Текст книги "По законам ненависти"

– Всё правильно: оставить нас одних он тут не может, а мы его задерживаем.

– Пошли, пошли!

Они спустились с холма. У югославов убитых не оказалось, только четверо легкораненых, их быстро перевязали и помогли забраться в кузов грузовика.

Преследовать учекистов не стали. Даже не пытались. Ведь те уже, наверняка, были за тридевять земель, добрались до ближайшего селения, переоделись, оружие спрятали и стали такими же, как и простые обитатели, а то, обнаглев оттого, что их поддерживают натовцы, и переодеваться не стали, ходят по сёлам в форме с красной нашивкой, на которой изображен чёрный орёл.

Напоследок можно было ещё расспросить о минувшем бое офицера, но тот не был настроен давать интервью. Сергей не очень об этом жалел, прикинув, что в качестве «лайфа», который заменит синхрон, можно дать кадры, где офицер кричит в телефонную трубку или командует обороной.

Оставалось надеяться, что албанцы из разрушенных селений не устроят на них охоту. Комов настроил себя на то, что если кто-нибудь попробует перегородить дорогу, взявшись за руки, как делала это троица из фильма «Кавказская пленница», то он прикажет Радко не останавливаться, а если кто не успеет увернуться от колёс – тот сам виноват.

Звонить в редакцию Сергей пока не спешил. Отснятый материал тянул на одно из первых мест в вечернем выпуске, но Комов катастрофически не успевал к нему, а ведь это не объяснишь тем, кто в Москве сидит. Они непременно захотят получить сюжет о бое сегодня же. Сергей, естественно, не успеет и потом, когда он вернётся в Москву, разговор будет не только о том, что корреспондент Комов снял великолепный сюжет, а ещё и о том, что он опоздал на перегон. И это будет не ложка дёгтя в бочке меда, а целый половник, а то и больше. Незачем лишний раз нервы себе трепать, у него и так ноги ещё дрожат.

Конечно, Сергею и самому хотелось, чтобы сюжет вышел в вечернем выпуске. Он был самым рейтинговым, его смотрело больше всего людей, причём именно смотрело, а не слушало, как это часто бывает утром, когда собираешься на работу, а телевизор играет роль фона.

Но в любом случае Комов успевал только на утренние выпуски, ведь ещё надо показать отснятый материал в особом отделе… Возможно, в Москве сюжет не выпустят в эфир сразу, поберегут, подержат в загашнике, а потом выбросят эту бомбу вечером? Эх, если бы Глеб и Славка работали на одном с ними канале, тогда бы их сюжеты пошли один за другим. Эффект был бы фантастическим! А что, это идея… Осталось только выяснить, согласится ли на это Глеб.

Начинало темнеть. По местным дорогам в такое время суток с белградскими номерами могут ездить только самоубийцы. Примерно это читалось на лице постового на контрольно-постовом пункте, когда они пересекали границу. Сергей боялся, что их остановят, потребуют документы и разрешение на съёмку, а когда он не сможет его предъявить, то кассету заберут. На этот случай Комов попросил оператора заменить кассету в камере: пусть там будет совершенно нейтральная картинка – виды селений, которые Игорь снял по дороге обратно. Её не жалко отдавать. Кассету югославы, конечно, не вернут, а потом, на работе за потерю оборудования могут вычесть её стоимость из зарплаты, а это долларов двадцать… Хотя… Скорее всего, простят, и кассету просто спишут. Съёмку боя Игорь положил в коробку и запихнул её даже не в сумку к аппаратуре, а под сидение, чтобы не нашли, если югославы вдруг начнут обыскивать оборудование.

Но всё обошлось.

Кромешная темнота накрыла их на подступах к Белграду. Комов посмотрел на часы: настало время, когда и в Москве должны были понять, что он не успевает перегнать сюжет, так что можно звонить в редакцию, но рассказывать подробности не хотелось – Сергей как на иголках сидел, думая, что же там с Глебом и Славкой? Вот уехали они из Косово, а может, коллегам помощь нужна…

Но и со звонком в Москву больше тянуть было нельзя. Вкратце описав ситуацию, Комов сказал, чтобы утром от него ждали экшн, потом набрал номер Глеба. На пятом гудке тот взял трубку. У Сергея словно тяжёлый груз свалился с плеч, так он был рад слышать голос коллеги.

– Hello, how do you do? – сказал Комов. – This is Serj.

– Hello, – откликнулся Глеб и тут же перешёл на русский: – Дела у нас нормально. Серега, а что это ты не по-нашенски говоришь?

– Так ты же с учекистами был. Вдруг вы и сейчас с ними, вот я и подумал, что по-русски говорить не стоит.

– Было дело, но мы уже от них смотались. Мне Славка сказал, что вы в этой заварушке среди югославских солдат оказались. Как туда попали-то?

– То же самое у тебя хотел спросить.

– Да всё просто. Ехали по дороге, учекистов увидели, сказали им, что мы из BBC. Я корочкой поддельной у них перед носами помахал, они поверили, обыскивать не стали, а то, если б настоящие документы нашли, хана бы нам настала. Им, видишь ли, приятно было, что их снимают, попозировали до тех пор, пока кто-то не сообщил, что сербский танк едет. Вот они быстренько и смотались, побросав убитых и раненых в машины, а мы вместе с ними уехали.

– Рад, что с вами всё в порядке. Когда танк по горе шарахнул, я за вас перепугался.

– А что танк таки приехал?

– Ага.

– Тогда нам действительно повезло…

– Точно. Мы в эту заварушку тоже случайно попали. Вы-то сейчас где?

– В Белград возвращаемся. Почти уже доехали. А вы?

– Тоже. Слушай, вот какая у меня идея возникла… Давай картинками обменяемся.

– Хо! – после секундного раздумья сказал Глеб. – Я как-то об этом не подумал… Давай. Когда?

– Вы монтировать к Милошу поедете?

– Конечно.

– Сегодня?

– Да.

– Там и встретимся. Мы забросим шмотки в гостиницу, поедим чуток и на монтаж отправимся.

– Хорошо. Я тебе позвоню, как до города доберёмся.

– Договорились. Жду твоего звонка. Пока!

Игорь использовал любой случай, чтобы подзарядить аккумуляторы камеры, ведь если они сядут, то он окажется в положении солдата, у которого закончились все боеприпасы. Приходя в номер, оператор точно в рулетку играл, потому что если электричества не было, ему тут же надо было решать, где же севшие аккумуляторы зарядить, а то ведь завтра снимать будет нечем. Однажды он притащился с ними на монтаж, прихватив с собой и зарядное устройство. Зубцов точно милостыню выпрашивал, наверное, когда-нибудь выброшенные своими хозяевами на улицу старые роботы также будут клянчить энергию для своих батарей. Сумка оператора была такой тяжелой, точно Игорь набил её блинами для штанги, но ему-то ведь не впервой тяжести тягать. Ведь не на анаболиках же Зубцов заработал себе такие мышцы на руках и груди.

– Ничего, подкачаюсь чуток… – говорил Игорь, перебрасывая сумку с одного плеча на другое и обливаясь потом.

Он повторял эту шутку постоянно, так что она давно перестала быть шуткой.

…Света в гостинице не было.

– Чёрт! – выругался оператор.

Глаза быстро привыкли к темноте, они сложили возле дверей камеру и штатив, Игорь взял кассету с отснятым материалом и ещё две запасных, запихнул их в сумку, вместе с аккумуляторами и зарядником.

Зашли в ресторан, чтобы перекусить. Окажись группа в Израиле, их бы не пустили внутрь, не осмотрев сумку Игоря – очень уж она походила на те, в которых смертники приносят в людные места взрывчатку. Но здесь на них никто внимания не обратил.

Они уже доедали вкуснейшее мясо с овощами, когда позвонил Глеб.

– И где вы? – осведомился он.

– В ресторане… – Сергей замялся, потому что не мог вспомнить, как ресторан называется. – Ну, он находится… – и Комов начал объяснять.

– Всё, я знаю, где это, – прервал его Глеб, – Вы там долго ещё сидеть намерены?

– А что? – спросил Сергей.

– Мы могли бы сейчас к вам подойти, поедим вместе, а потом отправимся на монтаж.

– Отличная идея, – признал Комов.

– Чтобы зря время не терять, закажите нам… – и Глеб назвал несколько блюд, из чего можно было сделать вывод, что он в этом ресторане уже бывал.

Все сгрудились за спиной монтажёра. Чтобы войти в курс дела, он хотел было промотать отснятый материл на ускоренном воспроизведении, но ему объяснили, что надо сделать по копии с каждой картинки. Первым копировали материал Глеба и Славы. Монтажёр запихнул в магнитофоны кассеты, нажал на кнопку «rec», встал из-за стола и отправился за кофе. Вернулся он спустя пару минут. Бой на картинке только начинался. Рука монтажёра, размешивающая ложечкой сахар в чашке, замерла. Он уставился на экран и позабыл о кофе, а когда вспомнил – напиток уже остыл. Монтажёр выпил его одним длинным глотком. За время этой войны он должен был многое увидеть в материалах, которые ему приходилось обрабатывать, но, похоже, снятое русскими его потрясло.

Глебу пришлось куда труднее, чем Комову. Ему ведь тоже надо было слова в кадре произнести, чтобы своё присутствие обозначить, но говорить по-русски он не мог, поэтому сказал свой текст на английском.

– Я потом в сюжете укажу, что нам пришлось выдать себя за съёмочную группу западного агентства. Не буду говорить, что мы под BBC закосили, а то ещё в суд подадут. Ну и объясню, что по-русски нельзя было говорить, потому что албанцы тут же нас и порешили бы.

– Да-а-а уж… – протянул Сергей.

– Кстати, что касается поддельных документов, – продолжил Глеб. – Вещь эта в Косове просто необходимая. Думаю, что и вы не в крайний раз туда отправляетесь? – он намеренно выразился так, как говорят лётчики, рассказывая о своих полётах. Слово «последний» никогда не упоминается ими – считается, что это плохая примета.

– Не хотелось бы, но придётся, – согласился Комов.

– Так вот, албанцам можешь сказать, что ты поляк или чех, но вдруг они тебе на слово не поверят и документы попросят? Что тогда делать будешь?

– Не думал об этом… Ты намекаешь, что можно раздобыть поддельные ксивы?

– Легко! Милош всё организует. Албанцы удостоверения не изучают так же придирчиво, как банкноты.

– Слушай, отлично-то как! – обрадовался Сергей.

Милош только спросил, какие имена в поддельные документы вписывать – английские или другие.

– Да какие из нас англичане или американцы? – махнул рукой Комов. – Не похожи мы на них.

– Местные не поймут таких тонкостей, если ты будешь на английском лопотать. Акцент – тоже не разберут, – усмехнулся Глеб. – Хотя, для перестраховки, конечно, лучше назваться чехами или поляками.

– Вы кем значитесь?

– Чехами.

– Тогда мы прикинемся поляками. Не такая уж большая страна Чехия, чтобы журналисты из неё толпами разгуливали.

– Имена с фамилиями сами себе выберете или мне доверите? – спросил Милош.

– Сам решай, только что-нибудь не очень трудное для произношения, – решил Сергей.

– Хорошо.

– Сколько это будет стоить?

– Сойдёмся, – пообещал Милош.

– Ты нам за опт скидку уже делать должен, – засмеялся Глеб. – Мы ж тебе клиентов сами привели, ты их не искал.

– Сделаю, сделаю, – стал отшучиваться Милош.

Тем временем монтажёр принялся копировать вторую кассету.

– О, а это я, – пояснил Игорь и ткнул пальцем в отблески света на оптике своей видеокамеры. – Тебя я тоже снял, – сказал он Славе.

– Молоток! – оценил работу Зубцова Глеб.

Слава, как оказалось, успел навести камеру на боевика, который хотел выстрелить из гранатомёта, когда его буквально разорвало пулями. Даже издали это зрелище не могло никого оставить равнодушным, а уж вблизи-то и подавно. Учекисты подхватили мертвеца под руки, оттащили подальше от камней, сперва положили на землю, потом, когда стали покидать позицию, вновь схватили убитого, донесли до машин, что стояли неподалеку, и забросили тело в багажник.

– Они даже не запретили мне снимать номера их машин, – комментировал Слава.

– Даже без номеров, только по внешнему виду машины, можно было бы их отыскать, – сказал Глеб. – Да и кровищи в багажнике натечёт столько, что её не отмоешь. Но они, похоже, не боятся, что их будут искать… – он помолчал, потом произнёс: – Я вот что подумал… А не спросят ли нас в особом отделе, когда мы разрешение на перегон получать будем, как получилось, что мы оказались и с одной, и с другой стороны?

– Думаешь, могут заподозрить, что мы сами этот бой организовали, чтобы картинку такую заполучить?

– А чем чёрт не шутит? Предположим, мы узнали, где колонна югославов идёт, смотались в селение к албанцам, дали денег учекистам, чтобы они эту колонну обстреляли. Это логичнее, чем предположить, что мы стали случайными свидетелями этого боя.

Сергей погрустнел.

– Тогда нам картинку эту могут запретить гнать. Ещё и заберут всех для допроса с пристрастием.

Глеб с силой растёр лицо ладонями.

– Ладно, не грузись! Посмотрим, что будет.

У них и вправду получилось некое подобие фильма, и не сразу становилось понятно, что всё это реальность, а не совмещение удачных дублей, когда режиссёр сперва снимает обстрел с одной точки, потом перемещает камеру в другую, а между этими событиями кричит на помощников, злится оттого, что меняется освещение и пьёт кофе. В том и разница между художественным фильмом и снятым журналистами. В телерепортаже, если кого-то убивает или ранит, то всё это – правда, и кровь остаётся кровью, а не томатным соком.

– После такого сюжета мы можем до окончания командировки гнать всякую лажу, нам всё сойдёт с рук, – объявил Игорь.

– Думаешь, мы заработали отпущение всех будущих грехов? – спросил Сергей.

– А то! – усмехнулся оператор. – У меня до сих пор руки трясутся, всё никак успокоиться не могу.

– А во время боя, глядя, как ты сиганул за камни, я бы не сказал, что ты волновался.

– Некогда было, – простодушно пояснил Игорь.

– Нет, мужики, материал и в самом деле убойный, – признал Глеб.

Текст сюжета Комов придумал ещё в машине, когда они из Косова возвращались, написал его вчерне на листочке, когда ужинал, теперь в студии только немного подкорректировал, учитывая картинку коллег.

– Да чего тут слова какие-то говорить? – возмущался он. – Здесь и так всё понятно. Надо вообще без слов давать. Есть же такой формат: «без комментариев».

– Ты перестрелку и давай без комментариев, как лайф пойдет, – советовал Зубцов. – Синхронов-то мало.

Закончив работу, всей компанией, пригласив с собой тех, кто ещё оставался в этот поздний час в студии, отправились в ресторан. Ох, и напились же они там, так напились, что под конец вечеринки голова соображала слабо!

Кажется, Игорь кричал тост:

– За боевое крещение!

– О да, это как лишение девственности, – неумно острил Сергей.

Пусть только кто-нибудь в эту минуту попытался бы с ними поссориться из-за Ельцина и С-300. Они бы тогда объяснили, где побывали днём!

Комову казалось, что они оказались в ситуации, в которую попадают лётчики. Ещё несколько часов назад, рискуя жизнью, выполняли задание, а сейчас сидят в ресторане в полной безопасности – едят, пьют, веселятся, как будто и нет никакой войны, она ведь очень далеко и о ней можно забыть… До следующего задания.

Как он добрался до гостиничного номера и кто ему в этом помогал, Сергей запомнил весьма фрагментарно.

Но лозовая ракия оказалась очень качественной. Утром молотки в голове не стучали, она была свежей, но удивительно пустой, так что если бы он отложил вчера написание сюжета, то уже не смог бы сделать его так же хорошо, как это получилось накануне. Может, ощущения уже притупились?

В особом отделе у них ничего спрашивать не стали и довольно быстро вернули кассету, поставив на неё разрешающую перегон печать. С какой-то дрожью в руках Сергей запихивал её в магнитофон, ведь вместо сюжета на кассете могли оставить только чёрное поле. Но первое «пятно» появилось лишь в конце первой минуты. Комов стал вспоминать, что же вместо него было в сюжете. Оказалось – крупный план офицера. Его крупные планы вообще все из сюжета вырезали. Видимо, в особом отделе опасались, что учекисты из телепередачи узнают, кто командовал обороной, и отомстят офицеру.

В Москве такие «чёрные поля» должны были бы уже стать привычными, но тот, кто принимал перегон, всё равно удивленно воскликнул:

– Дырка!

– Заклейте её чем-нибудь, – посоветовал Сергей устало.

– Чем? Вы не можете вдогонку перегнать ещё немного картинок, чтобы мы «чёрные поля» закрыли?

– Нет, – сказал Комов. – Мне не разрешат.

– Ладно, что-нибудь придумаем… А сюжет-то у тебя получился охренительный!

– Ой, спасибо за лестные слова, – съязвил Сергей.

Судя по всему, сюжет всё-таки придержали до вечера и выдали его в самое рейтинговое время. После летучки, которая проходит по окончании вечерних выпусков, Комову звонил начальник, восторженно благодарил за работу и говорил, чтобы они с Игорем не очень всё-таки рисковали. Сергей не стал ему объяснять, что всё вышло случайно.

А спустя пару дней, во время очередной поездки в Косово, Глеб и Слава влипли в очень скверную историю. Подробности Комов узнал только когда вернулся в Москву.

Они выехали из Приштины, но поехали по какой-то короткой дороге, через албанские сёла, куда и сербам, и русским лучше было не соваться. Сёла горели.

– Пойду поснимаю, – сказал Славка.

Машина остановилась, оператор выбрался из неё, взяв с собой камеру.

– Давай побыстрее, – напутствовал его Глеб.

Слава вернулся скоро, а когда он сел в машину и она почти уже тронулась, в них начали стрелять. Они были точно на ладони, некуда им было удирать, и, понимая это, Глеб приказал водителю: «Стой!» Он выскочил из машины, поднял руки и закричал, что они журналисты. Сам при этом оглядывался по сторонам, пытаясь выяснить, откуда же стреляют.

В это время серб-водитель надавил на педаль газа, машина дёрнулась назад, и тут же в неё попало несколько пуль: две в радиатор, одна – в камеру Славы, а четвёртая или какая она там была по счёту – в водителя. Ему пробило лёгкое. Кровь из раны совсем не выступила, но водитель умер минуты через полторы, так и не сумев ни разу вздохнуть. Машина врезалась в опору моста и остановилась. Славка уже решил прыгать на ходу, хотя кто там разберёт, что лучше, – очутиться в воде и добираться до противоположного берега вплавь или вывалиться из машины и оказаться на виду у тех, кто в них стрелял.

Буквально через пару минут из кустов появились несколько сербских солдат во главе с офицером.

– Здесь хорошее место для албанских снайперов, – сообщил офицер по-английски, но что-то не было видно, чтобы он боялся этих снайперов – стояли солдаты открыто, а Глебу показалось, что у них ещё дымятся стволы автоматов.

Офицер заглянул в салон и сказал:

– Мы позаботимся о теле. И вас доставим, куда вам нужно. В Приштину?

– В Белград, – пояснил Глеб.

– Хорошо, в Белград.

Тут же подъехала грузовая машина, солдаты забрались в неё и уехали. Глеба это насторожило, ему показалось, что солдат стараются побыстрее изолировать от журналистов, чтобы не сболтнули случайно что-нибудь лишнее. Офицер остался. Слава забрал из багажника сумку. Там помимо аппаратуры был спутниковый телефон. Их довезли до Приштины, доставили в автобусное депо, принесли бутерброды, чай и кофе, объяснив, что до Белграда они доедут на рейсовом автобусе, но надо немного подождать.

Тем временем Министерство обороны распространило заявление о том, что албанские террористы обстреляли русских журналистов и убили водителя-серба. Глебу показалось, что их специально немного задержали, чтобы они не смогли связаться с редакцией и высказать собственную версию произошедших событий. Потом уже не было смысла пытаться выяснять, кто же их обстрелял: югославские военные или албанцы из УЧК.

Глеб думал над тем, что скажет, когда вернётся в гостиницу. Водитель приходился каким-то дальним родственником одному из её совладельцев. Он сам вызвался отвезти журналистов в Косово, соблазнился на предложенные деньги. Ему было лет двадцать пять. Что ответить родственникам погибшего, когда они спросят: «Куда он делся? Убит? Где тело?»

После этого события руководство телекомпании приняло решение прекратить их командировку.

– Валите оттуда немедленно! – распорядился главный редактор, как только узнал о случившемся.

Чего он опасался? Мести со стороны родственников водителя? Но разве Глеб и Слава виноваты в его гибели?

Короче, группу отозвали. Правда, и толку от них было теперь мало: камера испорчена, снимать они не смогут. Самолёты из Белграда по-прежнему не летали. Единственный путь – до Венгрии по земле, а там уж из Будапешта в Москву на самолёте.

Глеб думал о том, что офицер легко мог приставить им пистолет к виску и выстрелить, а потом свалить всё на албанцев, но он этого не сделал. И почему он говорил по-английски? Или это был ненастоящий серб?

Как же близко они оказались от смерти! Глеб и Слава курили всю дорогу, сигареты кончились, они купили несколько пачек в Будапеште и курили даже в самолёте.

В московском аэропорту их встречали как героев, – с камерами, цветами и всем прочим.

Потом Глеб выяснил, что тело водителя родственникам так и не вернули. Труп куда-то исчез. Какой-то тёмной была вся эта история…