Текст книги "Варяги. Надломленный крест"

Интерлюдия

Июль (червен), 990 год, Париж, резиденция короля Гуго Капета крепость Ситэ

Носить на голове корону Франции и быть ее настоящим королем – не одно и то же. Гуго Капет из рода Робертинов знал это как никто другой. Во многих частях королевства его власть была лишь на бумаге. Феодалы к югу от Луары, конечно, признавали его власть, но с ленцой, а уж про возможности получить от них деньги или солдат… Только в том случае, если они сочтут, что это в их интересах. На севере было совсем печально. Эд де Блуа и граф Труа Герберт II при поддержке многих лиц духовного сана во главе с архиепископом Санса были серьезной угрозой. Не сами по себе, а как абсолютные сторонники династии Каролингов. Той самой династии, последнего из которых, юного Людовика V, Гуго Капет и сменил на престоле после скоропостижной кончины последнего.

Разумеется, смерть объявили результатом несчастного случая на охоте… Только все заинтересованные лица знали, что юный король упал с лошади, будучи уже почти при смерти из-за сильного яда, от которого спустя недолгое время и умер. Ищи, кому выгодно! Разумеется, Гуго Капет и его сторонники сделали так, что подозрения были брошены в сторону Карла Лотарингского, того самого герцога Лотарингии, которую чуть было не завоевал король Лотарь, отец Людовика V, да и сам юный и незадачливый король пытался продолжить дело отца.

Пытался, но… В общем, дело закончилось тем, что на троне оказался Гуго Капет, его опекун и просто довольно могущественный феодал, устраивающий других сеньоров Франции. Жаль, что не всех. Ведь Карл, герцог Нижней Лотарингии, был… Каролингом, младшим братом короля Лотаря. И именно на этом основании всерьез претендовал на французскую корону, опираясь на Эда де Блуа и графа Труа Герберта II.

Напасть первому, снова вторгнуться в Лотарингию? Опасно. Ведь герцогство все же не само по себе, а часть Священной Римской империи, с которой заключен мир. Вот если Карл сам начнет войну, тогда другое дело. Тогда регентши малолетнего императора и пальцем не шевельнут, пока он, Гуго Капет, не вторгнется на имперские земли.

И ведь он уже кое-что сделал для того, чтобы заставить претендента на корону все же высунуться из своих земель. Но… К сожалению, империя обратила свое пристальное внимание на восточных язычников, которые вторглись в Данию. А датский король бросился за спасением в Рим, соглашаясь в обмен на помощь стать вассалом. Значит, его планы насчет устранения угрозы со стороны одного из последних Каролингов придется… отложить.

Именно так он думал до недавнего времени. Вплоть до того дня, когда при его дворе появился с просьбой об аудиенции посланник великого князя Хальфдана Киевского.

Даже само появление его некоторое время назад было… неожиданным. Ведь именно его корабли почти каждый год опустошали прибрежные земли, а порой поднимались вверх по течению рек и грабили города, церкви, монастыри. Конечно же, войны как таковой между Русью и Францией не было, да и сам князь Хальфдан легко отперся бы от обвинений. Дескать, вольные князья безобразничают, нет у меня сил их всех в узде держать. Хотя это была бы откровенная ложь. Варяжские князья в последние годы, после смены власти в Киеве с Владимира на Хальфдана… Подчинялись они новому князю Киевскому, это ни для кого не было тайной.

Однако посол по имени Богумил был принят при дворе. Сейчас король Франции не видел пользы в скандале и тем более в отправке русского посланника обратно с пожеланием больше не возвращаться. Те же диковинные товары из Киева, они пользовались спросом везде, где оказывались. Так что хотя бы из-за торговли, но стоило потерпеть.

И вот просьба об аудиенции… Она не могла быть «просто так», не тот человек посол руссов. Гуго Капет помнил, что именно Богумил был посланником Хальфдана в Йомсборге. И опытному интригану не стоило напоминать о том, что случилось в итоге. А значит…

Никого лишнего при разговоре с посланником не было. Лишь необходимые и доверенные: охрана, писец, несколько абсолютно верных придворных, обязанных ему всем и ни за что не осмелившихся бы предать. В том числе и Готье, граф Амьенский. Богумил же, совершивший все положенные по этикету французского двора действия и произнесший необходимые слова, ждал позволения донести волю своего повелителя. И он получил это разрешение, чем сразу же и воспользовался:

– Мой князь Хальфдан Мрачный знает о тех сложностях с представителем предыдущей династии, которые имеются у вашего величества, – говоря это, Богумил не забыл поклониться Гуго Капету, тем самым несколько смягчая не самые приятные слова. – И предлагает воспользоваться удачно сложившейся расстановкой сил.

– И это говорит нам посланник того, кто год за годом разоряет земли нашего королевства?

Богумил лишь улыбнулся, всем своим видом показывая, что это дело совсем другое. Да и за словами не постоял.

– Мой князь согласен заключить договор, согласно которому он лично обещает, что ни один корабль из Руси не потревожит воды вашего королевства иначе, чем по делам торговым. Сроком на четыре года с возможностью его продления.

Гуго посмотрел на своего советника, графа Амьенского. В ответ Готье едва заметно кивнул, показывая, что даже четыре года без столь раздражающих и болезненных уколов будут полезны не только для пострадавших от набегов сеньоров, но и для авторитета самого Гуго Капета.

– Князь Киевский ничего не делает просто так. А я не его союзник. Что взамен?

– Это еще не все «подарки», ваше величество, – вновь заговорил Богумил. – Князь Хальфдан Мрачный поручил мне сообщить вам следующее. Как только Священная Римская империя нападет на Венедский Союз, Русь не оставит своих союзников. И боги будут не на стороне Рима. Можете поверить, но лучше проверьте, выслушайте своих советников и тех, кто был на Руси. Да и море будет нашим. Наши драккары не уступают византийским боевым дромонам. Они уже уничтожили датские корабли. Нам союзны на море Йомсборг и Норвегия, на суше же добавятся Венедский Союз и прусские племена. Море может быть закрыто для империи. А границы империи ослабнут, когда часть войск в Дании, а другая воюет с венедами. Неважно – на их земле или же в Польше. В той Польше, которую сейчас рвут на части с двух сторон мой князь и его союзники.

Гуго, равно как и его советники, понимал, к чему ведет посланник Хальфдана Киевского. Прекратятся набеги на них на несколько лет, но взамен…. Взамен от них желают участия в доставлении проблем Священной Римской империи.

– Лотарингия?

– Лотарингий нынче две, ваше величество, – оскалился в хищной усмешке посол князя-язычника. – Есть Верхняя, есть Нижняя, нам ни одну из них не жалко, обе они под властью наших врагов. Но для вас опасна Нижняя Лотарингия с ее герцогом, Каролингом. Уж простите за эти слова, но кто помешает императору нынешнему или будущему поддержать претензии Карла Лотарингского из династии Каролингов на престол? Не теперь, а если, не дай боги, вы или ваши потомки окажутся не в лучшем положении. Трон ведь способен пошатнуться и под сильным правителем, тому в истории множество примеров.

Гуго Капет слушал посланника и ловил себя на том, что порой кивает в знак согласия с его словами. Кстати, говорил посол хоть и с резким акцентом, но правильно, на родном Капету языке. Никаких переводчиков. Это было… неожиданно при первой встрече, но сейчас уже не так удивляло.

Предложение… подкупало как своей выгодой, так и какой-то варварской искренностью. Никаких попыток спрятать истинный смысл за многословием, ни малейших признаков двойного дна. И это при том, что русичи успели за последние годы прославиться как опытные интриганы, лишь немногим уступая в этом византийцам.

Но их вера… Варвары-идолопоклонники, к тому же затеявшие не просто набег или войну, а войну против христианства на датских землях, желающие вернуть туда не так давно обрушенных своих идолов. Именно это он и высказал своему советнику, графу Амьенскому. Шепотом, чтобы посол не уловил даже примерного смысла сказанного.

– Союз христианской Франции с теми, кто ведет войну против христианских храмов…

– А если не союз? – посмотрев сначала на посла, а потом уже на своего короля, задумчиво произнес Готье Амьенский. – Они сами по себе, мы сами по себе. Карл Лотарингский ваш давний враг.

– Но договор…

– Без договора. Никаких подписей и печатей, которые могут оказаться в чужих руках.

В такой трактовке идея начинала привлекать Гуго еще сильнее. Но порядку ради он все же озвучил еще один довод.

– Королевская армия… Сеньоры севера частью поддерживают Карла и в лучшем для нас исходе останутся в стороне. А юг, пусть меня и поддержал перед коронацией, но…

– Пообещайте им часть земель Нижней Лотарингии, ваше величество, – со всей возможной убедительностью произнес Готье Амьенский. – Пообещайте, тогда они пойдут. И безземельные, они особенно рьяно хлынут в вашу армию. Да и королевский домен за счет владений Карла надо расширить. Камбре, Валансьен… Антверпен.

При последнем слове Гуго особенно сильно впечатлился. Если удастся оторвать от Лотарингии хотя бы часть земель, а лучше от Антверпена до Бульона… И пусть даже треть присоединить к своему домену. О, тогда его власть как короля значительно укрепится. Тогда он будет не один из сильных феодалов, которому повезло ухватить корону в свои руки. Усилившись, он сможет оставить сыну упрочившуюся власть, которую не осмелятся без особо веских оснований тронуть даже такие владетели, как герцоги Нормандии или Бургундии. А риск… Он сильнее рисковал, избавляясь от юного щенка в короне.

– Никакой бумаги с моей печатью князь Хальфдан Киевский не получит! – приняв решения, озвучил его французский король под одобрительным взглядом Готье Амьенского. – И нашего разговора просто не было…

– Он был, ваше величество. На нем обсуждалась поставка во Францию печатных книг и зеркал, – коротко поклонился Богумил, прижимая левую руку к груди. – Насчет договора… Можете его подписать и приложить печать, можете этого не делать. Все по вашей воле, мой князь будет доволен в обоих случаях.

– Когда… наступит время?

– Князь Хальфдан понимает, что если вы решите вторгнуться в Нижнюю Лотарингию, то сделаете это тогда, когда сочтете более удобным, – смотря на короля, не отводя взгляда, сказал Богумил. – Но он будет… немного разочарован, если вы решитесь на это, когда войско Священной Римской империи уже будет разбито.

Посланник донес до короля все то, что должен был. Собственно, на этом его задача при дворе Гуго Капета была выполнена. Вместе с тем Богумил осознавал, что ему предстоит провести тут еще как минимум год. Хотя бы для того, чтобы не вызвать своим отъездом каких-либо подозрений. И хотя Франция ему совсем не нравилась, но таков приказ. А приказы варяг привык выполнять.

Что же до короля Франции… Всем присутствующим на разговоре с посланником князя Киевского было ясно – Гуго Капет не упустит своего шанса. Ведь пока жив главный претендент на трон, да еще пользующийся на севере королевства немалой поддержкой, спокойствия первому Капету на троне не видать. И если для того, чтобы упрочить свое положение, надо вступить в тайный сговор с язычниками… Что ж, пусть будет так. А бог простит. Особенно если расщедриться на пару новых храмов в честь подходящих для случая святых. Оставалось неизвестным лишь одно – время, когда новый французский король решится действовать.

* * *

Июнь (кресень), 990 год, герцогство Бавария, Зальцбург

Тайные службы всегда ставят своим людям сложные задачи. По крайней мере тем, кто хорошо себя показывал на протяжении долгого времени. В этом Градимира сумела убедиться на собственном опыте. С детства она хотела стать воительницей, не видя для себя никакой иной судьбы. Оно и неудивительно, учитывая то, что ее мать была угнана в полон печенегами, когда Градимире было всего восемь лет от роду. Попытки найти или даже выкупить не увенчались успехом, хотя и предпринимались. Скорее всего ее мать или была убита, как особо строптивая, или просто свела счеты с жизнью, не желая быть постельной игрушкой у вонючих дикарей.

Ее и двух младших братьев воспитывал отец, сначала воин на службе у наместника Чернигова, а потом дружинник князя Киевского, тогда еще им был Владимир Святославович. Впрочем, «воспитывал» – это несколько не то слово, ведь дома он бывал не так чтобы часто. Но в то время, когда все же был дома, старался воспитывать своих сыновей так, чтобы они пошли по его пути, пути воина.

Градимира тоже стремилась к этому, но… Хрупкое телосложение, частые болезни, а отсюда и слабость тела – все это сильно, очень сильно мешало. Ну какая воительница из той, которая едва-едва меч в руках держать способна, потому как он чересчур тяжелый. Да и стрельба из лука откровенно не давалась.

Другая бы на месте Градимиры пусть и с печалью в сердце, но бросила попытки, но только не она. Нет силы и ловкости? Значит, нужно искать те стороны, в которых она будет действительно сильна. И подобное ей удалось найти. Красота. Да-да, именно ее облик еще с самых юных лет притягивал к себе взгляд парней. Худенькая, но в то же время с правильными, почти совершенными чертами лица, роскошными волосами и выразительным взглядом.

Красота также может быть оружием. Особенно если уметь применять ее в этом качестве. А Градимира училась это делать, преследуя единственную цель – поквитаться с теми, кто отобрал у нее самого дорогого человека еще тогда, в далеком детстве. И пусть нельзя было узнать конкретных виновников, но… Все они, степняки-печенеги, схожи друг с другом. Да и хазары недалеко от них ушли, у них тоже полоняники из людей русского языка попадаются. Так не все ли равно, кому из них умереть, если у всех у них душа червями источена?

Конечно же девушка понимала, что показывать собственную причастность нельзя, совсем нельзя. Но лицо, его можно и изменить, равно как и прочее. Одежда другая, подвести глаза, изобразить румянец на щеках и все такое прочее. Градимира училась еще и этому, но любая учеба нуждается в проверке. Вот она и проверила себя в первый раз, будучи пятнадцати лет от роду, но при помощи различных ухищрений выглядя постарше.

Киев – большой город, и в нем хватало тех, чей вид вызывал у нее искреннюю, от самой души идущую ненависть. Первым попался хазарин – не то средней руки торговец, не то подручный торговца. Выяснять она не собиралась, да и неважно, кем именно он был. Хазарин, степняк, людокрад из того народа, на землях которого имелись русские полоняники – и этого достаточно.

Выдать себя за продажную девку, поманить жестами, взглядом, словами… На такую необычную красотку мужское нутро отзывалось почти мгновенно. Самое сложно было позволить себя поцеловать и облапать. Но без этого никак, иначе не получилось бы заманить… в ближайший проулок, сказав, что именно там есть дом, где можно уединиться за не такую большую плату.

Только не было никакого дома и уж тем паче не требовалась плата. Ей нужна была жизнь. И она ее взяла. Как первую часть долга, часть малую, но все же неизмеримо ценную. Потому как первую часть. Острый и тонкий кинжал вошел меж ребер хазарина, со спины, как и учил отец ее братьев. Тот самый удар, которым убивают стражника в ночи. Она увидела. Она запомнила. Она долго его отрабатывала на чучеле, вызывая беззлобные улыбки братьев.

После этого ей оставалось лишь спрятать кинжал обратно в ножны, укрыть их под платьем, сорвать с пояса хазарина кошелек, придавая случившемуся вид ограбления… и уйти. К тому же деньги должны были помочь в ее дальнейшей выплате долга. Долга крови, который она обозначила перед собой и перед богами.

Семь месяцев… Ровно столько продолжались убийства в Киеве, между которыми никто не находил никакой связи. Ведь ограбления – дело в стольном граде обыденное, в том числе и заканчивающиеся смертью. К тому же Градимира заметно улучшила, усовершенствовала свои действия. Удар кинжалом теперь стал лишь одним из способов, но никак не единственным. Яд, подсыпанный в кубок с вином… Сонное зелье, после которого можно было сбросить бесчувственное тело в сточную канаву и уронить так, что голова сталкивалась с подходящим камнем. Естественные смерти, ничего подозрительного. Поскользнулся, упился вином и упал в реку или канаву, где и захлебнулся… Двое поссорившихся и схватившихся за ножи степняков… Такое тоже удавалось изобразить, пользуясь знанием того, как именно должна выглядеть такая схватка.

Но всему приходит конец, хотя в ее случае он был скорее концом одной дороги и переходом на следующую. И новая обещала быть не менее радующей ее душу, а также не нарушала данную перед богами и особенно богиней смерти Мораной клятву.

А началась эта новая дорога одним дождливым вечером, когда в их дом постучались неожиданные гости. Сама Градимира тогда сидела, глядя на огонь в очаге, и вновь просматривала проносящиеся перед внутренним взором картинки смерти еще одного степняка. Он ну совершенно «случайно» оказался затоптан конями в конюшне. Это было непросто устроить, но она справилась. Всего лишь узнать, чего боятся печенежские кони, после чего устроить им эту пугалочку и втолкнуть ничего не подозревающего степняка туда, им под копыта. Правки… не понадобилось, хотя она была и к этому готова.

Меньше всего она ожидала гостей… из числа жриц богини Лады. И даже случившийся в ту пору дома отец, не говоря уже о братьях – все они были поражены таким появлением. Хотя повод был… достаточным для жриц. Слухи о необычной красоте Градимиры уже успели расползтись если и не по всему Киеву, то среди самых отдаленных знакомых семьи точно. А всем было известно, что Ладе нужны именно такие жрицы. Вот и пришли… сделать предложение. Приказать никто не мог, а вот уговорить… Уговоры же по всем писаным и неписаным обычаям, не терпят посторонних. Потому обе жрицы и сама Градимира остались одни.

И тут ей сказали, что в ее случае особенного выбора-то и нет. Точнее есть, но он связан с раскрытием причины нескольких убийств, совершенных в последнее время. Особенно сегодняшнего, которое, как оказалось, видели двое людей. Одна из которых она, Млава, жрица Лады. Так что… у Лады появилась новая жрица. Первый же вопрос, на который следовало дать искренний ответ, прозвучал так:

– Сколько в гости к Моране от твоих рук ушло?

– Двадцать три, – ответила тогда Градимира, мило улыбаясь. И именно сочетание сути сказанного и улыбки на таком, казалось бы, безобидном и одухотворенном юном лице красавицы… впечатляло. – Восемь печенегов, остальные хазары и еще один откуда-то с юга. Я слышала, что к ним тоже хоть редко, но кто-то из людей росского языка в полон попадал.

– Жалеешь о чем-то?

– Да. Что меня остановили.

– Не остановили, а лишь прервали, – серьезно, не пытаясь шутить, произнесла Млава. – Ты как дикий зверь, бросалась на всех, кто подходил под слово «дичь». А мы покажем, как правильно затравливать добычу и какая именно жертва должна быть принесена нашим богам и земле нашей. Я лично буду тебя этому учить.

Слова жрицы оказались истинными. На протяжении нескольких лет Градимиру обучали. Очаровывать мужчин, выпытывать у них важные сведения, не самых стойких и вовсе делать безвольными куклами. Пользоваться ядами и противоядиями, иным языкам, куда входило также умение читать-писать на них. Развивали и так не самое скромное умение убивать, пусть и не в прямой схватке… Все же телесная слабость давала о себе знать.

За прошедшие в обучении годы многое произошло. Погиб отец в одном из походов. Зато подросли братья… Но они уже не стремились попасть в княжескую дружину, предпочтя пойти в дружину одного из вольных варяжских князей-ярлов. Не в последнюю очередь из-за слов своей сестры. Хоть и юная, но все же жрица Лады, она знала, что князь Владимир Святославович… не самый достойный сын своего отца. К тому же в воздухе что-то такое витало, еще не сложившееся в четкий облик.

Ну а потом было то, что было. Обособление вольных князей-ярлов, подъем из их числа наиболее хитрого и удачливого… Затем смута из-за попытки Владимира предать исконных богов, война, бегство уже бывшего князя Киевского. И возвращение жриц Лады на то место, которое они занимали раньше, во времена до Святослава Великого включительно. И тут уже и ей дела нашлись серьезные, причем за пределами Руси.

Священная Римская империя, а точнее та ее часть, которая называлась герцогством Бавария. Конечно же, выдать себя за местную уроженку не получилось бы при всем на то желании. Зато за юную полячку из глухого польского городка, чей брат был вынужден бежать от вражды с куда более сильными и богатыми соседями, – вполне. Лишним было упоминать, что этот самый «брат» когда-то существовал на самом деле. А потом взял и умер. Что забавно, умер сам, ему даже никто не «помог» из числа Тайной Стражи, этой надежной руки Киева как на своих, так и на чужих землях.

Место «брата» занял такой же, как она, прознатчик на службе Хальфдана Мрачного, а точнее, у его побратима Гуннара Бешеного, главы Тайной Стражи. Парень дет двадцати пяти, в самую чуточку глуповатым лицом и привычкой чуть что почесывать затылок. Наработанной привычкой, которая не имела ничего общего с его истинным ликом. Зато очень хорошо снижала восприятие его как опасного человека. А опасным он был, умея убивать как любым оружием, так и голыми руками.

Он стал Войцехом, а она Ядвигой Вишневицкими. Поляками, прибывшими на имперские земли с небольшими деньгами и желанием осесть на новом месте. Почему Бавария? Случайность. Почему Зальцбург? Большой город, где много людей, где никто не будет искать беглецов из Польши, да и умения, хм, Войцеха, должны были найти применение. И речь вовсе не об умениях убивать и добывать сведения. О тех, которые свойственны не ему, а носимой личине. Кстати, настоящего имени «брата» она так и не узнала. Равно как и он ее.

Оружейник и немного бронник. Не кузнец, это было бы слишком… низкое ремесло, которым пан, даже впав в бедность, мог и не начать заниматься. А вот оружие и доспехи – это другое, этим и благородным не зазорно заниматься.

Осели они удачно. Градимира была уверена, что не без помощи других «тайных». Подобное на самотек старались не пускать. Имеющихся денег хватило на домик в приличной части города, да и на кузню-пристройку. Еле-еле хватило, ну так на то и был расчет, чтобы показать заинтересовавшимся, что долго искали место, долго торговались и остались почти без денег.

И на этом… активность должна была на какое-то время закончиться. Требовалось врасти в жизнь города, стать своими. Первые полгода именно этим они и занимались. Войцех создавал себе имя как оружейник, делая мечи, кинжалы, топоры, а иногда и кольчуги со шлемами. Хорошо делая, так, что покупатели, сначала редкие, стали стекаться к нему все с большей охотой. Ну а Ядвига-Градимира присматривалась к ним, оказывая некоторым определенные знаки внимания.

Набирающий известность оружейник благородного происхождения, пусть и поляк. Да еще сестра – настоящая красавица и в то же время ревностная христианка, не пропускавшая ни единой службы… Но не фанатичка, не аскетка, всегда улыбающаяся и приветливая. Постепенно завязывались знакомства со все более и более важными лицами, в том числе и среди двора герцога Генриха II Баварского и одновременно маркграфа Каринтийского, прозванного Строптивым.

Красота – все же серьезное оружие. Благодаря ей Градимире удалось проскользнуть в число тех, кого приглашали на те или иные празднования, порой даже с участием самого Генриха Строптивого. Ну а то, что ее спутники время от времени менялись, так это дело житейское. Ведь менялись в сторону увеличения значимости при дворе. А где приглашают сестру, там по правилам хорошего тона надо и брата пригласить. Благо происхождение обоих этому вовсе не препятствовало. К тому же кое у кого из приглашенных на поясе висели клинки его работы. Богато украшенные, но вместе с тем хорошо сбалансированные, из отличной стали, проверенные в боях и поединках.

Где двор, там и разговоры. Много разговоров, среди которых опытные прознатчики сумеют отобрать то, что полезно знать Киеву. Все стоящее запоминалось, потом записывалось тайными знаками и передавалось с нужными людьми. Так продолжалось довольно долго…

Нравилось ли происходящее Градимире? Скорее нет, чем да. Она готовилась убивать, а не разбивать сердца придворным. А за время пребывания в Баварии ей лишь дважды пришлось опробовать свои отточенные жрицами умения, да и то одной из жертв был излишне навязчивый любовник. Яд подействовал быстро, не вызвав подозрений. Второй же… просто оказался не в том месте и не в то время, за что и получил удар узким трехгранным кинжалом в основание черепа. Никак не ожидал бедняга подобного от хрупкой, «воздушной» девицы.

И вот в успевшие приесться будни как глоток свежего воздуха ворвалось новое поручение. Опасное, но именно чего-то такого она, Градимира, и ожидала. Из-за назревающей войны со Священной Римской империей Руси требовалось воспользоваться царящими внутри империи противоречиями. И Бавария была как бы не лучшей из всех возможностей.

Все дело было в ее герцоге, Генрихе Строптивом. Беспокойным он был человеком, но вместе с тем бесстрашным и лишенным всяческого почтения перед любыми стоящими выше него. Кровь… Племянник Оттона Великого, он был полностью уверен, что именно ему суждено быть великим правителем под стать дядюшке. Что он и доказывал, с завидным постоянством пытаясь вырвать власть над империей из рук Оттона II Рыжего, который, что все признавали, был лишь тенью Оттона Великого.

Первая попытка случилась в 974-м, когда Генрих решил скинуть родственника с имперского трона путем заговора. Не повезло, нашлись предатели среди вовлеченных. Заговор был раскрыт, а Генриха с ближайшими родовитыми сообщниками засунули в крепость под надежную, как тогда казалось, охрану.

Зря им так казалось. Молодой герцог Баварии предусмотрел такое развитие событий, дав указания тем сподвижникам, что оставались в тени. Именно они проникли в крепость Ингелгейм, позволив ему с сообщниками вырваться и вернуться в верную лично ему Баварию. Там, опираясь на верных вассалов, он собрал войско и приготовился драться как за имеющуюся власть, так и за корону всей империи. Силы были не равны, Генрих Строптивый был разбит и бежал. Но бежал, не утратив желания сражаться всеми возможными методами.

Всеми! Поэтому никто не удивился, когда, заручившись поддержкой союзников, Строптивый снова поднял восстание против императора, заручившись поддержкой маркграфа Каринтии Генриха Младшего и епископа Генриха Аугсбургского – своих кровных родственников, да к тому же связанных накрепко именно с баварским семейством. Эта попытка, уже третья, была самой серьезной и кровавой, Оттону II пришлось напрячь все свои силы, чтобы сокрушить «трех баварских Генрихов».

Потом было заключение, довольно длительное. Но даже из заключения Строптивому каким-то образом удавалось влиять на происходящее за стенами его темницы. Ничем иным было не объяснить скоропостижную смерть нового герцога Баварии Оттона Швабского. После этой смерти император Оттон II вынужден был, скрежеща зубами, вернуть Баварию пусть не самому Генриху Строптивому, но его родичу и верному союзнику Генриху Младшему. А это было почти равносильно возвращению самого Строптивого на герцогский трон.

Собственно, именно это и произошло, стоило помереть императору Оттону II. Началась грызня за власть, а держать в крепости Генриха Строптивого, учитывая, что Генрих Младший готов двинуть войска для его освобождения… В общем, Строптивый вылетел из тюрьмы чуть ли не быстрее, чем успел этого потребовать. Ну а опираясь, по сути, свою Баварию, вновь поднял восстание против императора, уже четвертое по счету.

И оно было куда удачнее предыдущих! Ему удалось считавшееся невозможным. Строптивый ухитрился «взять бога за бороду», при поддержке своих баварцев растоптав сопротивление верных малолетнему императору войск, захватить самого Оттона III. А захватив, пошел сразу по двум путям… Его устраивало как то, чтобы его – племянника Оттона Великого – избрали императором, так и чтобы назначили опекуном императора нынешнего. И мало кто сомневался, что даже во втором случае он очень скоро станет императором… от скоропостижной и ну совершенно естественной смерти опекаемого.

Именно поэтому как большая часть знати – помимо баварской, и каринтийской, что по сути были одним целым – так и церковники его не поддержали. Последние еще и потому, что особого почтения перед духовными лицами Строптивый не испытывал. Даже более того, сильно недолюбливал по причине того, что его наследника оторвали от семьи и отправили на воспитание в монастырь самых строгих правил, где он и пробыл с момента заключения Строптивого в крепость и до того времени, когда ему удалось захватить мальчишку-императора.

Мать и бабка Оттона III сразу смекнули, что им может быть ну очень-очень плохо, если они ввяжутся в очередную войну с сильным, опытным и крайне озлобленным на императоров, потомком Оттона Великого, врагом. И пошли на попятную. Да так пошли, что Строптивый, хоть и не стал императором или опекуном оного, сразу же вернул себе Баварию, против чего Младший даже не думал возражать. Тем более, что сел на троне Каринтии, по сути вновь ставшей одним целым с Баварией.

Только от того, что ему была возвращена Бавария, ненависть Генриха Строптивого к правящей семье ничуть не утихла. Более того, лишь усилилась. Спустя пару лет умер Генрих Младший… На попытку регентш империи передать Каринтию… кому-нибудь, лишь бы не ему, Генрих Строптивый грозно рыкнул, напомнив, что войска Баварии и Каринтии с удовольствием восстанут и в пятый раз. Намек был понят… Генрих Баварский стал и Каринтийским. Это было чуть более года тому назад.

Сейчас же… Сейчас Строптивый крепко держал в своих руках Баварию с Каринтией и выжидал очередной возможности показать свой буйный нрав. В том числе и об этом Градимира писала в Киев. Так что полученное оттуда поручение ее совсем не удивляло.

Поручение получено. Поручение следует выполнять. И, по возможности, не затягивая. Тем более, что сейчас она вскружила голову одному юнцу, единственным достоинством которого была дружба с наследником Генриха Строптивого, тоже Генрихом. И этот юнец мог, через своего друга-наследника, устроить появление Ядвиги-Градимиры в зальцбургской резиденции герцога.

Появление там Градимиры, точнее последствия оного, могли быть крайне опасными. Потому дразнить Морану не стоило, а значит, Войцех должен был… исчезнуть. Не из Зальцбурга вообще, а лишь с глаз знакомых людей. Случись что с Градимирой, он должен был уцелеть, а там либо попытаться каким-то образом вытащить «сестру», либо хотя бы сообщить в Киев о постигшей их неудаче.