Текст книги "Петр Первый"

– Кто тебя этому учил? – спросил Владимир.

– Дак все.

– Все?

– Да, мин херц, все так делают.

– Почему, йоду, что ли нет?

– Дак есть, конечно, но мы знакомы только второй день, и я не могу этого делать в присутствии.

– Если только сам поссышь, я не против, – добавила она, впрочем, с полуулыбкой.

– Некоторые думают, – начал он издалека на всякий случай, – что свисать может только конец.

– И?

– И это правильно. Правильно, ибо тогда и конец не нужен: свисающий – это уже по сути дела, и есть само:

– Существительное.

– Нет, нет, мил человек, не думай, я заметила твое волнительно-несуразное поведение при моем официальном к тебе обращении. Поэтому отвечай:

– В чем дело?

– В чем дело? – повторил он.

– Да, почему ты испугался. И не отрицай!

– Просто я подумал.

– Да, да, продолжай, пожалуйста свою исповедь.

– Нет, прости, но наоборот, я думал ты оговорилась при, так сказать, лицом к лицу, что у тебя есть любовник Васька.

– Так ты меня обвиняешь?!

– Нет, но я не знаю, как вывести тебя из этого затруднительного положения.

– Да? Хорошо, я тебе скажу, как: признайся во всем, и может быть, я кое-что прощу.

– Рад бы, май диэ чайльд, но пока не могу придумать за собой ничего такого мне несвойственного.

– Да?

– Да.

– Очень жаль, что ты мне врешь. Ибо:

– Если врешь – значит любишь, а это налагает на меня тоже некоторую ответственность.

– А именно? – спросил Владимир.

– Пока что не буду тебя ставить в щит буквой Г с головой и руками, зажатыми между досок с вырезами для их.

– Их?

– Да, милый друг, рук и их головы.

– У вас есть такой?

– Этот прибор правды? Да, он есть в каждой приличной семье. – И добавила:

– И то правда, что у меня до сих пор не было, но вот с утра уже начали сооружать и, кажется:

– Все готово к испытанию.

– Так может, мне тогда сказать лучше правду?

– Уж не знаю теперь, что и лучше. Ну, ты не беглый каторжник?

– Ты бы и тогда меня простила?

– Нет, вот пока только думаю. Понимаешь, ты не подходишь мне не только потому, что не тот, кого мне обещали, но и главное, не можешь притвориться тем.

– Почему ты так уверена?

– У тебя дрогнула не только рука, но и зубы, когда я позвала тебя:

– Вась-Вась! – А я могла звать и не тебя, а кота какого-нибудь. А ты здрасте – пожалуйста:

– Это не я!

– Да, пожалуй, ты права, что я слишком честен для тебя. Поставь меня в пыточный щит, обновлю, так сказать, новую постройку.

– Так вот ни за что не можешь сказать – признаться, что ты есть тот поименованный в письме Васька?

– Где это письмо? Авось ты неправильно прочитала. Меня тоже зовут на Дабл В.

– Да?

– Я никогда не вру.

– Вот это и плохо. Мне нужен человек, который бы сказал обо мне одно только хорошее, даже если бы его очень просили:

– Не надо, – а скажи наоборот. Под пыткой, заметь.

– Если мне нечего сказать плохого, то я и скажу только хорошее.

– А будешь ли ты думать хорошо обо мне всю оставшуюся жизнь?

– Да.

– Уверен?

– Я не могу думать наоборот по определению: я не нахожу в тебе, леди, недостатков, так сказать:

– Дуня-д, моя Дуняша, Дуня – Тонкопряха!

– Ты так хорошо говоришь правду, что можно подумать:

– Всем также врешь.

– Вы только что проверили: я не способен, – Владимир показал забинтованный низом ее нижней юбки палец. – Иначе бы не откусил его вместо сыра с помидорами, укропом и петрушкой.

– Ты забыл про лепешку, на которой они все покоились.

– Именно из-за удивительно правильного радиуса наклона этой вкусной лепешки, я не откусил палец совсем.

Далее. Что далее? Точнее, кто, Наталья Кирилловна?

– Может, мне сделать тугаменты на имя какого-нибудь Васьки?

– Что значит: сделать?

– Может у вас есть какие-нибудь связи в министерстве иностранных дел?

– Почему именно иностранных, а не внутренних? – удивилась Дуня.

– Там не поймут русских заморочек, а здесь чуть что, и…

– Да, уточните, пожалуйста, что вы имели в виду? Вас могут принять за шпиона Степана Разина и Василия Уса?

– Скорее, за наложника атамана Алены Арзамасской.

– А вы не?

– Та не-е.

– Почему?

– Как говорится: если бы что и было – я бы знал.

Дуня подала чаю с испанским вермутом, и хотела провести резюме, но Владимир успел первым спросить:

– Другого ничего нет?

– А именно, итальянского, что ли, хоцца?

– У вас дар предвидения, милая.

– Спасибо на добром слове, но ты меня на самом деле напугал своими рассказами – байками о своем участии во взятии городов и весей под знаменами Елены Арзамасской.

– Алёны.

– А разница?

– Такая же, как между официальной точкой зрения и реальной.

– Ты прав, тебе лучше не раскрывать своего настоящего имени, пойдешь к ней по бумаге Василия Мелехова. Степан мне тут оставил для него Московский Паспорт, дающий право в случае совершения геройского поступка, получить дворянство вместе с орденом – медалью за отвагу.

– Спасибо, но к этой барыне – боярыне я не пойду. И знаете почему?

– Да, понимаю, по качану, потому что я сказала: пойдешь. Али вон посмотри-ка во двор, всё уже готово для твоего принудительного послушания.

– Вы выбираете мне судьбу, при которой я никогда не смогу стать мушкетером ее величества.

– Что?! Кого ты имеешь в виду?

– Честно?

– Честно, честно!

– Его я имел в виду, но, как говорится, оговорился по Ляо Цзы: имел в виду Петра Первого, а в душе-то хотелось иметь императрицей, или хотя бы пока что:

– Царицей леди большого ума и таланта.

– Как меня?

– Естественно.

– Или ты – хотя и не знаешь её – авось ты думал про Софью Милославскую?

Владимир промолчал, как будто растерялся. Но Дуня не обратила на это внимания, только спросила:

– И никогда не слышал?

– Что?

– Я грю, про Софью, мою подругу слышал когда-нибудь?

– Немного.

– Это хорошо, когда немного.

– Да?

– Да, хуже, если больше, чем положено.

– Фантастика, ты прямо, как предсказательница.

– Правда, ты считаешь меня предсказательницей?! Если честно, то я сама тоже так иногда думаю. Надо что-нибудь предсказать тебе, и тогда проверим.

– Сбудется или нет?

– Нет, не так, а именно: сбудется!

– Хорошо, я согласен, скажи, пожалуйста, что ты мне напророчила?

– Так нейдет пока ничего, позже приходи, и тогда получишь не только то, что заслужил, но и вообще:

– Авось выпадет тебе счастье.

– Прошу прощенья, авось – это как?

– Авось – это реально.

Владимир пришел к Наталье Кирилловне, но ему доложили, что:

– Ее нет.

– А ты кто? – спросил Владимир.

– Я здесь скучаю, – ответил парень. В шахматы умеешь играть?

– Я?

– Хорошо, тогда будешь играть на барабане, пока я буду изучать историю государства российского.

– Авось нам лучше сыграть в чижика?

– На деньги?

– Окей, давай на деньги. Я имею в виду:

– В долг можно?

– Я тя, как звать-то, слышь ты?

– Владимир.

– Владимир?

– Да, в том смысле, что Василий Мелехов.

– Никита Зотов.

– Ты?

– Я.

– Ладно, верю.

– Еще бы ты у меня проверил тугаменты.

– Это намек, чтобы я показал тебе свои? Пожалуйста.

И Владимир протянул письмо с печатью командира Семеновского полка Степана. Можно сказать, профессионально, влюбленного в жену Петра 1. Что значит профессионально? А это непросто, ибо обычные люди влюбляются только так: более – менее:

– До конца жизни, – а некоторые, вообще:

– На всю оставшуюся жизнь. – Что надо считать, как не только до конца существования Земли, но и вообще:

– Всего мира. – Как и сказано:

– И когда языки умолкнут.

Глава 6

Александр наконец нашел Петра. Но уже в городе, который явился ему, как из миража в пустыне:

– Неожиданно. – Он переплыл реку – никого. Но когда поднялся на гору, так просто, интуитивно, то понял, что, как Александр Македонский:

– Отсель грозить мы будем. Но кому – пока не знал точно.

В кабаке они сидели вдвоем, и целовались прямо за столом, у всех на виду.

– Как будто это так и надо, – сказал сам себе Алекс, а официант услышал, подошел чинно – благородно и попросил:

– Сначала деньги – потом место с вкусным пожрать, – как он сказал.

Александр хотел возразить, что так не делается в городах, а только в пещерах разбойников, но понял, что здесь встречают по одежке, а он – теперь заметил – одет слишком по пляжно-лесному:

– На голове березовый веник, на талии морские водоросли.

– Что не так? – спросил Алекс.

– Только одно: на голове у вас береза, а у нас здесь растут только дубы. Если иметь в виду похожие на березу деревья.

– Меня ждут, – сказал Алекс, и кивнул в сторону стола, за которым обжимался Петр.

– Извини, парень, но у нас интим гарантирован законом.

– Я согласен, но разрешите простой вопрос:

– Это Швеция или Швейцария? Ибо между ними есть большая разница: обе гарантируют, но качество разное. В одном случае – это деньги, а в другом – этот самый интим.

– Швейцария, – просто по ошибке ответил официант, но подошедший метрдотель без удивления поправил его:

– Нет, нет, это Швеция, проходите к своему напарнику, он предупредил, что:

– К нему могут присоединиться.

– Я об этом ничего не знал, – удивился официант.

– Достаточно, что я об этом знаю, – сказал метр, и добавил:

– Наденьте пиджак.

– Что?! – не понял даже официант.

– Я сказал: наденьте? Нет, конечно, наоборот: снимите, здесь жарко, и будете выглядеть, как зеленая ворона.

Александр только немного подумал, что лучше снять, низ или верх, и решил снять верх, но со словами:

– Это пока что.

– Окей.

– Если честно, мы тебя ждали только завтра, – сказал Петр после лосося с креветками на решетке и маленького на двенадцать литров бочонка пива. И да, познакомься:

– Анна, – девушка протянула руку.

– Мы с вами раньше не встречались? – И по временной глупости спросил: – Вы не шведка?

– Шведка. – ответила дама, и для доказательства так ударила Алексу в нос, что у него пошла кровь.

– Зачем ты его ударила? – спросил Петр.

– Роттердам никто не должен забывать, если был там даже только один раз.

– Я и так уже все вспомнил, – с обидой ответил парень.

– Тогда назови пароль.

– Амстердам.

– Правильно. – И обратилась к Петру, хотя не исключено, что он прочитал это название на вывеске ресторана.

– Да нет, другой бы все равно запутался, и назвал шведский город, а не голландско-датский ресторан.

– Да, ибо город больше кабака, – возразила девушка, – но он мог просто не видеть ничего вокруг себя, как и первый раз, когда приходил на явку, и дал имя нашему королю.

– Вот! – радостно воскликнул Алекс, – мин херц, она шпионка Карла Двенадцатого, я почти ее узнал.

– Так-то бы, да – ответил Петр, – но ты, мой друг, никогда не слышал о двойных агентах. И еще, кто больше: жена – любовница, или наёмный шпион, как была Миледи у кардинала Ришелье?

– Честно?

– Да по барабану, как он скажет, все равно это будет наобум, – сказала девушка.

– Любовница.

– Больше? – удивился Петр.

– Да.

– Правильно, – сказала Анна, и добавила: – Потом я занижусь до жены, хотя это и будет трудно.

Они сходили на какой-то берег. Никто не хотел отвечать на вопрос:

– Вот из ит? – И Александр ломал, точнее, не ломал голову, а извивал свои мысли:

– Это уже море, или только его залив?

Анна Монс разделась, и предложила Александру подойти поближе. Петр в это время договаривался с плотником на берегу о покупке лодки.

– Постройте ее сами, – сказал мастер.

– Вы думаете, я смогу?

– У вас на лбу написано.

– Что?

– Йес-с!

– Ладно, но, можно, мы будем строить втроем?

– Кто третий? – спросил мастер. И добавил: – Я могу вам помочь?

– Без сомнения – чертежами.

– И всё, вы будете строить сами?

– Да, втроем, – Петр кивнул наверх, где прямо на песке – в том смысле, что не зашли даже за кусты, которых здесь не было, но была беседка, увитая плющом – нет, не трахались пока еще, но он делал ей уже:

– Массаж ног.

– Выше, пожалуйста, – сказала Анна Монс.

– Насколько выше?

– Сделай мне массаж спины.

И.

И когда подошел Петр, Алекс как раз кончил ей прямо на эту прелестную спинку, но не как во время тренировки на спинку стула, имеется в виду сознательно, а как и объяснил Алекс нагнувшемуся пониже Петру, чтобы удостовериться:

– На самом деле это происходит, или Это ему только кажется:

– Я нечаянно.

– Это как, случайно, что ли?

– Да, не был уверен, что получится.

– Ладно, только не говори никому.

– Никому?

– По крайней мере, не каждому встречному поперечному.

– Хорошо, в газетах печать не буду.

– Да, я пока не буду подписывать такого указа, чтобы сообщения о личных проблемах, как успешного, так и безуспешного толка, появлялись в газетах. А так как сие невозможно по определению, так как не может быть соблюдено априори, то и:

– Никаких газет пока что мы выпускать не будем, – добавил Алекс почти хором с Анной.

И они втроем начали строить здесь:

– Толи в Роттердаме, толи в Амстердаме, – первую лодку.

Медиум:

– Вышел в степь испанскую Дон Кихот Сервантес.

– Да?

– Да.

– А при здесь я?

– В том-то и дело, дорогой мой, что решить никак не могу, кто из вас кто?

– А именно? – спросил Александр, оглядываясь: не подсматривает ли Петр. Но тот как раз так удачно пригнулся за бугорком, что как будто здесь никогда его и не было.

– Ты Дон Кихот или Санчо Панса?

– Если я скажу да, вы все равно не поверите, милая.

– Ты прав. И более того, мне нужны не только тугаменты, но и реальные доказательства. Ты умеешь сказать на коне, владеть копьем?

– И не только, я владею мушкетом.

– Вот из ит, мушкет?

– Это как у вас лук и стрелы, только дымит.

– Дымит? Это люкс, ты шаман?

– Пожалуй.

– Значит ты Санчо Панса, а тот, прячущийся за буром Дон Кихот вашего татарско-польского ханства.

Они начали строить лодку, и тут же – по ходу дела – затеяли спор, кем будут считать тех, кто в их царстве объявил себя русскими:

– Как индейцы в Америке, – жили здесь всегда. Или наоборот, наоборот:

– Только недавно прилетели на Землю, и до сих пор никак понять не могут, что здесь происходит.

– Это вопрос?

– Да, а что же это еще, вопрос конечно.

– Я думаю, что русские – это инопланетяне из Америки, – сказал Алекс. И добавил: – Если только она на самом деле существует.

– А я наоборот думаю, – ответил Петр, – это местные люди, раньше их никто не видел, так как они жили под землей в землянках.

– А теперь? – спросил Анна.

– Что теперь?

– Теперь вылезли? – продолжила она свой допрос с легкой улыбкой.

В любом случае мы должны уметь говорить на их языке.

– Я умею, – сказал Алекс.

– Да? – удивилась Анна, и попросила: – Ну скажи что-нибудь!

– Их либэ дих.

– Я так и знал, – сказал Петр, – что он тебя обманет.

– Почему?

– И знаешь почему? Это такой же русский, как мой татарско-польско-литовский.

– Скорее всего.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что по-русски я не ничего не понимаю, а тут, – она показала двумя указательными пальцами двух разных рук, крест-накрест, что:

– Если слушать вас вместе, то понимаю почти всё.

– Ничего страшного, – сказал Алекс.

– Пожалуй, я согласен, – сказал Петр. – И знаешь почему? Не надо, – добавил он, – думать, что на меня не будет пок3шений, а:

– А настоящий царь должен быть бессмертным.

– Гениально. Будем жить, как шведская тройка, – леди улыбнулась.

Они строили лодку, и вспоминали, как будут вспоминать, как счастливо они жили во время первого в своей жизни строительства настоящего, плавающего по морю, а не по какой-нибудь там Темзе или Волге корабля.

Неожиданно прибежал лодочник, и они испугались.

– Что случилось, Лодочник? – встревоженно спросила эта Лаура Монс, как подумал Петр, которого местные лодочники звали как всех:

– Лодочник, – но ребята подумали, что это:

– По-ихнему:

– Русский умеющий плавать, точнее, учащийся бороздить озера, такие как Балтийское, в отличие от тех, кто собирает в лесу орехи, и им же поклоняющийся.

– Что случилось, Лодочник?! – спросила Монс – толи Анна, толи Лаура, как от сильного волнения назвал ее Петр.

– Они не хотят выпускать нас в открытое море.

– Предлагают нести эту лодку – корабль на себе? Я так и знал, – сказал Александр.

– Почему не сказал сразу? – удивился Петр, – авось, я бы передумал.

– Боялся, что не передумаешь, мин херц.

– Как, как? Впрочем, я понял: ты хочешь или – или.

– Да, но тебе выбирать.

– Хорошо, я буду стрелять из пушек, а ты с багром пойдешь на штурм их каравеллы. Или, что у них есть еще там.

– Я буду подавать вам холодное пиво, обернутое полотенцем, чтобы не согрелось от огня и дыма, – сказала Монс.

– Не в этот раз, милая, и знаешь почему?

– Почему?

– Кто-то должен вести лодку между мелей. Надеюсь ты успела украсть карту навигации?

– Нет еще.

– Это плохо. Если придется уходить этой ночью, или завтра с утра, то нас потопят, когда мы на нее сядем.

– На кого? – решил уточнить Алекс, – на мель?

– Не только, возможно фарватер заминирован, – сказала Анна. И добавила: – Возможно, я украду ее, когда придет Карл Двенадцатый, но нужны гарантии.

– Ты получишь в России особняк с пропиской в моем дворце, – сказал Петр.

– Этого мало.

– Чего еще ты хочешь в придачу?

– Леди хочет, чтобы один из нас на ней женился.

– В каком смысле?

– Имеется в виду ты, точнее, я, но как ты.

– Это можно, я побуду некоторое время в двух других своих ипостасях, как-то:

– Плотник и Лодочник.

– Ты можешь также побыть бомбардиром Преображенского полка.

Приехал Карл Двенадцатый и Алекс узнал в нем того громилу, с которым дрался уже довольно давно ночью.

Несмотря на это мнение, Карл Двенадцатый сказал, переворачивая привезенные с собой шашлыки из осетрины:

– Тебя просто били.

– Хорошо, может, сейчас попробуем?

– На чем? На шпагах, ты вряд умеешь даже держать ее, на кольях, может быть?

– Лучше на лошадях с деревянными копьями.

– Как на турнире? У тебя есть лошадь?

– Здесь нет, но Анна отдаст мне свою.

– Что значит, свою? – Анна даже чуть не обожгла красивые пальцы пенкой, хлынувшей через край при малейшем волнении.

– У нее жадность до кофе, – прокомментировал Петр, и облизал пальчики леди Монс. И именно в этот момент собирания маленьких зернышек кофе с ее прелестных тонких-тонких пальчиков Петр подумал:

– Не такие ли пальцы должен иметь монс-тр? – Ибо настоящий монстр никого не душит своими руками.

У нее должен быть помощник, и это не Карл Двенадцатый. Какой из этого можно сделать вывод:

– Хорошо, когда проливают кофе, или наоборот, когда лижут пальцы? Надо запомнить эти приметы. Авось, на них попадется этот помощник.

После рыбы с красным и белым вином выдержки походов Ричарда Львиное Сердце на завоевание – защиту Гроба Господня – скорее всего:

– Подделка, – сказал Петр, – начался турнир, но не на колах и не на лошадях с деревянными копьями, от одного из которых погиб король Франции Генрих Второй, как рассказал ему заранее Нострадамус, а на шпагах.

И вот некоторые могут сказать, что так писать нельзя, или, по крайней мере лучше не надо. Получается, как бросок мяча в баскетбольное кольцо:

– Из-под Дэ.

Да. И вот также подумал Алекс, когда получил удар шпагой, сделанный из-за спины Карлом Двенадцатым. Шаг вправо, а рука со шпагой пошла назад, за спину и прямо надо сказать в жопу Александру. Но попала только в ляжку ноги, так как понявший весь ужас своего опять обманутого Карлом Двенадцатым положения, подпрыгнул, как козел, но все равно плакал безутешно.

– Я перевяжу, – утешила его Анна.

– Вам надо сражаться на палках, – сказал Карл, и добавил: – Еще триста пятьдесят лет.

– Это предсказание? – спросил Петр.

– Да, предсказание, а что же еще, – ответил Карл, и вынужден был принять предложение Петра биться:

– На колах? – спросил Карл.

– Нет, – ответил Петр, – просто лапами.

– Без всего, ладно, – и Карл скинул свой походный синий с желтым камзол, а Петр красный кафтан.

Оба в белых рубашках встали друг напротив друга, обхватили друг друга, и швед неожиданно бросил Петра подхватом.

– Что это было?

– Дак, он бросил тя на землю, мин херц, – сказал ласково Александр, а Анна поддержала:

– Да, было дело, ты летел, как орел.

– Как орел, на бреющем полете? – спросил Петр.

– Нет, камнем вниз, как будто увидел на дне моря черепаху.

– А это по-честному?

– Что?

– Ну, без ног же ж обычно идет борьба, – сказала Петр поднимаясь.

– Какой смысл биться без ног, если ноги есть? – спросил Карл Двенадцатый, ласково протягивая повергнутому противнику маленькую чашечку крепкого кофе с какой-то – как подумал Петр – самогонкой.

– Я никогда не слышал, – сказал Петр, что можно кидать ногами.

– Да, ты прав, мартышка – прости: оговорился, – сказал Карл, – но вы просто еще имеете, как это сказать по-русски:

– Не все дома.

– Ну, – попробовала более понятно перевести Анна Монс, – не положили ишшо, – она постучала себя, а потом и Петра по головке, – записку:

– Ноги есть – дерись ногами.

– Да-а, – вынужден был согласиться Петр, – это похоже на правду. С одной стороны, это как-то не по-честному – драться ногами, а с другой – это же ж тоже я. Какой хрен мне мог это запретить? Или рабство – это и есть рабство ума и даже сердца, а не внешние по отношению к человеку законы.

– Это вопрос? – спросил Анна.

– Да, пока что вопрос, – ответил Петр.

В конце бала, где все по очереди танцевали с Анной – Лаурой – как упрямо продолжал ошибаться Петр в ее честном имени, вспоминая, вероятно, Петрарку, и примеривая на себя его костюм:

– Мог ли и я вот также сходить куда-нибудь далеко-далеко за Аленьким Цветочком, пусть даже он будет в образе Командора или Железного Рыцаря, и даже:

– С усами?

– Что за мысли, мин херц, какие-такие усатые ужасные бабищи тебя грезятся?

– Маленькое золотце кроется в большем.

– И наоборот, – улыбнулась подбежавшая Анна Монс: – Большое в малом.

Карл Двенадцатый как раз отлучился толи в Амстердам, толи в Роттердам, а они уже были готовы и морально, и физически к побегу.

– В тумане скрылся милый Амстердам, город поблизости от Стекольни, города цветных стекольщиков, – пропела Анна Монс.

Они до того увлеклись изучением приемов борьбы:

– З ногами, – что поняли, как Обходной Маневр, или:

– Присоединение к себе соседней силы, – что продолжали делать друг другу Подхваты и Подсечки даже на пути к кораблю.

– Прекратите баловаться, – сказал Петр, а сам потихоньку подкрался и провел болевой из стойки Анне Монс.

Леди не на шутку разозлилась, и сказала, что если они так будут жить всю оставшуюся жизнь, то в гроб им положат только кости, да и не все.

Медиум:

– Я отправлю тебя, Лодочник, как Харона на переправу Стикса.

– Хорошо, я буду там переправлять воинов Одина.

– Ну! Я убью тебя, Лодочник.

– Что-то очень легко нам удалось уйти, – сказал Петр, правя в отрытое море.

– Что ты делаешь? – спросила Анна.

– Так, дранк нах остен, – ответил за него Алекс.

– Нет, вы серьезно?

– Почему нет?

– Я думала, это только Предестинация.

– В каком смысле?

– В значении репетиции.

– Это была дезинформация, – сказал Петр.

– Я это предвидела.

Как только они вышли из бухты в отрытое море, в глаза им ударили прожектора.

Все, и даже Анна Монс попадали на палубу, забыв, что в лапах уже были коктейли и бутерброды с красной рыбой – это в зубах, а в другой руке – с голландским сыром, чуть сбрызнутом плесенью.

Свет погас и Петр спросил:

– Что это было?

– Это большой секрет Карла Двенадцатого, – сказала Анхен.

– Как называется?

– Предестинация.

– Тоже предестинация?!

– Что еще было, я не помню?

– Что-то было.

– Приготовились к бою? – спросил, появившись откуда-то снизу Александр.

– К бою?

– Какому бою?! Ты, что, охренел? – рявкнул Петр.

– Поздно, мин херц, – ответил Александр и закрыл уши.

– Что?

– Дистанционное управление.

– Что?!

Грохнул выстрел. Но на противоположной стороне никто не заорал от боли и ужаса.

– Я не знала, что у нас была пушка, – сказала Анна.

– Я – тоже, – резюмировал Петр. – Ты где ее взял?

– Нашел.

– Зачем?

– Я хотел проверить.

– Что? Свои снайперские способности?

– Нет, он хотел проверить свои способности тайного агента.

– Да, я хотел поработать под прикрытием такой нелепости, чтобы никто не понял, чем я занимаюсь.

– Тебе это удалось, – сказал Петр.

– Да, мы до сих пор не понимаем, – сказала Анна, – зачем ты хотел нас всех утопить, ибо Карл имеет на выходе из этой бухты 58-пушечный трехмачтовый корабль с секретным оружием.

– Что в нем секретного, если ты о нем знаешь? – спросил Петр.

– Но больше я ничего и не знаю.

– Надо проверить, – сказал Алекс.

– Как? – не понял Петр.

– Пойдем в трюм, – я буду проверять первым.