Текст книги "Детоубийцы"

А Нелета, прислушиваясь къ движеніямъ ребенка подъ своимъ сердцемъ, испытывала радость, когда маленькое существо, повидимому, не обнаруживало болѣе признаковъ жизни. Оно не будетъ живымъ, это несомнѣнно! Счастье, которое всегда сопутствовало ей, навѣрное не покинетъ ее.

Конецъ жатвы отвлекъ ее отъ этихъ мыслей. Мѣшки съ рисомъ лежали цѣлыми кучами въ трактирѣ, они заполняли всѣ внутреннія комнаты дома, были нагромождены у самой стойки, лишая мѣста посѣтителей и занимали почти всѣ углы спальни Нелеты. Она изумлялась богатству, скрытому въ этихъ мѣшкахъ, опьянялась острымъ запахомъ рисовой пыли. Ужели же она уступитъ половину этихъ сокровищъ свояченицѣ Сахара?.. При одной этой мысли, Нелета чувствовала, какъ возрождаются ея силы подъ вліяніемъ гнѣва. Она невыносимо страдала, скрывая свое положеніе, но лучше умереть, чѣмъ подѣлиться добычей. Необходимо было принять энергичное рѣшеніе. Состояніе ея ухудшалось. Ноги пухли. Она испытывала непреодолимое желаніе не двигаться, не вставать съ постели. И несмотря на это, она каждый день появлялась за стойкой, потому что ея отсутствіе подъ предлогомъ болѣзни могло оживить подозрѣнія. Она медленно передвигалась, когда ей приходилось вставать изъ‑за посѣтителей и ея вынужденная улыбка превращалась въ мучительную судорогу, приводившую въ трепетъ Тонета. Ея стянутая талія грозила разорвать корсетъ.

«Я не могу болѣе!» стонала она въ отчаяніи, раздѣваясь и бросаясь навзничь на свою постель. И оба любовника, въ безмолвіи спальни, обмѣнивались словами, полные ужаса, словно видѣли, какъ между ними вставало привидѣніе, грозящее имъ за ихъ грѣхъ. «А, что если ребенокъ не родится мертвымъ?» Нелета была увѣрена въ этомъ. Она чувствовала, какъ онъ шевелится подъ ея сердцемъ и ея преступная надежда исчезала. И въ мятежной алчной душѣ этой женщины, неспособной покаяться въ своемъ грѣхѣ, изъ боязни лишиться матеріальнаго благосостоянія, рождались смѣлыя рѣшенія, какъ въ душѣ великихъ преступникювъ. Нечего и думалъ о томъ, чтобъ отправить ребенка въ какую‑нибудь сосѣднюю мѣстность съ Альбуферой, пріискавъ надежную женщину, которая ходила бы за нимъ. Всегда придется бояться нескромности кормилицы и хитрости враговъ. Да и у нихъ самихъ не хватило бы благоразумія; они, какъ родители, могли бы почувствовать привязанность къ этому маленькому существу и въ концѣ концовъ тайна ихъ обнаружилась бы. Нелета съ страшнымъ хладнокровіемъ обсуждала все это, глядя на мѣшки съ рисомъ, нагроможденные въ ея спальнѣ. Нечего было и думать, что ребенка можно было скрыть въ Валенсіи. Стоитъ только свояченицѣ Сахара однажды напасть на слѣдъ и она найдетъ истину хотя бы на днѣ самаго ада.

И Нелета устремляла на любовника свои зеленые глаза, дикіе отъ мучительнаго сознанія опасности положенія. Необходимо было, во что бы то ни стало, избавиться оть ребенка. Тонетъ долженъ показать всю свою смѣлость. Въ опасности узнаются люди. Онъ отнесетъ его ночью въ городъ, оставитъ на улицѣ, на церковной паперти, не важно гдѣ: Валенсія велика…, а тамъ ищи его родителей…

Жестокая жевщина, задумавъ это преступленіе, старалась еще подыскать себѣ оправданія. Почемъ знать, можетъ быть, это принесетъ даже счастъе ребенку?.. Если онъ умретъ, тѣмъ лучше для него, если выживетъ, кто знаетъ, въ какія руки попадетъ онъ? Быть можетъ его ждетъ богатство.

Мало ли что случаетея на свѣтѣ! И она припоминала дѣтскія сказки о Царевичахъ, оставленныхъ въ лѣсу или о незаконныхъ дѣтяхъ пастушекъ, которые вмѣсто того, чтобы быть съѣденными волками, дѣлались могущественными людьми.

Тонетъ съ ужасомъ слушалъ ее. Онъ готовъ былъ возмутиться, но взоръ, который бросала на него Нелета, укрощалъ его всегда слабую волю. Къ тому же онъ самъ былъ обуреваемъ жадностью: онъ считалъ своею собственностью все, что принадлежало Нелетѣ, и возмущался при мысли о томъ, что ему придется подѣлиться съ врагами наслѣдствомъ своей любовницы. Его нерѣшительность заставляла его закрывать глаза и возлагать надежды на будущее. Не нужно отчаиваться: все устроится, и можетъ быть въ послѣдній моментъ добрая судьба распутаетъ узелъ. И пользуясь кратковременнымъ спокойствіемъ, онъ старался не думать о преступныхъ намѣреніяхъ Нелеты. Онъ съ ней былъ связанъ на вѣки. Она составляла всю его семью. Трактиръ былъ его единственнымъ очагомъ. Онъ порвалъ со своимъ отцомъ, который узнавъ о сплетняхъ, распространившихся въ деревнѣ на счетъ его связи съ трактиршицей, и видя, какъ онъ цѣлыми недѣлями и мѣсяцами ни одного разу не ночевалъ въ хатѣ, имѣлъ съ нимъ короткую и скорбную бесѣду.

Поведеніе Тонета было безчестіемъ для Голубей. Онъ не можетъ выносить сплетень о томъ, что его сынъ открыто живетъ на счетъ женщины, которая ему не жена. Если ужъ онъ хочетъ жить въ безчестіи вдали отъ своей семьи и не помогая ей, то пусть они не знаютъ больше другъ друга! У него нѣтъ больше отца! Онъ не увидитъ его до тѣхъ поръ, пока не возстановитъ своей чести. Послѣ этого объясненія, дядюшка Тони, съ помощью вѣрной Подкидыша продолжалъ засыпать свои поля. Но теперь, когда это огромное предпріятіе близилось къ концу, имъ овладѣвало уныніе; онъ съ горечью задавалъ себѣ вопросъ: кто поблагодаритъ его за такой трудъ и только упорство заставляло его продолжать работу.

Наступило время большихъ охотъ въ дни св. Мартина и св. Каталины, – праздники Салера. Во всѣхъ собраніяхъ рыбаковъ съ восторгомъ говорилось о необычайномъ количествѣ птицъ, появившихся въ этомъ году на Альбуферѣ. Сторожа, наблюдая издали уголки и заросли, гдѣ собирались лысухи, видѣли, какъ быстро умножалось ихъ число. Онѣ образовывали громадныя черныя пятна на поверхности воды и, когда мимо нихъ проплывала лодка, онѣ вспархивали, образуя трехугольныя группы, и подобно тучѣ саранчи, опускались неподалеку, загипнотизированныя зеркальной поверхностью озера, не будучи въ состояніи покинуть воду, на которой ихъ ожидала неминуемая смерть.

Вѣсть объ этомъ распространилась по всей провинціи и охотниковъ ожидалось гораздо больше, чѣмъ въ прежніе годы.

Большія охоты на Альбуферѣ привели въ движеніе всѣ валенсіанскія ружья. Это были очень древніе праздники, о происхожденіи которыхъ хорошо зналъ Голубь съ того времени, когда онъ былъ присяжнымъ и хранилъ архивъ. Онъ разсказывалъ объ этомъ своимъ друзьямъ въ трактирѣ. Когда Альбуфера принадлежала королямъ Аррагонскимъ, и одни только монархи имѣли право охоты, король донъ Мартинъ предоставилъ гражданамъ Валенсіи одинъ праздничный день и избралъ для этого день своего святого. Впослѣдствіи охота разрѣшалась также въ день св. Каталины. Въ эти два праздника всякому былъ открытъ свободный доступъ на озеро съ оружіемъ и каждый могъ стрѣлять безчисленныхъ птицъ, скрывавшихся въ тростникахъ. Эта привилегія, передававшаяся по традиціи, стала правомъ освященнымъ вѣками. Теперь охотѣ предшествовали въ видѣ пролога два дня, когда со всѣхъ концовъ провинціи съѣхавшіеся охотники платили деньги арендатору Альбуферы за наилучшія мѣста. Лодокъ и лодочниковъ не хватало для услугъ всѣмъ этимъ охотникамъ. Дядюшка Голубь, столько уже лѣтъ извѣстный любителямъ охоты, не могъ придумать, какъ удовлетворить всѣ запросы. Онъ давно находился въ услуженіи у одного богатаго сеньора, который платилъ ему большія деньги за его знаніе Альбуферы. Тѣмъ не менѣе, охотники обращались къ патріарху лодочниковъ и дядюшка Голубь рыскалъ повсюду въ поискахъ лодокъ и лодочниковъ для всѣхъ тѣхъ, которые ему писали изъ Валенсіи. Наканунѣ охоты, Тонетъ увидѣлъ, какъ дѣдъ его вошелъ въ травтиръ. Онъ пришелъ за нимъ. Въ этомъ году на озерѣ будетъ больше охотниковъ, чѣмъ дичи. Онъ не знаетъ, гдѣ ему достать лодочниковъ. Всѣ люди изъ Салера, изъ Катаррохи и даже изъ Пальмара заняты, а теперь одинъ старый кліентъ, которому онъ не можетъ отказать, проситъ у него лодку и человѣка для одного изъ своихъ друзей, который въ первый разъ хочетъ охотиться на Альбуферѣ. Хочетъ ли Тонетъ помочь и выручить дѣда?

Кубинецъ отказался. Нелета была больна. Утромъ она покинула стойку, не будучи въ состояніи выносить своихъ страданій. Страшный моментъ можетъ бытъ близокъ, и онъ не могъ оставить трактира.

Его лаконическій отказъ былъ истолкованъ старикомъ, какъ оскорбленіе и онъ страшно былъ взбѣшенъ.

Теперь, когда Тонеть сталъ богачомъ, онъ позволяетъ себѣ издѣваться надъ бѣднымъ дѣдомъ, ставя его въ смѣшное положеніе. Онъ все выносилъ отъ Тонета. Терпѣлъ его лѣность, когда они эксплуатировали Главный Путь. Онъ закрывалъ глаза на его связь съ трактиршицей, связь, которая не дѣлаетъ большой чести его семейству. Но оставить его на произволъ судьбы въ дѣлѣ, которое для него являлосъ вопросомъ чести, это уже слишкомъ! Гослоди Боже! Что скажутъ о немъ его городскіе друзья, когда, увидятъ, что тотъ, кого они считали хозяиномъ Альбуферы, не можетъ даже найти человѣка для услугъ. И его печаль была такъ глубока и ясна, что Тонетъ испытывалъ угрызеніе совѣсти. Отказать въ помощи во время большихъ охотъ, это для дядюшки Голубя было равносильно гибели его репутаціи и до нѣкогорой степени измѣной странѣ ила и тростника, ихъ взростившей.

Кубинецъ уступилъ мольбамъ дѣда. Нелета, безъ сомнѣнія, еще можетъ подождать. Вотъ уже нѣсколько разъ она испытывала ложныя боли и этотъ кризисъ, вѣроятно, благополучно пройдетъ, какъ и другіе.

Съ наступленіемъ ночи Тонетъ прибылъ въ Салеръ. Какъ лодочникъ, онъ долженъ былъ присутствовать вмѣстѣ съ охотникомъ при распредѣленіи мѣстъ.

Мѣстечко Салеръ, расположенное вдали отъ озера въ концѣ канала до направленію къ Валенсіи, представляло необычайный видъ, до случаю большихъ охоть.

Въ широкой части канала, именуемой Портомъ, собрано было нѣсколько дюжинъ черныхъ лодокъ, прижатыхъ вплотную, тонкіе борта ихъ съ трескомъ ударялись другъ о друга, дрожа подъ тяжестью огромныхъ деревянныхъ бочекъ, которыя на слѣдующій день должны были быть поставлены на сваи среди ила. Въ этихъ бочкахъ прятались охотники, чтобъ стрѣлять птицъ.

Между домами Салера нѣсколько ловкихъ дѣвушекъ изъ города размѣстили свои столы съ жаренымъ горохомъ и миндальными пирожными, освѣщая свои товары свѣчами, защищенными отъ вѣтра бумажными колпаками. У дверіей хаты женщины мѣстечка кипятили свои кофейники, предлагая охотникамъ чашки кофе съ ликеромъ, въ которыхъ было меньше всего кофе. Необычная толпа народа кишѣла въ мѣстечкѣ, увеличиваясь каждую минуту съ прибытіемъ изъ города телѣгъ и тартанъ.

Это были Валенсіанскіе граждане въ высокихъ гетрахъ и громадныхъ фетровыхъ шляпахъ, словно трансваальскіе воины, расхаживавшіе въ своихъ блузахъ съ безчисленными карманами, подзывая свистомъ своихъ собакъ и хвастаясь ружьями новой системы, висѣвшими въ желтыхъ чехлахъ черезъ плечо. Богатые крестьяне провинціи въ великолѣпныхъ плащахъ съ патронташами у пояса, въ платкахъ, которые у однихъ были свернуты митрами, у другихъ имѣли форму чалмы, а у третьихъ развѣвались длиннымъ концомъ на шеѣ. По головному убору каждаго можно было узнать, изъ какого онъ уголка валенсіанской провинціи.

Оружіе равняло охотниковъ. Они по – братски обращались другъ съ другомъ, какъ товарищи по оружію, предвкушая прелести предстоящей завтра охоты. Говорили объ англійскомъ порохѣ, о бельгійскихъ ружьяхъ, о преимуществахъ центральнаго боя, съ трепетной страстью истыхъ арабовъ, словно уже вдыхая запахъ пороха. Молчаливыя, громадныя съ живыми глазами собаки, переходили отъ одной группы къ другой, обнюхивая руки охотниковъ и наконецъ ложились неподвижныя у ногъ своихъ хозяевъ.

Во всѣхъ хатахъ, превращенныхъ въ гостинницы, женщины дѣятельно хлопотали, готовя ужинъ, въ лихорадочномъ возбужденіи по случаю праздниковъ, позволявшихъ имъ потомъ существовать почти цѣлый годъ.

Тонетъ увидѣлъ такъ называемый домъ «Инфантовъ»: низкое каменное зданіе увѣнчаное высокой черепичной крышей, пестрѣвшей многочисленными слуховыми окнами. Это было большое зданіе 18–го вѣка, которое постепенно разрушалось съ тѣхъ поръ, какъ охотники королевской крови перестали посѣщать Альбуферу. Теперь оно было занято трактиромъ. Напротивъ стоялъ домъ Демана, двухъ – этажное зданіе, гигантомъ возвышавшееся посреди хатъ, съ кривыми рѣшетками на облупившихся стѣнахъ и колоколомъ на крышѣ, которымъ сзывали охотниковъ при распредѣленіи мѣстъ.

Тонетъ вошелъ въ этотъ домъ, бросивъ взглядъ въ залу нижняго этажа, гдѣ происходила церемонія. Громадный фонарь бросалъ тусклый свѣтъ на столъ и кресла арендаторовъ Альбуферы. Эстрада была отдѣлена отъ остальной части залы желѣзнымъ барьеромъ.

Дядюшка Голубь былъ здѣсь въ качествѣ достопочтеннаго лодочника, и шутилъ съ знаменитыми охотниками, страстными любителями озера, которыхъ онъ зналъ уже полвѣка. Это была охотничья аристократія. Здѣсь были богатые и бѣдные: крупные помѣщики и мясники изъ города и просто скромные рабочіе изъ окрестныхъ мѣстечекъ. Они не видѣлись въ остальное время года, но встрѣчаясь на Альбуферѣ каждую субботу на малыхъ охотахъ или собираясь на большія, они братски сближались, предлагая другъ другу табакъ, патроны и слушая, не моргая глазами, удивительные разсказы о подвигахъ на охотѣ лѣтомъ въ горахъ. Общность вкусовъ и охотничья хвастливость братски соединяла ихъ. Почти всѣ имѣли шрамы отъ ранъ, причиненныхъ главной страстью ихъ жизни. Одни, горячо жестикулируя во время разсказа, показывали пальцы, оторванные вслѣдствіе разрыва ружья, другіе имѣли обожженыя взрывомъ пороха щеки. Старикив – етераны страдали ревматизмомъ, полученнымъ еще въ юности въ сырую погоду; тѣмъ не менѣе они не могли пропустить большой охоты и оставаться спокойно въ домахъ; они являлись, больные, и жаловались на измѣнчивость и отсутствіе пыла въ молодыхъ охотникахъ.

Собраніе кончилось. Лодочники возвѣстили, что ужинъ готовъ и охотники группами стали расходиться, направляясь къ освѣщеннымъ хатамъ, двери которыхъ красными пятнами отражались на илистой почвѣ. Крѣпкій запахъ алкоголя носился въ воздухѣ. Охотники боялись воды Альбуферы, они не довѣряли водѣ изъ озера, которую пили мѣстные жители опасаясь лихорадки и привозили съ собой порядочное количество абсенту и рому, крѣпкій ароматъ которыхъ разливался въ воздухѣ при раскупориваніи бутылокъ.

Тонетъ видя такое оживленіе въ Салерѣ, словно армія разбиласъ лагеремъ – вспомнилъ разсказы своего дѣда: объ оргіяхъ, устраиваемыхъ въ былыя времена богатыми городскими охотниками, съ совершенно голыми женщинами, которыхъ травили собаками; о громадныхъ суммахъ денегъ, проигрывавшихся въ жалкихъ хатахъ по ночамъ въ промежутокъ между двумя охотами: о всѣхъ нелѣпыхъ забавахъ буржуа, взлелѣянныхъ быстролетнымъ счастьемъ, которые, вдали отъ взоровъ семьи, въ этомъ почти дикомъ углѣ, возбужденные видомъ крови и запахомъ пороха, давали полный просторъ своимъ животнымъ инстинктамъ.

Дядюшка Голубь отыскалъ внука, чтобы его представить охотнику. Это былъ довольно жирный госдодинъ, съ добродушнымъ и миролюбивымъ лицомъ; промышленникъ изъ города, рѣшившій, что послѣ долгой трудовой жизни настала пора и для него поразвлечься вмѣстѣ съ богатыми людьми и пожить удовольствіями своихъ новыхъ друзей: его, повидимому, стѣсняли его страшные доспѣхи: охотничья сумка, ружье и высокіе сапоги – все съ иголочки, только что купленное. Тѣмъ не менѣе, любуясь своимъ патронташемъ, висѣвшимъ черезъ плечо, въ громадной фетровой шляпѣ, онъ считалъ себя похожимъ на одного изъ тѣхъ героевъ – буровъ, изображеніями которыхъ онъ восхищался въ газетахъ. Онъ охотился въ первый разъ на озерѣ, всецѣло довѣряясь опытности лодочника, который долженъ былъ достатъ для него мѣсто, когда очередь дойдетъ до него.

Всѣ трое поужинали въ хатѣ съ другими охотниками. Ужинъ прошелъ шумно, какъ обычно въ такихъ случаяхъ. Ромъ лился рѣкой, а вокругъ стола, какъ голодныя собаки, толпились сосѣдніе крестьяне, подобострастно смѣясь шуткамъ гостей, хватая все, что имъ предлагали, способные выпить сразу столько, сколько, по мнѣнію охотниковъ, хватило бы на всѣхъ.

Тонетъ почти ничего не ѣлъ, слушая какъ сквозь сонъ, крики и смѣхъ этихъ людей, шутливые протесты, съ которыми они принимали вымышленныя исторіи хвастливыхъ охотниковъ. Онъ думалъ о Нелетѣ. Ему рисовалось, какъ она изнемогая отъ страданій, въ верхнемъ этажѣ катается по полу, душа въ себѣ крики, которые могли бы облегчить ее.

Въ хату донеслись звуки колокола съ дома Демана, дрожащіе, какъ колоколъ отшельника.

«Онъ прозвонилъ уже два раза», сказалъ дядюшка Голубь, считая съ глубочайшимъ вниманіемъ удары, болѣе боясь опоздать въ домъ Демана, чѣмъ пропустить мессу.

Когда колокодъ прозвонилъ въ третій разъ охотники и лодочники встали изъ‑за стола и поспѣшили къ мѣсту раздачи постовъ.

Свѣтъ фонаря увеличился двумя лампами на столѣ эстрады. За рѣшеткой помѣстились арендаторы Альбуферы, а за ними до самой задней стѣны охотники, имѣвшіе постоянный абониментъ, по праву занявшіе эти мѣста. По ту сторону рѣшетки, загромождая дверь и толпясь снаружи, стояли лодочники, бѣдные охотники, весь мелкій людъ, пришедшій поглазѣть на охоту. Ужасный запахъ мокрой одежды, водки, дешеваго табаку, штановъ, запачканныхъ иломъ, стоялъ надъ толпой, тѣснившейся къ рѣшеткѣ. Непромокаемые охотничьи костюмы, прикасаясь другъ къ друту, издавали, пронизывающій до мозга костей, звукъ. На громадной темной тѣни отъ открытой двери неопредѣленными пятнами отражались бѣлые фронтоны сосѣднихъ хатъ.

Несмотря на такое скопленіе людей, царило молчаніе: какъ только они переступали порогъ, всѣ невольно ему подчинялись. Замѣтно было только то нѣмое безпокойство, которое водворяется около трибунала, когда рѣшается участь человѣка или при жеребьевкѣ, когда рѣчь идетъ о богатствѣ семья. И когда кто‑нибудь открывалъ ротъ, то говорилъ понизивъ голосъ, чуть слышнымъ шопотомъ, какъ у постели больного.

Главный арендаторъ всталъ.

«Кавальеросъ!»

Молчаніе стало еще глубже. Приступили къ вопросу о распредѣленіи мѣстъ.

По обѣимъ сторонамъ стола, словно олицетвореніе власти, стояли два сторожа, самые старые въ Альбуферѣ; два тощихъ человѣка съ мрачнымъ видомъ, съ волнообразными движеніями и острымъ лицомъ, два угря, наряженные въ блузы, которые точно ради великаго охотничьяго праздника вышли со дна озера.

Сторожъ началъ перекличку, чтобы узнать всѣ ли посты будутъ заняты на предстоящей завтра охотѣ.

«Первый!.. Второй!..»

Они шли по очереди, сообразно съ цѣной и давностью абонимента. Лодочники, слыша номера своихъ хозяевъ, отвѣчали за нихъ:

«Здѣсь! Здѣсь!»

Послѣ переклички наступилъ торжественный моментъ: выборъ мѣстъ для охоты каждымъ лодочникомъ по соглашенію съ охотникомъ, или по собственной иниціативѣ, какъ человѣка болѣе опытнаго.

«Третій!» говорилъ одинъ изъ сторожей.

И тотчасъ же имѣвшій этотъ номеръ выкрикивалъ названіе мѣста, о которомъ думалъ: «Заводь Господа Бога!..» «Гнилая лодка». «Уголъ Антипы». Такимъ образомъ выкрикивались фантастическія географическія названія Альбуферы: мѣста, окрещенныя по вкусу лодочниковъ, названія, которыя могли бы заставить покраснѣть женщинъ или вызвать тошноту, если бы они произносились за столомъ. Но теперь они звучали торжественно, не вызывая улыбки.

Второй сторожъ съ зычнымъ, какъ труба голосомъ, послѣ каждаго номера выкрикиваемаго лодочникомъ, поднявъ голову и закрывъ глаза, положивъ руку на рѣшетку, всѣми силами своихъ легкихъ испускалъ пронзительный крикъ, далеко оглашавшій ночную тишину.

«Третій: Заводь Господа Бога!.. Четвертый: Уголъ Св. Рочъ… Пятый: …. цирюльника».

Раздѣленіе мѣстъ продолжалось около часа и въ то время, какъ сторожа медленно выкрикивали номера, молодой человѣкъ записывалъ ихъ въ громадную книгу, лежавшую на столѣ.

По окончаніи распредѣленія мѣстъ, выдавалось разрѣшеніе на охоту мелкому люду: билеты, стоившіе только два дуро, съ которыми рабочіе могли исколесить всю Альбуферу на своихъ лодчонкахъ, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ охотничьихъ постовъ и убивать всю дичь, ускользавшую отъ выстрѣловъ богачей.

Охотники поспѣшно расходились, пожимая другъ другу руки. Нѣкоторые оставались ночевать въ Салерѣ, въ разсчетѣ занять свои мѣста на разсвѣтѣ; другіе, болѣе ръяные, тотчасъ же отправлялись на озеро, желая руководить лично установленіемъ бочки, въ которой они должны были провести цѣлый день. «Всякой удачи! Желаемъ веселиться!» И каждый охотникъ звалъ своего лодочника, чтобы удостовѣриться, все ли въ добромъ порядкѣ.

Тонета уже не было въ Салерѣ. Когда наступила тишина во время распредѣленія мѣстъ, его охватила смертельная тоска. Предъ его глазами всталъ скорбный образъ Нелеты, которая, извиваясь въ мукахъ страданій, лежала на полу одна, безъ близкаго человѣка, угрожаемая бдительностью враговъ, тамъ въ Пальмарѣ.

Будучи не въ силахъ совладать съ собой, онъ вышелъ изъ дома Демана, рѣшивъ тотчасъ же вернуться въ Пальмаръ, не останавливаясь даже предъ разрывомъ съ дѣдомъ. Около дома «Инфантовъ», гдѣ находился трактиръ, его кто‑то окликнулъ. Это былъ Піавка. Ему хотѣлось пить и ѣсть. Онъ ходилъ вокругъ столовъ богатыхъ охотниковъ въ надеждѣ чѣмъ‑нибудь поживиться, но не получилъ ровно ничего, такъ какъ лодочники поѣли все.

Тонету пришла въ голову мысль замѣнить себя бродягой: но предложеніе погнать лодку возмутило сына озера больше, чѣмъ, если бы вдругъ священникъ Пальмара предложилъ ему произнести праздничную проповѣдь.

Не для него такая работа: онъ не намѣренъ тыкать шестомъ. Тонетъ долженъ былъ знать его образъ мыслей: трудъ – созданіе рукъ діавола.

Но Тонетъ, сгорая отъ нетеріпѣнія и тоски, совершенно не былъ расположенъ слушать глупыя теоріи Піавки. Онъ не хочетъ и слышать объ отказѣ, иначе онъ навсегда отобьетъ ему аппетитъ, сбросивъ его въ озеро. Друзья должны помогать другъ другу въ затрудненіи. Онъ прекрасно умѣлъ управлять лодкой, когда запускалъ свои лапы въ чужія сѣти, воруя угрей. А если онъ голоденъ, онъ можетъ поживиться провизіей, привезенной этимъ сеньоромъ изъ Валенсіи. И замѣтивъ, что Піавка колеблется при мысли о пиршествѣ, онъ попробовалъ вызвать его рѣшимость ударами кулаковъ, толкая его къ лодкѣ охотника, объясняя какъ все приготовить. Когда его хозяинъ явится, онъ можетъ объяснить, что де Тонетъ боленъ и ему поручено замѣнитъ его.

И прежде, чѣмъ Піавка оправился отъ своего изумленія и пришелъ къ какому‑нибудь рѣшенію, Тонетъ бросился въ свою легкую лодку и двинулся въ путъ, отчаянно гребя шестомъ.

Путь былъ дологъ. Ему нужно было проѣхать всю Альбуферу, чтобы достичь Пальмара, и не было ни малѣйшаго вѣтра. Но Тонета пришпоривалъ страхъ и неизвѣстность и его лодочка прыгала, какъ ткацкій челнокъ, по темной основѣ воды, испещренной свѣтомъ звѣздъ.

Было уже за полночь, когда онъ достигъ Пальмара. Онъ былъ въ изнеможеніи, руки отнимались послѣ отчаяннаго путешествія и у него было одно только желаніе, чтобы въ трактирѣ было все спокойно и онъ могъ бы мертвымъ чурбаномъ броситься на свою кровать. Онъ причалилъ свою маленькую лодку предъ домомъ, который молчаливо стоялъ запертымъ, какъ и всѣ дома въ деревнѣ, и лишь щели двери свѣтились линіями краснаго свѣта.

Ему открыла тетка Нелеты и, узнавъ его, глазами показала на людей, сидѣвшихъ у очага. Это были крестьяне изъ Суеки, прибывшіе на охоту, имѣвшіе поля въ Салерѣ, завсегдатаи, которымъ нельзя было отказать, не возбудивъ подозрѣній. Они, поужинавъ въ трактирѣ, собирались спать у очага, рѣшивъ за часъ до разсвѣта выѣхать въ своей лодкѣ и разсѣяться по озеру въ разсчетѣ на дичь, которая ускользнетъ изъ рукъ охотниковъ, занявшихъ лучшія мѣста.

Тонетъ поздоровался со всѣми и, обмѣнявшись съ ними нѣсколькими словами, по поводу завтрашняго праздника, поднялся въ спальню Нелеты.

Онъ увидѣлъ ее въ одной рубашкѣ, блѣдную съ искаженнынъ лицомъ, обѣими руками крѣпко державшуюся за животъ, съ безумными глазами. Страданія заставили ее забыть все благоразуміе и она испускала ревъ, приводившій въ ужасъ ея тетку.

«Они тебя услышатъ!» восклицала старуха. Нелета, подавивъ свои страданія, зажимала ротъ руками и кусала подушки, чтобы задушить свои крики.

По ея совѣту, Тонетъ сошелъ внизъ въ трактиръ. Онъ не могъ оказать никакой помощи, оставаясь наверху. Присоединившись къ компаніи, развлекая гостей своей бесѣдой, онъ, можетъ быть, сумѣетъ отвлечь ихъ вниманіе, и они не услышатъ ничего, что могло бы возбудить подозрѣніе.

Тонетъ больше часа грѣлся у золы очага, бесѣдуя съ крестьянами о минувшемъ урожаѣ, о великолѣпіи предстоящей завтра охоты. На одинъ моментъ бесѣда прервалась. Всѣ услышали страшный дикій крикъ, словно рѣзали человѣка. Хладнокровіе Тонета успокоило всѣхъ.

«Хозяйка немного больна», сказалъ онъ. И они продолжали болтать, не обращая вниманія на шумъ шаговъ тетки, быстро проходившей съ мѣста на мѣсто, такъ что дрожалъ весь потолокъ. Черезъ полчаса, Тонетъ, полагая, что инцидентъ уже забытъ, поднялся въ спальню. Большинство крестьянъ дремали, свѣсивъ голову на грудь.

Поднявшись наверхъ, онъ увидѣлъ Нелету на постели блѣдную, безъ движенія. Только блестящіе глаза свидѣтельствовали о томъ, что она жива.

«Тонетъ… Тонетъ…» слабо прошептала она. Любовникъ, по ея голосу и взгляду, угадалъ все, что она хотѣла сказать. Это было приказаніе, непреклонное велѣніе. Жестокая рѣшимость, такъ часто пугавшая Тонета, цѣликомъ вернулась вновь, несмотря на слабость послѣродового кризиса. Нелета говорила тихимъ голосомъ, казавшимся вздохомъ, доносившимся издалека. Самое трудное прошло: теперь очередь за нимъ. Пусть онъ докажетъ, есть ли въ немъ смѣлость.

Дрожащая тетка, потерявъ голову, не отдавая себѣ отчета въ своихъ дѣйствіяхъ, подала Тонету свертокъ бѣлья, внутри котораго, шевелилось маленькое существо, грязное, съ дурнымъ запахомъ, съ багрово – синеватымъ тѣльцемъ.

Нелета увидѣвъ около себя новорожденнаго пришла въ ужасъ. Она не хочетъ его видѣть, она боится смотрѣть на него. Она боялась за себя, предполагая, что при одномъ только взглядѣ на ребенка, въ ней проснется мать, и она не будетъ въ состояніи бросить его.

«Тонетъ… Немедленно… Унеси его». Кубинецъ, наскоро отдавъ расдоряженіе старухѣ, спустился внизъ, чтобы проститься съ крестъянами, которые уже спали. И тетка подала ему черезъ выходившее на каналъ окно въ нижнемъ этажѣ живой свертокъ.

Когда ставни захлопнулись и Тонетъ очутился одинъ въ темнотѣ ночи, онъ почувствовалъ вдругъ, что вся отвага его сразу пропала. Этотъ свертокъ бѣлья съ мягкимъ тѣломъ, который онъ несъ подъ мышкой, пугалъ его. Его мгновенно охватила страшная нервозность, обострившая всѣ его чувства. Онъ слышалъ всѣ звуки деревни, даже самые незначительные, и ему казалось, что звѣзды окрасились въ красный цвѣтъ. Отъ вѣтра задрожало чахлое оливковое дерево около трактира и шумъ листьевъ заставлялъ его бѣжать, какъ будто вся деревня могла дроснуться и наброситься на него съ вопросомъ, что это у него подъ мышкой.

Ему казалось, что свояченица Сахара и ея родственники, взбудораженные отсутствіемъ Нелеты въ теченіе цѣлаго дня, ходятъ, какъ всегда, вокругъ трактира и онъ вдругъ увидитъ старую колдунью на берегу канала. Какой скандалъ, если она поймаетъ его съ этой ношей! Въ какое отчаяніе придетъ Нелета!..

Онъ доложилъ свертокъ на дно лодки, оттуда раздался отчаянный, неистовый крикъ. Онъ схватилъ шестъ и съ безумной быстротой понесся по каналу. Онъ яростно гребъ, пришпориваемый этимъ крикомъ новорожденнаго, боясь, что вдругъ появится свѣтъ въ окнахъ домовъ и тѣни любопытныхъ будутъ спрашивать, куда онъ ѣдетъ.

Вскорѣ онъ оставилъ позади себя безмолвныя хаты и въѣхалъ въ Альбуферу.

Тишина озера, полумракъ спокойной звѣздной ночи, возвратили ему всю его смѣлость. Надъ головой темная синева неба, внизу блѣдная лазурь воды, въ которой таинственно дрожа сверкали звѣзды. Чирикали птицы въ тростникѣ и плескалась вода, въ которой рыбы гонялись другъ за другомъ. По временамъ съ этимъ шумомъ сливались неистовые крики ребенка.

Тонетъ, измученный непрерывной ѣздой въ эту ночь продолжалъ грести шестомъ, направляя свою лодку къ Салеру. Онъ положительно одурѣлъ отъ усталости, но голова его была свѣжа и мысль, обостряемая опасностью, работала дѣятельнѣе, чѣмъ руки.

Онъ былъ уже далеко отъ Пальмара. До Салера оставалось еще больше часа. И еще два добрыхъ часа, чтобы добраться до города. Тонетъ посмотрѣлъ на небо; должно быть три часа. Меньше чѣмъ черезъ два часа, займется день и солнце поднимется на горизонтъ, когда онъ доберется до Валенсіи. Къ тому же онъ, не безъ ужаса думалъ о длинномъ пути черезъ уэрту Русафы, всегда охраняемой жандармами, о входѣ въ городъ, подъ взорами таможенныхъ чиновниковъ, которые навѣрное захотятъ посмотрѣть, что у него въ сверткѣ подъ мышкой, о тѣхъ людяхъ, которые, вставъ до зари и встрѣтясь съ нимъ, узнаютъ его. А тутъ еще этотъ плачъ, все болѣе отчаянный и ужасный, представлявшій опасность даже въ пустынной Альбуферѣ!

Тонетъ видѣлъ предъ собой безконечную дорогу и чувствовалъ, какъ его оставляютъ силы. Никогда не достичь ему пустынныхъ на зарѣ городскихъ улицъ, ни церковныхъ порталовъ, гдѣ бросаютъ дѣтей, чтобы отдѣлаться отъ несноснаго бремени. Легко въ Пальмарѣ, въ безмолвномъ одиночествѣ спальни сказать: «Тонетъ, сдѣлай это!». Дѣйствительность воздвигала передъ нимъ груду неодолимыхъ препятствій.

Даже на озерѣ порою опасность увеличивалась. Въ другое время можно проѣхать съ одного берега до другого, всю Альбуферу, не встрѣтивъ ни одной живой души, а въ эту ночь она кшпѣла народомъ. Въ каждой заросли чувствовалась работа невидимыхъ людей, готовившихся къ охотѣ.

По всѣмъ направленіямъ сновали люди во мракѣ на черныхъ лодкахъ. Въ безмолвіи Альбуферы до водѣ, до которой малѣйшіе звуки разносятся на громадное дространство, раздавались удары молотковъ, вбивавшихъ сваи для мѣстъ охотниковъ, и какъ красныя звѣзды, горѣли на поверхности воды кучи зажженной травы, при свѣтѣ которой лодочники заканчивали свои приготовленія къ охотѣ. Какъ пробить себѣ путь среди знакомыхъ ему людей подъ жалобный плачъ ребенка, совершенно непонятный среди озера. Ему перерѣзала путь лодка, хотя и довольно далеко, но все же на разстояніи звука голоса. Несомнѣнно, люди въ лодкѣ были поражены этимъ плачемъ!

«Товарищъ!» прокричалъ далекій голосъ: «Что везешь ты?»

Тонетъ не отвѣтилъ, но у него не хватило силъ продолжать путь и онъ сѣлъ на краю лодки безсильно опустивъ свой шестъ. Онъ хотѣлъ остаться, не боясь разсвѣта. Ему страшно было ѣхать дальше, и онъ махнулъ на все, какъ отставшій путникъ, который бросается на землю, хотя и знаетъ, что долженъ умереть. Онъ былъ не въ состояніи выполнить свое обѣщаніе. Пусть его схватятъ, пусть всѣ узнаютъ, что произошло, пусть Нелета потеряетъ свое наслѣдство!.. Онъ не можетъ болѣе!..

Но едва онъ принялъ это отчаянное рѣшеніе, какъ въ головѣ его возникла мысль, обжегшая его. Сначала она похожа была на огненную точку, потомъ на раскаленный уголь, наконецъ на громадное пламя и вдругъ вслыхнула ужаснымъ пожаромъ, грозившимъ взорвать его голову, межъ тѣмъ какъ холодный потъ лилъ по его лбу, словно паръ отъ горѣвшаго внутри огня.