Текст книги "Колыбель богов"

Даро в ответ лишь беспомощно развел руками…

Среди критских гор Дикти, Ида и Лефка-Ори (Белые горы), горные цепи с множеством вершин, были наиболее известными и почитаемыми. Ведь там родились многие боги, в том числе и Дивей. Величественные горные хребты, покрытые густым лесом почти до самых вершин, увенчанных белыми снежными шапками, были видны издалека. Мрачные скалы источали сотни родников с чистейшей водой, которую предпочитал пить сам минос, в горах росли в великом множестве лекарственные растения, обладающие большой целительной силой, а мед диктейских пчел, который собирали жрецы Дивея, был не только потрясающе ароматен, но и обладал удивительной животворящей силой.

К Диктейской пещере добрались за два дневных перехода. Казалось бы, до них рукой подать и по-хорошему от Коносо до гор Дикти можно дойти за световой день (если встать с утра пораньше), но с Видамаро, которого несли на носилках моряки, это оказалось непросто. Пришлось останавливаться на ночлег в одном из селений, расположенном на обширном горном плато.

В горах Дикти юноше довелось побывать всего один раз, в детстве, – для мореплавателей Крита приобщение своих отпрысков к святости пещеры Дивея считалось первейшей обязанностью – поэтому его воспоминания о дороге были смутными, и Даро с огромным интересом глядел по сторонам, время от времени понукая упрямого ослика. Животному очень не хотелось бить ноги о камни, и ослик постоянно пытался свернуть на какой-нибудь зеленый лужок, где росла вкусная зеленая травка.

Повозки решили не брать – на горных дорогах с ними одна маята, да и к Диктейской пещере на волах не добраться (туда вела крутая и узкая горная тропа), – и весь груз разместили на спинах осликов. Их насчитывалось больше десятка, ведь кроме дорожных припасов везли еще и богатые дары Дивейю и жрецам – чтобы лечение было успешным.

По пути постоянно попадались рощи невероятно красивых кленов и сосен, заросли можжевельника, обширные дубравы. Местами встречались каштаны и кипарисы, а когда поднялись на плато, сплошь пошли оливы. Но Даро больше всего заинтересовал диктамнон[56]56
  Диктамнон, диктамнус (лат. Origanum dictamnus) – душица критская. Многолетнее травянистое растение высотой 20—30 см (реже до 1 м), с собранными в соцветия цветками розового цвета с крупными пурпурными кроющими листьями, напоминающими формой шишки хмеля. Используется в качестве приправы (разновидность орегано), а также при производстве противобактериальных средств. Масло диктамнона входит в состав мазей для лечебных paстираний, особенно при ревматизме.


[Закрыть], который рос только на Крите. Эта редкая трава облюбовала скалы, и добраться до нее было весьма затруднительно. Даро смотрел на розовые цветки диктамнона, как лиса на виноград: хочется сорвать, да больно высоко.

Диктамнон пользовался большой популярностью как сильное лекарственное средство. В семье Видамаро он присутствовал всегда – хранился сушеным в плотно закрывающемся керамическом сосуде. Кибернетос всегда брал его в плавание, потому что диктамнон был средством от многих болезней. Обычно ароматный отвар из сушеных листьев пили при болях в желудке и кишечнике, а также полоскали им воспаленное горло и рот, когда болели зубы. Диктамнон облегчал роды, а дворцовые жрецы-лекари вообще считали, что он излечивает практически все хвори, только нужно знать, как и в каких пропорциях его применять.

Да что жрецы! Сама богиня любви Афродита Анадиомена, рожденная из морской пены, собирала в горах Дикти эту целебную траву, которая считалась ко всему прочему еще и растением любви. Даро очень хотелось сорвать цветы диктамнона, чтобы подарить их Атенаис. Однако он мудро рассудил, что сделать это лучше на обратном пути, чтобы они были свежими.

Найти диктамнон, а тем более – добыть, было очень сложной задачей. Существовал способ, который, как уверяли знающие люди, был безотказным, но не менее трудным. Для этого следовало легко ранить пугливую козочку кри-кри, что уже само по себе было маловероятно, а затем пойти по ее следам (это в горах!), и она обязательно приведет к тому месту, где растет диктамнон. Поев его листьев, кри-кри излечивалась, а стрела выходила из раны.

Жрецы Дивея встретили знаменитого кибернетоса Акару и не менее известного кормчего Видамаро, который почти весь путь к Диктейской пещере провел в полузабытьи, весьма любезно. Все они уже были в годах, с длинными седыми бородами, косматые и в непривычных для жреческого сословия Крита одеждах – длинных плащах из грубой темной шерсти, из-под которых выглядывали ахейские хитоны, расшитые таинственными изображениями и письменами. Обитали жрецы в пещере, но не в Диктейской, а в другой, расположенной неподалеку.

Что касается отца, то его сразу же перенесли к жертвеннику Дивея, что оказалось делом многотрудным и сложным. Собственно говоря, как и подниматься к пещере по крутой тропе, по которой даже ослики боялись идти. Иногда их приходилось просто тащить за повод, потому как увещевания и понукания не помогали. А стегать прутом упрямых животных было бесполезно – иначе они вообще могли остановиться, и тогда поклажу пришлось бы нести на руках, как и носилки с раненым Видамаро, чего морякам хотелось меньше всего. Поэтому они старались брать лаской, подолгу что-то нашептывая осликам в их длинные уши. И что удивительно, этот подход оказался самым действенным.

К жертвеннику, который находился на глубине около ста шестидесяти локтей, спускались по вырубленным в горе ступеням. Они были скользкими, так как в пещере было влажно из-за подземного озера, поэтому морякам, исполнявшим роль носильщиков, пришлось применить все свое умение держаться на ногах на мокрой палубе при любой качке. Алтарь Дивея – грубо отесанный камень в половину человеческого роста – находился рядом с каменными столами для приношений.

Повинуясь указанию Акару, моряки водрузили на стол две амфоры работы Кбида, что уже указывало на большую ценность даров. Но и это было еще не все. Старый кибернетос с торжественным видом водрузил рядом с амфорами небольшое изображения Дивея, вырезанное из драгоценного белого оникса с розоватыми прожилками, рядом с ним поставил мраморную фигурку козы Амалфеи, вскормившей будущего бога неба, грома и молний в пещере Козьей горы, положил на стол двух золотых быков – деньги богачей Крита – и присовокупил к дарам красивый бронзовый лабрис, на обоих лезвиях которого были выгравированы загадочные орнаменты. Жрецы сдержали восхищение и удовлетворение такими дарами только благодаря своему стоическому характеру.

Продукты в пещеру не заносили, а передали жрецам наверху. Разнообразной еды привезли много, и вся она была отменного качества. Что касается самого жертвоприношения, то Акару и Даро насыпали на алтарь кучку зерна и сверху полили молоком – напоминание Дивейю о козе кри-кри, которая вскормила его в младенчестве из своих сосцов.

Жрецы осветили обширную пещеру многочисленными факелами – так делалось всегда, когда сюда приходили жертвователи, – и она на глазах преобразилась из глубокой черной дыры в прекраснейший дворец. Особенно красивым было подземное озеро, над которым нависала «мантия Дивея» – многочисленные каменные сосульки белого и розоватого цвета, которые при свете факелов искрились так, словно их усыпали драгоценными каменьями. Они росли тысячелетиями, капля по капле, которые превращались в камень и застывали самым причудливым образом.

Надолго задержаться в пещере жрецы не позволили – после тяжелой дороги Видамаро стало совсем худо. Уже поднимаясь по лестнице, Даро услышал, как жрецы запели какую-то старинную молитву-заклинание. По всей пещере пошло гулкое эхо, и юноше показалось, что от этого ее стены задрожали и с потолка посыпались мелкие камешки. Только наверху, когда все выбрались на свет ясный, немного испуганный юноша понял, что где-то далеко в горах случилось очередное землетрясение.

Такие явления на Крите были довольно частыми и постоянно повторяющимися. И только благодаря молитвам жриц (по крайней мере, так они утверждали; а не верить им считалось неслыханным святотатством) и жертвоприношениям Асираи, Матери Богов, которая удерживала под землей ревущего и трясущего земной свод быка, Колебателя Земли, жители острова хоть и опасались за свою жизнь, но пребывали в уверенности, что ничего дурного с ними не случится…

Три дня и три ночи шла борьба за жизнь Видамаро. Его подняли из пещеры наверх и устроили в шалаше, сплетенном из пахучих веток можжевельника. Вечнозеленый маленький кипарис обладал многими целебными свойствами, а главное – отпугивал змей. Несмотря на то что змея на Крите считалась священной, ее укус для кибернетоса с его сильно ослабленным от ранения организмом мог быть смертельным. Жрецы умели лечить укушенного змеей человека, но Видамаро был на грани между жизнью и смертью, поэтому его следовало оберегать от этой неприятности всеми доступными средствами.

Даро подметил, что жрецы лечили отца в основном медом. Ведь мед, собранный в горах Дикти, обладал особыми целебными свойствами. Жрецы пропитывали им повязки, а также накладывали на рану мазь, в составе которой был мед, рыбий жир (его присутствие Даро определил по запаху; конечно же объяснять ему что-либо никто бы из жрецов не стал) и какой-то желтоватый порошок. Кроме того, отцу давали медовое питье вместе с травяными отварами и настойками и постоянно окуривали шалаш внутри дымом ароматических трав.

На третий день опухоль возле раны значительно уменьшилась, а болевые ощущения явно пошли на спад; Видамаро уже не стонал и не метался на своем ложе, представлявшем собой все те же ветки можжевельника, укрытые бычьей шкурой, лежал спокойно и все время спал. Что касается меда, то, как объяснил юноше немало повоевавший в своей жизни Акару, это старый проверенный способ лечения глубоких колотых и резаных ран. Благодаря меду рана остается чистой, не гноится, а из-за его способности притягивать влагу, медовые повязки не высыхают, и не прилипают к ранам, поэтому при перевязках новая нежная кожа не повреждается.

На четвертый день отец проснулся и сразу же потребовал вина и еды. Подкрепившись, он наконец обратил внимание, что находится не дома, в своей опочивальне, а в горах.

– Дикти? – коротко спросил он Акару.

– Да, – ответил тот. – Священная пещера…

– Хорошо… – Видамаро с удовлетворенным видом закрыл глаза. – Будем жить…

С этого момента он начал выздоравливать на удивление быстро. Конечно же, тому способствовали лекарства и мед священных пчел гор Дикти, но главное – кибернетос искренне уверовал, что ему помогает сам Дивей, через своих жрецов. Даро не мог не отдать должное деду, который принял решение доставить отца к Диктейской пещере, хотя, судя по его ранению, это было чрезвычайно опасно.

Спустя две недели они возвратились в Коносо. Набравшийся сил Видамаро даже пытался идти пешком, но Акару категорически запретил, и отцу Даро пришлось проделать весь путь на носилках, словно он был Ниметийо, самым уважаемым жрецом Лабиринта, который нередко замещал правителя Крита во время разных священных церемоний, когда требовалось абсолютное следование древним традициям.

Глава 7. Стронгили

Не прошло и двух недель после возвращения домой из гор Дикти, как Видамаро снова засобирался в путь. Теперь уже недалеко – на один из островов Киклад, который принадлежал Криту и в древности, как уверяли старинные предания, был его метрополией[57]57
  Метрополия – (греч. μητρόπολις – материнский город); государство по отношению к своим колониям, поселениям за пределами своих границ, эксплуатируемым территориям, зависимым странам.


[Закрыть]. Остров напоминал своими очертаниями щит, вследствие чего и получил свое название – Стронгили[58]58
  Стронгили, Тира (Фира), Санторини – круглый (др.-греч.); на протяжении веков был известен как Филитерия, Калаврия, Карасти, Тевсия, Фирамени и Ринея. Остров вулканического происхождения в Эгейском море, входит в архипелаг Киклады. Около полутора тысяч лет до н.э. на Стронгили произошло сильнейшее извержение вулкана, изменившее как историю древнего мира, так и форму острова. В результате извержения кратер вулкана провалился, и образовалась огромная кальдера (воронка), которая сразу же была заполнена морем.


[Закрыть]. Он был настолько красивым и благоухающим, что финикийские мореплаватели, частые гости острова, назвали его Каллисте – Прекраснейшим. Будто бы там жила нимфа Каллисто[59]59
  Каллисто – прекраснейшая (др.-греч.); в греческой мифологии дочь аркадского царя Ликаона, нимфа-охотница и спутница Артемиды.


[Закрыть].

Даро уже приходилось бывать на Стронгили – когда он только начал осваивать свою профессию кормчего. И конечно же, вместе с дедом, который учил его всем морским премудростям, потому что застать отца дома было чрезвычайно трудно; он месяцами находился в море. Поэтому Даро знал, что на Стронгили бывают небывалой красоты закаты – всех оттенков багрового, оранжевого и алого, а иногда даже ярко-зеленого цвета. А уж красоты природы и вовсе поражали воображение любого человека, который впервые ступил на берег острова.

Растительный и животный мир Стронгили был настолько разнообразным, настолько отличался от того, который существовал на Крите, что и впрямь можно было поверить, будто остров создали боги, чтобы дать первый толчок для разумной жизни. А причиной всего этого многообразия и красоты была высокая гора посреди острова, над которой постоянно вился легкий дымок. Это был действующий вулкан – и счастье, и беда жителей Стронгили.

Счастье потому, что благодаря постоянному подогреву из подземных глубин природа острова фактически не была подвержена увяданию в зимний период и всегда цвела буйным цветом; да и зимы как таковой на Стронгили не существовало. Жители острова снимали за год по два-три урожая. А беда являлась к ним два-три раза в столетие, вырастая над горой высоким дымным столбом вулканического пепла и разбрасывая по виноградникам и огородам огромные камни. Из-за постоянных землетрясений и опасений за свою жизнь многие жители Стронгили перебрались в незапамятные времена на Крит, где застали немногочисленное племя кретов, которое постепенно воссоединилось с ними посредством брачных уз, и образовался новый народ.

Но и те, кто остался, не прогадали. Со временем вулкан стал беспокоить их все меньше и меньше, а дымок над его жерлом воспринимался жителями Стронгили как ежедневное жертвенное воскурение главному богу острова Посейдону – Колебателю Земли. На острове все осталось, как было издревле, – его потрясающие красоты и практически вечное лето.

Стронгили особенно славился своим вином. Виноград произрастал здесь тысячи лет, несмотря на то что частыми гостями острова были сильные ветры. Поэтому виноградный куст представлял собой лозу высотой не более полутора локтей, закрученную в форме кольца, а грозди винограда росли внутри этой своеобразной «корзины». Листья растения не давали перегреваться почве и способствовали орошению, так как они сохраняли выпавшую ночью росу. Особенно хорошим было сладкое вино, которое нельзя отыскать нигде, кроме как на Стронгили. Чтобы его сделать, после сбора винограда ягоды несколько дней вялили на солнце, отчего напиток получался сладким даже без добавления меда.

Сладкое вино выдерживали в дубовых бочках не менее трех лет, после чего выставляли на продажу. Но его было очень мало, поэтому стоило оно дорого. И все равно торговцы выстраивались за сладким вином Стронгили в очередь, особенно мореплаватели Та-Кем, потому что его любили фараоны и жрецы Черной Земли и цена для них не имела никакого значения.

К пьяницам (а они на острове были достаточно редким явлением) жители Стронгили с давних пор относились с презрением. Считалось, что человек, выпивший в меру, уподобляется соловью – он весел, прекрасный собеседник, может говорить умные речи, а также способен петь и плясать весь вечер. Если же выпить сверх меры – совсем чуток – то можно уподобиться льву, чья храбрость не знает границ. Ну, а ежели перебрать всякую меру, можно стать похожим на глупого бестолкового осла, который что-то мычит, бессвязно орет и брыкается, пока его не отправят в «стойло» – подальше от приличных людей.

Видамаро привез из Пунта столько разных товаров, что быстро продать все на Крите не представлялось возможным. А он, выздоровев, жаждал отправиться в очередное путешествие, тем более что Акару уже подготовил для него много изделий мастеров Крита, среди которых вазы, амфоры и пифосы, пользующихся большим спросом у всех племен и народов Великого моря. Оставался единственный выход – отправиться на Стронгили, где жило много состоятельных людей, в том числе и правитель острова со своим двором.

Кибернетос рассчитывал управиться до праздника «рождения» миноса. Жители острова не так часто могли наблюдать за подобными торжествам, а уж Видамаро, постоянно находившийся в море, тем более.

Он наконец рассказал сыну, что с ним приключилось в плавании. Поначалу ему здорово везло. Прибыв в Айгюптос, он отыскал кормчего по имени Бакенхонсу, который был в Пунте, когда фараон снарядил в эти таинственные и богатые земли экспедицию. Кораблями командовал опытный флотоводец вельможа Хетепни-Пта, и она длилась год. А все потому, что корабли долго не могли найти туда путь.

Как поведал отцу пьяненький Бакенхонсу, кораблей было шесть – все очень вместительные, с высоким поднятым носом и такой же высокой кормой, которая заканчивалась огромным цветком папируса, и мачтой с широким парусом. На афластоне и носу были установлены по два рулевых весла, чтобы успешно сопротивляться сильному течению и штормам, вдоль борта сидели гребцы, лучшие из лучших, и на каждом корабле находились хорошо вооруженные воины. Корабли были доверху нагружены оружием, украшениями, зеркалами, а в глиняных кувшинах везли высоко ценимое в Пунте вино Черной Земли.

Все это Видамаро довелось выслушать только потому, что он хотел заполучить кормчего в качестве проводника любой ценой; он и так хорошо знал, как выглядят корабли Та-Кем. И в конечном итоге ему это удалось, хотя, проснувшись утром вдали от берега, незадачливый выпивоха сначала долго не мог понять, где он находится и кто с ним разговаривает, а когда узнал Видамаро и понял весь ужас своего положения, разразился страшными проклятиями. Но кувшин доброго критского вина и обещание щедрой оплаты его услуг сделали свое дело, и Бакенхонсу не подвел, благодаря чему корабли Видамаро достаточно быстро добрались до Пунта. Он здорово помог Видамаро в общении с царем Пунта, так как знал язык неведомой земли. Правда, были и затруднения, связанные с тем, что кормчий в основном плавал по рекам и в море несколько терялся. Но богатый опыт Видамаро поспособствовал тому, что кормчий из Айгюптоса в конечном итоге вспомнил маршрут, которым следовали корабли под командованием Хетепни-Пта.

Небольшую флотилию Видамаро встретил на берегу сам царь Пунта, которого звали Пареху, – мощный бородатый мужчина в золотом чепце и необычной набедренной повязке, – и его супруга Ати, женщина невероятных размеров. Произошел обмен дарами, во время которого Видамаро за свои товары получил не только желанные благовония, стоившие на Крите баснословно дорого, но и другие дары Земли Богов – слоновую кость, стволы черного дерева, антиу[60]60
  Антиу – мирра.


[Закрыть], сенеджер[61]61
  Сенеджер – ладан.


[Закрыть], золото и электрум[62]62
  Электрум – минерал, разновидность самородного золота; представляет собой сплав серебра с золотом.


[Закрыть].

Царь Пунта, для которого появление никогда не виданных иноземцев-кефтиу было чем-то вроде священного праздника, предлагал Видамаро черных рабов, а также живых пантер, обезьян и жирафов, но кибернетос вежливо отказался, сославшись на размеры судов. Животных нужно кормить, притом хорошо, чтобы они выдержали длинный путь, а значит, брать для них запас еды, когда корабли и так загружены дальше некуда.

Видамаро нагрузил свои корабли камедью антиу, слитками серебра и зеленого золота Аму, слоновой костью, вьюками со шкурами невиданных животных, разнообразными красками, в том числе и сурьмой, которую больше всего предпочитали придворные модницы, деревом черным и ароматическим, которое в Пунте называлось «тишепес» и «хесит»… Что касается царя Пунта, то ему очень понравилось оружие Крита, разнообразные сосуды, небольшие резные изваяния из оникса, жемчуг, но особенно пришлись по душе критские вина.

Видамаро и его команда так сильно радовались удачному обмену своих товаров на товары Пунта, что на некоторое время забыли об осторожности. За что едва не поплатились головами – на них совершенно неожиданно напали морские разбойники, как поначалу подумал Видамаро, притом в таком месте, где они отродясь не водились. Кибернетос специально проложил курс своей флотилии несколько в стороне от обычных торговых путей, потому как его изрядно перегруженные суда стали малопригодными для морского боя.

Каким же было удивление Видамаро, когда он понял, что это никакие не лэйстес, а боевые корабли Айгюптоса! Перепутать их с какими-либо другими судами было невозможно. Они имели вытянутый корпус длиной не менее восьмидесяти локтей с прочным поперечным набором, который опирался на мощный килевой брус; это новшество позволяло отказаться от продольной стяжки канатом, что было характерно для торговых судов. Брус в носовой части оканчивался металлическим тараном в виде головы крокодила, а на далеко выступающей задней оконечности было закреплено одно, но очень крупное рулевое весло.

Сражаться с кораблями Айгюптоса, хотя их и было меньше, чем судов у Видамаро, оказалось очень сложно и чрезвычайно опасно, несмотря на то что моряки мигом надели надежные латы, бронзовые шлемы и закрылись длинными овальными щитами. Гребцов вражеских кораблей невозможно было достать, так как они прятались от стрел за фальшбортами, высота которых составляла около двух локтей. Кроме того, по оконечностям боевых кораблей Черной Земли жестко крепились огражденные площадки для лучников. А еще они располагались в корзине на верхушке мачты.

Лучники, вооруженные дальнобойными луками, оказались главной ударной силой боевых кораблей Айгюптоса. Их длинные стрелы доставили немало хлопот флотилии Видамаро, которая из-за перегруза утратила преимущество быстрого маневра. И неизвестно, чем бы закончилось сражение, но тут в события вмешались боги. Неожиданно подул попутный, практически штормовой, ветер, и суда Крита получили большое преимущество в скорости.

Видамаро, опытный мореплаватель, отправился в дальнее плавание по неизвестным водам на новых кораблях; они были построены по его заказу специально для путешествия в Пунт. Он взял за образец гемиолии ахейцев, которые имели по две мачты, только его суда были пошире и повместительней. И его предвидение сработало как нельзя лучше. Все-таки два паруса тянут судно вперед быстрее, чем один.

Несколько позже Видамаро, поразмыслив, понял, по какой причине на мирные суда Крита, с которым жители Черной Земли давно вели взаимовыгодную торговлю и никогда не нарушали мир, напали военные корабли Айгюптоса. Видимо, фараон Та-Кем не хотел, чтобы какой-нибудь народ, населявший берега и острова Зеленого моря, имел торговые связи с Пунтом, который, по его замыслам, должен был стать сокровищницей Черной Земли. Впрочем, Видамаро было не до отвлеченных размышлений и умозаключений. Четверо моряков его флотилии нашли свое упокоение в водах Уадж-Ур, добрый десяток залечивал легкие раны, нанесенные стрелами, а сам он свалился в лихорадке после того, как из его тела с большими трудами извлекли похожее на широкий древесный лист зазубренное острие стрелы, выпущенной из дальнобойного углового лука. Это оружие сильно отличалось от луков, которыми были вооружены соплеменники Видамаро. С недавних пор луки в Айгюптосе стали делать сложносоставными. Это великолепное оружие состояло из древесины разных пород, пластин рога или кости и было красиво украшено.

Не всякий человек мог приобрести такой лук из-за высокой цены, и не каждый воин мог натянуть его тетиву; она была очень тугой. Но сложносоставные луки били очень далеко, и постепенно ими начали вооружать армию и флот Айгюптоса. А уж стрелы лучников Черной Земли считались самыми смертоносными. Они были сделаны из тростника с деревянной оконечностью, к которой крепился медный или стеклянный наконечник, и оперены.

Стрелы у воинов Айгюптоса были легкие и дальнобойные. Первая била на расстояние в восемьсот шагов, а вторая – на тысячу двести. Для противника в тяжелой броне применялась тонкая четырехгранная игла из меди, реже – наконечник в виде древесного листа, а против атаки конницы, колесниц и легковооруженных солдат использовался наконечник из колотого стекла, обычно наносивший рваные раны, которые практически невозможно было вылечить. Видамаро здорово повезло, что ему не досталась стрела со стеклянным наконечником…

В поездку на остров Стронгили кибернетос взял отца и сына. Акару очень хотелось немного развеяться, вспомнить прошлое, поэтому он испытывал огромный душевный подъем от предстоящего путешествия, а уж про Даро и говорить нечего – он был просто счастлив. Уж больно хорошо и удачно у него все начало складываться в последнее время. И большую черную жемчужину добыл, тем самым сильно порадовав деда, и отец излечился от тяжелого ранения, и наконец он нашел общий язык с неприступной Атенаис.

Возвращаясь в Коносо, Даро, конечно же, исполнил свою задумку – добыл прекрасный букет диктамнона. Для этого ему пришлось потихоньку отстать от всех и забраться на совершенно неприступные скалы, нависавшие над тропой. Но его опасные труды не пропали даром. Когда он снова появился в мастерской Кбида и встретился с Атенаис, девушка просто лучилась от радости – уж неизвестно по какой причине.

Даро никак не связывал великолепное настроение Атенаис с подарком – черной жемчужиной. Для него эта ценная горошина мало что значила. Ценная – да, но не более. Наверное, ему просто повезло, что он появился в мастерской в тот редкий момент, когда Атенаис благодушествовала. А уж ее резкий, непримиримый характер он хорошо изучил еще в детстве. Атенаис никому не давала спуску. Она могла во время захватывающей игры вдруг все бросить, уединиться, начать рисовать на песке разные фигурки, и тогда к ней не подходи. Она никого не выделяла, и мальчишки даже побаивались ее, потому что рука у Атенаис была тяжелая.

Когда же Даро со смущенным видом всучил ей букет диктамнона и что-то не очень внятно пробормотал, Атенаис и вовсе расцвела. А в ее огромных лучистых глазах он прочитал нечто такое, о чем даже боялся помыслить.

Возможно, Атенаис хотела пообщаться с ним подольше (а уж как он хотел!), но тут появился заказчик, и ей пришлось заняться переговорами, хотя она едва скрывала раздражение от столь бесцеремонного вторжения в ее святая святых. Но работа есть работа, и Даро не стал дожидаться, пока капризный заказчик объяснит Атенаис, как нужно расписать амфору, которую втащил в мастерскую его слуга, и что на ней изобразить.

Он ушел не попрощавшись, а затем всю обратную дорогу к дому бежал, как олень, стараясь унять в душе восхитительное чувство огромной радости – уж непонятно, откуда взявшееся. Радость переполняла все его естество, и он интуитивно ощущал, что если не истратит силы на этот совершенно безумный бег, то упадет без чувств…

Даро стоял на носу корабля, всматриваясь в голубую даль, и мучительно соображал, что привезти Атенаис из Стронгили. Коль уж девушкам так нравятся подарки, то почему бы не воспользоваться столь удобным моментом?

Но самое главное – отец доверил ему командовать кораблем! «Ты уже достаточно взрослый, – строго сказал Видамаро. – Науку кибернетоса ты уже прошел, пора применять свои познания на практике. Пойдешь на Стронгили кормчим…»

Даро не ожидал такого поворота событий и поначалу даже испугался, – а ну как он даст маху? – но тут появился дед и успокоил его: «Пассажиром меня возьмешь, кибернетос?» Даро едва не обнял старика от огромного облегчения. Только на второй день он наконец сообразил, что отцом так было задумано изначально. Конечно, Видамаро верил в способности сына, ведь они уже выходили в море, и не раз, но тогда Даро был помощником кибернетоса. Теперь ему требовался всего лишь хороший советник. А кто может лучше справиться с этой ролью, как не Акару?

Стронгили появился на горизонте совершенно неожиданно. Только что в той стороне находился пустой горизонт, над которым висели легкие перистые облака, и вдруг возникло прекрасное явление – изумрудно-зеленый остров, увенчанный конусообразной шапкой вулкана, испускавшего почти прозрачный дымок. Казалось, что от острова исходит божественное сияние, которое мигом окрасило морскую голубизну в бирюзовый цвет.

– Если Крит именуют Колыбелью Богов, то Стронгили по-всякому заслуживает названия Дома Богов, – с восхищением молвил Акару. – Сколько раз мне приходилось бывать на острове, и всегда меня охватывало удивительное ощущение возвышенной одухотворенности. Но одновременно с восхищением и преклонением перед красотами Стронгили появлялся непонятный страх. Особенно в душные летние вечера, когда из равнины начинали подниматься испарения. Иногда мне казалось, что я вижу гигантские призрачные фигуры в странных одеждах, шагающие по каменным плитам, которыми вымощена главная площадь порта… – Тут дед весело рассмеялся и добавил: – Признаюсь – такие видения чаще всего случались, когда меня угощали сладким вином из вяленого винограда. Уж больно хорош этот напиток. Пьешь, и пить хочется…

Чем ближе суда Видамаро подходили к Стронгили, тем яснее проявлялись очертания прекрасного острова, древней родины жителей Крита. Величественно возвышавшийся над островом вулкан словно находился под охраной двух конусообразных гор со скалистыми вершинами. Они были гораздо ниже вулкана, и стояли по его сторонам, как стражи – мрачные, грозные и неприступные. Когда-то и эти горы дымились, но со временем огонь в их чреве потух, и на их склонах появились стада овец и коз, благо трава там всегда росла зеленая и самая вкусная.

Наконец Даро начал различать и песчаные пляжи, которые крыльями расходились в обе стороны от входа в главную гавань Стронгили. Они обросли небольшими причалами для рыбацких лодок, как дикобраз колючками. Челны разных размеров и предназначений приплясывали на мелкой волне в ожидании своих хозяев, чтобы отправиться на вечерний лов. Совсем уж крохотные лодки были вытащены на берег и напоминали издали разложенные для вяления рыбины. Зимой, когда начиналось штормовое ненастье, все мелкие плавательные средства обычно прятались в гавани.

Но вот показалась и гавань. Она была обширной, очень вместительной, а вход в нее напоминал узкое горлышко амфоры, предназначенной для вина. Его охраняли две грозные высокие башни, которые были увенчаны огромными фигурами древних богов-прародителей. Никто уже не помнил ни их имен, ни связанных с ними легенд. Их просто называли Первыми. Они всегда стояли на башнях, стерегущих вход в гавань. Да и сами башни явно соорудили боги, потому что жители Стронгили не могли даже представить, откуда взялись невероятных размеров камни странного зеленоватого цвета, из которых они были сложены, и каким образом эти огромные глыбы можно было доставить на остров и водрузить на место.

Узкая полоска пляжа находилась у подножья высокого скалистого берега, который защищал гавань, словно высокая крепостная стена. Даро знал, что на ночь вход в гавань перекрывается массивными медными цепями – от одной башни к другой. Поэтому тайно проникнуть в город, здания которого уступами поднимались по склонам вулкана, не было никакой возможности. К тому же на башнях у подножий статуй стояли каменные чаши, где по ночам горел огонь. Чаши-факелы служили маяком для припозднившихся мореплавателей и освещали вход в гавань.

Запрокинув голову, Даро всматривался в бесстрастные лики Первых. В них было очень мало человеческого; может, потому, что над изваяниями трудились не искусные мастера-резчики, а какой-то великан, который вытесал их огромным топором – грубо и без намерения придать им хоть какое-то сходство с теми, кого он изображал.