Текст книги "Аванс прошлому"

Вот я рассказал еще об одной стороне своей жизни. Рассказал и как бы облегчился. Вот что, оказывается, мне было нужно. Память оставляет мне подсказки, а я их должен разгадать. А мне больше ничего и не надо. Я ведь могу рассказать только то, что со мной происходило, как все происходило в действительности. И, наверное, прав турецкий поэт, философ Бекташ Вели, который писал:

 
Для тех, кому дано Понимание,
Намека достаточно.
Для множества невнимательных
Простое знание бесполезно.
 

Время. Как часто оно утекает незаметно, словно вода между пальцами. Но иногда можно обернуться назад и все-таки выхватить из прошлого что-то важное для себя.

Не стремясь к каким-либо выводам, приговорам, я лишь излагаю события и факты – самый, по-моему, ценный материал для будущих исследователей. Что же касается моих личных мыслей по тому или иному поводу, заранее согласен с тем, что они могут быть скоропалительны, поверхностны, даже ошибочны. И все равно, ведь и они смогут помочь пытливому уму досконально разобраться во всех сложностях нашего такого непростого времени.

Осталось прожить последний, малый отрезок, за который надо успеть додумать и записать свою жизнь. Написать долгожданный ответ на мучительный, непрестанный вопрос – зачем ты был сотворен? Зачем был выпущен в мир, зачем был наделен талантом видеть и чувствовать? Что должен совершить напоследок, чтобы исполнить волю Творца, перед тем как явиться на суд и положить перед ним добытый в земной юдоли опыт?

Возвращаемся обратно в Саяногорск. Меня несло невидимыми струями какого-то потока. Учеба в институте, проведение лекций, всевозможных занятий в части. Но самое главное – уже подхватывали и несли странные восьмидесятые годы, изменившие многое и многих изменившие. Изменили они и меня. Исподволь, конечно, не сразу. Смерть Л. Брежнева, недолгое правление Ю. Андропова, П. Черненко, словно одежки с луковицы, сдирала с прошлого бытия лихорадка тех лет, охватившая всех поголовно.

Сладостен был акт развенчания матрешек, увлекал.

Непривычно становилось, когда просыпался, сквозняк в самом себе, опасный крен ощущался. Но днем и ночью сонмы ртов, глаз, восклицательных знаков газетных заголовков нашептывали, орали, пели, плясали, втягивали в свой гвалт.

Все у нас было неправильно, был застой и т. п. Генеральным секретарем заступил Горбачев – началась перестройка.

Чувства, мысли, логика – все раскачивалось. Хотелось самому раскрепоститься, не обращая ни на кого внимания, создать свой неповторимый взгляд на жизнь – кокетство какое-то подозревалось тут.

Я берег тогда каждую минуту. Окончив институт, получив звание майора, старался использовать как можно с большей пользой открывшуюся для человеческого духа беспредельность – вот тогда была задача номер один.

Уже и самого слегка пьянило это, призывало, будоражило, мерещились в недалеком, до основания перестроенном будущем собственные сверкающие вершины.

Истосковавший дух требовал пищи – застой кончился. Мировые сокровищницы человеческого гения ждали меня, требовали настойчиво приобщения.

Посещение оперы в Красноярске, музеев в различных городах Сибири, библиотек – как все прекрасно! Как все доступно! Я словно попал в более уплотненные слои, где все уже не так – все теперь крупнее, значительнее: и собственное тело, и ум. Даже лекции для офицеров и солдат, помимо того факта, давали теперь ощущение собственного присутствия – это чувствовали и слушатели, и я сам. И рос от этого в собственных глазах, скрываясь за постоянной улыбкой или полуулыбкой.

А потом уже по инерции, совсем не так, как вначале, стал работать над собой и сам между тем молодел, наливался силой, чуть-чуть стыдливо глуповатой. Был такой налет. Но тем не менее со смелой радостью чувствовал, что, несмотря на возраст, по части внутреннего развития, которое обещало новое время, не уступаю своим слушателям, окружению.

Стал еще глубже заниматься историей. Год занимался историей Петра и пришел к выводу – неужели наши демократы не читали знаменитого указа 1723 г., да и других, о которых говорилось, что они написаны кнутом? Увлечение Петром говорило и о том, что даже такие передовые люди, как Белинский и Чернышевский, были захвачены мыслью о полном своеобразии русского исторического процесса, мыслью о том, что в России великие преобразования могут идти только сверху. А где же демократия?

От Петра, естественно, спустился вглубь, в эпоху Ивана Грозного. Странный осадок остался от нее. Читал, к примеру, переписку Курбского с Иваном Грозным или брал раскольников, призывающих умирать за древнее благочестие, или если брал народ, идущий за Стенькой Разиным, стремящийся свалить гнет помещичьего государства, в той или иной степени стремящийся вернуться к старым порядкам, существовавшим до того времени, когда это государство сложилось и окрепло, – все, ну буквально все! – смотрели не вперед, а назад. Точно так же поступало и боярство, выступающее против царя, все, как сговорившись, смотрели в темную глубь прошедших веков. Все эти странности требовали, естественно, настойчивого осмысления.

Потом пришло увлечение военно-патриотическим воспитанием молодежи. Тема не нова. Ею я занимался на последнем курсе института и защищался на госэкзамене по педагогике. Работа оказалась настолько интересной, что представитель государственной комиссии перед всей группой предложил мне работу на его кафедре в соседнем институте с последующим обучением в аспирантуре. Но так как я был человеком военным, сам решать это не мог, и вопрос пришлось отложить. А увлечение этой темой осталось и даже продолжилось. Свою работу я собирался использовать в диссертации. Но обстановка в стране стала резко меняться. К власти пришел Горбачев. Да, новый генеральный секретарь взялся за дело круто. Крепко он взялся за дисциплину сверху донизу. Главное – сверху. О дисциплине в низах говорили и до него, а вот о дисциплине и ответственности за порученное дело в верхах – впервые. Он беспощадно снимал с высоких постов засидевшихся там стариков и отправлял их на пенсию. На их места выдвигаются новые, молодые. Говорили, будто бы он снял 40 министров из 59. Вот это чистит! Недаром бытует пословица: новая метла по-новому метет.

Его действия приветствует весь народ. В газетах и журналах стали появляться материалы разоблачительного характера, на экраны вышли фильмы, пролежавшие на полках десятилетия. Вместо «Фитиля» в кинотеатрах и по телевидению стали демонстрировать «Прожектор перестройки». Посмертно были реабилитированы Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и сотни других видных деятелей Компартии, соратников Ленина. Даже Троцкого, несмотря на его расхождение во взглядах с Лениным, никто больше не называл изменником и предателем, наоборот, он вспоминался как организатор Красной Армии и пламенный оратор революции.

А Сталина публично с высокой трибуны назвали врагом № 1, никто не говорил больше о его ошибках и заблуждениях, писали о злодеяниях Сталина, называя вещи своими именами.

О Брежневе в период перестройки словно забыли. Ни в одной газете нельзя было найти упоминания ни о нем, ни о построенной им новой социально-экономической формации – развитый социализм. Именно в этот период среди руководителей-коммунистов развилась коррупция, постепенно переросшая в мафию государственного масштаба, нити которой из союзных республик тянулись в Москву.

А вот Хрущева после долгих лет забвения вспомнили. В печати время его правления называли «период потепления». Он бесстрашно возглавил борьбу против культа личности Сталина, против системы произвола и беззакония. И если он не смог довести эту борьбу до конца, то лишь потому, что в то время среди руководителей партии было много сторонников Сталина, в том числе и тот бюрократический многочисленный аппарат, который и сейчас всеми силами противится перестройке.

Все надеялись на Горбачева.

– Вот закончит Горбачев перестройку, и все пойдет по-другому, – говорили в народе.

А вот что написала в газете одна иностранка, побывавшая в то время в Москве:

– Перемены в вашей жизни коснутся каждого, не знаю, расстанутся ли добровольно со своей властью окопавшиеся бюрократы? Откажутся ли от привилегий? Добьются ли люди, чтобы все начальники и руководители отвечали перед народом за свои поступки?

Правильно подметила иностранка, в самую точку попала. Все дело именно в бюрократическом аппарате. Он не отдаст своего. Он-то, этот аппарат, и предал Горбачева.

К старости, когда весь жизненный путь практически уже пройден, у меня возникло такое чувство, словно людей моего поколения бесстыдно обманывали и буквально обворовывали нравственно. Нас десятки лет кормили ложью, скрывая правду в архивах за семью замками и печатями. А мы верили, и только в этом наша вина.

Вот что писал о том времени Владимир Войнович в своей сказке о пароходе:

 
Мы все плывем, но все не там,
Где надо по расчетам…
Был умный первый капитан,
Второй был идиотом.
А третий был волюнтарист,
Четвертый был мемуарист.
Кем были пятый и шестой,
Чего они хотели,
Увы, ни тот и ни другой
Поведать не успели.
Так как нам быть?
Куда нам плыть?
По-прежнему неясно.
Зато об этом говорить
Теперь мы можем честно.
 

Как музыкант, не могу остановиться на песенном творчестве того времени. В частности, на рок-музыке.

«Рок-музыка сейчас популярна, не потому что она пришла «оттуда», что она популярна на Западе, а потому, что она в отличие от традиционных эстрадных песен смогла уловить нервное напряжение нашего перестроечного времени, великих открытий и революций – от социальных до научно-технических», – писала пресса. И действительно лучшие песни рок-групп и ВИА жили, дышали и работали в лад со всей страной. Пример – удачное участие групп «Ариэль», «Машина времени», «Земляне» в различных фестивалях. Участие групп «Автограф», «Круиз», «Браво» в концерте «Счет № 904» с участием ведущих артистов страны, в крупнейшем зале Москвы и страны «Олимпийском». Сбор от концерта собравшего 30 тысяч зрителей, пошел в фонд помощи Чернобылю.

Это подтверждает то, что музыканты принимают активное участие в общественной жизни страны, стремясь держать руку на пульсе времени, и сама музыка пыталась уловить ритм того времени, выйти к слушателям с прямым разговором. Разговор стал вестись о самом-самом, о насущном: об угрозе атомной катастрофы над миром, о совести и долге, о двуличии и подлости. Неожиданной, пронзительной нотой возникла тема материнства. И песня Юрия Лозы из группы «Зодчие» «Мать пишет», исполняемая под гитару, безыскусная и негромкая, завоевала симпатии слушателей.

 
Мать пишет, что снова за окном звенят капели,
Опять весна приходит в срок.
Грачи на гнезда прилетели,
А я читаю между строк:
«Дождусь ли я тебя, сынок…»
 

Как видим, музыка не отменяет вечных тем. Недаром одна из лучших песен Владимира Кузьмина – также песня о матери – запоминается своим печально-пронзительным рефреном:

 
Мама, мама,
Я попал в беду, что мне делать с ней?
Мама, мама,
Я к тебе иду, к мудрости твоей…
 

Лучшие песни шли в ногу со временем, а в последние годы приобрели повышенную активность, ярко выраженное агитационное начало:

 
«Перемен!» – требуют наши сердца.
«Перемен!» – требуют наши глаза.
«Перемен!» Мы ждем перемен!
 

– эти строки из песни группы «Кино», как никогда, соответствуют духу времени, своим гражданским пафосом она перекликается с песней другой ленинградской тогда группы «Алиса»: «…Но я принимаю бой! Быть может, я много беру на себя…», с лирико-философской концепцией группы «Зодчие»:

 
Я знаю, все договорятся,
Отыщут нужные слова
И перестанут притворяться,
И все заборы – на дрова!
 

Но, говоря о гражданской активности, не следует забывать, что и среди музыкантов нет-нет, да проскальзывало уныние и инфантильно-обывательские настроения – нытье:

«Я хочу пить, я хочу есть, я хочу просто где-нибудь сесть…», «Я лишний, словно куча лома…». Любование своим одиночеством, своей ненужностью становится позицией – позицией пассивного созерцания жизни.

Это и открытый эпатаж с иронически-жалостливым отношением автора к лирическому герою:

 
А бедный Вася бутылки сдает.
А мрачный Вася с похмелья страдает.
А хмурый Вася прохожих трясет,
Ему для счастья рубля не хватает.
 

Создается впечатление, что группа «ДДТ», которой принадлежит сомнительная часть авторства вышеприведенной песни, адресует свои произведения любителям «солененького», этакого уголовного «фольклора».

 
Тебя на пьедестал я мраморный поставил,
Но ты с той высоты упала прямо в грязь.
Какой смешной финал комедию составил.
Иди своей кривой, красивенькая мразь!
 

Жаргонная претензионность песен отдельных групп – это их обратная сторона. И не будем их бояться. Главное, все они показывали и показывают свои поиски, которые часто приводят к плодотворным результатам.

Мне могут возразить, что я беру музыкально-экспериментальные ситуации. – Но зачем? – сразу отвечу я. Я не музыкальный критик. И целью своей сделать какой-то анализ музыкальной жизни не ставлю. Вышеописанное – это стремление показать жизнь в другой плоскости, в те перестроечные времена, как бы с другой стороны. Поэтому, если что не так – извините.

А песня – та же птица о двух крыльях: музыка и слово. Конечно, можно лететь и на одном крыле, если слова отмечены топорной работой. Но лучше, если у нее будет два крыла. Ведь, как поется в одной из них: «Нам песня строить и жить помогает…» Так пусть же будет так!

Поток сознания захватывает меня и несет. Я спокоен внешне, но внутри меня бурлящий котел. Это единственное, что радует в данной ситуации. Нельзя терять времени. Этот мир придуман не мною.

Я иду по жизни с верой в справедливость, в свое какое-то предназначение. Долгий ли это путь, кто знает? У каждого, наверное, свой. Одни приходят в этот мир – чтобы взять что-то для себя, другие – поделиться своим, третьи – посмотреть, сравнить (если есть с чем).

Наверное, лучше быть «на пути», то есть все время в пути, строя свою жизнь до бесконечности. Жизнь ведь меняется, и мы меняемся на протяжении жизни. Всегда хочется что-нибудь добавить, что-нибудь убрать, что теперь с высоты прожитого кажется лишним, неглавным.

Как прекрасна эта дорога и как трудна.

Странное отношение у нас к жизни: нам кажется, что вот мы приобретем ту или иную вещь, закончим важное дело и заживем. Вот это «заживем» и съедает нас заживо. Жизнь так и проходит незаметно: неосознанно, без понимания и переживания данного момента.

Нам дано много знаков, указывающих на нашу нездешность и на существование иных измерений, а также на присутствие некой высшей силы. Но они открываются нам с той степенью продолжительности и ясности, которая позволила бы сделать какое-либо определенное заключение по этому поводу. Усугубляет нашу задачу, по всей вероятности, и отсутствие в нас должной нравственной глубины и прочности. Испытание, основанное на догадке, постоянном выборе и вечном унижении перед совестью, – вот метод или прием, которым воздействует на нас Создатель перед тем, как дать нам возможность обрести Истину. Задача на сегодняшний день для нас непосильная. А испытания человек проходит в течение всей жизни. Надо только внимательно вглядеться в эту жизнь.

Простите меня за патетический тон. Но эти воспоминания для меня очень дороги. Я считаю их своим богатством, величайшей наградой за труд. Самое ценное, что дала мне судьба, если не говорить о вечности и увлекательной работе, это, как вы поняли, встречи с неординарными людьми и знакомство с их жизнью. А также знакомство со страной.

Стоит лишь мысленно оглянуться назад, закрыть глаза и ветают передо мною горы Дагестана и степи Монголии. Я вижу и помню Ленинград, Череповец, Вологду. Перед моим взором встают просторы Южной Сибири, а среди них степи Хакасии, лесистые горы Саян, их тайга с неповторимыми кедрами, разнообразием грибов и ягод… И стоп…

О Череповце-то я вспомнил где-то мимоходом? А это важный период в моей жизни. Из Череповца я приехал в город Саяногорск, а туда я попал из Монголии, по замене.

Череповец – город в Вологодской области, с населением тогда 246 тысяч человек. Это порт на Рыбинском водохранилище и железнодорожная станция на линии Вологда – Ленинград. Возник он как слобода около Воскресенского монастыря, существующего с XIV века. В 1777 г. был назван городом Новгородского наместничества и за год до моего приезда отметил свое 200-летие. За свой трудовые заслуги город награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Череповец – важный центр черной металлургии и химического производства, производства минеральных удобрений. На втором как раз и трудился я со своими военными строителями. Строили новые корпуса и производства по выпуску удобрений. Хотя работали и на объектах металлургии. Я со своей ротой участвовал в бетонирование пода (основания) пятой домны на металлургическом заводе. В городе работали фанерно-мебельный комбинат и спичечная фабрика, заводы: судостроительный и судоремонтный, металлоконструкций, гаражного оборудования и другие.

Располагались военно-строительные отряды как в городе, так и за городом в компактном военном городке. Везде с хорошими бытовыми условиями. Я служил и тут, и там. Офицеры жили сначала в семейном общежитии, а затем всем выдали квартиры. Я жил с семьей в девятиэтажном доме в самом центре города. Там у нас родился сын. Дом располагался у входа в городской парк, а через дорогу находился пединститут. Правда, исторического факультета в нем не было. И я поступил учиться в Вологодский пединститут, а окончил уже Красноярский, куда позже по известным причинам перевелся. В городе также функционировали: филиал Северо-Западного политехнического института, металлургический и лесотехнический техникумы, медицинское и музыкальное училища, а также Высшее военное радиотехническое училище.

В городе работал Дворец металлургов, где успешно выступал народный театр, Дворец строителей, где был лучший духовой оркестр в городе, кинотеатры и, конечно – гордость города, – спортивно-концертный зал, где выступали с концертами многие известные тогда артисты. Там мы слушали концерт Аллы Пугачевой, знаменитого ансамбля «Машина времени». Там выступал со своим ледовым шоу знаменитый фигурист Бобрин. Как и в каждом городе, в Череповце есть районы, места, которыми жители так или иначе хвалятся перед заезжим народом – точно так же, как историческими зданиями, памятниками старины и прочими достопримечательностями.

Таким является Краеведческий музей с художественным отделом, где выставлены картины В. В. Верещагина – уроженца этого города.

На нем я хочу остановиться особо, так как он в свое время побывал на Кавказе и оставил воспоминания о кабардинцах – народе, с которым мои предки, терские казаки, живут в мире и согласии вот уже более четырех с половиной веков, и они, несомненно, будут интересны читателям.

Итак, в 1863 г. Василий Васильевич Верещагин со словами «чепуха все это» бросает учебу в Академии художеств и уезжает на Кавказ.

Путь Верещагина лежал из Ставрополя в Тифлис. В городах его привлекали шумные базары и яркие типажи. В дороге он сделал немало эскизов и зарисовок, часть которых не сохранилась. Зато остались путевые заметки. В них, помимо всего прочего, живописец описал быт и нравы кабардинцев.

«Сношения кабардинцев с Россией начались очень давно, – пишет Верещагин. – Они признали над собою власть России ещё во время похода Иоанна Грозного на Астрахань. Но эта добровольная подчинённость была только наружная; настоящее подчинение Кабарды Россией произошло не ранее последнего столетия. С этих пор кабардинцы и князья их были России вернее других племён. Вооружённые восстания были тут редки… Как уже сказано выше, народ этот делится на благородных и земледельцев или рабов. Вас с первого раза поразит резкая граница, разделяющая эти два класса: наружность, обращение различают их ещё более чем одежда. Сын благородного или князя с раннего возраста приучается обращаться с конем и оружием и смотрит с презрением на всякое другое занятие. Он знает, что ничем другим не может приобрести влияния над окружающими его и заслужить общее уважение, как только храбростью, стойкостью и неустрашимостью; но обширное поле брани, на котором подвизались его предки, погибло для него с покорением Кавказа. Прежде набеги на неприятельские владения были естественной школой для молодёжи, но не надо забывать отличительный характер западной Азии: тут набеги делались больше с целью похвастаться своей храбростью и удалью, чем с желанием ограбить. Глаз наблюдателя, хоть сколько-нибудь привычного различать оттенки всего его окружающего, тотчас же отличит благородного кабардинца по его врождённой молодцеватости. Крестьянин их, напротив, неуклюж, что составляет весьма сильный контраст с природной развязностью воина. Впрочем, земледелец не завидует благородному сословию. Он уважает более здравый смысл и мощь своего собрата, чем хитрость и ловкость благородного кабардинца… Кабардинка не только заботится о прокормлении своих детей, но нередко доставляет пропитание и своему мужу… Женщины и девушки ткут и приготовляют все принадлежности своей и мужской одежды. Нарядный кабардинец не столько тщеславится своим красивым и хорошо сшитым платьем, сколько тем, что у него есть женщина, которая умеет приготовить это платье. Подобно всем остальным кавказским горцам, одежда кабардинца состоит из следующего: поверх рубашки и широких штанов надевается архалук или бешмет. Бешмет этот застёгивается снизу доверху на пуговицы шнурочными петлями. Чем чаще посажены эти пуговицы и петли, чем более выдаётся вперёд грудь, тем выше ценится искусство женщины, сумевшей сшить его. На бешмет надевается чуха или черкеска. Она, застёгиваясь только на несколько нижних крючков, оставляет грудь открытою и придерживается узким ременным поясом с серебряными украшениями. По обе стороны груди нашиваются одноцветные или разных тонов куски материи с разделением для газырей. В газырь всыпают заряд пороха и затыкают его пулей, обёрнутой в насаленную тряпицу. Дома кабардинцы носят обувь из толстой кожи на высоких каблуках с поднятыми вверх носками или просто цветные шерстяные чулки с узорами. Для верховой езды они употребляют ноговицы с чувяками. Бритую голову свою они покрывают папахой, на плечи набрасывают бурку… Для горца очень удобен его наряд, потому что ему часто приходится спускаться со снежных гор в тёплые долины или возвращаться обратно – в холодную температуру. Оружие их состоит из кинжала, пистолетов и винтовки. Горцы до сих пор ещё не употребляют пистонов, и огнестрельное оружие их кремнёвое. Пистолеты, привешенные к шнурку, надетому на шею, затыкаются сзади за пояс. Винтовку они носят за спиной на перевязи в чехле, сделанном из того же материала, из которого делается и бурка. Подле винтовки прикрепляются две тоненькие, длинные, заострённые палочки. Когда кабардинец хочет стрелять пеший, то он втыкает палочки крест-накрест в землю и на эту импровизированную сошку опирает дуло своей винтовки. Несмотря на такую устарелую систему, пуля, пущенная искусною рукою горца, редко не попадет в цель… Поверх папахи кабардинцы носят большой широкий башлык из верблюжьей шерсти и особенно искусно обёртывают себе шею длинными его концами так плотно, что ни ветер, ни дождь не пробирают их. В жару башлык заменяет им папаху. Иногда архалук и черкеска обшиваются узким серебряным галуном, но по большей части на них не видишь ничего блестящего. Зато, если горец богат, оружие его всегда покрыто серебряной оправой с чернью».

Пока Верещагин находился на Кавказе, материальное состояние семьи поправилось и отец выделяет ему тысячу рублей. Он едет во Францию и поступает в Парижскую академию художеств. Весной 1866 г., завершив учебу, он возвращается на родину.

Свои картины он писал главным образом на основе зарисовок и этюдов с натуры, выполненных во время событий, участником которых он сам был, или во время путешествий. В 1868 г. он получил боевое крещение при отражении осады Самарканда восставшими местными жителями, за что получил орден Святого Георгия 4-го класса. В 1877 г. художник участвовал в нескольких сражениях русско-турецкой войны и был ранен.

Кровавые будни войны он отразил в своем творчестве: «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной». Картина находится в Третьяковской галерее. Мужество и тяжелый труд: триптих «На Шипке все спокойно».

Выступая против завоевательных войн и возмущенный подавлением индийского восстания англичанами, он написал свою знаменитую картину «Апофеоз войны».

Последние годы Верещагин много путешествовал по России и странам Западной Европы, а также по Сирии, Палестине, Индии, Японии, США.

Узнав о начале русско-японской войны, он снова отправился на фронт.

Художник погиб 31 марта 1904 г. при взрыве на мине броненосца «Петропавловск» на внешнем рейде знаменитого Порт-Артура.

Череповчане высоко чтут своего знаменитого земляка и гордятся им, как гордятся своей металлургией и химией, в развитии которых принимал участие и я.

Череповецкий металлургический завод (ныне комбинат) – одно из крупнейших предприятий черной металлургии с полным металлургическим циклом: чугун – сталь – прокат и т. д. Он специализируется на выпуске кокса, чугуна, листового и сортового проката из углеродистых и низколегированных сталей, гнутых профилей. А сейчас выпускаемая там листовая сталь такого качества, что она идет на строительство таких ядерных субмарин, как «Борей» и «Ясень».

* * *

Я бесконечно благодарен судьбе за благосклонность к моей персоне: ко мне, за семью, детей и внуков, достойных коллег, уважение людей.

Это непреходящие ценности. За последние годы мы стали на многое смотреть по-другому. Теперь мы уже не так наивны, как прежде. Сегодня мы отчетливо понимаем, что для изменения качества жизни, установления новых норм взаимоотношений и перестройки экономики недостаточно краткосрочных программ. Для этого требуются десятилетия. Вероятно, новые поколения, не только научившиеся распознавать открывающиеся возможности, но и по-новому все воспринимающие, смогут жить по-новому, ибо обретут способность действовать согласно велению времени.

Время жизни и правильное использование предоставляющихся возможностей остаются слагаемыми успеха.

Впрочем, я отвлекся.

Возвращаю свои воспоминания в город Саяногорск. Строился Саяногорский алюминиевый завод. Сдана была первая очередь, и он стал работать. Готовились к сдаче другие очереди завода. Но стройку, как и страну, начало лихорадить. Стали появляться перебои со стройматериалами, появилась текучесть кадров. Анализируя ситуацию, я все больше приходил к мысли, что к данной стройке почему-то ослабевает интерес.

Перестройка, инициированная Михаилом Горбачевым, многое перевернула с ног на голову. Очередей меньше не стало, зато появилась «гласность» – уродливый гибрид советской цензуры и свободной печати. Некоторые темы по-прежнему оставались закрытыми. Зато газеты и журналы с упоением писали о «кровавом тиране Сталине», «о снежном человеке», полтергейсте, летающих тарелках и биополях, о жертвах политических репрессий тридцатых годов и «тяжелом наследии тоталитаризма».

Я не могу сказать, что ненавидел то общество, которое мы называли социализмом. Так же как не могу признаться в любви к нему.

Странным оно было, то время. Но, видно, я родился под счастливой звездой. Судьба дала мне возможность дожить до старости. Редеют ряды моих сверстников, многих замечательных людей, с которыми сталкивала меня жизнь, уже нет. Да что там простые люди, сколько руководителей страны сменилось на моем веку: Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин, теперь вот Путин, дай Бог ему здоровья. К их услугам были кремлевские врачи и больницы, они получали любые и наши, и импортные лекарства, их надежно охраняли телохранители. Они имели все и все-таки ушли из жизни. От судьбы не уйдешь.

Пишу и думаю, а зачем это нужно? И сам себе отвечаю: «Пусть дети, внуки и правнуки, когда все изменится, полюбопытствуют, как было в наше время, что думал их старый дед».

Забавно лишь то, что в молодости я думал совсем иначе и окончательно прозрел довольно поздно. Впрочем, как, наверное, и большинство моих современников. А теперь я все же отвлекусь и вкратце расскажу о руководителях, при которых жил, служил и работал в своей сознательной жизни.

Хрущев был прямой, жесткий и грубый человек, но одновременно с этим было в нем что-то благородное и человеческое. У него также было своеобразное чувство юмора. Он мог смеяться от всего сердца, даже когда подшучивали над ним самим. Он легко парировал остроты.

Он любил общаться с простым народом, считал его ближе некоторых представителей интеллигенции, к которым он относился с некоторым пренебрежением. Он был грубоват даже с послами, академиками и известными художниками. Из-за своей грубости он растерял симпатии коллег из Политбюро. Они пытались избавиться от него в 1957 г., но безуспешно, потому что у него оказалось большинство в ЦК. Если бы он ушел добровольно на пенсию, когда ему исполнилось 70, его признали бы великим руководителем, но он дотянул до 1964 г., когда его коллегам удалось отстранить его от власти. Это стремление ухватиться за власть и держаться за нее навредило Хрущеву и Брежневу. Оно привело Хрущева в политическое небытие и разрушило все доброе, чего достиг Брежнев в течение первой половины своего руководства. Это урок: политики и власть предержащие должны вовремя уходить. Они могут задержаться на своем посту, лишь если этого требует народ или чрезвычайные обстоятельства.

Смерть Брежнева 10 ноября 1982 г. не была неожиданностью ни для кого. Все знали, что он болел на протяжении уже многих лет. И хотя он стремился выпестовать и протолкнуть наверх ставленников, ему это не удалось. Большинством в один голос, при поддержке Громыко, Генеральным секретарем ЦК был избран Андропов.

Хотя плохое состояние здоровья не позволило Андропову выполнить все задуманное в течение 15 месяцев, которые он находился на своем посту, он, несомненно, добился определенных сдвигов к лучшему, укрепив дисциплину в партии и в госаппарате. Он хотел «наверстать упущенное», влить свежую кровь в партию, включая Политбюро, но полностью сменить его он не смог, хотя новые лица появились.

Андропов умер 9 февраля 1984 года. Люди были очень опечалены тем, что столь принципиальный и способный человек ушел из жизни. Тем не менее успех его краткого, но радикального руководства оставил прочный отпечаток в сознании людей.

Избрание Черненко Генеральным секретарем никого не удивило, хотя многие были разочарованы. Период Черненко, который продолжался чуть больше года, называли «периодом сумерек». Брежневская команда все это время была поглощена интригами и торгами по вопросу о преемнике. Но борьба оказалась короткой и драматичной. 8 марта 1985 г. Черненко впал в коматозное состояние и был увезен в больницу. Политбюро занялось определением преемника. Из 10 его человек с правом голоса двое – Щербинский и Воротников – отсутствовали. Из оставшихся восьми Кунаев прибыл в Москву из Казахстана уже после смерти Черненко. Из числа семи членов с правом голоса Горбачев пользовался поддержкой Громыко, Соломенцева и, возможно, Алиева и Чебрикова, который, хотя и был только кандидатом в члены Политбюро, имел значительное влияние. Кандидатуру Гришина отклонили. Говорили, что Гришин предложил Громыко. Будучи человеком мудрым и проницательным, Громыко взял самоотвод и активно поддержал Горбачева, что и было подтверждено на Пленуме ЦК, собравшемся 11 марта 1985 г.