Текст книги "Слотеры. Песнь крови"

Конрад изобразил негодующую гримасу, но промолчал, не смея прыгать через голову палача. Он прекрасно отдавал себе отчет: его слово против слова Мэйса ничего не значит, а в одиночку тощий Треверс не посмел бы в моем присутствии и звука издать. Конрад из той породы людей (неважно, какая кровь течет у них в жилах, обычная или пропахшая серой), что всегда норовят первыми начать драку… но только убедившись, что численное преимущество точно на их стороне.

– А ты назовешь мне своих нанимателей? – подумав, вопросом на вопрос ответил Мэйс.

– Ты же знаешь, это противоречит моим принципам.

– Ну допустим, я буду просто угадывать. Тебя нанял Витар Слотер? Алан Карди? Патрик Варра?

Я медленно покачал головой, стараясь не выдать своего удивления.

Обдолбанный Мэйс безошибочно назвал двух моих нанимателей, но это как раз ничуть не удивляло. Нет ничего сложного в том, чтобы угадать двух людей, наиболее заинтересованных в смерти Ренегата. Но причем здесь Патрик Варра? С чего это палач Треверсов решил, будто голова вампира-отступника теперь потребовалась еще и Ночным ангелам? Если я ничего не путаю, то Варра считался одним из пяти руководителей преступного сообщества Блистательного и Проклятого, опоясавшего своими щупальцами весь город; одним из Пальцев, как они себя называли. Вместе пять Пальцев составляли «кулак», крепко сжимавший Ур за самое дорогое, что у этого города есть.

За его мошну.

– Врешь, Сет, – яростно потирая нос, прогнусавил Мэйс. – С тобой неинтересно. Ты упрямый как мул и неуступчивый. Пожалуй, я не буду с тобой сотрудничать. Конрад прав, вали отсюда.

– Треверсы сами разберутся со смертью Пустышки! – тут же осклабился Конрад. – Проваливай, Ублюдок. Мы сделаем твою работу сами, так что можешь порыдать над своей безупречной репутацией.

Я смерил обоих взглядом и весомо помедлил, обдумывая дальнейшие действия. При желании я мог бы пройти через Мэйса. Не знаю, насколько тяжело бы пришлось, но будь я уверен, что дело того стоит…

Имелся и другой вариант: уйти и вернуться в «Дом смеющихся черепов» с дюжиной Псов правосудия, коих обещал предоставить в мое распоряжение вице-канцлер. Уж они бы сумели подвинуть даже палача Треверсов, – не калеча особо, спеленали бы по рукам и ногам, как анчинскую мумию, и поставили в угол, чтобы сопел себе потихоньку и не мешал работать.

Можно наконец просто сказать Мэйсу: «Ладно, твоя взяла, меня действительно нанял Витар». В конце концов, дядя не просил сохранять нашу встречу в тайне. Если уж он пригласил на нее даже командира экзекуторов…

В общем, можно было поступить и так, и эдак, и еще вот так. Увы, все три варианта имели общий изъян. И в первом, и во втором, и даже в третьем случае принятое решение стало бы уступкой Слотера Треверсу. Даже стычку они обернут для себя маленькой дипломатической победой в постоянном соперничестве кланов.

Особенно стычку!

Случись драка, у Мэйса появится шанс отделать самого Сета Ублюдка Слотера, одного из лучших бойцов вражеской семьи. Сие определенно подняло бы уважение со стороны прочих кланов к полусбрендившему палачу Треверсов. А если дело вдруг повернется так, что я сам отделаю Мэйса, с Треверсов станется использовать поражение как повод обратиться за поддержкой к Морганам и Малиганам: «Смотрите, братья, Слотеры злоупотребляют своим правом сильного! Не успел остыть труп нашего Эдварда, как их громила Ублюдок заявился его обнюхивать, а когда от него потребовали проявить уважение к покойному, озверел и без предупреждения напал на Мэйса и Конрада». И никто бы не усомнился в сказанном, ибо всем известно – палачу любого из четырех кланов запрещено наносить удар первым, а Ублюдок Слотер и впрямь постоянно нарывается на неприятности.

Что до самого простого варианта – назвать нанимателей… Хм, вы плохо знаете Слотеров, если считаете, будто даже такой изгой, как я, готов поступиться принципами в споре с Выродками из другого клана. Опять же овчинка не стоила выделки: если бы я по-настоящему надеялся найти в особняке Эдварда-Пустышки улики, способные привести к Ренегату, уже вошел бы внутрь. Перешагнув через Мэйса или договорившись с ним, не суть важно. Другое дело, что сам я найти что-то по-настоящему важное в доме покойного не надеялся: визит сюда был визитом наудачу.

И удача мне уже подмигнула.

В своем бреду Мэйс Треверс сообщил куда больше, чем я рассчитывал узнать, разглядывая разгромленные комнаты его родича. Теперь мне известно, что к делу Ренегата в числе прочих проявляют интерес Моргана Морган и Патрик Варра. А раз так, значит, у каждого из них есть свой мотив, а с ним – и фрагмент головоломки, которую надлежит сложить воедино, чтобы сообразить, откуда мог взяться такой необычный вампир.

После Квартала Склепов у меня будет еще пара адресов для визита.

Пока я изображал задумчивость на лице, Мэйс успел снова сунуть нос в порошок, а Конрад ощутимо занервничал.

– Чего топчешься, Ублюдок? – срываясь на визг, закричал он. – Убирайся отсюда! Мэйс ясно сказал: тебе здесь делать нечего. Мы сами найдем Ренегата и вырвем ему клыки. Пустышка сопротивлялся, так что у нас есть кровь его убийцы, понял? Мы соорудим ведьмин компас и возьмем его!

Я рассмеялся:

– Мэйс, если я, не входя в дом, с порога двину в зубы твоему родственнику, ты сильно обидишься?

Тощий Треверс торопливо отступил на пару шагов и замер, борясь с противоречивыми чувствами, пожирающими его. С одной стороны, Конрад ненавидел меня настолько, что ненависть почти заглушала в нем чувство страха. С другой, он, как ни крути, был обыкновенным трусом. И это не в силах исправить все демоническое наследие нашей общей праматери.

– Боюсь, теперь тебе до него не дотянуться, Сет… – не оборачиваясь, сказал Мэйс.

По лицу Конрада пошли пятна.

– А в дом зайти я тебе запрещаю, – закончил палач Треверсов. – Ты ведь не захотел поделиться со мной сведениями.

Я пожал плечами и сошел со ступенек на дорожку, ведущую от крыльца «Дома смеющихся черепов» к воротам ограды.

– Ведьмин компас ничего вам не даст, Мэйс, – на всякий случай сказал я, прежде чем уйти. – Я уже думал об этом. И ты знаешь, что я не вру, иначе бы меня здесь не было.

Я не лукавил.

У меня тоже имелось немного крови Ренегата. Минувшей ночью, сразу после схватки, я на всякий случай подобрал на погосте несколько комков земли, пропитавшихся ею, и унес в складках плаща. Этого количества вполне достало бы соорудить некое магическое устройство, известное как ведьмин компас. Его действительно применяют, когда надо определить местоположение человека, кровь которого используется в приборе. Штука не очень надежная, но в умелых руках способна дать неплохой результат. Вот только в свете последних событий я, в отличие от пустоголовых Треверсов, не стал бы делать ставку на то, что компас сработает. Если Ренегат действительно вылакал Пустышку, то в его жилах теперь течет (пусть и временно) самая настоящая Древняя кровь. А против нее примитивная магия, которая используется при работе прибора, – ничто.

Чтобы выжать какой-то результат из эксперимента с ведьминым компасом в подобных обстоятельствах, надо обращаться к настоящему специалисту, каких на весь Ур единицы. К такому, например, как Анита Слотер. Наша черно-белая принцесса смерти так увлечена своими изысканиями в области некромантии и танатогенеза, что последние полсотни лет проводит среди покойников больше времени, чем среди живых, не расставаясь при этом со скальпелем и хирургической пилой. Больше ее о мертвых не знает никто.

К сожалению, подобное общество и подобное времяпрепровождение очень плохо сказывается на характере. Ведьму вреднее тетушки сыскать практически невозможно. Попроси я Аниту о помощи, она сначала истреплет все нервы и только потом соизволит отказать, причем самым язвительным способом…

Так что идею с компасом отложим на крайний случай. Опасаться же, что здесь меня обставят Мэйс и его братец, не приходилось: у Треверсов нет своей Аниты. Этот клан никогда не отличался особым могуществом, а во время Войны его еще и потрепало сильнее прочих. Боюсь, Треверсы уже никогда не восстановят свое влияние. Они обречены на медленное угасание, а такие, как Эдвард и Мэйс, – первые шаги на пути к нему. Да и Конрад недалеко ушел…

– Как знать, Сет, – ухмыльнулся палач. – Как знать. Может быть, нам и не стоит сейчас торопиться с поисками убийцы Эдварда. Может быть, нам лучше подождать, пока он соберет дань и с вас, Слотеров, и с Морганов, и с Малиганов… А уж там видно будет что да как.

Он говорил так, словно что-то знал, а звучало – будто бредил.

Я развернулся и пошел прочь.

В спину неслись глумливые выкрики Конрада.

Глава XV
Танец с кинжалами

К вечеру я вернулся домой.

Надлежало перевести дух после дневной беготни и как следует подготовиться к походу в Квартал Склепов. Ночная прогулка в район, населенный исключительно вампирами, пусть усмирившими свои потребности, но не расставшимися с повадками хищников, – то еще предприятие. Собираться на него надо как на войну. Достаточно сказать, что ни один смертный да и большая часть Выродков, на такое бы не решились. А если припомнить, что по долгу службы мне случалось управляться и с носферату (в основном, правда, с дикими), нетрудно представить, какой прием мог ожидать Сета Слотера за медно-красными воротами Квартала.

Врать не буду, я с удовольствием предпочел бы избежать этой прогулки. Устроиться вместо этого в любимом кресле и, грея руки у камина, попытаться осмыслить, сложить в единый узор ранее добытые сведения. Решить головоломку, напрягая мозги, а не ноги. К сожалению, осмысливать и сводить воедино пока было нечего. За весь день никто не смог сообщить мне хотя бы крупицу факта, способного навести на след Ренегата.

Исключение составили странные намеки Мэйса, но каким боком их прикрутить к Ренегату, не разговаривая с Морганой и Варрой? А отыскать обоих будет делом небыстрым. Моргана – ночная пташка, а Варра на то и преступник, чтобы скрываться по темным углам. Найти их, конечно, все-таки придется, но добраться до Квартала Склепов пока однозначно проще…

И все же парочка не выходила у меня из головы.

Теоретически интерес Морганы Морган к убийству Эдварда Треверса объяснить несложно. До сих пор считалось, что если и есть вампир, который способен пить Древнюю кровь, то это как раз она, соответственно первое подозрение падает именно на нее. Явившись на место преступления в качестве заинтересованного лица, Моргана, возможно, просто спешила засвидетельствовать клану Пустышки – она здесь ни при чем. Какое-никакое, а объяснение ее визита.

Но при чем здесь Варра – один из пяти Пальцев, сиречь главарей гильдии Ночных ангелов? Что общего может быть между сообществом преступников и бандитов и безумным вампиром-кровожором? На что намекал Мэйс Треверс, когда называл его имя?

Кое-какие догадки на этот счет у меня уже появились, однако я не торопился с версиями. Возможно, визит в Квартал Склепов позволит протянуть ниточку в этом направлении. Пока же не оставалось ничего иного, как вновь сосредоточиться не на следах, а на лапах.

Ренегат!

Безумный носферату оказался идеальным городским хищником. Он крался по ночным улицам как тигр по джунглям, сливаясь с окружающей средой, невидимый и смертоносный. Он выбирал свои жертвы и планировал атаку так, чтобы не оставлять ни следов, ни свидетелей. Когда Ренегат нападал, то не оставлял жертве и тени шанса.

Несложно представить, как все происходило. Молниеносно! Стремительный прыжок из темноты, мертвящая удавка ледяных конечностей, сильный и быстрый укус. Не изящный прокол вены клыками, переходящий в мягкое, тягучее смакование, как это происходит при нападении большинства носферату, а именно укус. По-звериному сильный и жестокий, оставляющий кровоподтек на шее, ломающий трахею. Укус, нацеленный на убийство.

Я тщательно изучил отпечатки его зубов на шеях жертв. Они выглядели несколько… нетипично. Обычный вампир, совершая нападение, упивается не только кровью, но и полной властью над своей жертвой. Носферату редко убивают сразу, предпочитая прежде утолить жажду иного толка: в полной мере насытиться страхом и безысходностью, которые источает смертный. Это своего рода ритуал. А высшие вампиры и вовсе частенько совращают или соблазняют своих жертв, примешивая к утолению жажды тантрические обряды.

Ренегат же, судя по состоянию оставленных им тел, на подобные «сантименты» не обращал ни малейшего внимания. Плевать ему было на то, что они являлись важной составляющей вампирского небытия. Носферату-отступник руководствовался приоритетами, которые диктовало ему ненасытное брюхо. Гонимый голодом, он выслеживал, нападал, убивал, лакал кровь и шел дальше.

Зверь в человеческом обличье. Не хуже иного Выродка.

Размышляя об этом, я миновал гостиную дома вдовы Маркес, поднялся по ступенькам на второй этаж и замер у двери своих комнат. Замки были как будто в порядке, все охранные знаки также оставались на месте, но смутное предчувствие тоненькой трелью прозвучало в голове, отдалось колющей болью в виске.

Знакомый такой звоночек и знакомое покалывание. Предупреждающий окрик инстинкта, отточенного за годы охоты на нечистых, неживых и проклятых…

О! Неужели мне повезло и Ренегат оказался настолько самонадеянным, что притащил сюда свою костлявую задницу, намереваясь взять реванш – на моей территории? Клянусь кровью и пеплом предков Слотеров, я дорого бы за это дал!

Набрав в грудь воздуха, я на секунду задержался на пороге, вытаскивая пистолеты, а затем швырнул себя вперед.

Время и пространство спрессовались в единое целое.

На выдохе распахнуть ногой дверь и влететь внутрь, на ходу взводя курки (раньше нельзя, чтобы треск пружин не предупредил незваного и излишне чуткого гостя!). Полсекунды – и два гигантских прыжка, чтобы пересечь первую комнату, определенную под приемную. Вторые полсекунды – и ворваться в другую комнату, служившую нам с Таннис спальней. Взять под контроль оба окна.

В третьей комнате, используемой как рабочий кабинет, окон не было. Единственный путь из нее вел через дверь спальни или дымоход камина. Но за последний я не волновался: трубу по моему требованию перекладывали так, чтобы в паре мест она коварно сужалась, превращаясь в капкан для самого гуттаперчевого домушника. Если незваный гость там, то…

Бесформенная тень метнулась было из кабинета, но отпрянула, наткнувшись сразу на три пистолетных дула. Кургузые стволы «громобоя» и изящная резьба «единорога» отсвечивали в темноте железом.

– Стоять! – рявкнул я.

Тень послушно замерла.

Путей отступления у незваного «гостя» имелось ровно два. Первый – пересечь спальню и сигануть в окно с высоты второго этажа. Второй – прошмыгнуть через прихожую, а оттуда рвануть по лестнице вниз и к черному ходу, который ближе, чем парадный. Главный недостаток обоих заключался в том, что я стоял на выходе из кабинета, и куда бы ни попытался рвануть визитер – в окно или в дверь, ему придется повернуться к нам спиной.

«К нам» – в смысле ко мне и моим пистолетам. А пара пуль промеж лопаток – очень невеселая перспектива.

Мне не удалось увидеть лица незваного гостя, но я сразу понял – это не Ренегат. Визитер казался заметно выше и плотнее. Пахло от него тоже иначе: не могилой и тленом, а потом, насаленной кожей ремней, железом и порохом.

Такой запах сопутствует не вампирам и даже не ворам и грабителям, но негодяям иного склада и расклада. Так пахнут наемные головорезы и профессиональные бретеры, люди, которые не имеют против вас ничего личного, но за пригоршню монет и обещание при случае шепнуть об их услугах «кому следует», быстро и аккуратно нарисуют вам вторую улыбку – пониже подбородка.

Так пахну я сам.

Что за странный визит? У кого хватит (то есть не хватит) ума присылать наемного душегуба к Выродку Слотеру?!

– Шаг вперед, – приказал я. – И медленно.

Тень «гостя» сделала осторожный шажок из темноты кабинета и очутилась вместе со мной в спальне. За окнами вовсю вечерело, но кое-какой свет еще пробивался, так что стало возможно разглядеть мрачное, неестественно бледное лицо с тяжелыми, резкими чертами и тонкими, бескровными губами; с верхней огромной подковой свисали роскошные черные усы. Кончики их были любовно нафабрены.

– Иберриец? – спросил я.

– Jо… – неохотно подтвердил незваный гость.

Голос звучал невнятно, будто слова он произносил, набив рот вареной репой.

Обитатели лесистой Иберрии в своем развитии недалеко ушли от других дикарей вроде гейворийцев или варваков, но если последние цеплялись за свои традиции и жизненный уклад, то иберрийцы, как раз наоборот, отчаянно тянулись к прелестям, а еще больше к порокам – цивилизации. Эта тяга из года в год ослабляла народ: лучшая молодежь покидала хутора и жалкие деревянные города Иберрии, чтобы своими глазами увидеть величие грандиозного Ура, изысканность Лютеции, пеструю яркость Сантагии или даже поступить на службу к султану варварски роскошного Тортар-Эреба.

Был период, когда поток переселенцев из Иберрии представлял настоящую проблему – готовые работать за гроши, они отбирали хлеб и работу у коренных уранийцев. Лишь в последние годы число иберрийцев стало сокращаться – тамошние властители приняли указы, запрещающие мужчинам без особого дозволения покидать страну. Ответственность за нарушение указов распространялась на всю семью ослушника, поэтому значительное число тех, кто приезжал в Ур из Иберрии сегодня, – те еще людишки. Беглые преступники, скрывающиеся от закона своей родины; сироты, воспитанные улицами и бродячей жизнью, или же настолько отъявленные мерзавцы, что от них отказались собственные семьи. Выбор ремесла у таких был невелик – если не в наемники и душегубы, то в воры и преступники. Зависит от того, насколько кишкой вышел…

Итак, визит мне нанес наемник из Иберрии, не успевший обтрепаться в городе настолько, чтобы избавиться от приметных усов и не менее приметного акцента. И уж тем более не имеющий понятия, в чей дом его занесло. А скорее – в чей дом его послали.

Весьма странный выбор исполнителя.

– Слушай и не дергайся, – тихо сказал я, цепляя на лицо одну из самых омерзительных своих усмешек. – Убивать не буду, прежде ты мне расскажешь, кто и зачем тебя послал. А вот ногу, вздумаешь шелохнуться, прострелю. Колено разнесу, чтобы больнее было. Понял?

Иберриец не ответил и не двинулся с места. Его мелово-белое лицо кривилось в непередаваемой гримасе, смешавшей воедино страх, растерянность и злобу. Глаза с узкими, точно булавочные головки, зрачками, торопливо шныряли во все стороны, словно надеясь отыскать в комнате некий предмет, за который можно зацепиться взглядом и углядеть путь к спасению.

– Кто послал?

Продолжая держать «единорог» направленным в голову незваного «гостя», «громобой» я начал опускать вниз, целя в ногу. Насчет колена я не впустую воздух сотрясал.

Руки иберрийца выдвинулись вперед с развернутыми ладонями. Жест вроде как умиротворяющий, однако от меня не ускользнуло и то, как слегка подогнулись в коленях ноги визитера, выдавая готовность к прыжку. Мерзавец понимал, что попался, но не торопился признать, что его песенка спета. Тертый калач.

Я чуть качнул «единорогом» из стороны в сторону, приглашая его откликнуться.

– Ну…

– Ты в два раза крупнее меня. У тебя шпага и кинжал, – перемалывая слова своим чудовищным акцентом, проговорил иберриец. – Может, опустишь пистолет и мы покончим с этим делом как мужчины? А то сразу городскую стражу зови. Jo! Пусть видят, как страшные Выродки решают проблемы с простыми смертными!

«Страшные Выродки»… наглец точно знал, к кому лез!

Знал – и не побоялся.

Точно в Уре без году неделя! Это только за пределами Блистательного и Проклятого отвыкли почитать Древнюю кровь, как встарь. Интересно, что бы по сему поводу сказал наш старик Эторн Слотер?

На какое-то мгновение у меня появилось искушение последовать предложению незваного гостя. То бишь убрать оружие, дать мерзавцу пару крепких зуботычин, скрутить по рукам и ногам, а затем с толком и расстановкой, без лишней суеты и крови, расспросить: кто он да что тут делает. Стрелять не хотелось. Пуля капризна и не всегда летит, куда ее направишь, а визитер нужен живым. Опять же доктору Тавику Шу и вдове Маркес без того уже не повезло с соседом-квартирантом. Я чисто по-человечески (странно звучит в моих устах, правда?) не хотел добавлять им лишних страхов и переживаний, открывая пальбу прямо в доме.

Однако теперь, когда ушлый шельмец сам начал напрашиваться на подобный поворот событий, ход моих мыслей изменился. Не так он прост, чтобы на кулачках тягаться. Да и не нравилось мне в нем многое.

Не нравился мертвенно-бледный цвет кожи – точно у обескровленного покойника. Не нравился нездоровый блеск глаз со зрачками настолько узкими, что, казалось, их и нет вовсе. Не нравилась нарочито заторможенная плавность тех немногих движений, какие он мог позволить себе, стоя под дулами пистолетов. Выглядело это так, будто иберриец опасался выдать свои истинные ловкость и проворство.

Все-таки вампир на мою голову? Еще один? Неужто у Ренегата есть подручные? С другой стороны, на улице еще далеко не ночь.

Иберриец тем временем справился со своими эмоциями. Теперь он не гримасничал, нервно подергивая уголками губ, а просто улыбался, напоказ выставляя из-под усов длинные, белые, выглядящие зловеще-острыми зубы.

Вурдалак? Раб, вкусивший крови господина и перенявший часть его силы?

Очень похоже.

Вурдалаки плохо переносят свет, но он их не калечит и не убивает, вызывая главным образом чувство раздражения и дискомфорта. А вот что убивает таких созданий, так это суровые законы Блистательного и Проклятого. Согласно им, культивированному вурдалаку предлагается небогатый выбор: он должен или очиститься от скверны в Строгой Церкви (процедура крайне болезненная и мучительная, нередко с летальным исходом), или перебраться вслед за хозяином в гетто. Но это, если мы говорим о легализовавшемся вампире и его рабе, инициированном ранее. Если же перед законом предстает вурдалак-нелегал, то предусмотрены два других варианта: осиновый кол в сердце либо очищающее пламя костра. И выбирать тут уже не вурдалаку, а судье, который будет руководствоваться количеством преступлений, совершенных полукровопийцей, прежде чем попасть в цепкие лапы правосудия.

Значит, в гости пожаловал вурдалак? Да еще с повадками опытного душегуба?

Как интересно. И удобно.

Может быть, получится обойтись даже без пыток. Вампир, сотворивший вурдалака, обязательно оставляет на его теле отметину – клеймо, по которому раба могут опознать другие носферату. Такое клеймо защищает культивированного от покушений на его жизнь, свободу, кровь и (не в последнюю очередь) душу, которой вампиру-хозяину еще предстоит найти применение. Хотя, сказать по правде, душа смертного, позволившего себя осквернить, не так уж дорого стоит.

Не переставая ухмыляться, я чуть сощурился и вновь поднял пистолет. Теперь зловеще спаренные стволы метили уже не в ноги, а в грудь. Улыбка разом исчезла с лица иберрийского вурдалака. Как там говорят в простонародье? Словно корова слизнула?

– Погоди… – растерянно пробормотал он, медленно поднимая руки. – Погоди-погоди… Так не должно быть. Ни о чем таком мне не гово…

Тумммм!

Стальная полоса впилась в стену за моей спиной и задрожала, издавая низкое, почти неслышное гудение. Левое ухо запульсировало горячей болью, по шее побежал тонкий ручеек крови.

Ах, черт! Слава Черной Суке, я всегда успеваю в последний момент! Ну ладно, почти всегда… сейчас, можно сказать, успел – в противном случае кинжал, располосовавший мочку уха и засевший в стене на добрых четыре пальца, торчал бы аккурат из моей левой глазницы. Древняя кровь позволяет оправиться от самых тяжелых ран, но такой не пережить и Выродку.

А иберриец хорош! Метнул клинок прямо из рукава, почти без замаха, едва двинув рукой. Я и не заметил толком броска, смещаясь, действовал скорее по наитию, ведомый чутьем и инстинктами.

Бабах!

Пистолет свирепо дернулся в руке.

Описывать все это долго, на деле же сильный глухой стук, с которым кинжал вошел в стену, и выстрел (эх, ведь не хотел стрелять!), гулко бухнувший в замкнутом помещении, раздались почти одновременно.

Сквозь затопившее комнату облако дыма я увидел, как иберриец тяжело качнулся и попятился, хватаясь рукой за грудь. Вместо того чтобы броситься вперед, дабы докончить дело, я, наоборот, отступил на шаг, убирая пистолеты в подсумок и вытягивая из ножен шпагу.

Тут надо действовать наверняка. Как-никак вурдалак.

Убить подобную полунежить пулей очень даже можно. Необязательно даже серебряной или освященной в храме, вполне сгодится и самая обычная, свинцовая. Если угадать точно в голову или сердце, уложить тварь удастся в четырех случаях из пяти. Важно только успеть выстрелить до перехода от человеческой ипостаси к чудовищной, в каковой вурдалак более опасен и менее уязвим для оружия. К сожалению, гарантий в подобных ситуациях быть не может. Многое зависит от субъективных факторов. В первую очередь от силы и возраста вампира, культивировавшего слугу. А еще от того, как давно нечистый пил кровь своего хозяина. Вурдалаки, созданные высшим носферату, к примеру, в течение пары суток после кровавого причастия могли заткнуть за пояс иного полноценного носферату.

А раз так, то несколько футов холодной стали будут куда надежнее комочка свинца или даже серебра: перерубить конечности, отсечь голову, вскрыть грудную клетку и вырезать сердце… работа грубая и грязная, но как раз Выродку-то и грех на это жаловаться. Особенно если подобным образом он зарабатывает себе на жизнь.

Начать лучше с конечностей и ими же временно ограничиться. Голове-то можно еще вопросы задавать. Пока она на теле…

В худших ожиданиях я не обманулся. Пули в грудь оказалось недостаточно, чтобы умерить прыть иберрийца. Шпага Тора-Бесоборца еще только покидала ножны, когда сквозь облако порохового дыма ко мне метнулся черный силуэт, вытягивая руки в длинном выпаде. В густых сумерках, затопивших комнату, сверкнула сталь.

Времени размахнуться длинным клинком не оставалось, пришлось бросить рукоять шпаги и перехватить за запястье жилистую руку иберрийца, вознамерившегося воткнуть в мое брюхо узкий и длинный стилет – близнец того, что торчал в стене. Другую руку нападавшего, метившую в меня уже третьим кинжалом, неотличимым от первых двух, я блокировал, подставив предплечье. Клинок, отточенный до бритвенной остроты, распорол рукав куртки и увяз в вываренной коже колета.

Провалившаяся атака ничуть не обескуражила полунежить. Ловко перебросив кинжал в свободной руке, он сменил хват и тут же пырнул меня в бок. Я вновь успел отбить удар, но на сей раз клинок рассек и куртку, и колет, оставив длинный порез от запястья до локтя.

В воздухе запахло кровью и серой.

И это было только начало.

Есть такая нехитрая, но весьма кровавая и жестокая забава – «дуэль по-гейворийски». Ее практикуют для выяснения непростых родоплеменных отношений горячие и скорые на расправу варвары из Гейворийских лесов. Суть «дуэли» сводится к следующему: левые руки двух противников, изъявивших желание пустить друг другу кровь, стягиваются вместе кожаным ремнем – запястье к запястью. В правую же каждый берет нож, коим и начинает полосовать ближнего своего со всеми отпущенными природой ловкостью и сноровкой.

Отскочить, отпрыгнуть, убежать невозможно. Парировать удается в лучшем случае один удар из трех – расстояние мало, а клинки слишком коротки. Остается только полосовать противника в ответ, надеясь, что в нем кровь закончится раньше, чем в тебе. Дабы дуэль не закончилась слишком быстро, кровожадные гейворийцы придумали использовать небольшие ножи с закругленным острием и тщательно заточенным лезвием. Заколоть таким невозможно, а вот нарезать ремней из противника – самое милое дело.

Нередко победителей в подобной «дуэли» просто не оказывается. К тому времени, когда один из бойцов падает, не в силах продолжать бой, второй уже настолько обескровлен сам, что никакие шаманы и знахари помочь не могут. Зато выжившие бойцы покрываются неувядаемой славой и с гордостью демонстрируют своим гейворийским дамам иссеченные шрамами руки.

Что-то похожее на «дуэль по-гейворийски» сейчас у нас и раскручивалось. Только руки были сцеплены правые и без всякого ремня, а ножа у меня не имелось. Точнее, он имелся (и не один!), но достать оружие не представлялось ни малейшей возможности – иберриец атаковал без передышки.

Сцепившись в неразрывное целое, мы какое-то время отплясывали по задымленной комнате лишенный всякой грации танец, дикий и смертельно опасный. Удерживая вурдалака за руку, все еще вооруженную кинжалом, я лихорадочно пятился, выписывая ногами круги и стараясь не запнуться ненароком. Иберриец же наседал, словно рассвирепевший хорек.

Особого выбора у меня не оставалось. Отпусти я правую руку иберрийца – и отбиваться придется сразу от двух клинков, пользоваться коими вурдалак оказался большой мастер. Не отпускать – значит держать врага на опасно короткой дистанции, позволяющей достать тебя ловким выпадом второго кинжала. Пресловутые выпады и без того следовали один за другим. Я едва-едва успевал отбивать их безоружной левой, не смея отвести ее назад, чтобы дотянуться до даги за поясом или до одного из пистолетов в подсумках.

Прекрасно осознавая преимущества и недостатки своего положения, иберриец – ушлый малый – и не пытался вырваться. Напротив, вурдалак следовал за мной как приклеенный, осыпая градом беспорядочных ударов. Он не первый раз участвовал в поножовщине и отдавал себе отчет: попытка вырваться из хватки более крупного и сильного противника чревата. Она потребует от него рывка назад всем корпусом. А это даст мне ровно тот клочок пространства между нами и ровно то мгновение, которые потребуются, чтобы вытащить пистолет и взвести курок (последнее можно сделать и одной рукой – об бедро). Ему ничего не оставалось, кроме как вести свою партию, беспрерывно атакуя с левой руки. Пуля, выпущенная мной почти в упор, похоже, ничуть не сказалась на боевых качествах незваного гостя. Она лишь чиркнула его по ребрам, не причинив особого вреда.

Будь это кулачный поединок, все могло бы уже закончиться. Несмотря на сверхъестественные живучесть и силу, присущие культивированным полунежитям, в соперники Сету Слотеру иберриец никак не годился. Я превосходил его и весом, и физической мощью, и свирепостью. Уравновешивал нас только кинжал, зажатый в свободной руке незваного гостя.

Отточенный клинок порхал, подобно бабочке, прилетая то сверху, то снизу. Вурдалак показал себя настоящим виртуозом игры с ножом. Он мгновенно менял хваты на рукояти кинжала, а с ними – углы атак и выпадов, делая их совершенно непредсказуемыми. Повинуясь опытной руке, кинжал разил с удивительным проворством и разнообразием, чередуя секущие, режущие и колющие удары.