Текст книги "Тихая вода"

Глава 25

В понедельник вечером после почти десятичасового хождения по квартирам Томас заглянул в дом Линде проведать Нору.

Он решил остаться на острове и заночевать в отделении, с тем чтобы наутро отбыть в город первым паромом. Во вторник утром следственная группа решила собраться в участке в Наке для подведения предварительных итогов.

Томас постучался и, не дожидаясь ответа, прошел на кухню, где вовсю шла подготовка к ужину. При виде очередного гостя Нора слабо улыбнулась.

Она и дети только что проводили Монику и Харальда Линде с пароходного причала. Хенрика ожидали с соревнований позже.

Нора, которой после общения со свекровью требовалось излить душу, искренне радовалась приходу Томаса. Она достала для него банку холодного пива, а себе налила вина. Пока гость усаживался за стол, жаловалась на Монику Линде, а, успокоившись, показала Томасу бумагу с длинным перечнем имен и фамилий.

– Я составила этот список для тебя, – объяснила Нора. – Прошлась по телефонному каталогу Сандхамна и выписала всех, у кого имя или фамилия начинаются на «Г» или «А». Ты ведь рассказывал мне о той рыболовной сети с биркой, которую вы так и не смогли идентифицировать? Всего в моем списке пятьдесят четыре человека, но только у трех из них совпадают оба инициала.

Томас улыбнулся:

– Частный детектив Линде берется за дело?

Нора опустила глаза:

– Я всего лишь хотела тебе помочь.

– Я пошутил, – виновато признался инспектор. – Сейчас я был бы благодарен за любую помощь. Маргит ушла в отпуск и руководит расследованием на расстоянии. Большинство тех, с кем я хотел бы поговорить, отдыхают. Калле и Эрик с ног сбились в поисках свидетелей… Так что давай, не кисни.

Нора смущенно улыбнулась. Она знала, что обидчива.

– Проблема в том, что речь идет о телефонных абонентах, – начала она и глотнула вина. – У нас нет адресов, которые можно было бы привязать к каждому имени.

Томас заложил руки за голову и замолчал.

Сама идея списка ему нравилась. Он и сам подумывал сделать нечто подобное, прежде чем окончательно списывать рыболовную сеть со счетов. Особенно теперь, когда речь зашла о расследовании убийства. Вопрос был, где искать всех этих людей?

Дома на Сандхамне были сосредоточены в поселке и «дачной» юго-западной части, иначе называемой Трувилль. Кроме того, некоторая их часть была разбросана по всему острову, вне поселений и улиц. Существовали, правда, исторические обозначения, вроде площади Адольфа или Мангельбакена, в основном в честь известных людей, так или иначе связанных с тем или иным местом, но большинство домовладений все равно не имело точного адреса. Можно было, конечно, позвонить, но ведь речь шла по меньшей мере о том, чтобы показать человеку фотографию Кики Берггрен.

Томас допил то, что оставалось в банке. Ему нужно было что-нибудь съесть, прежде чем продолжить размышления.

Спустя несколько часов они с Норой сидели в саду, пили кофе и ели макароны с тертым сыром, базиликом и помидорами черри. Домашний хлеб с маслинами Нора разогрела в микроволновке. Красное вино «Риохи» тоже пришлось кстати.

Мальчики уснули сразу после ужина. Весь день загорали и купались в море, что, конечно, давало о себе знать вечером. Как ни уверяли они Нору, что ни капельки не хотят спать, оба отключились почти сразу. Очень может быть, что сегодня их измотали и постоянные бабушкины замечания.

Перед сном Томас почитал мальчикам вслух. Адам, конечно, не упустил случая заметить, что это нужно только Симону, поскольку сам он давно уже прекрасно читает сам. Но это не помешало им обоим внимательно слушать, ловя каждое слово. С тех пор как умерла Эмили, Томас особенно привязался к крестнику. И Симон инстинктивно чувствовал горе Томаса, хотя и никогда не заговаривал об этом вслух.

– О Пернилле что-нибудь слышно? – осторожно спросила Нора.

– На мидсоммар[15]15
  Мидсоммар – праздник летнего солнцестояния.


[Закрыть] я получил от нее открытку из Хальмстада – единственная весточка за несколько месяцев. Мы почти не общаемся.

– Скучаешь?

Томас подпер подбородок рукой и посмотрел вдаль. Прошла пара минут, прежде чем он ответил.

– Скорее, скучаю по той жизни, когда был не один. По тысяче мелочей, вроде той, когда кого-то заботит, что ты опаздываешь на работу. Иногда хочется просто взять и заночевать в полицейском участке.

Томас замер, не успев донести до рта чашку кофе. На лицо набежала тень.

– Все равно никто не заметит, что я не вернулся домой, – продолжал он. – Может, стоит завести собаку?

В последнем вопросе прозвучала ирония.

– Ты часто думаешь обо всем этом? – спросила Нора.

Она почувствовала, как заблестели ее глаза. Нора переживала смерть Эмили почти так же тяжело, как и Томас. Сама мысль о том, что, встав однажды утром, можно обнаружить свою маленькую дочь мертвой, была ей невыносима. Нора сглотнула и быстро отпила из бокала, пока из глаз не хлынули слезы. Томас как будто ничего не заметил. Продолжал говорить, больше обращаясь к самому себе.

– Иногда я задаюсь вопросом, как выглядела бы Эмили, если бы до сих пор была жива. Я видел ее только младенцем. Сейчас она была бы маленькой девочкой, которая уже ходила бы и говорила, – он слегка тряхнул головой, – но Эмили не суждено вырасти.

На последних словах его голос несколько осип. Томас отпил кофе, потом еще.

– Когда я смотрю на твоих мальчиков, мне становится завидно. Они замечательные, особенно Симон.

Нора накрыла руку Томаса своей.

– И тебе обязательно выпадет возможность создать новую семью. Ты ведь парень хоть куда. Уверена, что ты еще встретишь женщину, от которой у тебя будут дети.

Томас криво улыбнулся и пожал плечами:

– Сейчас это не кажется задачей первостепенной важности. Я неплохо себя чувствую наедине с самим собой. Справляюсь. И потом, у меня есть ты и твоя семья, и это для меня хорошая опора. Просто хочу, чтобы ты об этом знала. Я очень ценю твое внимание.

– Всегда рада тебя видеть, – ответила Нора и разлила остатки вина по бокалам. – Как продвигается расследование?

– Не клюет пока, – вздохнул Томас. – Если мне, конечно, будет позволено шутить на эту тему.

– Все это так странно. Два убийства в течение двух недель. Как в английском детективе, не хватает только комиссара с трубкой.

Томас рассмеялся, но быстро посерьезнел.

– Мы даже не знаем, были ли они убиты. С большой долей вероятности, это можно утверждать только о Кики Берггрен. Что же касается ее кузена, то он утонул – вот все, что можно сказать о нем на сегодняшний день.

Но Нора не сдавалась:

– Ясно, что оба случая между собой как-то связаны. Вопрос в том, кому понадобилось лишать жизни кузена и кузину из Бандхагена? Они были замешаны в чем-то незаконном, тебе не кажется?

Нора продолжала рассуждать, размахивая ложкой:

– У меня не идет из головы эта сеть. Как она вообще вписывается в общую картину?

– Ни малейшего представления, – покачал головой Томас. – Это может быть чистой случайностью. Что, если эта сеть вообще не с Сандхамна, и ее хозяин живет на одном из окрестных островов?

Нора кивнула:

– Как она, собственно, выглядела?

– Ну… старая, потрепанная. Она ведь пролежала в воде несколько месяцев, так что в этом нет ничего удивительного.

– Насколько она старая? Сеть, если время от времени ее чинить, можно использовать много лет, – задумчиво продолжала Нора. – И даже передавать из поколения в поколение.

И тут ее словно осенило, и Нора быстро склонилась к Томасу:

– Дело в том, что на Сандхамне был еще один человек с инициалами «Г. А.», которого нет в моем списке. Помнишь Георга Альмхульта, отца Юнни Альмхульта, который живет на острове? Ну, он еще столярничает и рисует. На прошлой неделе помогал нам заменить несколько планок в штакетнике. У отца Юнни инициалы «Г. А.» Что с того, что отца нет в живых; это не могло помешать Юнни воспользоваться его сетью.

– Юнни как-то связан с этими смертями, ты имеешь в виду?

Нора сделала отклоняющий жест:

– Этого я не знаю, но если ты найдешь владельца сети, это станет хоть каким-то началом. Его стоит разыскать в любом случае, или как?

Не сводя глаз с Томаса, Нора откинулась на спинку садового стула и поплотней завернулась в куртку. Только теперь она заметила, что вечер давно наступил. Дневная жара наконец спала, и с моря потянуло прохладой.

Нора видела перед собой лицо Юнни Альмхульта.

Когда-то Юнни был самым интересным мальчиком из всех, что постоянно околачивались в гавани. Талантливый художник, он мог в считаные секунды набросать карандашный портрет, почти такой же отвратительный, как и оригинал. С акварелью он тоже обращался неплохо и мечтал уехать учиться в город. Вообще, Сандхамн богат художественными традициями. Одно время здесь жили Бруно Лильефорс и Андерс Цорн. И у Акселя Шёберга[16]16
  Бруно Лильефорс (1860–1939), Андерс Цорн (1960–1920), Аксель Шёберг (1866–1950) – шведские художники.


[Закрыть] тоже был свой дом на острове.

Только вот Юнни так никуда и не уехал. Остался на Сандхамне с родителями. С годами он остановился в развитии. Стал много пить, как многие другие закоренелые холостяки, потому что так и не нашел себе более-менее постоянной пары. Став взрослым, жил плотницкими и столярными работами, и вообще чем мог помогал дачникам. Время от времени Юнни удавалось продать и что-нибудь из своих пейзажей.

Нора вспомнила отца Юнни, который работал на острове каменщиком. Георг Альмхульт выглядел примерно, как и его сын – хлипкое телосложение, средний рост и ничего запоминающегося в лице. И так же любил выпить. Когда он умер, у его вдовы Эллен остался один Юнни. Была еще старшая дочь, но та давно покинула Сандхамн. Вышла за американца и жила где-то за границей, если Норе не изменяла память.

Томас прервал ее воспоминания. Он тоже время от времени встречался с Юнни.

– Мне трудно представить себе Юнни в качестве организатора преступления, – заметил он.

– А в качестве исполнителя или помощника? – спросила Нора. – Одного из тех, к чьей помощи прибегают, когда нужно кого-нибудь запугать?

– Насмотрелась детективов по телевизору?

– Серьезно. Всем известно, что Юнни слаб в отношении алкоголя. Но у него могут быть и другие слабости. Такие люди что угодно сделают за деньги. Проверь, что если с этой сетью и в самом деле не все так просто? По крайней мере, ты знаешь, где живет Юнни.

Томас задумался и взглянул на часы.

– Ты права. Зайду, пожалуй, к Юнни, пока не стало совсем поздно.

Они быстро обнялись на прощанье.

– Спасибо за ужин. Я позвоню.

Глава 26

Дом Юнни Альмхульта выглядел покинутым. Ни в одном окне не горел свет, и Томас решил для начала постучаться к Эллен Альмхульт, которая жила рядом. В шхерах близкие родственники часто возводили дома на одном и том же участке.

Мама Юнни вышла в розовом фланелевом халате и с удивлением посмотрела на инспектора.

– Здравствуйте, Эллен, вы меня, наверное, не помните? Томас Андреассон из полиции Наки.

Эллен молчала, и Томас продолжил:

– Извините, что так поздно, но мне нужно кое о чем переговорить с Юнни, а его, похоже, нет дома.

Эллен выглядела все такой же удивленной и нисколько не напуганной.

– Он, наверное, в пабе, – ответила она. – А может, спит. Его не так легко разбудить, моего мальчика. Хотите, посмотрю?

– Было бы любезно с вашей стороны, раз уж я здесь.

Эллен взяла ключи. Дом Юнни был меньше, чем ее собственный, и крашен, как и многие дома в шхерах, красно-бурой окраской фалу[17]17
  Или фалунская краска – натуральная краска, сырье для которой добывают в окрестностях города Фалуна, ранее известного медными рудниками; традиционно используется для покраски деревянных домов.


[Закрыть], с белыми наличниками и углами. Во дворе лежали наваленные кучей доски и несколько лодочных моторов, как видно, отданных Юнни в починку. Возле двери стояли две кадки с роскошными пеларгониями. Рядом на березе висел горшок с лиловой петунией.

– Это ваши цветы? – спросил Томас.

– Нет, Юнни, – ответила Эллен. – Он любит ухаживать за растениями, хотите верьте, хотите нет. Даже читает специальные журналы по садоводству. Взрослый парень, подумать только.

Она тряхнула головой, выражая изумление. Томас так и не понял, гордилась ли Эллен этим увлечением сына, или же оно ее беспокоило.

Эллен отперла дверь, и они вошли в дом.

– Юнни, – позвала она. – Юнни, ты здесь?

Типичная холостяцкая берлога в шхерах.

В прихожей песок на полу, на крюке дождевик. Кухня в стиле пятидесятых годов, еще несколько пеларгоний на окнах. Юнни умел обращаться с цветами, здесь Эллен была права.

В гостиной доминировал огромный телеэкран, верных сорок два дюйма. Надо же чем-то занимать себя долгими зимними вечерами, когда в поселке пусто, и летние дома стоят запертые до следующего сезона. На стенах акварели, похоже, шедевры самого Юнни. Во всяком случае, помечены сигнатурой «Ю. А.» На столе в гостиной ряды банок из-под пива и пепельница с окурками. Большинство со следами губной помады, как отметил про себя Томас.

Воздух спертый. Должно быть, дом много дней не проветривался. Несколько пивных бутылок стояло на посудном столике, на полу возле холодильника лежал бумажный пакет, полный пустых банок из-под пива.

Эллен исчезла в комнате за кухней.

– Его нет в спальне, – объявила она, вернувшись. – Теперь уж точно – засиделся в пабе. Он там часто пропадает. Вы не пробовали позвонить ему на мобильный?

– У меня нет номера, и я охотно бы его заполучил.

Томас достал блокнот и под диктовку Эллен записал номер мобильника Юнни.

– Вы разговаривали с ним сегодня? – спросил он.

– Нет. Юнни был не вполне здоров, и я не хотела ему мешать.

Томас заметил, как женщина отвела глаза, и насторожился:

– Не вполне здоров? Что вы имеете в виду?

Эллен поправила пояс на халате, сунула руки в карманы и ответила, будто пристыженная:

– Он был пьян, когда я постучалась к нему накануне.

– Когда это было?

– В субботу.

– В котором часу?

– Точно не помню, но что-то около полудня.

– И он был пьян?

– Ну, не то чтобы в стельку, но несколько банок пива точно опрокинул. – Эллен фыркнула: – Уж я-то знаю, как выглядят пьяные мужчины.

– У Юнни есть девушка? – спросил Томас.

– Чего не знаю, того не знаю, – тихо ответила Эллен. – Он никогда не пользовался успехом у женщин. Слишком скромный, совсем как его отец, – она задумалась. – Но Юнни добрый, мухи не обидит.

Томас перевел взгляд на вешалку в прихожей, где, среди грубых дождевиков и штормовок, затесалась изящная джинсовая куртка с блестками.

– Ваша? – спросил Томас.

– Неет, – протянула Эллен не то обиженно, не то удивленно. – Как бы я в ней выглядела в мои-то годы…

– Тогда чья?

Эллен внимательно посмотрела на куртку:

– Никогда ее здесь раньше не видела.

Томас снял куртку и осторожно прошелся по карманам. В памяти сама собой всплыла Кики Берггрен возле рецепшена в полицейском отделении, в такой же джинсовой куртке. Это не могло быть случайностью.

В одном кармане обнаружилась полупустая пачка «Принца». Такую же Кики доставала из сумочки, когда хотела курить. В нагрудном кармане лежала расческа, в зубцах – длинные белые волосы. Для ДНК-анализа более чем достаточно.

Томас повернулся к входной двери, но потом вдруг передумал и вернулся в гостиную. Было там что-то еще, что привлекло его внимание. Взгляд настороженно заскользил по стенам.

Вот! Под окном в гостиной – батарея, самая обычная, с регулятором температуры. И один ее угол в чем-то засохшем, красно-буром. Более того, в этом буром как будто белеет несколько волосинок. Пятно совсем небольшое, тем не менее Томас поостерегся к нему прикасаться.

– Эллен, я вынужден вызвать криминалистов для осмотра дома. Вы не должны входить сюда до того, как они управятся.

Глаза Эллен наполнились ужасом:

– Что вы хотите этим сказать? С какой стати полиция интересуется домом Юнни?

Томасу стало жаль эту пожилую женщину. Она сложила на груди руки, словно защищаясь от того, что ожидала услышать. Сжала губы так, что они стали почти незаметны.

– У меня к вам еще один вопрос, – продолжал Томас. – Сохранились ли у вас или Юнни сети Георга, до сих пор помеченные его инициалами?

Эллен как будто не поняла вопроса.

– Сети? – повторила она упавшим голосом.

– Рыболовные сети, – уточнил Томас, – с биркой, помеченной инициалами «Г. А.»

– Скорее всего… – ответила она, – не припомню только, сколько их может быть… Надо посмотреть в сарае.

И тут она хлопнула себя рукой по губам, как будто вдруг прониклась новой мыслью:

– Уж не думаете ли вы, что мой Юнни имеет отношение к кузену и кузине, которых недавно убили на Сандхамне?

– Сейчас я не могу ответить на этот вопрос, – сказал Томас, – поживем-увидим. Если Юнни вернется домой или позвонит, передайте, чтобы немедленно связался со мной. Это очень важно.

Томас положил руку на плечо Эллен Альмхульт и мягко подтолкнул ее к входной двери.

– Будьте добры, дайте мне ключи от дома. И от сарая тоже.

Эллен дрожащей рукой протянула ключи.

Он выглядела напуганной и беззащитной. Томасу было жаль ее, но что он мог с этим поделать? Самое важное сейчас – выяснить, была ли Кики Берггрен в доме Юнни Альмхульта. И что-то подсказывало инспектору, что ответ на этот вопрос будет положительный.

– Не найдется ли у вас изоленты или чего-нибудь в этом роде, чтобы я мог опечатать дверь, пока не подъедет следственная группа?

Томас вопросительно посмотрел на Эллен, и та кивнула:

– Что-нибудь такое наверняка найдется на кухне… Моей кухне, – добавила она и вышла во двор.

Томас вслед за Эллен вернулся в больший дом. Пока хозяйка искала в ящике изоленту, ждал в прихожей. В гостиной, которую здесь, как и в других старых домах на шхерах, наверняка называли «залом», стояли часы из Муры[18]18
  Мура – город в Центральной Швеции. В конце XVIII века здесь началось производство напольных часов с характерным вытянутым корпусом, отдаленно напоминающим корпус струнно-смычкового инструмента; модель получила название «часы из Муры».


[Закрыть], которые Томас видел в приоткрытую дверь. Мебель темного дерева выглядела старинной.

Томас зевнул. После целого дня работы тело ныло от усталости. Мысль о том, что завтра рано утром предстоит поездка в город, тоже не особенно воодушевляла.

– Идите и ложитесь, Эллен, – сказал он пожилой женщине, когда та вернулась. – Все образуется, вот увидите.

Томас вышел и закрыл за собой дверь. Потом достал мобильник, чтобы позвонить в отделение. Если повезет, вертолет сможет забрать всех сразу. Время не такое уж позднее.

Глава 27

Вторник, третья неделя

Томас мрачно вглядывался в протокол предварительной судмедэкспертизы, присланный в отделение полиции во вторник утром. Описывалось тело женщины среднего роста, нормального сложения, чья смерть наступила между пятью и десятью часами утра субботы.

Согласно протоколу, женщине был нанесен удар в правый висок. Результатом стало внутреннее кровотечение в области виска и правого глаза и повреждение кожи. Другой сильный удар, тяжелым и острым предметом, был нанесен в левую часть затылка в направлении снизу вверх. За правым ухом также следы кровотечения, но незначительного. Обширное мозговое кровотечение предположительно и стало причиной смерти. Менее значительные кровотечения в области груди, брюшной и ротовой полости и глотке. В кишечнике также обнаружены следы крови.

Томас старательно вникал в медицинский канцелярит. Верилось с трудом, что речь идет о некогда живом человеке, состоявшем из плоти и крови, умевшем смеяться, любившем жизнь. Если, конечно, Кики Берггрен и в самом деле была такой – тут Томас вспомнил ее квартиру в Бандхагене.

Для дальнейшей экспертизы образцы крови, мочи, глазной жидкости и ткани печени направлялись в Линчёпинг, в специальную лабораторию – с рекомендацией приоритетного обследования.

Внезапно Томас остановился. «Причина смерти окончательно не установлена, – говорилось в протоколе, – так как не удалось определить, чем вызваны множественные внутренние кровотечения».

И все-таки, судя по всему, Кики Берггрен умерла в результате обширного кровотечения в мозге, вызванного либо ударом в висок, либо в затылок. Но объяснения других внутренних кровотечений в протоколе отсутствовали, то есть было что-то еще. Из опыта Томас знал, как не любят медики отправлять протоколы с таким количеством вопросов. В случаях, когда они не могли указать на конкретную причину того или иного повреждения, ограничивались подробнейшим его описанием. И тогда поиск причины становился делом полиции.

Томас наморщил лоб. Оставалось ждать, что парни из Линчёпинга напишут об образцах тканей. Это должно было занять не более четырех-пяти дней, в лучшем случае.

В задумчивости Томас опрокинул чашку с чаем, и горячая жидкость быстро залила весь стол. Пытаясь остановить поток слишком маленькой салфеткой, Томас почувствовал, что никогда еще так не сомневался в правильности выбранного направления расследования. Кроме того, он устал. Он встал в полшестого утра, чтобы успеть на первый паром до города. В дороге, правда, удалось немного вздремнуть, но вчера Томасу лишь к полуночи удалось вызвать криминалистов в дом Юнни, а лег он еще позже. Томас был не из тех, кому для бодрости необходимо спать по восемь часов каждую ночь, но, похоже, четырех все-таки недостаточно.

В туалете Томас плеснул в лицо холодной водой. Помогло не особенно, но в голове посвежело. Он взял протокол и пошел в комнату для совещаний.

Дедушка уже сидел на своем обычном месте, Карина рядом с ним. Она улыбнулась Томасу, когда их взгляды встретились, и Томаса удивило, как она хороша в льющемся из окон свете. Кроме того, Карина выглядела счастливой, что едва ли можно было бы сказать об остальных коллегах, чьи лица слишком напоминали Томасу его собственное.

Калле сидел рядом с Кариной, Эрик напротив. На столе доминировал старый телефон с подключенными к нему динамиками. Томас догадался, что он предназначен для Маргит, которая примет участие в совещании, несмотря на начавшийся отпуск. Правда, ей разрешили не ехать в Стокгольм, но это было единственное послабление.

Дедушка глотнул кофе и прокашлялся.

– Ты первый, Томас, начинай.

Томас показал протокол предварительной судмедэкспертизы, который держал в руке.

– Итак, что мы имеем. Женщине нанесены телесные повреждения, но не слишком тяжкие, согласно протоколу. Удар в висок, возможно, не смертельный и даже довольно легкий, но, поскольку кровеносные сосуды вокруг глаз расположены близко к поверхности кожи, выглядит все намного серьезнее.

Томас прокашлялся и продолжил:

– Но это далеко не все. У нее следы кровотечений во внутренних органах, и их уже нельзя объяснить внешними воздействиями.

– Что ты имеешь в виду? От чего она умерла?

Дедушка нетерпеливо смотрел на Томаса.

– Медэкспертиза обнаружила обширные мозговые кровотечения – последствие удара по затылку чем-то тяжелым или падения. Возможна комбинация того и другого. Вскрытие не дало ответа на вопрос, стали причиной смерти умышленно нанесенные телесные повреждения или несчастный случай, вроде падения. И, как я уже говорил, не выявлены причины внутренних кровотечений. Поэтому множество проб послали на анализ в Линчёпинг.

Томас замолчал. Он постарался как можно обстоятельнее изложить содержание медицинского рапорта. Далось ему это непросто.

– Очень вероятно, что внешние повреждения нанесены в доме Юнни Альмхульта, мы нашли там ее куртку. Там же, на батарее, обнаружены следы крови, и если это кровь Кики Берггрен, это объясняет рубленую рану на затылке. Но после этого Кики Берггрен каким-то непостижимым образом добралась до своего номера в «Доме миссии», где ее и обнаружили на следующее утро.

В этот момент затрещал телефон на столе. Голос Маргит пытался пробиться сквозь фоновые шумы в мобильнике.

– Поправьте, если я неправильно поняла. Кики Берггрен подверглась избиению, но причина ее смерти остается неизвестной. Обнаружены обширные внутренние кровотечения, установить причину которых так и не удалось. Что нам, собственно, известно, если будет позволено так поставить вопрос?

В голосе Маргит слышалось нетерпение. Томас попробовал выстроить события в хронологическом порядке.

– Предположительно Кики Берггрен прибыла на Сандхамн в самом начале второго в пятницу, – начал он. – Примерно в это время она разговаривала с девушкой из киоска, которая ее опознала. Кроме того, это согласуется с расписанием движения паромов компании «Ваксхольмсбулагет». Кики искала, где остановиться, и производила впечатление человека, только что прибывшего на остров. Продавщица в киоске посоветовала ей «Дом миссии». Поскольку повреждения на теле Кики появились позже, есть основание утверждать, что преступление было совершено на острове.

– Есть свидетели, которые видели ее с кем-нибудь на острове? – спросила Маргит.

Голос Маргит заглушал детский смех на заднем плане. Очевидно, она находилась не дома. Возможно, на пляже.

– Мы опросили персонал всех кафе, ресторанов и тому подобных заведений. Ее никто не опознал, – ответил Томас. – Правда, в пабе при отеле «Сандхамн» осталась пара человек, которые работают только по выходным и ожидаются на острове не раньше пятницы. Я взял номера их мобильников. До сих пор у меня не получалось до них дозвониться, но я возобновлю попытки при первой возможности.

Он вытянул ногу, на которой вчера натер болезненную мозоль – следствие длительных хождений по песку.

– Мы обошли почти все дома, – продолжал Томас. – Никто не встречался с Кики Берггрен, никто ее не видел. До сих пор таковые не найдены, по крайней мере.

Дедушка завел руку за спину и почесал след комариного укуса повыше левой ключицы.

– За что же этот Альмхульт мог ее так отделать? – спросил он и посмотрел на Томаса.

– Мы еще не знаем, сделал ли это Юнни Альмхульт или кто-то другой. Он исчез, и до сих пор его местонахождение неизвестно.

Томас показал коллегам фотографию Юнни Альмхульта – кареглазого мужчины с мягкими чертами. У Юнни был широкий нос и темные волосы, которые давно пора было стричь. На загорелом лице проступали веснушки.

– Раньше он не избивал женщин, насколько нам известно. Его имени вообще нет в полицейских базах, и мать характеризует Юнни Альмхульта как стеснительного, одинокого парня. Она в отчаянии и ничего не понимает. Последний раз общалась с сыном в субботу, и тогда он был пьян или страдал от сильного похмелья. – Томас сделал паузу и продолжил: – Эрик стучался к Альмхульту в воскресенье утром, и тот не опознал на фотографии Кики Берггрен, ведь так?

Томас повернулся к Эрику, и тот кивнул:

– Именно так. Мы виделись всего несколько минут. Вид у Юнни Альмхульта и в самом деле был болезненный. Я спросил, не встречался ли он с Берггрен, и он ответил, что не знает, кто это такая. Потом извинился, сказал, что плохо себя чувствует, и я ушел.

Эрик вздохнул, как будто упрекая себя за то, что не присмотрелся к Юнни Альмхульту повнимательней.

– Я знал Юнни Альмхульта еще подростком, – продолжил Томас, – и на этот счет он никогда не вызывал у меня подозрений. В голове не укладывается, как он мог избить незнакомую женщину.

– Мы еще не знаем, были ли они знакомы, – поправил его Дедушка, все еще почесывая теперь уже кровоточащий укус.

– Конечно, мы этого не знаем, – пробормотал Томас. – Я осматривал квартиру Кики Берггрен и не обнаружил там ничего, что могло бы пролить хоть какой-то свет на происшедшее. Ничего, что указывало бы на ее связь с Сандхамном или Юнни Альмхультом. Кроме, разве, того, что Кики заходила на сайт судоходной компании «Ваксхольмсбулагет».

В динамиках снова затрещало. У Маргит появился вопрос к Томасу:

– Вы разговаривали с ее коллегами? Нет ли среди них кого-нибудь, кто желал бы ей зла?

Томас повернулся к динамикам:

– Я беседовал с директором казино, где она проработала почти пятнадцать лет. Ему нечего было мне сказать, кроме того, что Кики добросовестно выполняла свои обязанности, болела не чаще остальных и имела репутацию честного и добросовестного сотрудника.

Томас заглянул в блокнот, где отметил самые важные пункты телефонной беседы с шефом Кики Берггрен – тоскливым типом, который вел себя так, будто его подчиненных убивали каждый день.

– Единственным, что, насколько я понял, выглядело странным, было то, что Кики Берггрен проработала там так долго. Большинство крупье увольняется самое большее лет через пять-шесть. Это не то место, на котором подолгу задерживаются, тем более семейные люди. График безнадежный, только вечера, причем поздние. Обстановка… представляете себе, какая.

– Но она недавно уезжала на Кос, насколько мне известно?

Дедушка склонился над столом, улучив минутку взять себе кусок пирога.

– Да, совсем недавно у Кики закончился четырехмесячный отпуск за свой счет, – подтвердил Томас. – Казино собирались ремонтировать, поэтому работодатель не стал возражать против отпуска. Иначе пришлось бы искать временного сотрудника на ее место, ведь Кики Берггрен работала крупье на постоянной основе.

– Может, случившееся с кузеном и кузиной как-то связано с тем, где они работали? Игровой бизнес, равно как и ресторанный, не самая здоровая среда, – послышалось из динамиков.

Томас слегка перегнулся через стол:

– Что ты имеешь в виду, Маргит?

– Кристер Берггрен работал в «Сюстембулагете», и я думаю, нет ли здесь какой-нибудь связи. Что если это обычная история о торговле спиртным и наркотиками из-под полы? Это может иметь отношение и к Греции, кстати…

– Или к бывшей Югославии, – Калле приосанился и слегка покраснел: – Югославская мафия ведь вполне может быть замешана.

– Нам нет никакой необходимости ее приплетать, – сухо оборвала Маргит молодого коллегу. – Но, если Кристер Берггрен был замешан в каких-нибудь незаконных махинациях в «Сюстембулагете», логично предположить, что кузина ему помогала. Возможно, ему вдруг захотелось покончить со всем этим, то есть с тем, в чем участвовала и Кики Берггрен, я имею в виду. В последнее время в «Сюстембулагете» происходило много такого, что не освещалось в прессе.

– Незаконные аферы, которые заставили его, а потом и ее податься на Сандхамн, – пояснил Калле.

– Примерно так, – согласилась Маргит. – Ты видел ее, Томас, как она выглядела?

Томас прикрыл глаза и задумался.

В памяти проступило лицо одинокой, разочарованной жизнью женщины. Они беседовали около получаса, и Томас ни на секунду не усомнился, что она искренне оплакивает кузена. И что известие о его смерти застало ее врасплох.

– Они были близки как брат и сестра, – ответил Томас. – Так, по крайней мере, видела ситуацию Кики. При этом они, похоже, не общались, пока она была на Косе. В квартире Кристера я нашел открытку, где Кики просила кузена позвонить ей.

Томас пролистал свои записи, чтобы освежить память.

– У меня все еще нет объяснения тому, почему они не общались за время ее отъезда. Мы с Кики больше говорили о матери Кристера. Он тяжело переживал ее смерть. Настолько, что это могло бы стать причиной самоубийства, – Томас замолчал: – Конечно, я должен был расспросить ее и об этом тоже.

Дедушка откинулся на стуле, который тревожно скрипнул. Бедра шефа не умещались на сиденье, а круглое лицо было почти коричневым от загара.

– Но если все-таки речь идет о наркотиках, как это может быть связано с Сандхамном? – спросил он.

– На Сандхамне уже случалось нечто подобное, – подхватила Маргит. – Давняя история, помните?

Томас обвел взглядом коллег.

– Все верно, – кивнул он. – Я был еще ребенком. Тогда рестораном на воде владел некто Флеминг Бруман, который, как выяснилось, только днем кормил людей, а ночами продавал зелье. Это вылилось в грандиозный скандал, когда полицейские наконец прозрели и начали принимать меры.