Текст книги "Сто великих речей"

Речь Демулена (1789)

12 июля 1789 г. французский адвокат, журналист Камиль Демулен (1760–1794) произнес короткую речь «К оружию!», которая подвигла парижан восстать против правительства, абсолютной монархии и старого порядка. Захват крепости-тюрьмы Бастилии 14 августа положил начало Великой французской буржуазной революции (1789–1794). Призыв Демулена де-факто ознаменовал рождение современного капиталистического мира.

За 13 лет до восстания парижан, 4 июля 1776 г. представители 13 британских колоний приняли Декларацию независимости, автором которой признан американский политический деятель, впоследствии третий президент США Т. Джефферсон. В Декларации осуждалась тирания короля Георга III и провозглашалось право всех людей на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Поскольку «для обеспечения этих прав людьми учреждены правительства, пользующиеся своей властью с согласия управляемых, – говорилось в Декларации, – что если какое-либо правительство препятствует достижению этих целей, то народ имеет право изменить или уничтожить его и учредить новое правительство на таких основаниях и началах, организуя его власть в таких формах, которые лучше всего должны обеспечить его безопасность и счастье… Когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно преследующих ту же цель, обнаруживает стремление подчинить их полному деспотизму, то это их право, то это их долг – свергнуть такое правительство и установить новые гарантии ограждения их будущей безопасности».

Французы с лёту переняли эту важнейшую идею, т. к. сами фактически участвовали в её выработке, воюя на стороне американцев за независимость против Великобритании. Историки усматривают в этом одну из основных причин и Французской революции. Французам были близки идеи прав человека, поскольку они перекликались с главными постулатами эпохи Просвещения. Естественно, был знаком с Декларацией независимости и Демулен, как адвокат и блестящий журналист.

Предреволюционный кризис во Франции был обусловлен торгово-промышленным спадом, крахом финансовой системы, недееспособностью власти, неурожаем 1788 г. и вызванным им голодом, обнищанием масс при неуёмно растущей расточительности элиты – королевского двора и аристократии, при их многочисленных злоупотреблениях и коррупции. Для разрешения кризиса летом 1788 г. король назначил генеральным директором финансов известного своей честностью и протекционизмом женевского финансиста Жака Неккера, с которым беднота связывала улучшение продовольственного снабжения населения, а представители третьего сословия (буржуа) – возможность предотвращения банкротства государства и недопущения гражданской войны. Однако Неккер не успел провести реформы – уже 11 июля 1789 г. Людовик XVI заменил его бароном Л.-О. де Бретейлем, поборником абсолютизма, готовым скорее «сжечь Париж», чем уступить требованиям толпы облегчить её жизнь.

Париж узнал об отставке Неккера в воскресенье 12 июля. Народ (в основном санкюлоты – парижская беднота) высыпал на улицы. Носили бюсты Неккера, орали, словно звали вождя. Таковой объявился – в Пале-Рояле (это площадь, дворец и парк, расположенные в Париже напротив северного крыла Лувра), в эпицентре волнения парижан. «В этот момент молодой человек залезает на стол, кричит: «К оружию!», выхватывает шпагу, потрясает пистолетом и показывает собравшимся зеленую кокарду. Толпа, которая смотрела и слушала в молчании, наэлектризованная его отвагой, внезапно разражается громкими криками. Все возбуждаются, воодушевляются, и в одно мгновение тысячи людей срывают листья с деревьев, прикрепляют их вместо кокарды и дают тем самым сигнал к восстанию во всех кварталах города…» (Moniteur, 17–20 juillet 1789).

Молодым человеком оказался 29-летний журналист, до того мало кому известный, Камиль Демулен. Оратор был неказист, некрасноречив, имел слабый голос. Но его клич услышали все. И тут же признали вождем. Уже через час «К оружию!» гремело по всему городу.

На другой день были созданы Постоянный комитет, возглавивший восстание, и Национальная гвардия. 14 июля пала Бастилия. Великая французская революция набирала обороты. 26 августа Национальным учредительным собранием была принята Декларация прав человека и гражданина, определявшая индивидуальные права человека…

Сегодня многие специалисты сходятся на том, что, не брось Демулен свой клич, и история Франции могла бы пойти по-другому. К чему же призывал будущий правый якобинец? Вот свидетельство самого Камиля – из его письма отцу:

«В воскресенье весь Париж поражен отставкой Неккера; как я ни старался воспламенить умы, ни один человек не захотел взяться за оружие. Я присоединяюсь к ним; люди видят мое рвение; меня окружают; меня заставляют подняться на стол; в течение одной минуты вокруг меня собралось шесть тысяч человек. «Граждане, – говорю я тогда, – вы знаете, что нация требовала сохранить Неккера и поставить ему памятник; его прогнали! Можно ли оскорбить вас сильней? После такой проделки они решатся на все, быть может, уже в эту ночь они проектируют или даже уже организуют Варфоломеевскую ночь для патриотов». Я почти задыхался от того множества мыслей, которые обрушились на меня, я говорил совершенно беспорядочно. «К оружию, – говорил я, – к оружию! Все наденем на себя зеленый цвет, цвет надежды». Я припоминаю, что я закончил словами: «Подлая полиция здесь. Прекрасно! Пусть она как следует разглядит меня, наблюдает за мной, да, это я, я призываю своих братьев к свободе». И поднимая пистолет, я воскликнул: «По крайней мере, живым я им не дамся в руки, и я сумею умереть со славой; меня может поразить только одно несчастье: что я должен буду увидеть, как Франция становится рабыней». Затем я сошел, меня обнимали, почти задушили ласками. «Друг, – говорили они мне все, – мы образуем вокруг вас стражу, мы не оставим вас, мы пойдем туда, куда пойдете вы». Я сказал, что не хочу быть начальником, я не хочу ничего другого, как быть солдатом отечества. Я взял зеленую ленту и первым прикрепил ее к своей шляпе. С какой быстротой распространился огонь! Слухи об этом восстании проникли в лагерь… Ярость воспламеняется. Теперь в Париже слышен один только клич: «К оружию!»

Камиль Демулен выступает перед толпой восставших. Гравюра конца XVIII в.

P.S. «Джефферсон, написав о праве и обязанности народа свергать деспотическое правительство, тем самым обосновал права американских колоний восстать против Великобритании. Демулен же впервые в истории в своей речи от 12 июля 1789 г. опирался на эту идею как на руководство к действию. По этой причине мы можем рассматривать эту его речь как самую революционную речь в мировой истории. Все остальные революционеры были уже продолжателями речи Демулена» (В.Н. Ерёмин).

Речь Дантона в Законодательном собрании (2 сентября 1792 г.)

2 сентября 1792 г. французский революционер, видный политический деятель и трибун, министр юстиции Жорж Жак Дантон (1759–1794) произнес на заседании Законодательного собрания знаменитую речь с призывом к французам спасать Отечество.

«Природа наделила меня атлетическими формами и лицом, суровым, как свобода. Я имел счастье родиться не в среде привилегированных и этим спас себя от вырождения. Я сохранил всю свою природную силу, создал сам свое общественное положение, не переставая при этом доказывать как в частной жизни, так и в избранной мною профессии, что я умело соединяю хладнокровие и разум с душевным жаром и твердостью характера!» Это автопортрет Дантона в одной из его речей.

«Он начинал говорить, и его речь шла под аккомпанемент непрерывных рукоплесканий. Голос его был необъятным. Казалось, он может перекричать любую стихию. Он никогда не писал своих речей. Он импровизировал. Импровизировал блестяще. Он мог выступать с равным успехом на любую тему. Почти все дела, за которые он брался, были выиграны» (А.П. Левандовский).

Перед нами гремучая смесь Гаргантюа и Зевса Громовержца. Таким и был Дантон – соразмерным Великой французской революции (1789–1794). Он во многом определил ее ход и разделил с ней трагическую участь.

К 1792 г. революция набрала обороты. 14 июля 1789 г. восставшие санкюлоты (парижская беднота) штурмом взяли крепость-тюрьму Бастилию. 5 октября того же года толпа голодающих захватила Версаль и заключила короля Людовика XVI во дворец Тюильри. Учредительное собрание утвердило первую конституцию страны, объявив Францию конституционной монархией. В Париже был основан муниципалитет (преобразован в августе 1792 г. в Коммуну), появились органы районного самоуправления – секции и политические клубы – якобинцев (левых), кордельеров (францисканцев) и фельянов (правых). Клуб якобинцев поначалу возглавил «отец революции» О. Мирабо, а после его смерти – М. Робеспьер; кордельеров – Ж.-П. Марат, Ж. Дантон, К. Демулен и др., фельянов – маркиз де Лафайет. Большинство кордельеров вскоре перешли в лагерь якобинцев.

Дантон в Национальном собрании.

Гравюра XIX в.

17 июля 1791 г. на Марсовом поле Парижа по приказу Лафайета национальная гвардия расстреляла сторонников республики, собравшихся для подписания петиции с требованием низложения короля – к этому призывал парижан Дантон.

В сентябре на смену Учредительному собранию было избрано Законодательное собрание. Правых там представляли фельяны, левых – якобинцы, от которых вскоре откололись жирондисты (провинциальные буржуа). В собрании имелись и крайне левые – монтаньяры, возглавлявшиеся Дантоном и Маратом, которые одновременно оставались в рядах якобинцев.

Под влиянием жирондистов Франция объявила 20 апреля 1792 г. войну Австрии. На стороне Австрии выступила Пруссия. Из-за предателей-генералов французы терпели жестокие поражения. Якобинцы призвали народ к защите отечества. Стало модным слово «патриот», впервые прозвучала «Марсельеза».

Командующий прусской армией герцог Брауншвейгский 1 августа опубликовал манифест с призывом восстановить французскую монархию. Иначе он грозился устроить «экзекуцию Парижу». Это вызвало у парижан взрыв негодования. На столичных площадях вывесили плакаты со словами: «Граждане, Отечество в опасности!»

9 августа Законодательное собрание после двухдневных дебатов отказалось рассматривать вопрос о низложении короля. В эту ночь над Парижем зазвучал набат, и ранним утром следующего дня санкюлоты под руководством якобинцев взяли штурмом Тюильри и арестовали короля с его семьей. Законодательное собрание созвало Национальный Конвент (собрание), объявило о низложении монарха и назначило правительство из жирондистов и одного якобинца-монтаньяра Дантона. Жорж был избран министром юстиции и стал первой скрипкой в правительстве. Настал его звездный час. Опираясь на столичный муниципалитет, преобразованный в тот же день в Парижскую коммуну, министр возглавил борьбу против роялистов и оборону границ против Австрии и Пруссии. С тех пор во Франции 10 августа называют «Второй революцией», или «Днем Дантона».

Установив свою власть в Париже, победители закрыли оппозиционную прессу и начали производить обыски и аресты по всей столице. Последовала волна казней в тюрьмах, что позже получило название «Сентябрьские убийства». Тем временем прусские войска взяли Верден, последний бастион на пути к Парижу.

2 сентября в парижских секциях раздался набат. Появились плакаты «К оружию, граждане, враг у ворот!». В столице началась паника. Париж и революцию спас Дантон. Он оставался уверенным в себе и хладнокровным. В Законодательном собрании Жорж произнес свою самую знаменитую речь:

«Господа! С чувством глубокого удовлетворения я, как министр свободного народа, спешу сообщить вам радостную весть: спасение Отечества не за горами. Вся Франция пришла в движение, все рвутся в бой…

Часть народа уже готова лететь к границам; другие станут рыть траншеи; третьи с пиками будут охранять наши города…

Париж готов всецело поддержать великие усилия народа. Сейчас, когда я говорю с вами, комиссары Коммуны торжественно призывают граждан вооружаться и идти на защиту родины.

В этот решительный момент, господа, вы можете открыто признать, как велика заслуга Парижа перед всей Францией.

Национальное собрание, со своей стороны, должно стать подлинным Военным комитетом.

Мы просим вашего содействия в работе; помогите нам направить по должному пути этот великий народный подъем, назначайте дельных комиссаров, которые будут нам помогать в этих великих мероприятиях.

Мы требуем смертной казни для тех, кто откажется идти на врага или выдать имеющееся у него оружие. Необходимы меры беспощадные. Когда Отечество в опасности, никто не имеет права отказаться служить ему, не рискуя покрыть себя бесчестьем и заслужить имя предателя отчизны.

Мы требуем, чтобы были изданы инструкции, указывающие гражданам их обязанности.

Мы требуем, чтобы были посланы курьеры во все департаменты – оповестить граждан обо всех декретах, издаваемых вами…

Теперь набат будет звучать не сигналом тревоги, но сигналом к атаке на наших врагов. Чтобы победить их, нам нужна смелость, еще раз смелость, всегда смелость – и Франция будет спасена!»

Пламенный призыв оратора, внушивший собравшимся мужество и смелость, сопровождался восторженными криками и взрывами аплодисментов. Законодательное собрание приняло все предложения министра юстиции.

Санкюлоты откликнулись на призыв – 20 тыс. добровольцев отправились на фронт на защиту родины и революции. 20 сентября 1792 г. у деревни Вальми революционная армия одержала первую в истории победу над европейской армией. Уже 21 сентября 1792 г. по требованию и под давлением Дантона вместо монархии была провозглашена республика – Первая республика во Франции[5]5
  С 1958 г. во Франции продолжает действовать Пятая республика.


[Закрыть].

Судьбу короля решили в Конвенте. 21 января 1793 г. Людовик XVI был гильотинирован.

P.S. В ходе жестокой внутренней борьбы в лагере якобинцев победили сторонники Робеспьера. Дантон, Демулен и др. противники и конкуренты вождя были арестованы и преданы смерти 5 апреля 1794 г. Очевидцы отметили хладнокровие и даже безразличие к происходившему взошедшего на эшафот Дантона. Отец-основатель Первой Французской республики сказал палачу: «Не забудь только показать мою голову народу; такие головы не всякий день удается видеть». «Революция пожирает своих детей», – были последние его слова.

Речь Суворова на военном совете в монастыре Св. Иосифа (1799)

Во время войны 2-й антифранцузской коалиции (Великобритания, Австрия, Россия и др.) против революционной Франции (1798–1802) неувядаемой славой покрыла себя русская армия под командованием генерал-фельдмаршала Александра Васильевича Суворова (1730–1800). Особо отличились россияне во время 17-дневного Швейцарского похода через Альпы (сентябрь 1799). Из-за предательства австрийского командования русские войска, находившиеся в Северной Италии, остались без продовольствия, нужного боезапаса, и, направленные австрийцами по ложному пути, оказались в ловушке. На военном совете во францисканском монастыре Св. Иосифа Суворов произнес речь, вселившую в генералов и офицеров веру в победу, после чего было принято решение пробиваться через Альпы в Швейцарию. Теснимый многократно превосходящим противником, Суворов провел с боями свою 21-тысячную рать горными тропами, через опасные перевалы, по непроходимому Чертову мосту. Полководцу удалось спасти армию, потеряв убитыми и ранеными 5 тыс. человек и нанеся втрое больший урон противнику.

Полководцу мало быть стратегом и тактиком, ему еще надо быть оратором, который может своей речью вдохновить на подвиг воинов, о которых потом скажут: «Чудо-богатыри! Им помог Бог!» Такими полководцами были спартанский царь Леонид и македонский царь Александр. Таким был А.В. Суворов, которому за Швейцарский поход российский император Павел I пожаловал звание генералиссимуса, титул князя Италийского и оказание царских почестей даже в присутствии самого монарха.

Швейцарскому походу предшествовала Итальянская кампания, в которой русско-австрийские войска под командованием А.В. Суворова и русская эскадра в Средиземном море во главе с вице-адмиралом Ф.Ф. Ушаковым освободили практически всю Италию от французских оккупантов.

А.В. Суворов. Гравюра XIX в.

Опасаясь усиления влияния России в Центральной и Южной Европе, Англия и Австрия решили избавиться от русской армии, бросив ее на французов в качестве «пушечного мяса». Союзники убедили императора Павла I в необходимости начать Швейцарскую кампанию. Павел предписал Суворову идти в Швейцарию на соединение с корпусом генерала А.М. Римского-Корсакова. Австрийцы же, нарушив договоренность, вывели свои войска из Швейцарии, оставив корпус Римского-Корсакова один на один со значительно превосходящим его воинством генерала А. Массены.

Предали австрийцы и Суворова. Пообещав ему горные пушки, боеприпасы, провиант, теплую одежду и обувь, вьючных мулов, фураж, они не предоставили ничего. Более того, они втрое занизили численность французов и направили русских по тупиковому пути. Суворову пришлось потратить несколько дней на сбор всего необходимого для похода. Французы тем временем укрепились на перевалах, а Массена разбил Римского-Корсакова. Не зная этого, Суворов повел свои войска самым коротким путем, через перевал Сен-Готард, туннель Урзерн-Лох и Чертов мост. Переход оказался чрезвычайно трудным. Никогда еще ни одной армии не приходилось преодолевать такие чудовищные препятствия, да еще в окружении противника.

«На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые и поглотить готовые гробы смерти… – писал после похода Суворов Павлу I. – Все опасности, все трудности были преодолены, и при такой борьбе со всеми стихиями неприятель, согнездившийся в ущелинах и неприступных, выгоднейших местоположениях, не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на этом новом театре».

Спустившись в Мутенскую долину, Суворов узнал о поражении Римского-Корсакова. Русские войска, окруженные втрое превосходящим противником, оказались в ловушке. 29 сентября в трапезной францисканского монастыря Св. Иосифа собрался военный совет. Участник похода капитан Н.А. Грязев оставил запись в своем дневнике: «Здесь есть женский монастырь Ордена Сестер милосердия – но эти милосердные сестры брали с нас за копеечную булку по червонцу, как бы и самый жадный ростовщик… Фельдмаршал Суворов и Великий Князь Константин[6]6
  Великий князь Константин – второй сын Павла I, младший брат будущего императора Александра I.


[Закрыть] пребывали в монастыре… [чтобы]… подумать о мерах, которые нам было необходимо предпринять для… улучшения [нашего] положения». Речь Суворова произвела на генералов и офицеров огромное впечатление. Позднее она была записана полковником Я.М. Старковым со слов генерал-майора П.И. Багратиона,

«Корсаков разбит и прогнан за Цюрих! Готц пропал без вести, и корпус его рассеян. Прочие австрийские войска, шедшие для соединения с нами, опрокинуты от Глариса и прогнаны. Итак, весь операционный план для изгнания французов из Швейцарии исчез!.. Теперь идти нам вперёд на Швиц невозможно. У Массены свыше 60 тысяч, а у нас нет полных и 20. Идти назад стыд! Это значило бы отступать, а русские и я никогда не отступали!.. У нас осталось мало сухарей на пищу; а менее того боевых артиллерийских зарядов и ружейных патронов. Мы будем окружены горами, мы в горах!.. Окружены врагом сильным, возгордившимся победою, победою, устроенной коварною изменою!.. Со времени дела при Пруте, при Государе Императоре Петре Великом, русские войска никогда не были в таком гибелью грозящем положении… Нет, это уже не измена, а явное предательство… разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии. Помощи теперь нам ожидать не от кого; одна надежда на Бога, другая – на величайшую храбрость и величайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Это одно остаётся нам. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти! Но мы – русские! С нами Бог! Спасите, спасите честь и достояние России и её Самодержца!.. Спасите сына его…»

Старший после Суворова генерал от кавалерии В.Ф. Дерфельден от имени всей армии заверил командующего: «Всё перенесём и не посрамим русского оружия, а если падём, то умрём со славою! Веди нас, куда думаешь, делай, что знаешь, мы твои, отец, мы русские!» – «Благодарю, – ответил Суворов. – Надеюсь! Рад! Помилуй Бог, мы русские! Благодарю, спасибо, разобьём врага! И победа над ним, и победа над коварством – будет победа!»

На совете было принято решение пробиваться через очередной перевал на восток. Из нескольких ожесточенных боев между русскими и французскими войскам крупнейшим стало сражение в Мутенской долине. В рукопашном бою Массена потерпел сокрушительное поражение. Погибло до 6 тыс. французов, в плен попало 1200 человек. Сам Массена едва вырвался из рук стащившего его с лошади русского офицера. Русские войска потеряли 700 человек убитыми и ранеными. Массена, не решившийся вновь нападать на Суворова, позднее признался: «Я отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова».

После этого сражения русские войска, отбиваясь от врага, преодолели самый тяжелый перевал – Паникс. «Мы, подошед ко вновь открытому пути, изумились, увидавши пропасть, в которую должны были спущаться по крутому и снежному утесу между высунувшихся всюду острых и огромных каменьев… Мы уселись рядом на край пропасти, подобрав под себя шинели, и покатились, подобно детям с масляничной горы; единственное наше спасение состояло в том, чтобы со всем своим стремлением не попасть на камень, который мог не только причинить нам вред, но и раздробить на части… Здесь глаза мои встречали нашего неутомимого вождя, бессмертного Суворова. Он сидел на казачьей лошади, и я слышал, как он усиливался вырваться из рук двух шедших по сторонам его дюжих казаков, которые держали его и вели его лошадь, он беспрестанно говорил: «Пустите меня, пустите меня, я сам пойду!» Но усердные его охранители молча продолжали свое дело, а иногда с хладнокровием отвечали: «Сиди!» И великий повиновался!» (Н.А. Грязев)