Текст книги "Калейдоскоп"

Вернувшись в деревню через пару недель, я подъехал к нашей бабуле, чтобы узнать, где живет и как зовут машиниста того карьерного экскаватора. Она рассказала, что он зовется Петром и живет вон в том доме с больной матерью. Вечером того же дня, я, сидел в машине, и нервно курил, ожидая Петра у ограды его дома. Смеркалось. Вижу, качаясь, идет, наконец, наш трудяга. Когда тот подошел к калитке, я его окликнул. Он остановился и уставился на меня и машину. Номера я на всякий случай, замазал. Подойдя, я поздоровался и позвал его к открытому багажнику. Там указал на два ящика водки и сказал, что все это – для него. Петя, удивленно поглядел на водку и, слегка протрезвев, спросил – за что это ему и что надо сделать. «Ничего особенного», – ответил я сдержано. Потом продолжил: «Я слышал, у тебя больна мать, чем, если не секрет?» Пожав плечами, Петр ответил: «Так, разное, в основном – астма». «Ясно», – сказал я задумчиво. Потом спросил, знает ли он, что завод, который намерены строить, может потом ее… Я не закончил, как он вспыхнул: «Все про это у нас говорят. А что мы можем сделать? Мы здесь ничего не решаем!» «Вот тут, ты ошибаешься», – сказал я уверенно. – Ты-то как раз и можешь здесь все изменить». «Это как же», – спросил он с вызовом и долей интереса. Я наклонился к нему и прошептал на ухо несколько слов. Он опешил. «Так оттуда же…», – начал он. «Точно, – сказал я, – и не будет здесь никакого мусорного завода». «А как же я, а мой экскаватор?» – спросил он неуверенно. «Ты успеешь убежать, – заверил я, – а экскаватор… ну, машина там останется. Что для тебя дороже – эта железяка или здоровье и жизнь матери и всех деревенских друзей, с кем ты вырос и дружил? Соберись, выпей немного для храбрости и за дело… Решено?». «Ну, нет, так сразу, не знаю, – промямлил он очень неуверенно, – потом посмотрим…». Однако, он затащил к себе ящики с водкой, и мы расстались. Надо сказать, на долго. Я исчез. Был тогда май 1990 года. Еще рулят коммунисты, я сам член партии. Наверху решили здесь построить мусоросжигательный завод. Если Петя все сделает, как я посоветовал, стройке конец. Станут искать, виновных. Конечно, Петра, как работягу, особо не тронут. Скорее всего накажут начальника за то, что тот допустил его, нетрезвого к работе. А вот если экскаваторщик расколется и расскажет, что я ему тогда посоветовал, мне будет уготована, как минимум, психушка. Поэтому я долго трясся и появился в тех краях только в середине сентября. Не забуду то бабье лето. Я с тревогой добирался к карьеру, а подъехав, замер! Там, где должен был дымить громадный завод, расстилалось большое голубое озеро. Солнце освещало высокие корабельные сосны и светлый песок на его берегах. Красота – не передать! Петр, похоже, не зря получил свою водку. Сделал, как я нашептал – рванул ковшом слой глины на дне. Только потом я узнал, что хлынувший оттуда водяной столб полуметровой толщины, за месяц заполнил весь карьер, создав это наше новое озеро, которое, как говорят, теперь видно даже из космоса.

Эссе: «Калейдоскоп»

«Выпивка – друг…»

Не помню откуда.

Не знаю, как вы себе представляете машину времени, лично я вижу это так. Нужна бутылка крепкого алкоголя, рюмка для настройки на то или иное событие и закуска для фиксации выбранного периода или временного среза. Казалось бы, нехитрая конструкция, а работает, буквально, как часы и развозит вас туда-сюда во времени, как говорится, на волнах вашей памяти. Попробуем?

Принимаем пару рюмок для настройки. Кстати, здесь главное не превысить порог! Далее, намечаем временной сегмент, фиксируем свой выбор, скажем, котлетой. Терпеливо ждем и наше путешествие во времени началось…

Южное летнее утро. К белой стене моего дома приставлена деревянная лестница. Там, наверху, потемневшая от времени дверь на чердак, зовущая меня, семилетнего мальчишку, в неведомое. До этого дня я даже не пытался туда пробраться. Карниз узкий, лестница крутая, можно свалиться и сломать шею. Но сегодня, наконец-то, решился. Внутри, как в сказочной пещере, застыли глыбы темных балок, всюду пыль и солома, в углу сетка паутины с большим пауком, на полу – коробка с пожелтевшими фотографиями, какая-то железяка, мандолина без струн, палитра с высохшими красками и лисой, юркнувшей в дырку для пальца, а еще пачка писем на чужом языке. В этом доме я родился и вырос. Его построил мой дед, которого я никогда не видел. Он ушел из жизни задолго до моего рождения. Сохранились лишь пара фотографий и несколько лестных отзывов от знавших его людей. Кроме того, запомнилось, как однажды я забрался в бабушкин комод, где среди прочего, открыл небольшую коробочку. И вдруг из нее на меня уставился… человеческий глаз! Я в ужасе пулей вылетел из комнаты, рванул в сад и забился куда-то, дрожа от страха. Только потом я узнал, что четырехлетним мальчишкой во время эпидемии оспы мой дед одновременно потерял отца, мать и свой левый глаз. Увиденная в комоде страшная штука – это его искусственная замена.

Тогда, после смерти родителей, сироту приютили его родные. Он вырос, как-то ухитрился устроиться в жизни. Женился, растил детей, одни из которых потом умирали сами, других убивали люди. Как, например, его сына, моего дядьку, которого расстреляли, как врага народа, 31 декабря 1937 года. Шлепнули в новогоднюю ночь, оставив несчастным сиротой его маленького сына, и отправились к себе домой к праздничному столу. Из-за непролетарского происхождения, он два года отпахал рабочим на нефтяных промыслах, чтобы взяли учиться в институт. Хорошо, туда тебя приняли, так одумайся, проснись, будь как все. Так нет же он, видите ли, принялся отлично учиться, мало того, завел дружбу с каким-то обрусевшим немцем, а еще после учебы, цаца какая, был направлен на стажировку к буржуям в Америку, в штат Техас. Зря он надеялся, что потом ему не припомнят все эти фокусы. Так что, мандолина и палитра, скорее всего, его вещи. А кому и кем написаны те письма, неизвестно, да уже и неважно. Тем более, что в дымке прошлого появился мой добрый друг – большое ореховое дерево.

Еще капелька жидкости для настройки и закуска, и вот оно, проявилось во всей красе.

Как приятно забраться на него ранним утром и сидя на ветвях в тени плотных ароматных листьев, слушать там птиц и вдыхать влажный утренний воздух. Это было так прекрасно и обыденно, как небо и солнце, как новый день. Теперь всего этого уже нет. Дом снесли, дерево спилили, а страну разрушили…

Еще порция, и мы уже в другом времени и месте.

Точно! Это же наша экспериментальная установка! Здесь мы ставим научные опыты. Сказать точнее, псевдонаучные. Лихо осваиваем бюджетные деньги. Потом, когда все накрылось, нашу липовую контору разогнали, а ее здания продали по частям. Но сейчас, когда так сказать «во времени», мы находимся здесь, до конца шарашки еще очень далеко. Напротив, работа кипит. Чтобы понять, каким нужным делом мы занимаемся, представьте, что вам за чаем, для размешивания сахара, вместо простой чайной ложки, предлагают воспользоваться дорогим и весьма сложным устройством размером с кастрюлю, которого, правда, пока еще нет, но со временем, если оно все-таки будет создано, размешивание сахара с его помощью может стать более эффективным, чем допотопной ложкой. При том, вы – младший научный сотрудник и руководитель маленькой группы в лаборатории одного из «кастрюльных» институтов Академии наук и призваны за бюджетные деньги создавать это самое устройство. Совсем как в НИИЧАВО у братьев Стругацких. А вишенка на торте – то, что наша установка стоит рядом с Кремлем, на дорогущей земле в самом центре Москвы. Здесь нет никакой политики. Просто так сложилось. Итак, видим – работа кипит. Но, слышите, наш шеф сообщает, что мне предстоит поехать на неделю в научную командировку в другой город. Там коллеги делают почти то же, что и мы. Недавно от них побывали гости. Видимо, понравилось, как мы здесь клепаем эту нашу кастрюлю. Ну ехать, так ехать. Собрался – и в путь.

Изображение расплывается! Добавляем немного для настройки, закусываем и наблюдаем дальше…

Приехал я к ним, а там в лаборатории стоит, как видим, такая же Машина времени, как здесь у нас с вами, только работает на чистом спирте. Говоря научным языком, теперь мы оказались в их «временном поле». В смысле, крепко выпили. Уже вечерело, когда от

частых фиксаций у меня вдруг родилась идея, которую с подогретой готовностью решили проверить здесь и сейчас, в этой же лаборатории. Что нужно, быстро собрали и поставили эксперимент. Надо же, похоже что-то подтверждается! Еще одна попытка. Тот же эффект. Больше суток мы не спали, сменяя друг друга, ставя опыты и занося результаты в лабораторный журнал. Не стану особо касаться деталей, но возможно мы наткнулись на новое явление. Говорить, конечно, рано. Но кто знает, а вдруг! Вернувшись в Москву, доложил обо всем, начальству. К моему удивлению, реакции не последовало практически никакой…

А это еще что такое? Похоже, сбой настройки! Мы перескочили в совсем другой временной срез!

Август 1996 года. Москва. Отчетливо видим, как на своей «девятке» я свернул от реки Яузы на Преображенскую улицу и оказался рядом с метро «Преображенская площадь», когда вдруг на противоположной стороне из выхода метро вываливается и падает на землю какой-то мужик. За ним выбегают три битюга, двое бьют его ногами, а третий ищет голову, чтобы долбануть по ней палкой. Милиции конечно нет, прохожие сторонятся и не желают вмешиваться. Сегодня встречные полосы главной дороги на этой улице разделены барьером. Тогда, как видим, этого препятствия не было. Поэтому инстинктивно, не думая ни о чем, выруливаю из крайнего левого ряда, пересекаю все на свете и уже на противоположной стороне улицы рядом с тем мужиком, торможу и открываю ему дверь. Тот ублюдок с палкой, замахнулся, целясь в лобовое стекло. Я слегка двинул его бампером, и он отлетел в сторону. «Забирайся скорее!» – заорал я пострадавшему. Он, весь в крови, плюхнулся в кресло, и машина рванула к набережной реки.

Говорить с ним о чем-то было бесполезно. Он тихо стонал, а потом уснул. Я жил тогда один. Привез его к своему дому, дал немного поспать в машине, потом разбудил и притащил к себе. Там сунул под кран, смыл с него кровь и напоил кофе. Скоро он очухался, выпил еще чашку и не сказав ни слова, направился к выходу. «Ты это куда собрался», – спросил я его. «Домой. Я сам доберусь, – проговорил он, – мы же находимся там-то?» Он назвал мой район. Я ответил утвердительно. «Доберусь сам, – заверил он и спросил, – ты такую-то больницу знаешь?» И назвал какой-то номер. Я отрицательно покачал головой, а он пожевал разбитыми губами и закончил: «Если у нас попадешь в хирургию, ступай ко мне. Я там главный». На предложение его отвезти, незнакомец отказался и покинул меня той же ночью. Я так и не узнал за что так отделали этого хирурга. Может, отхватил кому-нибудь что-то не то…

Еще немного для настройки, и мы снова на нашей установке.

Мой доклад начальству о новом явлении, как видим, не привлек большого внимания. Скорее даже вызвал нездоровый интерес. Причина проявилась через пару дней, когда, оставшись после работы, мы с коллегой, Виктором Мамаевым возились на установке, продолжая опыты, начатые мной в Киеве. Открылась дверь и вошел начальник лаборатории. Подойдя, он осведомился, что это мы тут делаем? Я объяснил, что в рамках доложенного, продолжаем то, что было начато там, в командировке. Он помялся, попросил Виктора нас оставить и когда тот ушел, спросил, известна ли мне тема его докторской диссертации? Странный вопрос, разумеется – вся лаборатория на нее пашет. Вдруг до меня дошло. Технически это вам сложно объяснить, но если то, что мы там нарыли, подтвердится, то на диссертации шефа можно ставить крест. Прямо скажем, сложный случай. В стенах одной из ведущих лабораторий института вечером, после работы столкнулись интересы шефа и его сотрудника. В общем, в такой ситуации второму персонажу явно бы не поздоровилось. Но здесь была изюминка. Наш институт – академический, а год, напомню, 1988-й и я, как-никак, член компартии. Тогда в научной среде это был довольно редкий и очень крупный козырь. Поэтому на прямой вопрос, нельзя ли с этим феноменом немного подождать до защиты его диссертации, я наскреб в себе наглости и ответил отказом, напомнив, что мы находимся в стенах Академии, в этом храме науки. Если и правда речь идет о новом явлении, то здесь торги и компромиссы исключены. Шеф пожал плечами и вышел. А я еще раз перечитал в газете недавно принятый Закон о кооперации, дающий право любому открывать относительно независимые организации. Тогда я и решил создать свою научно-исследовательскую фирму, где не будет такого рода условностей. Что, надо сказать, я в скором времени и проделал.

Что это там у нас? Не могу разглядеть… Добавим для настройки. Теперь видно лучше…

Как же, помню… То, что здесь выдала нам Машина, это временной срез далекого 1964 года. Именно в это время я, четырнадцатилетний сопляк, отхватил две важные оплеухи и, к тому же, нашел себе «коллегу» и друга. Случилось это так…

Мои родители почти каждый свой двухмесячный учительский отпуск не отдыхали, а проводили в пионерских лагерях, работая воспитателями в разных возрастных отрядах. Отец, конечно, в старших, а я всегда с ним. Мой батя был довольно суровым мужчиной. Сказались некоторые особенности его происхождения и биографии. Дело в том, что по обеим линиям своих родителей он – прямой потомок довольно упертых староверов. В таких семьях особо не забалуешь. Поэтому не удивительно, что однажды, когда за обеденным столом мой тринадцатилетний папа, вздумал бедокурить, его отец, пару раз безуспешно одернув, просто взял за шиворот, вывел и вытолкал на улицу за калитку, которая захлопнулась за ним на долгих два десятка лет. Отец не любил об этом рассказывать. Знаю только, что он как-то перебивался, работал где мог, учился, прошел подряд две войны – Финскую до 1940 года и следом Отечественную… Только через двадцать лет батя вновь перешагнул порог своего дома. Он всегда смеялся, рассказывая, как встретил его постаревший отец: «Открываю я эту самую калитку. Твой дед сидит в беседке и пьет чай. Увидел меня, немного помолчал, потом крикнул бабушке: «Мать! Твой Вовка вернулся. А ты переживала…». Такие вот порядки. Так что моя первая оплеуха – это вполне заслуженный итог следующего события.

Итак, первый отряд пионерлагеря. Ребята старше меня на два-три года. Сегодня все, кроме двух дневальных – рослого рыжего паренька и меня, ушли в дальний поход до вечера. После обеда к нам в палату принесли сухой паек – миску с печеньем, чтобы мы все разложили поровну на подушках. Получилось по семь штук на кровать. Сидим мы, голодные, глядя на эту еду и тут мой напарник предложил слопать по одному печенью от каждой кровати. Никто же не знает, сколько их там должно быть. Сказано – сделано. Немного подумали и съели еще по одному. Потом я куда-то отошел. Слышу – зовут. Прихожу в нашу комнату, а там все уже вернулись из похода. Отец меня спрашивает: «Сынок, сколько штук печенья должно быть на каждой кровати?» Оробев, отвечаю: «Семь». «А почему их там только пять?» – и не дождавшись ответа мой суровый батя влепил мне такую оплеуху, что я отлетел в угол комнаты и раз, и навсегда запомнил: «Не твое – не тронь!»

Немного жидкости из бутылки, ломтик сыра и мы, оставаясь в этой пространственно-временной точке – том же лагере, увидим другое важное для меня событие.

Лагерная смена когда-нибудь кончается. Иногда приезжают родители и кого-то увозят. Но в основном, все сидим и скучаем на скамейках в большой палатке и ожидаем автобусы. Рядом со мной устроился мой недавний знакомый одного со мной возраста из другого отряда. С его подачи мы называли друг друга «коллегами». Так бы и сидели, если бы мне не вздумалось оживить обстановку и поумничать. Не знаю, что на меня нашло. Выхожу к центру палатки, требую внимания и объявляю, что намерен ознакомить присутствующих с гипотезой Иммануила Канта о происхождении Солнечной системы. Я начал с жаром вещать, что по мнению этого философа все планеты и даже Солнце сформировались из гигантского пылевого облака и т. д. Выступление было настолько неуместно, что все удивленно молчали. Я продолжал бы вещать, расходясь все больше, но внезапно поднялся один из слушателей, крупный парень постарше меня, подошел ко мне и молча отвесил громкую оплеуху. Он задумался не дать ли и вторую, но вдруг справа от меня встал мой «коллега». Нападавший поглядел на нас, передумал и сел на свое место. Я заткнулся, стушевался и мы с приятелем вернулись на лавку. Надо сказать, мне очень большую пользу принесла эта пощечина. Во-первых, стало ясно – надо знать, что говорить, кому, где и когда! И, главное, с этой оплеухой я приобрел друга, того самого ставшего рядом «коллегу» – Сергея Чернера. Увы, наша дружба длилась недолго, так как жизнь его очень рано трагически оборвалась… В то далекое время, вернувшись из лагеря, мы стали часто общаться, так как были заядлыми радиолюбителями. Какое же невыразимое очарование, находясь в комнате с радиостанцией, слышать в наушниках шумы и десятки голосов со всего мира на разных языках и наречиях. Бывая у него дома, я заметил, что у отца Сергея нет левой руки. Услышанная от моего друга история об этом меня просто поразила! Оказывается, во время войны его отец попал в плен и с массой таких же заключенных был отправлен в концлагерь. Как еврей, он конечно хлебнул там по полной программе. Так или иначе, но с кучкой узников они решили бежать из того лагеря и ухитрились подползти к столбам ограждения зоны. Вот там-то отец Сергея и потерял свою руку самым страшным образом: добравшись до колючей проволоки, он ухватил ее голой рукой и, упершись локтем в землю, приподнял и держал, пока другие выползали на волю. Но тут охрана их заметила и подала на колючку электрический ток. Я сам, побывавший под ударом высокого напряжения, могу себе представить весь кошмар ситуации. Бедняга сразу потерял сознание, а его парализованная рука сделалась своего рода омертвевшей подпоркой, продолжавшей удерживать колючку над землей, чем спасала других людей. Потом сбежавшие его вытащили, унесли с собой и укрыли, но сгоревшую руку пришлось удалять. Об этом поступке Моисея Чернера, отца Сергея, я еще кое-что узнал от знакомых фронтовиков. Но, увы, слишком мало…

Есть там у нас еще что-нибудь для настройки? Отлично! Вот. Что-то новенькое. Посмотрим. Как же, известное дело…

Хирурга, помнится, мы уберегли в 1996-й году. В открывшемся новом периоде 1991-го года, мы с вами выручим другого человека – председателя Совета народных депутатов одного из районов Москвы. Он попал в жернова политики, когда отказался выполнять зловредное решение тогдашнего руководства страны об остановке работы доменных печей на одном из крупнейших заводов столицы. Конечно, по возможным последствиям, это было безумное решение. Тем не менее нас, депутатов нашего района, собрали, чтобы лишить упрямца депутатского мандата и отдать в руки правосудия, что грозило ему годами тюрьмы, каждый из которых мог тогда вполне стать для него последним.

Капелька жидкости для контраста, фиксация парой маслин, и мы уже ясно видим то заседание.

Справа собрались яркие представители новой демократической волны. Слева – осторожные бойцы старой гвардии. Внутренне, они за нашего героя и уверены в его правоте. Но их сковал страх потерять место и сломать себе жизнь. Таким образом, справа одни, слева другие. А я, как видите, сижу один в центре пустого зала, вызывая сдержанные улыбки и общее внимание, поскольку, как коммунист и кооператор в одном флаконе, одинаково близок к тем и другим. После жарких прений, приступили к голосованию. Кто за то, чтобы лишить председателя депутатского мандата, предать суду и все такое. На стороне демократов – лес рук. Кто против – десятка три робких потных ладоней. Кто воздержался? Тут, вы можете видеть, как в гробовой тишине, я один поднимаю руку и сразу же с боков послышался нарастающий ропот осуждения и сочувствия. При такой реакции, прошу слова для объяснения своей позиции. Забравшись на трибуну, заявляю, что так голосовал, потому, что сомневаюсь в правомерности нашего заседания, ставшего, по сути, судилищем. В самом деле, мы внезапно схватили нашего коллегу и судим его, даже не дав как следует подготовиться. Наши аргументы тоже не всегда убедительны. Может за все проделки его надо тут же расстрелять, а мы как-то мычим и мямлим, поскольку тоже не во всем разобрались! Короче, нам всем надо взять таймаут, чтобы подготовится и провести еще одно заседание. «Сколько нужно времени, чтобы вам во все вникнуть?» – спросил я нашего председателя. Он, обескураженно пробурчал что-то про два-три дня. «Неделя, – предложил я, – этого конечно должно хватить». «Верно, – зашумели его сторонники, – надо голосовать за это предложение». Проголосовали.

Большинство за то, чтобы дать всем нам недельный срок на подготовку. Приняв это решение, нашего упрямца отпустили с миром. На следующий день, его в «крайне тяжелом» состоянии успели доставить в нужную далекую клинику, где он отлеживался до лучших времен. Надо сказать, он и сейчас неплохо скачет на коне своего успеха. А попади он тогда в тюрьму? Ну, не знаю, не знаю… Через несколько лет после того случая, он как-то пришел к нам на фирму и там мы с ним крепко дружески обнялись.

Содержимое бутылки заканчивается? Жаль… Должно бы хватить на несколько временных срезов. Скажем, на период мая 1990 года. Это когда я у себя избирался в районные депутаты. Настройка, немного закуски, поехали!

Чтобы стать депутатом в 1990-м году, нужно было выиграть реальную избирательную гонку. Вот я, член партии и кооператор, баллотируюсь в депутаты райсовета такого-то района Москвы. Соперников здесь у меня двое: прыщавый хлюст, спущенный откуда-то сверху и, главное, здешняя учительница, много лет учившая несколько поколений местных ребят. Первого мы убрали легко. Точнее, он сам ушел после того, как на вопрос об отношении к компартии, я ответил, что к коммунистам отношусь, так же, как к колбасе, ветру или, скажем, к птичьему помету. Все, что способно приносить пользу, надо правильно использовать. Это я собираюсь делать, если выберут. Сам я член КПСС, так что у моих избирателей с компартией проблем не будет. Конкурент оценил мой подход, посмеялся вместе с залом, а потом снял свою кандидатуру. Правда, кое-кто из наших ребят убедительно посоветовал ему это сделать. А вот как быть с учительницей? Это проблема…

Кстати, о проблемах. В известных нам вариантах временных машин, будь то у Г. Уэллса в его «Машине времени» или в кинотрилогии «Назад в будущее», герои могли фиксировать дату темпоральной зоны прибытия. Стоило тем нажать нужные кнопки на установочной панели, как их Машина появлялась в точно выбранном времени и месте. В нашем устройстве это невозможно в принципе. Кроме бутылки, рюмки и еды нет инструментов для управления. Все зависит от таких факторов, как запас горючего и его градус, а также точность дозировки и закуска… Именно разбросом данных параметров можно объяснить внезапное явление странных персонажей. Вот и сейчас мы, кажется, пытались решить какие-то проблемы и, видимо, в процессе хватили лишнего. Иначе как появились эти жуткие рожи на опушке леса у кучки испуганных людей, глазеющих на работяг, разбросанных как листья, на грязной земле? Впрочем, это-то я помню очень хорошо! Попробую все объяснить…

Когда я – бывший студент-дипломник, как слесарь четвертого, низшего, разряда, появился в апрельскую лесную распутицу в комплексной бригаде строителей трубопровода, работяги там отнеслись ко мне, в целом, нормально. Единственно, что они никак не могли взять в толк, так это мое категорическое нежелание пропустить хотя бы стакан водки за обедом. Сбегать за бутылкой это, пожалуйста. А вот выпить – нет! В той бригаде я проработал с апреля до ноябрьских холодов. В это время, а именно 16 мая 1977 года, и случилось видимое нами событие, которое с тех пор я ежегодно отмечаю среди себя, как второй День Рождения. Все началось с разборок в строительном вагончике на краю леса между бригадой и нашим прорабом по поводу какой-то там премии. В то утро я, как новый человек, в этом не участвовал, а сидел на камне у входа и курил. Наконец все вывалились из вагона и жутко матерясь, недовольные пошли в лес на трассу. Больше других кипятился наш экскаваторщик. Добравшись до места и подойдя к своей машине, он заметил трос в грязи под гусеницей, пнул его сапогом, выругался и велел вытаскивать, когда экскаватор двинется вперед. Мы вчетвером взялись за этот трос и приготовились его тянуть. Ковш оторвался от мокрой земли, машина взревела и медленно тронулась с места. Стоя в самом конце, я заметил небольшой пенек… Здесь в описаниях будем очень точны, чтобы передать все мои ощущения, так как опыт, полученный тогда, по-своему уникален. Почему? Вы скоро поймете. Скажу только, что все, что произошло потом, я и сейчас, через много лет, помню досконально.

Итак, я взглянул на пенек и вдруг произошло то, чему еще не придумано названия! Страшный удар сразу со всех сторон! Первое, что влетело в голову, это вопрос: «За что?!! Что такого я натворил, сколько тысяч людей я заживо изжарил и съел, что меня вдруг так ужасно наказывают?!»

Представьте, как будто вас замуровали в железный ящик, и дюжина циклопов свирепо ударила по нему своими кувалдами! В ушах невыносимо грохнуло, сверху сыпались цветные шары. Всё вокруг – деревья, люди, стоящие поодаль, извивались, кривлялись и корчились. Охватили гнев и отчаяние от злобных ухмылок. Сознание путалось и угасало… И вдруг, второй такой же удар! Он вернул все на место. Ход времени стал обычным. С лиц людей на поляне слетели все их уродливые маски, сменившись выражением страха и озабоченности. Сознание вернулось, влетела мысль: «Давай-ка, парень, деру!». Но как? Своей левой ноги не чувствую. Снимаю сапог – кожа лиловая… Как удивительно работает наш организм! Мгновенно включился естественный механизм дезинфекции. Нашлось море мочи, чтобы обработать ногу и еще налить немного в сапог. Пока проходила эта процедура, тишину леса разорвал резкий сухой треск и перед нами в мокрой траве пробежала огненная змея! Тут уж я, как был, запрыгал на одной ноге от этого проклятого места, добрался до всех и сел, затравленно озираясь и ожидая объяснений. Так что же все-таки случилось? Как вы помните, мы тянули трос из-под гусеницы экскаватора, который с поднятым ковшом повел наш злобный экскаваторщик. Эта глупая скотина двигал там рычагами и думал только о своей премии. Не заметив проходящую над ним высоковольтную линию, он рванул ее ковшом. Как раз в момент касания им провода всех нас разбросал первый страшный удар, грозивший жертвам угасанием и смертью. К счастью, второй удар от контакта с землей упавшего кабеля под напряжением, своим действием вернул нас к жизни. А огненная змея на земле вдоль деревьев – от того что, когда на подстанции сработала защита и все отключила, тетка – диспетчер должно быть решила, что виной тому птицы и снова подала напряжение в лежащий на земле оборванный провод. Повторная отсечка образумила эту дуреху, и она вызвала, наконец, аварийную команду, которая, приехав, спросила: «Была ли уже скорая помощь и сколько увезли трупов?» Когда ответили, что все живы, те даже не поверили. Так уж вышло, что более других пострадавшим оказался здесь я. На всех были резиновые сапоги, на мне – кирзовые, подбитые латунными гвоздями. Этот металл как-то проник в кончики пальцев ног, так что, топая по полу босыми ногами, я еще долго цокал, как подкованная лошадь. Здесь же, ковыляя вдоль просеки в медпункт, я вдруг почувствовал, что моя голова непроизвольно пригибается к земле. Пытаюсь ее приподнять – не слушается, сама гнется к низу. Дело в том, что на пути оказалась еще одна высоковольтная линия и мое бедное тело, как-то учуяв ее присутствие и уже имея страшный опыт действия электричества, старалось как крот, проползти под теми опасными проводами. Конечно, потом все зажило и пришло в норму.

Сами видите, как еще не точна наша Машина времени в выборе нужного периода. Однако, настроимся чуть-чуть и вернемся к районным выборам и моему депутатству.

Зачем я вообще пошел в народные избранники? А было так. Наш научный кооператив только что открылся. Все еще неясно и зыбко. Устроились на первом этаже в помещении ЖЭКа. Разложил на столе бумаги, собрался поработать. Вдруг открылась дверь и ввалился мой однокурсник, пьяный вдрызг. Он успел промычать лишь часть моего имени, как его, пардон, вырвало. День у меня выдался тяжелый. Одно, другое, третье… Эта финальная сцена меня добила. Я откинулся, опустил руки и уже собрался послать все к чертям, как за окном послышались голоса. Кто-то там желает взглянуть, что это за жулики устроились в нашем доме. Мой парень, между тем как мог, перешагнул свою лужу, с трудом добрался до кресла и плюхнувшись в него, уснул. Это меня и спасло, когда группа общественников вошла в помещение и ужаснулась от увиденного. «Что это здесь такое! Это кто?» – посыпались вопросы. Я развел руками: «Вот, какой-то пьянчуга. Похоже, он один из ваших, из этого дома. Сами видите в каких условиях работаем». Это был очень правильный ход.

Сразу же пригласили уборщицу, а я молился, чтобы мой приятель не очухался и не признал меня. Пока уборщица трудилась, я на такси, подальше от греха, сплавил его домой. Наконец, в помещении все помыто, проветрено, можно радоваться. Так нет же! Входит еще один субъект. Такой весь из себя даже представительный мужчина, но навеселе. «Где, – говорит, – могу найти у вас…» и называет мою фамилию. На тебе, еще один! Сжался в кулак и мягко отвечаю: «Простите, зачем он вам нужен?» «А это уже мое дело», – не унимается посетитель. «Хорошо, – говорю, – тот, кого вы ищите, стоит перед вами». Посетитель внимательно осмотрел меня и спросил: «Почему я должен к тебе приходить, а не ты сам ко мне?» Я развел руками. Ну, так вышло… Что еще сказать? Подумав и глядя в сторону, он произнес: «А вот такой-то мне сказал, что с тобой можно иметь дело… Я…», – и он назвал себя. Как молния ударила! Названый «такой-то» – наш благодетель, начальник ЖЭКа, а передо мной, стало быть, его шеф и наш гарант! Очень важная шишка по тем временам. Я сразу поменялся. Стал извиняться, что не признал, называл кучу возможных причин, каялся, лебезил. Словом, мой босс видимо остался мной доволен, потому, что перешел к теме своего визита. Коротко говоря, дело в том, что на балансе его конторы числится какая – то производственная база, которую он хотел бы сплавить в частные руки на выгодных для себя условиях. Мы прошлись по деталям и мой вариант его устроил. В результате в собственность к нам перешла целая куча старых построек 1933 года, с оборудованием того же времени, на площади около гектара дорогой московской земли всего в двух километрах от Кремля. Чтобы разобраться с этим новым приобретением руководителю кооперативной фирмы будут нужны полномочия и возможности хотя бы районного масштаба. Без этого – задача неподъемная. А тут объявили выборы народных избранников. Я решил, что депутатский мандат, как раз то, что мне нужно и выставил свою кандидатуру. Ну, хорошо, того блатного хмыря мы убрали, а как быть с этой учительницей? Смотрите, что мы придумали. Прикиньте, завтра выборы. Накануне, в девятом часу вечера в двери квартир наших избирателей принялись стучать какие-то ребята и громко требовали к себе внимания. Те, кто из любопытства заглянул в глазок или приоткрыл дверь, как правило, видел молодую лахудру подшофе в коротком поношенном платье с чем-то несуразным на голове в компании хорошо поддатого паренька с сигаретой. Они назвались учениками той самой учительницы, и орали, что пришли агитировать за свою «училку». По их словам, как человек она просто – «ващще!» «Ну что, – икает девица, нагло глядя на оторопевшего жильца, – будешь ты, дядя, за нее голосовать или нет?» «Конечно, как же, – заверяет тот, – только за нее». Что подумали избиратели об «училке», воспитавшей таких ребят, сказали результаты выборов, в которых я победил с огромным отрывом. Догадались, кто провел эту агитацию? Правильно, мои люди. Что поделаешь. На войне, как на войне. Мы ведь не святоши. В конце концов, важно не то, как ты стал депутатом, а что потом сделал для своих избирателей и как дрался со всеми за их интересы. Не так ли?