Текст книги "Мурлов, или Преодоление отсутствия"

– Это дань будущей хозяйке дома, – сказал Гвазава, демонстрируя, как раскладывается и складывается балдахин из настоящего синего китайского шелка на четырех резных столбиках из слоновой кости.

– А что, такая уже имеется? – округлила глазища Малюта. – Можно присесть? – указательным пальчиком она попробовала упругость постели. – А при-ле-ечь?

«Эх!» – подумал не один только Гвазава.

– Кеша! – ужасным шепотом сказала мадам Сидорова. Ей было, видимо, уже дурно.

Иннокентий Порфирьевич цыкнул зубом и незаметно дернул супругу за руку.

– Ну, а теперь, господа, обещанный сюрприз! Прошу вас! – Савва вывел гостей в холл, подвел их к глухому углу на стыке двух спален, нажал на что-то в стене и стена поехала вправо.

– Ой, у меня, кажется, уже едет крыша! – засмеялась Малюта.

Гризли уже был без ума от ее остроумия и чертовски привлекательного славянского тела. Да, ковыль, кентавры и женщины!

Гостям предстал залитый светом, весь в сияющем до потолка кафеле огромный, по нашим меркам, зал, половину которого занимал бассейн четыре на пять метров. Бассейн был наполнен водой уже почти до ватерлинии. Со дна бассейна и по периметру шла подсветка. В этой подсветке красиво переливались поднимающиеся большие пузыри воздуха и жемчужная россыпь мелких.

– Метр двадцать глубиной. Достаточно, чтобы плавать и не утонуть, – сказал Гвазава. – А вон там, отдельно, аквариум с рыбками, раками, водорослями и прочей гадостью. Вот на этом пульте можно регулировать яркость освещения, концентрацию соли и температуру воды. А в этой половине парилка, сауна, кеттлеровский тренажер, солярий… Думаю, после обеда можно будет и размяться, и попариться, и позагорать, и искупаться, кто как пожелает. За это время бассейн как раз наполнится до нужной отметки.

Валентина Семеновна онемела. Иннокентий Порфирьевич все равно раздраженно посмотрел на супругу, видимо, уловив все-таки ее немой вопль «Кеша!» Малюта уже не иронизировала, а Ваня Сизый впервые с любопытством взглянул на устройство бассейна. Гризли благодушно кивал головой.

– Потх-рясно! – воскликнул Зеленер.

Буздяк суетливо осматривал тренажер и то и дело вскидывал голову, намереваясь спросить о чем-то Гвазаву.

– Этот тренажер для всей мышечной системы? – спросил тщедушный Еремей.

– Даже для той, которой нет, – ответил Гвазава.

Малюта расхохоталась и перевела Гризли. Гризли тоже рассмеялся, широко расправив грудь.

Смех смехом, однако пора и за стол. И все там, на мальтийском столе, было изысканно, вкусно и, что немаловажно, обильно и плотно. Над столом стоял шум, гам, хохот и звон. Официанты летали, как тени, не допуская ни единого прокола.

Средь шумного бала, случайно – Савва заметил, как один за другим выскользнули из столовой Малюта и мистер Гризли. «Сработало!» – подумал он. Жаль только, нет Фаины. Савва посмотрел на жилистую супругу Сидорова и подумал: «Вот если бы она заметила исчезновение этой парочки, сказала бы или нет: «Кеша!»

Однако все накушались почти до поросячьего визга. Во всяком случае, некоторые временно потеряли интерес к происходящему, а другие пили водичку, вяло жевали фрукты и сыто отрыгивали.

Меньше всех, как ни странно, нагрузился выпускник консерватории, он холодно и светло оглядывал присутствующую братию. Весь день он преимущественно молчал, поддерживая общение легкими кивками головы и односложными «да» и «нет», ел сдержанно и, кажется, не пил вовсе. Рассеянно скользнув взглядом по Гвазаве, неожиданно тихим и ясным голосом он спросил:

– А где наш английский друг? – спросил на чистом английском. – И наша юная леди?

– Там же, – ответил по-английски Гвазава.

Сизый улыбнулся и предложил Савве выйти в лоджию выкурить по сигаре.

– Курите здесь.

– Нет, там нам будет удобнее.

Проходя мимо спальни для гостей, Сизый приостановился, наклонил голову и прислушался.

– Верх блаженства, – кивнул он на дверь. – Хрустящая палочка. Пардон, парочка.

Они уселись в плетеные кресла между пальм напротив друг друга. Пальмы растопырили свои пальцы. Сизый аккуратно закинул ногу за ногу, стряхнул какую-то пылинку, выбрал из протянутой Саввой коробки сигару, покатал ее тонкими длинными пальцами и задумчиво произнес: «Плотная». Поднес ее к носу: «Свежая».

Савва предложил ножичек, чтобы отрезать конец сигары.

– Благодарю, – отмахнулся Сизый и, откусив конец сигары, ловко выплюнул его в раскрытую фрамугу. Прежде чем зажечь сигару, он аккуратно, как кошка, лизнул ее с откусанного конца и сказал:

– Табак из Греции, – закурил, с удовольствием затянулся и выпустил длинную струйку дыма. – Меня интересует англичанин.

«Так я и думал», – Савва знал, что этот интерес неизбежен, но не хотелось этим заниматься сейчас. Вдруг еще придет Фаина.

– Интересный тип, – сказал он.

– Я это заметил, – согласился Сизый.

– Он сейчас не у дел. Ищет утех и жену.

– С нашей красавицей он может это успешно совместить, – снова затянулся сигарой Сизый. – А дела, ведь они никогда не кончаются, даже если их и кончил. Не так ли?

– Может быть. Но, насколько я знаю, он безвылазно живет в своем замке…

– И это я знаю, – спокойно сказал Сизый. – Да вы не старайтесь. Я все знаю о нем. Впрочем, как и о вас, Савва Сандрович.

Гвазаве вдруг стало тесно в кресле, точно его привязали к нему насильно. Он встал и потянулся.

– Сидите, – спокойно сказал Сизый. – Разговор еще не закончен. И будет лучше, если мы его закончим здесь, у вас, – светло улыбнулся он. – С хорошими людьми я люблю беседовать в непринужденной обстановке, без моих коллег. Из них многие страшно необразованны. Не ожидал, что среди воложилинских обывателей может быть такой отменный вкус. В вашем кабинете можно, никуда не выходя, спокойно писать любую энциклопедию или искать утраченное время. Поздравляю. Признаться, вы как-то выпали из моего поля зрения. То есть я предполагал, но, выходит, не располагал. Это недоработка моих коллег. Но это исправимо. Не так ли?

Савва понял, что лучше всего будет продолжать беседу в непринужденной светской манере.

– Конечно же, Иван Николаевич, все поправимо на этом свете.

– Вот именно, – Сизому понравилась подобная трактовка проблемы. Он благосклонно кивнул головой. – Ну, так как, Савва Сандрович? Сегодня меня интересует исключительно ваш, вернее, уже и наш общий английский друг. А о наших с вами делах мы поговорим, если не возражаете, как-нибудь потом, за рюмочкой ликера. Я вижу, вы предпочитаете его другим напиткам.

– А что, собственно, интересует вас в мистере Гризли?

– Собственно, собственность. «Собственность это кража». Так, кажется? Если коротко, все интересует. А от этого всего ровно 25 процентов. В одной четверти заключено нечто магическое.

– Серьезные замыслы.

Сизый светло улыбнулся:

– Нам ли мелочиться, Савва Сандрович. Как это говорится: пожалеешь лычка – отдашь ремешок? У нас ведь тоже есть свои интересы и в Англии, и в Бремене, и в Роттердаме.

«Н-да, влип похоже», – подумал Гвазава.

– И что требуется от меня?

– Не спешите, во вторник приезжайте ко мне, вот вам адрес, там и поговорим. А сегодня, не исключено, к вам еще может прийти дама. Не будем портить праздник. Хотя, насколько могу судить о вашем образе жизни последних недель, вам до чертиков надоели все эти ненасытные твари. Я имею в виду женщин. Я тоже устал от них, – и он неожиданно развязным движением потрепал Савву по колену. – Пойдемте к гостям. Они, наверное, жаждут омовения? Бассейн-то уже набрался?

«Хрустящая парочка» уже сидела за столом. Они склонились над тарелкой и копались там.

Гости меж тем изрядно нагрузились. Зам. начальника УВД Иван Иванович Гроза, глядя в стол, пел. Он вскинул голову, мутно оглядел мистера Гризли и, тыча в него вилкой, громко спросил у Саввы:

– Это мистер Гризли из Англии? Гризли – это такой медведь. Небольшой, но хищный.

Малюта взяла в пальчики косточку с тарелки и, указывая на Грозу, о чем-то с улыбкой зашептала Гризли.

Зам., у которого все мысли постоянно были заняты раскрытием преступности, а при их отсутствии – охотой, понял, что мистер англичанин – большой любитель охоты. Причем на медведей. Медведь, понятно, не лев, и до нашего охотника на львов майора Трепоуха британцу будет слабо, но охота – она, конечно, и в Англии охота. Пущай себе охотятся. Гроза встал на стул и, наклонившись над англичанином, проревел:

– А я, мистер Твистер, прошлой осенью завалил во-от такого медведя, – и он, раскинув руки, как медвежья шкура, повис над столом, поворачиваясь во все стороны. – Вот такого вот!

Гризли вопросительно посмотрел на Малюту.

– Изображает размеры преступности, с которой он ежедневно борется, – сказала та.

Мистер Гризли решил, что в России после литра водки на брата принято залезть куда повыше и доложить о своей профессиональной деятельности. Он, кряхтя, взгромоздился на стол и, раскинув руки тоже на манер медвежьей шкуры, нечленораздельно взревел.

– Изображает английскую преступность, – пояснила Малюта заму. – Она у них поменьше, чем в России, но тоже грозная.

– Это так, – согласился зам. и вдруг рявкнул. – Вижу горы и долины! Вижу реки и моря!..

– Это русское раздолье! Это родина моя! – подхватило еще пять-шесть голосов.

Гроза с Гризли слезли с трибун, чокнулись, выпили и запели каждый на своем языке и не своим голосом.

– Ну, и как у вас охота? – проорал зам.

– О-о! – ревел англичанин. – А-а!

– Конечно, климат у вас сырой! – орал, как на вокзале, Гроза. – Туманы! Смоги! Смокинги!.. Зато у нас! Все здоровое! – он закатал рукав рубашки, показывая бицепс. – Во! Железные мускулы! Железные нервы! – он постучал себя по лысой голове – голова загудела, как полый шар. – Понимаешь? Железо должно быть! Же-ле-зо! Фер-ру-ум! Фер-ру-ум здесь! Один фер-ру-ум! И ни хрена больше! Вот она, охота!

Малюта перевела Гризли, что с преступностью надо бороться железной рукой и железной логикой. Такими, как у товарища Грозы. Мистер Гризли подошел к Грозе, пощупал бицепсы, изобразив губами восхищение, похлопал его по кулаку, сжимающему вилку, и поцеловал борца с преступностью в лысину.

– У вас на десерт, случаем, не припасен фейерверк? – крикнула через стол Малюта.

– Я думаю, сударыня, нам всем больше подойдет прохладный бассейн, – ответил Гвазава.

Сизый одобрительно кашлянул.

«Так, он уже одобряет или не одобряет мои слова, – подумал Савва и ему стало тоскливо. – Куда же запропастилась Фаина?»

– Господа! Сейчас будет сеанс очищения! – закричала Малюта. – Вода из Ганга? Айда мыться! – и первая смылась из столовой. Следом за ней, сказав Грозе «пардон», вывалился мистер Гризли. Однако до бассейна они не дошли, застряли в спальне, видимо, с целью поправить детали одежды.

Сытые и пьяные гости собрались в бассейне.

– А как мы будем купаться? – звонко воскликнула раскрепощенная двумя бутылками отменного вина невеста Еремея Буздяка.

– Голыми, Нина! Голыми! – радостно сообщил ей жених и первым стащил с себя рубашку, штаны и трусы. В бассейн прыгнуло длинное синее тело директора рекламного агентства «Все на продажу». Видел бы его дядя невесты, вице-премьер Беседин, точно сказал бы: «Прыгучий, стервец!», а мама невесты так точно всплеснула бы руками: «Худющий-то какой!»

– Может, погасим свет? – спросила Валентина Семеновна. – Кеша?

– Обойдется! – крикнул, сдирая с себя одежду, пьяный Кеша.

– Но Кеша! – растерянно и строго сказала супруга.

– Что Кеша! Кеша, Кеша, Кеша!.. Что я тебе – попугай? Раздевайся, говорю!

– А я думал: он – жвачное, – сказал Гвазава.

– Он и есть жвачное. Животное, – сказал Сизый, передернув плечами. – Сжевал три банка, пять заводов и двадцать три фирмы, включая семь муниципальных.

Последние гости яростно срывали с себя одежду, точно она душила их, и, как лягушки, прыгали в бассейн. Сизый и Гвазава смотрели на них сверху. У Саввы дернулся пару раз уголок рта.

– Вот поэтому я и хотел бы сойтись именно с вами, – сказал Сизый Гвазаве, показывая на жирные и тощие тела, мелькающие в подсветке. Он оторвал кончик пальмовой веточки, пожевал его и сплюнул в бассейн. – А вы, смотрю, не любите дорогих гостей?

– Боюсь, продешевил, – сказал Гвазава.

– Мы, собственно, можем сойтись с вами на одной информации об этом британском медведе. Как вы думаете, если бы они не застряли в спальне, они прыгнули бы сюда вместе со всеми?

– Прыгнули! – уверенно сказал Гвазава. И снова у него дернулся уголок рта. Что ж, пришла пора и дергаться.

– Вот и я думаю так же. Значит, порешили. Во вторник, тоже часа в два, приходите ко мне и приносите в клювике все, что о нем вспомните. Если потребуется что-то уточнить, съездите к нему в гости. Погостите в замке.

В это время что-то глухо треснуло, вроде как где-то протащили бревно или стали рвать мешковину. Сизый вопросительно посмотрел на Гвазаву. Но все смолкло.

– А вы вообще купаться любите? – спросил Савва больше для проформы, так как его несколько озадачил этот странный утробный треск.

– Вообще люблю. Но без этих частностей.

Тут треснуло во второй раз. Уже сильнее и дольше тащили бревно и драли мешковину.

– Вода уходит! Вот здесь! – раздался из бассейна чей-то истошный крик. Лохань наполнилась женским визгом. Мужчины уже застыли голым строем на бортике.

– Что ж, приятель, – светло улыбнулся Сизый. – Пора рвать когти. Как говорится, полундра. Что-то в последнее время у всех моих компаньонов серьезные проблемы с водой.

Он схватил Гвазаву за рукав и буквально вытащил его за собой.

– Что-то не так рассчитали твои архитекторы! Где тут выход?

Они оба вылетели на лестничную площадку. Впереди мелькал голым крутым задом мистер Гризли. Англичанин так ловко несся по стертым русским ступенькам, будто всю жизнь бегал по ним босиком. Голая же Малюта свесилась в пролет лестничной клетки и громко кричала ему вслед по-русски:

– Эй, дядя! Куда же ты с голой жопой? – и дико хохотала при этом.

Сизый шлепнул ее по ягодице и подтолкнул в плечо:

– Чеши отсюда, дура! Сейчас перекрытия рухнут!

Малюта перестала смеяться, оглянулась, но Сизого и Гвазавы уже и след простыл. Из квартиры на лестничную площадку выскакивали голые мокрые гости и длинными скачками мчались вниз по лестнице…

В дверях подъезда Савва нос к носу столкнулся с удивленной Фаиной. Первой его мыслью было: «Как хорошо, что я не голый!» Фаине только что навстречу из подъезда, выбив дверь, вылетел голый упитанный гражданин, на полном ходу выхватил у нее из рук букет желтых мимоз (совершенно немыслимый в это время года в наших северных широтах), разделил его на две части, прикрылся спереди и сзади, стремительно промчался через весь двор и скрылся за кухней детского сада. Савва молча схватил Фаину под руку и оттащил в сторону. Переводя дыхание, он сказал:

– Современное пятиборье. Там, – он ткнул большим пальцем назад, – только что закончилось плавание, сейчас вот – бег. А там, за углом, оседланы лошади.

– Но он же, вроде, сухой?

– Быстро бежит. Чемпион Англии. Обсох. Сейчас появятся и мокренькие.

Сизый в первый раз рассмеялся. Фаина удивленно взглянула на него.

И вправду, появились и мокренькие. Из подъезда, толкаясь и наступая друг другу на пятки, с шумом и визгом, сопением и кряхтением вывернулась наизнанку, как из кишечной оболочки, гостевая масса голых граждан и кинулась через двор следом за фаворитом.

– Смешанный забег, – засмеялась Фаина.

Савва без сил присел на какой-то ящик. Последней появилась красивая Малюта с растрепанной прической. Она указывала на бегущих пальцем и хохотала.

– Тоже сухая, – сказала Фаина, с любопытством глядя на нее. – Это Скуратова, что ли?

– Она.

– Ее подсушили, – бросил Сизый.

– Сейчас и ее омоет, – пророчески изрек Савва.

И тут же из подъезда хлынула вода, поддала Малюте под ноги и поволокла по земле.

– О! – захохотала та пуще прежнего, болтая в воздухе ногами. – А вот и водичка!

В доме что-то затрещало, заорало, забухало и забулькало.

– Поздравляю, коллега! – Сизый пожал руку Гвазаве. – Сидите, сидите. У вас возникли небольшие проблемы. Думаю, справитесь. Значит, до вторника? – и он помахал им ручкой и пошел к своему автомобилю, высокий и стройный, и очень спокойный мужчина.

– Простите, что здесь происходит? – подковыляла пенсионерка из второго подъезда.

Савва мрачно посмотрел на нее и ничего не ответил.

– Кросс, бабуся. Кросс. Бег ради жизни, – сказала Фаина. – Ты мне это хотел показать? – обратилась она к Гвазаве. – Это и есть твой сюрприз? Дай, я тебя поцелую. Я уж было решила – Булгакова снимают. А это кто? Я его где-то встречала.

– В консерватории, наверное. Только он скрипку закончил, а ты фортепьяно. («А я медные тарелки, твою мать!»)

Краем глаза Савва увидел, как сверху на них падает что-то темное и неотвратимое, как судьба.

– Фаина! – заорал он и слишком резко (слишком!), схватив Фаину за руку, дернул ее к себе. Но та уперлась, как кошка, и в этот миг ей на голову со страшной силой упало что-то темное и неотвратимое, и Фаина упала, как подкошенная. Рядом послышался взрыв, и еще, и еще…

Глава 47. Крыша поехала

1. Испытание судьбой.

В последний год Фортуна повернулась к Кукуевым задом. Но это, кстати, вовсе не означало, что она в то же время повернулась передом, скажем, к Волобуевым.

Здесь я позволю себе на минутку отвлечься, дабы пояснить одно распространенное заблуждение. Вряд ли есть что-либо изменчивей и капризней Фортуны, текучей, как вода, – недаром она приходится дочерью всем земным водам. Ее называют по-разному: и богиней судьбы, и богиней счастья, и богиней случая, и богиней прихоти, и самой переменчивостью. В Греции ее называли когда Тюхэ, когда Эхе. А Данте, например, считал, что она вовсе никакая не богиня, а простая исполнительница воли богов, так сказать, ведущий специалист по данному профилю. А поскольку богов много, у нее нет четкого лица и определенного образа действий. Поэтому, когда говорят, что Фортуна повернулась к вам задом, не расстраивайтесь особо, так как это может вообще ничего не значить или быть всего лишь очередным благосклонным поворотом судьбы. Не суетитесь и терпеливо ждите.

* * *

Кукуевы же, к сожалению, ждать и терпеть не умели. Вернее, не могла ждать и терпеть глава семейства – Кукуева. Галина Петровна была щедрой, требовательной и нетерпеливой. Впрочем, все три названные черты были проявлением одной неуемной энергии. Правильно говорят: баба, как горшок, что ни влей – все кипит.

Василий Васильевич был другой и его всю жизнь звали Вась-Вась. Вась-Вась работал зав. складом и имел специфическую психологию хранителя чужих материальных ценностей. Помимо основного места хранения, они хранились у него и в потайных местах на самом складе, и в кладовке дома, под присмотром супруги, и в тайных от всего мира и супруги местах их старой квартиры. У Вась-Вася было также несколько заначек (про черный день и на старость) в рублях, долларах и сертификатах, которые он раз в месяц раскапывал и любовно пересчитывал.

В десятиметровой кладовке Кукуевых, так называемой «тещиной комнате», десятилетиями хранились на стеллажах и поддонах мешки с сахаром и ящики с шампанским и водкой. В последние годы их сменили всякие разноцветные коробки с импортной безвкусной, но долго хранящейся, жратвой. Правда, пять-десять мешков с сахаром и пять-десять ящичков с отечественной водкой (на всякий случай) место свое занимали постоянно. Что ни говори, а на Руси демократы, как правило, правят недолго, а водка и сахар – основа любого режима.

Галина Петровна была прекрасная хозяйка. Ее борщ на сахарной косточке, жаркое из барашка в горшочках, рыбный пирог и торты «Наполеон» и «Негр в сметане» были известны далеко за пределами их квартиры, и одно только упоминание названных блюд вызывало у всех родных и знакомых обильное слюноотделение. Скорее всего, именно это обстоятельство было причиной такого нечеловеческого смирения ее супруга. Вась-Вась больше всего в жизни любил вкусно покушать.

Галина Петровна родилась в начале марта и по гороскопу была рыба. Вода была ее страсть, упоение, восторг и общая беда. Она обожала стирать, мыть полы и окна, мыть посуду, купать детей, собаку, мочалкой тереть спину мужу, купаться сама, поливать цветы, грядки, просто из шланга увлажнять на даче воздух, через день мыть себе голову и каждый день всем устраивать головомойки.

По молодости, пока не было детей, Кукуевы почти ежегодно отдыхали на море – в Крыму, в Сочи, в Абхазии и Аджарии. Тогда все это было «наше». Галина, как всякая рыба, могла держаться в воде сутками, и когда она утром сообщала: «Вася! Я пошла в Турцию!» – она именно так и говорила – «пошла», как корабль, Вась-Вась говорил ей: «Иди», – и спокойно шел пить пиво с вяленой мойвой или домашнее вино «Александриуэлли» из трехлитровой банки. Когда жена вечером возвращалась из Турции, он, расслабленный пивом, благодушно интересовался:

– Как Турция?

И Галина отвечала:

– Одни турки.

Однажды она не вернулась вечером, а ночью Кукуева забрали пограничники для опознания личности гражданки, найденной в территориальных водах.

– Ты что, сдурела?! – сказал ей тогда ночью Вась-Вась. – Ты зачем туда заплыла?

– Я же сказала тебе, что пошла в Турцию.

Хорошо, тогда ни его, ни ее не стали таскать и сообщать на работу, но через два месяца Кукуевым пришел толстый конверт из турецкого города Хопа. В конверт была вложена турецкая газета «Хюрриет» на турецком языке, с заметкой, в заголовке которой было русское слово «Галина», а под текстом на фоне моря и яхт, с широкой улыбкой, стояла рослая, на голову выше стоящих рядом с ней турецких полицейских, Галина в купальнике. Полицейские тоже улыбались.

Особенно доставала Василия Васильевича дача, пришедшая вместе с детьми на смену Черному морю и вяленой мойве. Он любил подремать на воле, но разве тут поспишь, когда ни свет ни заря раздавался страшный крик Галины: «Вставайте! Воду дали!»

Как будто эту воду дали ей последний раз в жизни или их окружала калмыцкая степь!

Дача Кукуевых была переплетена двумя огромными черными шлангами, и когда давали воду и шел полив, а он шел непрерывно, семейство Кукуевых напоминало семейство Лаокоона, перевитое змеями.

Галина ходила по даче в красном купальнике, обрушивая на участок тонны живительной влаги, уносившие гумус, минеральные и органические удобрения, навоз, семена и надежды на всякий урожай, так как оставались только неистребимые посевы вьюнка, пырея и конского щавеля. Соседи, кстати, уже бились об заклад, смоет неугомонная Галина свой участок в реку или нет.

И если у Галины лучшим временем в году была пора полива, у Василия это было время круглогодичных ремонтов, связанных с отключением воды. И он с ужасом ожидал угрожающих обещаний муниципалитета поставить водосчетчики.

2. Испытание плотью.

И вот кончилась у Кукуевых счастливая, относительно спокойная пора жизни и начался кошмар. Кошмар был непрерывный, круглосуточный и имел четкие ориентиры и осязаемые границы. Кошмар исходил, вернее, нисходил из квартиры этажом выше. На протяжении десятков лет их, разумеется, заливали не один раз, но эти ручейки терялись в Галининых потоках и их никто не брал в голову. На четвертом этаже, в 43-й квартире, на подселении жили сначала три, потом две семьи. Когда жили три семьи, там соблюдались элементарные санитарные правила, но когда одна семья выехала, а оставшиеся две никак не могли мирно поделить высвободившуюся жилплощадь, пока, как и водится, ее не захватила сильнейшая команда, начались форменные безобразия. Квартира стала свалкой грязи, хлама и взаимных амбиций. Иногда до утра над головой Кукуевых раздавались крики и брань соседей, то и дело что-то падало, то глухо, то звонко, то с треском и грохотом. А потом вдруг они перестали закрывать краны в ванной и на кухне и вода гудела ночи напролет. Или перестали открывать друг другу входные двери, с наслаждением слушая, как те, другие, отчаянно дубасят по ней всем, чем придется. Разумеется, в орбиту этих шумных игр был втянут весь подъезд, но основная нагрузка легла на голову Кукуевых.

Как-то, когда Галина после работы заходила домой, открылась дверь напротив и из 42-й выползла с гнусной приветливой улыбкой Федула.

– Ну что, Галиночка Петровна, все шумят над вами? Ой, мне дует тут. Зайдем ко мне.

Галина вздохнула, оставила дома сумку и, распрощавшись с надеждой утолить голод, пошла к Федуле выслушивать сплетни. Одним, правда, Федула обрадовала Галину: вроде как 43-ю расселяют, делают ремонт и заселяют кого-то из «новых русских».

– Это такая порода, что ли, вывелась? Кого-то с кем-то скрестили? – съерничала Федула.

– Джип с орангутангом, – устало ответила Галина и попрощалась с гостеприимной соседкой.

– Что вы говорите? – глядела ей вслед искушенная Федула. – Это как же так умудрились?

Федула оказалась права: через неделю верхние разъехались в однокомнатную и двухкомнатную квартиры. Строители сделали в 43-й косметический ремонт, отметили его окончание небольшой выпивкой с песнями и плясками, и квартира опустела. На следующий день приехала парочка. Слышались тяжелые шаги и рядом цокали легкие. О чем-то бубнили, раскрывали и закрывали окна. Прокатилась бутылка, другая. Потом стало тихо. Потом зашумела вода в туалете. И еще раз. И еще… Потом уехали. И вот прошел день, другой, третий – никто не приезжал, не заезжал и не интересовался свободной жилплощадью. Так прошло еще десять дней.

В пятницу Галина мобилизовала детей на полив и прополку и укатила с ними на дачу. Вась-Вась весь день был на разгрузке фуры с бельгийскими мясопродуктами и застал дома только Галинину записочку. Со склада он, естественно, прихватил для пробы пару батонов кобурга и ветчины. Вот хоть бы раз Галка сказала, как другие жены своим мужьям: «Ну, Вася, тебе цены нет!» Дай бабам волю, они нас загонят в конюшню, будут кормить овсом, а себе выпишут мужиков из Италии. Пользуясь случаем, он решил как следует оторваться. Постелил на журнальный столик газетку, достал бутылку водки, закусочку, потер руки, стоя хватанул стопку, взял на зубок маслину и вытащил из-за книг кассету с эротикой. Включив видик, он хватил еще стопочку, отрезал мясца, попробовал, удовлетворенно покачал головой и запустил «Эммануэль». Оно даже лучше смотреть «Эммануэль» одному. Галина любит Кусто смотреть и морские сражения, а эротика, на ее взгляд, слишком оторвана от жизни. Да, Галина раза в два крупнее этой французской шлюшки. Василий Васильевич хватил третью стопочку и с удовольствием жевал жестковатый кобург. После третьей стопочки Василия стали одолевать фантазии, и ему уже стало казаться, что Эммануэль и буфетчица Лиза – одно и то же лицо, и прочее. В это самое время Эммануэль демонстрировала своему кавалеру, а заодно и всему свету, свои женские прелести. У Лизы только все получше будет. Поаккуратнее. Вась-Вась снова прокрутил этот эпизод. Да, поаккуратнее и в то же время пополнее. Лиза ему нравилась, так как была маленькая, ладненькая, и хотя была в теле, не вызывала своими размерами оторопи, как Галина. Вась-Вась иногда терялся на жениных просторах и от этого у него возникал дефект в психике. «Чем меньше вес тела, тем больше удельный вес удовольствия», – математически точно сформулировал свой вывод любящий всякие подсчеты Василий Васильевич и налил себе четвертую стопку, чтобы отметить свою формулу. В это время раздался звонок в дверь.

– Кого это? Без пяти одиннадцать, – пробурчал Кукуев и, откусив мяса, пошел к двери.

В глазке было темно. Лампочку Федула, понятно, не вкрутит, а ему не до лампочки все было.

– Кто там? – спросил он.

– К вам, откройте, – послышался детский голос.

«Кто это? Санька из сороковой? Чего на ночь глядя?»

Кукуев открыл. На пороге стояла миловидная девчушка, невысокого роста, в маечке и джинсиках, плотно обтягивающих тугие красивые формы. Не девочка, а картинка. Пышечка радостно смотрела ему в глаза, слегка задрав свою кучерявую головку, и от нее крепко несло духами.

– Здравствуйте! – улыбнулась она и наклонила головку.

– Здравствуйте, – с полным ртом ответил Кукуев.

– А вот и я, – снова улыбнулась гостья.

– А это я, – ответил Василий Васильевич и проглотил недожеванный кобург. Кобург в отместку застрял где-то под ложечкой.

– Так я зайду? – спросила девушка, уже зайдя в квартиру.

Кукуев откашлялся, но не смог произнести ничего, так как девушка уже шла мимо него в зал.

– Закройте дверь! – бросила она.

Василий Васильевич закрыл дверь и тоже пошел в зал.

– О! Эммануэль! Классный фильм. И место это потрясное. Как он ее трахает, а? Нравится? Можно? – она налила себе водки и выпила. Закусила и несколько минут смотрела на французские страсти. – Ты что стоишь? Достань еще рюмку. Жарко.

Девушка стащила майку и осталась без ничего. Груди нахально торчали вперед и вверх. У Кукуева ослабли ноги, он достал рюмку, сел и выпил, не отрывая взгляда от роскошной груди незнакомки. Девушка пару минут посмотрела на Эммануэль, вздохнула и пересела на колени Кукуеву.

– Время идет, котик. Давай ближе к делу.

– Простите… А как вас звать? Звать тебя как? – дурея, спросил Вась-Вась.

Пышечка поцеловала его за ухом, а руку запустила в штаны.

– Да не все ли равно как? – сказала она. – Зови Татьяной. Где будем-то? Тут, что ли? Хочешь, как они?

Кукуев сорвался, как стальная пружина, смял девчушку и яростно терзал ее прямо на полу добрых двадцать минут.

– Да-а, – сказала Татьяна и голая прошла в ванную. Помылась, вышла из ванной и встала перед зеркалом, поправляя прическу. Кукуев приложил руку к ее круглой попке и почувствовал, как его вновь переполняет желание. И он тут же дал ему волю.

– Ну, дядя, ты черт, а не мужик. Вот не ожидала! Опять мыться?

– Слушай, Танюха, классно! – сказал он ей, когда она вышла из ванной и стала одеваться. – Откуда ты такая?

– Откуда, откуда? От «Феи». А может, от «Меркурия». Я сама еще толком не разобралась. Начинающая я! – засмеялась Танюха. – Подготовительная группа! Дали адресок, вот и пришла.

– Кто дал адресок? – не понял Кукуев и снова потянулся к девушке. Та мягко отстранила его. Взглянула на часы. Заторопилась.

– О! Ты гляди, час скоро. Как быстро времечко минуло! Меня следующий дядечка ждет. Чего смотришь? Баксы гони и в квитанции распишись, – она достала из сумочки смятую квитанцию.

– Какие баксы? Какая квитанция? – оторопел Вась-Вась.

– Мы, дядя, по квитанции работаем. Отчетность у нас такая.

Кукуев вертел в руках бумажку.

– За что расписаться-то? Тут «прочистка канализации» написано. Больше ничего.

– А ты что делал, сантехник? Вот за прочистку и плати. Сто баксов. Расписывайся. И давай-давай, меня уже время подпирает. Если хочешь встретиться, звони опять. А то и так могу с тобой договориться. Смотри. За так. Еще пару разиков. Ты ничего. Что смотришь на меня так? Доставай золотые сольдо и расписывайся.