Текст книги "Дневники, письма. Воспоминания современников"

Во многих местах встречали с цветами, но, оказалось, через несколько дней из цветов вылазят шипы. А мы очень мало пишем об освоении Сибири, преступно мало.

Дал из Новосибирска несколько информации и в паре с Женей Бородиным, красноярским собкором, полосу-отчет.

Больше из Новосибирска ничего в блокноте не привез, не было времени. На самолет, да и снова в Москву.

Ой, забыл! В Новосибирске встретился с родными и друзьями погибших изыскателей. Собрал фотоматериалы, просмотрел ряд других документов, в том числе оригинал дневника А.М. Кошурникова. Что это был за человечище! Не терпится начать работу с пером и бумагой. Но еще не овладел материалом, чувствую. Надо: прочесть Гарина-Михайловского, Федосеева «Мы идем по Восточному Саяну», Головина (…) о путешествии по Казыру, книжку отца А.М. – М.Н. Кошурникова «Изыскания Томск – Енисейск», просмотреть фильм о туристском походе по Казыру этим летом, встретиться с писателем Ефетовым, у него есть письмо родных Стофато и письмо А.М. жене. И еще надо увидеться с двумя товарищами из М. тр. стр. (Министерства транспортного строительства. – Е.Ч.). Один вместе с А.М. трассировал линию Тайшет – Киренек в 32-м году Протопопов. Это – интересный мужик, видать. Ему уже под 70, но он последние два месяца был на изысканиях на Кольском полуострове. После всего этого можно будет писать… Думаю сделать 9 очерков. Хорошо оформить. Есть чем. Потом, очевидно, сделаю книжку.

Сегодня позвонил в издательство. И.о. главного редактора И.Ф. Авраменко приглашает для переговоров. Очевидно, на предмет пересмотра гонорара. Это было бы неплохо. Книга взята редактором в работу, художник рисует, рукописи в Воркуте на визе. Волнуюсь, как, наверное, каждый перед выходом первой книги. И потом – надо же купить пальто, наконец. Уже около восьми лет я таскаю это пальто.

Неожиданно получил письмо из Берлина, от Л. Она меня пролетом в Москве искала, но не нашла. Работает уже там два года. Сколько интересных с ней и неожиданных встреч, сколько, если поднять мои дневники старые, о ней страниц.

Сегодня суббота, а я никуда не пошел. Некуда, не к кому. Если бы изнасиловал себя, нашел бы к кому. Но правильно ли это будет.

5 декабря 1956 г., среда. Я встретил ее в магазине. Она поразила меня своим сходством с кем-то. Мучительно припоминал и потом прямо спросил ее. Она меня, оказывается, не знала. С отчаянием я подождал, когда она все купит, и нахально, отвратительно нахально увязался ее проводить. Студентка первого курса иняза. Зовут И.

…Позавчера познакомился с Владимиром Дудинцевым. Мы говорили о его романе, который поднял сейчас шум. И не только в нашей стране. Не было за годы сов.(етской) власти более острого и смелого произведения. Осмелился напечатать его «Новый мир». Сейчас роман набран в «Молодой гвардии» и «Роман-газете». Дудинцев сказал мне:

– Выжидают. Заявка в «Мол.(одой) гвардии» 650 тысяч. Я себя чувствую, как тот гладиатор, что смотрит на палец патриция. Вверх поднимет или опустит.

В.Д. – 38 лет, он отец четверых детей, прошел фронт, работал 6 лет в «Комсомолке». Среднего роста. Лицо худое и в то же время в крупных складках. Очки.

3 декабря 1956 г., суббота. Дудинцева вчера встретил в коридоре редакции. Готовил для нас статью, в которой отмежевывается от леваков, ультра-р-революционеров. Вспоминаю подробности моего разговора с ним.

– «Правда» сейчас боится выступить с положительной рецензией на роман. Ведь тогда его издадут большими тиражами, я буду обеспечен материально, а, следовательно, сяду за такой же роман. Как я беру и что цепляю – это видно. Но этого не будет.

Встретив, сказал ему, что, мол, дай бог, чтобы все окончилось благополучно. Он: – Я в такого бога не верую.

Будет ли спрос на мою книжицу? Говорил с гл.(авным) ред. (актором) «Мол.(одой) гвардии». Она предложила получить деньги по старому договору, а после протиражирования – перезаключить договор. Мне кажется, что протиражирование пройдет хорошо. Во-первых, книжка о рабочих. Это у нас редкость. Во-вторых, о самодеятельности простых людей, о том, что они сами многое могут (в том числе и бороться против дурацких директив сверху). В-третьих, речь идет в какой-то мере об освоении Севера. Это сейчас нужно. В-четвертых, о железнодорожниках я пишу. Книг о них почти нет. Если даже каждая библиотека возьмет по экземпляру – будет десятки тысяч. Странно проаннотирована книжка: «Очерк о молодых железнодорожниках Воркуты, о воспитании молодежи». Я возмутился в издательстве, и мне редактор предложил самому написать аннотацию. Хоть это и не очень, но я написал. Удивительно получается – мои права должен я сам отстаивать, как будто это никому не нужно, должен сам хвалить свою работу, чтобы она принесла пользу.

Решил заниматься французским языком. У нас в редакции есть преподавательница, которая работает с группой в 5 человек.

Никак не могу приступить к «Лесной были» (так я условно назвал очерк об А.М. Кошурникове). Жду, пока окончательно овладею материалом. Надо прописать паспорт, без него нельзя войти в Ленинку и Историчку.

Задумал вчера купить билеты в театр на воскресенье. И обнаружил такую штуку – все театры на воскресные дни намечают самые слабые спектакли. Тут действуют железные финансовые законы. Только в Большом идет стоящая вещь – «Жизель». Но я всю жизнь не могу на нее попасть. Интересное наблюдение – культ Большого театра развеян. Народ пока рвется на «Жизель», «Спящую красавицу», «Аиду». Остальное можно достать почти без труда. Тут, по-моему, несколько причин. 1. Нет в Большом хороших голосов. 2.Новых спектаклей. 3. Появилось много телевизоров. 4. Известная архаичность репертуара и, может быть, исполнения. 5. Люди за последние годы увидели, что нельзя считать абсолютно высшим наслаждением посещение Большого театра. Есть другие отрасли искусства, изучение, восприятие которых дает не меньшие, другого рода, наслаждения. Особенно когда мы приоткрыли занавес немного заграничных сцен, узнали немного больше иностранную литературу и живопись, 6. Улучшение работы кино. 7. Московских театров. 8. Дорогие билеты.

С волнением, светлой тревогой жду воскресенья – я встречусь с И. Неужели я влюбился действительно? Это было бы здорово!

11 декабря 1956 г., понедельник. Провел вчера чудесный день. Утром решил на каток. Стояла прекрасная погода. Падал редкий и будто бы теплый снег, на улицах было многолюдно и шумно. В парке Горького сновали по ледяным дорожкам тысячи мальчишек. Я затерялся среди них и стал сам как мальчишка. Хоть два часа в неделю я имею право таким быть?

Днем пришел Виталий Татаринов. У него радость в этот день – опубликовал стишок в «Комсомолке». Принес книги с рисунками Бидструпа, и мы пару часов похохотали…

А вечером я встретился с И….

У нее очень правдивое, чистое и доверчивое лицо. Высокий, чуть выпуклый лоб, голубые глаза, темные, огромные, притягательные. Нежный овал лица. Я с трепетом жду, когда я смогу коснуться его. Волосы у нее серо-соломенного (бывает такой) цвета. Опускаются волнистым снопом на спину. Очень изящно сложена, и я страшусь, что все это не для меня…

12 декабря 1956 г., вторник. Было собрание партгруппы. Вопрос стоял просто: «Что мы видим и что мы пишем». О нем ничего не говорили, Л. Почивалов рассказал о поездке с группой туристов в Индию, о том, как компромитируют наш народ ожиревшие, попадающие за границу. Культурные на вид люди садятся в самолеты, а что они делают там? Упросили бедняка индуса стравить кобру и мангусту – единственное достояние человека. Он запросил за это пять рупий. Мангуста на глазах у туристов растерзала змею, а индус увидел лишь спины. Не выставляют в гостиницах обувь в коридор, жалеют четыре аны, ходят в неглаженых брюках – жалеют две аны, чтобы привезти сувениры. Какие же? Бросились толпой в одном магазине покупать войлочные тапочки, в другом 8 человек встали в очередь за резиновыми мочалками. И когда продавец спросил: «Вы откуда?», одна бабища, воображающая, что знает английский, ткнула себя пальцем в грудь: «Совьет Юнис!» Позор!

Из делегации в 29 человек было всего двое рабочих. Парень один из Свердловска был на высоте и помогал выходить из трудных положений. Другой – харьковчанин – поправлял на митингах переводчиков – «я не рабочий, а уже помощник начальника участка!».

Главное, что мы сидели, смотрели друг на друга, и каждый думал, что все эти разговоры бесполезны. Решили написать письмо в ЦК КПСС. Получается так: путевка, которую должен получить рабочий, попадает бюрократу, нахалу. Позор! Решили в начале того года провести партгруппу: «Как бороться с бюрократами?»

21 декабря 1956 г., пятница. Умер Надир Султанов. Неожиданно, подозрительно неожиданно. Неделю назад уехал из редакции. В субботу прошлую вечером сел писать дома, упал со стула и больше не поднялся. Это был замечательный парень. Когда и учился с ним в МГУ, он был уже тогда серьезным, деятельным, умеющим располагать к себе людей человеком. Никогда ничем не болел. Я был очень рад, что его взяли к нам собкором по Азербайджану. У него стало здорово получаться. Выступил со статьей «Домострой». Это была большая удача.

Большинство министерских сынков в Азербайджане берут жен и истязают их. Потом была статья об отсталых методах бурения на бакинских промыслах. Прислал статью (и ее уже набрали) о пережитках национализма в Сумгаите. Уезжая, говорил мне:

– Володя, мне по телефону грозят, что тебе, мол, не жить и не работать в Азербайджане. Хулиганов натравливают на меня бюрократы, грозили уже на улице ножом…

Особенно подозрительно то, что азербайджанское начальство решилось сообщить о смерти Султанова в редакцию только в понедельник. А когда в час мы дозвонились, с удивлением узнали, что он… уже похоронен. Действительно, скоростные похороны. Сволочи! Я почти уверен, что Надира отравили. Вылетел туда Гуськов разбираться. Я написал некролог. На следующий день, в понедельник, умер Ал. Ив. Колосов. Меня с ним знакомил Ю. Филатов. Умнейший, добрейший был человек. Талантища. 30 лет в «Правде». Люди в его очерках говорят человеческим языком. Был на подавлении среднеазиатского мятежа. В романе Фурманова «Мятеж» есть несколько ласковых строк об Алеше Колосове.

Было партийное собрание. Как всегда почти оно прошло. Люди выступали, не говоря о главном, не раскрывая душ. Только к концу разговорились. Неожиданно меня выбрали в партбюро. За Г. были все, кроме одного. Я собрал тоже много голосов. На втором месте по числу голосов. Против было пять. На последнем, девятом, А….

Вчера приехал из Коломны. Привез репортаж с тепловозостроительного завода. Чепуха. Не люблю эти, на заказ, материалы.

Прочел в командировке запоем «Вторую древнейшую профессию» Сильвестра. Об американских газетчиках, о газетчиках. Сильная вещь.

1957 г.

4 января 1957 г., пятница. Ребят в комнате нет, все ушли на партсобрание, поэтому решил раскрыть эту тетрадь.

Рукопись моя, наконец-то, пошла в набор. Перечитал ее на днях и понял, какую чепуху написал. Все бы сейчас переделал, убрал бы банальности, (…) и т. п. Но – нет времени, издательство прижимает.

Приезжал Иван Семенов, один из героев книжки и хороший мой товарищ. Встретились, выпили, поболтали. Рассказал, что получилось с рукописью в Воркуте. Начальство положило ее в деповской брехаловке, все подходили днем и ночью, читали. В общем, говорит Ваня, ребятам понравилось. Да и старикам тоже, хотя я их изображаю не очень хорошими. Официальная бумага в издательство – на полстраницы: несколько мелких замечаний и книга «Живая сила» правильно отражает жизнь и труд молодых рабочих депо «Воркута».

Прошел Новый год. Много было выпито, спето, много было встреч. Но не встретил я Снегурочки…

Заходил перед Новым годом к И. Она встретила не очень хорошо, но потом развеселилась, разговорилась. Я могу без конца смотреть в ее бездонные русалочьи глаза. Что у меня с ней будет, не знаю. Приглашает в Брест, погостить летом. При малейшей возможности поеду, конечно. Полушутливо заверил ее, что маме ее я понравлюсь.

Очень уж она юна. Восторженно удивлялась, как я мог прийти ночью к общежитию и вызвать ее.

Работу над Саянами еще не начинал. Скорей бы! Сейчас думаю подготовить рукопись книжки для «Гудка».

23 января 1957 года, четверг. Завал писем. Никак не могу ответить. Все же на каждое письмо уходит час. Лучше писать маленькие, но почаще.

Люба Бартлова из «Miada fronta» прислала подарок – силоновую рубашку. У нас в России – это редкость. Подарок в отместку за книги об Антарктике, которые я нашел для ее супруга. Чудесный человек эта Либуше. Обаятельная личность. Она покоряет всех, кто приезжает к ней по моему совету. Так было с Ильей Котенко, Гарбузовым, Дубровиной, Вендеровой. Если хотя бы половина чехов – такие, то нашей дружбе не будет конца. Надо обязательно ей послать какую-нибудь новинку из комсомольской литературы – собирается переводить.

Позавчера приехал с совещания молодых лесорубов. Архангельск – город трески, доски и тоски, так говорят о нем аборигены. Я не смог проверить второго и третьего, потому что снег засыпал все доски, а тосковать было некогда. Что касается трески, то ее действительно много.

Встретил интересного человека, секретаря Верхнетомского РК ВЛКСМ Алевтину Попову. Невысокого росточка, архангельский говорок, нос кнопкой, веснушки среди зимы. Но удивительно здоровое и многообразное восприятие мира, удивительная человеческая теплота. У нас появилась что-то вроде симпатии. Мы просидели целый день в моей комнате «Интуриста», готовили статью. Сейчас вот приехал и пишу эту статью. Эх, хорошо бы встретиться еще, заработать материал вместе. А она как раз собиралась приехать в Звенигородский комсомольский дом отдыха.

С командировки уже опубликовал отчет, информашку Поповой и свой очерк. Заезжал в Мелентьевский леспромхоз, что недалеко от Коноши. В лесу жизнь налаживается. Люди оседают, заработки неплохие. Работа здоровая. Я свалил одно дерево электропилой и обрубил сучки у другого. В общем, помог лесной промышленности. Напишу, очевидно, очерк «Лесной хозяин» (примерно) об одном вологодском парне Иване Яковлеве, у которого «спина без хрусту» и который «знает свою норму – чувствует, что скоро упадет – не заставишь выпить ни одного стакана больше».

Отчитывалась «К.П.» («Комсомольская правда». – Е.Ч.) на бюро ЦК. Говорят, дали жару. Вроде бы решили прибавить нам семь человек в отдел писем и троим дать дополнительное жилье, в том числе, болтают, будто бы мне.

Сегодня на планерке делили зарплату. Как будто решили, что мне пора платить 1300 р. Я до сих пор получаю самую низкую в редакции ставку.

С И. у меня все благополучно закончилось. И, как всегда, я не очень переживаю. Чем объяснить, не знаю. Неужели не встречу человека, чтоб как в омут?

Книжка пошла в производство. Сколько же еще ее мурыжить?

Перед засылкой в набор перечитал, и тошно стало – что я написал! Рыхло, сухо, жидко. Это ни в коем случае не литература. К Саянам еще не приступал. Надо скорей. Хорошо бы одновременно напечатать с книжкой. Да постараться сделать очерки об изыскателях полнее, серьезнее, крупнее. Журнал «Молодая гвардия» насел на меня – давай! А я лично хотел бы напечатать в «Юности». Боевичок, читаемый. Скорей заканчивать подготовительную работу!

Польский союз молодежи рассыпался. Каждые пять человек – свой союз. «Штандарт млодых» – уже не орган ЦК.

ЦК – только издатель. В Польше ходит гнусный анекдот: в октябре венгры поступили, как поляки, поляки – как чехи, а чехи – как свиньи.

Чехи поступили, как коммунисты – роздали оружие рабочим и сказали: ваша власть, вам ее защищать. Смело, рискованно, точно!

30 января 1957 г. Вчера неожиданно Аджубей (гл. редактор «Комсомольской правды». – Е.Ч.) послал на коллегию Министерства нефтяной промышленности. Сидел целый день. Затевается большое и хорошее дело. Комсомольцы Грозного начали борьбу за экономию нефти. Сберегли ее за год 20 тысяч тонн. Сейчас это дело надо подраздуть. Убедился, какой все же беспорядок в нашем плановом хозяйстве. Беспорядок в каждой клеточке и во всем организме, комсомольцы собирают капли, но сколько потерь заложено в устаревшем допотопном оборудовании, варварских способах и перекачки и транспортировки. За год сожжено 100 тысяч тонн (миллиарды кубометров) газа в факелах. Неужели потомки нам простят это?

Сегодня написал отчет. Но это – официальная казенная болтовня…

Девятьяров вчера вечером поднял вопрос о моем замстве. Я был удивлен, польщен и огорчен. Решительно отказался – ведь это значит перейти на организаторскую газетную работу, писать передовые (самое тошнотворное занятие), сидеть на заседаниях, совещаниях, редколлегиях, летучках, пяти-десятиминутках и пятидесятиминутках. Мне надо ездить, бывать среди людей, писать. Оглядываясь на прошедший год, я могу сказать, что жил, выворачивая кишки. Ведь ничего не писал о людях! Делал отчеты со следующих заседаний – совещание молодых строителей в Кремле, совещание в Кремле молодых добровольцев, отъезжающих на Восток, совещание в Новосибирске секретарей комсомольских организаций восточных новостроек, собрание молодежи на шахте «Холодная балка» в Донбассе, шестой пленум ЦК ВЛКСМ, совещание молодых лесорубов Севера в Архангельске и, наконец, последнее – коллегия М.Н.П. СССР. Картина, по-моему, довольно ясная.

Нет, мне надо ездить и ездить к людям, а не к бумагам и болтовне. Иначе пропадешь…

По моей книжке, оказывается, пишут диплом! Что за чепуха! Студентка пятого курса полиграфического Люда Яковлева разыскала меня сегодня и смотрит, как на Автора, как на объект изучения. Смех и только! Дал ей литературу, которой я пользовался. Сказала, что заканчивает рецензию на мою книжку и ругает за грубый язык. «Почему, говорит, машинист так выражается, – «ни хрена тут не вырастет!»?» Я говорю, что он на самом деле еще хлеще сказал. Но зачем в литературу тащить? Пусть, говорю, это ближе к жизни, а книга моя – не литература, а очерки. В общем, расстались мирно. На защиту диплома не приглашает – говорит, что будет стесняться.

Чего напишут другие, серьезные ассистенты? Посмотрим.

14 марта 1957 г., четверг. За это время многое произошло. Книжка моя, наконец-то, набрана! Дал первую корректуру. Получилось, по-моему, неплохо (в смысле оформления). А в смысле содержания – вижу, какую я написал чепуху, халтуру. Но, тем не менее, печатают. Пусть выйдет. Я, конечно, в будущем устыжусь этого, но что делать, если нужны деньги – на работу я до сих пор хожу в отвратительных сереньких брючках, за которые отдал 130 рублей.

«Гудок» напечатал отрывки из моей книжки. Сегодня опубликован седьмой очерк. Будет еще один. Это – здорово, конечно.

Считаю, что удачной была командировка в лес. Опубликовал информацию, отчет, два больших авторских материала «В лесном районе» и сегодня (только сегодня!) сдал очерк «Лесной хозяин». Аджубей уже хвалил меня за продуктивность и неплохое качество материалов. Я, правда, этой похвале не придаю значения – знаю, как все это далеко от настоящего журнализма.

Очерк не писал долго – В. Гринюк долго не давал дня. Написался, в общем-то, быстро. Считал вначале, что чепуху сделал. Так прямо и сказал, когда давал читать Гринюку. Но он в восторге. И другие ребята почитали – одобрили. Кирклиссова, вещая старуха, тоже. И я поневоле стал считать его серьезным успехом. Он – большой – 15 страниц. Много там этакой мальчишеской подделки под кондовый, избяной язык, образы слишком, конечно, тусклы для настоящей литературы. Но В.Г. сказал, что этот очерк показывает, что я могу писать рассказы. Это я сам знаю, но мне нельзя сейчас их писать. Надо сделать Саяны и книжку с одной из сибирских новостроек. Начала читать очерк С.Р., «начальник штаба» секретариата. Запнулась на первом же русском слове – «пестать». Достала Ожегова, потрясая им, заговорила о том, что слова «пестать» нет, а есть «пестовать». А я же слышал в народе глагол «пестать». Мать говорила. И пестик тоже в смысле том, в каком я его употребил. Принес Ушакова, даже не Даля – есть такой глагол!

Начал работать над Саянами. Увлекательнейшее дело! Пока сортирую, обдумываю материал. Если поработаю – будет вещь.

Все ребята едут по заграницам… Почему-то меня не тянет за границу. Зато я бы с удовольствием поехал куда-нибудь в Норильск, Магадан, на дорогу /…/

Личные дела никак не разрешаются. Некогда сейчас, да и влюбиться по-настоящему не могу. А 7 марта, неделю назад, минуло 29 лет. Возраст, как говорится, критический. Подожду еще, может быть, найдется человек, с которым я отважусь связать свою жизнь. Не найдется – и так ладно. Хорошо бы знать это заранее, тогда бы все было нормально. Если бы знал, что мне не суждено завести семью – занялся бы одной-единственной любовницей – литературой. Если бы знал, что тогда-то встречу такого человека, то тоже не терял бы время на различные знакомства, а сидел бы и работал. Так-то. Однако все это химера.

3 июня 1957 г., понедельник. Сегодня познакомился с Леонидом Леоновым. Это большое событие в моей жизни. Леонова я всегда воспринимал на фоне других. Читал я его всего – и «Соть», и «Вор», и «Барсуки», и публицистику, и «Дорогу на океан», незабываемое «Нашествие», «Золотую карету», и, конечно, «Русский лес». Трижды я покупал эту книгу и трижды ее дарил хорошим людям, считая, что найти лучший подарок – трудно.

Приехали мы с Девятьяровым к нему на дачу (Переделкино, Серафимовича, 10). Заранее договорившись. Дача – вся в зелени. Над крыльцом – пышный куст сирени, только что распустившейся, пахучий и розовый, как нёбо ребенка.

Он – седой, серьезный, с умными карими глазами. На плечах – макинтош, заменяющий халат. Он то и дело кутается в него, видно, мерзнет. На столе маленькая чашечка с сухариками («У меня, – говорит, – обострение язвы»)…

Беседа пошла на лад. Мне думалось, что он будет говорить, как пишет – сочным языком, безошибочным, крепким и ядреным, как сияющая заболонью лесина. А он говорил очень просто, не торопясь, подбирая слова, причем часто так и не справившись с этим трудным делом – устным подбором слов.

Речь шла о русском лесе. Мы в последнее время четырежды выступили в защиту русского леса, думаем продолжить эту тему, и вот повели речь по всем делам, касающимся судеб русского леса.

Я убедился, какой это великий патриот, как осязаемо и просто он ощущает и понимает Родину, как он стыдится говорить высокие слова о ней. Возмущался заместителем директора Института леса АН СССР В. (говорят, это прототип Грацианского). Пришел он к Леонову после опубликования романа: «Вы же проповедуете теорию Розенберга, теорию постоянного лесопользования. А она зародилась при гитлеризме, в прусских лесах». «Я слышал, – отвечает Леонид Максимович, – что Эйзенхауэр и миллионер Миллок каждое утро чистят зубы. Я тоже это делаю. Может быть, я что-то не так делаю?» Такие, – продолжал Л.М., – дураки попадаются, что хочется подойти и выпить с ним на брудершафт – такие редкостные дураки! В. похож на того оратора, который во время праздников 25 лет кричал: «Смерть врагам мировой буржуазии». А потом прислушались – что же он кричит? Кто же это враги мировой буржуазии?

Л.М. носится со своей идеей о создании общества друзей природы. Напрасно. Есть ведь уже общество, только название другое.

Под конец задали читательский вопрос – над чем вы сейчас работаете? «Этого не знает даже моя жена. Обдумываю пьесу. Будет в духе «Золотой кареты». Не верит, что будет война. Говорит что война холодная сменится экономической, а экономическая – культурной. Война пойдет за души людей. Мы, при нашем состоянии искусства, проиграем эту войну, если не поправим дела в искусстве.

– Я глубоко убежден, что человек искусства должен страдать. Он не может быть жирным. Из стариков был полным один Бальзак, но он сгорел в 43 года.

14 августа 1957 г. Перед фестивалем – несколько несчастий подряд. Стащили из чемодана 2100 рублей. Жил в рабочих и студенческих общежитиях – ничего подобного не было. Потом мне позвонили и сказали, что покончил с собой А.Г. Чивилихин. Это было очень тяжело. Потом Борис[8]8
  Брат.


[Закрыть] сообщил, что у него открылся порок сердца. Он поехал вскоре сдавать в Брянск экзамены и не сдал. Вывихнул ногу. Сейчас сидит дома без работы и, конечно, в ужасном состоянии.

В фестиваль очень много работал. Сейчас измотан, прошу отпуск.