Текст книги "Хочу женщину в Ницце"

– Чего уж, понять не мудрено! Я так разумею, что едва наш флот тронется из Кронштадта, то англичане нам в помощь будут, датчане тоже. Вот что французы будут делать, пока мы пойдём по Бискайскому заливу, гадать не будем, они нам, я думаю, до Гибралтара доплыть не дадут, а потопят под любым предлогом или не будут нам предоставлять помощь у себя в портах, и мы сами потонем с нашими доморощенными навыками. Как я понимаю, опыта таких экспедиций у нас просто нет, и что нас ждет – никто не знает. Даже если наш флот пройдет Гибралтар, то до Ливорно ещё надо доплыть. Всё плавание будет зимой, а это бесконечные шторма! – Федор снова обошел вокруг стола, вглядываясь в пометки брата, и пытаясь разобраться в его замысловатых закорючках.

– В корень зришь, не напрасно матушка всегда была о тебе высокого мнения. Англичане обещают помощь. Они даже свой остров Минорку на Средиземном море готовы подарить России, только бы мы решились на этот поход.

– Вернее, авантюру! – смело посмотрел брату в глаза Федор.

– Называй, как хочешь, коли тебе французский милее.

– Не возьму в толк, Алеша, почему так усердствуют англичане в своей помощи нам?

– Матушка наша смотрит шире, нежели ты и я! Она уже успела получить самые надежные бумаги от английского кабинета, что их держава не потерпит франко-испанского нападения на российский флот, а посему во всех своих портах они нам помощь готовы оказать. Французы же за свою помощь в войне против нас просят у Порты уступить им Египет, а, значит, и свободное плавание по Красному морю. Убытки от потери своей Канады французы намерены покрыть прибылью от торговли между Марселем и Бомбеем, который будет открыт прямым путем в 48 дён. В случае нашей победы Англия будет контролировать торговлю с Индией. Воевать французам с англичанами ныне никак нельзя, у французов и с деньгами проблема. Пусть французский флот в Тулоне мощный и легко нас потопит, большую войну Франция теперича не потянет. Посему императрица наша подтверждает мой расчет, что нынче выгодно для России использовать вражду Франции и Англии.

– Алешка, сказывай, отчего в тебе поселилась такая вера, будто флот наш способен потопить турецкий, который по своим кораблям в сто крат больше нашего?

– Есть у меня конфиденции, что у них скверная корабельная артиллерия, неповоротливость, малая устойчивость кораблей из-за высоких бортов. Но главное, Дунайка, французы не сумеют изменить худые порядки в турецком флоте, где капитаном становится не тот, кто более достоин своими навыками и опытом, а кто больше заплатит капитан-паше.

– Откуда такие конфиденции?

– Матушка нашла людей, которые служат в окружении барона Тотта – главного французского агента в Турции. Французские инженеры и офицеры, которые понаехали в Порту, трудятся там по мере сил, но не всё у них ладится.

– Будто у нас на лад дело пошло! У нас даже порох содержит столько примесей, что не горит!

– Матушка грозится всё поправить. А там, глядишь, и англичане слово свое сдержат, да подсобят нам, как обещано было. Много людей от них к нам на работу на корабли наши готовы приехать.

Февральским утром 1769 года в Ливорно было сыро и ветрено. Море штормило, и в порту было малолюдно. Всегда прозрачный воздух Тосканы был в тот день почти белым, будто в предгорьях Апеннин жгли костры. Оттого, должно быть, в роскошном палаццо Орловых горели свечи. Федор поднялся в покои старшего брата и прислушался к его тяжелому сбивчивому дыханию. Из просторного коридора было видно, как здоровенный детина, держась за притолоку двери, то и дело поднимался на руках и долго качался, как маятник.

– Гляжу, нынче ты, Алешка, пробудился ранёхонько, – Фёдор обнял брата, приветствуя его после недельной разлуки.

– Я, Дунайка, пробудился аж затемно. Спина снова донимала судорогами и ныла всю ночь напролет. Так я на море ходил, думал, авось полегчает. Немецкие доктора советовали холодной водой обливаться. Так я вот что выдумал: вошел в море, стал лицом к берегу и, опершись на шест, дал волю морю обкатывать поясницу волнами. Вроде стало легче.

– Вода-то ледяная, кабы хуже не стало, не застудился бы.

Алехан слушал его и живо растирался полотенцем. Повернувшись к брату красной от прилива крови спиной, он взял со стола бумагу и, посмотрев на того вполоборота, улыбнулся.

– Читай внимательно, Дунайка, его вчера ночью доставили. Рескрипт. Не напрасно мы Гришке с тобой так много бумаг слали. Всё, что просили, братка наш выполнил и матушке нашей растолковать сумел.

Фёдор быстро прочел документ и, довольный, ухмыльнулся брату:

– Выходит, государыня наша самолично подписала рескрипт сей в Петербурге. Ты на дату то смотри – 29 января 1769 года. По нему ты верховное руководство на себя принять должен. Видать и впрямь верит она нам всецело.

– Послушай, братка, каково она пишет: «… охотно соизволяем мы по собственному вашему желанию поручить и вверить вам приготовление, распоряжение и руководство сего подвига». Только вот, как я тебе раньше и говорил, восстание каждого народа порознь не может быть для нас полезным.

– Стало быть, всё, что сделал Каразин в октябре – и взятие Бухареста, и три тысячи восставших, всё напрасно? Зачинать сызнова, что ли придётся?

– Матушка не могла ведать наперед такого скорого успеха от своего эмиссара. Третий месяц минул, как война с Портой объявлена, а мы уже столько наворотили. Все матушкины эмиссары дельными людьми оказались, но потребно не токмо поспешно, сколь совместно едино зачать баталию, и то, как только наш флот подойдет. А что получается? Греки в Морее спустились из своих ущелий, разграбили всё на равнине и опять в своих ущельях поскрывались.

– Алешка, а где государственные грамоты, которые царица сулила спешно передать тебе за печатью и собственноручной подписью?

– Ты про что это забеспокоился, Федор?

– Я про её заверения учесть интересы всех поднявшихся против Порты народов на случай замирения с Портой.

– Бумаги получили, я их отдал в канцелярию. Деньги на первоочередные расходы матушка извещает, что в скором времени переведет.

– Сколько?

– Пока двести тысяч. Думаю, нужды не будет. Остальное на кораблях доставят.

– Важно, Алешка, нам прежде расчет правильный составить по приходу русских эскадр.

– Не время, Дунайка, голову ломать. Ныне предаваться надобно иному – как учинить неприятелю нашему чувствительную диверсию.

– Да мы и так без дела не сидим: агентов разослали, с греческими повстанцами связи наладили, оружие заготавливаем. Так что торговые дела графов Острововых идут складно.

– Полно тебе, Дунайка. Отрадно мне, что матушка наша под видом купцов присылает нам опытных армейских офицеров. Мы их здесь подолгу не задерживаем, купцы наши разъехались по всему Медитеррану. Скажи, как думаешь, скоро ль нас французские шпионы окончательно уличат?

– Боюсь, недолго осталось. Не всё случилось сделать тихостью, как доверяла нам императрица. Но мы дело своё делаем как должно. Переговоры с купцами из Турина насчет оружия, я уверен, пойдут на лад. Туринское купечество с нашими тульскими купцами торговыми связями дорожат и имеют большие доходы. Документы у всех наших агентов справные. Слышь, Алехан, выходит, князь Юрий Владимирович Долгорукий под именем купца первой гильдии Барышникова к нам направлен, видел я по бумагам от Екатерины.

– Знаю, это я матушку просил прислать его ко мне. Нужда в нем невелика, и хоть он мне не по сердцу, он сам просил себя вызвать. Офицер храбрый и строптивый, размер его ума мне неведом, но он желает проявить усердие, живота не жалея. Чего уж там, вакансия на него есть.

– А мне казалось, что он человек легкомысленный.

– Ты ещё про нас заведи разговор! В баталиях проверим его, он вровень с нами встать хочет. Я его в Черногорию наметил, в языках он силен. У нас другая проблема – Сергей Домашнев у себя в канцелярии в бумагах, как червь, закопался, а ночью на бюро спит.

– Ты за него, Алешка, будь спокоен. Он в свободное время по ночам книги свои пишет. Думаю, быть ему академиком. Домашнев нам подмога великая, но одному ему не совладать.

– Что делать? Только ему я доверяю свою секретную переписку с Гришкой и матушкой нашей, а давеча он сам без приказу перлюстрировал перехваченные шпионские письма. Я вдобавок велел ему печатать мятежные листки для восставших греков.

– А теперича он изволит формированием легионов из албанских добровольцев заниматься!

– Полно о нем. Лучше сказывай, Дунайка, как ты в Геную съездил. Тревожусь, кабы фортуна нам не изменила.

– Досадую, но с тем подержанным линейным кораблем, что купцы обещали мне уступить, ничего не получилось.

– Отчего же так приключилось? Надежда у нас на него большая была!

– Разумею так, что мешают нам не только французские шпионы, но и англичане. Брались помогать, да совсем иначе поворачивается.

– Англичане, братка, давно ведут двойную игру. Скажу тебе больше, по всему пути от Петербурга до Ливорно их «Форин офис» перлюстрирует наши послания. Дрезден и Вена полны их шпионами. Мне без тебя, Дунайка, здесь в Ливорно нелегко приходилось. Я всей этой шайке, что меня весь месяц обхаживает по городу, допрос недавно учинил.

Федор покачал головой и не произнес ни слова. Алехан взглянул на брата и продолжил:

– Ты почто догадался, у меня спину сызнова ломить начало?

– Видать, пил вдоволь и ел небось бесчурно! Вес нагулял лишний, – Федор посмотрел на брата с укором.

– Правду молвишь! Я эту шайку скопом третьего дня к себе зазвал, обещал поведать о наших торговых связях. Перво-наперво стол накрыл знатный, подобно тому, что готовили в Петербурге. Денег отвалил не жалеючи, а ночью всех во хмелю поднял на ноги и учинил допрос. Кто язык развязывал, я в своей карете домой отправлял. Ну, а кто продолжал упорствовать, стоя в непотребном виде – я тех просто из окна выкидывал. Я тебе вот что скажу, едва деньги из России придут, попробуем перекупить агентов, что под англичанами и на графа де Бойля работают. Людей надежных ещё подберем, шифры изменим. Дела наши на лад пойдут быстрее, сам увидишь! Не тушуйся!

– Когда эскадры выйдут из Кронштадта, пока не ведомо?

Федор жаждал новостей, оттого и не присел ни разу.

– Матушка сказывала, что в начале лета, чтобы дойти с минимальными потерями. Осенью должны быть в Порт-Магоне на Минорке, там англичане помогут с ремонтом, провиантом и лекарствами.

– А кто поведет эскадры?

До сей поры не слыхать, по всему разумению, если сложится, как наперво царица планы строила, то заглавную эскадру возглавит Спиридов.

– Справный хоть флотоводец? Для великой цели здоровьем своим надобно крепким быть.

– Да почем я знаю, матушка им довольна, сказывала, что исполнительный хозяин и старый морской служака. Был вице-адмиралом и командует кронштадтской эскадрой. Лучшего кандидата, пожалуй, и не сыскать.

– Старый, небось?

Да, уже не молод. Полных пятьдесят шесть ему. Видал я его сто крат, здоровьем он очень хрупкий, а к старости болезни злее становятся, как говаривал лекарь Ерофеич. Матушка отписывала мне раньше, что намерена вперед выдать ему орден и произвести в полные адмиралы. Если сдюжит, то быть ему первым адмиралом в походе.

– А ежели нет?

– А ежели не сдюжит, – вздохнул Алехан, – значит, опять одни иностранцы будут флот наш в Архипелаг гнать.

Только осенью 1769 года братья Орловы приступили к полноценной подготовке встречи русской эскадры. Скрытно заготовлялись припасы в Тоскане и на Сардинии. Однако, как эскадру ни торопили, Спиридов на своем флагмане «Евстафий» первым зашел в английскую крепость Порт-Магон только 18 ноября. Туда и спешил Алехан отправить брата первым же попутным кораблем.

Английская бригантина снималась с якоря в Ливорно ночью и уходила на Гибралтар. Море было спокойным.

– По всему видать, Бог нам в помощь, Дунайка! – сказал Алехан, прощаясь с младшим братом, – через пару дней ты уже будешь на Минорке. Капитан талдычит, что они вставать на якорь в Порт-Магоне не намерены. Тебя шлюпка подберет, они знак дадут.

– Не тушуйся ты так, я сразу к Спиридову с пакетом, – Фёдор похлопал по толстому, засургученному со всех сторон пакету.

– Говори с ним круто, пусть сразу вникнет – кто перед ним. Высочайший рескрипт императрицы нашей требует, чтобы генерал-поручик граф Алексей Орлов был здесь верховным главнокомандующим всем войском и флотом не только на суше, но и на море.

Алехан ещё раз указал брату на пакет и продолжил:

– Ты же моё первое доверенное лицо. Матушка негодует, опять рескрипт с очередным выговором Спиридову отписала, за медлительность плавания и множество больных. Если только османы смекнут, что Спиридов стольких своих кораблей недосчитался, то быть нам битыми в баталиях. Я поспешу тебе вслед бумагу Спиридову отослать, чтобы он в переписке с Петербургом корабли наши именовал теперича иначе.

– Это как? – не понял брата Фёдор.

– А так! Взять хотя бы фрегат «Надежа Благополучия» – пускай будет впредь именоваться линейным кораблем, а все пинки и пакетботы в момент станут фрегатами. Так мы не токмо султана устрашим, но и силы эскадры увеличим в раз. Пущай спешно вымарывают то, что не успели еще отослать.

– Как бы офицеры наши тебя на смех не подняли, – с беспокойством в голосе тихо сказал Фёдор и тут же пожалел о своих словах, заметив, как у брата задергался шрам на щеке, а в глазах появился стальной блеск.

– А ежели кто будет потешаться, то ты мне доложишь! Спиридову, смекаю, нынче не до ухмылок. Ещё в баталиях не участвовали, а уже столько народу загублено! Офицеры наши храбрые, спору нет, токмо ответ держать за содеянное никто не пожелает. Матушка наша с меня ответ требовать будет, за кажный рубль заставит отчет держать. Из эскадры Свиридова лишь четыре линейных корабля да четыре фрегата осталось. Треть всех судов аж до Англии не дошли. Стыд, да какой! Императрица наша ногами топчет – как можно из Кронштадта до Медитерана полгода добираться?! Помнишь, Дунайка, как мы с тобой от Спиридова первое письмо прочли? Слава Богу, сам адмирал переболел, но остался живым. А то токмо два месяца он в море проплавал, ещё до английского Гулля не дошел, а в морском походе умерло более сотни человек, да ещё больных полтысячи! Покуда до Архипелага доберемся и турка бить станем, окажется, что воевать совсем некому, а кто жив остался, тот еле ноги волочит! Ну да ладно, прощевай, братка, а я писать тебе буду исправно.

По прибытии в Порт-Магон Федор к прискорбию своему узнал, что Спиридов только что схоронил своего старшего сына Андрея, давно страдавшего тяжелым недугом, и пребывал в подавленном состоянии. Однако Фёдор выполнил обещание, брату данное, что первым делом известит адмирала о том, что командовать всем флотом Григорию Андреевичу не придется, и что переходит он в распоряжение Алексея. Следующим письмом Алексей Орлов посылал ордер делить эскадру на отряды. Первому из них, под началом адмирала Спиридова, велено было идти в греческий порт Виттуло, другому отряду под брейд-вымпелом бригадира Грейга – в Ливорно, чтобы принять на борт самого Орлова в качестве главнокомандующего. Фёдору братом было велено остаться при Спиридове для надлежащего догляду, а также, по необходимости, брать на себя командование в случае высадки с кораблей эскадры сухопутного десанта в Греции. Из Порт-Магона Спиридов вышел 24 января, миновал Сицилию и согласно ордеру зашел на Мальту. Грейгу в походе везло больше, чем Спиридову, его линейный корабль «Три Иерарха» даже Бискай, который вечно штормит, проскочил удачно, однако на сей раз из Магона в Ливорно Грейг прорывался сквозь шторм. «Ростислав», которого так долго ждали в Магоне, так и не сумел зайти на Минорку. Штормом его отбросило к Сардинии, были сломаны обе задние мачты, а после ремонта ураганный ветер и вовсе загнал его в Геную.

Весь январь Алексей Орлов в полном отчаянии прождал прибытия отряда Грейга в порт Ливорно, но туда добрались только один корабль, один фрегат и один пакетбот. И, хотя пакетбот «Почтальон» сел на мель, с которой его не могли снять две недели, Алехан был безмерно рад, что бригадир Грейг наконец-то оказался в его объятиях. Граф так долго ждал, когда же на рейде тосканского порта появится первый русский корабль, что как только, блистая золотом римского воина, вооруженного мечом и щитом, на горизонте завиделся нос неизвестного никому из местных командиров шестидесяти шести пушечного линкора, Орлов подбросил над головой черную шляпу с бриллиантовой кокардой и заорал во все горло: «Виват!». А когда тощий тосканец с крючковатым носом и обветренным лицом бросил красивой даме фразу, непонятную графу, возможно, посмеиваясь над реакцией Алексея, и дама украдкой улыбнулась, прикрывая рот веером, Орлов грубо оттолкнул мужичонку и, подойдя к незнакомой даме неприлично близко, почти прокричал ей в лицо:

– Да! Это наш «Три Иерарха», я сразу узнал его по фигуре римского воина на носу!

Корабль тем временем неторопливо принимал разворот, и вся его кормовая композиция, выкрашенная в золотой цвет, засияла на солнце. Наконец российский флагман «Три Иерарха» под командованием капитана, известного в России как Самуил Карлович Грейг, бросил якорь в порту Ливорно. Вскоре на набережной началось построение первых корабельных офицеров линкора. Согласно правилам ношения морской одежды российским офицерам предписывалось носить белый кафтан с зелеными лацканами, зеленый камзол и штаны. Однако одежда выстроившихся в порту моряков была далека от Морского Устава. Пожалуй, только Грейг выделялся опрятностью и желанием соответствовать торжеству момента представления первому лицу Архипелагской экспедиции. Команда была представлена графу, который сердечно обнял и расцеловал бригадира, как своего старого приятеля, не обращая внимания на неприятный запах, источаемый его влажным кафтаном. Золоченая карета первой покинула порт, увозя Грейга в роскошный дворец графа Орлова. В окно проникал тонкий аромат лепестков первых весенних роз, устилавших мостовую. Капитан, впервые оказавшийся в Италии, ощущал легкое головокружение. Улыбчивые смуглолицые женщины почти повсюду жевали черные маслины, лавки магазинов были забиты всякой всячиной, и только от ослов пахло мочой, как в корабельном клозете. Поднимаясь по широкой каменной лестнице особняка, Орлов старался бережно поддерживать под руку исхудавшего моряка, как утомленную даму после затянувшегося бала, опасаясь ненароком споткнуться.

– Теперича, капитан, выпьем с тобой прекрасного итальянского вина, или тебе сподручнее чего-нибудь покрепче? – спросил граф, находившийся в прекрасном расположении духа.

– Как прикажете, ваше сиятельство.

– Нынче никаких ордеров не будет, будем просто пить.

– Я, ваше сиятельство, не большой охотник до энтого. Впрочем, как скажете.

– Орлов внимательно наблюдал, как Грейг медленно смаковал красное вино из большого бокала, и ждал, когда же бригадир захмелеет, но его гость оставался бодр и скуп на слова. Моряк и ел, не торопясь, и, казалось, не был склонен пользоваться моментом и набивать себе брюхо. «Политический агент» Англии кавалер Дик, сидевший на противоположной стороне стола, в отличие от капитана себе ни в чем не отказывал, но вскоре прикрыл затуманившиеся глаза и захрапел, склонив голову.

– Никак, Ваше сиятельство, вы спросить меня желаете о чем-то важном? Так не тяните, спрашивайте, я к вашим услугам!

– Хочу, чтоб ты помог мне разобраться в делах наших, капитан!

– В чем именно? – Грейг внимательно и с готовностью посмотрел на Орлова.

– А вот в чем, капитан. Я тебе буду докладать, как я понимаю про положение на флоте, а ты должен внимать и поправлять меня, ежели неправду скажу.

– Пожалуйте! – Грейг с готовностью улыбнулся.

– Перед тем, как начать, граф убедился, что их никто не слушает, и, повернувшись спиной к храпящему англичанину, произнес:

– Эскадра Спиридова должна была состоять из семи линейных кораблей, одного фрегата, плюс один бомбардирский, четыре пинка и два пакетбота. Так?

– Так! Еще добавляйте Готланд, где мы пополнились четырьмя кораблями эскадры вице-адмирала Андерсона. Прибавьте к тому же два линейных, пришедших в Копенгаген из Архангельска.

Орлов одобрительно кивнул головой.

– Теперича вот что: на каждом корабле должны были отправиться по 10 рот солдат по 25 человек в каждой. Выходит, токмо на одних линейных кораблях должно значиться 967 сухопутных солдат. Ружей положено было отправить от трех до четырех тысяч, ещё тысячу карабинов и 500 драгунских ружей, пушек порядка 30.

– Однако, в толк не могу взять, зачем… Кому в голову пришла такая идея – столько необученного народу загубить!

– Не твоего это ума! Пехота мне нужна, союзников будем искать! Итак, положим, 18 июля 1769 года эскадра отплыла от Кронштадта, так?

Грейг в знак согласия кивнул головой и сказал:

– Да, на Красной горке мы взяли 818 солдат и офицеров Кексгольмского полка и две роты артиллерии.

Алехан выпил полный бокал красного вина и, утерев рукавом губы, перекрестился:

– Теперича так. По нашему разумению, в портах Дании и Голландии нас должна была ожидать помощь и радушие друзей, но уже в августе «Святослав» – корабль новейшей постройки возвернулся в Ревель из Готланда по неспособности к дальнейшему плаванию. Дальше хуже. Спиридов долго плывет до Копенгагена, долго стоит на рейде! Отчего так? Вопрос…

Грейг попытался объяснить, но Алехан остановил его жестом руки:

– Молчи, Самойла. Спиридов оправдывается собственными болезненными припадками, – раздраженно прокричал Алехан.

– Возражаю!

– Капитан, твои возражения я приму потом, а покамест больше слушай. Генерал Философов, русский посланник в Копенгагене, доносил в Петербург императрице, что наши мореплаватели в сильном невежестве и в слабом порядке. У большей части наших офицеров стремление больше было к возврату, а не к продолжению экспедиции, экипажи теряют бодрственную надежду. Ладно, это я ещё мог терпеть! Но, когда эскадра пришла к берегам Англии, граф Чернышёв написал то же самое, что нет у моряков бодрственной надежды. Обо всём этом он пишет самому Панину, понимаешь?! А графу это только и нужно, поскольку он был большим неохотником до нашей экспедиции. О Спиридове докладывает, что он в унылом состоянии духа, отчего и подчиненные невеселы. Я не олух, понимаю, что, если три года назад у нас не было ни флота, ни моряков, то за это время немногое успело поменяться. Прискорбно одно, что Россия с начала столетия и до сей поры на флот свой истратила более 100 миллионов рублёв, и что же мы имеем?

– Дозволь мне теперь. – В знак согласия Алехан кивнул, не поднимая глаз. – В нашей эскадре сперва насчитывалось пять с половиной тысяч матросов. Однако, добрая половина экипажа состояла из рекрутов, а не матросов. Рекрут за матроса сочтен быть не может, ему нужно время, он должен сходить в походы, сделать несколько кампаний на море, привыкнуть к нашей пище. Чернышёва я знаю, и с ним согласен. К примеру, на пакетботе «Летучий» я заметил много старых матросов, а если и рекруты попадались, то все сплошь из города Архангельска и окрест. Однако, большинство рекрутов на других кораблях все, как один, из крестьян, которые жительство близ Москвы имели. Они моря отродясь не видывали и качки не знали, а токмо соху покинули. Вот архангельский мужик – хороший моряк, он и к еде морской приучен. Жаль, что умерло много народу! Большей частью поносы и флюсфиберы. От излишнего экипажа теснота великая на кораблях. Ошибку мы сделали, что больных из госпиталей мешали с рекрутами, отчего последние все почти по очереди перехворали. Тут Спиридов передышку на якоре верно дал, иначе все больные передохли бы, как мухи. А так, от свежего мяса и зелени очень многие поправляться стали. В Дании мы пополнили запасы свежей провизии. Запасы были обширны, но во время тяжелого перехода по Северному морю до берегов Англии из-за жестокой качки горячую пищу принимать было невозможно. Мы вынуждены были перейти на сухомятку. Питались в основном солониной и сухарями, сразу вспыхнули болезни. Жестоко страдали не только пехотинцы, но и моряки. Каждый день после краткого отпевания вахтенные матросы зашивали трупы умерших в парусиновые мешки и выбрасывали за борт. В Гулле выгрузили полтысячи больных, за три недели из них умерло 83 человека. Обсудили мы со Спиридовым сложившееся положение, совместно приняли решение идти дальше небольшими отрядами, поскольку опасались, что ремонт ряда кораблей мог затянуться. Первым покинул Гулль «Святой Евстафий». Там держал свой флаг наш адмирал, он первым и пришел в Порт-Магон. С ним вместе ушел «Северный Орел» и фрегат «Надежда». В Атлантике их разбросала буря. «Северный Орел» получил течь и с трудом отошел в Портсмут, где до сих пор стоит в ремонте. «Ростислав» заходил в Лиссабон, чтобы выгрузить 200 больных, более месяца там простоял. Нынче встал на Сардинии на ремонт, а до Магона так и не смог дойти, всё время штормило.

– Знаю! Ещё знаю, что на Минорке 332 умерших и 313 больных, брат отписал мне. Почтовый пакетбот добрался до нас неделю назад. Смекаю, что «Ростислав» уже в Генуе, если верить англичанам. Шторм его туда отбросил после ремонта.

– А зачем тут англичане? – Грейг недоуменно посмотрел на разгоряченного графа.

– А! – махнул рукой Алехан, – они здесь повсюду держат свою агентуру. Они, небось, и тебя просили сообщать им о наших планах и перемещениях. Ты ведь тоже англичанин! – Алехан испытующе по смотрел на Грейга.

– Я шотландец, шотландский еврей, и шпионить против страны, в которой собираюсь жить и службу нести, я ни за что не стану! Я моряк, а не шпион, и почему меня некоторые англичане предателем считают, я не знаю. Я Англию не предавал, но и против России шпионить не буду. Лучше скажите мне, граф, кто такой этот Эльфинстон?

Алехан слегка раздраженно ответил:

– Эльфинстон – хороший капитан, смелый до безрассудства. Меня загодя уведомили, что императрица наша приняла его на службу в мае и произвела в чин контр-адмирала.

– Какие у него слабости имеются?

– Сообщали, что он очень грубый человек, матроса не любит. Ищет славы, уж не знаю – слабость это или достоинство. России служить будет честно, но страны нашей не знает, и любви особой к ней не испытывает.

– Это пусть, – сказал Грейг, осклабившись, – служил бы честно и довольно!

– Он сейчас спешит со второй эскадрой нам на подмогу, я получил от него известие, что Портсмут они покинули. «Святослав» теперь в составе его эскадры, а не вашей. Думаю, что к маю он подойдет к берегам Мореи. На борту его кораблей среди пехотинцев есть и кирасиры.

– Сколько у него теперича кораблей? Как прошли Северное море? – в голосе Грейга появилось беспокойство.

– Скажу, как есть, чего уж там. Три линейных и два фрегата. Больных меньше чем у Спиридова… пока!

Грейг, смущенно поджимая губы, чтобы не были видны почерневшие зубы, улыбнулся и покачал головой:

– Ваше сиятельство, ваши слова отчасти соответствуют записям, сделанным в шканечном журнале моего флагманского корабля. Более подробные записи я веду самолично в собственном журнале в форме личного дневника. Могу представить вам их все.

– Добро, но ты лучше, Самойла Карлович, поведай мне простым словом о переходе эскадры в Медитеран. Для моего собственного разумения мне надобно понимание, а не сухой язык рескриптов, да цифирь. Брехни стало много, понимаешь?

– Понимаю, но с чего начать, не ведаю.

– Начни с того, капитан, как эскадру вы готовили!

– Тогда так, – тяжело вздохнул бригадир, – прошлой весной, когда корабли, предназначенные к походу на Архипелаг, ещё стояли во льду, началась ежедневная работа по вооружению мачт. Тогда же мы обнаружили, что все без исключения линейные корабли имели течь. Такелаж был обновлен только наполовину и, понятное дело, был ветхим. Из губерний спешно присылались рекруты, коих командиры гоняли по кораблям и днем, и ночью, их было легко узнать по новеньким рабочим платьям. Они боялись смотреть вверх на сорокаметровые мачты и, как зайцы жались к надстройкам, лишь бы не оказаться у борта. За два месяца до отплытия ни одна команда не была полной, едва хватало матросов на каждую мачту, канонирам приходилось обслуживать до трех пушек.

– А какова была помощь императрицы?

– Высочайший рескрипт Спиридов получил только в день весеннего равноденствия. Адмиралтейской коллегии предписывалось оказывать Григорию Андреевичу всевозможные вспоможения. Стало много легче, каждый норовил угодить.

– Выходит, Спиридову развязали руки только к началу апреля?! Я ведь писал брату и императрице, чтобы торопились! – Орлов ударил кулаком по столу.

– Государыня каждый день присылала гонцов, торопила. А куда было спешить? В Кронштадте тогда не было ни одной карты и лоции Средиземного моря. Среди служителей кораблей половина рекрутов ни разу в море не бывала. К лету треть штата вакантной пребывала. Видать, их и брать-то было неоткуда. Тогда же Императрица пожаловала Спиридова в полные адмиралы. Тем же указом граф Чернышёв был определен вице-президентом Адмиралтейств Коллегии. Граф был в Лондоне и обещал раздобыть нужные пособия для изучения Медитерана. По моему разумению, старослужащих матросов приходилось по одному али по двое на дюжину первогодков. Всюду недобросовестность, и хоть такелаж поставлялся скоро, был негодным, гниль одна. Спиридов с ведома Мордвинова взял с собой в плавание двух своих сыновей. Старший, Андрей, часто хворал – так адмирал надеялся, авось на него благотворно тропический климат подействует. Однако, не дотянул – в походе он все время тяжело болел и в Магоне умер. Задержка с отходом эскадры, конечно, была – трудно было в гавани грузить на борт тяжелые осадные орудия. Полагаю, через Панина Чернышёв спешно подыскивал в Англии опытных моряков и командиров на вакансии кораблей, которые должны были пойти вслед за нами. К Петрову дню эскадра пополнила почти все припасы. Осталось только заряды к пушкам получить, да принять сухопутный десант. Перед отходом матушка-императрица самолично пожаловала на «Евстафий». Судя всему, инкогнито, покуда была в форме полковника лейб-гвардии Измайловского полка. Уже тогда множество съестных припасов заготовлялось на батарейных и жилых палубах. Стеснено было всё до предела, стояла жара, и запах гнили на кораблях уже тогда ощущался. Ваш братец Григорий Григорьевич сопровождал императрицу и присутствовал при вручении Ордена Святого Александра Невского нашему адмиралу. Всем офицерам и служителям, назначенным в вояж, было не в зачет выдано жалованье за четыре месяца! Кронштадтский рейд Спиридов покинул, как было обещано, но на следующий день экспедиция отдала якоря у Красной горки. Девять дней мы окончательно приводили себя в порядок, приняли десант. 26 июля днем все снялись с якоря и взяли курс вест. Согласно морского регламента всей эскадре надлежало держать скорость по самому тихоходному судну. Но при такой разнотипности кораблей и парусного вооружения держать порядок было невозможно. По выходу из Финского залива нас встретил жестокий балтийский шторм. Прошло несколько дней, и Спиридов получил из Ревеля первый высочайший рескрипт. Императрица торопила адмирала, сообщала, что получила от вас курьера с уведомлением, что вся Греция почти в готовности находится. Беспокойство ваше было, чтоб огонь не разгорелся прежде времени, и чтобы мы поспешили к вам приездом. Тем временем на двух кораблях из семи открылась течь, и они пошли в Ревель на ремонт.