Текст книги "Всадник Сломанное Копье"

Проявилась в алтарной нише и Богоматерь с Младенцем во все своем божественном великолепии. Огромная фигура Небесной Царицы словно отделилась от золотого фона мозаики и воспарила в воздухе. Лицо Марии было исполнено женственности. Нежный овал, правильный нос, маленькие пухлые губы. Но главное – глаза. Огромные, печальные, неподвижные. В них таилась и скорбь, и строгость, и всепрощающая доброта, и отрешенность от всего земного.

Блестящая толпа выстроилась в иерархическом порядке: впереди всех Исаак Ангел и его телохранители, ожидавшие снаружи, затем епископы Европы, Азии и Африки, наконец, простые священники и монахи. Они проследовали на Форум Августа, обогнули статую Юстиниана и через бронзовые ворота Монофирос направились к Пропонтиде[24]24
  Пропонтида – древнее название Мраморного моря.


[Закрыть] по проходу, который окаймлял отдельно расположенный дворец Магнавры, построенный невдалеке от Великого Дворца с его зубчатыми стенами. Слева и справа прохода до самого моря тянулись сады, в которых утопали великолепные здания с бронзовыми куполами и мраморными стенами.

Проход заканчивался у скрещения дорог, расходившихся во все стороны лучами. Впереди находился спуск, перерезающий карусель – Триканистерион, перед которой на лужайках верховые стражи с бичами обычно объезжали лошадей. Вскоре нарисовался пышный дворец Буколеон, а напротив него – гавань, укрепленная двумя плотинами, на которых и остановилась пышная, величавая толпа.

Высокий императорский дромон с золотой кормой и пурпурными парусами отчалил от набережной, отбрасывая зыбкую тень на поверхность вод. За ним последовали и другие прогулочные суда – плоские медлительные барки и проворные паландрии, украшенные разноцветными лентами, цветочными венками и фальшивой позолотой бортов.

Басилевс взял с собой только личных телохранителей-манглабитов, и Василько, который со своим отрядом остался на берегу, облегченно вздохнул. Его давила невероятная пышность и торжественность процессии. Стражам нельзя было сделать ни малейшей ошибки. Поэтому напряжение было огромным.

Где теперь то время… Василько мечтательно вздохнул. Служить телохранителем Исаака Ангела было тяжело, но престижно. И платил он куда больше, нежели другие императоры.

Басилевс любил великолепие и пиры. Каждый его пир представлял собой горы хлеба, царство зажаренных и запеченных на угольях зверей и птиц под разными соусами, море разнообразной рыбы и океан самых изысканных вин. Он принимал через день освежительные ванны, натирался благовониями, опрыскивался духами, завивал волосы и свою великолепную бороду, и нацеплял на себя множество самых разных богатых одежд.

Исаак Ангел обожал разные забавы и услаждался песнями; он наполнил дворец шутами и карликами, отворил двери всякого рода комедиантам, скоморохам и песенникам. За всем этим следовало беспробудное пьянство, сладострастие и другие излишества, которые быстро разрушают организм здорового и благоустроенного государства. Постоянно разъезжая по местам, отличающимся красотой видов или превосходным климатом, он бывал в столице только наездами.

Более всего император был занят сооружением громадных зданий. В обеих дворцах – Влахернском и Большом – он построил великолепные бани и жилые помещения, воздвиг на берегах Пропонтиды роскошные дома, и велел насыпать в море искусственные острова. Он постоянно увеличивал тяжесть налогов и публично продавал на откуп должности, торгуя ими, как рыночный торгаш овощами.

Sic transit gloria mundi. Так проходит мирская слава… Это латинское изречение Василько запомнил накрепко, потому что его сказал сам Никита Хониат, очень уважаемый человек, ученый, логофет секретов при Исааке Ангеле. Это была одна из самых высоких придворных должностей. Он очень неодобрительно относился к излишествам Исаака Ангела, но перечить или противиться ему не смел, дабы не очутиться в чреве бронзового быка на Воловьем Форуме.

Василько познакомился с Никитой Хониатом совершенно случайно, когда логофета секретов направили для переговоров с Иваном I Асенем, царем Болгарии. Варангам-русам, язык которых был похож на болгарский, что посчитали важным обстоятельством для успешных переговоров, было предписано охранять Хониата как зеницу ока. Вот тогда будущий кентарх и сошелся с ним. Это не было дружбой, но логофета сильно заинтересовал грамотный и начитанный рус, что среди варваров было редкостью.

После поездки они встретились еще раз, когда свергли Исаака Ангела. Логофету секретов понадобилась защита от беснующейся толпы, и он обратился к русам Варанги, как наиболее надежным воинам этерии. Однажды, когда они остались наедине, Никита Хониат, который уже знал, что случилось с императором, и сказал со скорбью в голосе: «Sic transit gloria mundi».

Когда при поддержке придворных и войска Алексей был провозглашен императором, Исаак попытался сбежать. Но в Стагире его схватили и выкололи глаза в Варнской обители. После этого его перевезли в темницу близ Диплокиона. Там в течение восьми лет он влачил грубую жизнь бедного поселянина и доживал свои дни как простолюдин, питаясь умеренным количеством хлеба и вина.

Лишь незадолго до смерти судьба еще раз вознесла Исаака на императорский трон. В 1203 году после бегства Алексея III из осажденного крестоносцами Константинополя, народ в своем крайнем стесненном положении вновь обратил взоры на Исаака Ангела, томившегося в заключении. Его провозгласили императором и, взяв за руку, с почестями возвели на трон.

Он немедленно послал вестников к сыну Алексею и уведомление к вождям крестоносцев о бегстве своего брата. После этого Алексей III сел в качестве соправителя на трон вместе с отцом. Но эта идиллия продолжалась всего год…

Василько круто развернулся, намереваясь продолжить свой путь, потому что за стенами, в лагере пилигримов раздались звуки труб, – сигнал побудки, но тут его окликнули. Он обернулся и увидел невзрачного человечка в темной одежде, напоминающей монашескую. Василько узнал его сразу.

Это был личный асикрит[25]25
  Асикрит – секретарь.


[Закрыть] Никиты Хониата. Его звали Элпидий. Несмотря на непритязательную внешность, асикрит принадлежал к уважаемому и богатому византийскому роду Атталиатов и отличался пронырливостью хорька и умом совы, которая была священной птицей древнегреческой богини Афины. Мало того, сова символизировала мудрость Христа.

Трудно сказать, зачем Элпидий служил у логофета секретов асикритом. По своему происхождению он мог занимать более высокую должность, Василько подозревал, что здесь не все чисто.

Но он старался держаться подальше от придворных и прочих вышестоящих, которые вели себя как пауки в банке. Василько общался с Элпидием настороженно, постоянно ожидая какого-нибудь подвоха со стороны хитроумного асикрита, хотя тот относился к нему весьма предупредительно и пытался улестить его разными способами – уж неизвестно, по какой причине.

– Приветствую тебя кентарх! – изобразив улыбку (она вышла несколько кисловатой), сказал асикрит.

Василько вежливо ответил на приветствие и вопросительно уставился на тщедушного Элпидия. Он сразу сообразил, что их встреча не случайная. Похоже, у Элпидия были какие-то новости, возможно, не очень приятные, судя по тому, как бледный асикрит с трудом сдерживал нервную дрожь.

В принципе это было понятно – второй день осады не сулил защитникам Константинополя ничего хорошего…

Со стороны они выглядели несколько странно: огромный воин в блестящем панцире с топором на плече и тщедушный монашек (издали Элпидия и впрямь можно было принять за священнослужителя), который едва доставал гвардейцу этерии до груди и глядел на него снизу вверх с елейным подобострастием.

– Тебя зовет мой господин, логофет секретов, – справившись с волнением, молвил Элпидий. – Прямо сейчас.

– Невозможно. Меня ждет мой отряд. Вечером…

– Вечером будет поздно! – с отчаянием повысил голос асикрит. – Ты должен явиться к нему немедленно! О том, что ты задерживаешься, твои воины уже знают. Я послал к ним гонца.

– Меня будут считать трусом! – вспылил Василько.

– Это приказ! – с железными нотками в голосе перебил его Элпидий, который вдруг растерял всю свою угодливость и, казалось, даже стал выше ростом. – Можешь считать, что он исходит от самого патриарха!

Это уже было серьезно. Его Божественное Всесвятейшество Архиепископ Константинополя – Нового Рима – и Вселенский Патриарх Иоанн X Каматир обладал огромной властью. В некоторых вопросах он был выше императора.

Папе Иннокентию III, который настаивал на воссоединении церквей, Иоанн отвечал, что не понимает притязаний римского епископа на первенство, так как все церкви произошли от Иерусалимской. Патриарх был человеком красноречивым, умным и ученым. Он даже против еретиков боролся не своей большой властью и авторитетом, а доводами и доказательствами.

Но в последнее время архиепископ сильно уронил свое патриаршее достоинство. Когда крестоносцы вновь возвели на престол императора Исаака II Ангела, а его сына Алексея III утвердили соправителем, Иоанн Каматир признал верховенство папы, чем внес большую смуту в ряды духовенства.

– Слушаюсь и повинуюсь, – сдержанно ответил Василько.

И пошел вслед асикриту, который со своими быстро семенящими короткими ножками был похож на сильно исхудавшего ежика. Только без иголок.

Никита Хониат находился в императорской библиотеке. Здесь хранились бесценные рукописи древних мыслителей, – Платона, Аристотеля и других – а также богословские манускрипты.

После знакомства с императорским логофетом секретов, пораженный его огромными знаниями, Василько, с детства обученный грамоте, начал посещать библиотеку, правда, тайно, ведь для наемника, да еще варвара, интерес к книгам был непонятным и даже подозрительным.

Поэтому Василько никому не рассказывал о том, что с увлечением читает разные интересные истории, забившись в самый дальний угол библиотеки. Мало того, он приходил туда в обычной одежде (правда, богатой; иначе его просто не пустили бы и на порог), по которой нельзя было определить, что он гвардеец этерии.

Библиотека открывалась после обедни. Книгохранитель ударял в деревянное било, монахи, священники и просто любители чтения брали с полок нужные им книги или манускрипты, и читали до вечера – до второго удара в било. Библиотекарь, он же и осветитель, записывал, кто что взял, а перед закрытием библиотеки книжный пристав проверял, все ли возвратили книги и чтобы они были в надлежащем виде.

Кроме императорской, в Константинополе существовали еще и публичная, а также патриаршая библиотеки. Но Василько не хотелось светиться на людях, и он предпочитал полутемный дворцовый зал, который редко кто посещал – в основном люди ученые и знатные. Он же, как гвардеец Варанги, имел беспрепятственный доступ во дворец.

Первенство по количеству выпускаемых книг и по их высокому качеству занимал Студийский монастырь. Основал его еще в V веке римский патриций Роман Студион. Все рукописи Студийского монастыря были на пергаменте очень высокого качества, который вырабатывался в монастырских мастерских. Библиотека, где монахам надлежало проводить праздничные дни, размещалась рядом с большим скрипторием[26]26
  Скрипторий (от лат. scriptorium от scriptor – писец, переписчик) – мастерская по переписке рукописей, преимущественно в монастырях.


[Закрыть].

В здании Большого Дворца находилась самая богатая библиотека избранных книг. Она была основана сыном Константина Великого – Констанцием Порфирогенетом, и многократно увеличенная при династии Комнинов. Книги находились и в покоях императора, и в дворцовых кладовых, и в храмах.

Основная часть библиотеки, которую посещал Василько, была расположена неподалеку от входа во дворец. Собственно говоря, она была встроена в одну из его стен. Там стояли каменные скамьи, а столами служили шлифованные мраморные плиты, положенные на невысокие подставки. Сами же столы примыкали один к другому. Располагались книги в шкафах, в специальных ящиках и вместительных сосудах, где большей частью хранились пергаментные и папирусные свитки. Стены дворца и лоджии были покрыты мозаикой и фресками, поэтому мебелью не заставлялись; шкафы устраивались в стенных нишах.

Никита Хониат был седой, как лунь. Его борода и волосы были коротко подстрижены, лицо темное, морщинистое, а в черных выпуклых глазах, казалось, плескались все знания поднебесного мира.

Одевался он просто. На нем была длинная серая туника, вышитая красными узорами и небрежно подпоясанная даже не ремнем, а витым шнуром – простой веревкой.

В библиотеке царила непонятная суета. Асикрит куда-то исчез, оставив Василько в некотором смущении. Престарелый ученый сыпал указаниями, а его помощники-нотарии укладывали в деревянные ящики самые ценные манускрипты и рукописи.

Увидев Василько, Никита Хониат приветливо кивнул своей седой головой и поманил за собой. Они прошли в скромное помещение, скорее всего, служившее кабинетом книгохранителя, и логофет секретов плотно притворил за собой дверь.

– Присаживайся, – указал он Василько на табурет; сам ученый устроился за столом.

Какое-то время Хониат внимательно приглядывался к Василько, будто впервые его увидел, а затем коротко вздохнул и кивнул головой, видимо, соглашаясь со своими мысленными доводами. Василько сидел молча; начинать разговор первым в присутствии столь высокопоставленного придворного было бы верхом невоспитанности.

– То, что я тебе сейчас скажу, filius principis regnantis, есть большая тайна, и принадлежит она даже не Византии, а нашей православной вере… – медленно роняя слова, сказал Никита Хониат.

Filius principis regnantis! По-латыни это означает княжич! Откуда Никита Хониат узнал его самый сокровенный секрет, о котором Василько все те годы, что он провел в Варанге, боялся не только вспоминать, но даже проговориться во сне?!

– Удивлен? – спросил Никита Хониат, и на его лице появилась благожелательная улыбка. – Я сам поначалу удивился, когда простой гвардеец этерии оказался книжником.

– На Руси много грамотных людей…

– Это мне известно. Но я все равно поинтересовался твоим происхождением; уж больно ты непохож на простолюдина. Как я это сделал? Довольно просто, хотя это и стоило денег. У нас на Руси есть много друзей, готовых оказать любую услугу. И я оказался прав – в Варанге служит не просто рус, а полоцкий княжич. Нет-нет, об этом знаю только я! Признаюсь, у меня были на тебя некоторые планы… но, увы, латиняне внесли в них существенные коррективы.

– Так вот кому я обязан своим возвышением…

– Именно так. Должность кентарха и титул спафария ты получил по моей протекции.

– Я, конечно, весьма благодарен за это и признателен, но зачем?..

Вопрос Василько был, что называется, по существу; он слишком долго жил в столице империи, чтобы поверить в то, что благодеяние по отношению к нему было совершено из чистых побуждений, без каких-либо задних мыслей и намерений.

– Видишь ли, в Константинополе трудно что-либо утаить… – Никита Хониат многозначительно сощурился.

Василько понял, о чем шла речь. И касательно Руси, и в отношении столицы империи. Византийские императоры и полководцы выстроили целую систему разведывательных и полицейских служб.

Кроме равдухов, подчиненных градоначальнику-эпарху и занимавшихся поисками воров, убийц, тайных еретиков, беглых – начиная с неоплатных должников казны и кончая рабами частных лиц, существовали еще и так называемые «куриози» (любопытствующие), которые выявляли лиц, пользующихся привилегиями незаконно.

Начальник куриози был важнейшим сановником, контролировавшим почтовую службу империи; по своим полномочиям он стоял выше управляющего императорской канцелярией. Кроме того, были еще агенты «ин ребус» – по общественным делам. Вместе с телохранителями императора им предписывалось всегда находиться во дворце и быть в распоряжении басилевса в любое время.

Со временем под руководством начальника куриози появилась и новая секретная служба, глава которой получил титул логофета. Секретные агенты логофета осуществляли повсеместный контроль за чиновниками.

Многие руководители официй (канцелярий префектов) были из числа агентов высшего ранга. Они осуществляли контроль исполнения указов императора, следили за бесперебойной работой эпархов, за теми, кого подозревали в предательстве или незаконных действиях.

Нередко агентов логофета секретной службы, чаще всего под видом купцов или послов, а то и перебежчиков, подсылали даже к иноземным правителям. Поэтому Василько мог побиться об заклад, что один из них побывал по заданию Никиты Хониата в Полоцке и выяснил подробности его биографии.

– И твои ночные встречи с Альбией, дочерью члена Консистории, для службы логофета секретов долго не могли оставаться тайной, – продолжил Хониат. – Конечно, брак патрицианки и варвара-руса, императорского гвардейца, дело немыслимое. Но когда он спафарий, да вдобавок русский княжич, то ситуация начинает выглядеть несколько в ином свете. Византия заинтересована в налаживании связей с православной Русью. Но даже это не главное…

Никита Хониат помрачнел, нахмурился. Глубокая печаль легла на его высокое чело. Верно говорится – многие знания, многие горести.

Василько интуитивно понял, что логофет секретов сейчас скажет нечто серьезное, имеющее прямое отношение к его судьбе. И не ошибся.

– Два столпа, наверху которых всегда находятся отшельники-столпники, надеюсь, тебе известны…

– Кто ж их не знает, – ответил Василько.

Столпы стояли на одном из форумов, и каждый из них был толщиной в три обхвата. В высоту они достигали не менее двухсот локтей[27]27
  Локоть – единица измерения длины, не имеющая определенного значения и примерно соответствующая расстоянию от локтевого сустава до конца вытянутого среднего пальца руки. Греческий локоть равен 46,3 см.


[Закрыть]. На самом верху каждого столпа, в маленьком укрытии, пребывали отшельники. Внутри столпов находились лестницы, по которым они туда взбирались. Снаружи столпов были нарисованы и записаны все происшествия и все завоевания, которые случились в Константинополе или которым суждено случиться в будущем.

Никому не дано знать о происшествии до того, как оно произойдет. Поэтому пророчества, нарисованные на столпах, мало кого интересовали. Тем более что возле храмов в любой день можно было наслушаться от юродивых и монашествующих проходимцев разных предсказаний до умопомрачения. Бросай им только денежки. Если случалось что-то очень важное в жизни империи, народ шел к столпам из ротозейства.

Конечно, когда происшествие свершилось, очень легко прочитать смысл картинок и разных закорючек на столпе. Толкование очередной важной новости проявлялось, словно в зеркале. Люди смущенно чесали в затылках и спрашивали друг друга: как же это я ничего не заметил ранее?!

– Никогда не пытался разобраться в тайных смыслах предсказаний, начертанных на столпе? – полюбопытствовал логофет секретов.

– А зачем мне все это? – беспечно ответил Василько. – Воину надлежит заботиться о своем оружии, заниматься физическим совершенствованием и молиться, чтобы ему на поле брани помогли высшие силы, у которых свои замыслы, неподвластные человеческому разуму. А разные заумные вещи должны интересовать мудрецов, философов и прочих ученых.

– И то верно, – согласился Никита Хониат, с одобрением посмотрев на кентарха. – Это еще раз подтверждает мое мнение, что я в тебе не ошибся. Пророчества на столпе и впрямь мудрены. Не каждому человеку дано разгадать их смысл, даже ученому. Однако мне удалось (уж не знаю, хорошо это или плохо) кое-что прочитать, и то, что я узрел, было ужасным. Неизвестно, кто из святых сделал это пророчество (возможно, даже Симеон Столпник), но на столпе записано, что Константинополь вскоре падет. Там нарисованы и корабли пилигримов, и сами франки с коротко остриженными головами в железных кольчугах. А что будет, когда они победят наше воинство и ворвутся в город, не мне об этом тебе рассказывать.

«Не нужно быть слишком мудрым, чтобы понять – город мы не удержим», – скептически подумал Василько. Но благоразумно промолчал. Он уже понял, что ему предстоит некая тайная миссия, так как Никите Хониату понадобился верный, преданный человек, лично ему обязанный.

А Василько и впрямь был благодарен логофету секретов за участие в его судьбе, хотя об этом даже не догадывался. Не будь он кентархом этерии, Альбия могла просто не заметить его. Ведь варангов много, а кентархи, тем более – спафарии, всегда на виду.

– Тебе предстоит покинуть Константинополь, – не стал дальше интриговать Василько логофет секретов. – Сегодня же, ночью. А готовиться к уходу нужно немедленно, с этого момента.

– Но я не могу оставить своих гвардейцев! Они подумают, что я струсил и сбежал!

– То, о чем они будут думать, тебя не должно волновать! – отрезал Никита Хониат. – Ты на службе, и это приказ! – Тут он немного смягчил свой негромкий голос, который вдруг зазвучал как боевая труба, и продолжил уже тише: – И еще – то, что тебе предстоит сделать, будет великим подвигом во имя Веры.

Василько мрачно потупился. Приказ есть приказ, он человек военный, а значит, обязан исполнить все, что ему предписано. Но даже перспектива свершить священный подвиг не могла избавить его от ужасных мыслей.

Он прекрасно знал, что творят в захваченном городе солдаты, которым по неписаным законам военного времени положено три дня на его разграбление. Убийства, поджоги, насилие… Что будет с Альбией? Нет, ее нельзя оставлять в Константинополе! Он наемник, но не раб! И не обязан повиноваться всем прихотям власть имущих!

Логофет секретов словно подслушал мысли кентарха. Он мягко улыбнулся и поманил его за собой. Василько послушно прошел за ним в крохотную комнатушку-кладовую… и остолбенел. Печально глядя на огонек одинокой свечи, там сидела Альбия!

Она была в дорожной одежде, а рядом с ней, на полу, лежал объемистый тюк, явно с ее вещами. Увидев Василько, она слабо вскрикнула, подхватилась на ноги и, не обращая внимания на Никиту Хониата, прильнула к его широкой груди.

– Вы уезжаете вместе, – сказал логофет секретов. – Достопочтенные родители Альбии дали свое согласие и благословение, – предупредил он вопрос, который уже готов был сорваться с уст Василько. – Что касается ее самой, то она готова пойти за тобой хоть на край света.

– Да, да, я согласна! – горячо воскликнула Альбия.

– Вот и хорошо. Ты, деточка, пока посиди здесь, – по-отечески сказал Хониат девушке. – Нам нужно решить еще несколько важных вопросов.

Они вернулись в кабинет книгохранителя. Логофет секретов взял его за руку, подвел к иконе Божьей Матери, перед которой едва теплилась лампадка зеленого стекла, и, указав на Евангелие, которое лежало на столике под иконой, сурово сказал:

– Поклянись на Священном Писании всем тем, что тебе дорого, в том числе и жизнью твоей возлюбленной, что исполнишь мой наказ, как должно, и что тайну, которую я передаю тебе из уст в уста, никому не откроешь даже под страшными пытками!

Василько поклялся с легким сердцем. Еще бы! Ведь он получил Альбию, притом с благословением ее родителей! Которое конечно же было получено от них под огромным давлением авторитета Никиты Хониата, а то и самого императора.

Но этот вопрос мало волновал кентарха. Потрясенный неожиданным оборотом событий, Василько готов был свершить любой подвиг. Мечта сбылась! – ликовал княжич.

– А теперь слушай… – Никита Хониат вернулся к столу, оба сели, и он продолжил: – Тебе не раз доводилось присутствовать во время богослужения в храме Святой Софии. И ты, наверное, заметил, что императрица держит в руках золотой дискос, Колыбель Мессии – Христа-младенца. Именно она является хранительницей священного сосуда.

– Как не заметить…

По правде говоря, золотой дискос явно был тяжеловат для женских рук. Поэтому его поддерживали еще и придворные дамы. Обычно вслед за ним несли Священное копье сотника Лонгина, которым он облегчил страдания распятого Христа, пронзив им бок Спасителя.

Эти реликвии хранились в храме Святой Премудрости. Кроме них, там находились две части подлинного Животворящего Креста, два гвоздя, которыми были пробиты руки и ноги Христа, хрустальный сосуд с его кровью, багряница, которую сняли с Иисуса, когда вели на Голгофу, и венец из терна с острыми, как шило, шипами.

– Так вот, драгоценный сосуд – Колыбель Спасителя, подаренная Марии волхвами. Однако та, что присутствует во время литургий в храме Святой Софии, всего лишь копия. Нет, нет, святость сосуда лишена изъянов! Это не подделка, а настоящая реликвия. Но Золотая Колыбель – самая большая тайна Византии. И самая большая ценность. Поэтому она скрыта от глаз в церкви Фаросской Божьей Матери при императорском дворце. Прежде Колыбель – или просто Чаша – находилась в Иерусалиме в храме Сиона, поставленном на месте, где проходила Тайная Вечеря. Впоследствии, она была перевезена в Константинополь. И теперь ей предстоит новое путешествие – дабы наша святыня не попала в грязные лапы латинян, которые покусились не только на сокровища Константинополя, но и на нашу истинную веру.

Василько был ошеломлен. Ему доверили невероятную тайну! Она выше всех благ на земле. Если он не исполнит наказ логофета секретов, то гореть ему в аду. Василько уже сообразил, что ему предстоит быть стражем Чаши.

Но на чем ее везти и куда? Ответ на его немой вопрос не замедлил последовать.

– В потаенной бухте вас с Альбией уже ждет быстроходная хеландия с надежной командой, – сказал Никита Хониат. – Матросы и воины, которые поступают в твое распоряжение, вполне надежны и будут служить тебе верой и правдой. И не удивляйся – все они монахи. А чтобы и впрямь тебя не посчитали дезертиром, можешь взять из своей сотни гвардейца-руса, который не привязан к Константинополю никаким узами, а главное – семейными. Кроме того, назначишь кого-нибудь вместо себя тетрархом. И сообщишь гвардейцам, что поступаешь в мое распоряжение. На корабле имеется запас провианта для длительного плавания, несколько хороших лошадей (княжичу и его невесте не пристало ходить пешком), оружие, в том числе «греческий огонь», а Колыбель и ценности для безбедной жизни в дальних краях вы доставите на корабль вечером, в темноте.

– Но как мы выйдем из города? Ведь он окружен пилигримами и венецианцами. Мимо них даже мышь не проскочит.

Никита Хониат снисходительно улыбнулся и ответил:

– Вы уйдете через потайной ход. Он известен единицам. Я и сам недавно о нем узнал. И был приятно удивлен – не скрою. Он дал надежду, что наша главная реликвия будет спасена.

– Понятно… А куда нужно отвезти Золотую Колыбель и где ее спрятать?

– Ты отправишься в Готию[28]28
  Готия, Таврика – древнее название Крыма.


[Закрыть]. В свое время Комнины сослали туда патрицианское семейство Гаврасов, – потомков святого Феодора Гавраса[29]29
  Феодор Гаврас Трапезундский (1050–1098) – византийский полководец эпохи Комнинов. Представитель армянского аристократического рода. За отказ отречься от Христа был замучен турками. Причислен к лику святых – воителей за веру.


[Закрыть], – где они основали православное княжество. Туда пилигримы точно не доберутся. По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. В Готии князьями Гаврасами уже построены сильные крепости, там много неприступных гор, где можно обустроить монастырь, в котором найдется место и для священной Чаши. Средств на сооружение монастыря и хранилища священной реликвии у тебя будет вполне достаточно…

13 апреля 1204 года Константинополь пал. Крестоносцы не встретили практически никакого сопротивления. Ворвавшись в византийскую столицу и думая, что теперь борьба разгорится с новой силой (потери при первом штурме были очень большими; при осаде всего лишь одной башни погибли около сотни солдат), рыцари окопались лагерем вблизи стен. Они не решались продвигаться к центру.

Каким же было их удивление, когда утром следующего дня они увидели, что горожане и не собираются подниматься на защиту своей столицы! Константинопольский плебс не пожелал класть свои головы за императора, узурпировавшего трон.

Это было настоящее чудо. Но секрет «чуда» оказался прост. Крестоносцам помогали некоторые греческие аристократы и кое-кто из константинопольских купцов. Часть местных землевладельцев давно уже продавала продукты своих поместий латинским купцам, а отдельные византийские коммерсанты играли роль посредников в этих сделках.

Для них важнее всего было сохранить на будущее коммерческие связи с латинянами. Именно на их поддержку рассчитывали крестоносцы, и в первую голову венецианцы. И их расчет оказался верным.

Алексей Мурзуфл, прихватив столько сокровищ, сколько мог унести, сбежал ночью через потайной ход, вслед за Василько и Альбией, который вместе с Андрейко едва дотащили до поджидавшего их корабля сундуки с золотом и драгоценностями, а также священную Чашу, и вещи своей возлюбленной. Как выяснилось позже, Никита Хониат немного задержался, и едва спасся вместе с семьей от верной гибели благодаря дружеской помощи знакомого византийского купца.

Он бежал в Селимврию, а затем оказался при дворе Феодора I Ласкариса в Никее, где и умер в 1213 году, оставив после себя рукопись под названием «История». Ее он спасал, бросив в поверженном Константинополе все свое имущество. Рукопись представляла собой подробное описание истории Византии и соседних народов с 1118 по 1206 год.

Мурзуфл не забыл взять с собой и Евдокию, дочь императора Алексея III Ангела, в которую был влюблен (прежде у него было две жены, с которыми он развелся) – не без задней мысли. Из столицы он отправился в Лариссу, где жил низложенный император, и предложил ему военный союз против пилигримов.

Алексей III принял Дуку с притворной лаской, велел изготовить для него и дочери баню, но затем голого Мурзуфла схватили и ослепили. Спустя некоторое время Алексей Ангел передал его крестоносцам, которые приговорили Алексея Дуку к смерти. Его подняли на высокую колонну Феодосия и сбросили оттуда вниз.

Захватив Константинополь, франки набросились на дворцы, храмы, купеческие склады. Они грабили дома, разоряли гробницы, разрушали бесценные памятники искусства, предавали огню все, что попадалось под руку. Захватчики поджигали дома, чтобы выгнать из них жителей и тем самым предотвратить уличные бои. Буйное неистовство воинов, насилия над женщинами, пьяные вакханалии победителей продолжались три дня. В пьяном угаре было убито несколько тысяч горожан.

Робер де Клари, пикардийский рыцарь, участник Четвертого крестового похода, автор хроники «Завоевание Константинополя», писал:

«…Все захваченное добро снесли в некое аббатство в самом городе. Столько там было богатой утвари из золота и серебра, столько златотканых материй, столько разных сокровищ, что это казалось настоящим чудом. Но люди, которые должны были охранять это добро, растаскивали драгоценности, брали все, что хотели».

Дворец Львиная Пасть, который взял себе маркиз Бонифаций Монферратский, имел пять сотен покоев, и все они были выложены золотой мозаикой. Во дворце находилась церковь Фаросской Божьей Матери. Все дверные петли и задвижки в ней были сделаны целиком из серебра. Там не было ни одного столпа, который не был бы либо из яшмы, либо из порфира, либо из других благородных драгоценных камней. А настил часовни из белого мрамора, гладкий и прозрачный, казалось, сделали из хрусталя.

…Главный престол Святой Софии был очень богат. Престольная доска была отлита из золота и украшена драгоценными каменьями, вокруг престола стояли серебряные столпы, которые поддерживали терем над ним. Храм освещался доброй сотней люстр, и не было ни одной, которая не висела бы на толстой серебряной цепи толщиной в человеческую руку».