Текст книги "О народных верованиях и суевериях"

XXIV. Колдуны и колдуньи

Эти демоноподобники стоят значительно дальше от чистых бесов и гораздо ближе к людям, с которыми ведут даже и житейские сношения. Кроме того, они ходят в церковь, исполняют требы и окружают себя предметами христианского почитания. Хотя все это делается для отвода людских глаз, и хотя колдуны и колдуньи достаточно закрепощены в бесовство, властелины и распорядители их деятельности, настоящие черти, не полагаются на них так, как на ведьмаков и ведьм, опасаются двоедушия их и сравнительно больше доверяют только тем особям, у которых появились типичные особенности бесовства – зачатки рогов, хвоста, клыков, фосфорическое свечение глаз, исчезновение мясистых частей. Но и при сем условии колдуны и колдуньи лишены возможности лично и по произволу чинить бесовские дела, для чего каждый раз обязаны обращаться к содействию настоящих бесов, указывать причины и цель предстоящих деяний, причем случается, что бес принужден бывает служить, помимо воли, положительным надобностям человека. Так, колдун или колдунья лечат травами, заговорами, производят чары, коими поправляет падающее благосостояние стороннего человека, помогает привораживать любимое лицо, указывает вспособляющие средства при охоте, на промыслах и пр. Разумеется, все это делают настоящие бесы за цену проданной им души колдуна или колдуньи.

Особенностью сношений бесов с сими демоноподобниками приходится считать то, что они не появляются в своем чистом виде, а лишь в виде миниатюрных человечков, вследствие чего колдуны и колдуньи не имеют в бесах тех сведений, какие, например, даются ведьмакам и ведьмам. Они узнают своих сотрудников в подлинном виде только при конце постыдной жизни и за пределами смерти. Но колдунам не суждено узнавать и друг друга, по крайней мере при первых встречах, что слишком непохоже на ведьмаков и ведьм, обыкновенно узнающих один другого при первом взгляде. Последствием сего бывают частные столкновения колдунов и колдуний, пока враждебными действиями не определятся личности врагов; руководители же бесы одинаково служат тому и другому и остановятся разве тогда, когда целям бесовства приносится ущерб. В общем понимании людей, как и самих колдунов, это значит, что «нашла коса на камень» или что слабейший сдался сильнейшему. Причинить существенный убыток, а тем более – извести друг друга колдуны не могут: кончина их приходит естественным путем, если только колдун или колдунья не подверглись насильственной смерти или не покончили жизнь самоубийством. Естественная кончина их заслуживает внимания.

Когда колдун или колдунья дожили до предельного земного бытия, ослабели умственно и телесно и не могут дольше вести бесовских дел, бесы перестают давать свою обычную помощь и остаются при них только на страже души их и ради выполнения существенного условия колдовства – передать последнее кому-либо из близких к колдуну лиц. Чем скорее сделано это, тем скорее наступит и кончина колдуна, хотя предсмертные муки их и в сем случае бывают выше обыкновенных людских. Но передать колдовство нелегко, тем более что, видя зазорную жизнь близкого лица и зная источник ее, даже родные дети уклоняются от родительского предложения.

Лишение бесовской помощи, физические терзания бесов при неустанном помине о передаче колдовства и угрызения совести за злодеяния целой жизни уже сразу ставят болезнь колдуна невыразимо тяжкою. Но по мере того, как длится болезнь, растет и тягость мук: больной мечется, старается уйти от страшных образов, неестественно стонет и ревет, просит доконать его; для утоления, например, нестерпимой жажды хватает и несет в рот горящую лучину, тогда как при очевидном холоде молит о подаче льда, воды из проруби. Что же касается предсмертных, по большей части диких речей колдуна, то они полны проклятий, грубой брани и цинизма.

По чувству человечности окружающие стараются оказать возможную помощь умирающему: помещают его на средине избяного пола, а на грудь кладут веревку, протягиваемую на двор чрез отворенную дверь, чтобы душе удобно было выйти из тела; открывают дымовые отдушины, просверливают в стенах и потолке дырки, чтобы туда прошла несомая чертями душа колдуна, если только двери и окна назнаменованы меловыми крестами; ввиду же того, что душа колдуна рогата и ей трудно выходить из тела, на печь привешивают хомут со шлеями, чтобы черти могли запрячься и общими усилиями извлечь «рогатую душу». Разумеется, последнее причиняет умирающему столь сильные муки, что для передачи повести о них на человеческом языке нет и слов.

По извлечении души из тела бесы скопом входят внутрь его, чтобы осквернить недавнее обиталище своей жертвы, иногда же – для того, чтобы подхватить тело и унести его на бесовский пир. Последнее, впрочем, не удается, потому что окружающие посыпают тело освященным маком или солью. Тогда бесовский скоп стаей носится над домом умершего в виде ворон и стаей же улетает вдаль, унося душу колдуна, после чего следует буря и ненастье в продолжение нескольких дней сряду. Люди стараются предупредить стихийные нестроения; в могилу погребаемого колдуна они кладут нарочито приготовленный крест, вытесанный из молодого (в рост человека) дерева, под гроб колдуна.

Дом колдуна.

Музей в Озерках. Фото С. Ермакова

Если колдуну или колдунье приходится кончать свою жизнь так жестоко, зато предшествующая их жизнь может почесться красною, завидливой, что, кроме озлобления на людей и мести им, всегда манит к колдовству. Без колдуна не обходится выдающееся семейное празднество, где ему предоставляются почетное место и уход, к нему обращаются за советами и помощью при людских и скотских болезнях, просят разрушить чары и заклинания, причиненные ненавистником, просят помощи для наказания врага. За все труды колдун получает безотговорное вознаграждение деньгами, хлебом, скотом, одеждою, скапливает весьма часто значительное состояние.

Сила колдовства велика. Так, лишь словом заклинания колдун может навести заочную кару не на отдельное только лицо, а на семью, целую деревню, погубить доброе предприятие; еще сильнее действие заклинания над питейными и съестными предметами, лишь бы они были потреблены жертвою; с лекарственными же снадобьями колдуна не справиться и медицинской науке. Колдуны обыкновенно не выдают тайн своего лечения и, если не передали близкому лицу колдовства, уносят эти тайны в могилу. Однако, наблюдая исподтишка, люди узнали, какие камни и земли варят колдуны, чье сердце и другие внутренности добывают они для порошков, из каких трав и кореньев они делают настой для внутреннего и наружного употребления, чем, наконец, поят и кормят себя, когда хотят призвать черта для содействия. Между прочим, колдуны натираются мазью из состава следующих предметов, кстати, весьма наркотических: а) аконит, или борец; б) черемица (белладонна); в) белена; г) красавица; д) багун; е) ведьмина трава и др. Когда они хотят околдовать стороннее лицо, то дают эту мазь и ему: человек начинает быстро перемещаться на разных предметах – на палке, на бревне, на кочерге или ухвате, летает по воздуху, танцует, веселится в обществе молодежи и тут же принимает участие или созерцает возмутительные бесовские деяния, коими пародируются религиозные и вообще все деяния земножителей. Придя в обычное положение, такой человек испытывает органическое изнеможение и упреки совести за виденное и учиненное им во время зачарования, и это состояние изменяется чрез долгие сроки, после очищения обетными подвигами. Отдельные лица, однако, на всю жизнь остаются то с органическими, то с душевными ограничениями: получают трясучесть тела, сведение рук, ног, кривизну лица, глухоту или теряют память, приобретают рассеянность и пр. Во всяком случае, замечено, что побывавший в переворотнях по собственной воле, но под воздействием колдуна или колдуньи, станет избегать вторичного превращения; подневольный же переворотень не выдерживает вторичного превращения.

XXV. Оборотни

Под воздействием нечистой силы, как непосредственным, так и через демоноподобников, человек может быть обращен в различные предметы – одушевленные и неодушевленные. Если это произошло от стороннего наведения, получается переворотень, от личного, по собственному произволу – оборотень.

В последнем смысле оборотнями могут быть почти все нечистики и преимущественно ведьмаки, ведьмы, колдуны и колдуньи – как имеющие частую нужду укрывать свой человеческий вид. Так, замечается иногда, что видимый издали человек вдруг побежал волком, зайцем, покатился камнем, остановился пнем: ясно, что это один из демоноподобников обратился в новый предмет, чтобы привлечь на себя внимание. Нет такой надобности или не дается она – демоноподобник становится оборотнем, чтобы просто поглумиться над людьми, фальшивой приметою ввести в обман, и чаще всего это проделывают ведьмы да колдуньи. Всем жильцам данного дома видно, например, как сорока бесстрашно припала к окну снаружи дома или на ворота, на стреху, слышно, что она стрекочет о каких-то наиблагоприятнейших вестях; но пусть только кто-нибудь доверится этому стрекотанью и станет ожидать благих исполнений – случится наоборот: тут стрекотал оборотень – ведьма или колдунья.

Бесовские надобности создают отдельных оборотней, которые ради корыстных или вредоносных целей из обыкновенных мирных людей преобразуются в разные предметы и демоническую деятельность проявляют только в таком именно перерождении. Посему оборотня гораздо труднее узнать, чем ведьмакующего или колдующего: его выдает разве усталый вид да ироническая улыбка, полунамеки, свидетельствующие о том, что он что-то такое знает, что-то такое сделал своему собеседнику, или обоим им известному лицу.

Подобно ведьмакам и колдунам, оборотни приобретают свой дар путем предварительного уговора с нечистою силою; однако многие оборотни владеют и средствами вполне естественными, достигают умения обращаться в иные предметы помимо нечистой силы – личной практикой, наставлением опытных оборотней. Вследствие сего, за малыми исключениями, оборотни не имеют такого лютого конца жизни, какой неизбежен для колдунов, и если греховная душа их не избегает заслуженной кары, так в данном случае она несет наказание обычных грешников.

Оборотни заботливо охраняют тайны своего перерождения и выдают их разве при конце жизни самым близким лицам. Это обстоятельство, как и неохотное содействие нечистиков, недоверчиво относящихся к оборотням, делает их относительно редкими демоноподобниками. Кроме того, и практическая польза от перерождения в оборотней не окупает риска, как это известно из истории оборотней.

Чтобы оборотиться в произвольное животное, человек втыкает в уединенном месте леса, отдаленной пустоши, двенадцать одинаковых ножей в землю, острием вверх, и троекратно кувыркается чрез них, стараясь не стронуть ножей с места. За первым кувырком человек теряет подробные очертания своего лица; за вторым – остается бесформенным живым существом, а за третьим приобретает полный вид животного, в которое желательно оборотиться. Когда наступит время переоборотиться, оборотень вновь кувыркается троекратно чрез те же ножи, но с обратной стороны, причем изменение существа его следует в обратном же порядке.

Для обращения в волка, лисицу, хорька или ласку достаточно семи ножей, чрез которые совершается то же троекратное кувырканье. Но чтобы оборотиться в мелкую птичку, в пресмыкающееся или насекомое, можно обойтись и без ножей, единственно при помощи осинового пня, на котором, при рубке дерева, не положено крестного знамения: человек хватается зубами за верхний край пня и стремительно кувыркается чрез него – по другую сторону он сразу становится желанным животным. Обратным кувырком оборотень снова преобразуется в человека.

Если сам оборотень стронул с места один из предметов, через которые кувыркался, или это сделал сторонний, а тем паче унес предметы, оборотень навсегда остается в принятом виде, разве его выручит посвященный в тайны подобного перерождения близкий человек. Бывали случаи, когда злополучный оборотень падал от пули, попадал в капкан, силок, в охотничьи сети: снимая шкуру с убитого оборотня, находили под нею истлевшую одежду, ожерелье, серьги, кольца, а во всем теле его – человекоподобную форму. Зная все это, оборотни прибегают к опасному риску в крайних случаях, при соблюдении самых строгих предосторожностей. Чаще всего они обращаются в продажное животное – лошадь, корову, овцу, свинью, гуся, курицу: по предварительному уговору с близким лицом оборотень продается на базаре за настоящее животное, которое вскоре уходит от своего хозяина; проданное вторично, в другие руки, животное снова уходит или, оборотившись в новое животное, проходит вторичную продажу в несколько рук. Из предметов неодушевленных оборотни делаются «поворотными рублями» – и в таком состоянии проделывается то же, что и в состоянии животного. Но последнее обращение еще опаснее потому, что иногда такой рубль может подвергнуться изгибу, перелому, когда дело идет на пари, или может быть расплавлен на изделие: оборотень увечится или погибает окончательно.

Напрасно уверяют, будто перерождение оборотней проходит безнаказанным для них самих; напротив, известно, что за каждым таким деянием жизнь их сокращается на несколько дней, применительно к летам животного или ценности «поворотного рубля». Вследствие сего под старость оборотни отстают от своей демонической деятельности, тем или другим средством искупают пороки жизни, которую и кончают обыкновенными добродетельными людьми.

К вопросу о русских колдунах
Н.А. Никитина

Представлено академиком Е.Ф. Карским в заседании Отделения гуманитарных наук 26 октября 1927 года

Несмотря на происходящую теперь коренную ломку мировоззрения и быстрые успехи школьного образования, в русской деревне сохранилась вера в колдовство.

Летом 1926 года я изучала быт Новослободской волости Лукояновского уезда Нижегородской губернии, и меня поразило, как велика там власть колдуна. Память о сильных колдунах, один взгляд которых убивал на лету ворона, и о колдунах, оборачивавших в волков свадебные поезда, насылавших мор на скот, живет до сих пор в рассказах не только стариков, но иногда и молодежи. Говорят, что теперь сильных колдунов стало меньше, но еще в 90-х годах прошлого столетия были колдуны, слава которых гремела на весь околоток. В селе Михалкин Майдан, где я жила, такими колдунами были Сухины, отец и сын, жившие в 1890-х годах, и колдун Петр Пескижев, умерший в 1913 году.

Колдовство распространено среди всех восточных славян. Есть районы, которые особенно славятся своими колдунами, например Боровичский, Чердьшский и Каргопольский уезды и другие. Из Каргопольского уезда часто выписывают колдунов-пастухов в южную часть Онежского уезда.

Этнографическая литература о восточнославянских колдунах очень небогата.

Истории великорусского колдовства посвящена работа Н. Новомбергского «Колдовство в Московской Руси XVII в.». СПб., 1906), статья Н. Кострова «Колдовство и порча у крестьян Томской губ.», Записки Западн. Сиб. отд. Имп. Русск. геогр. о-ва (Омск, 1879, кн. 1) и некоторые другие. Тут мы имеем описание старых судебных дел.

Отдельные моменты современного колдовства описывают:

А. Трунов «Понятия крестьян Орловской губернии о природе физической и духовной», Записки Имп. Русск. геогр. о-ва по Отд. этногр., 1868, т. II; А. Минх «Народные обычаи и обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губ.», Записки Имп. Русск. геогр. об-ва по Отд. этногр., 1890, т. XIX, вып. 2; Д. Ушаков «Материалы по народным верованиям великорусов», «Сводка ответов на «Вопросные пункты по (обычному праву) верованиям», разосланные в 1891 году в центральные губернии Этногр. отд. Имп. о-ва люб. антр. и этн.»; Этнографическое обозрение 1896, № 2—3; А. Колчин «Верования крестьян Тульской губ.», Этногр. обозр., 1899, № 3; А. Звонков «Современный брак и свадьба среди крестьян Тамбовской губ., Елатомского уезда», М., 1899; П. Ефименко «Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии», Труды Этногр. отд. Имп. о-ва люб. антр. и этн. при Моск. унив., кн. 5, вып. 1; С. Максимов «Нечистая, неведомая и крестная сила», СПб., 1903.

Сведения по истории белорусского колдовства у М. Довнар-Запольского «Чародейство в Северо-Западном крае в XVII—XVIII вв»., Этногр. обозр., 1890, Лг 2.

О современных белорусских колдунах:

В. Добровольский «Смоленский этнографический сборник», СПб., 1891, ч. I; П. Шейн «Материалы для изучения быта и языка Северо-Западного края», СПб., 1883, т. II; Богданович «Пережитки древнего миросозерцания белоруссов», Гродно, 1895; П. Демидович «Из области верований и сказаний белоруссов», гл. II и IV, Этногр. обозр., 1896, № 2—3; М. Federowski «Lud białoruski na Kusi Liteuskiej», Kraków, 1897, t. I; H. Никифоровский «Нечистики», Виленский временник, 1907, т. II; Е. Романов «Белорусский сборник», т. 8—9, Вильно, 1912.

По истории колдовства на Украине имеются исследования:

В. Антонович «Колдовство», Труды этногр.-стат. эксп. в Зап.-Русск. край. Матер. и исслед., собр. П. Чубинским, СПб., 1872; А. Онищук «Матеріяли до гуцульскоі демонольогіі», Матер. до укр. етнол., Львов, 1909, XI; Р. Bogatyrew «Les apparitions et les śtres sumaturels dans les croyances populaires de la Russie Subcarpathiąue» extrait du «Monde Slave», № 7. Paris, 1927.

Приход колдуна на крестьянскую свадьбу.

Художник В.М. Максимов

О современное колдовстве всех восточных славян имеем сведения в работе Д.К. Зеленина «Описание рукописей Ученого архива Имп. Русск. геогр. о-ва» СПб., 1919—1916, вып. 1—3.

Обобщающие сведения по колдовству всех восточных славян в работе Д.К. Зеленина «Russiche (Ostslavische) Volkskunde», Grundriss der slavischen Philologie und Kulturgesehichte. Herausgegeben v. R. T raut mann und M. Yasmer. Berlin, 1927, p. 395 ff.

Кроме печатных трудов, я воспользовалась также рукописными материалами, относящимися к великорускому колдовству. Из рукописей Ученого архива Географического общества некоторые неопубликованные материалы имеются в труде свящ. Кибардина о Слободскомй уезде (сведения о рукописи: см. Зеленин «Описание рукописей etc». I, с. 428).

Есть материалы о колдовстве также в ответах на программу этнографических сведений о крестьянах Центральной России В. Тенишева (2-е изд. Смоленск, 1898). Эти рукописи хранятся в библиотеке Этнографического отдела Русского музея. Программа Б. Тенишева охватывала все стороны быта, были в ней вопросы о колдовстве. Отвечала на нее обычно местная интеллигенция. При бедности литературы о великоруской колдовстве эти рукописи заслуживают внимания. Они систематизированы по губерниям и уездам. Этот материал доходит до XX века. Основной его недостаток тот, что авторы обычно не наблюдали колдуна непосредственно, а пишут со слов крестьян-очевидцев. Они освещают отдельные моменты колдовства и почти ничего не говорят о природе и психологии колдуна.

Более свежий материал имеется в рукописях студентов этнографического отделения географического факультета Ленинградского университета, хранящиеся в кабинете этнографии при Ленинградском университете. Здесь мы имеем материал по всем восточным славянам, собранный во время летних экскурсий за 1920—1927 годы.

Мои записи относятся к Новослободской волости Лукояновского уезда Нижегородской губернии. Здесь живут так называемые будаки – группа крестьян, отличная от прочих по говору и некоторым чертам быта. Это бывшие крестьяне князя Кочубея, переселенные сюда в XVIII веке из Украины и Белоруссии, Среди них я встретила в 1926 году Марию Шерстюкову, 69 лет, которая раньше была колдуньей. В настоящее время она «передала» уже свой дар неизвестно кому. Теперь Шерстюкова ходит в церковь, чего раньше не делала, обряжает покойников и лечит больных с помощью трав и заговоров. Она бобылка из середняцкой семьи, отец ее был бурлаком. Знание свое она получила от своей бабки, Анны Шерстюковой, из села Михалкин Майдан.

Мне показывали двух женщин, которых она испортила четыре года назад. В Новой Слободке были «кельи», как в Лукоянском уезде называют посиделки: собрались девушки, пряли под песни и гармошку. Марья зашла зачем-то к хозяйке избы; девушки над ней втихомолку подшутили, а старуха услышала. Уходя, она зачерпнула в ковш воды из кадушки, отпила и остатки выплеснула назад в кадку. Девушки, которые пили после нее воду из этой кадки, оказались испорченными. На вид они здоровы, но в церкви, во время пения «херувимской», с ними делался припадок. Они бились, ругались, мяукали; у них появлялась такая сила, что их еле сдерживали 4—5 мужчин. Припадок продолжался, пока их не вынесли из храма. На дворе они постепенно затихали и лежали ослабевшие, бледные, в холодной поту. Таким образом, кликушество здесь приписывается порче колдуньи.

В настоящее время Шерстюкова уже никого не портит: «Передала своих чертей, теперь не может», – объясняли мне односельчане. Живет Шерстюкова у самого оврага, на краю деревни, в маленькой избенке, почти вросшей в землю. На наш стук (я пришла к ней с одной девушкой) вышла старуха высокого роста, тонкая, прямая, с худым бледным лицом и молодыми черными глазами. Они смотрели как-то пронизывающе-остро из-под темного платка, и от этого взгляда становилось неприятно. Мы вошли. Маленькая темная избенка, с земляным полом, что я здесь встретила впервые, печь, стол, скамья, в углу закоптевшая икона – вот все убранство жилья. Девушка рассказала, что я очень страдаю головной болью и хочу, чтобы она меня вылечила. Старуха недоверчиво взглянула на меня и заговорила ноющим старческий голосом, который трудно было ожидать при ее бодрой внешности. Спросила, кто я, откуда и зачем приехала. В голосе любопытства не было, но я чувствовала ее колючий взгляд, особенно в ту минуту, когда я на нее не смотрела. Убедившись, что я серьезно хочу лечиться, она велела мне прийти к ней завтра утром, одной.

Я пришла часов в девять. Она встретила меня, как вчера. Велела сесть на лавку, снять с головы платок и распустить волосы. Потом она вынесла из сеней яйцо, перекрестилась три раза на икону, произнесла вслух: «В добрый час доброе дело начинается» – и стала обводить яйцом справа налево по моей голове, лицу, рукам и всему телу, шепча при этом: «Не пришла я в добрый день давать, пришла я недуг вынимать, из рук, из ног, из головы, из мозгов, из бровей, из очей, из всякой жилочки, суста вочки. Не сама я недуг вынимаю – Пресвятая Богородица и все святые, будьте в помочи! Ти ты взялся с полудня (то есть взялся ли ты), ти ты взялся с обеда, ти ты взялся с вечера, ти ты взялся в ночь, ти ты насланный, ти ты взялся в радощах, я тебя изгоняю, на воды ссылаю, где вода крутит, где люди не ходят и птахи не летают и звери не бегают. Там тебе ходить, там тебе гулять! желтой кости не ломать! Господи, очисти, Матерь Божия, очисти, мать земля, очисти, все святы станьте в помочи!»

Так три раза провела яйцом по всему моему телу, каждый раз произнося эти слова. Затем велела мне встать с лавки, взяла со стола нож и молча очертила лезвием вокруг меня по земле круг. Потом взяла стакан, налила в него до половины воды из кадушки и вылила в стакан содержимое яйца, которым меня обводила. Стала смотреть в стакан. «Ты тут пузырьки видишь, а я (обратилась она ко мне) вижу, как шла ты вечером между людьми, налетел ветер, а в нем вошла в тебя эта болесь. Хорошо, что ко мне пришла, а то она бы тебя со свету свела. Вот она где теперь», – указала она на яйцо в стакане. Я спросила, какой она читала заговор. Она ничего не ответила. Я прочла его на память, она поправила, где я ошиблась. Сказала, что знает и от других болезней, но научить меня не может, так как тогда они потеряют силу до самой моей смерти.

К Марии Шерстюковой многие обращаются. Платят ей натурой: молоком, яйцами, ситцевыми платками и т.п. Своего хозяйства она не имеет и живет только этими приношениями.

Больше колдунов мне встретить не пришлось. Их скрывают, или они сами скрываются от незнакомого человека. «Теперь они у нас смирные стали, чуть что – сумеем расправиться», – не раз слышала я от молодежи.

Интересуясь биографиями колдунов, я расспрашивала их родственников и односельчан.

* * *

Восточные славяне считают колдуном человека, который способен нарушать естественные законы природы и действует при посредстве помощников, данных ему нечистой силой – дьяволом.

Колдуны у восточных славян известны под следующими названиями: колдун, еретник (Северо-Двинская, Вятская губернии), виритник (Орловская губерния), веретник (Нижегородская губерния) – у великорусов; чарівник, характёрник, відьмар – у украинцев; чароўник– у белорусов. Колдуном может быть как мужчина, так и женщина, но по воззрениям крестьян Елатомского уезда, «колдуньи гораздо слабее колдунов и далеко не так страшны для мужчин»[1]1
  Звонков. О. с. С. 46.


[Закрыть].

По внешнему виду русский колдун не отличается от обыкновенных людей, но существует ряд признаков, по которым узнают колдуна. В Тульской губернии колдуна и ведьму узнают по тени: у них всегда бывает две тени[2]2
  Колчин. О. с. С. 36.


[Закрыть]. В Саратовском уезде человека, говорящего с самим собою вслух, считают колдуном, беседующим с нечистой силой[3]3
  Зеленин. Опис. рукоп. III, 1249.


[Закрыть]. Можно узнать колдуна и экспериментальным путем; например, в продолжение всего Великого поста каждый понедельник нужно рубить дрова и всякий раз бросать несколько поленьев на подлавку (чердак), а в заутреню на Пасху собрать все поленья и затопить печь. Колдун непременно явится просить чародейского огня[4]4
  Минх. О. с. С. 15.


[Закрыть].

Но есть местности, где распространено представление о фантастическом образе колдуна, резко отличном от обыкновенного человека. По описанию крестьян Грязовецкого уезда Вологодской губернии, «глаза у колдуна пылают хищным огнем, как у кровожадных животных; во рту торчит два длинных зуба, похожие на клыки; ресниц нет, пальцы на ногах и на руках длинные, ноги кривые[5]5
  Тениш. архив Отд. ж. № 201.


[Закрыть]. Один священник Слободского уезда Вятской губернии в 50-х годах пишет: «Наружность у еретников самая замечательная. У мужчин всегда всклокочены волосы, отличная борода и в особенности глаза дикие, с выворачивающимися наружу белками»[6]6
  Архив геогр. общ., рукоп. Кибардина.


[Закрыть].

Лица, видевшие колдунов, говорят, что в них чувствуется особая, их отличающая сила. А.К. Сержпутовский рассказывал мне про известного в Слуцкой уезде колдуна Ивана Порцу, которого он знал много лет. Это был высокой брюнет с длинными волосами, небольшой бородой, с блестящими пронизывающими глазами и густыми нависшими бровями. Говорил он медленно и мало. Он необыкновенно интересовался «умными», как он говорил, книгами. Просил, чтобы ему их читали. Особенно он любил Евангелие. Его увлекали евангельские чудеса. Он знал много заговоров и читал их часами с большим подъемом. В нем чувствовалась большая сила. Он пропадал где-то несколько лет и вернулся домой колдуном. Сам он верил в свою силу безусловно. Раз он приехал к Сержпутовским вставлять рамы (он был столяром). Обозлился на свою лошадь и сказал: «Штоб тебя вовки потузали!» Лошадь он скоро пустил на пастбище, и волк выдрал у нее кусок задней ноги. Порца тогда сказал: «Хорошо еще, что я не сказал, штоб совсем зарезали!»

Летом 1923 года студенты Географического института встретились с колдуном в Валдайском уезде. С первого же взгляда они решили, что это колдун: что-то было в его наружности, что наводило на эту мысль. Предположение их оправдалось. Это был высокий старик с рыжей бородой и копной рыжих с проседью волос. Глаза серые, небольшие, и взгляд какой-то мутный[7]7
  Стебницкий. Материалы этногр. кабинета геогр. фак.


[Закрыть]. Братья Соколовы в 1908 году встретили в Белозерском уезде колдуна Василия Веселова, 60 лет. «Он седой, с вечно нахмуренным лбом и сердито выглядывающими из-под густых бровей глазами. Говорит он медленно и внушительно. Ходит все больше босиком, одет в белый холщовый кафтан, в руке у него всегда кисет с махоркой и большой трубкой. В округе его в один голос все называют колдуном, боятся и уважают». Он говорит загадочно, намеками, старается придать таинственность своей личности. Соколовы его считают шарлатаном[8]8
  Соколовы Б. и Ю. Сказки Белозерского края. 1915. С. 43—44.


[Закрыть].

Таким образом, в народном сознании явно существует вполне определенное представление об облике колдуна: он некрасив, у него необычные глаза, всклокоченные волосы и длинная борода. Современные колдуны стараются сознательно придерживаться этого стиля. С другой стороны, среди них встречались люди, одаренные особой силой, сами в ней убежденные и способные внушить это убеждение окружающим.

Одеваются колдуны как все. Имеется лишь единственное указание С. Максимова на то, что необходимой принадлежностью колдуна является длинная палка с железным крючком на конце[9]9
  Максимов С. О. с. С. 118.


[Закрыть].

Колдуна часто представляют угрюмым, молчаливым, необщительным. Он держится в стороне, смотрит не прямо, а вниз, к людям относится свысока, говорит часто таинственно и двусмысленно, хвастается своей силой; если ему не угодят – угрожает. Большинство колдунов пьют много водки. О некоторых колдунах, живших в 90-х годах, у меня есть сведения, что они не ходили в церковь, например колдун Сухин и Пескижев и колдунья Шерстюкова в селе Михалкином Майдане Лукояновского уезда. Прежде это их выделяло из остальной массы населения.

О психических особенностях колдунов и об их семейном быте у нас мало данных, так как не записано почти ни одной их полной биографии. Колдовством часто занимаются люди пожилые, безродные, холостые, но встречаются также колдуны молодые и семейные. Существует в народе поверье, что семейная жизнь колдунов протекает не совсем нормально. Мне рассказывала в Михалкином Майдане сестра жены колдуна Сухова, умершего в 1900-х годах, что жена его очень тяготилась свиданиями своего мужа с духами, которые происходили в лесу в дни церковных праздников. Вообще, на него иногда что-то находило, накатывала какая-то сила, и он старался скорее уйти из дому на несколько дней. По ночам он иногда стонал; говорил, что его черти душат. Жена все умоляла его, чтобы он скорее их передал. Возмущалась она и тем, что он не ходит в церковь; хотела даже бросить его.

За приворотным зельем.

Художник М.В. Нестеров

Колдун Петр Пескижев из того же Михалкина Майдана, умерший в 1913 году, разошелся с женой и перешел в избу к одной замужней женщине. Муж этой последней оставался жить в той же избе. С ним Пескижев что-то сделал, так что он потерял способность к половому общению. От связи Пескижева с этой женщиной родился комочек мяса. Пескижев умер раньше этой женщины. После его смерти она опять сошлась со своим первым мужем и вернула ему способность к половому общению. Об этом мне рассказала племянница Пескижева Мария Дементьева, 25 лет.