Текст книги "По законам ненависти"

Глава 8
Арджан Хайдарага. Власть – это мы!

Арджан достал из кармана пачку сигарет, закурил. Да, первая в его жизни увольнительная оставила надёжный след в памяти, не взирая на то, что стычка с сербами давно отошла в прошлое и острота ощущений подёрнулась туманом обыденности. Сегодня, вспоминая тогдашние переживания, Хайдарага внутренне улыбался, посмеивался над своей «повышенной чувствительностью». Столько нервов истратил! А нужно всё воспринимать спокойнее, так, как это сделал тогда Эдон. Куда он, кстати, исчез? Уехал недели через две после драки с сербами, даже не попрощавшись. Впрочем, военные своим временем не располагают, строить планы на длительный период нет смысла – поступит приказ, и его придётся выполнять. Армия освобождения Косова в этом смысле – не исключение, вне зависимости от того, признаёт кто-то её легальность или нет… Это Хайдарага тоже воспринимает как должное.

В начале апреля неожиданно приехал Кабан.

– Собирайся, – сказал он Арджану. – Дядя велел возвращаться домой. Ты ему нужен.

«Вот оно! – сердце Арджана сильно забилось. – Пришло время действий…»

Честно говоря, он уже начинал тяготиться пребыванием в лагере. Слишком долго тренироваться нельзя, человек должен использовать приобретённые навыки в реальной жизни.

До Приштины добрались уже затемно. Кабан подвёз Хайдарагу к неприметному дому в районе, где издавна предпочитали селиться только албанцы, притормозил и буркнул:

– Иди. Тебя встретят.

И точно, навстречу уже спешил Кендрим – тот самый, что привозил вино и продукты для ужина, во время которого состоялся разговор о будущем Арджана. Улыбался щёголь так радостно, словно встретил дорогого родственника. Зато сам дядя Эрвин выглядел усталым, похоже, что-то сильно его беспокоило. Однако, завидев племянника, улыбнулся, приобнял его, потом внимательно всмотрелся в лицо и наконец вынес вердикт:

– Повзрослел. Выглядишь настоящим мужчиной…

Провёл Арджана в глубь комнаты, усадил на один из неаккуратно теснящихся вокруг стола стульев, сам устроился рядом.

– Не слишком помпезно всё выглядит? – усмехнулся он, заметив, что племянник быстро осмотрел помещение. – Ничего, мой дорогой, ничего!.. Лоск будем наводить потом, сейчас главное – дело.

Он с наслаждением закурил, выпустил длинную струю дыма и, пристально глядя на Арджана, спросил:

– Как ты оцениваешь встречу господина Руговы с Милошевичем?

Хайдарага пожал плечами:

– Я не политик. Да и информацией в полном объёме не владею. Нас ведь в лагере только о факте встречи известили. На первый взгляд – ничего существенного для нас. Сербы, пожалуй, больше выиграли…

– Не скажи, – усмехнулся дядя. – Всё ещё только начинается…

Его прервал телефонный звонок. Эрвин снял трубку, произнёс несколько слов. Арджан тактично отвёл глаза в сторону.

Кабинет у дяди небольшой, обставлен разномастной мебелью, словно подбирали её с бору по сосенке. Окна задёрнуты портьерами, которые не мешало бы выстирать. Стол завален бумагами, на многих документах – пометки, сделанные рукой Эрвина, – Арджан его почерк уже хорошо знает.

Тем временем дядя завершил разговор, аккуратно водрузил телефонную трубку на место. Помолчав, досадливо дёрнул уголком рта.

– Не удастся нам сегодня поговорить… – он с силой потёр ладонями лицо, мимоходом пожаловался: – Устал… Не помню уже, когда высыпался нормально. Ну да ладно… Поезжай-ка ты, племянник, домой. Резар отвезёт. Пообщайся с матерью. Привет ей, кстати, от меня огромный. Долго не засиживайся и не вздумай пить. Завтра ты мне понадобишься. Да, вот ещё что… Надо думать, с людьми, которые живут в вашем районе, ты знаком?

– По-разному… – пожал плечами Хайдарага. – Более-менее всех знаю.

– Это хорошо, – сказал дядя. Больше ничего пояснять не стал. – Всё, Арджан, ни секунды больше времени нет…

Мать уже спала, но дверь открыла быстро. Угрюмый Кабан занёс в прихожую коробку с продуктами и, не прощаясь, ушёл. Охи, ахи, слёзы… Арджан ласково успокаивал мать, осматривая при этом давно знакомую обстановку небольшой квартирки. Всё привычное, всё родное, но как же он успел, оказывается, по всему этому соскучиться! Эх, ещё бы Далмата повидать… Только сегодня не получится – ночь на дворе. Ничего, завтра как-нибудь выкроит несколько минут…

Утром, когда Хайдарага с наслаждением плескался под душем (воду в последнее время давали с перебоями, но сегодня как специально к его приезду подгадали), мать что-то крикнула из-за двери. Что там ещё? Может, распоряжение от дяди Эрвина привезли?

Арджан заторопился, кое-как обтёрся и высунул мокрую голову в коридор.

– Листовки разбрасывают, – сообщила мать, показывая белый квадратик бумаги.

– Да?.. – озадачился Хайдарага, вытирая голову полотенцем. – И что там?

– Оказывается, господина Ругову заставили приехать в Белград! Ложной была их встреча с Милошевичем… – Линдита удивлённо посмотрела на сына. – Как же так можно, Арджан? Если сербы даже нашего лидера ни во что не ставят, кто ж им поверит?

– Уж такие они… – неопределённо отозвался Хайдарага.

– А ещё… Господин Ругова призывает всех албанцев покинуть Приштину. Уехать в Македонию или Албанию… В голове не укладывается, – мать всхлипнула. – Всё бросить, уехать невесть куда. Можно ли так?

– Наверное, нужно… – Арджан лихорадочно соображал: не об этом ли вчера собирался поговорить с ним дядя? Ничего, скоро всё станет понятным. Ласково погладил по голове расплакавшуюся мать: – Не реви… Дядя Эрвин подскажет, как правильно поступить.

– Верно, верно, – быстро закивала Линдита и слабо улыбнулась сквозь слёзы: – Уж Эрвин-то знает, что делать…

– Пойдешь с Резаром, – распорядился дядя. – На всякий случай прихватите ещё пару человек. Обойдёте всех албанцев, живущих в вашем районе. Объясняй, уговаривай, запугивай, но чтобы завтра духу их в Приштине не было.

– А если кто-нибудь заупрямится? – спросил Арджан. – Не силой же их выгонять…

– Силой, пожалуй, не нужно. Возьми таких на заметку, потом решим, как с ними поступить.

Под глазами Эрвина чернели круги, в голосе появилась хрипотца – видно, курил не переставая.

– Ты меня прости, дядя, – неуверенно произнёс Хайдарага, – но, если можно, объясни. Зачем всё это? Неужели мы покорно уйдём, а сербы останутся здесь победителями, чтобы пользоваться тем, что наши люди создавали поколениями?

– Насильственное выселение народа называется геноцидом, – устало улыбнулся дядя. – На дворе – конец двадцатого века. Так просто подобное никому не сойдёт с рук. Тем более – сербам… – он потянулся к пачке сигарет и, прикуривая, невнятно произнёс: – Да и не все мы уйдём.

– Как с мамой быть? – спохватился Арджан. – Ей-то что делать?

Эрвин пожал плечами.

– Ничего. Пускай живёт, как жила.

– Но, дядя… – растерялся Хайдарага.

Глаза Эрвина нехорошо прищурились, взгляд потяжелел:

– Уж не думаешь ли ты, что мне безразлична судьба единственной сестры?

Арджан быстро затряс головой: мол, и в мыслях подобного не было!

– Мы о ней позаботимся, – пообещал Эрвин. Приблизился к племяннику, ласково потрепал его по щеке. – Оба позаботимся: и ты, и я. Да и других попросим. Тех, что в Приштине останутся… Скажи Линдите, пусть не переживает и не волнуется. Ближе к вечеру я зайду и всё ей объясню.

Это был трудный день. Подъезды, лестницы, калитки, двери, двери, двери… А ещё – люди: растерянные, озлобленные, негодующие. Заплаканные лица женщин, рёв детей, бесконечные вопросы. От чисто житейских: что с собой брать, до самого важного: как такое допустили? Как?! Кто в этом виноват? Неужели можно вот так, запросто, уйти из родных мест? Неужели можно оставить свои дома на разграбление?

Арджан с удивлением заметил, что к его словам прислушиваются, что ему верят. Даже мелькнула мысль: уж не сказывается ли родство с дядей Эрвином, корни-то у них общие? Хотя скорее причина была в другом – в этом море всеобщей растерянности люди, знающие, что нужно делать, казались последними островками уверенности, стабильности, к ним инстинктивно тянулись остальные.

– Не беспокойтесь, – успокаивал земляков Хайдарага. – О вас позаботятся. И в дороге, и на месте прибытия. И об оставленном не переживайте. Есть кому проследить за его сохранностью и спросить с сербов, если что случится…

Сербы! При этом слове лица вспыхивали от ненависти, кулаки сами собой сжимались. Многие мужчины готовы были остаться, защищать свои дома, мстить обидчикам. Жестоко мстить!

– Не сейчас, – терпеливо внушал им Арджан. – У каждого из вас будет возможность встретиться с представителями Армии освобождения Косова, каждому представят шанс проявить патриотизм и наказать виновных в сегодняшнем позоре. Это я вам твёрдо обещаю!

Одна встреча особенно запомнилась Хайдараге. Запомнилась навсегда…

– Тут Папакристи живут, – пробурчал Кабан-Резар, показывая на дверь очередной квартиры.

– Знаю… – Арджан облизнул внезапно пересохшие губы. – Звони…

Дверь открыл Далмат. Увидев пришедших, молча посторонился, пропуская их в квартиру. Радости от встречи на лице друга Хайдарага не заметил, и это неприятно зацепило: столько времени не виделись, он-то по Далмату соскучился абсолютно искренне…

Прошли в комнату.

– Хозяева где? – осведомился Кабан.

– Я хозяин, – Далмат выглядел абсолютно спокойным, хотя голос его подрагивал. – Родители, если они вас интересуют, уехали. Дома ещё бабушка, но она нездорова.

– Это куда ж они направились? – нехорошо скривился Резар. – Уж не в Белград ли?

– А вот это вас абсолютно не касается…

В разговоре возникла тяжёлая пауза. Прервал её Далмат:

– Что вам угодно?..

– Ты слышал о призыве господина Руговы? – заторопился Арджан.

– Конечно.

– И что?

– Ничего, – Папакристи пожал плечами. – Он имеет право высказать своё мнение, я вправе соглашаться с ним или нет.

– Как это? – растерялся Хайдарага. – Неужели тебя не волнует то, что нас выживают из родного города?

– Во-первых, никто нас не выживает. А, во-вторых, тебя почему-то не затрагивало, когда все последние месяцы сербов принуждали уезжать из Приштины…

– Ты, парень, говори да не заговаривайся!.. – угрожающе выдвинулся вперёд Кабан.

– Подожди! – Арджан решительно остановил его. – Я сам всё решу.

Резар недовольно проворчал что-то, но повиновался.

– Я не понимаю тебя, Далмат… – Хайдарага пристально смотрел на друга. – При чём здесь сербы? Я говорю о народе, частью которого мы с тобой являемся.

– А я говорю просто о людях! – запальчиво выкрикнул Папакристи. – Об албанцах, сербах, цыганах, турках… Какая разница, кровь какого народа в тебе течёт? Главное – уважать друг друга, жить по общим общечеловеческим законам!

– Ну, завёл старую песню… – поморщился Хайдарага. – Всё это, дружище, хорошо в теории. Но у нас есть не только права, но и обязанности. Весь наш народ уходит, значит, мы должны последовать за ним.

– Никуда я не пойду… – Далмат не опускал глаз. – Никогда не был леммингом.

– Чего? – прохрипел Кабан.

Папакристи с презрением посмотрел на него и пояснил:

– Зверьки такие есть. Маленькие, пушистые и… бестолковые. Они порой сбиваются в стаи и идут, куда глаза глядят. Река на пути – в воду лезут. Тонут тысячами, но лезут. Если пропасть повстречается, туда бросаются. Лишь бы всем вместе…

– Ты чего несёшь? – Кабан наливался дурной кровью.

– Ничего… – вздохнул Далмат. – Давайте лучше прекратим этот пустой разговор…

– Ну, гад!.. – выдохнул Резар, зло хлопнув дверью.

– Да не гад он, – вяло попытался защитить друга Арджан. – Интеллигент, несёт, сам не понимает что. У них вся семья такая. Я-то уж знаю…

Что ощущал в эти мгновения сам Хайдарага, он бы не решился определить. Обиду на Далмата, уязвлённое самолюбие (опять не смог убедить друга), растерянность (ну, хоть тресни, не мог он уяснить, почему Папакристи упёрся и не желает чувствовать себя частью своего народа) – всё сплелось в странный, тревожащий клубок…

Когда Арджан, едва волочащий ноги от усталости, приплёлся домой, дядя был там. Неизвестно, о чём он успел поговорить с сестрой, но внешне мать выглядела куда лучше, чем утром – слёз не лила, рук не заламывала, не переходила поминутно от гнева к отчаянию.

– Главное – не нервничай и ни о чём не беспокойся, – внушал ей дядя. – Я сделаю всё, чтобы с твоей головы волос не упал. Да и Арджан будет неподалёку. Вырос твой парень, способен уже мать защитить, – он ласково посмотрел на племянника. – Вот и всё, пожалуй. Пора мне, а то завтра опять такой денёк предстоит… Да, вот ещё что. Ты, Линдита, присматривай за тем, как сербы себя вести будут.

– Как это? – не поняла мать.

– Люди наши уходить налегке будут, – пояснил дядя. – Сама понимаешь, когда такая беда в дом приходит, не до вещей, не до мебели. Почти всё нажитое оставить придётся. Вот и приглядывай за сербами-соседями. Если кто из них позволит себе на чужое позариться, спросим потом строго.

– Когда? – печально спросила мать.

– Думаю, не так уж долго ждать остаётся, – серьёзно ответил дядя.

– Сигареты заканчиваются, – объявил Кендрим, отбрасывая в сторону пустую пачку.

– Съездим в город и купим, всего-то и делов, – лениво обронил Кабан.

– А заодно опять постреляешь… – подначил верзилу Кендрим.

– Не фига сербам спать спокойно! – хохотнул Резар.

Дядя уехал.

– Я ненадолго, – сказал он племяннику при расставании.

– Далеко едешь? – поинтересовался Арджан.

– В Албанию и ещё кое-куда, – не стал вдаваться в подробности Эрвин. – Кстати, запомни: без моего личного, подчёркиваю – личного – распоряжения ни во что не ввязывайся. Знаю я вас, молодых: голова горячая, кровь кипит. Присматривай за матерью, запоминай всё, что увидишь и услышишь. У нас, племянник, впереди великие дела.

Не будь этих слов, Арджан, конечно, не сидел бы на месте. Вчера, например, наверняка прогулялся бы с Резаром и ещё несколькими парнями на окраину Приштины – пострелять по сербским кварталам. Но нельзя, значит – нельзя…

– Я этим поганцам устрою счастливую жизнь! – вещал тем временем Кабан. – Из дому носы побоятся высовывать. А вам-то не скучно бока пролёживать?

– Приказа нет, – лениво откликнулся Кендрим, избавляя Хайдарагу от необходимости отвечать.

– Приказа… – проворчал Резар. Хотел что-то добавить, но, посмотрев на собеседников, промолчал. Арджан чуть не расхохотался: на лице верзилы явственно читалось, что мысли в его голове крутятся с натугой, точно несмазанные шестерёнки. Что-то прикинув, Кабан фальшиво произнёс: – Приказ – это святое. Без него никуда…

– Умница, – Кендрим вскочил на ноги и с наслаждением потянулся. – Поехали за сигаретами!

– Может, ещё что прикупим? – оживился Резар.

– Там видно будет…

Не новый, но всё ещё ходкий внедорожник быстро доставил их от села, в котором базировался отряд учекистов на окраину Приштины.

– Фу, – сморщился Кендрим, едва только сбавившая скорость машина въехала на городские улицы. – Свиньи эти сербы!

Приштина, и прежде-то не отличавшаяся особой чистотой, была буквально завалена мусором. Стихийные помойки громоздились возле домов, выползали на тротуары и проезжую часть. Над всем этим «благолепием» роились тучи мух.

– Убрать не могут? – продолжал возмущаться Кендрим.

– Они пробуют, но мы им мешаем, – радостно заржал Резар и мстительно прибавил: – Ничего, пусть повозятся в своём дерьме.

В приоткрытое окно вползала отвратительная вонь.

– Передохли они уже, что ли? – пробормотал Хайдарага, зажимая нос.

– Да нет, пожалуй… – Кендрим быстро поднял стекло и пояснил: – Скорее всего, холодильники завонялись. Электричество наверняка отключают, вот продукты и портятся.

Арджан кивнул. Жители Приштины – и сербы, и албанцы – обожали иметь дома запас мяса. Купят бычка или телёнка и – в морозилку. Если то и дело отключать электричество, такой запашок появится – мало никому не покажется!

Улицы были пустынны. Редко-редко появлялся нервно озирающийся прохожий, лишь группы военных бдительно посматривали на проезжающий мимо них внедорожник. На диво безлюден оказался и рынок.

– Куда все подевались? – удивился Хайдарага.

– Кто куда, – пожал плечами Кендрим. – Я своим знакомым позвонил, порекомендовал сегодня сюда не соваться.

– Почему?

– А вдруг к нам югославские военные привяжутся? Что ж невинным людям зря страдать. Ишь, – он зло посмотрел на проходящий мимо патруль, – скосоротились, сволочи.

– А что, могут и привязаться?

– Едва ли, – усмехнулся Кендрим. – Думаешь, они не догадываются, что мы из АОК? И что? Даже если точно знать будут, и то не тронут.

– Потому что боятся, – авторитетно заявил Кабан.

– Можешь и так думать. Если тебе это радость доставляет. На самом деле сербы опасаются лишний шаг сделать. Им сейчас дополнительный конфликт са-авсем не нужен.

– Это почему? – вытаращился Резар.

– Есть такое понятие: мировая общественность, – терпеливо пояснил Кендрим. – Она поведением шайки Милошевича возмущена до предела. Даже до Белграда дошло, что если они не одумаются, добром для них всё не кончится. Думаешь, зря господин Эрвин в Европу уехал? Там очень даже хотят знать, что у нас происходит. И узнают. Из первых, так сказать, уст. Понял?

– Не-а, – сконфуженно покачал башкой Кабан.

– Уф-ф… – вздохнул Кендрим. – Знаешь что, Резар? Не забивай ты всем этим свою премудрую голову. Там и так уже понапихано столько всякого, что для дополнительных сведений места нет.

– Ага! – польщенно осклабился верзила.

– Вот и договорились. Покупаем сигареты и поехали отсюда.

– Побольше купить нужно, – предложил Арджан, брезгливо озираясь. – Дорогие? Наплевать! Что-то не хочется мне часто на эту помойку ездить.

– Выпивки возьмем? – озаботился Кабан.

– Мы не будем, – жёстко произнёс Кендрим. – А ты, как знаешь. Сам будешь перед господином Эрвином оправдываться.

– Да я не себе, ребятам… – стушевался верзила.

Уже когда отъезжали от рынка, Хайдарага обратил внимание на молоденькую женщину.

– Честное слово, колготки! – кричала она в трубку мобильного телефона. – Да, на рынке! В киоске Момчило Трайковича!

– Бабы всегда остаются бабами, – ухмыльнулся Кендрим. – Война, землетрясение, наводнение, им главное – приодеться и приукраситься. Подозреваю, что когда Моисей народ израильский по пустыне водил, баб больше всего волновало, где косметику раздобыть.

– Это какой же Трайкович? – спросил Арджан. – Не лидер ли косовской партии «Возвращение»?

– Он самый.

– Охота ему ерундой заниматься… – неодобрительно пробурчал Резар.

– Это, друг мой, не ерунда, – пояснил Кендрим. – Это – бизнес! Войны начинаются и заканчиваются, целые страны летят в тартарары, а бизнес вечен. Конечно, киоск на приштинском базаре – мелочь, но из таких мелочей вырастает большое дело, приносящее миллионы.

И вот пришло время возвращения албанцев. Югославскую армию вынудили покинуть Приштину. Разрушенную – натовцы постарались. Сирену, предупреждающую население о бомбёжках, не было смысла включать-выключать. Самолёты, снаряжённые бомбами, прилетали один за другим. Превратились в руины почта, милиция, да и весь центр города, но бомбы упорно ложились в уже не существующие цели.

– Что они делают? – спросил как-то Арджан дядю. – Этак, нам и жить будет негде.

– Не волнуйся, племянник, – усмехнулся Эрвин. – Пусть бомбят. То, что нам необходимо, не тронут. Потом мы отстроим нашу Приштину. Современный, по-настоящему европейский город. Символ нового Косова. Деньги для этого будут.

– Ну а старинные здания? – не унимался Хайдарага.

– Что-нибудь уцелеет, – пожал плечами дядя. – А от разрушенного останутся фотографии, чертежи, обломки… Это будет ещё один – вечный – укор сербам. Ведь из-за их ослиного упрямства погибли шедевры мировой истории.

С матерью ничего не случилось. Только один раз, как пожаловалась она, приходили сербские милиционеры.

– Пьяные, злые, выматерили меня ни за что, но не тронули. Больше не возвращались.

– А как с соседскими квартирами? – спросил дядя. – Не разграбили?

– Не без того… – вздохнула мать. – Вообще-то ихняя армия это пресекала. Если мародёра ловили, то наказывали строго. Но не всех, – она мстительно поджала губы.

– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Эрвин.

– Площадкой выше у нас профессорша живёт, – пояснила Линдита. – Да ты, Арджан, её хорошо знаешь.

Хайдарага кивнул. Профессоршей все звали совсем древнюю старуху-сербку, было ей лет восемьдесят, если не больше. Муж профессорши давно умер, он и вправду был каким-то учёным, преподавал в университете. Вдова его коротала свой старушечий век одна, занимая большую трёхкомнатную квартиру.

– Смотрю, – рассказывала мать, – а профессорша из квартиры, где одноногий Толант с женой живут, выходит…

– А как она туда попала? – спросил дядя. – Дверь выломала?

– Где ей старой! – махнула рукой Линдита. – До неё кто-то постарался. Но всё равно… Я ей говорю, не по-соседски, мол, так поступать. А она оправдывается, мучица, дескать, кончилась, а кушать надо. Мука-то до возврата хозяев всё равно пропадёт, жучки пожрут. А на лице – ни капельки раскаяния…

– Плохо, – констатировал Эрвин. – Красть у соседей, это большой грех!

– А я об чём? – гордо вскинулась мать.

– Ну, ничего, – покивал дядя. – Я попрошу, чтобы вашей профессорше объяснили, что негоже так поступать. Резар сейчас же этим займётся. А ты, племянник, помоги ему, да и проследи заодно. Ты же знаешь, Резар – парень простой, а в разговоре со старыми людьми особый подход требуется…

Профессорша долго не хотела открывать дверь, нудно выспрашивая, кто пришёл, да что нужно. Лишь заслышав голос Арджана, загремела замками.

Легко отодвинув в сторону хозяйку, рассвирепевший Кабан ворвался в квартиру. Быстро обошёл замусоренные комнаты. На мебели толстым слоем лежала пыль – домработница давно покинула ставшую безденежной хозяйку. Резар заглянул на кухню, хмуро осмотрел какие-то объедки, аккуратно разложенные на дорогих тарелках.

– Чужой мучицей пробавляемся? – спросил он наконец.

– Что? – не поняла старушка.

– То самое… – проворчал верзила.

Ещё раз огляделся и приказал:

– Короче так… Чтобы через час духа твоего, старая рухлядь, здесь не было!

– Как это? – растерялась профессорша. – Как это?..

– Так это, так это!.. – передразнил её Кабан.

Легко развернул хозяйку и поддал пониже спины ногой. Старуха отлетела к стене, тяжело сползла на пол и с ужасом уставилась на парня.

– Ты совсем дура? – спросил он. – Моли своего бога, что и так на ходу рассыпаешься. А то бы я показал тебе, старая сволочь, как по чужим квартирам шариться. Последний раз повторяю: выметайся! Через час приду и проверю. И не вздумай запираться – дверь выломаю, а тебя в окно выкину.

Спускаясь по лестнице, он хлопнул Арджана по плечу:

– Отличная квартирка! Скажи матери, пусть готовится к переезду. Поможем.

Хайдарага успел уже ко многому привыкнуть, но в этот момент растерялся.

– Даже не знаю… – промямлил он. – А что власти скажут?

– Парень! – восхитился Кабан. – Ты что, ещё не понял? Теперь власть – это мы!

Арджан отбросил в сторону окурок и усмехнулся. Забавно, но порой откровенные тупицы вникают в суть происходящего куда быстрее, чем нормальные люди…

Впрочем, до того, как произошло это всплывшее в памяти событие, ещё много чего случилось…