Текст книги "Время первых. Лекции по истории античной литературы"

Сохранилось ещё одно стихотворение Сапфо, которое очень важно для понимания античной концепции любви вообще:

 
Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Cлушает голос
 
 
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слова.
 
 
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро лёгкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же —
Звон непрерывный.
 
 
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Cтановлюсь травы, и вот-вот как будто
C жизнью прощусь я.
 
 
Но терпи, терпи, чересчур далеко
Всё зашло…5151
  Там же. С. 56.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

У Сапфо любовное чувство выступает именно как телесное, физическое. Страсть носит исключительно чувственный характер. Чтобы передать силу страсти, Сапфо всячески подчёркивает ощутимые её приметы: «немеет тотчас язык, под кожей быстро лёгкий жар пробегает…». Но, в то же время, речь идёт не о том, что можно увидеть извне, со стороны: «…У меня при этом // Перестало сразу бы сердце биться: // Лишь тебя увижу, уж я не в силах // Вымолвить слова», «… Смотрят, // Ничего не видя, глаза, в ушах же – // Звон непрерывный», «…дрожью // Члены все охвачены …» – всё это в основном чисто субъективные ощущения. И поэтому перед нами лирика, – так страсть только сам человек может переживать…

Но есть и другое – понимание любви как удовольствия, чувственного наслаждения. Выражением этой концепции является творчество греческого поэта Анакреонта (ок. 570–487 до н. э.). Стихи его почти не сохранились. Но мы можем судить о характере этой лирики, поскольку под влиянием Анакреонта сложилось даже целое направление в греческой поэзии, получившее название анакреонтика. Вообще, анакреонтическая лирика – термин, который будет затем широко применяться в литературе Нового времени.

Любовь для Анакреонта – это, прежде всего, наслаждение, он воспринимает любовь как удовольствие:

 
…Я любовников счастливых
Узнаю по их глазам:
В них сияет пламень томный —
Наслаждений знак нескромный.
 

(Пер. А. Пушкина)

Это уже несколько иное представление о любовном чувстве…

 
Люблю, и словно не люблю,
И без ума, и в разуме.5252
  Анакреонт. – в кн.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 75.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

В лирике Сапфо и вообще греческой мелике впервые рождается метафора. Конечно, как и Гомер, греческие поэты прибегают к сравнениям. Но эти сравнения носят несколько иной, новый характер. Они становятся метафорическими.

Приведу наиболее простые примеры из творчества греческого поэта Ивика (VI в. до н. э.). Для него, как и для других создателей мелики, очень важна любовная тема:

 
…Мне ж никогда не даёт вздохнуть
Эрос. Летит от Киприды он, —
Тёмный, вселяющий ужас всем,
Словно сверкающий молнией
Cеверный ветер фракийский,
Душу мне мощно до самого дна колышет
Жгучим безумием…5353
  Ивик. – в кн.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 88.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

Концепция страсти здесь близка к той, что мы встречаем в стихах Сапфо:

 
Эрос влажно мерцающим взглядом очей
Cвоих чёрных глядит из-под век на меня
И чарами разными в сети Киприды
Крепкие вновь меня ввергает.
Дрожу и боюсь я прихода его.
Так на бегах отличившийся конь неохотно под
старость
С колесницами быстрыми на состязанье идёт.5454
  Там же. С. 88–89.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

Кроме того, как и в поэме Гомера, в стихах Ивика присутствуют сравнения. Поэт боится приближения Эроса и сравнивает себя с конём, отличавшимся когда-то на скачках, но теперь «неохотно под старость» идущим на состязание. Однако это сравнение иного типа, чем, скажем, гомеровское сравнение сражающегося Аякса с ослом. Дети не могут согнать осла с пашни, так же, как троянцы не могут вытеснить Аякса с поля боя. Но там это было вполне реальное сравнение. Здесь же оно абсолютно вымышлено… И сам образ коня – только метафора душевного состояния поэта. Сравнение носит сугубо образный, метафорический характер.

Или другой пример из Анакреонта:

 
…бросился я
в ночь со скалы Левкадской
И безвольно ношусь в волнах седых,
пьяный от жаркой страсти.5555
  Анакреонт. – в кн.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 73.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

Кстати, существовала похожая легенда о Сапфо: будто бы та из-за несчастной любви к красавцу Фаону бросилась с Левкадской скалы. Сапфо и в самом деле жила какое-то время в Сицилии (как аристократка, она была изгнана с Лесбоса демократией), а Левкадская скала считалась на острове местом, откуда, по преданию, бросались в воду несчастные влюблённые. Что же касается Анакреонта, с ним в реальности ничего подобного не происходило. Этот образ – выражение его внутреннего состояния, его чувств…

Метафора не случайно впервые рождается в лирике. Всякое стихотворение должно быть кратко. Вообще, длинные стихотворения обычно не очень хороши. Именно с этой особенностью – краткостью стихотворения – тесно связана метафоричность лирики… В коротком стихотворении нужно очень многое сказать. Вот почему поэту необходим метафорический язык, иначе бы он не смог выразить столь многое на столь кратком промежутке стиха. Порой сохранились лишь отдельные строчки того или иного поэта, но и они достаточно весомы, многое могут открыть внимательному читателю…

Например, такие строки из Сапфо:

 
Сладкое яблочко ярко алеет на ветке высокой,
Очень высоко на ветке, забыли сорвать его люди.
Нет, не забыли сорвать, а достать его не сумели.5656
  Сапфо. – в кн.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э.


[Закрыть]
 

(Пер. В. Вересаева)

Это не только про яблочко, как вы догадываетесь… Но главное – если бы от «Илиады» Гомера остались лишь такие отрывки, она бы не состоялась в нашем сознании. Несколько строчек ни о чем бы нам не сказали. А у лирического поэта даже одна строка говорит о многом, несёт в себе очень высокую концентрацию смысла.

Самым значительным представителем хоровой мелики был Пиндар (ок. 518–442 или 438 до н. э.). Он родился близ Фив в семье, которая восходила к древнейшей знати этого священного города. Некоторое время жил в Афинах, особенно долго – в Сицилии и писал торжественные хоровые песни, оды, посвящённые спортивным играм. Надо сказать, греки вообще придавали огромное значение спортивным состязаниям. Олимпийские игры, конечно, особенно известны, они проводятся по сей день. Но были ещё и Дельфийские игры, и Пифийские, и Истмийские, в рамках которых происходили подобные смотры.

Вообще, спортивные состязания были настолько важны для греков, что даже летоисчисление они вели от Олимпийских игр (776 г. до н. э.). А как вы понимаете, начало летоисчисления – это очень серьёзно. Должна быть какая-то особая, основополагающая дата. Например, у нас счёт лет ведётся от Рождества Христова. Раньше – от Сотворения мира… А греки отмеряли годы своей истории с момента установления Гераклом Олимпийских игр, – такое значение придавали они этому событию!

Пиндар создал четыре книги, связанные с четырьмя местами проведения спортивных соревнований. Главная их тема – прославление победителей. Но что значит для Пиндара победа? Она выражает доблесть. Это важный момент для грека – физическая доблесть. Конечно, это, прежде всего, сила. Но и физическая мощь, и доблесть неотделимы от силы духовной. Вообще, гармония духа и тела составляет суть античного идеала. Именно поэтому добивается успеха достойнейший, сильнейший, лучший во всех смыслах.

И здесь возникают ещё несколько существенных моментов. Дело в том, что побеждали в спортивных играх обычно представители аристократических родов. Объективно и не могло быть иначе, поскольку люди менее состоятельные не имели возможности заниматься спортом, у них просто не было для этого времени и средств. Но, кроме того, Пиндар, например, считал, что это достоинство, которое передаётся по наследству. Свой род аристократы нередко вели от богов или, во всяком случае, от каких-то очень знатных, выдающихся предков. А это также стоило поэтического воспевания.

Ещё важный момент. Конечно, многое в состязании определялось личной волей участников. Но требовалось и благоволение небес. Боги должны были прийти на помощь, иначе не выиграть. Поэтому победители – это любимцы богов и тем более заслуживают хвалы. А побеждённых жалеть не нужно. Лучше завидовать победителям, чем жалеть побеждённых. Очень часто победители олимпиад отличались затем в военных походах, но не потому, что замечательно сражались, – они приносили своему войску удачу.

Пиндар изображает, как правило, какое-то реальное, недавно происшедшее событие. Вообще, лирика обращена к современности. Допустим, состоялись спортивные игры, и он пишет стихи по случаю победы того или иного участника, воспевает победителя. Но в то же время в этот действительный факт Пиндар старается включить некие мифологические мотивы. Вообще, вся греческая литература тесно связана с мифом. Лирика Сапфо, к примеру, – это использование мифа для изображения чувства. А Пиндар обращается к мифологическому образу для изображения реального события…

Но понимание мифа, свойственное Пиндару, резко отличается от того, которое, скажем, было характерно для Гомера. У Пиндара это сложная система ассоциаций. Это уже другой, ассоциативный принцип. Хочу привести только один пример. Первая пифийская ода «Колеснице Гиерона Этнейского» (названа по имени сицилийского тирана, при дворе которого некоторое время жил поэт, – основателя города Этна, одержавшего победу на Пифийских играх). И первый миф, который Пиндар здесь использует – это миф о противоборстве Зевса и Тифона:

 
Эпод I
Те же, кого не полюбит Зевс,
Трепещут, заслышав зов
Муз-пиерид; он летит над землёй
И над бездной никем не смиренных морей.
Тот всех больше, кто в Тартар страшный низвергнут, противник богов,
Сам стоголовый Тифон. Пещера в горах
Встарь, в Киликийских, его воспитала, носившая много имён,
Ныне же Кумские скалы, омытые морем,
И Сицилийской земли пределы
Тяжко гнетут косматую грудь.
Этна – столп небосвода,
Снежно-бурная Этна, весь год
Ледников кормилица ярких.
 
 
Строфа II
Там из самых недр её неприступного пламени ключ
Бьёт священной струёй. И текут
Днём потоки рек, испуская огнистый дым;
Ночью же блеском багровым пышет огонь…5757
  Пиндар. – в кн.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 96.


[Закрыть]
 

(Пер. М. Грабарь-Пассек)

Вулкан Этна напоминает здесь об истории низвержения Тифона в Тартар. Теперь это ужасное стоглавое чудовище заключено в преисподней, но вот сам этот клубящийся вулкан – как бы продолжение давней схватки. Но это одна сторона. А есть и другая: дело в том, что Гиерон вел войну с Карфагеном, и это противостояние также уподобляется борьбе олимпийца Зевса с мрачным Тифоном. Греки вообще воспринимали противостояние с Востоком как борьбу цивилизации и варварства. Возникает такая сложная ассоциативная связь…

Другой миф – о Филоктете. Согласно греческому мифу, у Филоктета, лучшего друга Геракла, была незаживающая рана, которая имела ужасный вид и издавала настолько отвратительный запах, что ахейцы, готовясь выступить против Трои, решили высадить Филоктета на каком-нибудь острове. Но на десятом году Троянской войны оракул объявил, что без Филоктета и подаренных ему Гераклом стрел ахейцам Трою не взять. И тогда к нему были отправлены послы с просьбой вернуться в ахейское войско и обещанием вылечить раны. Филоктет был очень обижен на греков, которые оставили его одного в пещере на Лемносе, но потом всё-таки уступил уговорам, и благодаря его участию в штурме Троя пала.

Герой оды Гиерон тоже был болен и однажды даже руководил битвой, не сходя с носилок. У Пиндара возникает ассоциация с Филоктетом. Прямых связей здесь нет, просто вдруг упоминается миф о Филоктете. Но на таких ассоциативных перекличках, которые лишь угадываются и которые читатель сам должен улавливать, Пиндар выстраивает поэтические образы. Они не связаны непосредственно с сюжетом:

 
Антистрофа III
Вспомнит пусть он, сколько тяжких походов и битв
перенёс
Он душой непреклонной. За то
Высшей чести волей богов удостоен был
Он, и чести такой никто не имел
Между мужей Эллады. В удел ему
Дан богатства пышный венец. Но, на бой
Ныне сам пойдя, повторил Филоктетов рок.
<…>
 
 
Эпод III
С Лемноса сына Поанта встарь
С собой привели; он был
Раной терзаем, но славный стрелок.
И данайцев трудам положил он конец,
Град Приамов разрушив. Телом был слаб, но был
избран судьбой.
Пусть с Гиероном в грядущем будет всегда
Бог-совершитель…5858
  Там же. С. 96.


[Закрыть]
 

(Пер. М. Грабарь-Пассек)

Такова, в целом, система ассоциаций, характерная для од Пиндара.

Эллада в V в. до н. э

На протяжении VII–VI веков до н. э. между различными общественными силами Греции шла ожесточённая борьба за власть, родовой строй переживал глубочайший кризис. И в результате возникает нечто новое – рождается государство. Я хочу сразу обратить внимание: греческий путь – исключительный. Вообще, всюду образовывались государства, и переход от родового строя к государству – закономерное явление в истории человечества. Однако существуют два варианта такого развития: один – восточный, другой – опыт Греции, который заложил основы всей европейской цивилизации. Восток развивался иначе. И сегодня это различие вновь обрело, к сожалению, чрезвычайную остроту. Европейская и восточная цивилизации снова резко противостоят друг другу. А заложены эти противоречия, этот глубинный конфликт были уже тогда.

Главной опорой греческого государства стал город, полис, основой которого являлась демократия. Правда, рабовладельческая. Но в V веке до нашей эры ещё не существовало границы между городом и деревней. На территории города обязательно располагались пашни. И все полноправные граждане обязательно владели землёй. Территории принадлежали городам…

Город – это центр. В старых русских городах, во всяком случае, по сей день на любой центральной площади можно встретить рынок и храм. А у греков обязательным было ещё и место для проведения собраний. Город становился политическим, религиозным, торговым центром. Решающая роль в управлении городом принадлежала народному собранию. Это была прямая демократия. Вообще, античность не знала представительских учреждений, выбора депутатов. Всё взрослое мужское население, полноправные граждане участвовали в общественной жизни. Они собирались на городской площади и сообща принимали решения. В этом сила античной демократической системы. Прямая демократия имеет явные преимущества по сравнению с представительской, но у неё есть и свои недостатки, ибо она невозможна в больших государствах. Поэтому, когда позже стали складываться более крупные государственные образования, демократия рухнула. Так было в Греции, в Риме….

Но прямое демократическое правление являлось и новой формой человеческого общежития, что очень важно. К примеру, на Востоке рождение государств способствовало возникновению сильных деспотических режимов. Рабство в странах Востока не играло такой роли, как в Греции. Рабы использовались только в крупных владениях, которые принадлежали правителю и его приближённым. Восточный крестьянин был настолько занят трудом на земле, что не мог участвовать в политической жизни, у него просто не было для этого времени. Чтобы кормить себя, да ещё и платить налоги государству, он должен был всё своё время трудиться.

А условием греческой демократии было рабство. Рабами становились только иноплеменники. Вначале, правда, предпринимались попытки введения долгового рабства, но законодатель Солон его отменил. Грек не мог быть рабом. И главная собственность – земля – тоже не могла быть частной. Землёй владело племя, или общность племён (это уже не родовое племя, а граждане, объединившиеся в государство). Но в Греции существовало и частное владение. Вообще, собственность принадлежала государству, но каждый его член, каждый полноправный гражданин имел участок земли и получал определённое количество рабов, которые помогали её обрабатывать. Если же человека лишали гражданства, он терял и землю. Поэтому одним из главных наказаний для грека (смертная казнь применялась крайне редко) считался остракизм, изгнание из города. Тогда человек лишался всего. Нет, личную собственность он, конечно, мог с собой увезти, но земля ему не принадлежала. Продать её он не имел возможности, поскольку был только временным владельцем, как, впрочем, и рабов – они тоже оставались в коллективной собственности города.

Почему так важно было рабство? Почему оно являлось условием греческой демократии? Потому что человеческий труд в то время был крайне малопроизводителен. Он не оставлял свободного времени. А люди, включённые в общественную жизнь, должны были иметь его в достаточном количестве. Ведь для того, чтобы принимать участие в жизни государства, решать его судьбу, нужно было обладать определённым духовным потенциалом. Поэтому без рабов демократия не могла бы существовать. На этом этапе рабство было её условием. Но хочу подчеркнуть: главным в этой демократии всё-таки был труд свободного человека, который, имея рабов, получал возможность участвовать в общественной, духовной жизни. Скажем, посещать театр, это вообще было массовое явление, заниматься искусством, политикой… Свободный гражданин мог решать государственные вопросы.

Полноправным гражданином города являлся лишь тот, кто в нём родился. Чтобы быть полноправным гражданином, например, Афин, нужно было родиться в Афинах. Чужеземцы, переселившиеся в тот или иной греческий полис, так называемые метеки, могли заниматься ремеслом, торговлей, земледелием, но в народное собрание они не допускались. Они не были рабами, но и не имели политических прав и землёй не владели.

Так вот, полис, город-государство – это очень важный момент… Город обнесён стенами. В этом отношении город – это дом, в котором живут люди. Главный орган управления в нём – народное собрание, которое принимало и отвергало законы, утверждало или отменяло судебные решения, выбирало годичных магистратов: это были должностные лица, которые наделялись исполнительной властью и избирались сроком на один год. Для того, чтобы существовала всё же известная преемственность, бывшие магистраты образовывали совет старейшин. Все граждане юридически и политически были равноправны. При этом продолжали действовать и прежние установления, на которые опиралось старое общество. Весь гомеровский эпос – это мир таких неписаных законов: обычаев и нравственных норм, которые существовали испокон веков, передавались из поколения в поколение. Но им на смену пришли законы писаные, то есть те, которые принимало народное собрание, государственные законы. Неписаные законы и так все знают, а новые надо было создавать. Вот, допустим, раньше для человека главным была доблесть, а теперь – справедливость. И особую роль стало играть слово, поскольку в народном собрании требовалось умение убедить сограждан своей речью. Вообще, основным стал принцип большинства. Всякий закон мог быть принят только большинством голосов.

К примеру, обычай кровной мести. У Гомера это ещё очень сильно выражено, таков основной закон первобытнообщинного строя: тебя обидели – значит, или ты ответишь обидчику, или твои близкие. Остальных это не касается. Но и до других тебе нет дела…

А в полисе всё стало по-другому: родовая месть ушла в прошлое, уступив место иному типу суда. Теперь на первый план выступил принцип: любое преступление, совершённое в государстве, касается всех его граждан, потому что оно нарушает закон, нормы данного общества. Поэтому нарушение закона – это уже не частное дело, оно затрагивает интересы каждого. Таковы нормы полиса, которые должны были соблюдаться, а если кто-то ими пренебрегал, то должен был понести наказание. Это существенно отличалось от принципов родового общества. И ещё: в Греции человек, замкнутый в кругу своих личных интересов, не принимавший участия в общественной жизни, которому была безразлична судьба его страны, считался в каком-то смысле ненормальным. Такие люди носили даже специальное название идиотес (букв. – частное лицо, изолированный).

Какие принципы были заложены в античном полисе? Прежде всего, конечно, идея гражданства. Человек – гражданин города, и этим определяются его права. Затем – принцип демократии. И, наконец, выборность. В дальнейшем именно эти принципы составили основы европейской цивилизации.

Что касается рабов, к ним, конечно, плохо относились. Аристотель, например, говорил: «Раб – это говорящее орудие». Это не значит, что он был злым человеком. К своим рабам, наверное, он был более снисходителен. Но так он определял сущность раба. Ибо человек – это сумма прав и свобод. А раб был их лишён. Кстати, любой человек мог оказаться рабом, если попадал в плен. Например, первым римским автором стал грек Ливий Андроник, пленник, привезённый в Рим. Но именно он заложил основы римской литературы. Так что Аристотель имел в виду положение раба, а не дурное к нему отношение. Раб стоит вне общества. И поэтому он ни за что не отвечает. Раба нельзя судить: он украл, но он не подлежит суду, над ним никаких судебных процессов не произведёшь, он – «говорящее орудие». С него ничего нельзя спросить. Хозяин несёт за него полную ответственность. Рабы не имели семьи. У них могли быть, конечно, жёны, дети, но семья как социальный статус для них не существовала.

Вообще, греки считали, что раб сам выбрал подобную судьбу. Дело в том, что в отличие, скажем, от средневековья, античность признавала право человека на самоубийство. Окажись человек достойный в подобной ситуации, он скорее покончит с собой, нежели примет участь раба. А если он смирился, значит, заслуживает презрения. Впоследствии это изменится, но для грека V в. до н. э. было так. Рабами, как правило, оказывались иноплеменники. Вообще, это были люди другой культуры, а греки признавали лишь собственную, всё остальное они воспринимали как варварство.

Тут есть один важный мотив: существовал полисный патриотизм.

То есть, каждый человек своей родиной считал лишь тот город-государство, в котором он жил, и потому между различными греческими полисами нередко вспыхивали конфликты. Такой, например, была знаменитая Пелопонесская война – крупнейшая в Древней Греции, в которой участвовали Афины и Пелопонесский союз под предводительством Спарты.

Жители иных городов, если и приезжали, скажем, в Афины, не становились полноправными гражданами. Но всё-таки все они были греками. Все они осознавали себя эллинами, противостоящими варварам. Это были люди одной – греческой – культуры, независимо от того, что между ними как представителями разных городов-государств, может, и существовали разногласия. Но все они – эллины! Остальные – варвары. С варварами приходилось сталкиваться во время войн, варвары становились рабами. Но для эллинов это все были люди, стоявшие по ту сторону культуры.

Для греков рабство имело ещё и символическую составляющую: нельзя было оставаться свободным, работая на другого. Свободный человек мог заниматься каким угодно ремеслом, но работать – только на себя.

Одним из основателей Афинского государства был греческий поэт и мудрец Солон (ок. 640–560 до н. э.), один из знаменитых «семи мудрецов» древности. Существует легенда о том, как Солон впервые заявил о себе. В то время афиняне вели долгую и изнурительную войну с соседним городом Мегарами за остров Саламин. Афиняне потерпели поражение в этом противостоянии и приняли закон, который под страхом казни запрещал даже говорить о возобновлении войны. Тогда Солон, притворившись безумцем, в рваном плаще, всклокоченный, выбежал на городскую площадь, взобрался на камень, с которого обычно вещали ораторы, и обратился к своим согражданам стихами:

 
…Лучше бы мне не в Афинах родиться, а в месте безвестном,
Чтобы не слышать укор: «Сдал он врагам  Саламин !»
Если ж афиняне мы, то вперед – и на остров желанный!
Смело на бой, чтобы смыть с родины чёрный позор!5959
  Солон. «Саламин» (пер. М. Гаспарова).


[Закрыть]
 

Услышав слова Солона, народ словно очнулся. Афиняне вновь отправились в военный поход и одержали победу… Солон был избран главой Афинского государства. Солоном-законодателем были заложены многие важные принципы, которые затем долгое время определяли жизнь афинской демократии. Он отменил долговое рабство, неимущие обрели право становиться членами народного собрания, получили землю. Солон учил сограждан, что закон – это самое главное: «Кто видит обиду, может жаловаться в суд»; «кто во время гражданских раздоров не примыкает ни к одной партии, лишается гражданских прав»; «бранить живых людей запрещается в правительственных зданиях, в суде, в храмах, в торжественных процессиях; бранить же мёртвых запрещается везде»; «кто не может указать, на какие средства он живёт, лишается гражданских прав»; «если отец не научил сына никакому делу, такого отца сын не обязан содержать в старости» и т.д.

А вот фрагмент одной из последних речей другого великого афинского правителя Перикла (сер. V в. до н. э.), с именем которого связан наивысший расцвет афинской демократии: «Обычаи у нас в государстве не заёмные; мы не подражаем другим, а сами подаём пример. Называется наш строй народовластием, потому что держится не на меньшинстве, а на большинстве народа. Закон даёт нам всем равные возможности, а уважение воздаётся каждому по его заслугам. В общих делах мы друг другу поможем, а в частных не мешаем; выше всего для нас законы, а неписаные законы выше писаных. Город наш всегда для всех открыт. <…> На войне мы сильны не тайной подготовкою, а открытой отвагою. <…> Мы любим красоту без прихотливости и мудрость без расслабленности; богатством мы не хвастаем на словах, а пользуемся для дела; и в бедности у нас не постыдно признаться, а постыдно не выбиваться из неё трудом. <…> Сознательность делает нас сильными, тогда как других, наоборот, бездумье делает отважными, а раздумье – нерешительными. <…> Государство наше по праву может зваться школой Эллады, ибо только в нём каждый может найти себе дело по душе и по плечу и тем достичь независимости и благополучия…».6060
  В кн.: Гаспаров М.Л. Занимательная Греция. М.: Новое литературное обозрение, 1996.


[Закрыть]

Кажется, речь идет о некоем идеальном порядке. В реальности все, наверное, складывалось по-другому. Но главное: сама эта норма оставалась незыблемой, она никогда не ставилась под сомнение. Для греков V века до нашей эры это были те положения, которые признавал каждый.

V  век до н. э. открывает новый – классический этап истории Древней Греции, с которым связаны величайшие её достижения. Именно в это время обрёл свой совершенный облик афинский Акрополь, были возведены Парфенон, храмовые комплексы в Олимпии и в Дельфах. Именно к этому периоду относится деятельность архитекторов Фидия и Калликрата, историков Геродота и Фукидида, скульптора Поликлета и многих других.

Но наиболее значительным явлением эпохи стал греческий театр.

Он представлен двумя жанрами: трагедией и комедией (существовал и некий промежуточный жанр, но его образцы нам неизвестны), происхождение которых связано с культом Диониса. Это был умирающий и воскресающий бог виноградной лозы, который олицетворял собой творческие силы природы: погибал осенью и возрождался с каждой новой весной.

Мистерии (греч. «таинства») в честь Диониса были довольно причудливы. Во время дионисий люди одевались в козлиные шкуры (спутниками Диониса считались козлоногие сатиры, а ипостасью самого божества являлся козёл). В состоянии экстаза участники, среди которых были и женщины, убивали жертвенного козла, раздирали его на части, что означало смерть Диониса. Затем начинался плач над растерзанным телом. Это была первая часть действа – плач над погибшим богом. Вторая часть – возрождение Диониса. Разумеется, оживить жертвенное животное реально они не могли, поэтому вторая половина мистерии носила условный, символический характер. Это было ликование, вызванное вестью о воскрешении божества. Из таких драматизированных обрядов родилась греческая трагедия. Кстати, буквальное значение слова трагедия – это козлиная песнь (от греч. трагос, козёл). Из радостных аспектов дионисийского культа родилась греческая комедия. Но, как и в основе трагедии, в основе комедии лежал всё тот же двуединый образ смерти и рождения. Разница в акцентах. В трагедии акцент делался на гибели божества, она возникала из плача. В комедии же доминировали веселье и смех, связанные с возвращением Диониса к жизни. Это была смерть, которая чревата новым рождением, и смех, которому предшествовала смерть.

Вообще, культ Диониса во многом противостоял культу Аполлона, который глубинно был связан с рациональным началом, с аристократией (не случайно Пиндар воспевал в своих стихах это солнечное божество). А здесь каждый мог приобщиться к священнодейству: участники вкушали тело бога, жертвенного козла, и тем самым как бы ощущали свою причастность к иррациональной, божественной силе.

Дионисии сыграли огромную роль в развитии греческого театра.

Дионис всегда оставался покровителем драматического искусства: на греческой сцене обязательно располагался алтарь в его честь, а в зрительном зале отводилось место для жреца храма Диониса. Однако, мистерия – это не театр. Театр начинается тогда, когда возникает деление на сцену и зрительный зал. Участники дионисий не делились на актёров и зрителей. И лишь когда возникает помост, когда появляется разделение на зрительный зал и сцену – рождается театр.

Это важнейший момент в структуре театра. Появляются актёры и зрители, существующие в двух разных пространствах и разных временах. Допустим, на сцене изображается одно время, тогда как время пришедших в зрительный зал – совершенно другое. Пространство сцены – нечто иллюзорное, а зрительный зал – реален, в нем находятся люди, которые смотрят спектакль. И между ними – непреодолимая граница. Конечно, актёры могут спуститься в зрительный зал, в современном театре это довольно часто случается, мы к этому привыкли. Но вот что совершенно невозможно, так это выход зрителя на сцену. Здесь кончается театр. Известны, конечно, случаи, когда зритель вмешивался в происходящее. Кому-то могло вдруг вздуматься помешать Отелло душить Дездемону… В жизни, наверное, в таком случае даже следовало бы вмешаться. Но в театре роль зрителя в том и заключается, чтобы оставаться наблюдателем. Двигаться и действовать могут только актёры.

С одной стороны, зритель смотрит драматическое представление здесь и сейчас. Для него это настоящее время. Но, с другой стороны, он понимает, что перед ним особый условный мир, что это искусство. Здесь есть один очень важный момент, который следует подчеркнуть. Греческие трагедии, как правило, основывались на мифах, в них действовали боги и мифологические герои. Но отношение к мифам в театре стало иным. Допустим, слушая в прежние времена песни Гомера, люди считали, что всё это было на самом деле. Давно, правда, но всё же было. А когда зритель видел нечто подобное на сцене, он понимал, что перед ним – актёры, разыгрывающие представление. Никто не воспринимал театральное зрелище как реальность. Кроме того, зритель осознавал, что у трагедии есть автор, что она кем-то написана. Устраивались даже состязания драматургов. То есть сама трагедия воспринималась как нечто сочинённое…