Текст книги "Национальная идея и адмирал Колчак"

Между тем, большая часть его окружения не пользовалась достаточным авторитетом. Горячий поклонник Колчака английский полковник Дж. Уорд писал: «У меня существует полное доверие к характеру адмирала, но пигмеи, которыми он окружен, то и дело вставляют палки в колесницу государства. Тут нет ни одного, кому я бы доверил управление мелочной лавкой, а не только государством… Мелкие кляузы личного соперничества и прибыльных интриг занимают все их время».[833]833
  Уорд Дж. Союзная интервенция в Сибири. М. – Пг., 1923. С. 128.


[Закрыть] Впрочем, он оправдывал Колчака тем, что «пионер всегда ограничен в выборе подходящего материала». Однако распространенное мнение об адмирале как о «донкихоте», подверженном влиянию политиканов (с легкой руки барона А. Будберга, назвавшего его «вспыльчивым идеалистом, полярным мечтателем и жизненным младенцем»), опровергается мнением других работавших с ним людей и последовательностью его действий. Как отмечал тот же И. И. Сукин, «его политическое мировоззрение сводилось к весьма немногим, но зато резко очерченным убеждениям, в которые он до конца свято верил… Никакие соображения или аргументы политической целесообразности не могли его заставить, например, согласиться на отделение от России тех или иных ее окраин».[834]834
  Записки И. И. Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака. С. 451.


[Закрыть]

Интересна характеристика правительства и лично Колчака, данная деятелем Национального центра А. С. Белоруссовым-Белецким (в письме М. М. Федорову 27 июня 1919 г.), отмечавшим, что «воссоздан весь государственный аппарат, но… связи с населением, со страной нет. Правительство никто не знает, его творческая деятельность никому не известна и вообще крайне слаба… Совета министров нет… Разработанной и продуманной идеологии у них нет… правительство кустарное и провинциальное».[835]835
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 236. Лл. 7–9.


[Закрыть] Наиболее позитивно он оценивал министерства внутренних дел и юстиции, аттестуя главу последнего, кадета Г. Г. Тельберга как «вероятно, самого крупного из членов Совета министров»; министерство торговли и промышленности упрекал в «покровительстве промышленникам», министерство финансов – в рутине, министерство земледелия – в слабости, отмечая, что оно «испытывает чрезвычайный натиск аграриев» (помещиков), скептически отзывался о работе военного и морского министерств и министерства путей сообщения и крайне негативно – о министерстве иностранных дел, главу которого И. И. Сукина аттестовал как «ловкого полуеврейчика» и «пройдоху», который метит на место С. Д. Сазонова. Еще ранее, 10 марта он писал тому же адресату: «Верховный правитель пользуется общественным доверием и возбуждает личные к себе симпатии. По всей вероятности, это мудрый и твердый государственный деятель. Беда в том, что государственный аппарат начал складываться до него… Сам Колчак очень чуток, понимает дефекты существующего и ищет общественной опоры. Между ним лично и широкими общественными кругами уже создались сердечные связи». В связи с этим Белоруссов считал необходимым помочь ему «эмансипироваться от здешних калифов на час».[836]836
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 236. Лл. 2–3.


[Закрыть] Но по мере нарастания военных неудач, причинами которых он считал чрезмерный бюрократизм, коррупцию и спекуляцию, в цитированном выше письме 27 июня он сообщал, что Колчак «дурно окружен реакционным офицерством» во главе с «совершенно никчемным» начальником штаба Д. А. Лебедевым, в этом окружении, по его словам, «господствует настроение реакционно-мстительное, презрительное к общественности, жидобойное, сильно развито пьянство».[837]837
  Там же. Лл. 6–7.


[Закрыть]

В эмиграции и в среде сочувствующих Белому движению современников распространено мнение, будто лишь барон П. Н. Врангель первым из белых вождей поставил вопрос о первоочередности (прежде возрождения «единой и неделимой» России) создать «хотя бы на клочке Русской земли» такие условия, которые показали бы народу лучший уровень жизни, чем при большевиках. Это не так, о чем свидетельствует телеграмма А. В. Колчака британскому военному министру У. Черчиллю от 16 сентября 1919 г.: «В случае, если бы борьба затянулась на предстоящую зиму, перед нами встанет, кроме военного дела, еще и другая трудная и важнейшая, по моему убеждению, задача – создать такие условия жизни в освобожденных уже частях России, которые удовлетворили бы острые экономические нужды населения и дали ему облегчение в переживаемых испытаниях».[838]838
  ГА РФ. Ф. р-200 (Министерство иностранных дел Российского правительства А. В. Колчака). Оп. 1. Д. 330. Л. 61–61об.


[Закрыть] Показательно, что за полтора месяца до катастрофы на фронте, за которой последовало падение белой столицы, адмирал (видимо, окрыленный успехами А. И. Деникина на юге) был не просто уверен в конечной победе, но полагал, что она может произойти до зимы, в ближайшие месяцы, и лишь на случай ее «затягивания» планировал перейти к крупным мероприятиям социально-экономического характера. Таким образом, в данном случае можно говорить лишь о запаздывании верных идей и решений, но не об их отсутствии. Недостаток политического опыта Колчаку отчасти компенсировали природный интеллект и здравый смысл. Он вполне освоил практичную линию поведения в таких вопросах, как, с одной стороны, методы диктатуры и беспощадность в борьбе с большевизмом в условиях Гражданской войны, с другой стороны – осторожность в сочетании с твердостью в отношениях с союзниками, понимание необходимости демократических деклараций и завоевания симпатий широкой общественности, сочетание репрессий с пропагандой.

В недостатках правительственного аппарата сказывалась и бедность Сибири интеллектуальными ресурсами, о которой писал А. К. Клафтон Н. И. Астрову 24 июля 1919 г.: «Если бы не беженцы с Урала, Волги, то Сибирь не могла бы создать и того, что есть… Сюда надо срочно присылать лучшие силы, чтобы они могли руководить общественной и государственной жизнью».[839]839
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 702. Л. 1.


[Закрыть]

Отдельные органы либеральной прессы стремились превзойти самого Колчака в стремлении к диктатуре. Когда в апреле 1919 г. правительство выдвинуло проект временного законосовещательного органа – Государственного совета, «Сибирская речь» заявила о нежелательности любого выборного госучреждения до полной победы над большевиками. Екатеринбургские «Отечественные ведомости» требовали на «переходный период» диктатуры сверху донизу, вплоть до назначения членов земств, на что даже Колчак не решился. Даже «Свободный край», представлявший более умеренных иркутских кадетов, выступал против «несвоевременного народоправства», замечая: «Выборное начало должно применяться правильно или совсем не применяться», ибо иначе это будет никчемный суррогат.[840]840
  Свободный край. 1919. 12 апреля.


[Закрыть]

Кадеты имели мужество признать демократизм партии в 1917 г. «роковой ошибкой», поскольку «законодательное творчество и словесные убеждения действуют в порядке мирного времени, а во время войны, революции и государственного переворота волеизъявления государственной власти достигают своей цели применением силы и требуют для своей защиты меч».[841]841
  Сибирская речь. 1919. 10 августа.


[Закрыть]

Изменившееся отношение к демократии требовало теоретических обоснований. Независимо от М. Вебера, высказавшего мысль о ее неизбежном отрыве от народа, в статье «К вопросу об антагонизме между народом и интеллигенцией» «Свободный край» писал: «Избранники народа, ставшие на верхах государственного и общественного устройства… станут снова обособленным классом».[842]842
  К вопросу об антагонизме между народом и интеллигенцией // Свободный край. 1919. 1 июня.


[Закрыть] Кроме того, утверждала газета, никакая демократия не в состоянии разрешить полностью противоречия между классами, между работниками умственного и физического труда.

«Идея демократии, – писала «Сибирская речь», – должна быть понимаема не в площадном смысле… Наиболее полезное и нужное для народа государственное и общественное устройство – то именно, которое соответствует данному, а не выдуманному уровню его общественного и культурного быта и политического развития (выделено мной – В. Х.)… Примерка сшитой не по плечу и бестолковыми портными государственно-правовой одежды была русским народом испытана в 1917 году. Так или иначе, он эту одежду сбросил», – заключала газета, добавляя, что не поняли этого только эсеры, вобравшие в себя «всю оскомину русской революционной словесности».[843]843
  Сибирская речь. 1919. 17 сентября.


[Закрыть]

Кадетские лидеры взяли на себя роль политических консультантов колчаковского правительства по всем вопросам. Еще на предшествовавшей перевороту конференции было решено создать специальную комиссию для разработки «декларативных заявлений» и оповещения о них представителей иностранных держав. Перекличка резолюций кадетских конференций и выступлений кадетских деятелей с заявлениями А. В. Колчака и официальными декларациями его правительства позволила утверждать, что «по взглядам Колчак был очень близок к правому и доминирующему крылу кадетов в Сибири».[844]844
  Перейра Н. Указ. соч. С. 94. Впрочем, из симпатий Колчака к англичанам автор делает вывод, что он был «сторонником конституционной монархии и почитателем британских традиций» (Там же. С. 93).


[Закрыть]

В мировоззрении кадетов этого периода переплетаются черты традиционного для них либерального западничества с элементами национального консерватизма. По сути, они пытались синтезировать обе идеологии воедино, о чем писала «Сибирская речь»: «Творческая работа в области создания этой единой и сильной идеологии – таковы текущие задачи русской интеллигенции».[845]845
  Сибирская речь. 1919. 18 июня.


[Закрыть] Идейным кредо кадетов в эпоху Гражданской войны стал постоянно акцентируемый приоритет воссоздания общероссийской государственности над демократией и партийно-классовыми интересами: «Нельзя говорить… о защите интересов того или другого отдельного класса, раз не обеспечено самое бытие необходимой совокупности классов, то есть государства».[846]846
  Свободный край. 1919. 22 мая.


[Закрыть] Но этот тезис был скорее декларативным, т. к. без урегулирования противоречий между классами государственное объединение очевидно состояться не могло.

Из всех политических партий кадеты были главной опорой белых режимов вообще и Колчака в частности. Трудно согласиться с утверждением о том, что «в непарламентской системе государственного управления на востоке России политические партии неизбежно теряли не только влияние, но и связь с текущей политикой…, оторвались от ситуации и замкнулись на обсуждении доктринальных вопросов».[847]847
  Рынков В. М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России (2-я половина 1918–1919 гг.). Новосибирск, 2008. С. 76.


[Закрыть] И меньше всего этот тезис подходит к кадетам, занимавшим высокие посты в правительстве и администрации А. В. Колчака, органах пропаганды и сильным своими связями с буржуазией. Действительно, формально все министры при вступлении в должность выходили из партий. Своим девизом они провозгласили «национальное восстановление России при помощи новой, по существу и духу всероссийской, внепартийной, внеклассовой власти Верховного правителя»[848]848
  Сибирская речь. 1919. 15 мая.


[Закрыть] (о «надпартийности» своего правительства любил говорить и сам Колчак). У многих это создавало представление о чисто «деловом» характере их деятельности во власти, направленной на решение текущих финансовых, хозяйственных и военных вопросов и подчиненной лишь одной общей цели – борьбе с большевизмом. Однако было бы упрощением так считать. Сами кадеты, больше всех говорившие о «надпартийности» и обвинявшие других в «узкопартийных интересах», оказавшись ведущей силой в белых правительствах, проявили все то же тяготение к навязыванию собственной идеологии. Другой вопрос, что программа правительства может представлять собой более или менее удачный компромисс между разными партиями – но без формулировки общей политической и социально-экономической платформы ему не обойтись.

В вопросах управления колчаковское правительство последовательно проводило линию централизации власти. Сразу после переворота 18 ноября были распущены остатки автономных областных «правительств» (кроме казачьих) – Амурское правительство, Уфимский «совет управляющих ведомствами» (членов которого арестовали за выступление против переворота), высланы из Омска наиболее активные деятели бывшей Сибоблдумы (распущенной еще Директорией). Совет министров при Колчаке играл по сути совещательную и служебно-исполнительную роль. Адмирал единолично назначал и смещал с постов министров. Правительство выполняло черновую работу по подготовке законопроектов, докладывая Верховному правителю лишь одобренные большинством результаты, без «особых мнений» и разногласий. Роль правительства ослаблялась недостаточно сильной фигурой его главы П. В. Вологодского. Г. К. Гинс характеризовал его как «человека с ослабевшей волей, уступчивого, мягкого, неяркой индивидуальности», который «встал лицом к лицу с адмиралом, человеком горячего темперамента, легко и быстро впадающим в гнев и так же быстро потухающим, человеком с военными предрассудками и твердо определившимися предрасположениями», и иронизировал, что премьер «считает свою роль исчерпанной после того, как он проголосует предложение и подсчитает голоса».[849]849
  Гинс Г. К. Указ. соч. С. 313, 326.


[Закрыть] Хотя иные сегодняшние авторы склонны видеть в Вологодском сильного политика, умело лавировавшего между разными направлениями,[850]850
  Шиловский М. В. Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов… С. 221; Казакова Е. А. П. В. Вологодский: личность и общественно-политическая деятельность: автореф. дис. … канд. ист. наук. Томск, 2008.


[Закрыть] большинство современников сходилось в низком мнении о его политических талантах и характере, признавая при этом его личную порядочность (см. приложение 1). Но на практике глава правительства нередко служил ширмой для интриг.

К тому же, колчаковское правительство не было единым организмом – отсутствовали и единство взглядов, и, нередко, согласованность действий между министрами. Хотя по «конституции 18 ноября», авторами которой были кадеты Г. Г. Тельберг и Г. К. Гинс, Совет министров (за отсутствием выборного представительного органа) формально являлся законодательным органом (все указы Верховного правителя подлежали его утверждению), его реальный вес резко упал по сравнению с периодами Сибирского правительства и Директории.

С другой стороны, политической неопытностью А. В. Колчака на первых порах пользовались отдельные «правые» деятели во главе с министром финансов И. А. Михайловым. По инициативе кадета Ю. В. Ключникова, возглавлявшего до декабря 1918 г. МИД, был создан Совет Верховного правителя в составе 5 ключевых министров (внутренних дел, иностранных дел, финансов, премьер-министр и управляющий делами),[851]851
  ГА РФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 17. Л. 21. По должности в него входили премьер П. В. Вологодский, в разное время – сменявшие друг друга министры внутренних дел А. Н. Гаттенбергер, В. Н. Пепеляев, управляющие Министерством иностранных дел Ю. В. Ключников, И. И. Сукин, министры финансов И. А. Михайлов, Л. В. фон Гойер, управляющие делами Совета министров Г. Г. Тельберг, Г. К. Гинс; Шишкин В. И. Создание Совета Верховного правителя А. В. Колчака (20–21 ноября 1918 г.) // Гуманитарные науки в Сибири (Новосибирск). 2012. № 3. С. 96–99.


[Закрыть] оказывавший решающее влияние на текущую политику. По словам видного кадета А. С. Соловейчика, Михайлов даже «выражал опасения, как бы Верховный правитель не превратился в настоящего диктатора». Образование Совета Верховного правителя вызвало недовольство большинства министров. Л. И. Шумиловский прямо сказал: «Что, отбой бьете? Только что установили единоличную власть и сейчас же стремитесь замкнуть ее в коллегию?»[852]852
  ГА РФ. Ф. р-193. Оп. 1. Д. 38. Л. 2–2об.


[Закрыть] На практике мало считавшийся с Советом министров, Колчак, все-таки не имевший опыта в вопросах гражданского управления, прислушивался к мнению Совета Верховного правителя, в котором видную роль играли И. А. Михайлов, В. Н. Пепеляев, Г. Г. Тельберг (оба – правые кадеты), И. И. Сукин и Г. К. Гинс (умеренный кадет). Еще до вхождения Пепеляева в правительство сенатор А. Новиков писал М. М. Федорову 19 марта, что Тельберг, Гинс и Михайлов «составляют душу кабинета и определяют сущность нашей политики».[853]853
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 236. Л. 4об.


[Закрыть] Достаточно сказать, что этот Совет собирался 2–3 раза в неделю вместе с самим Верховным правителем,[854]854
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 76; ГА НО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 102.


[Закрыть] в то время как остальные министры имели доступ к нему лишь 1 раз в неделю. Многие важные, принципиальные вопросы решались адмиралом после обсуждения с Советом Верховного правителя не только в обход Совета министров (путем чрезвычайных указов), но даже без его оповещения. Нередко министры узнавали об этих решениях из газет.[855]855
  Гинс Г. К. Указ. соч. С. 236.


[Закрыть] При этом большинство министров были деятелями провинциального масштаба, не имели всероссийской известности; единицы, подобно В. Н. Пепеляеву, успели до революции побывать депутатами Госдумы. Относительно лучше, по воспоминаниям современников, работали министерства земледелия, финансов, путей сообщения, Госконтроль, постепенно улучшалась (кстати, с приходом кадетов Пепеляева и Тельберга) работа министерств внутренних дел и юстиции.

В политическом курсе правительства сказывалось отсутствие четкого плана. Это подтверждает дневник В. Н. Пепеляева: «Необходимы твердый курс и ясный план, чего нет».[856]856
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 66; ГА РФ. Ф. р-195. Оп. 1. Д. 47. Л. 36об.


[Закрыть] Он, имя которого стало в обществе одним из символов правого курса правительства (наряду с И. А. Михайловым), в апреле 1919 г. определенно высказывался: «Я вовсе не за поворот вправо. Я за сближение с самим народом».[857]857
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 76; ГА НО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 102.


[Закрыть] Позднее он пояснил свою мысль: «Стальной речью, за которой чувствуется власть, можно сейчас победить инертность и лукавство мужика. Но нужна работа власти, которую мужик должен видеть. Управлять уездом и губернией из города нельзя – это зарубит на носу каждый администратор. А их у нас надо заставить ездить».[858]858
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 106; ГА НО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 116.


[Закрыть] Таким образом, один из столпов диктатуры видел перспективу не в красивых жестах, бесполезных (по его мнению) на тот момент, а в сочетании твердого и системного курса политики с практической работой и контролем за исполнением на местах.

Сказывался на работе правительства и характер военной диктатуры. Военные различных рангов вмешивались в гражданские дела на всех уровнях. Против такого положения протестовали многие администраторы и часть либеральной печати, указывая на некомпетентность военных в ряде вопросов. Позднее по многочисленным жалобам на произвол был создан Комитет по обеспечению порядка и законности в управлении, призванный координировать действия военных и гражданских ведомств; в него вошли министр внутренних дел, военный министр и министр юстиции.[859]859
  Гинс Г. К. Указ. соч. С. 410.


[Закрыть] В официальных документах неизменно подчеркивалась необходимость законности в действиях властей всех уровней. Еще в декабрьском циркуляре 1918 г. о взаимодействии военных и гражданских властей Колчак отмечал, что «в пределах нормальной жизни военные начальники не должны вмешиваться в деятельность гражданских властей и в сферу их компетенций».[860]860
  Заря. 1918. 28 декабря.


[Закрыть] Но кардинально изменить ситуацию не удалось. Впрочем, характерный для Гражданской войны произвол на местах наблюдался и у красных, только в других формах.

Централизация власти еще более усилилась после тяжелых поражений армии Колчака летом 1919 г., сопровождавшихся отступлением за Волгу и Урал. По его указу от 7 августа, Совету Верховного правителя предоставлялись дополнительные широкие полномочия по организации обороны. В городах начали реквизировать для нужд армии автомобили и экипажи. Опять же, активно содействовали этому процессу кадеты. В критические дни 6 августа 1919 г. В. Н. Пепеляев в поездке на фронт телеграфировал Г. Г. Тельбергу, что, если не будет налажено снабжение армии, «нужно или переходить снова на партизанскую борьбу, или признать, что все погибло. Интеллигенция должна быть взята вся. Изъятие лишь одно – неспособность носить оружие».[861]861
  ГА РФ. Ф. р-195. Оп. 1. Д. 43. Л. 1.


[Закрыть]

Пресса нередко критиковала правительство за склонность к трафаретным декларациям, не всегда подкреплявшимся реальными делами, бюрократизм и громоздкость – черты, присущие и старым российским госструктурам. «Наш административный аппарат, – писала омская «Наша заря», – как и старый (т. е. царский – В. Х.), успел превратиться в своего рода государство в государстве».[862]862
  Наша заря. 1919. 26 августа.


[Закрыть] Государственная структура формировалась как всероссийская, для обслуживания всей страны. Многочисленные учреждения заполняли люди не всегда квалифицированные, порой попросту уклонявшиеся от фронта. Лишь осенью 1919 г., уже в обстановке военных поражений, госаппарат был сокращен почти на 40 % для высвобождения сил на фронт.[863]863
  Сибирская речь. 1919. 16 сентября; Гинс Г. К. Указ. соч. С. 401; ГА РФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 7. Лл. 13–14.


[Закрыть] Но эта мера существенно запоздала. Нельзя забывать и того, что мутная волна революции вынесла на поверхность разнообразную «накипь», размножила типы политических хамелеонов. О них красноречиво писала омская газета «Заря»: «Умеренные при монархии, многие из них после Февральского переворота сделались крайне левыми и приняли самое деятельное участие в развале фронта и разрушении государства…, поспели перекраситься во все цвета радуги до крайнего интернационализма включительно», а теперь «эти господа вновь начали надевать на себя тогу государственности».[864]864
  Заря. 1919. 26 марта.


[Закрыть]

Местами, впрочем, проводились в жизнь и реальные либерально-буржуазные принципы. Так, органы госконтроля, в соответствии с принципом разделения властей, были сделаны независимыми от правительства и несменяемыми. Закон о независимом государственном контроле был введен в действие с 1 июня 1919 г.

После колчаковского переворота партийный облик Российского правительства изменился с уклоном «вправо». Ранее кадетов в нем насчитывались единицы, но при Колчаке уже к лету 1919 г. они составляли половину министров (7 из 15) – хотя, как уже говорилось, со вступлением в должность все министры формально объявляли о выходе из своих партий.[865]865
  С другой стороны, поскольку колчаковское правительство приобрело во всех уголках белой России значение и авторитет Всероссийского, в нем возрос удельный вес «пришлых» министров, не бывших выходцами из Сибири. Если на момент переворота 18 ноября коренные сибиряки или люди, связанные с Сибирью длительной работой, составляли в правительстве 3/4, то к лету 1919 г. их оставалось менее половины.


[Закрыть] Важнейшую роль среди них играли министр внутренних дел (а в период агонии колчаковского режима – последний премьер-министр) В. Н. Пепеляев и управляющий делами Совмина, затем – министр юстиции и вице-премьер, профессор Г. Г. Тельберг. Оба были сравнительно молоды (моложе 40 лет), честолюбивы и энергичны, оба имели личное влияние на Колчака и входили в состав Совета Верховного правителя. Видную роль играл сменивший Тельберга на посту управделами правительства, близкий к умеренным кадетам профессор Г. К. Гинс.

Программные установки правительства А. В. Колчака (как и А. И. Деникина) разрабатывались при участии кадетских идеологов, были сформулированы в общих чертах в декларациях правительства и лично Верховного правителя в первой половине 1919 г. и в обобщенной, дипломатично скорректированной форме изложены в июньском ответе Колчака на послание союзных держав.

Отдельные белые политики ревниво относились к деятельности игравшего роль объединенного представительства белых правительств за границей Русского политического совещания в Париже, в которое входили бывший премьер-министр Временного правительства, кадет князь Г. Е. Львов, министр иностранных дел царского правительства (сохранивший эту должность при белых правительствах, как координатор внешней политики) С. Д. Сазонов, один из лидеров кадетов В. А. Маклаков, лидер солидаризировавшейся с белыми партии энесов Н. В. Чайковский и занявший сходную позицию бывший эсер Б. В. Савинков. Слухи о претензиях его на роль «правительства в эмиграции» дали повод В. А. Жардецкому с тревогой писать одному из лидеров Национального центра Н. И. Астрову 25 марта 1919 г.: «Очевидны фантастичность и опасность парижской тенденции создать на отлете от России в Париже своего рода национальный комитет – правительство в зародыше – вне территории, вне жизни. Нас крайне тревожит эта тенденция, опасность и неправильность которой понимают и С. Д. Сазонов, и, по-видимому, В. А. Маклаков».[866]866
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 237. Л. 4.


[Закрыть] В. Н. Пепеляев также пересказывал в своем дневнике 12 июня 1919 г. исходившие от бывшего премьер-министра Российской империи В. Н. Коковцева обвинения Русского политического совещания в претензиях на роль «русского правительства за границей».[867]867
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 85; ГА НО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 106.


[Закрыть] Опасения оказались напрасными: Русское политическое совещание вело активную работу на Западе, направленную на признание союзниками именно Омского правительства в качестве всероссийского. Совещание функционировало до 19 июля 1919 г., когда князь Львов известил правительство Колчака, что в связи с подчинением всех белых правительств ему (означавшим их формальное объединение) «Политическое совещание в Париже прекращает деятельность».[868]868
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 94; ГА НО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 111.


[Закрыть]

Солидарно с кадетской партией в поддержку режима Колчака выступали Национальный центр и Национальный союз. Откликаясь на победы его армии весной 1919 г., Акмолинский отдел Национального союза 16 марта принял специальную декларацию, провозглашавшую политический курс правительства единственно верным национальным курсом.[869]869
  Декларация Акмолинского отдела Национального союза // Сибирская речь. 1919. 18 марта.


[Закрыть]

Однако по ряду вопросов организации власти были определенные разногласия даже в окружении Колчака. Наиболее активными поборниками централизации – порой большими, чем сам Колчак, – были лидировавшие в Восточном отделе ЦК омские кадеты во главе с А. К. Клафтоном, В. А. Жардецким и Н. В. Устряловым (оппоненты язвительно называли их «большими католиками, чем папа Римский»). В самом правительстве эту линию активно проводили выходцы из томских кадетов – В. Н. Пепеляев и Г. Г. Тельберг. В отличие от омичей и томичей, против чрезмерной централизации, тенденция к которой еще более усилилась в летние месяцы 1919 г., возражали влиятельные иркутские кадеты. «Сосредоточение в одних руках управления различными ведомствами, сокращение состава членов правительства упраздняет то столкновение мнений, которое способствует выяснению истины», – писали они.[870]870
  Свободный край. 1919. 24 июля.


[Закрыть]

Как уже отмечалось, лишь левые кадеты не одобрили перехода к диктатуре и после переворота либо отошли от активной политической деятельности (в частности, вышедшие из правительства В. А. Виноградов, Н. Я. Новомбергский, В. В. Сапожников), либо перешли в пассивную оппозицию. Видный представитель левого крыла партии Л. А. Кроль возглавлял оппозицию правительству в Государственном экономическом совещании. «Доверие народных масс, – заявлял он в выступлении на этом совещании 17 сентября 1919 г., – можно будет завоевывать путем не только провозглашения, но и проведения в жизнь демократической политики».[871]871
  ГА РФ. Ф. р-190 (Государственное экономическое совещание). Оп. 5. Д. 3. Лл. 3–3об.


[Закрыть] Для позиции большинства сибирских кадетов характерно возражение А. А. Червен-Водали, оправдывавшего правительство «объективными обстоятельствами» войны и хозяйственной разрухи.[872]872
  Там же.


[Закрыть]

В отношении устройства будущей власти в России после победы в Гражданской войне правительства А. В. Колчака и А. И. Деникина, а следом за ними кадетские центры в Сибири, на Юге России и за границей, как и фактически предводимый ими Национальный центр, окончательно приняли лозунг «непредрешения», не раз повторявшийся в официальных заявлениях, в частности, в июньском ответе Колчака на обращение союзных держав. В соответствии с ним, сам народ должен был определить государственный строй России после свержения большевиков, определить через посредство вновь избранного Национального Учредительного собрания – старое Учредительное собрание белые единодушно не признавали ввиду его левизны и демократизма, под тем предлогом, что оно было избрано «в обстановке народной смуты». Выше отмечалось, что данный лозунг стал одним из центральных в резолюции III Восточной конференции кадетской партии по политическому вопросу. Разумеется, белые повсеместно ликвидировали органы советской власти, разогнали Советы и запретили партию большевиков, как «антигосударственную».

Уклончивое положение о «непредрешении» политического строя по сути воскрешало первую общепартийную программу кадетов с ее формулировкой: «Конституционное устройство Российского государства определяется Основным законом».[873]873
  Съезды и конференции конституционно-демократической партии. Т. 1. М., 1997. С. 36.


[Закрыть] В целом это способствовало временному объединению в стане белых сторонников монархии и ее противников (кроме социалистов). Была образована правительственная комиссия по разработке вопросов, связанных с подготовкой к созыву в будущем Национального учредительного собрания. Хотя значительная часть белого офицерства была настроена монархически, идея монархии после революции была слишком непопулярна в народе. Даже казачьи станицы, прежняя опора престола, в своих наказах периода Гражданской войны высказывались против монархии. А в либеральной прессе очернять монархию стало признаком хорошего тона, что переходило всякие границы разумного: получалось, что все выдающиеся завоевания России, в том числе культурные, были осуществлены вопреки власти Романовых, а все негативное (экономическая отсталость, варварство народа и т. д.), наоборот, являлось ее следствием.

Осторожное отношение белогвардейцев к вопросу о будущей форме правления предусматривало возможность маневра. Комментируя итоги революции, и в частности – исчезновение абсолютизма и сословности, рождение понятия гражданства, видный деятель Национального центра, редактор влиятельной газеты «Отечественные ведомости» А. С. Белоруссов-Белецкий отмечал, что «если монархия может возникнуть, то только в формах, дающих общественной самодеятельности широкий простор».[874]874
  Цит. по: Свободный край. 1919. 29 мая.


[Закрыть]

С другой стороны, тезис «непредрешения» был довольно расплывчат и не давал четкой позитивной цели, способной сплотить вокруг себя. Основная цель исчерпывалась, таким образом, свержением большевистского режима и уничтожением его структур – партии и Советов. На дальнейшие вопросы государственного строительства прямого ответа не было.

Вопрос о том, следовало или нет Белому движению открыто выступить под монархическими знаменами, до сих пор остается предметом дискуссий. В сводках белогвардейской военной разведки можно встретить следующее: «Народ различает только два образца правления: старый режим и свободу, то есть советское правление. Поэтому антибольшевистское настроение совпадает у него с монархическим… Он убежден в том, что армия адмирала Колчака сражается за восстановление монархии».[875]875
  ГА РФ. Ф. р-176. Оп. 3. Д. 38. Ч. 1. Л. 11об.


[Закрыть] Показательно и то, как менялось настроение интеллигенции: «Прежние сторонники Михайловского и Чернышевского стали теперь последователями Достоевского и Владимира Соловьева. Прежние космополиты стали националистами, атеисты стали православными, антимилитаристы – милитаристами».[876]876
  ГА РФ. Ф. р-176. Оп. 3. Д. 38. Ч. 1. Л. 12.


[Закрыть] Однако в таком случае неизбежно повис бы вопрос о кандидатуре монарха. Не случайно позднее (уже 3 февраля 1920 г.) один из лидеров кадетской партии и Национального центра Н. И. Астров писал лидеру сибирских кадетов В. Н. Пепеляеву по поводу монархии: «Я не хотел бы, чтобы эта идея была дискредитирована преждевременным провозглашением».[877]877
  ГА РФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 600. Л. 7об.


[Закрыть]

И белогвардейские вожди, и их политические советники-кадеты признавали большинство революционных политических изменений, произошедших в России в 1917 г. при Временном правительстве, то есть на начальном этапе революции (уничтожение сословного неравенства и т. д.). Принципиальное неприятие у них вызывали меры, являвшиеся результатом слабости Временного правительства, такие как имевшая катастрофические последствия «демократизация» армии и отдельные уступки сепаратистским элементам национальных окраин.

Была восстановлена преемственность в символике Российского государства (флаг, несколько видоизмененный герб, петровская Табель о рангах, наградная система), за исключением разве что монархического гимна – в противовес большевикам, создававшим новое, другое по самой идеологии и основам государство, и потому принципиально не пользовавшимся символами старого.

Адмирал Колчак и его окружение прекрасно понимали, что ради завоевания общественного мнения и помощи демократических держав Антанты необходимо прикрытие диктатуры соответствующей фразеологией (что порой вводит в обман и неопытных историков). Публичные декларации нередко резко расходились с откровенными высказываниями в частном кругу. Официально Колчак заявлял в известном обращении «К населению России» после переворота: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру».[878]878
  Обращение Верховного правителя адмирала А. В. Колчака к населению России, 19 ноября 1918 г. // Правительственный вестник (Омск). 1919. 20 ноября; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала Колчака. Вып. 1. С. 25.


[Закрыть] Но в дневнике В. Н. Пепеляева осталось любопытное свидетельство по этому поводу: «Колчак сказал, что обращение нужно немедленно для союзников, причем они хотят, чтобы было сказано о демократии, отсутствии реакционных намерений».[879]879
  Дневник В. Н. Пепеляева // Окрест Колчака. С. 62; ГА РФ. Ф. р-195. Оп. 1. Д. 47. Л. 27об.


[Закрыть] Полное понимание и одобрение такому подходу высказал видный идеолог сибирских кадетов Н. В. Устрялов: «Чтобы получить поддержку союзников, которая была необходима как воздух, надо было замаскироваться под демократический режим».[880]880
  Устрялов Н. В. Белый Омск: дневник колчаковца [Электрон. ресурс]. URL: moshkow.library.kr.ua/cgi-bin/html-koi.pl/politolog/ustryalov/omsk.txt


[Закрыть] Такая позиция находила абсолютное понимание и поддержку у руководства кадетов. П. Н. Милюков предупреждал сибирских коллег «против излишней готовности детально формулировать программу в угоду левым… Выбор формы правления, функции и момент созыва народного представительства, подробности избирательного закона – вопрос будущего».[881]881
  Милюков П. Н. Дневник 1918–1921 гг. М., 2005. С. 409–410.


[Закрыть]