Текст книги "Закон есть закон (сборник)"

Цена договора

Рано утром в реанимационное отделение Центральной клинической больницы Ленинграда, что на Васильевском острове, машиной скорой помощи был доставлен мужчина лет сорока с проникающим ножевым ранением в области сердца.

При нем оказалось удостоверение на имя Реутова Вадима Петровича, капитана милиции, сотрудника уголовного розыска.

Жив он остался по очень простой причине: удар, очевидно, был так силен, что лезвие ножа обломилось о ребро и застряло в мышечной ткани 224 сердца.

Его стали срочно готовить к операции. И тут же отправили телефонограмму в Василеостровское управление внутренних дел – пусть приезжают и разбираются, что произошло с их сотрудником.

Вот, этим происшествием и начала закругляться та чудовищная история, от соприкосновения с которой оказался на операционном столе человек, хотевший всего-навсего выполнить свой служебный долг.

Его попытались убить.

А он выжил.

И тут же ушел из уголовного розыска, покинул свой родной город на Неве и осел тихим, незаметным жителем в небольшом поселке под Псковом.

Поступил механиком на местную мельницу.

За ним понаблюдали несколько лет и наконец оставили в покое.

А он запил.

Вначале пил от радости, а закончил свой запой в петле.

Похоже, когда он освободился от многолетнего страха за свою жизнь, к нему вновь вернулись кошмары – отзвуки страшного и кровавого дела, про которое он старался забыть.

А может, и не сам он залез в петлю?

Может, и так.

Никого это не интересовало.

Его кое-как похоронили чужие люди.

Долго решали, что поставить на могилу над свежим холмиком, крест или звезду.

Никто в поселке ничего о нем не знал.

А пока решали, все прилично выпили, благо, повод был.

А потом и вовсе позабыли о покойном.

Остался лишь холмик и наискось воткнутая палка.

Вот и все.

В большом сером доме на Литейном кто-то достал темно-синюю папку с грифом «Секретно» и многозначным номером, вложил туда сообщение из маленького поселка под Псковом о смерти рядового механика, на минуту задержал взгляд на фотографии шесть на двенадцать, где застыл с серьезным лицом молодой лейтенант милиции. Затем закрыл папку, завязал бордовые тесемки и поставил наискось в правом углу штамп «Закрыто».

Все.

Папку увезли в архив и все, кажется, забыли об этом деле.

Может, и забыли.

Если такое можно забыть.

Но началась эта история вовсе не в бывшей северной столице бывшей Российской империи, пасмурной и дождливой, а в небольшом и жарком африканском государстве, бывшей голландской колонии.

Там случился очередной государственный переворот: вождь одного из десяти племен, составляющих это государство, пригласил главу этой карликовой империи вместе со всеми его министрами на очередной праздник и во время праздничной трапезы расстрелял гостей.

После этого все племя продолжало праздновать: бывшего главу государства и его министров сварили в большом котле и съели, чтобы сила и хитрость предшественников перешла к преемникам.

Поутру, не без удовольствия вспоминая обильный ужин, вождь объявил по радио своим соотечественникам о создании нового государства с новым правителем, то есть им самим, во главе.

Тут же послано было в эфир радиообращение ко всем государствам и правительствам о неукоснительном соблюдении новым государством всех принципов межгосударственных отношений и заодно – приглашение к взаимовыгодному сотрудничеству.

Когда новоявленное правительство, будь то в Африке, в Азии или в Латинской Америке, приглашает другие страны к сотрудничеству, в мире начинается переполох.

СССР и США любыми способами стараются завлечь эту страну, пусть даже карликовую, в свой лагерь.

И начинаются бои дипломатов.

А порой и не только дипломатов…

На этот раз американцы нас опередили.

Их дипломаты оказались шустрее и первыми открыли в Швейцарии счет новоявленному президенту новой африканской страны.

Тот тут же собрал пресс-конференцию и объявил, что коммунизм чужд его народу по сущности своей и что они будут строить в своей стране развитое капиталистическое общество.

В нашем Кремле тем временем грызли локти, шипели друг на друга и искали виновных.

А американцы с молниеносной быстротой открыли в столице молодого государства свое консульское представительство, подписали договор о мире, сотрудничестве и взаимопомощи, а для порядка высадили в столице нового государства батальон морской пехоты.

И всем уже казалось, что враждебный нам лагерь стал чуть пошире.

А значит, и помощнее.

Но тут в тихое и планомерное строительство африканского капитализма вмешался сенат Соединенных Штатов Америки, куда договор о мире, сотрудничестве и прочем поступил для ратификации.

Одна из газет, небольшим тиражом выходящая в Вашингтоне, задала сенаторам один-единственный вопрос: «Куда подевался прежний глава государства, а с ним и его кабинет министров после ночи государственного переворота?»

И разразился скандал.

Консульство быстренько прикрыли.

Батальон за шесть часов покинул пределы людоедского государства.

А договор о дружбе и т. д., как оказалось, был подписан чиновником, не имевшим на то никаких полномочий.

Счет в Швейцарии, естественно, аннулировали.

Вождь взбесился.

Он немедленно выступил по национальному радио и обвинил во всех бедах его великого, доброго и трудолюбивого народа мировой империализм во главе со Штатами – самым бесчеловечным государством в мире.

Тут уж наши дипломаты не зевали.

На аэродром, с которого сутками раньше поспешно улетел батальон американской морской пехоты, приземлился наш «Ил-18» с толпой гражданских и военных советников.

Но вождь, уже наученный коварством капиталистов, и к щедрым посулам наших коммунистов отнесся с опаской.

Он потребовал гарантий.

Ему пообещали.

Он тоже пообещал начать строительство развитого социализма в своей стране, когда будет выполнено то, что ему сейчас обещано и даже гарантировано.

Ему стали объяснять, что на это потребно время, а заявление о выборе нового пути развития желательно сделать немедленно.

Попытались и надавить. Мол, теперь ему одна дорога: капиталисты с ним иметь дел не желают, и кроме как к коммунистам приткнуться ему больше некуда.

На это он зевнул, и тут ему, как бы неожиданно, принесли телеграмму из Пекина с приглашением посетить Поднебесную с дружественным визитом.

Наши советники, поняв, что будущий друг социализма не такой уж простак, посовещались и тут же пригласили его посетить нашу Белокаменную.

Вождь немного покочевряжился, но в конце концов согласился.

Всю ночь били там-тамы, горели костры и исполнялись ритуальные танцы.

Со всех уголков страны стекался народ с дарами, вождями и сыновьями вождей.

Утром, когда все стали усаживаться в самолет, советники удивились, что с главой государства едут не члены его правительства, а сыновья вождей всех племен, объединенных мудрым гостем нашей страны.

Да, глядя на лица провожающих вождей, обманутых в своих ожиданиях, наши дипломаты поняли, что везут в нашу многонациональную страну крепкий орешек.

А вождь был весел.

Лицо его, черное широкое и круглое, буквально лучилось радостью.

Он пел, шутил, выпивал и щипал стюардесс.

Наши послы сразу же отметили для себя эти недвусмысленные щипки.

Москва встретила делегацию дружественной африканской страны по четным караулом, гимнами и толпой радостных научных сотрудников из ближайшего НИИ, привезенных на эту торжественную встречу за один отгул.

Африканцев начали возить по выставкам, театрам и музеям.

Показали несколько промышленных гигантов, покатали в метро и тут увидели, что гость отчего-то погрустнел.

Он мрачнел все более и более, отвергая любые поползновения начать официальные переговоры.

Он ждал – когда и что ему дадут.

А наверху все еще решали, давать или не давать.

Наконец решили дать.

Но принялись уточнять, когда и сколько.

А чтобы поднять африканскому гостю настроение, его решили повеселить у ленинградских товарищей.

И ленинградцы, получив соответствующие инструкции, расстарались: устроили грандиозный прием в одном из великолепнейших апартаментов Петергофа.

Накрыли такой стол и в таком зале, что гость даже заробел.

Впрочем, когда к нему подсадили двух пухленьких блондинок, он сразу оживился.

А когда до гостя дошло из речей руководителей в темных пиджаках, что эти девушки – презент ему от городской партийной организации, он даже сплясал от удовольствия.

Столичный сопровождающий, видя такую перемену в настроении вождя, понял, что настал его звездный час.

Он тихой сапой подкатил к гостю, разомлевшему от вина и девочек, и сунул ему под руку договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи.

Вождь, глянул на лощенную бумагу договора, взял в одну руку бокал, другую положил на пухленькое колено одной из своих соседок и затянул долгую речь.

В ней он очень подробно рассказал присутствующим о своих предках и об их духах, живущих в нем, о своей прекрасной родине и ее безумно красивых женщинах. Но те, что сидят сейчас рядом с ним, выше всех похвал.

Тут он поставил бокал и прижал обеих девушек к своей груди.

Поэтому он доволен.

И будет счастлив подписать договор с такой великой и мудрой страной.

И у себя в стране тоже будет строить коммунизм.

Такой коммунизм ему по душе.

Сказав так, вождь залпом осушил бокал и что-то чиркнул на договоре.

Столичный сопровождающий от такого счастья упал в обморок.

Несколько человек в темных пиджаках бросились к телефонам: каждый хотел первым сообщить в ТАСС о новой победе социализма.

И пошла гульба!

С бешеной музыкой, танцами, воплями и вином, вином, вином…

Потом некоторые расторопные показали вождю то крыло во дворце, где он, его соплеменники и кое-кто еще женского пола смогут спокойно отдохнуть.

Вождь немедленно пожелал отдохнуть. Забрал с собой девушек, кое-кого из своей свиты и закрылся в апартаментах.

На следующий день вышло торжественное коммюнике о подписании договора.

Состоялся обмен заверениями и обещаниями.

Потом аэропорт. Караул. Гимны.

И отлет к себе на родину, в страну, загрустившую без мудрого вождя.

А на политических картах мира моментально появилось еще одно социалистическое государство – зримое доказательство неизбежной победы социализма на всей нашей планете.

И все было бы ничего, если бы однажды поутру к инспектору уголовного розыска капитану Реутову не пришла старая, седеющая женщина со своей материнской тревогой: неделю назад совсем неожиданно исчезла из дому ее дочь.

А когда она обзвонила ее знакомых, оказалось, что вместе с ней пропала и ее подруга Вика.

Правда, у той родители не беспокоятся, а она вот переживает. Сердце материнское что-то нехорошее чувствует.

Подала ему женщина заявление на листке из школьной тетради и ушла.

Старенькая такая. Седая. Прямо как бабка его.

«И откуда у нее такая молодая дочь?» – подумалось тогда: Реутову.

Заявление, не придав ему особого значения, он сунул к себе в стол.

Ну, загуляли две молодые девушки, ну, отгуляют и вернутся.

В его практике таких случаев было полно.

Прошла неделя.

И снова пришла та женщина.

Рассказала, что была у дочери на работе – обе подружки работали экскурсоводами в Петергофском комплексе, – но и там никто ничего не знает.

Ни родные, ни подруги с тех самых пор их не видели и ничего о них не слышали.

Принесла фотографии – красивые девушки, даже чем-то похожи одна на другую.

Реутов опять пообещал тщательно разобраться, хотя был на сто процентов уверен, что они зависли на какой-нибудь даче или в охотничьем домике.

Но положенные формальности на всякий случай выполнил.

Разослал запросы – по месту работы, участковым по месту жительства, в больницы и морги.

Через два дня после того, как Реутов сделал свои запросы, его вызвал к себе начальник управления, что бывало крайне редко.

В кабинете у начальника сидел у стены человек в штатском.

Начальник встретил Реутова с наигранным радушием и это было совсем уж удивительно: обычно он его не жаловал.

Были они одного возраста, когда-то начинали вместе, но один стал полковником, а другой так и застрял в капитанах.

Расспросив инспектора о том о сем, начальник походя поинтересовался, как идет розыск двух пропавших девиц.

Вопрос был таким неожиданным, что Реутов даже вздрогнул. А про себя подумал: «Хорошо, что не поленился, разослал запросы».

И стал обстоятельно докладывать, что уже сделал и что еще намерен сделать. Когда доложил, даже сам удивился, какую колоссальную работу провел.

Начальник выслушал, переглянулся со штатским и отпустил с напутствием:

– Работайте, капитан, но не забывайте, что у вас есть дела и поважнее, чем расследование гулянок двух взбалмошных девиц.

Выйдя из кабинета, капитан понял одно: «Выкрутился». Но ощущалась какая-то непонятка: «С одной стороны, делом интересуется Сам, а с другой – смотрит на его расследование как бы сквозь пальцы».

А в кабинете начальника управления после ухода оперативника произошел такой разговор:

– Ну что? – обратился полковник к человеку в штатском.

– Кажется, подойдет. Такой до истины вовек не доберется.

– Недоумок. Держу лишь из-за того, что до пенсии осталось немного.

– Ладно, пусть он ведет, только и ты иногда поглядывай, как бы чего…

Дело государственной важности, сам понимаешь.

– Не будет ничего. У меня все под контролем.

И, порешив так, крепко пожали друг другу руки.

Вернувшись к себе в кабинет, Реутов достал заявление о пропаже и фотографии девушек, все это положил перед собой на стол и призадумался.

Если в текущие дела лезет начальство, значит, наверху что-то не так, а вот что именно не так, чаще всего приходиться только догадываться.

Не снизошел полковник до объяснений.

Реутов знал, что тот считает его неудачником и тупицей, поэтому и посадил на розыск. Очевидно, на вылет готовит.

«Ладно… – решил для себя капитан. – Не хотите объяснить, что да как, я сам до правды докопаюсь. Видимо, здесь что-то очень непростое, если меня, как куклу, показывают какому-то штатскому».

Он быстро оделся и поехал к той женщине, матери одной из пропавших.

Потом побывал у подруг этих девчонок.

На следующий день облазил весь Петергоф, переговорил почти со всем персоналом.

Узнал много нового.

Появилась версия.

Осталось переговорить со служащими аэропорта.

Но поутру, когда он перед поездкой в Пулково забежал на минутку в управление, его перехватил у дежурки полковник.

– Реутов, ты где все пропадаешь? Вчера тебя целый день искали, а ты как в воду канул.

– Я работаю, товарищ полковник. – Скромно так ответил, а самого так и подмывало рассказать, что вдруг обнаружилось.

Но в то же время хотелось выяснить все до конца самому.

И решил: «Если будет выспрашивать, расскажу, нет – погожу».

А полковник спросил как бы между прочим:

– А как у тебя то дело… ну, с девицами? Нашел их?

И Реутов неожиданно для себя самого похвастался:

– Нашел, товарищ полковник.

Полковник от этих слов сперва прямо замер, а потом посмотрел на него внимательно и, махнув рукой, – за мной, значит, – завел капитана в ближайший свободный кабинет.

– Где?

– Их обоих… – тут капитан запнулся, увидев, как напрягся его начальник, но все-таки закончил: – увезли в Африку.

С шефом вдруг произошла разительная перемена. Он сразу расслабился и так расхохотался, что даже слезы на глазах выступили.

– Куда, говоришь? В Африку? Ну, насмешил!

А капитан, набычившись, как ребенок, стал обстоятельно докладывать, как он вышел на людей, обслуживавших один банкет в Петергофе, как выяснил, что и девчонки были приглашены туда и предоставлены в качестве подарка главе одного африканского государства, и как после банкета этот царек увез их с собой.

Осталось только выяснить в аэропорту, как он смог вывезти их без документов – паспорта-то у обеих дома лежали.

И он продемонстрировал паспорта своему начальнику.

Полковник отсмеялся и, похлопав Реутова по плечу, извинился.

– Прости. Ох уж эти наши девки! За что только они так любят негров? – И, продолжая посмеиваться, вышел из кабинета, оставив капитана в полной растерянности.

Анализируя по пути в Пулково эту беседу, Реутов понял, что его держат за полного идиота.

И он разозлился. «Ладно, – решил, – я вам покажу, чего я стою».

А полковник поднялся к себе в кабинет, набрал номер на диске спецтелефона и доложил кому-то на другом конце линии:

– Полный порядок! Этот идиот уверен, что они в гареме у этого негритоса.

В аэропорту ребята из линейного отдела помнили, как улетал африканский гость, но их никто даже близко не подпускал – все вели дяди из Комитета.

Но никакие светленькие девчонки с делегацией не улетали.

Это точно.

«Значит, спрятали, гады», – решил Реутов.

Переговорил с мужиками из багажного отделения.

Да, багажа было много, были и очень большие брезентовые сумки, но без дырок; наоборот – герметично упакованные и со льдом.

Версия Реутова терпела крах.

А при воспоминании о смехе полковника становилось совсем уж гадко.

Одно было ясно: полковнику ведомо что-то такое, чего не знает он.

Значит, его используют как куклу, причем куклу глупую, и с полной уверенностью, что он в силу своей ограниченности вовеки не докопается до того, что знают они.

А кто такие «они», он уже начал догадываться.

«Ну что ж, не будем никого разуверять в их надеждах», – решил он для себя и опять рванул в Петергоф.

Был у него там на примете один человек. Полотер. Вроде, разговорчивый.

Полотера он разыскал в пивном баре уже поздно вечером.

Заказал ему и себе еще по кружке пива.

Тот среагировал на это вяло. Но пиво выпил.

Реутов заказал еще по одной.

Полотер намекнул, что не помешало бы и что-нибудь посерьезней. Он бы махом это организовал.

Пришлось раскошелиться на «беленькую».

Когда выпили по-серьезному, капитан начал раскачивать пока еще соображающего полотера на свое розыскное дело.

Полотер уже давно понял его интерес, ощутил свою значимость и заважничал.

Выпили еще.

Полотер, устав, наконец, пыжиться, допил пиво и спросил:

– Послушай, капитан, что ты ходишь вокруг да около? Тебя интересует, как их съели, или что еще?

Капитан от такого вопроса чуть не захлебнулся пивом насмерть. Еле прокашлялся.

– Кого съели?

– Как «кого»? Да тех шлюшек, которых ты ищешь?

Капитан от столь необычного сообщения едва соображал, но полотер, не замечая этого, продолжал:

– «Кто, кто»… Этот черный папуас. А что не доели, то увезли с собой в Африку. Наливай, капитан, помянем их порочные души.

Реутов автоматически налил.

И они выпили.

Полотер вконец осоловел. Начал бормотать, бормотать:

– Хоть о ни и шлюхи, а все ж их жалко. Они ведь шли не за тем, чтобы ими закусывали. А их обманули… Взяли и обманули… Взяли и съели. Тьфу…

Наконец Реутов пришел в себя и выдавил:

– Ты-то откуда это знаешь?

– Я-то? Да я же все и прибирал! Замывал кровь и сгребал, что те есть не стали. Что-то я не понял, капитан: ты разве не знал об этом? – После этих слов, похоже, сообразив насчет чего-то, он покачал пальцем перед ли-цом капитана: – Ну и хитрецы же вы все! Все вам мало. Все проверяете и перепроверяете. А чего меня проверять? Я – вот он весь, мы ведь социализмов не строим. – И полотер, вывернув у себя карманы, похлопал по ним ладонями. – Ну, я пошел. Спасибо за угощеньице.

– Иди… – отпустил его Реутов. Ему хотелось побыть одному.

Все встало на свои места.

Его просто использовали, чтобы протянуть дело подольше, а там и вовсе закрыть.

Он вышел на улицу и позвонил из автомата в дежурную часть, чтобы нашли начальника управления; для него, мол, есть очень важное сообщение, сам же он подъедет минут через сорок.

Когда он приехал в управление, полковник был уже у себя в кабинете.

Реутов поднялся к нему.

Полковник был один.

Реутов доложил то, что узнал от полотера.

Полковник вызвал к себе дежурного и приказал немедленно задержать полотера и доставить в управление.

Когда дежурный ушел, полковник заглянул капитану в глаза и спросил:

– Ну, и что ты собираешься делать?

– Передам материалы в прокуратуру.

– Но ты же прекрасно понимаешь, что тогда начнется. Я говорю не о нас с тобой и не об этих несчастных девочках, а о том, что будет в мире. Как обрадуются капиталисты! И какой урон понесем мы. Это ты понимаешь?

– Понимаю. Вы хотите, чтобы я замял это дело?

– Это не я хочу, это нужно всем честным людям нашего социалистического государства.

– А как же эти девочки?

– А что «эти девочки»? Ты ведь знаешь, чем они занимались в свободное от работы время. Ты же видел мать одной из них. Это дочка за два года превратила ее в старуху.

И они оба замолчали.

Наконец полковник подсел поближе к своему бывшему сотоварищу:

– Ну что, Вадим?

– Да ничего, товарищ полковник. Все в порядке. Только вот если бы одна из этих девочек была вашей дочерью, а ее съели бы на том банкете, что бы вы сейчас мне говорили как честный гражданин нашего социалистического государства?

Полковник встал, отошел от капитана и нажал кнопку, вызывая помощника дежурного.

– А ты все-таки дурак, капитан Реутов.

Вошел помощник дежурного.

Полковник махнул рукой, останавливая рапорт вошедшего, и спросил Реутова:

– Оружие при тебе?

– Да.

– Сдай.

Реутов вынул пистолет из наплечной кобуры, отдал старшине.

Полковник сел за стол и, как бы заканчивая что-то неудачно начатое, приказал тому:

– Задержите его. Он пьян. Пусть поспит у вас в дежурке до утра.

Реутов пожал плечами и молча вышел, пропущенный вперед старшиной.

Внизу дежурный, выслушав приказ начальника управления, открыл оружейку, где стояла раскладушка, и сказал Реутову:

– Ложись, Вадим, на мое место. Я-то вряд ли до утра лягу – что-то шумно сегодня.

И его закрыли.

Часов в семь утра дежурный разбудил его.

– Беги. Шеф сказал, чтобы утром, как проспишься, тебя выпустили, а к пяти вечера ждет к себе. Где-то ты прокололся, парень.

– Скажи, Федорыч, а полотера из Петергофа привезли вчера?

– Нет. Его нигде не нашли. Сосед-ка говорит, что к нему буквально перед нашими кто-то приезжал и он с ними куда-то уехал. Мы участковому поручили, чтобы разыскал.

– А что шеф?

– Шеф? Ничего. Давай, топай домой… И послушай моего совета: спусти это дело на тормозах. Плетью обуха не перешибешь.

– Это ты о чем?

Подполковник посмотрел на капитана удивленным взглядом и ответил:

– Да так… ни о чем. Бывай здоров.

Реутов вышел из управления и, обогнув здание, запрыгнул в проходящий трамвай.

Протрясся семь остановок.

И так же, почти на ходу, выпрыгнул.

Перешел улицу. Завернул за угол.

Ему надо было только зайти в арку, пересечь двор – и он у себя дома.

Он уже подходил к арке.

Какая-то сгорбленная старушка мыкалась у тротуара и никак не могла шагнуть через бордюр.

Капитан легко подбежал к ней, подхватил под руку, собираясь помочь, но вдруг почувствовал под ладонью не щупленькую дряблую руку, а стальные натренированные бицепсы.

В туже секунду «старушка» развернулась и воткнула ему под сердце нож.

Он охнул и, скрючившись, боком упал на тротуар.

Тут же подъехала машина, и мнимая старушка шустро нырнула туда.

Там спросили:

– Ну как?

– Наглухо. Вот только лезвие обломил. Жилистый, гад…