользе которого всем нам известно, он трудится, наконец, окруженный тысячью опасностей, которые никогда не отступают, – но у бельгийского горняка превосходный характер, он привычен к такой жизни, и, оказываясь в колодце шахты, с небольшой лампой на шляпе, чтобы находить путь во тьме, он полагается на Господа, Который видит его труды и оберегает его вместе с женой и детьми. Его одежда – шляпа из вареной кожи, куртка и холщовые штаны (фр.).


[Закрыть].

Итак, Боринаж расположен к югу от Лессина, где находятся каменоломни.

Я мечтал отправиться туда в качестве проповедника. Трехмесячный испытательный срок, установленный господами де Йонге и преподобным Питерсеном, уже истекает. Павел провел три года в Аравии перед тем, как стал проповедником и начал совершать свои великие миссионерские путешествия. Если бы я года три поработал в подобном месте, в глуши, учась и наблюдая, то, вернувшись оттуда, был бы способен поведать миру то, что поистине стоило бы услышать; говорю это со всей скромностью и все же откровенно. Если Господу будет угодно и жив буду, я закончу [подготовку] лет в тридцать и тогда стану более искусным в своем ремесле и лучше подготовленным к этой работе, чем сейчас. Я пишу тебе об этом еще раз, хотя мы уже об этом говорили. В Боринаже существуют всевозможные маленькие протестантские общины, кроме того, разумеется, там есть школы, я молю Бога, чтобы Он направил меня в такое место, где я мог бы служить проповедником, так, как мы обсуждали, – неся Евангелие беднякам, то есть тем, кто нуждается в этом и кому это так хорошо подходит, – и в будние дни посвящая свое время образованию.

Ты наверняка бывал в Сен-Жиле. Однажды я тоже совершил прогулку оттуда до l’ancienne barrière[65]65
  Старая застава (фр.).


[Закрыть]. Там, где берет свое начало дорога в Мон-Сен-Жан, есть еще одна: в Альсенберг. Справа – кладбище Сен-Жиля, поросшее кедрами и плющом, и оттуда можно с высоты смотреть на город. Если пойти дальше, то придешь в Форест. Там очень живописная местность, на возвышенностях стоят старые дома, как те хибары в дюнах, которые рисовал Босбоом. Там же можно наблюдать за работающими в поле крестьянами: как они сеют зерно, собирают картофель, моют репу, и все – вплоть до сбора валежника – очень красочно и очень напоминает Монмартр.

Там есть старые постройки, поросшие плющом или диким виноградом, и уютные постоялые дворы, среди подмеченных мной строений – дом горчичного фабриканта, некоего Веркиссена. Его владения отлично подошли бы, например, для картин Тейса Мариса. Повсюду виднеются камни, а значит, есть и небольшие каменоломни, куда ведут между холмов дороги с глубокими колеями от повозок, – на них можно увидеть маленьких белых лошадей с красными кисточками [в упряжи] и извозчиков в синих кителях, здесь же и пастух, и одетые в черное старухи в белых чепцах, которые напоминают [картины] де Гру. Есть здесь такие места – как, впрочем, и везде, слава Господу, – где ты чувствуешь себя дома сильнее, чем где бы то ни было, где тебя настигает особое, давнее чувство тоски по родине, в котором есть некая горькая ностальгия, но все же она укрепляет и пробуждает дух в нас и – мы сами не знаем как и почему – дает нам новые силы и желание работать, наполняет нас бодростью. В тот день я прошел пешком еще дальше, за Форест, и свернул на боковую дорогу, ведущую к старой церкви, поросшей плющом. Я видел там очень много сросшихся лип и, если можно так выразиться, больше готики, чем мы видели в парке, а на склонах над дорогой, которая вела к кладбищу, виднелись изогнутые кусты и корни деревьев, такие же причудливые, какими их изобразил Альбрехт Дюрер на гравюре «Рыцарь, Смерть и дьявол». Тебе попадалась картина Карло Дольчи «Гефсиманский сад» или, вернее, ее фотография? В ней есть что-то от Рембрандта, я видел ее на днях. Тебе наверняка известна масштабная, выполненная грубыми штрихами, гравюра Рембрандта, которая дополняет другую – «Чтение Библии», с двумя женщинами и колыбелью. Когда ты сказал мне, что знаешь картину папаши Коро на тот же сюжет, она вновь возникла в моей памяти, я видел ее на выставке его работ вскоре после его кончины, и она меня глубоко поразила.

Как же много прекрасного в искусстве! Тот, кто сможет запомнить все увиденное, уже никогда не будет пустым или по-настоящему одиноким человеком, он никогда не останется один.

До свидания, Тео, крепко жму твою руку в мыслях, будь здоров, будь успешен в работе, и пусть тебе встретится много хороших вещей на твоем жизненном пути, тех, что остаются в наших воспоминаниях и обогащают нас, хоть мы и нищи. Если увидишь Борхерса, будь так добр, передай ему, что я покорно благодарю его за недавнее письмо. Если будешь у Мауве, кланяйся ему от меня и верь мне.

Твой любящий брат Винсент

Я задержался с отправкой этого письма на пару дней. 15 ноября позади, так что трехмесячный срок истек. Поговорил с преподобным де Йонге и директором Бокмой: они сказали, что мне нельзя посещать школу на тех условиях, которые они предоставляют коренным фламандцам, я смогу в крайнем случае бесплатно присутствовать на уроках, но это будет моя единственная привилегия; поэтому, чтобы остаться на долгий срок, мне понадобится больше денежных средств, чем есть сейчас, а их у меня нет совсем. Так что, возможно, вскорости я попробую осуществить планы насчет Боринажа. Покинув большой город, будет сложно вернуться назад. Мне было бы непросто жить без веры в Него и стародавней надежды на Него, а без них можно потерять и присутствие духа.

151 (129). Тео Ван Гогу. Вам, между вторником, 1 и средой, 16 апреля 1879

Вам, апрель 1879

Дорогой Тео,

пришло для тебя время вновь получить весточку от меня; из дому мне написали, что ты пару дней провел в Эттене и что ты совершил поездку по делам фирмы. От всего сердца надеюсь, что твое путешествие было приятным.

В эти дни ты, должно быть, время от времени наведываешься в дюны и в Схевенинген. Здесь весной в сельской местности тоже красиво: то тут, то там встречаются поселения в окружении холмов, из-за этого кажется, что находишься в дюнах.