Текст книги "За золотым призраком"

– Ты за кем так внимательно наблюдаешь, отец? – тихо, не поворачивая головы, спросил Карл. Вальтер наконец-то перестал усиленно изучать меню на обед и ужин, положил его на голубую скатерть, откинулся на спинку кресла, нетерпеливо посмотрел в сторону окна выдачи – к ним неспешно, но и без показной небрежности подошел официант со столиком на колесах, ловко накрыл приборы, выставил кушанья. Когда официант неизменно вежливым голосом пожелал пассажирам приятного аппетита и откатил пустой столик-тележку, Отто, заправляя салфетку перед едой, тихо сказал сыновьям:

– Сейчас мимо нас будет проходить господин с пышной шевелюрой в светло-сером костюме, со шрамом на лбу – приглядитесь повнимательнее… так на всякий случай! Вдруг пригодится.

Карл, старательно разделываясь с бифштексом ножом и вилкой, вроде бы без всякого умысла поднял взгляд, проводил вставшего со своего места господина, которого отец почему-то решил взять на прицел, машинально вращая ручку ножа в пальцах, с растерянностью проговорил:

– Нелепость какая-то… У меня такое ощущение, будто я видел его где-то… Особенно характерные серые глаза с приспущенными у висков концами! Вот черт, кто бы это мог быть? Крутится в мозгу хорошо знакомое имя, а вот чье…

– Именно! Клянусь водами священного Стикса, и мне почудилось, что здесь объявился наш дворник Вилли… только почему-то оказался «Меченым»! – проворчал Отто, не скрывая от сыновей охватившего беспокойства. – Надо же, какие бывают выкрутасы судьбы… если только это действительно наш Тюрмахер! Тогда он не дворник и не Тюрмахер! Но кто же? Подойти разве и спросить напрямую? Не скажет, не для того маскировался.

– Нашему Вилли за шестьдесят пять лет уже, в то время как этот господин много моложе и не горбатый! – вставил в разговор довольно точное замечание Вальтер, подтвердив догадку отца о значительной внешней схожести Тюрмахера и «Меченого», как окрестил только что ушедшего из ресторана господина отец. – Не понимаю, чем вы так встревожены? Да мало ли даже совсем похожих людей бродит по земле, не говоря о явных двойниках! Стоит из-за такой ерунды отвлекаться от вкусного обеда… Готовят здесь довольно прилично, слов нет.

– Я вот что предлагаю. Давайте, чисто из вежливости вроде бы, спросим у этого господина, может он родственник нашего Тюрмахера. Может статься, потеряли друг друга во время минувшей войны и не могут найти один другого. А мы и сведем их! – высказал дельное предложение Карл и повернулся в кресле, словно хотел тут же встать и идти с расспросами к посетителю ресторана, только что покинувшего зал.

«Таузенд тойфель! – выругался на родном языке про себя Отто и нахмурил брови, как бывает у него в минуту напряженного размышления. – Надо срочно послать запрос Цандеру. Пусть выяснит через полицию, нет ли у Тюрмахера и в самом деле родичей в Намибии, которых он по какой-то причине скрыл от меня, нанимаясь на работу. А если есть, то чем занимались раньше и что делают теперь. Да и самого Вилли надо прощупать как следует… Наверняка в Мельбурне крепко на контркурсах сойдемся с этим… “Меченым”. Ну что же, бой так бой, от этого нам не приходилось еще отказываться… только бы знать, что за птичка этот вальяжный господин!»

Отто поймал взгляд Кугеля, чуть приметно дернул правой бровью. Фридрих понял, что необходима срочная беседа, распрощался с обаятельными дамами и первым покинул зал.

– Вы сидите до моего прихода, я на минутку оставлю вас, – негромко пояснил он сыновьям на их удивленные взгляды, вытер губы салфеткой и пошел по коридору мимо камбуза с его густой смесью запахов – от жареного мяса до свежих апельсинов. Фридрих шел впереди, широко ставя толстые крепкие ноги, и Отто невольно улыбнулся – казалось, что пароход качается не на океанской волне, а от этих слоноподобных шагов Кугеля.

Спустившись по трапу вниз на пассажирскую палубу, пошли коридором с каютами, только теперь впереди шел уже Отто. Он открыл каюту, быстро пропустил вперед Кугеля и когда выглянул Али посмотреть, кто пришел, то увидел только хозяина, успокоился.

– Можешь сходить в буфет и перекусить, – разрешил ему Дункель.

Али воспринял это как приказание, тут же закрыл свою каюту и удалился в буфет, где питалась прислуга богатых туристов.

– Что случилось? – нетерпеливо осведомился Фридрих, едва бывший фрегаттен-капитан закрыл дверь. – Заметил кого-нибудь?

– Садись в кресло, – пригласил Отто, прислушиваясь, нет ли кого в коридоре, проходящего мимо, сам сел напротив старого друга, с озабоченностью похрустел пальцами, сцепив их между собой. – Есть уже три личности, и весьма интересные. Но одна особенно беспокоит меня. Ее надо торпедировать в первую очередь! Приметил ты господина, который сидел в гордом одиночестве за соседним с тобой столиком… Коктейль попивал из фужера…

– Да-а, – неуверенно протянул Фридрих, покусывая янтарный мундштук со вставленной, но не зажженной сигаретой. – Весьма почтенный господин. И, похоже, воевал, у него скользящая пулевая рана.

– Этот господин почтенный, как ты выразился, – и лицо Дункеля исказилось такой гримасой с сатанинской усмешкой, что Фридриха невольно покоробило, – если его слегка помять, разлохматить и сгорбить, будет точная копия дворника Вилли Тюрмахера, которого я по рассеянности не взял с собой, а оставил в Виндхуке!

– Что за чертовщина, Отто! – Теперь у Фридриха глаза расширились вдвое и мундштук едва не выпал из зубов. – Ты уверен в этом? Что здесь делать твоему дворнику?

– Клянусь водами священного Стикса! А ты знаешь, что так я клянусь, когда меня здорово задевает за душу. Его и Карл как будто признал, а Вальтер подумал, не родственник ли он Вилли? Вот только шрам и возраст… Тот много старше, чем этот почтенный господин «Меченый», как я окрестил его.

– Ну хорошо, допустим такое, хотя и весьма мало вероятное положение, что это твой дворник Вилли, – Фридрих задумчиво склонил кудрявую голову, потом потеребил рыжую бородку, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. – Но что такого может знать этот дворник о твоих замыслах? Надеюсь, ты перед отъездом из Виндхука не давал подробного интервью в нашей газете «Ди фольксблатт»[14]14
  «Народный лист» – орган националистической партии на языке африкаанс. Издавался в г. Блюнфонтейне, ЮАС.


[Закрыть]. Так, для всеобщей радости, что один из собратьев-немцев скоро крепенько разбогатеет и по возвращении из путешествия обещает шикарную пирушку!

– Разумеется, не давал… – Отто вдруг всего передернуло, и он неожиданно для Кугеля вскочил на ноги, заходил по каюте туда-сюда, усиленно морща лоб в тяжком раздумье.

«Не давал, это точно! А вот кричал, вернее, говорил об этом довольно громко. Когда? Да в день приезда с завода с прокламациями нигеров-партизан! У себя в кабинете довольно громко говорил с Карлом, что ему нужно золото! Много золота, чтобы выстоять против финансового натиска янки… А потом из открытого окна видел горбатого Тюрмахера, который волочил за собой метлу и мусорное ведро. Вот безмозглый кретин! – запоздало обругал себя Отто. – Если только тот Вилли не полуглухой, как мог притвориться, то мог все отлично слышать! Да-а, натворил я делишек… Расхвастался на сборище, дома растрезвонил про золото… Лучше бы Гермес обратил меня в скалу, как того жадного старика из Беотии!» – Дункель остановился против Фридриха, почти в приказном тоне распорядился:

– Необходимо срочно направить телеграмму в Виндхук Цандеру с запросом о Тюрмахере и о всех его родственничках! Как знать… – и вдруг умолк, оборвав фразу и притишив взволнованную речь до полушепота. Почудилось, что по коридору кто-то, стараясь не топать, прошел мимо каюты. Прислушался, но, кроме музыки в соседнем справа помещении – там поселилась довольно шумное семейство буров – и легкого гудения работающих далеко внизу машин, ничего подозрительного вроде бы не уловил.

Фридрих не стал ждать конца фразы Дункеля и без того понял, что нужно фрегаттен-капитану, пожал плечами с явным недоумением, поразмыслил вслух, перекидывая мундштук из одного угла рта в другой, забыв зажечь сигарету.

– Людям Цандера не скоро удастся собрать эти сведения. Без помощи полиции в этом деле не обойтись… И англосаксы могут встать на дыбы – что да зачем? Какой криминал совершил безобидный дворник? Не будешь же объяснять о своих подозрениях. Другое дело, если это и в самом деле твой Вилли, а дома его уже нет! Тут полиции и карты в руки для розыска, тут можно всякое придумать для поимки сбежавшего слуги, вплоть до мнимой кражи ценностей…

– У Цандера есть верные люди и в полиции, быстро проверят картотеки… Дней через пять отстучит нам телеграмму в Мельбурн.

– А что мы можем сделать в Мельбурне? – хмыкнул Фридрих и поднял непонимающий взгляд вверх, на Дункеля, который продолжал ритмично, как флюгер на постоянном ветре, ходить туда-сюда по каюте. – Здесь еще куда ни шло – трапы железные и крутые, можно поскользнуться и тюкнуться темечком о что-нибудь острое… И воды много за бортом, есть где концы замачивать. А там? Местные комиссары тут же сядут на хвост… не до морских прогулок будет. А вдруг он не один здесь? Тогда точно пальцем на нас покажут – вот, дескать, кому это выгодно! И будем мы копать руду глубоко под землей…

– Ты прав, дружище. И все же знать надо, что это за тип и почему такое удивительное сходство… кроме шрама и возраста, – настоял Отто. – Проверь по судовым документам, кто он и откуда.

– Зер гут! Я узнаю, по какому паспорту он едет, установлю за ним тайное наблюдение, с кем и часто ли встречается, не секретничает ли от всех за углами, – согласился Фридрих. – Что-нибудь еще есть подозрительного?

– Да, Фридрих. Когда я ушел от тебя в прошлый раз… – И он подробно рассказал о злосчастном случае с пропавшим черновиком телеграммы к Цандеру с весьма важным поручением, которое при случае можно обратить против Дункеля.

– Оплошность начинающего сыщика! Прости, Отто, но по-другому об этом не скажешь. Опиши мне всех, кто заехал в тот день вместе с тобой в гостиницу… Вернее, кто мог поселиться, следуя за тобой от поезда. Понаблюдаем за ними. Боюсь я, если Цандер из рвения прихлопнет эту прекрасную индийскую птичку слишком крепко, то этот субъект-дворник, доведись ему и в самом деле быть в курсе тобою задуманного, вмиг растрезвонит полиции о твоем распоряжении к Цадеру… Англосаксы не упустят случая лишний раз лягнуть немцев, тем более, бывшего командира подводной лодки.

– Увы, дружище, ты и на этот раз прав. С радистом ты договорился? Все будет в порядке, надеюсь?

– Да, он обещал показывать все телеграммы, которые ему будут подавать от имени пассажиров. Ты набросай ласковое письмецо нашему отважному артиллеристу, я занесу в радиорубку – ждать до Мельбурна долго, не опоздать бы с упреждающим ударом.

– И в самом деле, не выпустить бы нам бесценные торпеды в голые скалы фиорда, а не в борт транспорта! – Отто вырвал из блокнота лист, быстро составил текст, протянул Кугелю. Штурман взглядом пробежал по ровным убористым строчкам: «Сообщи срочно, в Мельбурн, что нового дома. Индийскую птичку сохрани пока в клетке, береги до моего возвращения. Отто». – Спрятал лист в карман, одобрил: – Так-то будет лучше, – и поднялся уходить.

– Подожди, я гляну, нет ли кого под дверью, – предостерег Отто. Потихоньку повернув ключ в замке, выглянул один глазом, постоял немного, потом выпустил Кугеля, закрыл каюту и заторопился в ресторан. Уже у камбуза вдруг вспомнил и от досады хлопнул себя по щеке – забыл проверить, вернулся Али из буфета или нет? Но потом прикинул, что долго они не засидятся и вряд ли кто за это время рискнет сделать попытку проникнуть в каюту с тайным обыском.

Карл и Вальтер уже заканчивали завтрак и дожидались отца, наблюдая большей частью за молодой публикой в ресторане, а еще точнее, за девицами и молоденькими женщинами, насмешничая, если отыскивали какие-то изъяны в манерах или в одежде.

– Ах вы, зубоскалы невоспитанные, – пожурил их Отто, едва понял причину веселья. – Отправляйтесь погулять на шкафут[15]15
  Шкафут – часть верхней палубы вдоль бортов между мачтами.


[Закрыть], если есть желание полюбоваться океаном. Я расплачусь по счету и пойду к себе в каюту, что-то хочется полежать с книгой, привести свои мысли и чувства в полный порядок, да кое-что наметить на ближайшее время.

Сыновья охотно ушли на свежий воздух, Отто уселся на свое место, лицом к залу, и мысленно «приник глазами к перископу» – внимательно продолжил осмотр зала. Пассажиров стало еще больше, некоторые ушли, другие только еще привели себя в должный вид после ночи и явились на завтрак. «Коричневого» в зале не было, хотя прибор стоял не убранным. Вот и «Клетчатый» раскланивается с худющей дамой и надутыми ее попутчиками, не оглядываясь по сторонам, пошел к выходу, вытирая платком влажные виски и мясистый пунцовый от выпитого коньяка нос да кайзеровские пушистые усы.

«Будто моя персона его и не интересует! – несколько разочарованно подумал Дункель, провожая взглядом “Клетчатого” через зал до входной двери, которая была справа от пальмы. – А если и в самом деле не интересует? Что из того, если мы волею случая оказались в одном месте? Но этот странный впопыхах приезд к пароходу? Или тоже случайность? Майн готт! А этот опять появился!» – У Отто вилка с кусочком бифштекса замерла возле полуоткрытого рта – едва не столкнувшись с «Клетчатым» в дверях, в зал возвратился «Коричневый»! Не чувствуя вкуса мяса, Отто жевал и следил за своим возможным недругом – тот с заметной нервозностью двинул стул ногой, уселся спиной к двери и принялся за еду.

«Где он был? И давно ли покинул зал? Эх, торпедировал бы его черт в корму! – мысленно выругался Отто, не решаясь позвать официанта и спросить, сколько минут отсутствовал этот темноглазый господин. – Ба-а, да он почему-то без любимых черных очков!»

Торопливо закончив завтрак, «Коричневый» оставил деньги на столе, словно куда-то опаздывая, поднялся.

«Ох ты-ы! – мысленно охнул Дункель – «Коричневый», раскланиваясь с седым господином, с его худеющей супругой и миловидной дочкой этой пары, повернувшись к двери, вдруг бросил короткий, как выстрел, взгляд прямо в лицо Дункеля. И тут же, чего-то испугавшись, а может, боясь привлечь к себе лишнее внимание, вильнул взглядом серых мышиных глаз в сторону. Извиняясь – едва не наткнулся на чужой стол – торопливо пошел к выходу, отвернув голову влево, не подумав, что противоположная стена, облицованная великолепными зеркалами, невольно выдает гримасу неудовольствия, которая в эту минуту исказила его длинное лицо и прижатые к черепу уши.

«Пожалуй, трех этих уже достаточно, чтобы сделать свое путешествие “привлекательным” и полным романтики, – подумал Отто с ядовитой усмешкой по отношению к самому себе. – Надо же, старый выживший из ума краб, а не Черный Волк! Так усложнить собственное дело! Держал бы язык за зубами, так плыл бы теперь спокойненько, как и эти беспечные туристы».

Но увы, он, к сожалению, не Зевс-громовержец и сделанного не в его силах переделать. Теперь работать только на исправление собственных ошибок…

Дункель позвал официанта, и когда тот белым бесшумным облаком остановился рядом, рассчитался с ним щедро и попросил оставить этот столик за ним до конца путешествия, обещая приходить всегда в числе первых посетителей.

– Все будет, как желает господин сенатор, – с лучезарной улыбкой поклонился официант.

«Какая у них здесь осведомленность! – поразился Отто, стараясь выражением лица не выказать своего удивления. – Похоже, на каждого из нас здешний инспектор полиции уже имеет подробное досье. А может, и имеет, чтобы прислуга знала, кого обслуживает… – размышлял Отто, поспешно шагая в свою каюту. – Не хватало еще, чтобы кто-то в наше отсутствие покопался в чемоданах! Тогда можно сразу звать инспектора, который в своих великолепных бакенбардах так важно восседает теперь в ресторане за отдельным столиком, и тоже у иллюминатора, но в противоположном углу…»

Беспокоился напрасно – предусмотрительный Карл затащил брата в каюту, они успели сыграть одну партию в шахматы, и только с приходом отца пошли на шкафут, где многие пассажиры развлекались кормлением крикливых чаек, бросая кусочки хлеба на разрезанные форштевнем и разбегающиеся вдоль борта глянцево-ровные волны.

Отто снял пиджак, развязал галстук. За стенкой чем-то стукнул о пол Али, потом передвинул, похоже, кресло.

– Али, это ты? – громко спросил Отто через перегородку и прислушался. А что, если там чужой? Но что он может найти у слуги? Пару рубашек да запасные туфли…

– Я это, мой господин, – послышался ответный голос индуса.

– Зайди на минутку, – попросил Отто, с наслаждением подставляя влажное лицо под прохладную струю ровно жужжащего вентилятора.

Али тут же вошел и с вопросом во взоре больших чуть выпуклых глаз поклонился, но не сложил руки на груди, как обычно делал, а спрятал их за спину. Индус был чем-то взволнован, и это читалось на сухощавом смуглом лице.

– Что случилось, Али? Тебя кто-то обидел? В буфете? – Отто словно загипнотизировал индуса взглядом, так что тот и шевельнуться не мог, и это еще больше насторожило Дункеля.

– Нет, мой господин. – Али довольно быстро справился с нервами, ответил по возможности спокойным и равнодушным вроде тоном, хотя глаза и метались, спасаясь от прямого взгляда сенатора. – Я после буфета заглянул на кухню. Мне сказали, что там работает человек из нашего города Мадурая… Говорил там с земляком недолго, нашлись общие знакомые по старым именам. Земляк спросил, почему я не возвращаюсь домой к могилам предков.

– Право, чудак ты, Али! – Отто хлопнул себя ладонями по коленям, встал из кресла. – То волнуешься при слухах, что парламент хочет вас репатриировать в Индию, теперь волнуешься в тоске по-своему Мадураю, которого не видел даже во сне.

– Так человек сотворен богами, мой господин… Им, тем, кто там живет теперь, хорошо, у них свои дома, работа, много знакомых и родных, в беде помогут. А что будем делать мы, если нас туда выселят? Ничего нет, кроме голодных детишек… – забывшись, Али сокрушенно развел руками.

– Что это у тебя? – Отто увидел свежий красный рубец на тыльной стороне правой руки.

– Где? А-а, это… царапнул нечаянно, – и Али по крестьянской привычке, языком лизнул по кровоточащему следу.

– Где же ты так неосторожно поранился? – Дункель тут же достал из саквояжа пузырек с йодом, бунт, кусочек ваты.

– На кухне, – покорно признался индус, скосив взгляд в сторону, словно солнечный луч, отраженный от полированной крышки стола, нещадно жег ему глаза. – Разволновался, руками размахал сверх меры… А там кусок жести отогнулся, на столе, где рыбу разделывают. И вот – видите, пустячная царапина, скоро заживет, как на бродячей собаке.

Отто намочил вату йодом, прижег рану, сноровисто забинтовал, ворчливо приговаривая при этом, будто маленького ребенка успокаивал, чтобы не расплакался:

– Вот та-ак; будет лучше, а то попадет какая-нибудь инфекция, начнет нарывать… Теперь можешь пойти и погулять по пароходу. Там и сыновья мои где-то бродят, на верхней палубе, пытаются подышать свежим воздухом, хотя, мне кажется, и там мало что легче. День сегодня жаркий и маловетренный. Ну как, пойдешь. Иди, я пока буду в своей каюте, надо кое-что приготовить на будущее… – неопределенно сказал Отто, равнодушным взглядом осматривая каюту, как будто именно в ее обстановке его нечто не устраивало.

– С вашего позволения, мой господин, я лучше пойду к себе и вздремну часок-другой, – поклонился Али и тут же повинился: – Ночью спал плохо, боялся… Пароход качает туда-сюда, страшно, диван под телом все время куда-то проваливается… Вот и сейчас голова будто не моя, словно темный кувшин, наполненный речным туманом…

Отто засмеялся, подошел к Али и дружески похлопал его по плечу, успокоил, как мог, новичка на океанских волнах:

– Разве это качает, чудак ты этакий! Смотри, на волнах никакой пены, словно мармелад свежесрезанный! Вот когда эти волны к нам в иллюминатор полезут, тогда по-настоящему закачает! Но такое бывает даже в этих широтах довольно редко, а в основном волны не выше пятнадцати – двадцати футов. Так это совсем не опасно для такого парохода, как наш. Правда, новичкам придется опростать содержимое желудка, да это не на долго, сутки-двое, и опять тихо… Что с тобой, ты бледнеешь?

– О великий Кришна! Спаси и нас от такого ужаса, как спас ты жителей Врндаваны от гнева Индры![16]16
  По приказанию Индры, царя небес, отвечающего за снабжение земли водою, все облака появились над селением Врндаваной и стали проливать нескончаемые потоки воды со всей силой и мощью. Жители поспешили просить защиту у Кришны. Кришна одной рукой поднял холм Говардхану, как ребенок поднимает с земли гриб. Все жители Врндаваны вошли под огромный холм и оказались в безопасности вместе со своим имуществом и животными (инд. миф.).


[Закрыть] – взмолился индус, сложив руки перед лицом и подняв глаза к потолку. – Пусть пролетит мимо страшный Азраил, ангел смерти у мусульман… Так я пойду, мой господин, что-то ноги ослабли… Наверно, от страхов этих.

– Иди, отдыхай до обеда. И не думай о пустяках. Пароход наш выдержит любой шторм, для того и сделан таким большим, – и он отвернулся лицом к иллюминатору, через который то и дело видны были пролетающие мимо горластые чайки.

* * *

Али, поклонившись, торопливо оставил каюту сенатора и ушел к себе. Дверь на замок закрывать не стал – вдруг он уснет крепко, а господину вздумается позвать его по срочному делу…

На маленьком столике под иллюминатором стоял стакан с чуть теплым чаем, Али с жадностью выпил его – непривычно странная сухота в горле вызывала все нарастающую жажду, слюна словно проглотилась уже вся и не смачивала рот. Присел на диван – его неодолимо тянуло лечь и вытянуть ноги, но Али старался пересилить недомогание: «морская болезнь была ему знакома по словам других и теперь думалось, что такая же временная хворь выпала и на его долю.

«Не иначе как от постоянного покачивания парохода все это. Я похож на шаловливую обезьяну, которая в джунглях раскачивается на длинных лианах», – думал Али, дрожа всем телом и от жажды и от начавшегося мелкого и неприятного озноба. Сидя на диване, он забинтованной рукой вынул из внутреннего кармана скомканный бланк телеграммы Дункеля к Цандеру, и перед глазами, как сквозь омерзительно-липкий туман вновь появился тот странный господин с длинной головой и с жесткими короткими усиками – было очевидно, что Колли заранее выследил и теперь ожидал идущего по коридору индуса…

Али, от души поболтав с так негаданно встреченным земляком, пребывал в приподнятом настроении, даже о морской качке, похоже, на время позабыл. Еще бы! Знакомство с поваром Дебендом Биджоем скрасит утомительное и непривычное путешествие по океану. Широко расставляя ноги, чтобы не стукаться плечами о переборки, Али бережно шел по коридору от камбуза к трапу, чтобы спуститься на свою палубу и сказать сенатору Дункелю, что позавтракал и готов к услугам… Качнувшись, едва не столкнулся с господином, которого уже встречал в гостинице и про себя прозвал «Колли».

– Приятель, одну минутку! – негромко, но довольно настойчиво и с нескрываемой угрозой в голосе негромко проговорил господин Колли. Он встал так, что мимо не пройти, разве что применив силу.

– Ч-что вам угодно? – От недоброго предчувствия у бедного индуса захолодело под сердцем. Настойчивый господин рывком снял темные очки, сверкнув большим камнем на перстне, и на Али в упор, не мигая, уставились маленькие змеиные глаза. В коридоре было сумрачно, и глаза эти показались индусу круглыми безжизненными камнями, отражающими лишь свет лампы под потолком.

– Что вам угодно, господин? – снова спросил Али, взяв себя в руки и понимая, что ему лично опасаться этого Колли нет никакого резона. – Почему вы пристаете ко мне, а не говорите с господином Дункелем? Вы из полиции? – уточнил на всякий случай Али и тут же подумал, что, если уже что-то случилось с Амритой и полиция пошла по следу преступника? – Я… я вас слушаю. Что вам нужно?

– Давай договоримся по-хорошему, приятель, – голос у Колли вкрадчивый, ласковый, будто Али и в самом деле ему давний и задушевный друг. – Ты мне скажешь, куда и зачем плывет сенатор Дункель, а я тебе за это уплачу приличное вознаграждение. Хочешь, дам в американских долларах или в фунтах стерлингов. Выбирай. С такими деньгами тебе не будет нужды служить у сенатора, обеспечишь себя и семью до конца дней. Согласен?

«Не из полиции! И про Амриту он ничего нового не знает!» – с облегчением отметил про себя Али и плотно поджал губы, не спуская глаз с влажного лица Колли.

– Ведь тебе хочется на старости лет пожить с сыном и дочкой в собственном доме, не так ли?

Али скептически улыбнулся и пожал плечами, говоря этим, что любому человеку, а тем более, если у него, цвет кожи не европейца, хочется иметь собственный дом, а еще лучше с участком земли. И бедному индусу хочется, но индус Али – честный человек, своего хозяина он не предаст, хотя хозяин и не всегда с ним поступает честно.

Но Али знает, что так поступают с не белыми все африканские хозяева, и Дункель среди них не исключение.

– Я не могу вам ничего сказать, господин.

– Почему не можешь? Боишься? Клянусь распятием, которое подарила мне перед смертью матушка моя и которое я ношу на груди, твой хозяин об этом ничего не узнает! – Господин Колли начал терять терпение, даже губы закусил в ожидании положительного ответа от упрямого старика, который не понимает выгоды от предлагаемой ему сделки, пусть эта сделка и с собственной совестью.

– Я же сказал, что индус Али – честный человек! – упрямо твердил свое Али. – Вы сами спросите у господина сенатора, он гораздо легче поймет вас и ответит, куда и зачем едет. Али – слуга господина Дункеля, слуга, а не компаньон.

У Колли подбородок вдруг скакнул вправо, словно невидимая рука всемогущего бога Кришны двинула ему кулаком в челюсть – не приставай к честному человеку с преступным делом!

– У твоего хозяина есть завод, рудники, дома и машины! Я о тебе забочусь, приятель. О тебе, понимаешь? – Голос у Колли с лисьего начал меняться на тигриный, глаза становились холодными и злыми. – Не может быть, чтобы при сборах в дорогу сенатор не обмолвился хотя бы единственным словечком, куда и зачем они собрались!

Ты же видел, что именно они везут в чемоданах, какое снаряжение?

У Али будто крупные термиты побежали по спине! Что скрывал странный пассажир за этими словами? Просто подозрение, или нечто еще что-то? Тогда почему не говорит открыто? Кто же он на самом деле? Ну если так, то и он до поры до времени не будет высовываться из своей «раковины».

– Н-не знаю, куда и зачем едет мой господин и какое снаряжение везет с собой. А если что и везет скрытное, то сделал так, чтобы слуги об этом не знали, – ответил твердо Али, хорошо помня, как старший из сыновей Дункеля упаковывал в большой чемодан два акваланга с красными баллонами. Ну так что из этого? Молодые господа всегда берут акваланги, если едут отдыхать на море. Непроизвольно пожав плечами, Али вспомнил, что у Амриты на столе в ее комнатке лежит большая морская раковина, подаренная Вальтером…

– Послушай, приятель! Я вижу, ты совсем меня не понимаешь. – Настырный Колли, сверкнув перстнем с большим красным камнем, хотел взять Али за локоть, но индус отступил на шаг, соблюдая дистанцию приличия между белым господином и не белым слугой. – Ты думаешь, что я преследую только свои интересы? Я же сказал, что забочусь о тебе и о твоей дочери!

Будто не слово сказал, а кипятком плеснул на обнаженную голову! Али подскочил на месте, вскинул руку, загораживаясь от неминуемого, казалось, дурного известия.

«Из полиции! – пронеслась в голове индуса страшная догадка. – И что-то знает! Великий Кришна, убереги мою дочь!»

– Что вам известно о моей дочери такого, чего не знаю о ней я, ее родной отец? Говорите, или, клянусь своими богами, я за себя не ручаюсь! Даже если вы из полиции, то не имеете права измываться над бедным человеком! У него тоже есть чувство отцовского переживания, есть предел нервным ударам, наконец…

Колли не сдержал торжествующей улыбки, которая тронула его губы. Он решил, что индус уже у него «в кармане». Напустив на себя таинственный вид, ответил, не торопясь, словно взвешивая каждое сказанное слово:

– Скажу пока лишь, что ее зовут Амрита, что она красавица, что ее любит молодой хозяин. А сенатор, уехав из дома, поручил Цандеру не спускать с нее глаз и «позаботиться об Амрите…». Ну так что, приятель, скажешь ли теперь, куда и зачем едет твой хозяин? Даю тебе последний шанс спасти собственную дочь!

Перед глазами Али вспыхнули и пропали ярко-оранжевые круги, и он, чтобы не упасть, уперся левой рукой в теплую металлическую переборку, окрашенную в светло-салатовый цвет. Совсем рядом находился спуск в машинное отделение – видны никелированные поручни уходящего вниз трапа – оттуда доносился размеренный гул работающих турбин, палуба под ногами еле различимо, но вибрировала.

«Могущественный Кришна! Дай мне частичку своей силы, чтобы выстоять против этих белокожих демонов-искусителей! – взмолился индус, постепенно начиная осмысливать услышанное. – Не иначе этот пройдоха Колли из полиции… Но откуда он знает о поручении Дункеля к Бульдогу Цандеру? Ведь телеграмму из мусорной корзины подобрал я! А-а, наверно, успел подсмотреть, когда сенатор писал ее! Но я и сам знаю, что Цандер “заботится” об Амрите, стережет ее. Или что-то другое имел в виду Дункель, давая приказ позаботиться о моей дочери? Тогда что именно? И если господин Колли знает это самое “нечто”, то почему не говорит? А что, если он сам ничего больше не знает, морочит мне голову пустыми намеками?…»

– Не знаю я ничего, господин! Я слово дал хозяину ни с кем не говорить из посторонних о его планах поездки, да они мне и не известны. Позвольте мне идти в свою каюту, не задерживайте больше.

– Слушай, приятель. – Черные усики Колли задергались, так как он понял всю безнадежность выудить у индуса какую-нибудь ценную информацию. – Ты давал слово верности своему хозяину не болтать с посторонними, а он телеграмму послал Цандеру убрать твою дочь, чтобы она не принесла ему большого беспокойства! Ты понимаешь – убрать! Ты не увидишь больше своей Амриты, для того и тебя прихватили в эту поездку, неужели не можешь хоть этого понять!

– Не может быть! – Теперь Али мотнул головой, как он неожиданного крепкого удара бамбуковой палкой. Он решил, что речь идет о новой телеграмме, о которой Али ничего не знал. А первая лежит у него в каюте под подушкой. – «Хитрит со мной, пес собачий! Как-то успел прочесть первую телеграмму и теперь пытается сбить меня с толку. Если и в самом деле знает что-то новое, пусть раскрывается до конца!» – Почему я должен вам верить? И кто вы? Из полиции? Тогда принимайте меры по спасению дочери моей, а не выспрашивайте, куда и зачем едет сенатор! Но вы не из полиции. Я видел полицейского инспектора, который сопровождает пароход, вы на него совсем не похожи. Пустите меня, еще раз прошу вас. Мне надо идти к себе.

Колли надел черные очки на тонкий длинный нос, левой рукой загороди дорогу индусу, а правой, на которой был рубиновый перстень, полез в карман брюк и достал вчетверо сложенный бланк телеграммы, встряхнул за один угол и текстом повернул к Али.