Текст книги "Всадник Сломанное Копье"

Некий генуэзский монах, читая проповедь после победы венецианцев, которая случилась благодаря их сплоченности, сказал, что генуэзцы похожи на ослов: «Когда много ослов собирается вместе и одного из них бьют палкой, все они разбегаются и несутся кто куда». А венецианцы напоминают свиней: «Если много свиней собирается вместе и одну из них бьют палкой, то все они, сгрудившись, бегут на того, кто ударил».

Победа имела для Венеции огромное значение. В конце XIV века она сделалась одним из главных городов мира. Но беда снова пришла, притом откуда ее не ждали.

Когда солнце Генуи закатилось, из-за восточного горизонта поднялся новый враг – турки-османы. Воды Леванта заполнили турецкие пираты и справиться с ними долго не удавалось. Постепенное расширение Османской империи означало, что венецианские торговые пути со временем окажутся в окружении. Османское наступление угрожало колониям Венеции на Кипре, Крите и Корфу.

Две империи впервые столкнулись в 1416 году в водах близ Галлиполи, где после долгого сражения венецианский флот разбил турок. Венецианский адмирал писал о своих противниках, что они сражались как драконы; их морские навыки больше нельзя было недооценивать.

И тогда был создан пиратский флот Венеции. Морские разбойники под венецианскими флагами гонялись за турками как борзые псы за зайцами, которые, увы, имели клыки и могли огрызаться. Вскоре о венецианских пиратах заговорила вся Европа. Но их жестоким сердцам не было чуждо и сострадание.

На острове Лампедузе из милосердия они даже организовали в пещере склад продовольствия для тех, кто попал в кораблекрушение. Там хранились большие запасы продуктов и одежды. На одной из стен висела икона Девы Марии, о чудодейственности которой ходили легенды. А у другой стены была похоронена мусульманская святая – марабу.

Добравшемуся до этого острова, вне зависимости от его национальности и веры, достаточно было найти пещеру и спокойно дожидаться появления какого-нибудь корабля. Грабить пещеру считалось страшным грехом. У пиратов существовало поверье, что ограбивший остров неминуемо попадет в шторм и затонет.

За всю историю существования пещеры только неаполитанский пират Балтазар Косса, будущий папа Иоанн XXIII, для которого не было ничего святого, не побрезговал припасами. На следующий день небеса жестоко покарали наглеца. Невероятной силы шторм разбил все корабли пирата, а сам Косса чудом спасся с тремя своими приближенными.

Пиратов в Венеции обычно сторонились, но нередко принимали даже в патрицианских домах. Чаще всего тайком. Хотя, что можно утаить в Венеции… Власть и торговля в республике были неразделимы. А пираты приносили аристократическим семействам Венеции немалый доход, нередко сбывая им награбленное за треть цены.

Наверное, не будь друзья на подпитии, они пропустили бы оскорбление мимо ушей. Но подогретая вином молодая кровь взыграла, и Андреа дерзко ответил верзиле, который назвал их молокососами:

– Не суйся со своим свиным рылом за наш стол!

– Что-о?! – взревел верзила. – Да как ты посмел, щенок?!

Его глаза налились кровью, он поднялся на ноги и схватился за рукоять меча. Андреа мигом вскочил и приготовился отбить нападение.

Он неплохо владел мечом, хотя до мастера клинка ему было далеко. Все венецианцы мужского пола обязаны были владеть оружием. А молодые патриции в обязательном порядке упражнялись в использовании лука и командовании галерой на море. Их обучали всем рыцарским искусствам. Рыцарские турниры на площади Святого Марка проводились регулярно начиная с XIII века.

Андреа и Джованни два раза в неделю брали уроки у известного мастера клинка, и им казалось, что они почти достигли совершенства во владении мечом. Но одно дело учебные бои, а другое – сражение не на жизнь, а насмерть. Тем более, с морским разбойником, много раз побывавшим в кровопролитных сражениях.

А верзила явно был пиратом, судя по татуировке на его волосатой груди. В таверне было душно, и он расстегнул верхние пуговицы камзола, явив нескромным взглядам превосходное изображение галеры.

Сразиться прямо в таверне им не дали. Мессер Чезаре Контарини был весьма предусмотрителен. Он дорожил добрым именем своего заведения. Для таких случаев у него были наготове вышибалы. Один из них прицелился в буяна из компактного арбалета, а второй, здоровила даже повыше ростом, нежели пират, сказал, многозначительно коснувшись рукояти меча:

– Синьоры, не соблаговолите ли покинуть таверну для выяснения отношений где-нибудь в другом месте. В противном случае мы будем вынуждены принять меры. Ко всему прочему, прошу не забывать, что сегодня большой праздник, и негоже осквернять его дракой. Тем более, в «Осетре», где обычно собираются порядочные люди.

«Порядочные» – это было сильно сказано, но просьба вышибалы, больше похожая на угрозу, произвела надлежащий эффект. Ворча и сквернословя под нос, морской разбойник вернулся на свое место, а когда вышибалы удалились, он негромко прорычал:

– Мы еще встретимся!

– Непременно! – дерзко ответил Андреа, более решительный и заводной, нежели его друг.

Как бы там ни было, а стычка изрядно подпортила им настроение. Они не стали долго задерживаться в «Осетре». Расплатившись с камерьере – подавальщиком вина и блюд, они покинули таверну, провожаемые злобными взглядами компании пиратов.

Андреа ожидал, что они пойдут им вслед, и уже готов был обнажить клинок, хотя, по правде говоря, узкая набережная Большого канала не была слишком удобным местом для выяснения отношений, но к его радости этого не случилось.

Впрочем, он не сильно обольщался на сей счет. Венеция город немаленький, но при желании в нем всегда можно отыскать своего недруга и свести с ним счеты. Пираты обычно отличались злопамятностью, а уж оскорблений никогда не прощали.

Глава 2. Мастер клинка

Венецианцы обожали разные зрелища. Город был словно предназначен для тщательно продуманных церемоний, которые происходили в основном на площади Святого Марка, где все обменивались приветствиями и дарили друг другу подарки.

Устроители зрелищ в полной мере использовали площадь для шествий, парадов, процессий и маскарадов. Площадь была также сценой для выступлений акробатов и фокусников. Особенно популярны были кукольные представления, что неудивительно для города, который и сам часто называли кукольным театром.

Венеция приветствовала актеров в шутовских нарядах. Во время маскарадов и фестивалей сцены возводили даже на воде; их устанавливали в Большом канале для исполнения серенад. Кроме того, существовали и разукрашенные баржи для певцов и музыкантов.

Порядок церемоний гарантировал недопущение отклонений от обычаев и соблюдение принятых формальностей. Различные группы несли разноцветные свечи. Плавно двигавшиеся флаги имели определенное значение. Белые флаги несли, когда в Венеции царил мир, зеленые – когда наступало перемирие, а красные – когда объявляли открытые военных действий.

Андреа и Джованни не были исключением из общего правила; они любили разные представления. Стараясь пробиться в первые ряды, молодые люди вклинились в толпу зевак, которые наблюдали за процессией дожа, которую организовали по случаю большого церковного праздника.

Впереди процессии шли восемь знаменосцев, за ними следовали несколько судебных чиновников, шесть музыкантов, звонко дудящих в серебряные трубы, послы иностранных государств и представители дожа. Затем опять шли музыканты с различными музыкальными инструментами, которые тоже вносили свою лепту в потрясающее многоголосие, и чиновники ниже рангом.

В центре процессии шел дож Франческо Фоскари, могучий пятидесятилетний муж с толстой золотой цепью на груди. Он был в шелковой тунике малинового цвета и мантии из золотой парчи, с круглой и длинной, до талии, горностаевой пелериной. Его голову украшала заломленная над лбом шапка – corno – из пунцового бархата с золотым околышем, усыпанным драгоценными камнями.

В Венеции было так много праздников, что иногда на один день их приходилось несколько. При этом дож обязан был посещать разные кварталы города, где происходили праздничные действа, всегда имеющие свой оригинальный сценарий.

Когда он появлялся в приходе Санта-Мария Формоза, ему вручали шляпу из позолоченной соломки, бутыль вина и несколько хлебов. В завершение церемонии к церкви приносили двенадцать деревянных женских статуй и забрасывали их репой. Этот ритуал восходил к случаю, когда двенадцать венецианских девушек были похищены пиратами, а затем спасены молодыми людьми этого прихода.

Но особенно большие и пышные процессии происходили, когда венецианцы приветствовали нового дожа. Тогда, кроме духовенства, знати и чиновников разных рангов, шли и popolani – ремесленники.

Они выстраивались в раз и навсегда определенном порядке. Возглавляли шествие стеклодувы, за ними следовали кузнецы, скорняки, ткачи, портные, чесальщики шерсти и прочие. Замыкали шествие торговцы рыбой, цирюльники, изготовители расчесок и фонарей. У каждого ремесла была своя гильдейская одежда, своя символика и свой оркестр.

Удовлетворив любопытство, друзья заскучали. Впереди был целый день, часть которого они намеревались убить в «Осетре», да вот беда – не сложилось. Джованни, который в отличие от Андреа, привязанного к месту службой в аптеке, большей частью бездельничал и знал все питейные заведения города, сказал:

– Есть одно чудное местечко, где собираются серьезные люди. Уж там-то нам точно никто не помешает сытно отобедать и выпить доброго критского вина, которое куда лучше омбры.

– И где находится этот Эдем?

– В порту. Постоялый двор «Золотой корабль». Его таверна пользуется большим успехом у иноземных купцов и наших негоциантов. Там тихо, спокойно, даже мухи не жужжат. Их каким-то образом извели.

– Айда! – решительно сказал Андреа.

И друзья, не медля, начали пробиваться через толпу, заполонившую площадь Святого Марка.

Чтобы сократить путь к порту, они углубились в calli – узкие венецианские улочки. Они были настолько хаотичны, что в них путались даже местные жители, не говоря уже о приезжих. Calli имели неприятную особенность внезапно исчезать, и тогда человек оказывался в тупике. Обычная для чужака история – после длительной прогулки с вполне определенной целью неожиданно оказаться не там, куда он направлялся, а на том самом месте, откуда начался его путь. Это происшествие казалось ему кошмарным сном, пугающим и удивительным.

Но для наших друзей город давно раскрыл свои тайны. Они еще в детстве облазили все тупики и закоулки, и свободно могли бы подрабатывать чичероне – водить по городу приезжих зевак и вешать им лапшу на уши, рассказывая о «страшных» секретах самого таинственного города в мире, города чудес.

Им пришлось долго идти вдоль строений Арсенала, чтобы добраться до места. Арсенал был настоящим чудом Венеции. Его окружали мощные стены с башнями, а вокруг стояли невзрачные домишки рабочих. Это был район маленьких площадей, большого количества тупиков и кривоколенных переулков. Ремесленники, связанные с Арсеналом, рождались и умирали, крестились и женились, не выходя за пределы трех церковных приходов – Сан-Мартино, Сан-Тернита и Сан-Пьетро.

Обитателей этого места называли arsenalotti, и их значение для республики было таково, что молодые дюжие кораблестроители служили телохранителями дожа. Они же были и пожарными. Только arsenalotti позволялось работать на Монетном дворе, и только они были гребцами на церемониальной барке дожа. Гордясь своим положением, они никогда не объединялись с другими ремесленниками Венеции.

Большей частью здесь строились военные галеры. В Арсенале трудились корабельные плотники и конопатчики, канатчики и кузнецы, пильщики и изготовители весел. За десять дней они могли построить и оснастить три галеры. Флот Венеции насчитывал около сотни длинных боевых галер, три сотни больших – «круглых» – торговых кораблей, оснащенных для морского боя, и три тысячи прочих судов. Моряков насчитывалось около сорока тысяч; это была пятая часть мужского населения города.

Боевые корабли носили обычно звучные названия: «La Forza» – «Сила», «La Fama» – «Слава», «La Salute» – «Счастье». Они предназначались для защиты торговых конвоев, по определенным дням отплывавших из Венеции, для сражений с пиратами и для налетов на вражеских купцов.

Ни один иностранный корабль не чувствовал себя в безопасности в водах, которые Венеция полагала своими. Офицеров на галеры выбирали из знатных людей города. Служба на море была обязательной частью образования молодого патриция.

Профессия galeotto – гребца относилась к числу самых низких. Большую часть матросов составляли пьяницы, должники, преступники и прочие отбросы общества. Венецианские суды зачастую отправляли осужденных не в тюрьму, а на галеры. Эта каторга была очень тяжелой. Полтора года службы на галерах приравнивались к трем годам тюремного заключения и позорному столбу, а семь лет – к двенадцати годам тюрьмы. Скудная еда гребцов состояла из сухарей, вина, сыра, солонины и бобов. Для «воодушевления» гребцов на борту обычно находился францисканский монах.

«Золотой корабль» и впрямь представлял собой вполне приличное заведение. Андреа даже удивился – как так получилось, что он не имел понятия о существовании этого постоялого двора?

– Его построили совсем недавно, – объяснил Джованни. – Гостиница и таверна принадлежат семейству Тьеполо. Это еще те выжиги. Пользуясь своим положением, захватывают все незастроенные клочки побережья.

Внутри таверна и впрямь напоминала корабельный трюм, выполненный из добротного, хорошо остроганного вощеного дерева. Помещение было изрядно украшено и раззолочено. Там имелась даже адмиральская каюта – отдельное, тщательно изолированное от подглядывания и подслушивания помещение, где негоцианты и купцы производили торговые сделки и вели переговоры.

А уж вино в «Золотом корабле» действительно оказалось превосходным. Но не для кошелька Андреа Гатари, который был всего лишь скромным аптекарским стюардом. Выручил Джованни, не испытывающий недостатка в средствах.

Из мясного им подали превосходную мортаделлу, – ливерную колбасу – фаршированного каплуна с острым соусом и очень вкусное венецианское заливное[36]36
  Венецианское заливное – свиные уши и нога, любые мясные обрезки, каплун, куропатка, дрозд, заяц, косуля, фазан. Варили в воде с уксусом, добавив соль, перец, корицу, имбирь, шафран. Сваренное мясо помещали в любой сосуд, выложенный лавровыми листом, и заливали желе, добавляя сладкие специи.


[Закрыть], до которого был особенно охоч Джованни. Вместо хлеба разбитной камерьере принес свежеиспеченный пирог с мясом омара, а на десерт – фрукты в меду.

Когда все было съедено и выпито, Андрея в изнеможении откинулся назад, привалившись к стене таверны, и сказал:

– А теперь неплохо бы немного размяться, а то от тяжести в желудке, который набит доверху, я чувствую себя убеленным сединами старцем.

– Уверен, что сегодня такой случай нам непременно представится, – смеясь, ответил Джованни. – Давно мы свои мечи не вынимали из ножен. Так они могут и заржаветь.

Он как в воду глядел. Разминка их ожидала знатная. Покинув «Золотой корабль», друзья направили свои стопы на остров Мурано, где находились мастерские стеклодувов. Там намечались по случаю праздника танцы, которые благодаря великолепному оркестру стеклодувов пользовались большим успехом у молодежи Венеции.

Венецианские стеклодувы были самыми умелыми в мире. Они обосновались в лагуне со времен римлян. Опыт и навыки работы со стеклом передавались из поколения в поколение.

Гильдия стеклодувов образовалась в XIII веке. В том же веке из страха перед пожарами мануфактуры по производству стекла были перенесены на остров Мурано. Стеклодувы были узниками государства. Они не могли перемещаться ни в какую другую часть Италии. Раскрыть какой-либо секрет венецианского производства стекла значило навлечь на себя смерть. Любого работника, бежавшего на материк, выслеживали и при возможности насильно возвращали.

Стеклодувы производили кубки и кувшины для умывания, бутыли и фляги, бусины и чаши, лампы и оконные стекла, кувшины и линзы, а также целый ряд декоративных предметов из cristallo, поддающейся обработке разновидности стекла, обладающего прозрачностью и блеском горного хрусталя. Мастера могли изготовить настолько тонкое стекло, что, как утверждали венецианцы, оно разлеталось на куски при соприкосновении с ядом.

Стеклодувы Мурано создавали стекло молочного цвета, имитирующее структуру льда, стекло с вкраплениями кристаллов меди. Некоторые разновидности стекла напоминали мрамор, металл или фарфор. Оно приобрело статус роскоши и стоило больших денег.

Большую часть года остров Мурано был закрыт для посетителей; даже для коренных жителей Венеции. И только на праздники, когда стеклодувные мастерские закрывались, у причалов острова скапливалось множество гондол.

Венецианцы, понимающие толк в развлечениях, стремились поучаствовать в праздничных играх и забавах весьма состоятельных стеклодувов, которые выставляли богатое угощение прямо на центральной площади для жителей острова и для всех гостей. Море вина, танцы до упаду, феерия масок и карнавальных костюмов, простота нравов, прелестные девицы… – все это тянуло молодых людей Венеции на остров со страшной силой, и они слетались в Мурано как пчелы на мед.

Андреа и Джованни плясали почти час, чтобы утрясти содержимое своих желудков. Угощение стеклодувов их мало интересовало; друзей больше занимали юные прелестницы, которые весьма заинтересованно поглядывали на молодых людей с мечами у пояса, что указывало на их знатное происхождение.

Породниться с богатым семейством было мечтой любой девушки из низов, хотя такие случаи всегда являлись исключением из общепринятых правил.

Ежегодно в конце апреля, в День святого Марка, церковь Сан-Пьетро ди Кастелло полнилась девушками. Там проходили «ярмарки» невест, куда они приходили со своим приданым.

В городе торгашей незамужняя женщина была основным товаром, который обменивался на рост политического влияния или более высокое общественное положение. Поскольку «товар» можно было легко повредить, девушек часто помещали на время в монастырь. Женские монастыри были чем-то вроде торговых складов.

В знатных семьях в день подписания брачного договора жених посещал дом будущего тестя. Девушка в белом платье и бриллиантовых украшениях дважды проходила по кругу перед женихом и его друзьями под звуки флейт и труб. Затем она отправлялась во внутренний двор, где ее приветствовали остальные домочадцы, а после она объезжала в гондоле все монастыри, где находились в «заточении» ее родственницы.

Гондольерам невесты полагалось быть в алых носках. За стенами монастыря девушку показывали монахиням. На рассвете свадебного дня, пока невеста готовилась отправиться в приходскую церковь, у ее дома играл маленький оркестр. После свадебной церемонии устраивался публичный праздник, куда гости приносили подарки.

В других слоях венецианского общества существовали не менее строгие свадебные обычаи. Будущему жениху, тщательно причесанному и надушенному, полагалось быть в бархатном или суконном плаще и с кинжалом у пояса. Сначала он признавался в любви, распевая под окном возлюбленной. Затем должен был сделать формальное предложение семье девушки.

Если жених производил благоприятное впечатление, обе семьи встречались за обедом и обменивались подарками – носовыми платками и миндальными пирогами. За этим следовали другие дары.

На Рождество мужчине полагалось дарить женщине фруктовый конфитюр и сырые семена горчицы, а в День святого Марка – бутоньерку из розовых бутонов; вручались и принимались другие подарки.

Но были и запреты. Нельзя было в качестве дара преподносить гребни для волос, считавшиеся орудием ведьмы; запрет распространялся и на ножницы, потому что они символизировали отрезание языка. Нельзя было дарить и изображения святых; это считалось дурным предзнаменованием.

Свадьбу обычно устраивали в воскресенье; по множеству причин иные дни считались неблагоприятными. Спальню молодоженов обычно обставляла семья невесты. В соответствии с обычаем, в ней должны были находиться кровать, шесть стульев, два комода и зеркало. Никакие другие породы деревьев, кроме ореха, использовать не разрешалось.

Поскольку ни Андреа, ни Джованни не спешили связывать себя семейными узами, у них по отношению к женскому полу были иные намерения, более приземленные, которые они скрывали за тонкой лестью, что производило надлежащий эффект. Благодаря серьезному образованию у них были хорошо подвешены языки, чем они и пользовались без зазрения совести. И если другие девушки на выданье томились за стенами монастырей, откуда их не достать, то резвые хохотушки в ярких нарядных одеждах, дочери стеклодувов, находились рядышком, на расстоянии вытянутой руки.

Они танцевали и резвились с девушками почти до вечера, но затем Джованни вдруг вспомнил, что ему сегодня предстоит семейный ужин, на который были приглашены видные люди Венеции, друзья его отца и компаньоны, и он поторопился покинуть Мурано. Естественно, за ним последовал и Андреа – не без сожаления, потому как одну из прелестниц он уже почти уговорил послушать вечерком шум прибоя на пустынном берегу моря.

Но убраться по добру по здорову из Мурано им было не суждено. Верно говорили древние: «Accade quello che Dio vuole»[37]37
  Accade quello che Dio vuole – происходит то, что Богу угодно.


[Закрыть]. Как друзья не старались провести праздничный день без обычных венецианских приключений, когда досужие разговоры (тем более – ссоры) заканчиваются звоном мечей, все равно им это не удалось.

На пристани они кликнули гондольера, и тот весело поприветствовал знатных синьоров двумя хлопками весла по воде, да так что забрызгал их одежды. Похоже, в честь праздника он уже успел причаститься добрым кубком вина, что совсем не мешало ему лихо управляться со своей юркой лодчонкой.

В Венеции было огромное количество гондол – более десяти тысяч. Многие из них украшала резьба и богатый орнамент, они были покрыты цветным бархатом, нос и корму гондол делали металлическими, чтобы уберечь хрупкое суденышко от поломок при столкновении в узких каналах. Богатые венецианцы соперничали друг с другом в пышности и богатой отделке личных гондол; не так часто им предоставлялась возможность для публичной демонстрации своих трат.

Некоторые гондолы имели кабинки посредине, зачастую закрытые шторами или занавесками. Если поначалу felzi – кабинки гондол защищали пассажиров от непогоды, то со временем они сделались местом интриг и тайных свиданий, добавив в легенду о Венеции то, что это город запретных удовольствий.

Гондольеров прославляли в песнях и балладах, их превозносили за благоразумие. Когда гондолы использовались как место любовных свиданий, гондольеры не выдавали клиентов; если гондольер доносил на даму ее мужу, его могли утопить свои же собратья по ремеслу.

Гондольерам часто доверяли доставлять любовные письма, не опасаясь предательства. Иностранные гости осуждали их за сквернословие, жульничество и сводничество, но это брюзжанье с лихвой компенсировалось восхвалениями соотечественников.

Ferro – зубчатый металлический клюв на носу гондолы – имел запутанную историю. Одни полагали, что его шесть зубцов обозначают количество районов Венеции. Другие считали, что эта деталь является копией клюва римской галеры. Учитывая пристрастие венецианцев к древностям, этому вполне можно верить.

Трудно найти в Венеции более голосистых людей, чем гондольеры. Даже рыночные торговки орут гораздо тише. «Premi!» (Проходи справа!), «Stali!» (Проходи слева!), «Sciar!» (Остановка!) – эти в общем-то прозаические крики, необходимые в их профессии, в исполнении гондольеров звучали как оперная музыка.

Когда они замолкали и оставался только звук скользящей по воде гондолы, Венеция погружалась в удивительный и непривычный покой. Обычно это случалось на закате при тихой погоде, когда небо расцветало всеми мыслимыми и немыслимыми красками, и наступала пора отдыха и размышлений о бренности бытия.

Увы, сесть в гондолу друзьям не дали. Сзади раздался знакомый голос:

– Кого я вижу! Какая встреча! Парни, это те самые молокососы из «Осетра», которые испортили нам аппетит! Эй, вы куда, птенчики? Не соблаговолите ли продолжить нашу весьма интересную беседу?

Андреа и Джованни резко обернулись и увидели физиономии четверых пиратов, с которыми вышла ссора в «Осетре».

– Дьявол! – процедил сквозь зубы Джованни, который понял, что на праздничный ужин ему точно не успеть.

Понимая состояние друга, Андреа миролюбиво сказал, обращаясь к головорезам, которые явно были на хорошем подпитии:

– Синьоры, сегодня, как вам известно, великий праздник Сан Джованни Баттиста, поэтому негоже оскорблять святого бранью и кровопролитием. Все мы несколько погорячились в «Осетре», поэтому со своей стороны я приношу вам свои извинения.

– Эй, Беппо, мне кажется, эти сосунки струсили и намереваются сделать ноги! – хрипло проревел пират с крестообразным шрамом на левой щеке, обращаясь к верзиле, который явно был у них за старшего.

– Ошибаешься, Дино. Эти парни еще те храбрецы… – Верзила хохотнул. – Вон тот, – он указал на Джованни, – уже держится за рукоять меча. Это значит, что он готов подраться… в честь Йоханана бар Захарьи![38]38
  Йоханан бар Захарья – Иоанн сын Захарии (евр.). Пират назвал еврейское имя святого Иоанна Крестителя в качестве издевки. Евреи в Венеции были объектом предубеждений жителей города, движимых предрассудками или жаждой отнять богатство у чужаков. Евреям были запрещены все профессии, за исключением медицины, и все виды коммерческой деятельности, кроме ростовщичества.


[Закрыть]

Разбойники расхохотались. «Похоже, схватки не избежать», – подумал Андреа. Но самое худое заключалось в том, что с острова не сбежишь. Это в городе можно было дать деру и затеряться в переулках. Бегство от превосходящих сил противника считалось отступлением. В этом не было ничего зазорного.

Однако теперь о ретираде можно не думать, а нужно готовиться сражаться не на жизнь, а насмерть. Притом с такими головорезами, как шайка пиратов. Андреа почувствовал, как между лопаток пробежал предательский холодок.

– Хватит болтать, Беппо! – вклинился в разговор третий пират, черный как галка, скорее всего, бастард, в жилах которого текла мавританская кровь. – Пора браться за дело! Порежем этих юных наглецов на кусочки!

– Заткнись, Энзо! – окрысился верзила. – Всему свое время. И не забывай, кто тут главный.

Четвертый разбойник помалкивал. Но по его нехорошему взгляду можно было и без слов понять, что он готов немедля обнажить клинок и покончить с делом как можно быстрее.

Пока шел разговор, Андреа и Джованни незаметно перемещались, чтобы занять более выгодную позицию. Им не раз случалось участвовать в схватках против превосходящих сил противника, и они знали, как можно выстоять против мощного натиска, но прежде им никогда не попадались закаленные в сражениях пираты.

В основном друзья дрались против таких же молодых людей, как сами. Юный венецианец, ни разу не обнаживший клинок, не мог считаться полноценным мужчиной, воином. Поэтому юноши Венеции сражались на мечах часто, по поводу и без, повинуясь азарту и молодецкому задору.

Едва отзвучала последняя фраза Беппо, как он неожиданно быстрым движением выхватил меч из ножен и бросился к Андреа, горя желанием свести счеты за столь нелицеприятное сравнение его физиономии со свиным рылом. Юноша едва успел развернуть корпус, и клинок пирата просвистел рядом с его грудью, да так, что Андреа показалось, будто подул сильный ветер.

Больше не раздумывая юноша обнажил свой меч. Это было превосходное оружие, подарок отца к совершеннолетию. На нем стояло клеймо «волк» из Пассау, города в Нижней Баварии. Громкая слава немецких оружейников простиралась даже на Восток. «Волк» был одним из старейших клейм, и клинки с изображением зверя ценились очень высоко.

Тем не менее Андреа поступил не так, как мог ожидать его противник. Вместо того чтобы защититься от следующего удара, от неожиданно отпрыгнул в сторону и молниеносным движением проткнул правое плечо четвертому пирату, который только примерялся, какой из «жертв» заняться в первую очередь; в том, что он и его товарищи легко расправятся с неоперившимися птенчиками из состоятельных венецианских семей, у него не было ни малейшего сомнения.

Клинок Андреа вошел в его тело как в кусок свинины. И разбойники, и юноши были без защитного снаряжения, поэтому любой удар мечом мог быть разящим. Пират вскрикнул от неожиданной боли и отступил, зажимая рану ладонью. Его правая рука повисла как плеть. Именно этого и добивался Андреа своим неожиданным наскоком; один из противников был обезврежен уже в начале схватки, что не могло его не радовать.

Но ранив пирата, он попал под бешеный натиск разъяренного Беппо, который не ожидал такой прыти от молодого петушка. Верзила бил своим длинным мечом по клинку Андреа словно цепом, и юноше пришлось туго. А Джованни помочь ему не мог. Он сражался против Энзо, рычавшего, как затравленный зверь. Что касается Дино, то он не стал мешать главарю сводить счеты с Андреа и присоединился к бастарду.

Джованни владел мечом превосходно. По крайней мере, лучше, нежели Андреа. Поэтому ему удавалось сдерживать натиск двух пиратов, хотя и с большим трудом. Его выручала только резвость ног и отменная реакция.

В отличие от семейства провизора Гатари, в семье землевладельцев детей обучали держать оружие с малых лет. А иначе как защитить свои поля и имущество от любителей поживиться за чужой счет?

На аптеки никто не нападал, никто не предъявлял на них свои права, ведь разобраться в премудростях медицины могли единицы. А плодородной земли, которая могла приносить приличный доход любому, кто в состоянии ее захватить, на всех не хватало, поэтому за наделы нередко шли настоящие сражения.

В какой-то момент Андреа с ужасом почувствовал, что слабеет. Сила у Беппо была звериная. Юношу до поры до времени выручало лишь то, что пират, потеряв голову от ярости, действовал слишком прямолинейно. Но долго так продолжаться не могло. Он уже получил легкое ранение – острие пиратского меча оцарапало ему предплечье, но это было только начало, в этом Андреа уже не сомневался.

Он несколько раз пытался пробить защиту Беппо, но тот небрежно отмахивался от него, как от мухи, и снова бил своим мечом, словно молотом. От этих ударов мышцы юноши начали деревенеть, а ноги стала сводить судорога, столь велико было напряжение. И ко всем бедам, наконец оправился от шока четвертый пират.

Он перевязал рану и кинулся помогать верзиле, правда, не очень умело, так как ему пришлось орудовать непривычной левой рукой. Но отсутствие должной сноровки ему заменяла жажда мести.

Наверное, праздничный день в честь Сан Джованни Баттиста мог оказаться последним в жизни двух друзей, но тут им неожиданно пришла подмога. Черной молнией сверкнул клинок, и раненый пират, наиболее легкая цель, лег отдыхать на выложенную диким камнем набережную. На этот раз его ранили в бедро, тем самым практически полностью обездвижив.

Противники мигом прекратили схватку и с удивлением воззрились на неизвестного, который вмешался так вовремя. Им оказался невысокого роста человек, худощавый, седоватый, с острыми чертами лица и бородой-эспаньолкой клинышком.