Текст книги "Колыбель богов"

Корабли Видамаро миновали узкое горлышко входа, и показалась гавань – во всей своей красоте и обширности. Она полнилась судами многих племен и народов. Здесь их было гораздо больше, чем в Аминисо. У Даро даже глаза разбежались – на кого смотреть?! Особенно много находилось в гавани финикийских кораблей. Не узнать их было невозможно. В какой-то мере они были похожи на корабли Крита, но от судов других народов, населявших берега и острова Уадж-Ур – Великого моря, они отличались изрядно.

Поначалу финикийцы плавали только вдоль берегов на судах, которые они подсмотрели у торговцев Черной Земли. Это были одномачтовые лодки с огромным четырехугольным парусом, которому можно было придать любое положение по отношению к корпусу, что позволяло морякам ловко маневрировать. Борта таких судов соединялись палубным настилом, и весь свой груз купцы хранили прямо на нем.

Когда нужно было перевезти в дальнюю страну товары из Ханаана, финикийцы обычно подряжали критские и микенские суда. Только кефтиу и ахейцы умели строить корабли с килем, составлявшим его основу. Лишь на таком судне можно было свободно плавать в открытом море.

Финикийцы научились делать свои корабли у кефтиу. Узнали они у моряков Крита и как можно отыскать в открытом море ближайшую землю, когда долгое время небо затянуто тучами и нельзя увидеть расположение звезд. Моряки выпускали голубя, и птица в поисках пищи и воды непременно летела к суше. Голуби всегда находились на корабле, и за ними ухаживали со всем тщанием.

Свои торгово-грузовые суда (они назывались «гаула») финикийцы строили из особо прочной, не подверженной гниению древесины кедра, произраставшего только в одном месте – в горах Баалу. Так именовалась горная местность, принадлежащая Ханаану и названная по имени главного бога-громовержца финикийцев, который ко всему прочему являлся еще и богом плодородия, вод, войны, неба и солнца.

Для лучшей сохранности товаров, перевозившихся в хрупких амфорах, трюмы гаул иногда заполнялись водой – чтобы во время шторма глиняная посуда не разбилась. Более дорогие товары мореплаватели Ханаана помещали на палубу и ограждали их деревянными решетками. Гребцы сидели вдоль борта в один ряд, а на красивом резном афластоне – корме – была прочно закреплена пара мощных рулевых весел.

Корабли финикийцев, предназначенные для дальних плаваний, обычно имели очень высокую мачту с огромным парусом. На носу стоял большой сосуд, в который наливалась питьевая вода, а таран чаще всего представлял собой львиную голову. Торговым судам нередко приходилось превращаться в военные корабли, поэтому каждый торговец нанимал внушительную охрану, благо разместиться ей было где.

На торговцев Ханаана всегда шла охота, потому как морские разбойники знали, что они везут очень ценные грузы. Но особо лакомой приманкой для пиратов были гаулы с широкими и вместительными трюмами. Неповоротливые, тихоходные, они были легкой добычей для разбойников, даже если их защищали «длинные» корабли, более приспособленные для морского боя, нежели гаулы. Разве можно отбиться от быстроходных пиратских акатий или лембов, которые нападали стаями?

Находились в бухте и корабли дорийцев. Они отличались тем, что имели на борту метательную машину, похожую на огромный лук (таинственную новинку), и мощный гарпах – деревянный стержень с железным наконечником. Он запускался метательной машиной в корабль врага, чтобы его зацепить. Когда железный наконечник пробивал борт, он раскрывался внутри и крепко держал корабль.

И, конечно же, не обошлось без ахейцев; для их торговых судов и гемиолий Стронгили был словно медом намазан. Ведь нигде в Критском море[63]63
  Критское море – так в те времена большей частью именовали Эгейское море в особенности племена, населявшие Эгеиду.


[Закрыть] не было более зажиточного населения, чем на Каллисте, прекраснейшем острове, и такого богатого рынка, который раскинулся на берегах гавани. О зажиточности островитян можно было судить хотя бы по их двух– и трехэтажным домам. Уже в свой первый приезд на остров Даро с удивлением отметил, что там невозможно найти ни одной лачуги, тогда как на Крите они были сплошь и рядом, особенно в предместьях городов. Казалось, что на Стронгили вообще нет людей со скромным достатком.

Возможно, так оно и было. Если на Крите в летний период дождь считался редким явлением, то на Стронгили благодаря дыханию вулкана они шли часто. Здесь и виноград вырастал крупнее и слаще, и ветви пышных олив гнулись от плодов, и урожай с полей и огородов был необычайно щедрым, потому как на плодородной почве острова произрастало все, что сажали и сеяли, безо всякого урона. Этому способствовала не только благодатная почва острова, перемешанная с вулканическим пеплом, но и сам вулкан, который подогревал землю в любое время года, и растениям даже редкие заморозки были не страшны.

Пепел на острове появился после того, как в древние времена вулкан показал свою мощь. После этого многие островитяне покинули Стронгили – часть переселилась на Крит, образовав там колонию, превратившуюся со временем в мощное государство, а часть на другие острова Киклад. Но вулкан успокоился, затих и некоторые жители Каллисте – а остров и впрямь стал Прекраснейшим после извержения вулкана, который разрушил только часть зданий, – вернулись в свои дома.

С той поры Стронгили только богател, развивался, его столичный город раздавался вширь – с рыбацкими поселками и предместьями он занимал почти все побережье острова. Один из миносов даже хотел вернуться со всем своим двором на остров, в бывшую метрополию, чтобы наслаждаться жизнью в прекраснейшем дворце на склоне вулкана, восстановленном и перестроенном. Ведь в нем тоже существовал водопровод, как и в Лабиринте, вот только вода для ванн поступала из подземных источников и была горячей. Да и холодная питьевая была не хуже, чем на Крите. А еще на острове нашли целебные грязи, которые особенно хорошо помогали старикам и увечным воинам. Но главное – на Стронгили практически отсутствовало зимнее время.

И все же переезд не состоялся. Один из известнейших и наиболее уважаемых жрецов-прорицателей, которому было так много лет, что он даже не помнил, сколько именно, предрек Стронгили страшную судьбу. Будто бы остров провалится в морскую пучину, и большая беда обрушится на Эгеиду. Ему и верили, и не верили, но минос поостерегся от возможно опрометчивого шага. А правитель Стронгили с тех пор приказал нескольким жрецам наблюдать за вулканом и предупреждать его о малейших изменениях в поведении огнедышащей горы…

Суда Видамаро бросили якоря в левой от входа части гавани – как раз напротив того места, где бурлил рынок. О, на это вместилище всех самых ценных и экзотических товаров, которые только могли представить племена и народы Зеленого моря, нужно было посмотреть! А если у жителей Стронгили имелось что-то продать или требовалось что-нибудь купить, то более интересного и поучительного времяпрепровождения невозможно было представить.

Гавань находилась на южном берегу Стронгили и по форме напоминала огромное семя фасоли. Каменный барьер защищал гавань от сильных северных ветров с моря, что очень нравилось чужеземным мореплавателям. Если они не успевали к зиме, когда начинались шторма, вернуться домой, то швартовались у причалов главной пристани Стронгили. Притом делали это с большой охотой и легким сердцем. Отдых в течение несколько месяцев среди дружелюбных и гостеприимных подданных миноса считался у мореплавателей подарком бога морей и океанов Посейдона (который у многих народов Уадж-Ур именовался по-разному).

Коренных жителей Стронгили можно было узнать издалека. Они были рослыми, широкоплечими, русоволосыми. Их отличительной чертой была светлая оливковая кожа и зеленые или серо-голубые глаза. Даже кефтиу отличались от них, потому что на Крите постепенно происходило смешение разных племен и народов, и на острове постепенно начало преобладать смуглое и черноволосое население. Жрицам и женщинам Лабиринта приходилось подолгу изощряться, чтобы их кожа стала белее, чем полученная от природы. Даро хорошо знал, сколько стоит красота придворных дам, потому что отец из своих странствий привозил много разных притираний и мазей, которые делали кожу светлее. И стоили они баснословно дорого.

Даро выглядел как коренной житель Стронгили. Внешне он практически ничем не отличался от местных юношей. Правда, речь на острове была несколько иной, чем та, на которой разговаривали кефтиу. Акару объяснил ему, что это немного измененный язык предков. Чужеродные слова и понятия в речи кефтиу появилось благодаря близкому общению с ионийцами, ахейцами и дорийцами, по разным причинам осевшим на Крите. Одним нравилась свобода, которой не было в их краях, других, считающих себя утонченными натурами, привлекала возможность приобщиться к прекрасному, третьи просто торговали с большой выгодой, а четвертым пришлось бежать со своей родины, чтобы не лишиться головы из-за серьезного проступка.

Иногда Даро просто не мог понять, о чем идет речь, и старался на Стронгили поменьше разговаривать, потому что жители острова, при всей своей открытости и приветливости, к чужакам относились сдержанно, даже к кефтиу, считая их хоть и своими потомками, но как бы внебрачными. В поведении коренных жителей Стронгили всегда чувствовался гонор, превосходство, даже когда речь шла о самых обыденных делах.

Из-за столпотворения в районе рынка, суда Видамаро не смогли подойти к берегу поближе, чтобы товары можно было сгружать прямо на причал. Пришлось подзывать лодочников, которые сновали туда-сюда, и с их помощью доставлять груз на берег. Пока отец вел переговоры с лодочниками и грузчиками о цене за их услуги, Даро наслаждался великолепными видами Стронгили.

Хорошо укрепленный (в отличие от Лабиринта) дворец правителя острова располагался на вершине невысокого холма. С одной стороны холм полого спускался на равнину, а три другие стороны представляли собой неприступные скалы. По размерам дворец уступал Лабиринту, но в его очертаниях была какая-то упорядоченность, стройность, не присущая несколько хаотичному дворцу миноса. Похоже, к его строительству тоже приложили руку боги, как и к двум башням у входа в гавань, потому что оборонительные стены представляли собой огромные, хорошо подогнанные друг к другу каменные глыбы. Опять-таки возникал вопрос: как их затащили на такую высоту? Хоть они и были изготовлены из местного материала, но от этого божественная суть дворца ничуть не теряла вес в глазах жителей Стронгили, а также и всех приезжих.

Дома Стронгили строились из камня. Они имели по два-три этажа, причем нижний этаж предназначался для хозяйских нужд, а верхние, на которые поднимались по широким лестницам, – для жилья. Там же располагались и домашние святилища. Внизу окна делали маленькими, узкими, а на верхних этажах они были большие, украшенные резьбой. А уж внутренняя отделка помещений и вовсе поражала воображение. Великолепные фрески, сделанные по мокрой штукатурке, были красочными, многоцветными и долговечными, а изображенные на них люди, животные, речки, горы, цветы казались живыми.

Даро приходилось бывать в гостях у местного торговца, доброго друга отца, поэтому он хорошо знал, как выглядят дома жителей Стронгили снаружи и внутри. Они были оборудованы не хуже (а то и лучше), чем виллы богатых горожан Коносо и Аминисо. Во многих домах имелись ванные комнаты, куда по керамическим трубам подавалась горячая и холодная вода. Трубы располагались в стенах и были присоединены к центральному сливу, широкой трубе под улицей, вымощенной плитами. Под землей лежали и трубы канализации, а в каждом доме находилась большая каменная цистерна для дождевой воды, которой поливали цветочные клумбы и садовые деревья.

В домах было множество комнат, имелись внутренние лестницы, полы чаще всего укрывали тесаными каменными плитами или галечной мозаикой, а на нижних этажах – ракушками поверх грунта. Фасады богатых вилл были сделаны из «ксести» – тесаного камня, но многие дома для лучшей устойчивости при землетрясениях были построены из смеси глины и соломы с деревянными вставками. И все здания острова были окрашены белой известью, отчего остров, если глядеть на него издали, светился и казался просто божественным. Не зря финикийцы назвали его Каллисте – Прекраснейшим, совсем не зря…

– Собирайся, пойдешь со мной, – распорядился Видамаро, разрушив мечтательно-созерцательное настроение Даро. – Только надень праздничные одежды.

– Зачем? – спросил юноша.

– Прежде всего, нам нужно нанести визит правителю острова. Товары у нас редкие и очень ценные, поэтому он обидится, если мы не принесем ему дары из Пунта – страны далекой и загадочной. К тому же во дворце мы сможем совершить жертвоприношение; там самый большой жертвенник и наиболее уважаемые жрицы. А нам нужна удача. Что касается торговли, то ею займется дед. Это у него получается лучше, чем у меня. Опыт – великое дело…

На холм, к входу во дворец, взбирались по широким мраморным ступенькам. Хорошо, дед вовремя подсказал нанять местных носильщиков, иначе моряки просто упали бы от влажной жары и перенапряжения. Даро замаялся считать количество ступенек, настолько много их было.

Чем ближе они подходили к дворцу, тем внушительней становились его стены. «Их не только построили великаны, – в восхищении думал Даро, – но и штурмовать могут лишь гиганты». По сторонам лестницы трава была присыпана красной пылью. Юноше было известно ее происхождение. В начале лета дули сильные ветры со стороны Та-Кем и приносили на Крит и Стронгили пыльные тучи с красным песком пустынь, после чего выпадал кровавый дождь. И если на полях и огородах равнины красная пыль быстро смывалась во время полива, то на склонах она задерживалась подолгу, потому что летом обычно была сушь.

Внутри дворец поразил Даро еще больше, чем снаружи. Его наружные стены были сплошь покрыты каменной резьбой. Они изображали удивительных животных, не существующих в природе (по крайней мере, на Крите и на Стронгили), и не менее странные растения. Уже одно это доказывало большую древность дворца, который из-за разрушительных землетрясений несколько раз отстраивался. Но его стены были настолько прочны, что восстановление занимало немного времени и больше напоминало ремонт. Что касается внутреннего убранства дворца, то оно выглядело необычно; по крайней мере, для Даро, непривычного к такой расточительной роскоши. Одни столы чего стоили: на трех ножках, резные, с полированными столешницами из ценных пород дерева – черного и красного. А еще радовали глаз скамьи со спинками, инкрустированные перламутром, которые стояли под стенами. Мастерство изготовителей мебели поражало. Везде стояли огромные расписные вазы, большей частью из Айгюптоса, в которых росли прекрасные цветы.

Но больше всего Даро поразил андрон – зал для приема гостей и пиров. Его стены были золотыми[64]64
  Древние строители истирали золото в тончайший порошок, смешивали его с негашеной известью, и этой пастой покрывались плиты пола и стены. По оценкам современных специалистов, этот способ золочения отличается большой экономичностью.


[Закрыть]! А еще их покрывала чудесная стеклянная мозаика и удивительные росписи, изображавшие животных Черной Земли. Видимо, для отделочных работ правитель приглашал мастеров из Айгюптоса; только они могли варить цветное стекло и так мастерски с ним обращаться. Что касается пола, то он был мозаичным, но его сделали из полированных драгоценных камней – оникса, агата, яшмы, аметиста, черного вулканического стекла, розового кварца и других материалов, неизвестных Даро.

Даро даже немного растерялся, очутившись среди такого великолепия. Перед тем как их провели в андрон, они зашли в дворцовый храм, где ублажили жриц не столько жертвоприношением, сколько богатыми дарами. Поэтому их быстро допустили перед ясные очи правителя, в чем Видамаро, по правде говоря, немного сомневался – Перито не так радушно принимал торговцев, в отличие от миноса. За исключением иноземных послов и военачальников. Посмеиваясь, Акару поведал внуку, почему так: Перито любил богатые дары, а больше всего – золото, серебро и драгоценные камни. Горшки и ткани, которым торговцы одаривали правителя, его не устраивали; этим добром были забиты все кладовые дворца.

Свое тронное имя он взял от имени второго правителя государства (первым на Стронгили считался Радамант); чем оно понравилось ему, никто сказать не мог. Как и оспорить это решение – Перито был еще и главным жрецом острова. Тронное имя Перито и его жреческий сан значили многое, так как между жреческим сословием Крита и Стронгили с давних пор шел постоянный спор: какой из двух островов считать метрополией. Ведь всем известно, утверждали жрицы и жрецы Лабиринта, что государство создал Минос, царь Крита, старший сын Дивея. А его младший брат Радамант был на вторых ролях, поэтому Криту всегда принадлежала главенствующая роль и, естественно, именно он был метрополией. В свою очередь жрецы Стронгили доказывали обратное – что Дивей поставил править Стронгили именно Радаманта, потому как Крит в те времена был безлюден. Значит, Радамант и есть первый царь, поэтому Стронгили является метрополией. Что касается Миноса, то он всего лишь построил Коносо и стал его правителем при живом брате. Но затем, когда на Стронгили произошло разрушительное землетрясение и вулкан засыпал пеплом большую часть острова, его жителям пришлось идти на поклон к Миносу и перебираться на Крит. Так Минос и стал главным правителем.

Все эти споры мало волновали жителей обоих островов. На Стронгили точно знали, что их остров – метрополия, а кефтиу Крита были уверены, что государство началось от Миноса и Радамант тут ни при чем.

Перито появился в окружении богато разодетой свиты и жрецов. В отличие от правителя Крита, он не закрывал свой божественный лик. Перито был одет достаточно просто, если не считать украшенного драгоценными каменьями золотого венца с высоким плюмажем на голове (он подчеркивал его царственно-жреческий сан), ожерелья из крупных черных жемчужин вокруг шеи и массивного золотого изображения головы быка, которое висело на красивой золотой цепи посреди груди. Набедренная повязка с кожаным поясом подчеркивала его тонкий стан и широкие плечи, вся фигура Перито дышала мужской зрелостью и мощью, а его ноги, обутые в сандалии на толстой подошве, казались кошачьими лапами, настолько легко, грациозно и бесшумно он двигался.

Дед рассказывал Даро, что в молодости Перито принимал участие в священных играх с быком и был одним из лучших в этом деле. Мало того, ему довелось поучаствовать и в нескольких морских сражения, поэтому к кибернетосам и вообще к мореплавателям он относился покровительственно.

– Приветствуем тебя, о великий! – сказал Видамаро и низко поклонился вместе с сыном. – Если будет на то твоя воля, прими от нас дары, о мудрый. Я привез их из далекого Пунта.

– Пунт? – оживился Перито. – Это интересно… Кибернетос… – Тут он запнулся и один из жрецов, участвовавших в жертвоприношении, что-то прошептал ему на ухо. – Кибернетос Видамаро! Мы разрешаем показать дары.

Жрец-распорядитель отдал приказание, и вскоре перед правителем Стронгили расстелили длинный кусок ткани, на котором разложили приношения Видамаро. Он не поскупился – в надежде, что Перито запомнит его и оценит дары, которые были очень богатыми. В будущем это подношение может благоприятно сказаться на его торговле; по меньшей мере, правитель может распорядиться брать с него меньший рыночный сбор, зависевший от объема и ценности товаров.

Дары впечатлили Перито. И впрямь, там было на что посмотреть: черное дерево, слоновая кость, благовония, ароматическое дерево, страусовые перья для плюмажей, две шкуры леопарда, несколько слитков серебра и золота, а также драгоценные камни – самая большая любовь правителя Стронгили. Немного расспросив Видамаро о том, что собой представляет Пунт, Перито подозвал жреца-секретаря и отдал какой-то приказ. Тот быстро нацарапал что-то на сырой глиняной табличке, которую ему услужливо подал его помощник, сделал оттиск печати, и с поклоном вручил Видамаро. На этом прием был закончен.

– Не зря мы лишились небольшой доли прибыли, принеся богатые дары Перито, не зря… – с удовлетворением сказал Видамаро, когда они начали спускаться вниз, на равнину.

Он уже ознакомился с содержанием надписи и буквально расцвел.

– В этот приезд правитель вообще освободил нас от всех пошлин! – продолжил он торжествующим тоном. – А впоследствии мы будем платить только половину того, что требуется. Акару был прав, когда настоял, чтобы я ублажил правителя острова богатыми дарами… Кстати, как он там торгует? Поторопимся, пока к нему не придрались рыночные надзиратели…