Текст книги "Калейдоскоп"

Эссе: «Кованый светильник»

Мысль делать и продавать кованые штуковины возникла, когда, проходя мимо одной из Московских церквей, я отметил красивый фрагмент орнамента железной ограды. Как начальник небольшого цеха, связанного с обработкой металла, я подумал, что, отпуская всех своих работяг пораньше и занимаясь после работы художественной ковкой, я заткнул бы дыру в моих финансах, пробитую алиментами и кредитом за купленную подругой мебель. Что именно ковать и как продавать, конечно, вопрос. В итоге из этой затеи так ничего и не вышло, но получилось неплохое изделие – мой напольный кованый светильник. Высотой в полтора метра, он был очень хорош своей трехгранной стойкой и большой ажурной чашей, которую я хотел заполнить кусками цветного стекла. Раздобыть его я пока не мог по двум причинам: первая – непонятно где взять, вторая причина – внезапно свалившаяся усталость. Буквально не мог рукой пошевелить. Хотелось только одного – лежать и не двигаться целый день, с утра до вечера.

Может быть это реакция на то, что недавно с большим трудом выбил, наконец, свое жилье. Или причина была в чем-то другом. Не знаю. Но мой светильник был пуст и я, обессиленный, валялся на кровати. А тут, как гром среди ясного неба, известие от моей мамы, что полученное ею наследство, оказалось под угрозой. В прошлом году, завладев доставшейся ей от тетки частью дома в городе Кисловодске, она, доверившись владельцу другой части этого дома, оставила тому ключи от своих комнат и вернулась к себе, с тем, чтобы в следующем году заняться их продажей. Каковы же были ее растерянность и изумление, когда, приехав сейчас туда, она обнаружила, что фундамент ее части размыт, а одна из стен буквально отслоилась от дома! Хитроумный сосед, имея ключи и желая за бесценок скупить у матери ее долю, пустил куда надо тонкую струйку воды, которая за все это время сделала свое черное дело. Нужно собираться и ехать решать эту проблему. Видит Бог, какого труда мне стоило даже подняться. Добравшись до места, я взял у того соседа автомобильный домкрат и, уперев его в стоящую рядом яблоню, вернул на место стену, обвязал ее проволокой на гвоздях, нашел штукатура, который обработал и сделал ее как новую. С фундаментом все было и того проще. Прошелся вдоль дорог, собрал пару ведер гальки, купил цемент и, все смешав, забетонировал размытую часть основания дома. Бедняга сосед, не ожидал такого разворота и попенял моей маме, что не рассказала про своего прыткого сынка. Но дело здесь не в сложности проделанной работы. На меня по-прежнему давила гнетущая липкая слабость и раздражал влажный климат Кисловодска. Поэтому, сняв все вопросы по дому, я купил билет на поезд до Москвы, забрался на верхнюю полку и видимо погрузился в тяжелую нездоровую дрему…

Потому, что оказался в проходе темного подвала с тусклыми лампами на потолке, где вдоль стен на грязном полу была разбросана всякая рухлядь, пачки писем, старые картины, медицинские носилки, рваная обувь… Наверху из разбитого окна дул холодный ветер. Было сыро, грязно и неуютно. Чувствую, что надо уходить. Зачем-то прихватил одну из картин. Очень странный портрет. Не ясно, мужчина это или женщина. Положение бледного лица – легкий полуоборот, но пристально смотрит вам прямо в глаза. Видимо все происходило давно, когда я еще работал на стройке и писал свой диплом, потому что, прихватив этот портрет, я принес к себе в рабочую общагу, где у меня уже была своя комната. Повесил его на стену позади себя и сел за рабочий стол у окна. Вечерело. Заходящее солнце било в глаза. Я обернулся и обомлел. Красноватый луч упал на портрет и казалось, тот ожил! Глаза с багровой киноварью в уголках, казалось, налились кровью. Взгляд стал резким и злобным. Это изменившееся лицо явно чего-то требовало. Взяв себя в руки, я отвернулся и попытался взяться за работу. Но чувство, что тебе в затылок глядит это жуткое «нечто», выбивало из колеи. Я вновь обернулся. Лицо мрачно смотрело мне прямо в глаза. Не выдержав этого взгляда, я сорвал портрет со стены, отнес на нашу общую кухню и задвинул подальше за трубу мусоропровода. «Так будет лучше. Здесь он никого не напугает», – решил я и вернулся к себе. Прошло что-то около получаса. Все это время было как-то неспокойно. Будто выставил на улицу чем-то близкое мне существо. Не удержался и вновь направился на кухню. Может быть, чтобы посмотреть, как он там. И в тот момент, когда я входил, портрет внезапно выпал из-за трубы и уставился на меня! Я вскрикнул и… проснулся.

Поезд стоял на очередной остановке. Усевшись на своей верхней полке и очумело глядя вниз, я увидел странную картину. На входе в мое купе стояла и с интересом смотрела на меня неброско одетая высокая блондинка лет сорока, стать которой выгодно подчеркивалась суетой ее не высокого, черноволосого спутника, снующего туда-сюда с чемоданами, сумками и всем прочим. Торопливо, со словами: «Сейчас, моя хорошая», он старался распихать поклажу, чтобы скорее и, главное, получше устроить свою спутницу. Когда это ему удалось та, спокойно глядя перед собой, уселась на приготовленное ей место, а мужичек, попросив у меня спички, ускакал в тамбур перекурить. Вид этой пары очень меня заинтересовал, заставил спуститься и последовать за ним. В тамбуре вагона, вернув мой коробок, Василий, так назвался этот, как оказалось, говорливый живчик, за пять минут раскрыл мне, чужому человеку, причины своего суетливого поведения. Оказывается, его жена Татьяна, так он ее представил, в их краях слыла очень известной целительницей со странной и, надо сказать, незавидной долей. Ее бабка, тоже знаменитая знахарка, перед смертью долго страдала. Знающие люди говорили, что она мучается, так как не может покинуть наш мир, не передав кому-нибудь свой удивительный дар. Способ транзита прост – нужно лишь коснуться своей рукой руки претендента. Но окружающие ее избегали, так как известно, что излечивать людей – дело трудное и хлопотливое, а потому не находилось желающих получить от нее эти способности. А меньше всех того хотела ее любимая внучка Таня. И тогда старуха пошла на хитрость. Как бы что-то уронив, она вскрикнула и как-то успела схватить за руку подбежавшую на крик внучку. Потом, разжав свои пальцы, она довольная, откинулась на подушки, а через пару дней ее не стало. И вот уже шестнадцать лет Татьяна, любовь и мучение всей его жизни, тянет свою лямку целительницы. Каждый день с утра до вечера толпится народ. Шутка ли, вот принесли кого-то на носилках, а дней через пять болящий уходит на своих ногах. У другого что-то еще, а там уже следующий. Отказывать нельзя – грех. Денег тоже брать не велено. Можно взять только немного продуктов. А жить на что? Приходится ему, как юле, крутиться на их хуторе. Погасив свой окурок, мой собеседник отрешенно пожал плечами и направился в наше купе. Я последовал за ним. Там я уже совсем другими глазами посмотрел на мою спутницу. Она тоже внимательно на меня взглянула и что-то шепнула на ухо Василию. Тот почесал нос и спросил у меня, как я вообще-то себя чувствую, не болит ли где? «Так, неважно… А что, очень заметно?» – спросил я осторожно. «Вот Таня считает, что кто-то тебя сглазил», – ответил он. Я вяло усмехнулся: «Кому я нафиг, нужен…». И тут, впервые заговорив со мной, она спокойно все объяснила и разложила по полкам. По ее словам, сглаз – это не страшно. Чтобы все исправить, ей нужен нож, сырое яйцо и стакан воды. Не очень-то поверив во все это, я тем не менее сходил в вагон-ресторан за сырым яйцом, но там все было закрыто, и я вернулся с пустыми руками. «Жаль, – сказала Татьяна, – узнали бы, кто тебя сглазил». «Это как же?» – недоверчиво спросил я. Вопрос ее удивил. «Очень просто, – ответила она, – вылью яйцо в стакан с водой, все увижу и расскажу. Когда известно, кто сглазил, с ним легче договориться. Такое иногда бывает». Еще проблема. При снятии сглаза нужно время от времени втыкать нож в землю. Подойдет ли для этого пол вагона, не ясно, но стоит попробовать. И мы приступили к этому удивительному действу. Вообразите, вагон несущегося поезда. Полночь. В темном купе мы, как три заговорщика, один из которых молча сидит, опустив голову. Над ним стоит и что-то бормочет белокурая дама, порой вонзающая в пол перочинный нож. А третий замер, глядя в окно. Все это продолжалось около пяти минут. Наконец, чуть уставшая Татьяна отпустила меня, велела забраться к себе на полку и спать. Покорно, как теленок я все исполнил и похоже впервые за это время уснул крепким сном. Проспал я около суток, до самой Москвы, где меня разбудил недовольный проводник. Татьяны с Василием уже не было. Как ни странно, впервые за долгое время, я чувствовал себя очень бодрым. Не знаю, это получилось само собой или правда помог заговор, но я покидал тот вагон вполне себе здоровым, сожалея, однако, что не удалось проститься с моими спутниками.

Именно тогда, полный сил, вернувшись домой я собрался сделать что-нибудь эдакое. Обратив внимание на пустую чашу светильника, я, не знаю почему, решил, наконец, непременно загрузить ее цветным стеклом. Где его можно достать, я уже узнал. В московской области, в городе Лыткарино. Там, говорят, есть свалка местного стекольного завода. Если раньше для меня, изможденного, такая поездка была просто не реальна, то сейчас полный энергии, я на это решился. Надо сказать, мне раньше доводилось бывать в тех местах. Давным-давно, сразу после школы, мы с приятелем ездили в Москву поступать в институт. Тогда, нас, только приехавших в столицу, вечером в метро встретил какой-то знакомый моего друга и повез к себе в этот городок на берегу Москвы-реки. К его старому деревянному дому мы пришли уже в полной темноте. Оставив нас у калитки, паренек пробрался вдоль грядок и скрылся. Через какое-то время дверь дома раскрылась, в ночь хлынул сноп яркого желтого света, и появившаяся тетка громовым матом осведомилась, долго ли мы намерены там торчать, вашу мать! Мои родители работали в школе, у друга с родней тоже все в порядке. Конечно, нам были знакомы элементы «русского титула», как А. С. Пушкин называл матерщину. Но это, как бы, тихонько, между собой… А чтобы так, громогласно, да еще от взрослого… Короче, мы растерялись, но тетушка оказалась дружелюбной хозяйкой и скоро мы сидели за ее чистым струганым деревенским столом, на котором стояли горшок с печеной картошкой, бутылка с мутной жидкостью и несколько стаканов. Сложив в угол свои вещи, мы принялись за ту нехитрую еду. В итоге я проснулся утром от холода у берега реки на изрытом кем-то участке картофельного поля. Голова раскалывалась. Как я попал сюда – не помню. Рядом, уткнувшись в рыхлую землю, сопел мой приятель. Потом оказалось, что пока мы здесь спали, кто-то как следует покопался и украл несколько мешков картошки. Приезжала милиция, они нас тоже искали, но мы успели прихватить свои вещички, юркнуть в автобус и скрыться. И вот, через много лет, тот же вид транспорта поздним ноябрьским вечером, опять привез меня в этот город Лыткарино. Недавно выпал первый снег и передо мной лежало чистое белое поле с темным бугром примерно в ста метрах от дороги. Похоже, именно в нем находилось нужное мне стекло. Я решительно ступил на эту белоснежную поверхность и…сразу провалился по щиколотку в зловонную навозную жижу! Ну и ну! Как же быть, но я уже вляпался и назад дороги нет. Остается только двигаться вперед, надеясь, что не свалюсь еще в какую-нибудь яму. Так, медленно шаг за шагом, добрался до того бугра, достал мастерок и принялся копать мерзлую землю, время от времени натыкаясь на бутылки, камни, ржавые железки, деревяшки и разные по размеру и форме куски стекла. Мало того, что замерзли руки, в темноте трудно различать цвет найденных осколков. Пришлось брать все, что только попадалось.

Промерзнув насквозь, в темноте, я таким образом за час накопал две большущие сумки и осторожно двинулся с ними в обратный путь. Дожидаясь автобуса, я снова носом ощутил весь ужас предстоящей мне долгой езды в общественном транспорте. Поэтому, как только подошла машина, я юркнул на сиденье за водителем, поджал зловонные туфли и замер, как таракан на морозе. На мне бомжовая куртка на рыбьем меху с большим капюшоном, надев который, можно не обращать внимание на ропот пассажиров из-за резкого запаха нечистот. Но тридцать пять минут на автобусе – это ведь только цветочки. Мне предстояли чуть ли не полтора часа поездки в вагоне метро! Поэтому, добравшись до станции и миновав турникет, я быстро как мог, пробежал по эскалатору и, устроившись на перроне в стороне от всех, дожидался электрички. Когда та подошла, я мигом уселся в углу, спрятал грязные туфли за двумя сумками с драгоценным стеклом, натянул свой капюшон и зарылся лицом в шарф, стараясь не видеть, как пассажиры, чертыхаясь и фыркая, переглядывались и отсаживались от меня подальше. С такими проблемами добрался наконец, я до дома, где доверху наполнил чашу светильника кусками чудесного цветного стекла. Как же теперь приятно узнать от коллег, что занятая у нас своими делами съемочная группа одного из главных каналов ТВ, в программе для показа на всю страну, желает использовать, как очень интересную деталь декораций, этот мой кованый светильник!

Эссе: «Новое озеро»

«Водка – славный питейный напиток»

Григорий Распутин

Не стану спорить с Григорием Ефимовичем, тем более, что сам на деле узнал созидательную силу этого продукта. Все началось с того, что один из наших людей объявил о возможности получить хорошие участки земли под личную застройку в ближайшем Подмосковье, в 20 километрах от Москвы. В начале тех 90-х действительно все решалось или быстро, или никак не решалось. Нужно не зевать, а скорее браться за дело. Тем более, что какой-то земельный опыт у меня уже был. Правда, не однозначный. Сейчас расскажу.

Я жил тогда в Москве, в районе Метрогородка. Там, в самом конце Открытого шоссе тянется линия электропередачи. Как-то, прогуливаясь вдоль нее, я учуял вкусный запах шашлыка и, присмотревшись, увидел, что ранее свободная земля под этой ЛЭП вся теперь была разделена на отдельные участки глухими заборами, из-за которых доносился женский смех, басистый хохот и ароматы жареного мяса. Словом, все что угодно, кроме признаков моего участия в этом празднике дележки земли. Я двинулся вдоль сплошной шеренги участков, чтобы найти хоть какую-нибудь свободную нишу. И наконец ее отыскал. Кусок земли размером в две сотки, как будто ждал меня. Рядом, на огороженной делянке копался в грядке мой будущий сосед-пенсионер. На всякий случай я спросил его, не занята ли эта земля. Он уклончиво ответил, что на днях уже был один претендент, что тот обещал вернуться, но пока не появлялся. «Отлично, – закончил я, – если он придет, скажите, что участок теперь мой». Потом сходил на ближайшую свалку, где нашел пару железных труб и, вооружившись лопатой, в знак того, что земля теперь моя, вкопал их и перевязал проволокой. Каково же было мое озверение, когда вернувшись на следующий день, я увидел какого-то хмыря, выкапывающего мои столбы. «Что вы делаете!» – заорал я, подбегая к нему. Среднего роста, моей комплекции, он оторвался от своего занятия и смерил меня злобным взглядом. «Это моя земля, – заявил он, – здесь что хочу, то и делаю». «Как это твоя, – вскипел я, – когда я сюда пришел, здесь не было даже твоей тени!». Вчерашний сосед – пенсионер уже рылся у себя на участке. «Дед, – обратился я к нему, – был я здесь вчера или нет?». Он молча развел руками. «А этот…», – я прервался, чтобы по обиднее назвать соперника. Но тот не ждал и разразился матерной бранью. Я ответил ему тем же. Сосед, с грязными руками и открытым ртом, следил за перепалкой. Между тем страсти накалялись. Моя рука потянулась к лому, его – к лопате. «Я вижу, ты очень хочешь скандала, – заорал он злобно, – но ты еще не знаешь из каких мест я приехал!». И желая меня ошеломить, он назвал один из самых тогда проблемных южных городов нашей страны. На мгновение я замер. Потом захохотал и поведал ему причину своего смеха. «Это же и мой родной город», – проговорил я, приходя в себя. Назвал так же улицу, где родился и вырос. Соперник застыл в изумлении, потом тоже рассмеялся. Выяснилось, что мы там почти соседи. Надо же, в двух тысячах километров от родных мест, два не самых глупых молодых человека, один – научный сотрудник, другой, как оказалось, литератор, готовые к драке из-за куска земли, сцепились мертвой хваткой, поливая при этом друг друга отборной матерщиной! Я, конечно, сразу же отказался от своих притязаний на участок. Он, естественно, тоже. Посовещавшись, мы по-братски, поделили нашу землю. Что с ней стало потом – не знаю. Появились другие проблемы и там я больше не появлялся.

Вот и теперь, не затягивая, я вторично с головой окунулся в знакомую земельную тему. Перебрав множество вариантов, остановился на таком-то районе Подмосковья и, соответственно, на их главном городке, где стал искать и никак не мог найти подходы к его администрации. Так или иначе, к маю 1990 года за мной как-то закрепили пять участков на большом ромашковом поле в одной из деревень упомянутого района. Когда наш царь Петр Первый начал войну со шведами, для его армии, среди прочего, потребовалось очень много кожи. Сбруя, вожжи, другие части конской амуниции, офицерские портупеи, да и мало ли что еще – это все кожа и кожа. А ее-то, как раз, тогда в нужном количестве не было. Послал тогда царь своего сподвижника Брюса, разведать место под Москвой для раскрутки кожевенного производства. Тот объездил много сел и остановился там, где потом был построен кожевенный завод. Москва недалеко. Не более двадцати верст. И вот потянулись туда и обратно обозы, груженные сырьем и необходимой царю готовой продукцией. Медленно ползет лошадка. Двадцать верст, оно хоть и не так далеко, но где-то неплохо бы остановиться, отдохнуть, выпить чайку, а лучше – чего-нибудь покрепче. Потом можно снова в путь. Как раз в месте таких вот остановок, ловкие люди открывали питейные точки и строили помещения для отдыха. К ним прилипали другие избы и все прочее. Так вот появились на этом кожевенном пути деревни, в одной из которых находились мои участки. Хотя «мои», в тот момент – это громко сказано. На бумагах об их выделении мне, еще должен был расписаться глава местного сельсовета. То ли что-то там ему напели, но когда я пришел за подписью, он просто выставил меня за дверь, сказав, что вся эта земля предназначена для работников местных хозяйств, а не для чьих-то дружков, залетевших неизвестно откуда! Я уже с ним и так и сяк. Через его друзей и секретаршу. Ни в какую! «Я же сказал, что только через мой труп, – гремел сельский глава, – не подпишу, пусть он к себе проваливает!» Конечно, можно перепрыгнуть через голову и обратиться в городскую администрацию. Но там я вообще никого не знаю. Так я возвратился в Москву и с кислой миной появился на фирме. Это заметила наша гостья, о которой нужно сказать особо. Увы, ее уже нет в живых, поэтому, чтобы не теребить память о ней понапрасну, назовем ее просто «ЛН». Итак, немного о нашей ЛН. До приезда в Москву, она работала кем-то в одном из крымских пансионатов. Перебравшись к нам, она где-то раздобыла старую «Таврию» – такая украинская колымага, если кто не знает. Потом, разодевшись, как нужно, остановила свою тачку на оживленной трассе, открыла капот и, задрав юбку, с головой окунулась в двигательный отсек. Моментально с ней рядом остановилась дюжина машин из которых повылазили мужики, готовые помочь бедной даме разобраться с проклятой техникой. Наша ЛН быстро оценила обстановку и выбрала одного из них, оказавшегося главой страховой компании. Странно, но машина сразу завелась, а у них завертелся бурный, но короткий роман. Дело в том, что через пару месяцев, повторив свой трюк, ЛН поймала куда более крупную рыбу и ее карьера стремительно пошла в гору. В описываемый момент она была уже генеральным директором одного из спортивных клубов Москвы. Приехав со светской тусовки и заметив моё плохое настроение, спросила, в чем причина. Я описал положение дел. «Тебе надо идти в администрацию города», – посоветовала она. «Если уж меня так послали в сельсовете, – ответил я, – кому я буду нужен в городе?». «Тогда вот что, – поразмыслив, решила ЛН, – поехали вместе». «Куда это мы поедем?» – спросил я. «Прямо к руководству города, – продолжила она, – там скажешь, что я из такой-то фирмы и участки эти – наши, хоть оформлены на тебя». Фирма, упомянутая ЛН, в то время гремела из каждого утюга! Я бросил на нее оценивающий взгляд. А что, одета она с иголочки. Выглядит – супер! Говорю, явилась к нам прямо из элитного клуба. Чем черт не шутит? И мы вместе рванули в тот городок. Оставив ее в машине, я узнал, кто из замов главы администрации занимается земельными делами. Оказалось – одна конкретная дама. Сказали, как ее зовут и назвали номер кабинета. Вернулся к машине за ЛН, и мы вместе направились к нужной двери. По дороге согласовали линию поведения. И начался наш цирк! Я тихонько постучал в дверь кабинета, приоткрыл ее и робко, почти на цыпочках проник внутрь. Средних лет дама за столом, оторвавшись от бумаг, недовольно взглянула на меня, но пригласила к столу. Извинившись пару раз, я попросил ее не губить меня и, хотя бы только выслушать. Удивленно глядя на меня, та спросила, как это «не губить» и в чем, собственно, дело. Коротко описал ситуацию. Я – де, год тому назад, взялся выбить участки в таком-то месте здешнего района для руководства нашей фирмы. Я с придыханием изрек ее громкое название. Вижу, оно произвело определенный эффект. Я продолжал. Они там только из-за этой земли и взяли меня на работу. Устроиться к ним почти невозможно, а вылететь там очень легко в два счета. Чтобы избавить мое руководство от беготни, участки оформил на свое имя. А теперь, когда все так затягивается, моя грозная начальница решила сама во всем разобраться и сейчас ждет за дверью. Ради все святых, прошу принять ее, иначе мне не жить! Похоже, своего я добился, так как услышал: «Ну хорошо, пусть войдет» и сразу бросился к двери. Распахнув ее и немного согнувшись как бы в поклоне, наблюдал, как ЛН вплывала в кабинет. Направившись прямо к столу той начальницы, она без приглашения уселась в кресло и велела мне ее представить. Суетливо подбежав, я с придыханием произнес имя и отчество посетительницы, а, так же, ту высокую должность, которую она занимает в названной компании. Надо сказать, это произвело известное впечатление на даму за столом. «В чем же все-таки проблема», – спросила она, глядя на нас. Поскольку ЛН застыла и хранила ледяное молчание, я принялся сбивчиво объяснять, что дело скорее всего в размерах выделяемой земли. «Глава сельского совета считает, что пять участков слишком много даже для нашей организации», – сказал я с укором. «И он прав. Конечно это перебор! – заявила хозяйка кабинета, – у нас большая очередь из своих жителей, а здесь еще чужие». «Но ведь мы все-таки для района сделали то-то и то-то», – пробормотал я смиренно. «Ну и что из этого, – парировала заместитель главы, – вы же не одни такие». Я робко привел другие аргументы. В ответ опять последовали ее возражения. Словом, началась вялая деликатная пикировка…

Внезапно ЛН, встала, взглянула на свои очень дорогие часы, и, глядя перед собой, обратилась ко мне, отчеканив: «Сегодня, в 18.00 я жду от вас информацию о решении этого вопроса. Желаю вам, чтобы оно было положительным. Иначе, сами понимаете… У вас еще есть два часа». Потом, не прощаясь, направилась к выходу, я же бросился суетливо открывать ей дверь. Потом вернулся к столу и как верный побитый пес, бессильно опустил руки и сник. «Какая она у вас строгая, – промолвила начальница, – она что, всегда такая?». «Да что вы, – заверил я, – это еще цветочки. Бывает гораздо хуже…». «Ты давно там работаешь?» – спросила она, внимательно глядя на меня с оттенками жалости и презрения. «Уже год», – ответил я упавшим голосом. «Уже целый год», – повторил я сокрушенно. «Ладно, давай сюда бумаги», – подумав, сказала начальница и подписала документы. Я сделал вид, что от счастья готов целовать ей руки. Она отпрянула и улыбнулась. Довольный, я вылетел из ее кабинета и кинулся к машине, где ждала меня наша драгоценная ЛН.

Итак, пять участков у меня в кармане. На неделе отправился знакомиться со своей землей и ее окружением. Мои участки выстроились в ряд у самого края соснового леса. Песчаная почва, высокие корабельные сосны, чистейший воздух! Что может быть лучше. И это в каких-нибудь двадцати километрах от Москвы. На другой стороне поля виднелись старые дома той самой деревни петровских времен. Лепота! Довольный, гулял я в лесу и восторгался, пока не появилась какая-то старуха и спросила, не я ли купил эти участки? Если да, то – зря. Удивившись, спросил, почему?.. Ее ответ был неожиданным.

Надо сказать, по дороге мне уже попадались большие самосвалы, груженные песком. Оказывается, этот песок из местного карьера, который находится от нас примерно в трехстах метрах. Так вот, песок закончился и когда дошли до глины, начальство наверху решило построить в котловане этого карьера крупнейший в Европе… мусоросжигательный завод. Нет, конечно, если все по уму и всякие там фильтры, то такие заводы бывают и в центрах европейских городов. Но здесь вам не Европа и мусорный завод с неизбежными «отдельными нарушениями» – просто катастрофа и нам он совсем ни к чему. «Нужен-не нужен, – обреченно сказала бабка, – вопрос уже решен. Через два месяца, в июле, начнется стройка». Выложив все это, старуха направилась к себе в деревню.

Честно говоря, порой я себя недолюбливаю. Скажем, за какую-то нерешительность и что-нибудь еще… Но чего у меня точно не отнять, так это способность спонтанно совершать поступки, на первый взгляд, нелепые, но приводящие порой к удивительным результатам. Так и здесь. Ну, пошла эта бабка к себе и ладно. Так нет же. Зачем-то догнал и подробно расспросил, как ее, если что, можно отыскать и только потом поехал смотреть злосчастный карьер. Он действительно находился в опасной близости. Глубокий, с полкилометра длиной, котлован, разделенный надвое дамбой, по которой сновали видимые отсюда маленькими, рыжие самосвалы. Внизу работал, казавшийся игрушечным, экскаватор, выбирая последний песок и обнажая слой желтой глины. Представилась страшная картина с чудищем – заводом, дымящим в этом котловане. Стало не по себе и, покинув карьер, я вернулся назад к моим, ставшим уже не такими желанными, участкам. И опять встреча с той же бабкой. Подъезжая со стороны деревни, я увидел ее, идущей вдоль дороги, рядом с которой по другую сторону были два, похоже, высохших озерца. Остановившись и выйдя из машины, я расспросил старуху об этих ямах. Оказалось, это и правда бывшие еще при царе, деревенские пруды, в которых купались люди и водилась рыба. Так было, пока не втемяшилось кому-то в голову эти водоемы чистить. Позвали неизвестно кого, а те прорвали глиняный слой, запирающий снизу воду и та ушла. Пруды, как видим, заросли. С глиняными слоями – это где как. Маленькая глубина, как здесь, вода может исчезнуть. А повредишь такой слой на большей глубине, брызнет фонтан, не остановишь! «Черт возьми, так…», – подумал я, уже не слушая старуху. Однако, взялся ее подвезти. Она отказывалась, но я настоял и приехав к ней, убедился, что бабка точно живет в этом доме. На том мы расстались.

Надо же, как странно устроена жизнь. Неделю тому назад, уже знакомая нам ЛН выбила для меня проблемные участки земли, которые теперь оказались под вопросом. А недавно ее же люди навесили на меня очень тяжелый долг, для погашения которого пришлось у других крутых ребят занимать деньги под огромный процент с сумасшедшей распиской.

Это привело к еще большему и, главное, растущему долгу. Куда я только не обращался. Все упиралось в выданное мной обязательство, где было ясно написано, что я, такой-то, номер паспорта, год выдачи, прописка и т. д., взял в займы у такого-то, далее – Ф.И.О., сроком на столько-то месяцев такую-то сумму. Возврат денег я гарантирую всем, что имею на тот момент. Дата и моя подпись. Страшная бумага. Денег без такой расписки не давали, а люди нашей ЛН уже ждали меня и требовали возврат долга. Пришлось эту бумагу подписать. А раз так, если этот заём отдавать нечем, готовься все потерять. Выхода здесь нет никакого, говорили мне как юристы, так знакомые силовики и другие знающие люди. Все было именно так, пока я не оказался у одного адвоката, который выслушал меня и пробежал глазами мою расписку. Потом извинился, что не может заняться мной сегодня и пригласил на завтра. «Тогда и начнем решать ваше дело», – просто сказал он. Я опешил! Как это, «начнем решать»? Разве здесь есть какое-то решение? «Конечно, – сказал тот, – выход есть всегда». Эти волшебные слова я повторял по дороге домой, где уселся в кресло и, взяв ту роковую расписку, совсем другими глазами посмотрел на ее текст. Слова юриста убеждали, что выход есть. А раз так, его нужно просто отыскать. И вскоре я его нашел. Я не люблю употреблять слово «Вдруг!». Но это было и впрямь как озарение! Расхохотавшись, я позвонил соседу чтобы, зашел. Когда тот явился, дал ему бумагу и ручку, и попросил написать кое-что под мою диктовку. Он очень удивился, но все выполнил.

На другой день, я связался с представителем моего кредитора и просил зайти ко мне. Когда тот пришел, загорелый после катания на яхте, я сообщил ему что деньги для возврата долга я нашел. «Супер, – обрадовался тот, – где взял, если не секрет? Сумма-то большая!». «Впрочем – неважно, – добавил он, – деньги нам сейчас очень кстати. Когда намерен вернуть?» «А я их уже вернул, – холодно сказал я, – не стал ждать вас и отдал их человеку, указанному в расписке. Как видишь, погасил весь долг». В подтверждение своих слов, я выложил на стол написанную вчера соседом бумагу, в которой говорилось, что такой-то, далее следовали его Ф.И.О., совпадающие с теми же в моей долговой расписке, получил от меня всю сумму долга и претензий ко мне не имеет. Внизу дата и подпись. В наступившей тишине было все что угодно: изумление от моей наглости, сомнение в состоянии моего рассудка и еще много всего тому подобного… Я молча ждал. «Ты крупно играешь. Совсем рехнулся? – наконец сказал их человек, – какой еще «тот, кто указан в расписке»? Это же вымышленное лицо. Мы выдумали его имя и фамилию, и указали только их, чтобы самим не светиться. Его нет на свете. Поэтому нет и его паспортных, и прочих данных. Деньги ты брал у нас, нам же их и вернешь». «Боюсь, юридически это не так», – сказал я. – Расписка – это документ. В ней ясно сказано, что мой кредитор, «такой-то», через своего представителя, то есть одного из вас, выдал мне означенную сумму. То, что не указал другие свои реквизиты, скажем: номер паспорта, прописку и прочее, ограничившись именем, отчеством и фамилией, говорит о его очень высокой степени доверия ко мне и дела не меняет. Такова была его воля». Помолчав, я добавил: «Мы встретились и, судя по подписанной им бумаге, я полностью расплатился. Данные о нем в его уведомлении о погашении долга, те же, что и в моей расписке». «Если что-то не так, в суде попробуйте доказать обратное», – закончил я. Крыть ему было нечем. Все обернулось так, что даже эти не простые ребята спасовали и плюнули на меня. Деньги, я потом им, конечно, вернул. Но ровно взятую сумму, а не с их сумасшедшими процентами. Как уверенность того адвоката, так и слова этой старухи открыли мне глаза на то, что выход здесь есть! А найти и реализовать его – это уже дело техники.