Электронная библиотека » Владимир Бахмутский » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 21 мая 2018, 12:40


Автор книги: Владимир Бахмутский


Жанр: Языкознание, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Одни боги – на стороне троянцев, другие поддерживают ахейцев.

На стороне троянцев – Аполлон, т.к. его обидел Агамемнон, не уважил его жреца, и бог мстит герою. Троянцам помогают Афродита (она любит Париса, кроме того, её сын – троянец Эней), бог войны Арес, Артемида, сестра Аполлона. А вот на стороне ахейцев – Гера и Афина, обиженные Парисом, Посейдон. Что касается Зевса, он занимает нейтральную позицию, но по просьбе Фетиды начинает помогать защитникам Трои и не даёт возможности другим богам вступиться за ахейцев. Но я хотел бы сразу сказать об одной важной особенности: участие богов здесь не означает, что бог – некое знамя борьбы, как, скажем, в религиозных войнах. Нет, люди здесь не во имя богов сражаются. Боги принимают участие в противостоянии, сочувствуя или препятствуя тем или иным героям, но все люди здесь обязательно почитают всех богов.

Например, Афродита сражается, защищая своего сына Энея (песнь V). Когда происходит поединок Париса и Менелая, она выносит Париса с поля боя, потому что любит его. И, наоборот, Гера и Афина, видя тяжёлое положение ахейцев, всячески стараются их поддержать. Поэтому Гера, пытаясь утихомирить Зевса, усыпляет его. Кроме того, есть сцены, где боги враждуют, даже дерутся между собой…

Кстати, у богов нет принципов. Не потому Зевс помогает троянцам, что считает это справедливым, нет, – его попросила Фетида, которая когда-то оказала ему очень серьезную услугу. Существует миф, который широко не известен: Гера, Афина и другие олимпийцы, кроме Гестии, восстали против Зевса – окружили его, спящего, и «оковали» сыромятными ремнями так, что он не мог пошевелиться, а Фетида нашла способ его освободить. Вот из благодарности он это и делает. Сейчас мы бы сказали: «услуга за услугу»…

Так в чём же тогда главное отличие богов от людей? Люди – смертны, а боги – бессмертны. Во всём остальном различий нет…

И поэтому возникает одна особенность в «Илиаде»: люди много плачут. Ахилл плачет, женщины… Люди страдают, умирают, для них война – это трагедия. А боги смеются. Для них это игра. Им ничто не угрожает. Кстати, гомерический хохот вошёл в пословицы. Этим завершается первая песнь «Илиады»: боги смеются.

Люди порой и не понимают того, что делают боги. Часто боги их обманывают. Так Агамемнону Зевс посылает лживый сон, который сулит победу. Ахилл вначале радуется, что троянцы подходят к кораблям… Вот теперь-то ахейцы поймут, наконец, что значит – обидеть Ахилла:

 
Ныне, я думаю, скоро колена мои аргивяне
Придут обнять: нестерпимая более нужда гнетёт их.1313
  Там же. С. 159.


[Закрыть]

 
(Песнь XI)

Но Патрокл кидается в бой. Оказывается, никакое это не торжество, это – гибель Патрокла.

И Гектор, когда убивает Патрокла, тоже торжествует. Ему кажется, что троянцы вот-вот подоспеют и отрежут ахеян от кораблей. А на самом деле Ахилл вступит в сражение, и Гектор будет убит. Поэтому люди предполагают, а боги располагают. Боги смеются, а люди плачут.

Всё дело в человеческой смертности. Конечно, и звери умирают, но звери не знают об этом, а люди – знают. И потому

 
…из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека.1414
  Там же. С. 252.


[Закрыть]

 
(Песнь XVII)

Отношение к смерти – очень важный момент в «Илиаде». Жизнь для героев «Илиады» – высшая ценность, недаром боги бессмертны. Ахилл, когда к нему приходят посланники (мы в другой связи к этому эпизоду еще вернёмся), скажет:

 
Можно всё приобресть, и волов, и овец среброрунных,
Можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги;
Душу ж назад возвратить невозможно; души не стяжаешь,
Вновь не уловишь её, как однажды из уст улетела.
Матерь моя среброногая мне возвестила Фетида:
Жребий двоякий меня ведёт к гробовому пределу:
Если останусь я здесь, перед градом троянским сражаться, —
Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.
Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,
Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен…1515
  Там же. С. 126.


[Закрыть]

 
(Песнь IX)

А ещё раньше (песнь IX) он говорил:

 
С жизнью, по мне, не сравнится ничто: ни богатства, какими
Сей Илион, как вещают, обиловал, – град, процветавший
В прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской;
Ни сокровища… —
 

сколько бы их ни было. Ничто не сравнится с жизнью. И даже когда Одиссей спустится в Царство мёртвых и, встретив там Ахилла, который после своей гибели станет властителем над душами умерших, скажет ему: «Как тебе повезло!», тот ответит: «Лучше быть последним подёнщиком на земле, чем царствовать среди мёртвых».

Итак, жизнь – превыше всего… Однако люди добровольно идут на смерть. Сама смертность человека, его знание о неизбежном конце составляют преимущество человека пред богами. Боги бессмертны, а люди смертны. А ведут себя как бессмертные.

Жизнь конечна, и потому она должна иметь смысл. Если жить вечно, о смысле можно и не задумываться. Именно так существуют боги. А человек смертен. Его жизнь имеет предел, и он знает об этом. И вот здесь возникает ещё одна важная тема «Илиады» – тема судьбы.

Собственно, сам смысл жизни определяется судьбой. Существовали даже особые богини – Мойры, которые определяли судьбы. Боги следят за тем, чтобы судьба осуществилась. Это их прямой долг, и потому в глазах людей их судьба – в руках богов. Однако и боги склоняются перед судьбой. Вот, например, Сарпедону, единственному из сыновей Зевса, который принимал участие в Троянской войне, было предначертано умереть от копья, брошенного рукой Патрокла. Зевс хотел бы уберечь сына, вынести его из боя, но Гера говорит, если мы начнём спасать всех, кого любим, так вообще всё разладится. И даже Зевс вынужден с этим смириться…

Люди знают свою судьбу; не только богам она известна, но и людям. И в какой-то степени они её выбирают. Вот только что я приводил вам слова Ахилла о том, что есть два варианта его судьбы: он может прожить долгую жизнь дома, но если станет воевать, то обязательно погибнет. И Гектор это знает:

 
Будет некогда день, как погибнет высокая Троя…
 
(Песнь IV)

Это грустная судьба. Жизнь Ахилла будет окончена здесь. Но у Гектора ещё более печальная участь. Ахилл, по крайней мере, надеется, что ахейцы одержат победу и Троя будет разрушена. Гектор же знает, что и сам погибнет, и Троя падёт. А почему они сражаются? Ну, Гектора мы ещё можем понять: ахейцы напали на Трою, и ему было бы стыдно перед троянцами, прояви он робость и останься в стенах города. Гектор, действительно, защищает свой родной дом. Но Ахилл? Зачем он воюет? Он ведь сам говорил поначалу: «Троянцы мне ничего дурного не сделали, вернусь домой…» Агамемнона он не любит, на Елену ему плевать, и никаких идей у него нет. Что им движет?

Когда он вступит в бой после гибели Патрокла, Фетида снова попытается его остановить. Она знает, что Ахиллу суждено погибнуть, и уговаривает сына отказаться от сражения. А Ахилл ответит:

 
Должно теперь и тебе бесконечную горесть изведать,
Горесть о сыне погибшем, которого ты не увидишь
В доме отеческом! ибо и сердце моё не велит мне
Жить и в обществе быть человеческом, ежели Гектор,
Первый, моим копием поражённый, души не извергнет
И за грабёж над Патроклом любезнейшим мне не заплатит!»
Матерь, слёзы лиющая, снова ему говорила:
«Скоро умрёшь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь!
Скоро за сыном Приама конец и тебе уготован!»
<…>
 

Но Ахилл решает, что всё равно будет сражаться:

 
Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший,
Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду;
Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры.
Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,
Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!
Прежде ещё не одну между жён полногрудых троянских
Вздохами тяжкими грудь раздирать я заставлю и в горе
С нежных ланит отирать руками обеими слёзы!1616
  Там же. С. 262.


[Закрыть]

 
(Песнь XVIII)

Отчасти им движет желание отомстить за Патрокла, но в то же время, и это самое важное, им движет стремление к славе.

Герой – тот, кто осуществляет свою судьбу. А для Ахилла, кстати, какова альтернатива? Прожить долго, но бесславно или пасть на поле битвы, но прославиться. Он сам выбирает свою судьбу. И в общем-то, у него есть только один вариант судьбы – это погибнуть под Троей со славой. Прочее – это не судьба, ибо судьба – это индивидуальный смысл жизни. А прожить долгую, спокойную жизнь, как все люди, – это не для него. Судьба Ахилла в том, что он, герой, погибнет под Троей… И Гектору, когда он решит вступить в поединок, скажут: «Не сражайся с Ахиллом!», а тот ответит: «Погибну, но слава останется».

Слава – высшая ценность. Не общее дело – слава, ибо слава для них – это посмертное бытие. Она останется в памяти других. Герои Гомера идут навстречу судьбе, и слава для них важнее жизни. Она придаёт смысл их существованию. И в этом – их преимущество перед богами: богам ничто не грозит, люди же платят жизнью. А настоящая ценность – лишь то, за что не жалко её отдать.

Вот, например, в пятой песне поэмы рассказывается о том, как греческий герой Диомед вступает в бой с самим богом войны Аресом и ранит ручку Афродиты. Это не богоборчество: он знает, что богам ничем навредить не может. Но само то, что он способен пойти на такое, придаёт ему славы, он как бы уравнивается с богами. Это не борьба, а желание доказать, что человек может и с богами сразиться, но без всякого протеста против них. Вообще, никакого противостояния богам в «Илиаде» нет…

Боги принимают активное участие в событиях. Они непосредственно вмешиваются в происходящее. Допустим, эпизод из первой песни «Илиады». Ахилл в гневе на Агамемнона, даже готов на убийство. Но является богиня Афина и останавливает Ахилла, не дает ему это совершить. Ахилл не может убить Агамемнона. Второй пример – с Патроклом. Ахилл его предупреждал: «Можешь сражаться с кем угодно, но только не с Гектором». Он знает, что Патроклу суждено погибнуть от руки Гектора. Но Патрокл не слушает друга и вступает в поединок. Гектор убивает Патрокла. Однако в «Илиаде» это дано как вмешательство бога Аполлона, который помогает Гектору сразить соперника: выбивает из рук Патрокла копьё.

Гегель в своей «Эстетике» разбирает эти эпизоды и даёт им следующую интерпретацию. Он считает, что Гомер изображает внутреннее состояние человека, но показывает его классически – через внешнее явление бога. В частности, в первом случае Ахилл всё-таки понял, что он не может лишить жизни Агамемнона, и это его душевное сомнение показано как явление богини мудрости, которая останавливает руку героя. А второй эпизод Гегель объясняет так: Гектор – более могущественный герой, и, кроме того, это уже конец битвы, Патрокл устал. Но верно ли подобное объяснение? С одной стороны, да. Так можно понять, наверное, и так можно объяснить. Но почему бы Гомеру так и не представить событие? Это вполне в его силах. Он мог бы сказать, что Ахилл проявил благоразумие, а Патрокла сгубила усталость… Почему Гомеру всё-таки необходимо вмешательство богов?

Возьмём два более сложных примера. Поединок Гектора и Ахилла – решающее событие в поэме. Сам Зевс не знает, кто должен одержать победу, и бросает жребий. Так он узнаёт, что победа достанется Ахиллу. И Ахилл побеждает. Прямого вмешательства в ход поединка здесь нет. Но сначала всё-таки был жребий…

Или финал. Мы к этому ещё вернёмся, а пока хочу отметить главное: убив Гектора, Ахилл издевается над его телом, привязывает к колеснице и трижды протаскивает растерзанный труп вокруг могилы Патрокла. Аполлон, который, между прочим, покровительствовал Гектору, возмущён таким бесчинством. Он обращается к Зевсу. А Зевс велит богине Фетиде остановить Ахилла. Фетида убеждает сына вернуть тело Приаму. Это – божественная мотивировка.

Однако когда Приам приходит к Ахиллу и просит его отдать тело сына, он напоминает герою о его собственном отце, ведь подобное с ним тоже могло случиться. Ахилл проникается сочувствием к Приаму. И это его личный душевный порыв, хотя за ним и стояло решение богов. А кроме того, Ахилл делает то, чего от него и не требовалось: он обещает двенадцать дней не атаковать Трою, чтобы Приам и троянцы смогли со всеми почестями похоронить Гектора.

Этот момент в «Илиаде» получил особое название – «закон двойного зрения»: одно и то же событие здесь имеет как бы две мотивировки. Одна – психологическая, жизненная, а другая – божественная. В обоих примерах это выступает вполне очевидно. Ахилл одержал победу над Гектором: физически он явно превосходил троянца, всё-таки – сын богини. Но есть и другое объяснение его победы – выпавший жребий. А во втором случае – вспомнив отца, Ахилл проявил великодушие. Но, в то же время, таково было решение богов…

Собственно, и в предыдущих примерах присутствовала та же двойственность. Можно, конечно, сказать, что Ахилл проявил мудрость, – но именно в этот момент ему явилась богиня Афина. И то же самое с Патроклом: конечно, вполне реально, что Гектор оказался более сильным воином. Однако есть и другая причина его поражения: в события вмешался бог Аполлон.

Закон двойного зрения в данном случае означает: всё, что происходит в поэме, совершается неизбежно. Если бы не было второй, божественной, мотивировки, то, возможно, всё могло бы сложиться иначе. Но тут – не может быть иначе. Мог Ахилл убить Агамемнона? Мог. А почему бы и нет? Он был в гневе… Но появление бога говорит о том, что вершится судьба и никаким случайностям здесь нет места.

Но надо сказать, закон двойного зрения – это закон всякого произведения искусства. В любом романе это присутствует. Например, пушкинский «Евгений Онегин». Часто задают вопрос, почему Татьяна всё же не ушла к Онегину. И находят много разных объяснений…

Пушкин создал сложный психологический рисунок:

 
Тогда – не правда ли? – в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась… Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?..
<…>
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?1717
  Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10 томах. М.: Изд-во АН СССР, 1957. Т 5.


[Закрыть]

 
(«Евгений Онегин», VIII)

Но в то же время даётся и другая мотивировка:

 
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
 

Поведение Татьяны можно по-разному трактовать: то ли долг её удерживает, то ли Татьяна не верит до конца в чувства Онегина и т.д. Но всё же, почему она так поступила? А потому что автор так решил!

Это и есть закон двойного зрения. Сочетание двух точек зрения присутствует в каждом произведении искусства: одна – это логика персонажа, другая – логика автора. Но у Гомера эта авторская логика отсутствует. В «Илиаде» это божественная логика: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына». И в той роли, которая обычно принадлежит в произведении автору, у Гомера выступают боги. Это они определяют: зачем? и как должно быть?

Вообще, война показана в «Илиаде» необычайно жестоко. Жестокость здесь проявляют все герои, причём, Гомер всячески это подчёркивает. Ахилл абсолютно неистов и безжалостен, когда вступает в бой. Дети Приама, братья Гектора, просят его о пощаде. Но:

 
«…Ныне пощады вам нет никому, кого только демон
В руки мои приведёт под стенами Приамовой Трои!
Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!
Так, мой любезный, умри! И о чём ты столько рыдаешь?
Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!
Видишь, каков я и сам, и красив, и величествен видом;
Сын отца знаменитого, матерь имею богиню;
Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;
Смерть придёт и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,
Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет,
Или копьём поразив, иль крылатой стрелою из лука».
Так произнёс, – и у юноши дрогнули ноги и сердце.
Страшный он дрот уронил и, трепещущий, руки раскинув,
Сел; Ахиллес же, стремительно меч обоюдный исторгши,
В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
Меч погрузился во внутренность; ниц он по чёрному праху
Лёг, распростёршися; кровь захлестала и залила землю.
Мёртвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,
И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он…
<…>
«…Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,
Вы – убегая из битвы, а я – убивая бегущих!»1818
  Гомер. Илиада. С. 298–299.


[Закрыть]

 
(Песнь XXI)

Вот насколько он бессердечен. Даже река – бурный, быстротечный Ксанф – возмутилась его свирепству. Ахилл не знает пощады. А как он обращается с Гектором? Когда Гектор терпит поражение, Ахилла просят даже не жизнь сохранить – отдать тело поверженного близким. А Ахилл отвечает:

 
Тщетно ты, пёс, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твоё пожирал бы я, – то ты мне сделал!
Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит
Псов пожирающих! Если и в десять, и в двадцать крат мне
Пышных даров привезут и столько ж ещё обещают;
Если тебя самого прикажет на золото взвесить
Царь Илиона Приам, и тогда – на одре погребальном
Матерь Гекуба тебя, своего не оплачет рожденья;
Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают!1919
  Там же. С. 317.


[Закрыть]

 
(Песнь ХХII)

Очень жестоко всё. Но это не жестокость Ахилла, это жестокость самой войны. Здесь все жестоки. И Гектор… Убив Патрокла, он тоже, между прочим, мечтает расправиться с его телом и так радуется своему превосходству. А потом и это не останется неотомщённым: его сразит Ахилл. Но прежде Гектор скажет Ахиллу: «Тебя убьет Парис». Одно убийство здесь порождает другое – таков закон войны. И это – закон богов.

Греки верили в Немезиду – богиню возмездия. Зло обязательно должно быть наказано. Собственно, это ещё один смысл начальных слов «Илиады»:

 
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…
 
(Песнь I)

И вроде бы это справедливая воля, но сколько людей погибло! Добро здесь не торжествует, здесь карается зло. Однако в «Илиаде» есть и прорыв сквозь это: последняя XXIV песнь. Это уже не божественная воля, а человеческое великодушие. Приам приходит к Ахиллу, с мольбой падает пред ним на колени:

 
«Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,
Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!
Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседи
Ратью теснят, и некому старца от горя избавить.
Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,
Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой
Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.
Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской:
Их девятнадцать братьев от матери было единой;
Прочих родили другие любезные жёны в чертогах;
Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,
Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомнив Пелея отца: несравненно я жалче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!»
Так говоря, возбудил об отце в нём плачевные думы;
За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.
Оба они вспоминая: Приам – знаменитого сына,
Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простёртый;
Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,
Плакал, и горестно стон их кругом раздавался по дому.
Но когда насладился Пелид благородный слезами
И желание плакать от сердца его отступило, —
Быстро восстал он и за руку старца простёртого поднял,
Тронут глубоко и белой главой, и брадой его белой;
Начал к нему говорить, устремляя крылатые речи:
«Ах, злополучный! много ты горестей сердцем изведал!
Как ты решился, один, при судах мирмидонских явиться
Мужу пред очи, который сынов у тебя знаменитых
Многих повергнул? В груди твоей, старец, железное сердце!
Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны,
Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши.
Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит:
Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,
Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны…»2020
  Там же. С. 352–353.


[Закрыть]

 
(Песнь XXIV)

В финале они примиряются:

 
Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,
Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.
Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,
Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.
Оба они наслаждались. Один на другого взирая;
Но наконец возгласил к Ахиллесу божественный старец…2121
  Там же. С. 355.


[Закрыть]

 
(Песнь XXIV)

Ахиллес обещает Приаму, что даст ему возможность похоронить сына со всеми почестями. Не только он сам не станет наступать, но и ни один грек в это время не приблизится к Трое. Похоронами Гектора, плачем над его телом завершается «Илиада». И это – человеческая победа. Не Зевсова воля, которая влечёт за собой бесконечную череду бед и смертей, а торжество человечности, человеческого милосердия…

Теперь коротко о том, как это изображено, о форме поэмы Гомера.

Сразу оговорюсь, что в форме произведения, как правило, выступают более очевидно глубинные стороны его содержания, поэтому, на самом деле, мы будем двигаться вглубь содержания.

Начнём с первого вопроса – жанра произведения. «Илиада» – это эпос. Понятие эпоса имеет два значения – родовое и видовое. Эпическое произведение – это повествовательное произведение, такое как роман, повесть, рассказ… Есть эпос как род литературы (кроме эпоса, существуют также лирика и драма – это родовые понятия). Но, кроме того, эпос – это и определённая жанровая форма. И если говорить о больших формах, то она противостоит роману. Роман – явление более позднее, эпос – более раннее. В основе эпоса лежит событие (для сравнения: в основе лирики лежит переживание, в основе драмы – действие). Но что такое событие в эпосе? Прежде всего, конечно, какой-то важный факт. Существуют события дня или события года – это уже нечто более значительное. Но бывают и события жизни, которые определяют её целиком, делят на «до» и «после»…

В основе эпоса лежат события народной жизни, в основе романа – события личной жизни героев. Если с этой точки зрения подойти к «Илиаде», можно сказать, что в основе поэмы лежит гнев Ахилла. Но не как момент его биографии, а как веха в истории Троянской войны. Это определяет всю «Илиаду». Ещё раз напомню начальные строчки поэмы (больше к ним возвращаться не будем, они уже исчерпали все возможности):

 
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам…
 
(Песнь I)

Здесь с самого начала подчёркнуто, какое огромное значение этот гнев имел для всего ахейского войска. И в связи с этим возникает ещё один важный вопрос – о единстве «Илиады». Гнев Ахилла, действительно, есть тема всей поэмы. Вначале это гнев на Агамемнона. После смерти Патрокла происходит его примирение с Агамемноном, но состояние гнева Ахилла не покидает; теперь этот гнев направляется на Гектора, убившего Патрокла. Гнев Ахилла длится вплоть до XXIV песни, которая «Илиаду» завершает. Здесь гнева больше нет: Ахилл и Агамемнону всё прощает, и Гектору. Гнев прошёл – завершилась поэма.

Однако есть здесь ещё одна важная особенность, на которую следует обратить внимание: Ахилл присутствует далеко не во всех песнях «Илиады». После первой песни он в поэме почти не упоминается и только после смерти Патрокла вновь становится главным героем. Но всё, что происходит в поэме, связано с гневом Ахилла…

Эта особенность «Илиады» дала основание Вольфу считать её соединением различных песен. Каждая песня существует как бы сама по себе, хотя все они связаны одной общей темой – гневом Ахилла, ибо этот гнев, его отказ участвовать в событиях отражаются абсолютно на всех героях поэмы.

Такая самостоятельность отдельных частей выступает как на макроуровне, так и на микроуровне. В «Илиаде» очень много подробностей, которые нам, с точки зрения современных вкусов, могут показаться совершенно излишними. «Илиада» не рассчитана на быстрое чтение. Допустим,

 
Мегес Педея сразил, Антенорова храброго сына.
Сын незаконный он был, но его воспитала Феана
С нежной заботой, как собственных чад, угождая супругу.
Мегес Филид, на него устремяся, копейщик могучий,
В голову около тыла копьём поразил изощрённым.
Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея:
Грянулся в прах он и медь холодную стиснул зубами.2222
  Там же. С. 62.


[Закрыть]

 
(Песнь V)

Речь идет об эпизодическом персонаже. Он больше не будет упоминаться. Но как о нём сказано! «Мегес Педея сразил, Антенорова храброго сына» – это ещё ладно, чей он сын – очень важный момент, это как у нас – фамилия… Но дальше: «Сын незаконный он был» – какая нам разница: его только что убили! «Его воспитала Феана с нежной заботой, как собственных чад, угождая супругу». Зачем нам это знать? Но: «Мегес Пелид, на него устремяся, копейщик могучий. // В голову около тыла копьём поразил изощрённым. // Медь меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея: // Грянулся в прах он и медь холодную стиснул зубами». Это крошечный фрагмент, но он приобретает самостоятельное значение. И так на микроуровне построена вся «Илиада» – это бесчисленные подробности.

Но так же она строится и на макроуровне. Вот два наиболее выразительных примера. Первый – это поворотный момент в «Илиаде», эпизод, в котором Ахилл, наконец, вступает в битву. То он не принимал участия в сражениях, но вот идёт на поединок. Ему не терпится отомстить за смерть Патрокла, но доспехи в своё время он отдал Патроклу, и они достались Гектору. И он просит свою мать, богиню Фетиду, обратиться к богу кузнечного дела Гефесту, чтобы тот выковал ему новые доспехи. Так вот: рассказ о новом щите занимает здесь почти целую песнь. А ведь это такой драматичный, поистине решающий момент!

Другой пример из «Одиссеи» – это тоже очень важный, много определяющий эпизод. Одиссей возвращается домой на Итаку, но жена Пенелопа его не узнаёт. Тогда он просит свою старую нянюшку омыть ему ноги. И в этот момент по шраму она узнаёт Одиссея. А Гомер, правда, не на целую песню, но примерно на полторы страницы зачем-то подробно излагает историю, при каких обстоятельствах герой получил рану, оставившую этот шрам…

Подобная самостоятельность частей составляет важную особенность «Илиады». С чем она связана? Для начала хочу сделать одно замечание, на это в своё время обратил внимание Лессинг: у Гомера отсутствуют описания. В самом деле, скажем, красота Елены в «Илиаде» не описана. Казалось бы, красота – самое главное, но в «Илиаде» описания красоты нет, только рассказано, как посмотрели на Елену троянские старцы:

 
Истинно, вечным богиням она красотою подобна…
 
(Песнь III)

Вот и всё. Сказано, что она прекрасна, но почему нет описания?

А потому что Гомер остро чувствует временную природу звучащего слова. Это естественно. Когда читаешь, иногда бывает нужно и назад вернуться, и остановиться. А «Илиада» – это устное творчество, поэму слушали, а не читали. И поэтому сама природа звучащего слова просто не позволяла подробно передать внешность. Ведь облик мы воспринимаем мгновенно, а если начать описывать сначала глаза, потом волосы, грудь, руки, то забудешь, какие были глаза, пока дойдёшь до ног – цельный образ не получится.

И поэтому Гомер щит Ахилла не описывает, а рассказывает, как Гефест его создал. Это рассказ, разворачивающийся во времени. В поэме Гомера не может быть фразы, которая нам сегодня кажется простой условностью, на которую мы даже не обращаем внимания: «в то время, как…». Все одновременные события в «Илиаде» изображаются как последовательные, поэтому при всём обилии подробностей и деталей, в ней нет описаний.

Вообще, в поэме Гомера совершенно особый темп. Вот, например, Гектор спрашивает у служанки, где Андромаха. А что он слышит в ответ? Прежде, чем сказать, куда пошла Андромаха, служанка ему подробно рассказывает, куда она не пошла:

 
И ему отвечала усердная ключница дома:
«Гектор, когда повелел ты, тебе я поведаю правду.
Нет, не к золовкам своим, не к невесткам пошла Андромаха,
Или ко храму Афины поборницы, где и другие
Жёны троян благородные грозную молят богиню…»2323
  Там же. С. 88.


[Закрыть]

 
(Песнь VI)

И только после этого, наконец, сообщает: «К башне пошла илионской…». Вообще, у Гомера всё происходящее приобретает чрезвычайно торжественный характер. Это почти священнодейство. А богослужение, кстати, и не может идти быстро. Когда такая торжественность, события разворачиваются медленно…

С подобным восприятием времени связана ещё одна важная особенность «Илиады» – это самостоятельность отдельных частей. Приведу простые примеры, чтобы было понятно, о чём идёт речь. Допустим, вам нужно поехать в какой-то далёкий город. Что для этого требуется? Если торопитесь, лучше сесть в самолёт, конечно. При этом вы довольно скоро окажетесь на месте, но почти ничего не увидите по дороге. Разве что аэродром да облака в иллюминаторе. Если отправиться поездом – это займет уже больше времени, может быть, несколько дней. Но зато из окна можно многое рассмотреть, может, даже выйти на какой-нибудь станции, оглядеться… Ну а если пешком отправиться? Ещё больше увидишь. А если идти не по дороге, а так, в каком-нибудь вольном направлении – многое увидишь, но, скорее всего, вообще не доберёшься до нужного места. Когда люди гуляют, они именно так и поступают: смотрят вокруг, никуда не торопятся. У них нет цели. Если вы хотите увидеть незнакомый город по-настоящему, лучше всего просто бродить по улицам…

Конечно, люди не могут не спешить в этой жизни. Человеческая жизнь коротка, всего не успеешь, и поэтому приходится выбирать. И этот отбор тем более строг, чем более ограничено время. Заметьте, дети, и это часто вызывает нарекания родителей, не знают о своей смертности, они её ещё не осознают, и потому не отделяют главное от второстепенного. Родители требуют: «Сначала сделай уроки, а потом будешь играть», а им непонятно, почему одно – более важно, а другое – менее. Что ему хочется, то ребёнок и делает. Он не ощущает временных рамок.

Так вот, Гомер тоже никуда не торопится. Жизнь героев протекает во времени, а поэт стоит вне времени, возвышается над ним. И перед его божественным взором всё рáвно достойно внимания. Это мир на уровне сути. Бытие здесь развёртывается в разных своих проявлениях, и что оказалось в поле зрения поэта, то он и изображает. Он не отбирает, для него не существует никакой градации.

С этим связаны две важные особенности стиля Гомера. Это многочисленные сравнения, которые тоже необыкновенно замедляют ход речи, и наличие постоянных эпитетов. Сравнений очень много в тексте «Илиады». Как правило, это сравнения с явлениями природы. Особую роль в поэме играет образ разбушевавшейся стихии, что соответствует гневу Ахилла, а сами герои часто сравниваются с животными. Так, Гектор сравнивается с конём, со львом и так далее. Я ещё вернусь к этому. Но есть одно сравнение, которое хочу проиллюстрировать, оно всегда вызывало какие-то недоумения и даже насмешки читателей – это сравнение греческого героя Аякса с ослом. Дело в том, что для нас уподобление ослу – это как-то малоприятно. А Гомер это делает:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации