Текст книги "Правовое регулирование предпринимательской деятельности в России. Монография"

В письме заместителя Председателя Высшего Арбитражного Суда РФ от 7 апреля 2000 г. № 707/00 подтверждена правильная оценка действий судебных органов по рассматриваемому делу.

Представляется обоснованным вывод суда о том, что хотя названный договор носит наименование «кредитный», фактически таковым не является. В силу ст. 819 ГК РФ по кредитному договору банк или иная кредитная организация (кредитор) обязуется предоставить денежные средства (кредит) заемщику в размере и на условиях, предусмотренных договором, а заемщик обязуется возвратить полученную денежную сумму и уплатить проценты на нее.

Соответствует действительности и нормам ГК РФ и другой вывод судьи арбитражного суда: кредитный договор нельзя признать ничтожным, поскольку в соответствии с п. 2 ст. 421 ГК РФ участники гражданского оборота могут заключить договор как предусмотренный, так и не предусмотренный законодательством. Стороны могут заключить договор, в котором содержатся элементы различных договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (смешанный договор). К отношениям сторон по смешанному договору применяются в соответствующих частях правила о договорах, элементы которых содержатся в смешанном договоре, если иное не вытекает из соглашения сторон или существа смешанного договора.

И хотя суд первой инстанции не квалифицирует кредитный договор в качестве притворной сделки, однако такой вывод напрашивается сам по себе. Это положение получило недвусмысленное отражение в постановлении апелляционной инстанции Арбитражного суда Свердловской области от 22 ноября 1999 г.: «…сделка, названная кредитным договором, является притворной (ст. 170 ГК РФ)».

В письме заместителя Председателя Высшего Арбитражного Суда РФ от 7 апреля 2000 г. № 707/00 подтверждена правильная оценка действий судебных органов по этому вопросу.

Признавая кредитный договор притворным, судебные инстанции не определили его юридической природы. Вряд ли способствовало этому и категоричная позиция, занятая истцом (заявителем).

В постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 марта 1999 г. № 7538/98 по конкретному делу было прямо указано, что при новом рассмотрении спора суду необходимо изучить специфику отношений сторон по договору и дать оценку их волеизъявления при заключении спорной сделки. Такой же вывод содержится и в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 марта 2000 г. № 7546/99, а также в ряде других судебных решений.

В-третьих, свобода в определении контрагентов заключаемого договора. В условиях рыночной экономики стороны свободны, самостоятельны в выборе партнеров – участников договорных отношений, за исключением случаев заключения договоров в обязательном порядке. Следует согласиться с мнением о том, что «…гражданское законодательство связывает выбор партнера не только с действиями по заключению договора, но и с компетентным отказом от таких действий для того или иного претендента»^[191]. Судебная практика также дает возможность сделать аналогичный вывод относительно свободы выбора партнера.

В-четвертых, стороны самостоятельно определяют условия заключаемого договора. Такой выбор относится главным образом к несущественным условиям, поскольку существенные условия определены законом или вытекают из вида договора. Правда, существенный характер условий договора могут установить сами контрагенты. Однако в тех случаях, когда содержание соответствующего условия предписано законом или иными правовыми актами, договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам (ст. 422 ГК РФ). Важно отметить и другое положение: стороны могут заключить договор, в котором содержатся элементы различных договоров (смешанный договор).

Напомним, что до принятия нового Кодекса (во времена бывшего СССР) такая конструкция договора отсутствовала, что вызывало – прежде всего на практике – значительные трудности, ибо было непонятно, какими правилами о договорах следует в данной ситуации руководствоваться. Что касается юридической литературы, то здесь обнаруживалась определенная теоретическая разноголосица. Одни ученые считали, что смешанные договоры не имеют права на существование; другие высказывали противоположное мнение по этому вопросу^[192].

Свобода договора не носит абсолютного характера. «Свобода договора могла бы стать абсолютной только при условии, если бы сам Кодекс и все изданные в соответствии с ним правовые акты состояли исключительно из диспозитивных и факультативных норм». Однако, как пишут М. И. Брагинский и В. В. Витрянский, такой путь повлек бы за собой немедленную гибель экономики страны, ее социальных и иных программ^[193].

Для сравнения приведем мнение по этому вопросу английских ученых. Те исследователи этой проблемы, которые придают особое значение субъективной природе договорных обязательств, считают соглашение сторон итогом свободных и совпадающих желаний. Они выступают против каких-либо ограничений «свободы договора».

Критикуя эту теорию, ее оппоненты отмечают, что в настоящее время основные элементы договора (формальное равенство сторон и свобода волеизъявления лиц) не являются характерными для подавляющего большинства договоров. Причины здесь разные^[194]. В условиях концентрации и централизации капитала, роста общественного производства нет и не может быть экономического равенства предприятий (компаний, корпораций, фирм и т. п.), а также совпадения индивидуальных интересов. Напротив, монопольное положение отдельной фирмы (или группы фирм) на внутреннем рынке каких-либо товаров или услуг приводит в действие механизм подчинения экономически зависимых предприятий.

Широкое применение на практике получили так называемые договоры присоединения или продиктованные договоры, в соответствии с которыми одна сторона (обычно монополист в данной отрасли) предписывает свои условия контрагенту. В Англии, США и других странах они именуются договорами в стандартной форме (standard form contracts)^[195]. Будучи разработанными одной стороной, условия такого договора могут быть приняты или отвергнуты потребителем. Следовательно, последний имеет формальное право отказаться от заключения невыгодного для него договора. Однако реализация этого права затруднена и практически невозможна, поскольку в силу экономического неравенства контрагент фактически не имеет возможности выбора.

Существенное воздействие на волю сторон при заключении договора оказывает расширяющееся государственно-монополистическое регулирование экономики посредством нормотворческих и административных органов. В частности, нормы английского законодательства содержат общие и специальные запреты необоснованных отказов от заключения договора. С помощью решений антимонополистических ведомств и судебных органов предприятия и организации, уклоняющиеся от заключения договора, вынуждены вступить в контакт с другой стороной для согласования взаимоприемлемых условий сделки. При этом обычно презюмируется, что договор должен быть заключен на «разумных», «обычных» условиях^[196]. Таким образом, в случае отказа продавца (поставщика) от установления каких-либо контактов с покупателем решение юрисдикционных органов может заменить волеизъявление стороны, уклоняющейся от вступления в договорные отношения. «Свобода договора» в данном случае детерминирована указанным решением.

Кроме того, на содержание заключаемого договора значительное воздействие оказывают императивные предписания антимонопольного, валютного законодательства, экспортные и импортные ограничения, нормы, посвященные регулированию цен, и т. п.

Как видно, свобода договора (равно как и свобода предпринимательства) может быть ограничена в силу закона, а также иных правовых актов либо по причине экономического (финансового) неравенства хозяйствующих субъектов на определенном рынке. Поэтому о свободе договора можно говорить с юридической и экономической точек зрения.

Принципы свободы предпринимательства и договора тесно связаны с принципом «свободного перемещения» объектов предпринимательской деятельности (договоров), который получил закрепление в ст. 8 Конституции РФ и ст. 1 ГК РФ. В силу ст. 8 «в Российской Федерации гарантируется единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, работ и финансовых средств». Гражданский кодекс (п. 3 ст. 1) предусмотрел, что любые ограничения перемещения товаров и услуг могут быть введены только федеральным законом и лишь тогда, когда это оказывается необходимым в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

На практике встречаются случаи, когда некоторые субъекты РФ принимают акты, направленные на незаконное ограничение перемещения товаров (работ, услуг) и финансовых средств. Так, решением Законодательного собрания Владимирской области от 17 апреля 1996 г. № 98 был принят областной закон «О сборе на водку и ликероводочные изделия». Он был подписан главой администрации области и вступил в силу с 1 мая 1996 г. Однако эти документы по причине их несоответствия требованиям Конституции РФ (ст. 72, 74, 76), а также ряда федеральных законов были опротестованы прокурором области^[197].

В частности, принятый областной закон, по мнению прокуратуры, противоречил ст. 74 Конституции РФ, согласно которой на территории Российской Федерации не допускается установление сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров.

Решением Законодательного собрания области от 13 июня 1996 г. протест прокурора удовлетворен.

Принцип неприкосновенности и юридического равенства всех форм собственности, используемых в предпринимательской деятельности, также прямо вытекает из положений Основного закона (ст. 8, 9, 34, 35). Так, в соответствии с п. 2 ст. 8 «в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности». Применительно к земле и другим природным ресурсам данный принцип сформулирован в п. 2 ст. 9 Конституции РФ. В первую очередь отметим, что и в Конституции РФ, и в ГК РФ (п. 1 ст. 212) частная собственность открывает список форм собственности. Однако это не означает, что именно частная форма обладает какими-либо преимуществами перед иными формами собственности. В условиях перехода России к рыночным отношениям частная собственность играет заметную роль в становлении и развитии отечественной экономики. Ее значение особо проявляется после того, как социалистическая (и прежде всего государственная) собственность перестала быть главной формой собственности и единственной базой производства материальных благ. Правда, и здесь не обошлось без перегибов. На фоне усиления частно-правового начала в регулировании общественных отношений в литературе наблюдается тенденция по умалению (иногда по дискредитации) публичной собственности. Ведь не случайно своим острием тотальная приватизация была направлена против государственной и муниципальной собственности. Что из этого получилось – специальная тема настоящего исследования.

Полагаем, что собственность можно подразделить на две большие группы: частную и публичную. Публичная представляет собой государственную (федеральную и собственность субъектов РФ) и муниципальную собственность. Категория «частная собственность» охватывает все остальные формы собственности. С этих позиций собственность не только физических лиц и большинства организационно-правовых форм коммерческих организаций, но и собственность общественных и религиозных организаций (объединений), например, является частной.

Отметим, что ни в Конституции РФ, ни в ГК РФ не раскрывается смысл словосочетания «иные формы собственности». Это вызвало в юридической литературе различного рода предположения. Чаще всего указывается на смешанную форму собственности, хотя называются политэкономические построения типа коллективной, арендной или общинной собственности. Так, В. В. Лаптев пишет: «Можно предположить, что к ним (иным формам собственности. – В. Б.) относятся смешанные формы, в которых имущество принадлежит как государству, так и муниципальным образованиям, частным лицам и организациям»^[198].

На наш взгляд, категория «смешанная форма собственности» имеет право на существование. Но вряд ли она применима к ситуациям, связанным с созданием юридических лиц. Например, при учреждении акционерного общества публичным образованием и частными лицами не происходит образование смешанной формы собственности. В соответствии с п. 2 ст. 48 ГК РФ между юридическим лицом (в нашем случае – акционерном обществом) и его участниками возникают обязательственные правоотношения, а потому имущество акционерного общества принадлежит ему на праве собственности. Нет смешанной формы собственности и при создании коммерческих организаций с участием иностранного капитала. По законодательству об иностранных инвестициях такие организации могут учреждаться только в форме общества с ограниченной ответственностью или акционерного общества.

Нельзя говорить о смешанной форме собственности и в отношении унитарных предприятий. В силу ст. 114 ГК РФ унитарное предприятие, основанное на праве хозяйственного ведения, создается по решению уполномоченного на то государственного органа или органа местного самоуправления, а казенное предприятие – по решению Правительства РФ на базе имущества, находящегося в федеральной собственности (ст. 115 ГК РФ). Правовая модель унитарного предприятия исключает какую-либо возможность формирования смешанной собственности.

Практически отсутствуют юридические предпосылки к образованию смешанной формы и применительно к некоммерческим организациям. Пункт 3 ст. 48 ГК РФ гласит: «К юридическим лицам, в отношении которых их учредители (участники) не имеют имущественных прав, относятся общественные и религиозные организации (объединения), благотворительные и иные фонды, объединения юридических лиц (ассоциации и союзы). Например, организация, созданная собственником для осуществления управленческих, социально-культурных и иных функций некоммерческого характера и финансируемая им полностью или частично, может существовать как публичное (государственное и муниципальное), так и частное (общественное и т. д.) учреждение.

Конструкция «смешанная форма собственности» дает о себе знать при заключении договора простого товарищества (ст. 1041 ГК РФ). По общему правилу (п. 1 ст. 1043 ГК РФ) внесенное товарищами имущество, которыми они обладали на праве собственности, а также произведенная в результате совместной деятельности продукция и полученные от такой деятельности плоды и доходы признаются их общей долевой собственностью. Иное может быть установлено законом или договором простого товарищества либо вытекает из существа обязательства.

Соглашаясь в целом с мнением, согласно которому упоминание в Конституции РФ и ГК РФ об «иных формах собственности» служит базой для чисто умозрительных (политэкономических) построений (например, типа коллективной, народной собственности), в то же время едва ли можно признать убедительным общий вывод: такое упоминание является результатом недоразумения^[199]. Напротив, мы полагаем, что данное словосочетание указывает на потенциальную возможность существования иных форм собственности, что законодательный перечень форм собственности не носит закрытого характера.

Наряду с основными формами собственности (частной и публичной) промышленно развитым странам известна и смешанная форма собственности (частнопубличная). Более того, ученые-экономисты считают, что современная хозяйственная система западных государств не случайно именуется «смешанной экономикой»^[200]. В свою очередь, термин «смешанная экономика» означает, что «…в чистом виде мы не наблюдаем ни спонтанного порядка, ни иерархии; ни правового режима частной собственности, ни государственной собственности»^[201]. Для смешанной экономики характерно многообразие форм собственности и наличие двух регуляторов (рыночного и государственного). Данный тезис не бесспорен.

Российская экономика также является смешанной, хотя отчетливо носит переходный характер. В смешанной экономике должна получить свое место и смешанная форма собственности. Пока что этому препятствует Гражданский кодекс, в котором установлена жесткая привязка между формой собственности и организационно-правовой формой юридического лица (коммерческой и некоммерческой организации).

Институт собственности вновь возвращает нас к общей проблеме соотношения экономики и права, сочетания экономических и правовых исследований. Прав Е. Л. Суханов, утверждая, что понятие «форма собственности» – экономическая, а не юридическая категория. С юридической точки зрения речь должна идти о принадлежности имущества на праве собственности различным субъектам – гражданам, юридическим лицам, публично-правовым образованиям, причем с совершенно одинаковым объемом правомочий^[202]. По мнению названного ученого, «как содержание, так и осуществление правомочий собственника в гражданском праве в принципе не имеет различий в зависимости от субъектной принадлежности права собственности… Известные ограничения, влекущие особенности правового режима отдельных объектов этого права, также по общему правилу являются одинаковыми для всех собственников (например, строго целевой характер использования находящихся в их собственности земель или других природных ресурсов либо жилых помещений; отчуждение и использование вещей, ограниченных в обороте, и т. п.)»^[203]. В этой связи предлагается право частной и право публичной собственности рассматривать не как «разновидности права собственности» (с различными возможностями для соответствующих собственников), а как обобщенное обозначение различий в правовом режиме отдельных объектов права собственности^[204]. Отсюда делается вывод: в настоящее время отпали основания для различия не только форм собственности, но и отдельных «прав собственности» (или «видов права собственности». Так ли это? Насколько сказанное соответствует действующему законодательству и реальной действительности?

Проф. В. С. Якушев весьма осторожно пишет по этому поводу: «Трудно отрекаться от давно и прочно укоренившихся в сознании категорий и особенно от таких, как «формы собственности», «государственная форма собственности» и другие (трудно еще и потому, что это формулировки действующей Конституции), но автор статьи (Суханов Е. Л. – В. Б.) заставляет сомневаться в их правильности, и, очевидно, будущее принадлежит новым правовым идеям»^[205]. Иначе говоря, оригинальная научная позиция вызывает сомнения в части правильности использования в Конституции РФ и ГК РФ словосочетания «формы собственности». Непонятно другое: почему экономическая категория «форма собственности» не может иметь в будущем законодательной прописки?

С этой точки зрения, рассматривая соотношение экономического и правового понятий собственности, ряд авторов говорит о первично правовой природе категории «собственность», не выводимой из экономического понятия, о ее относительной самостоятельности. В кандидатской диссертации Л. Л. Рябов делает следующий вывод: «Понятие экономическое для общего понятия права собственности ни есть базисный смысловой элемент. Оно по сути играет вспомогательную роль при построении теории права, создает иллюзорную возможность дать правовой категории «собственность» определение через другие «базисные» понятия»^[206]. Как видно, правовое понятие собственности противопоставляется ее экономическому понятию, а между ними проводится своеобразная «демаркационная» линия.

Понимая, что данный вопрос является самостоятельным предметом исследования, отметим, что собственность как экономическая категория представляет собой имущественные отношения между людьми в процессе общественного производства, обмена и распределения материальных благ. Будучи базисным явлением, собственность – это отношение лица к принадлежащей (присвоенной) ему вещи как к своей, которое выражается во владении, пользовании и распоряжении ею, т. е. в хозяйственном господстве над вещью. Таким образом, в экономическом аспекте различают два вида общественных отношений: во-первых, это имущественные отношения между людьми, во-вторых, отношение лица (например, собственника) к присвоенной ему вещи.

К экономическим категориям надо отнести и такие понятия, как «формы собственности» и «виды собственности». Деление собственности на формы и виды производится, как правило, на основе трех взаимосвязанных критериев: а) степень обобществления имущества; б) назначение имущества; в) перечень объектов, которые могут состоять в собственности^[207]. Так, степень обобществления имущества показывает круг лиц, в интересах которых осуществляются известная триада правомочий собственника. Назначение имущества определяет характер и направление его использования. Наконец, перечень объектов, которые могут состоять в собственности, тесно связан с назначением имущества, а также с характером и направлением его использования.

Поэтому обеспечить «равенство всех форм собственности» в юридическом смысле просто невозможно. Так, в государственной собственности может находиться любое имущество, в том числе изъятое из оборота (п. 2 ст. 129 ГК РФ); государство может приобретать имущество в собственность такими способами (налоги, сборы, пошлины, конфискация, национализация), которых лишены граждане и юридические лица^[208].

Отношения собственности получают свое закрепление в праве. Причем право закрепляет и оформляет обе (ранее названные) стороны экономических отношений. Вот что по этому вопросу пишет Е. Л. Суханов: «Отношения между людьми по поводу имущества оформляются путем предоставления владельцу возможности защиты от необоснованных посягательств любых иных (третьих) лиц, а его отношение к присвоенному имуществу как собственнику оформляются путем установления возможностей (границ) его дозволенного использования. В первом случае проявляется абсолютный характер правоотношений собственности. Во втором случае речь идет о содержании и реальном объеме правомочий собственника»^[209]. И далее авторитетный ученый-цивилист делает следующий вывод: «…правовая форма отношений собственности (присвоения) предопределяется их экономическим содержанием»^[210].

Мы также полагаем, что экономическая природа собственности оказывает доминирующее влияние на правовое оформление.

В то же время прав С. Н. Братусь в том, что нельзя от экономического понятия собственности механически перейти к юридическому понятию^[211].

О юридическом равенстве можно говорить применительно к праву собственности в субъективном смысле. Здесь действительно нет и не может быть неравенства, поскольку правомочия владения, пользования и распоряжения и по содержанию, и по объему равны.

Однако субъективный аспект права собственности не должен закрывать собой другой научный подход. Категория «право собственности» может рассматриваться и в объективном смысле как правовой институт (или, по мнению ряда ученых, подотрасль) гражданского права. В этом значении право собственности как совокупность юридических норм можно условно подразделить на право частной собственности, право государственной собственности и право муниципальной собственности.

Свобода конкуренции и ограничение монополистической деятельности – следующий принцип предпринимательского права. Он также нашел отражение в Конституции РФ, в соответствии с п. 2 ст. 34 которой «не допускается экономическая деятельность, направленная на монополизацию и недобросовестную конкуренцию». Аналогичная норма (правовой принцип) содержится в п. 1 ст. 10 ГК РФ; она устанавливает пределы осуществления гражданами и юридическими лицами гражданских прав. И Конституция РФ, и ГК РФ запрещают субъектам предпринимательской деятельности злоупотребление своими правами (например, злоупотребление доминирующим положением на рынке). Более того, п. 2 ст. 10 ГК РФ предусматривает правовые последствия несоблюдения соответствующих требований: суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права. Поэтому заинтересованная сторона вправе обратиться в суд с исковым требованием об отказе виновному в злоупотреблении своими правами лицу в правовой защите.

В современной России идет процесс становления конкурентного и антимонопольного законодательства. К числу специальных актов можно отнести Федеральные законы от 22 марта 1991 г. № 948-1 «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках» (в ред. ФЗ от 21 марта 2002 г. № 122-ФЗ), и от 17 августа 1995 г. № 147-ФЗ «О естественных монополиях»^[212] (в ред. ФЗ от 29 августа 2004 г. № 58-ФЗ). Отдельные положения, регулирующие вопросы конкуренции и антимонопольной деятельности, содержатся в законах, посвященных регламентации биржевой, банковской, инвестиционной, инновационной, страховой и иной деятельности.

Большую часть актов действующего антимонопольного законодательства образуют подзаконные акты (указы Президента, постановления Правительства, ведомственные акты). В этой сфере правового регулирования наблюдается нестыковка тех или иных актов, регулирующих сходные отношения.

На наш взгляд, антимонопольное регулирование предпринимательской деятельности необходимо коренным образом пересмотреть с учетом перехода российской экономики на рыночные отношения. В этой области надо существенно обновить действующее законодательство. Нужен не простой набор законов (например, Антимонопольный закон), а согласованная система различных нормативных правовых актов, которая должна строиться на четкой антимонопольной и конкурентной политике. России не нужна тотальная борьба с монополиями. Надо на уровне законов определить условия добросовестной конкуренции, общие правила поведения участников предпринимательского оборота.

Проведение государственной политики по содействию и развитию товарных рынков и конкуренции, а также по предупреждению, ограничению и пресечению монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции осуществляется федеральным антимонопольным органом. Таким органом в настоящее время является Федеральная антимонопольная служба, которой Указом Президента РФ переданы функции по контролю и надзору упраздненного Министерства РФ по антимонопольной политике и поддержке предпринимательства^[213].

Принцип государственного регулирования (воздействия) предпринимательской деятельности и недопустимости произвольного вмешательства в частные дела играет важную роль в условиях рыночной экономики. По нашему мнению, он означает, во-первых, что государство в лице компетентных органов использует всевозможные формы и средства государственно-правового воздействия на экономические отношения. Как справедливо замечает Д. Н. Сафиуллин, товарно-денежным отношениям свойственна известная спонтанность и стихийность развития^[214]. Отсюда возникает потребность в применении иерархических механизмов регулирования хозяйственной деятельности.

Мировой опыт также показывает, что публичное вмешательство в рыночную экономику – позитивное явление, если при этом выдерживаются определенные пределы. Примеров такого вмешательства более чем достаточно. Так, английский Закон 1939 г. предоставил Департаменту торговли и промышленности Великобритании право издавать приказы о контроле над экспортом. В 1985 г. был принят Приказ о контроле над экспортом (The Export of Goods (Control) Order). Специальным приказом предусмотрена процедура контроля над стратегическими товарами 1967 г. (Strategic Goods (Control) Order)^[215].

С. И. Виниченко верно подмечает, что термин «вмешательство» возможно и отдает привкусом командно-административной системы. Тем не менее следует отличать категории «вмешательство» и «произвольное вмешательство»^[216]. Как говорится, вмешательство вмешательству рознь. Допустимое (непроизвольное) вмешательство в экономические отношения основано на законе (например, планирование, нормирование, квотирование, лицензирование и т. д.). Произвольное же вмешательство – незаконное явление, а потому в силу п. 1 ст. 1 ГК РФ оно запрещено.

В литературе по предпринимательскому праву данный принцип рассматривают без второго элемента (составляющей части) – без указания на недопустимость произвольного вмешательства в частные дела, относя этот принцип к гражданскому праву. Напротив, при его характеристике выдвигается на первое место публично-правовое начало, а именно: государственное регулирование рыночной экономики. Вместе с тем надо помнить, что предпринимательское право представляет собой комплексное образование, где сочетаются публично-правовые и частно-правовые элементы правового регулирования социальных связей.

В. В. Лаптев называет в числе основных начал предпринимательского права принцип сочетания частных и публичных интересов в предпринимательской деятельности^[217]. Надо признать обоснованным такое мнение и заслуживающим поддержки. Указанное сочетание имеет существенное значение в разных сферах общественной жизни, включая и область предпринимательства. Другое дело: что понимать под словом «интерес» и какие интересы следует отнести к публичным, а какие – к частным? Эти и другие вопросы служат предметом оживленной дискуссии в отечественной и зарубежной юридической литературе.

Проф. Г. Ф. Шершеневич сформулировал субъективное право как обособленную возможность осуществления интереса^[218]. Названный ученый обращает внимание на то, что юридическое отношение, принуждающее одно лицо к совершению действий в пользу другого, предполагает у последнего наличие интереса к выполнению этого акта. Отсутствие интереса, выражающегося всегда в имущественной форме, или его прекращение, указывает на отсутствие его либо прекращение^[219].

Теория интереса была развита в научных трудах проф. Ю. К. Толстого, проф. С. И. Асканзия и ряда других ученых. Так, С. И. Асканзий указывает на взаимосвязь и взаимообусловленность понятий воли и интереса, где воля всегда направлена на осуществление определенных интересов. Воля, по его мнению, взятая вне объекта, на который она направлена (цели и интересы), представляет собой лишь психологическое понятие^[220].

Спорным среди ученых является вопрос об объективном или субъективном происхождении интереса. Проф. В. П. Грибанов считает, что интерес есть явление, сочетающее объективные и субъективные моменты^[221]. По своей природе интерес объективен; он представляет собой форму проявления экономических отношений в деятельности, поступках людей. Однако для того чтобы экономические и другие факторы общественной жизни могли проявиться как интерес, «…они неизбежно должны пройти через сознание людей, принять вид «сознательных побуждений»^[222]. Следует согласиться с мнением известного специалиста в области гражданского права в том, что интерес – это потребность, принявшая форму сознательного побуждения и проявляющаяся в жизни в виде желаний, намерений, стремлений. Правда, такая формулировка «интереса» скорее всего претендует на общесоциологическое определение понятия.