Текст книги "За золотым призраком"

– Читай, приятель! Думаю, ты хорошо знаешь почерк, каким пишет сенатор Дункель. Узнал?

Да, Али без труда узнал руку сенатора – английские буквы он выписывает старательно, словно школьник, тогда как на немецком пишет быстро и малоразборчиво. Хотя, собственно говоря, немецких слов Али и вовсе не знает, разве что с десяток, запомнившихся из повседневных обращений господ друг к другу.

– Читай, старик, читай! Вот как этот немец отблагодарил тебя и твою семью за верную службу! Он приказал убрать твою дочь Амриту с дороги своего сына, чтобы не мешала его собственным планам!

На что рассчитывал этот Колли? Что он вовсе не умеет читать? Или на то, что Али не разберется сразу, не узнает уже известную ему телеграмму, коль скоро она лежит у него под подушкой? Лежит? Нет, она уже не лежит там! Этот господин, пользуясь моментом, когда индус покинул свою каюту и ушел в буфет, как вор пролез в его жилище, выкрал телеграмму и теперь пытается втянуть его в опасную игру против хозяина!

«Он ставит мне капкан, – сообразил Али, поняв хитрость усатого господина. – А потом захочет, чтобы я, в отместку за Амриту, убил сенатора и его детей…» – Его правая рука – проворнее молодой кобры! – метнулась вперед, выхватила бланк из чужих пальцев. Господин так резко отшатнулся, что даже очки слетели с переносья и хрустнули у него под ботинком – Колли, должно, решил, что индус нанесет ему удар в голову и сбросит вниз по длинному отвесному трапу.

– Вы не белый господин! Вы – белый вор! Как не стыдно шарить в чужих постелях? – презрительно произнес Али и шагнул мимо длиннолицего пассажира. Тот со своими прижатыми к черепу ушами напоминал побитую собаку, готовую униженно заскулить у ног разгневанного хозяина. Опомнившись, он успел схватить Али за рукав пиджака.

– Стой же! Черт тебя побери, скажешь или нет, куда собрался твой хозяин с сыновьями? Можешь оставить себе эту бумажку. Если захочешь, то можешь пригрозить Дункелю сообщением в полицию. Куда он собрался? Где собирается раздобыть деньги?

В дальнем конце коридора показался матрос со свертком под левой рукой.

– Пустите меня, господин нехороший! С хозяином я сам разберусь без вас и без полиции! Пустите! Не принуждайте меня пойти прямо к господину сенатору и рассказать ему все! – резко и со злостью ответил Али. Правой рукой он пытался оторвать пальцы Колли от рукава пиджака. Господин что-то пробормотал на немецком языке, но из десятка слов разобрал лишь хорошо знакомое ему ругательство «Цум тойфель!»[17]17
  Цум тойфель! – К черту! (нем.)


[Закрыть]. Он тут же отдернул руку – господин царапнул ему кисть перстнем.

– Подумай сначала хорошенько, приятель. Подумай, прежде чем говорить сенатору Дункелю про наш разговор. Запомни одно: не только у твоего приятеля Дункеля есть верные Цандеры в Виндхуке. Если со мною что случится, ни твоя дочь, ни твоя жена живыми долго ходить по земле не будут! Подумай над этим! – еще раз пригрозил Колли, отшвырнул ногой раздавленные очки, резко повернулся и, разминувшись с рослым матросом, пошел по коридору в ресторан.

Али по привычке лизнул языком выступившую из царапины кровь и, размышляя о случившемся, медленно пошел в свою каюту…

Он – уже в который раз! – перечитал роковые слова телеграммы и снова впал в тяжкое раздумье: «Неужели хозяин и в самом деле приказал Бульдогу Цандеру погубить Амриту и таким способом разлучить ее с Вальтером? Но зачем же? Моя дочь знает свое место в этом непраздном мире и никогда не посмеет надеяться на что-то несбыточное, даже если молодой господин Вальтер и полюбил ее. Пусть сенатор только скажет, они и сами уйдут из дома… А теперь и подавно уйдут, как только Усман получит мою телеграмму… Или пойти к сенатору, показать бланк и намекнуть, что кто-то из его врагов знает о ее содержании и может сделать ему подножку, если он умыслил недоброе по отношению к невинной девочке. Эх, чуяло мое сердце недоброе, когда оставил меня сенатор в вагоне и приказал ехать с собой… А теперь я как на развилке дорог – можно умом тронуться, а не раздвоишься, надо идти куда-то в одну сторону… Сколько гиену ни ублажай своим смирением, она все равно скалит желтые зубы! Так и эти белые господа… Бедная Амрита! Усман, сын мой, защити сестру от…»

Али неожиданно затошнило, к горлу подкатило тугим комком, так что и дыхание на время прервалось.

– Проклятое море, – с трудом прохрипел индус, стиснув пальцы на влажной шее под подбородком, стараясь удержать себя от рвоты. Али поспешил прилечь на диван, не выпуская злополучней бланк из руки. «Если хозяин замыслил недоброе, то и мне не сдобровать, видит бог… Надо бежать от них, бежать в Мельбурне, пока не поздно. Денег у меня хватит на билет до Калькутты. Оттуда извещу Усмана, чтобы уезжал из Виндхука». Али сделал попытку привстать с подушки, но стены каюту заколыхало так, словно Али рассматривал их через кривое стекло.

«Придется немного полежать… – решил Али, не сумев пересилить неприятную слабость и изнемогание во всем теле, охватившем его с головы до холодных пяток. – К “морской” болезни через три-четыре дня только привыкают… Земляк из Мадурая говорил, что и его первые дни вот так же дико тошнило, хотелось собственными руками выдрать свой желудок и вымыть в чистой воде… Усман, забери сестру. Понимаешь, сынок, беда грозит нашей Амрите, нашему сокровищу, нераспустившейся прелестной розе… Ядовитая кобра подползает к ней. Дочка собирает цветы, смеется… Она счастлива, она любит и не видит кобру… Кто это? Кто наклонился над моей головой? Чьи такие незнакомые – да нет же! – такие знакомые глаза? Неужто бог Кришна разжимает мои пальцы, чтобы вложить в руку меч возмездия?… Усман! Усман, помоги мне… Сердце рвется от боли…»

Диван из-под Али вылетел куда-то в сторону, пронзительная судорога сначала сжала, а потом разорвала грудь надвое… и все исчезло… И Амрита, рвущая цветы, и ползущая к ней в траве кобра с раскрытой пастью перед броском, и сын Усман, который вдруг на бегу остановился, а потом быстро полетел за горизонт, превращаясь в яркую светящуюся точку…

* * *

Отпустив Али отдыхать, Отто Дункель с книгой в руках минут пять стоял у открытого иллюминатора, любуясь белыми кучевыми облаками, которые далеко-далеко, покачиваясь вместе с горизонтом, нежились на теплых океанских волнах.

По коридору прошли торопливой походкой, но Отто не стал выглядывать. «Наверно, кто-то из соседей, – решил он. – Еще подумают, что я слежу за ними».

Через полминуты негромко хлопнула дверь каюты далеко в конце ряда. Решив почитать, наугад раскрыл Джека Лондона. Глаза остановились на первом попавшемся абзаце, но, по правде говоря, он мог зачитываться похождениями Волка Ларсена с любой страницы… Это был Человек Моря, его властелин, на него хотелось быть похожим во всем! Во всем, кроме, разумеется, его роковой болезни и такого трагического, жуткого финала жизни… Но не зря говорится, что каждому свой удел на земле… Волку Ларсену – один, а у него, Железного Дункеля, будет свой и непременно счастливый.

«– Что тут за веселье? – спросила она.

– Спросите капитана Ларсена, – холодно отвечал я, стараясь сохранить самообладание, хотя вся кровь во мне закипала при мысли, что женщине придется стать свидетельницей этой жестокой потехи.

Мод Брустер повернулась, чтобы последовать моему совету, и взгляд ее упал на Уфти-Уфти. Он стоял в двух шагах от нее, держа в руках конец троса, вся его подобранная, настороженная фигура дышала природным изяществом.

– Вы ловите рыбу? – спросила она матроса.

Он не отвечал. Глаза его, внимательно оглядывавшие море за кормой, внезапно расширились.

– Акула, сэр! – крикнул он.

– Тащи! Живо! Берись все разом! – скомандовал Волк Ларсен, и сам, опередив других, подскочил к тросу.

Магридж услыхал предостерегающий крик Уфти-Уфти и дико заорал. Я уже мог разглядеть черный плавник, рассекавший воду и настигавший кока быстрее, чем мы успевали подтаскивать его к шхуне. У нас и у акулы шансы были равны – вопрос решали доли секунды. Когда Магридж был уже под самой кормой, нос шхуны взмыл на гребень волны. Корма опустилась, и это дало преимущество акуле. Плавник скрылся, в воде мелькнуло белое брюхо. Волк Ларсен действовал почти столь же стремительно. Всю свою силу он вложил в один могучий рывок. Тело кока взвилось над водой, а за ним высунулась голова хищника. Магридж поджал ноги. Акула, казалось, едва коснулась одной из них и тут же с всплеском ушла под воду. Но в этот миг Томас Магридж издал пронзительный вопль. В следующую секунду он, как пойманная на удочку рыба, перелетел через борт, упал на четвереньки и перекувыркнулся раза два.

На палубу брызнул фонтан крови…»

Внезапно послышалось – а может, под влиянием прочитанного и почудилось? – рядом кто-то вскрикнул, что-то глухо упало. Отто на несколько секунд застыл от охватившего ледяного оцепенения, потом медленно провел холодными пальцами по лицу.

«Слуховые галюцинации? Или вправду был крик и что-то стукнулось о палубу, как тот несчастный кок Магридж на шхуне Волка Ларсена?» – Он потихоньку встал с кресла, прислушался – за соседней переборкой по-прежнему, хотя и не так громко, играла музыка. Тихо постучал в другую сторону, к индусу.

– Али, ты слышишь меня? Али!

В ответ ни слова, должно, индус крепко спал после плотного завтрака, или укачало все же старого «земного» человека. Успокаивая себя такой надеждой, Отто застегнул зеленый теплый халат, скинул мягкие тапочки и надел черные туфли. В коридоре, в самом дальнем конце появилась группа отдыхающих, среди них и Карл с Вальтером.

Отто толкнул дверь от себя – она оказалась не запертой! – вздрогнул и попятился, охваченный мгновенным неописуемым ужасом: Али лежал на полу. Его лицо, искаженное страшной гримасой, было покрыто бурыми пятнами, как будто пьяный художник пытался разукрасить индуса, приняв его за гипсовое изваяние. Правая рука безвольно откинута на светло-зеленом ковре, указательный палец крепко придавлен большим, а три остальных отогнуты, словно из ладони что-то вынули…

– Господи, что же это такое? – вскрикнул отчаянным голосом Отто, упал на колени рядом с индусом, приподнял его непомерно тяжелую голову. – Али, ты слышишь меня? – не сдерживаясь больше, холодея от случившегося, громко закричал Дункель, а в сознании, помимо воли, будто название кино на белом полотне черными буквами, неожиданно возникло роковое слово «НАЧАЛОСЬ!». Что началось и для кого, не хотелось пока разбираться… Он еще раз встряхнул голову Али, заглянул в черные, чуть выпуклые глаза, которые были еще открыты, но уже ничего не видели. И болью искривленный рот уже не произнесет ни одного слова… даже слова укора ему, Железному Дункелю. А было за что укорить, Отто сознавал свою вину перед покойником… – Помогите! Позовите скорее доктора! – снова закричал Отто, чувствуя, что и сам покрывается такими же бурыми пятнами – верный признак подскочившего давления. «НАЧАЛОСЬ!» – Али! Очнись, Али! Ты меня слышишь? – Но верный слуга молчал, он уже был там, на пути к своему загробному существованию… Кто знает, в кого обратят его индусские боги… Если в дельфина, то они еще не раз встретятся на бескрайних просторах Океана! «А если в акулу? – пронеслось в голове нелепой мыслью. – Для чего в акулу? Для возмездия? Тогда кому? Тому, кто его убил? Кто же его убил? Про Амриту, к счастью, он так ничего и не догадался, иначе сказалось бы на его отношении к нам… Кто же приложил свою преступную руку?» «НАЧАЛОСЬ!» – в который раз возникло перед ним это какое-то нелепое навязчивое слово, и неожиданно отчетливо понял, что это началось с индуса…

За спиной послышались многоголосый бестолковый, как всегда в подобных случаях, гам, беготня. Все спрашивали, что случилось, но никто толком не мог ответить. Кто-то из женщин пронзительно, на весь пароход, похоже, закричал:

– Доктора! Пассажиру очень плохо!

Сквозь толпу протиснулся Карл, склонился над верным индусом.

– Отец, что с ним? У него обморок?

«Началось с Али, – опять повторилось само по себе навязчивое, как предупреждение свыше, слово в голове Дункеля. – А кто следующий? Случайность это, или умышленно нас начали выбивать по очереди?» – Он вытер ладонью взмокший лоб, повернулся к сыну лицом, какого тот еще никогда у него не видел – в глазах перемешались отчаяние, боль и ожидание еще чего-то ужасного, неотвратимого…

– Что с ним? – как эхо повторил Отто вопрос сына, вторично провел ладонью по влажному лицу. – Если бы я знал, кто это сделал… Но я узнаю, клянусь священными водами Стикса! Обязательно узнаю, и тогда… – Не успел договорить, по чьему-то строгому требованию поднялся и отступил к дивану.

Пожилой и щекастый доктор в халате первозданной белизны быстро расстегнул на пострадавшем костюм, рывком, оторвав две верхних пуговицы, распахнул рубаху индуса и приложил слуховую трубку к волосатой груди. И замер, не поправляя съехавшего на кончик носа легкого, в позолоченной оправе пенсне. Вместе с ним замерли все, кто сумел протиснуться в каюту, и даже те, кто плотной толпой сгрудились в коридоре. Ждали приговора с таким нетерпением, как будто сами находились на грани жизни и смерти.

– Мертв… Сердце уже не бьется. Унесите в медпункт для вскрытия, – сердитым голосом распорядился доктор, толстым пальцем двинул пенсне на привычное место.

– Что с ним? – Отто, все еще пребывая в каком-то полуобморочном состоянии, машинально спросил человека в белом халате, попридержав его за локоть.

Доктор вскинул близорукие глаза, внимательно посмотрел на Дункеля, решая, говорить или умолчать о причине смерти пассажира.

– Это мой слуга, давний и преданный слуга, – будто чужим языком и непослушными губами добавил Дункель.

– Слуга? – как бы удивившись, переспросил доктор, еще раз посмотрел на труп индуса и поджал полные губы. – Надо же, я думал, он сам по себе путешествует один в каюте… Вскрытие точно покажет, что с ним приключилось, – и пошел из каюты. Два санитара, крепких и тоже в белых отутюженных халатах, положили Али на парусиновые носилки, накрыли свежей, из шкафа вынутой простынею. Пассажиры с трудом выдавились из каюты в коридор, пропуская санитаров с носилками, разноголосо переговариваясь, кто с испугом, кто с любопытством, а некоторые, скучавшие до этого, были явно заинтригованы и вошли в возбужденное состояние, как после спячки. Опасливо присев на диван, Отто, морщась от возмущения, слушал этот неприятный пустой словесный перезвон:

– Какое горе! Совсем еще не старый, а умер! С чего бы?

– Скверное начало нашего путешествия, мисс Земмель! Как вы думаете?

– Да-да, вы правы, мисс Бронсон. Всего ночь да полдня плывем, и уже первый труп! Какой ужас!

– Кому мог помешать бедный старый индус?

– Скорее всего, господа, это не бедный индус, а индийский раджа! Плыл инкогнито, наверняка имел при себе драгоценности.

– Тогда понятно! Мафия выследила и прикончила!

– Будет работенка инспектору полиции!

– В одной книге я читала, мисс Бронсон, как один переодетый миллионер познакомился с красоткой, а она оказалась…

«Кому помешал Али? – Этот вопрос беспокойной сигнальной лампочкой мигал в его сознании беспрерывно. Отто, оставшись в каюте индуса, молчаливым взглядом встретил появившегося на пороге инспектора полиции. Худощавое и внешне бесстрастное лицо с пушистыми бакенбардами, отчего невольно думалось, будто у инспектора эти темно-русые бакенбарды и были единственным пристрастием в жизни. С легким поклоном инспектор представился:

– Марк Паркер, господин сенатор. – Он не снял маленькой, светло-голубой шляпы под цвет глаз и с круто загнутыми вверх полями. – Извините, по долгу службы…

– Прошу вас, инспектор, входите. – Отто встал с дивана, приглашая инспектора, при этом мельком осмотрел его поджарую, гибкую и несомненно крепкую физически фигуру. Потом поднял взгляд на лицо, маленькое, обрамленное пушистыми бакенбардами, и по привычке давать прозвища тут же окрестил его Африканским Львом. – Я потрясен случившимся, господин инспектор! Ведь слуга буквально час назад был абсолютно здоров! Ходил обедать в буфет… Потом, как он мне сам сообщил, побывал на камбузе, где отыскался его земляк, тоже индус…

Марк Паркер, слушая Дункеля, что-то писал с его слов в довольно большой и объемистый блокнот.

– Та-ак, на камбуз к земляку, – повторял невозмутимым голосом Африканский Лев, сверкая позолоченным колпачком авторучки – солнце было как раз на траверзе[18]18
  Траверз – направление, перпендикулярное курсу судна.


[Закрыть] правого борта и круглым пучком, раскачиваясь из-за зыби, вливалось в открытый иллюминатор.

– Ваш слуга обедал в буфете или на камбузе? – уточнил Марк Паркер, взглянув на Отто внимательно и, похоже, недоверчивыми глазами профессионального сыщика, которому за его долгую практику приходилось встречаться и с более загадочными случаями.

«Это твое дело всех подозревать, – подумал с неприязнью Дункель, сразу же невзлюбив этого инспектора интуитивно, а почему – понять пока не мог. – Ты мне только помоги найти след того, кто кидает минные банки[19]19
  Минные банки – мины, поставленные группами по несколько штук рядом для большей вероятности поражения проплывающих мимо кораблей.


[Закрыть] по моему курсу, а там я уже и сам разработаю план операции…» – На вопрос Паркера ответил внешне сдержанно, как бы с задумчивостью:

– Н-нет. По крайней мере, Али не говорил, что земляк чем-то угощал его. Единственное, он обмолвился о взаимных воспоминаниях о городе Мадурае.

– Интересно, – пожевал губы Паркер, из-подо лба поглядывая на сенатора с прищуром, собрав у маленьких глаз сеточки морщин. – Интересно, а ваш слуга не говорил, по какой причине он выехал из того Мадурая? Не тянется ли эта красная ниточка оттуда? Вдруг, сам того не подозревая, он чем-то выдал себя?

Отто терпеливо разъяснил, что Али работал у него давно, из Индии вывезен ребенком и натворить чего-либо в Мадурае не успел.

– Как знать, как знать, господин сенатор. – Инспектор, опустив глаза на круглое солнечное пятно и поводя за ним внимательном взглядом, погрыз колпачок авторучки. – Иной грех тянется в роду и до седьмого колена… Что еще говорил слуга в тот час, когда вы его видели перед отдыхом? Вспомните, теперь любая мелочь может быть важной.

– Что говорил? – Отто усиленно потер лоб пальцами. – Да, еще говорил, будто разволновался… руками начал махать… Да-а! Клянусь священными водами Стикса! – вдруг вспомнил Отто и хлопнул себя по щеке, а у инспектора от этой странной фразы неожиданно подскочили брови. – Али на камбузе поцарапал себе руку о жесть. Когда я позвал его к себе в каюту, он эту царапину почему-то хотел от меня скрыть и держал руки за спиной!

– Та-ак, пишем: «Поцарапал руку о жесть и прятал эту царапину», – повторил сам себе инспектор, записывая. И добавил: – Правая, тыльная сторона кисти. Кто ее обработал?

– Я прижег йодом, забинтовал, и Али отпросился отдохнуть в своей каюте. Жаловался на слабость, страдал от качки – первый раз он плавает на пароходе.

– Та-ак. – Паркер поджал губы, открыто и с затаенной мыслью внимательно и долго смотрел в глаза Дункеля. – Если пораскинуть мозгами, господин сенатор, что-то здесь не так! Не из-за выеденного же яйца в самом деле умертвили вашего слугу! Не думаете же вы, что индус умер от этой самой морской качки, а?

– Я с вами полностью согласен… дело не в яйце, господин инспектор. – Отто не смог сдержать раздражения. Ему казалось, что Паркер истратил свой ум сыщика, усиленно ухаживая за своими роскошными бакенбардами. Такой не скоро докопается до убийцы, даст возможность недругу надежно замести следы. «Или нанести еще один удар из-за угла! Если так началось, то одним индусом дело не ограничится! А мне терять сыновей никак нельзя!»

– Йод у вас остался, надеюсь? – снова уточнил инспектор, поняв мысли сенатора, но делая вид, что они его мало беспокоят. Марк Паркер давно выработал себе тактику подходить к преступнику не прямо в лоб, как говорится, а подкрадываться к нему незаметно, успокаивая всякими отвлекающими мелочами на стороне, чтобы потом, в решающую минуту, нанести неотразимый удар самым главным козырем, то есть неопровержимой уликой…

– Да-а, разумеется, – не без обиды на очередной глупый вопрос Паркера ответил Отто и отвернулся к иллюминатору, чтобы скрыть раздражение, которое все больше выказывали его злые глаза. – Он и теперь стоит на журнальном столике в моей каюте. Там оба сына сейчас. Угодно вам взять на анализ? – Отто попытался съязвить, но инспектор не принял обиду на свой счет.

– Возьмем, непременно возьмем. – Он спрятал усмешку в густых усах, клацнул зубами о колпачок авторучки. – Не показалось ли вам, господин сенатор, что-то необычайное в поведении слуги?

В ту минуту, когда он пришел к вам по вызову? Вел себя как обычно или же был, скажем, раздражен, испуган, растерян, наконец. Ну хотя бы из-за той же самой царапины, если вздумалось ее от вас прятать? Припомните!

Да, Али действительно был изрядно взволнован в ту минуту, это не ускользнуло от сенатора, но индус объяснил такое состояние души неожиданной встречей с земляком.

– И больше он никого не встречал? – доискивался до мелочей упрямый инспектор, еще раз внимательно осмотрев каюту, как бы опасаясь оставить незамеченную улику недавней трагедии с Али.

«Хотел бы и я это знать!» – едва не прорычал вслух Дункель, но инспектору ответил другое:

– По крайней мере он никого не назвал. А на самом деле… Мне кажется, следует опросить поваров и команду. Да и пассажиров тоже, кто-нибудь мог видеть Али в этот отрезок времени.

– Конечно, конечно, господин сенатор, я так и сделаю. – Африканский Лев тряхнул шевелюрой, степенно поднялся из кресла. – В нашей работе, я имею в виду работу сыщика, – уточнил важно инспектор, – которая проходит на пароходе, плохо то, что здесь слишком много людей и большая скученность. Из-за такой тесноты можно подозревать каждого. Но есть и свои положительные стороны – убийца не может исчезнуть, ведь кругом вода! Если, конечно, за ним не пришлют подводную лодку, – пошутил Паркер, направляясь к выходу. – Прошу вас, господин сенатор, перейти в вашу каюту, эту я опечатаю… Что с вами?

– Клянусь священными водами Стикса! – Отто возбужденно хлопнул себя ладонью по щеке. – Вспомнил! Давно вертелось в подсознании, а теперь всплыло в памяти!

– Да? Что же вы вспомнили, господин сенатор? – В глазах Марка Паркера мелькнули живые огоньки заинтересованности, он живо вынул блокнот из бокового кармана строгого темно-серого костюма. – Слушаю вас с вниманием.

– Как же я забыл сразу! Когда я вбежал в эту каюту, то явственно почувствовал запах дорогих французских духов!

– Здесь был доктор, другие пассажиры, – начал было разочарованно размышлять вслух инспектор.

– Нет-нет, господин инспектор! – Отто решительно взмахнул рукой, как бы отметая прочь всякие сомнения. – Еще до них! Я это уловил раньше, когда на шум упавшего с дивана слуги я первым вбежал в незапертую каюту! Кто-то был здесь до меня! И ушел потихоньку, побоялся хлопнуть дверью или щелкнуть замком! Да, здесь кто-то был буквально за несколько секунд раньше! О Господи, но кто?

– Так-так, это уже интересно! – Брови инспектора вторично взметнулись на лоб, до упора, даже три глубокие складки выдавились. – Вы утверждаете, господин Дункель, что кто-то раньше вас побывал в каюте? Но что он мог здесь искать? Минуточку, минуточку, давайте осмотрим все по порядку. Может, что из вещей пропало?

Паркер «прощупал» каюту самым тщательным образом, даже личные вещи индуса – все оказалось на месте. И ничего лишнего не появилось!

– Так что же, по вашему мнению, могли искать? – Инспектор за ответом обратил проницательный взор на растерянного Дункеля, для которого этот внезапно всплывший и как бы вновь улавливаемый запах дорогих мужских духов был как удар тока по нервам! В высшей степени недоумения он пожал плечами, выказывая свое полное бессилие пока что ответить на этот вопрос.

– Да ничего у индуса и быть не могло! Я имею в виду особо ценного. Правда, я дал ему на дорожные расходы несколько больше обычного, а теперь их нет и ничего на них не куплено… – Отто был явно потрясен таким открытием. – Но я не думаю, что его убили из-за нескольких десятков фунтов стерлингов! На пароходе вон какая богатая публика, могли в любую каюту проникнуть и обогатиться. И убил не простой матрос, тот скорее всего оставил бы после себя запах дешевых сигарет. Здесь был человек знатного положения. Я не мог ошибиться! Потому как такими духами сам никогда не пользовался. Индус же, кроме мыла, как видите, ничего не имел. Был кто-то из пассажиров, среди них и надо искать убийцу!

– Вы правы, господин сенатор… Редкие мужские духи – это уже что-то! Но что ему, убийце, – чтоб его злой ревматизм скорчил! – нужно было здесь? Удостовериться, что ваш слуга уже мертв? Через полчаса об этом узнали бы все, такое не скроешь от пассажиров. Или кто-то заинтересовался лично вами? Хотел что-то о вас узнать от слуги? Не допускаете такой вариант? – Инспектор снова испытующе посмотрел в лицо Дункеля, стараясь «пробуравить» его своими острыми маленькими глазками. Отто пожал плечами – теперь думай, что хочешь. Но почему у мертвого Али так странно были сложены пальцы? Словно кто-то через силу разжал ему кулак. Тогда возникает законный вопрос – а что было в том кулаке? Деньги? Фи, пассажир не позарится на такую мелочь!

– Что мог сказать слуга обо мне? – Отто недоуменно скривил губы и хмыкнул от досады. – Если за каждую поездку у сенаторов будут травить слуг, то скоро нам самим придется чистить себе туфли… Да и поездка довольно банальная, не дипломатического характера, без секретных документов в чемоданах… Прогулка с детьми на пароходе…

«Знал Али, куда мы едем? – напряженно размышлял Отто, отгораживаясь от Марка Паркера пустыми рассуждениям. – А что, если Тюрмахер, прослышав о золоте, сказал и ему? Допустим, о золоте они теперь догадываются, но не знают, где оно… А этого еще никто, кроме меня, не знает, даже Карл!»

– Позвольте ключи от каюты, господин сенатор, – напомнил инспектор, снова направляясь к выходу. – А о французских духах я буду помнить. И если что-то наклюнется, непременно приглашу вас… для опознания. На этом пока и закончим наш неприятный разговор.

– Будьте так любезны, – согласился Дункель. – Прошу вас, непременно сведите меня с тем пахучим господином! – Отто протянул ему ключи, вышел в коридор, подождал Паркера у своей двери.

Бегло спросив Карла и Вальтера, видели ли они индуса после завтрака, и, получив отрицательный ответ – они были на шкафуте, – инспектор забрал пузырек с йодом, вату и начатый рулончик бинта, еще раз пообещав Дункелю основательно разобраться в этом странном деле, оставил каюту и ушел, что-то ворча себе под усы.

Потрясенные сыновья во все глаза смотрели на отца, словно ждали немедленного разъяснения случившемуся.

– Что пробормотал этот пушистый инспектор, покидая каюту? – спросил Отто, усаживаясь на стул около стола. – Я что-то не разобрал из-за крика чаек у иллюминатора…

– Он сказал – «Мухи около меда кружат». К чему это? – ответил Вальтер, внимательно всматриваясь в бледнее обычного лицо старшего Дункеля, внутренне содрогаясь при мысли, каково будет об этом узнать Амрите и тетушке Ранджане?

– Сам он жук навозный! – неожиданно озлился Отто, чувствуя, что инспектор очень близок к истинной причине убийства индуса, ему достаточно будет коротенького кончика нитки, чтобы размотать весь клубочек семейной тайны. Но кто может дать ему именно этот кончик нитки? Кто?

– Похоже, что мы вслед за Гераклом отправились на край света в сады Гесперид[20]20
  Геспериды – дочери титана Атласа, который держал на своих плечах небесный свод (греч. миф.).


[Закрыть] искать яблоки с дерева молодости, – не дождавшись разъяснений отца, сказал то ли раздраженно, то ли с недоумением Вальтер, вслед за ним перевел взгляд на открытый иллюминатор, откуда действительно громче обычного – время близилось к обеду – кричали проголодавшиеся морские спутницы парохода. – Но кто поможет нам одолеть Нерея[21]21
  Нерей – вещий старец, отец Амфитриты, жены бога морей Посейдона. Знал все сокровенные тайны прошлого и будущего. Его пятьдесят дочерей – нереиды – покровительствовали мореходам (греч. миф.).


[Закрыть], этого хитрого морского старца, еще непобедимого Антея и… людское коварство на каждом шагу? За Гераклом стоял Зевс, а за нами кто?

«За вами стою я, – подумал Отто и протяжно вздохнул, не в силах отделаться от запавшей в сознание мысли – “НАЧАЛОСЬ!”, – мне и оберегать вас, как Зевс оберегал своего любимого сына Геракла… Но великий Зевс видел врагов Геракла, а кто вцепился нам в загривок? – тревога за судьбу детей овладела им целиком, обволакивала голову какой-то расслабляющей неуверенностью. – Выходит, не я один охотник за сокровищами, а и на меня самого началась настоящая облава, только без гестаповских овчарок! И началась с невинного индуса!» – Он приблизил лицо к иллюминатору, выглянул наружу. Над зыбью все так же нескончаемо носились чайки и кричали тревожно, будто прознало птичье племя о загадочной смерти человека на борту «Британии». Размеренно гудели турбины в утробе железного плавучего дома, где-то наверху прогуливались и смеялись пассажиры.

– Что-то искали среди вещей Али, – подумал вслух Отто, как бы с запозданием отвечая младшему сыну, не поворачивая лицо от иллюминатора, через который в каюту влетал влажный и в то же время горячий полуденный воздух. В который раз вспомнилась правая рука индуса со странно раскрытыми пальцами. Повернулся к сыновьям, сказал оптимистическим тоном:

– Посмотрим, что выяснит этот Африканский Лев в мундире человека из полиции… Но вы будьте всегда начеку и держитесь рядом.

Инспектор Марк Паркер не был новичком в своем деле, и такие неожиданные поначалу вроде бы бессмысленные смерти, как у этого индуса – слуги сенатора Дункеля, для него не в диковинку. Тот, кто годами живет в одном доме с большим политическим или финансовым деятелем, всегда знает что-то лишнее, поэтому за ними охотятся столь же настойчиво, как и за хозяином. Разница в том, что в случае срыва вербовки такого слугу легче устранить, потому как босс заботится о собственной безопасности намного лучше, нежели о слуге…

Не откладывая дело, Паркер отправился на камбуз. Напуганный смертью индуса Али, Дебенда Биджой подтвердил, что несчастный старик действительно заходил к ним. Нет, он его ничем не угощал, потому как Али вышел из буфета и был, по его словам, сыт. Да, они говорили о родном Мадурае, вспоминали тех, кто когда-то давно жил рядом с семьей Али. Что-о? Он у них тут поцарапал себе руку? Да видит с небес великий Кришна – не было этого! Вот и господин инспектор может убедиться – столы для разделки рыбы, овощей и мяса обшиты не жестью, а нержавеющим железом, края запаяны, без острых углов.

– Хорошо, хорошо, Биджой, не волнуйся так. Я и сам вижу. Али не мог здесь у вас поцарапать себе руку. Но где-то он все-таки поцарапал ее! Не с диким же тигром он встретился на пароходе!

Толстенький и смуглый Биджой, перед инспектором сняв с головы беленький поварской колпак, в растерянности утер им мокрое лицо – вдруг этот строгий господин скажет что-нибудь нелестное о нем, Биджое, грозному капитану и тот выгонит его с такого отличного места службы? В глазах растерянного индуса полыхала такая отчаянность, что инспектор пожалел бедного кока и успокоил его, сказав, что не винит его ни в чем.