Текст книги "Сеть судьбы офицера Игоря Ергашова (сборник)"

4. Поиски преступников

Капитан Ергашов, домысливая и сопоставляя факты, составил для себя некий сценарий жизни Тимофея Сукорезова. При этом полагал, если верить сбивчивым и путаным показаниям жены погибшего заготовителя, то верховодил всем именно Сукорезов. Итак, окончательно выяснилось: никаких криминальных делишек за Сукорезовым не числилось. Работая в торговле, жил безбедно, имел любовниц. Обзавелся в молодые годы семьей, жизнь текла своим чередом. Но когда мальчишке шел четвертый годик, в детском садике кто-то из ребятишек старшей возрастной группы толкнул его. Ребёнок ударился головой об угол печки, черепно-мозговая травма превратила его в недоумка. Тимофей крепко переживал, но на людях держал себя в руках. Зато дома стал баловаться водочкой. На его беду к спиртному пристрастилась супруга. Отвез ее с ребенком в село, к старикам своей половины. Да лучше бы этого не делал. Дед, как звала дочь отца, гнал самогон, проводя вечера в глухом запое. Словом, вскоре вся эта семья стала запьянцовской. Получив от знакомых письмо, Тимофей рванул в деревню. Накануне его приезда старик в пьяном угаре изувечил жену и дочь. Деда закрыли в лагерь, а женщин ждал инвалидный дом. Приёмного сына Тимофей определил в детский приют, а после того направили в школу-интернат для слабослышащих: старик в тот роковой вечер треснул ребенка по уху и повредил ему барабанную перепонку. Так Тимофей остался один. Он сам рос в детдоме. Вот такой злой рок прошелся по его судьбе. Сукорезов пытался сблизиться с женщинами, чтобы создать новую семью. Ничего из этого не получалось. Самая заурядная внешность деревенского парня, отсутствие интеллекта: это для городских девиц было непреодолимой чертой для сближения. Хорошо провести вечерок за обильным столом и выпивкой в ресторане – вот и всё, чем мог порадовать своих избранниц. Шутки его были вульгарны, нередко неуместны, он бы мог кое-чего интересного порассказать из жизни охотников и рыбаков, да не обладал не то что красноречием, а умением просто вести обыденный разговор, поскольку страдал косноязычием. Одинокие женщины ночевали у него в квартире, на этом контакты рвались. Даже дважды переспать с ним некоторые из них не желали: их коробила Тимошкина егозливость, желание поскорее получить своё, а потом храпеть до третьих петухов, чтобы снова навалиться, опять получить своё, и при этом ни тебе ласкового словечка, ни грошового подарка, а только мятые деньги из рук в руки. Какая тут любовь, заурядная постельная порнуха.

Сукорезов чувствовал свою ущербность. Со временем в нём крепла некая ярость, чесались руки, чтобы отыграться на женщинах за свою постылость. И как только случай представился, заготовитель отыгрался на соседке с пятого этажа, чей муженёк подтопил его квартиру. Он подминал её тело втихаря, как хотел. И добился своего, та понесла от него ребенка. Раскопав эту историю, оголив корни психологии Сукорезова, капитан Ергашов понял, этот человек окончательно низко пал. Потому ожидать от него можно всякого. Но Тимофей ни разу не попал в поле зрения органов юстиции. Лишь когда Игорь страница за страницей перевернул биографии дружков Сукорезова, предположил: севшие на скамью подсудимых всё брали на себя, не впутывая «торгаша». Они знали, отсидев срок, им поможет вести вольготную жизнь их тайный кореш Тимоха. Тот напрямую в преступлениях дружков не участвовал, однако о многих их проделках был наверняка осведомлён. Он сводил знакомства с состоятельными людьми, которые с глазу на глаз приобретали у него дефицитные меха и продовольствие, редкие лекарственные травы. Некоторые приглашали Тимофея к себе в гости на вечеринки, осведомленные, что он ведёт себя смирно, ест, пьет и помалкивает, не бросает тень ни на хозяев, ни на себя. Зато в будущем кое-что из приглянувшегося «мягкого золота» загонит им по вполне сходной цене. Однако, конечно, они не ведали, что любезный Тимоша внимательно изучал расположение комнат, а с ключей, беззаботно оставленных в дверях, делал профессиональные слепки. И через сколько-то месяцев сытеньких буржуа либо грабили в позднее время на улицах города или станицы, либо злоумышленники так «обносили» их квартиры или дома, что тем приходилось, засучив рукава, в своих чиновничьих вотчинах поднимать ставки на взятки и хитроумные поборы. В благодарность за содействие дружки подставляли в постель Тимоши новых фартовых девочек, которые ему ровным счетом ничего не стоили. Причём дарили негласному вожаку своей стаи в дни рождения и иные памятные даты, золотые безделушки – браслеты, цепочки, часы. Обставили его квартиру шикарной мебелью, издалека привозили для него современную видеоаппаратуру. Приобретали ему обувь, костюмы. Словом, Сукорезов никогда ни в чем не нуждался. Друзья его негласные изредка да попадались в лапы закона. Он же всегда был законопослушным гражданином, зарабатывающим хлеб в поте лица, разъезжая по дальним командировкам. Но душа его заскорузлая скорбела и завидовала молодому коллеге заготовителю, такому во всем удачливому. Парняги, братаны Тимошки попытались было сделать налет на его «фазенду» в станице Предгорской и обокрасть склады, не тут-то было. Их встретили разъяренные псы и выстрелы в воздух из бельгийской двустволки.

Еле умотали ворюги на вседорожнике. В городской квартире новоженов в их отсутствие нередко жил кто-нибудь из родни. Не по зубам оказался молодой заготовитель, с налету его никак не взять. Тогда Тимоша все обмозговал сам. Уж очень, видно, хотелось поживиться Сукорезову всей мошной везунчика. Соперником тот был, как полагал Сукорезов, и по женской части: очень ему глянулась молодая супруга заготовителя. Глаза у него загорались, сам был не свой, когда видел её. И билась в его башке шалая мысль: «Поиметь бы её, наставить рога сосунку!» Довелось ему прослышать, что молодой коллега возмечтал о немецком магнитофоне «Грюндик». В ту пору для провинции – это настоящая диковинка. Не ухватить ее было и в областном центре. Дружки Тимоши расстарались, привезли долгожданную импортную игрушку. Как-то при встрече Сукорезов намекнул молодому коллеге о новёхоньком «Грюндике», дескать, маг ему из Москвы привезли, да вот понадобились деньжата, хочет новое авто прикупить. В назначенный день он привез молодоженам импортный товар, от которого те просто ошалели. Так Тимофей стал своим человеком в их семье. Ни они, ни он дружбу не афишировали, мало ли кто что подумает: магнитофон дорогой, купить его тогда в области просто невозможно. Молодожёны его привечали, при случае приглашали забегать к ним на огонёк. Тимофей дарил молодой хозяйке дорогие безделушки, украшения. В гостях старался меньше молоть языком, сознавая свое косноязычие. Те понимали, сочувственно относились к нему: мужик еще не старый, а ходит в бобылях, хочется ему хоть иногда с семейными людьми пообщаться. И ведет себя прилично. У них не зародилось ни малейшего подозрения, что их гость затаил коварные замыслы: обладать их денежками, а больше всего точит неотвязная мечта – вожделение к молодому пышногрудому белому телу хозяйки. В тот роковой день, узнав исподволь о приезде в город из Подгорской заготовителя, Сукорезов вознамерился достичь поставленной цели. Дружки Тимофея вынюхали, что в квартире молодожены будут одни. На их лестничной площадке на втором этаже еще три квартиры, две из них – пенсионеров, рано укладывающихся баю-бай, а в одной кукует отставной морячок, от которого недавно ушла супруга, махнув рукой на спивающуюся половину. Да и весь подъезд тихий и спокойный: шляющихся вечерами детей, к счастью, не было, и жили люди все степенные. Гоп – компания Сукорезова решила брать молодоженов «тепленькими», пока они еще толком ни о чем не говорили с роднёй и никого к себе не пригласили с дороги, никак, возжелают хоть один вечер побыть наедине. Выследив, когда хозяин квартиры спустился с крыльца дома и направился в ближайший продуктовый магазин, Сукорезов позвонил на квартиру «друга».

– Здравствуйте, дорогая хозяюшка! Добрый вам вечер. Беспокоит ваш старый знакомый.

Услышал в ответ:

– Это, кажется, вы, Тимофей?

Он, подбирая самые доброжелательные интонации, ответил:

– Так точно. Рад вас слышать. Случайно от наших ребят узнал, что вы приехали. Извините, это, наверное, не очень удобно. Но мне бы хотелось кое о чем пошептаться с вами и вашим супругом. Наедине. Вы не будете возражать, если я через полчасика забегу к вам минут на десять? Разговор у меня, как грится, не телефонный.

Получив согласие, Тимофей радостно потёр руки. Оставалось за малым: прийти в квартиру молодоженов и получить все, что хотел.

Вот такая законченная картина злыдня Сукорезова возникла в воображении капитана Ергашова. Однако по-прежнему ни один из тех, с кем видели Сукорезова в ресторанах и барах, ничего толкового о Тимофее не мог сообщить. Или не желали этого делать? Они категорически отрицали участие в убийстве заготовителя: и где живет, не знали, и покушаться на его жизнь им ни к чему. Они никогда в «мокрушниках» и их сообщниках не ходили, поскольку статьи закона весьма жёсткие. Распухшие тома дела по Сукорезову капитан Ергашов отложил в сторонку. Взялся за «вычитку» биографии фотографа Редкозуба.

5. О чём «шептались» Игорь и Григорий

На этот раз Григорию Степнякову командировка выпала в облцентр Богодарск и в город Арагонск, где обосновался Игорь Ергашов. За время, прошедшее после расставания друзей в Карелии, Григорий успешно окончил специальное учебное подразделение Комитета и его назначили в резерв Службы Внешней Разведки. Он не стал совершенствовать в учебке свой английский, а записался в группу курсантов, изучающих испанский язык, к которому был не равнодушен со школьной поры. Однако ни в Суотвалле, ни позднее в пединституте областного центра соседнего региона, где обучался, испанский не преподавали, потому он сам пытался освоить азы этого красивого языка. Но продвинулся не далеко. И вот давняя цель достигнута. К его огорчению ни в одной из дипломатических миссий страны, расположенных в испано-язычных странах мира, на тот момент специалисты его профиля не требовались. Ему поручили временно вести рутинную работу на родине, в одном из подразделений СВР. Чаще всего он дешифровал и переводил донесения соответствующих служб посольств и консульств. И вот, наконец, выпало на его долю живое дело.

В это лето, подрабатывающий на воровскую гильдию страны, дежурный по этажу одной второстепенной гостиницы в Стамбуле организовал кражу вещей из автомобиля испанца-путешественника, намеревавшегося отправиться в порт на паром, чтобы потом своим ходом поколесить по Европе. Едва гость покинул пределы отеля, как мотор его БМВ заглох. Откуда ни возьмись, налетела горстка мальчишек, забросала ветровое стекло какой – то гадостью, пацаны барабанили в дверцы, корчили рожицы и хохотали, словом, спровоцировали его на скандал. И пока он мчался за ватагой, свернувшей в переулок, его авто отогнали в подворотню, загнали во двор под темный тент и обчистили. Хорошо еще, что при испанце были документы и деньги. Порывшись в краденых шмотках, служитель отеля отобрал для «хозяина» доставшиеся фотоаппараты разных стран мира, видеокамеру, всякие кассеты, диктофон, портативный радиоприемник. Остальные вещи разошлись по многочисленным базарчикам огромного города. «Хозяин» в свою очередь сбагрил своему партнёру, большому любителю разного рода аппаратуры, доставшееся ворованное добро. Так фотоаппарат «Зенит», еще советского производства, оказался в нужных руках и в нужном месте. В кофрах с крадеными фотоаппаратами оказались обычные фотопленки с видами на Бургас, Стамбул и на море. На кассетах – запись монолога. Похоже, то были рекламные репортажи для прессы. Однако в футляре «Зенита» лежала визитка тележурналиста из Богодарска – столицы Южной области, на её обороте мелкими буквочками читалось: «Что-то в армии схимичил. Рассказал как анекдот во время выпивки в автобусе к Бургасу. Сгодится для крючка». Ничего особенного, но, тем не менее, руководство подотдела сочло нужным поручить Степнякову поковыряться с этой визиткой. Григорий Степняков прикатил в Богодарск на незаметном междугороднем автобусе. А от него до Арагонска – рукой подать. По запросу спецслужбы СВР местные комитетчики установили, что на негативе фотопленки изображена группа туристов из области, ездившая летом в Болгарию и Турцию. «Обходным» маневром местные комитетчики докопались, кто мог вероятнее всего быть владельцем фотоаппарата «Зенит». Съемки туристической группы чаще делал Редкозуб, он и был владельцем старого «Зенита» и еще одного ультрасовременного импортного аппарата. Тележурналист, запечатленный в шикарном кадре среди своей группы, попавшей в объектив на фоне морского порта, все то время, что находился по туристической путевке за границей, жил в отелях в одном номере с Редкозубом. В болгарском Бургасе их видели вместе в кафешках. Путешествуя по стране в автобусе, они всегда сидели рядом и потихоньку потягивали импортное винцо, негромко пели, перебрасывались анекдотами. Ничего примечательного, расслаблялись ребята, как могли. Значит, предполагал Степняков, за спиртным тележурналист Тумашкевич, о котором руководитель группы отзывался как о смешливом и говорливом человеке, очевидно, вспоминая прошлое, разоткровенничался с Редкозубом. Он, вероятно, в смешном виде выставил перед собутыльником одну из своих армейских проделок, а тот, не будь дураком, взял простофилю «на крючок». Конечно, он вряд ли куда-нибудь написал бы донос, но эпизод из жизни Тумашкевича, даже очень уже давней поры, заслуживал того, чтобы покопаться в его «грязном белье», и, безусловно, порыться в прошлом и настоящем фотографа Дома быта Редкозуба. Тем более, что фотоаппарат с пленкой оказался каким – то образом в руках иностранца, некоего испанца. Конечно, маловероятно, что речь идет о шпионаже в пользу иностранной державы. Но, однако же, «Зенит» оказался в руках испанца, работающего на рекламу. А человек «свободной профессии», мотающийся по шарику, вполне мог попасть в некую разведсеть и работать на нее. Мог просто собирать всякую всячину – компромат, который, авось, кому – то и сгодится. Долгие размышления выстроили перед Григорием большой круг вопросов, с которыми можно было разобраться в Арагонске, и дать ответ на интересующие его руководство вопросы. С руководителем отдела спецслужбы и специалистом подразделения, курирующим интересующую Степнякова тематику, Григорий встретился на конспиративной квартире. Узнав от контрразведчиков об исчезновении Редкозуба, подозреваемого в убийстве заготовителя, ему стало ясно, что расследование порученного ему дела затянется. И все же предстояло выяснить главное, каким образом «Зенит» попал в руки испанца.

– Можно ли силами отдела выяснить, а не болтал ли чего в кругу работников Дома быта фотограф о своей поездке за границу? – обратился гость к комитетчикам. – Мне известно, что он не любитель поддать за воротник.

– Он по этому делу гоношистый, – ответил начальник отдела. – Наши ребята интересовались делом об убийстве заготовителя. Опера эмвэдэшные основательно провентилировали и то, как вёл себя Редкозуб в загрантурпоездке. И наша агентура посуетилась, проверяя, не наколбасил ли чего фотограф по нашей части. Вроде, всё чисто. Однако, свяжись с капитаном Ергашовым. Он ведёт дело об убийстве заготовителя.

– Ергашов сейчас в Арагонске?

– Да, он недавно вернулся из командировки. Сейчас дома. Вот его координаты.

Игорь с нетерпением ждал Григория. Он навел порядок в своей скромно обставленной, купленной по случаю однокомнатной квартире. Потушил картошку с мясом, красным перцем и луком, приготовил салат из овощей, порезал российский сыр, сервелат, украсив тарелки свежей петрушкой, аккуратно разложил на блюдце ломтики копченой горбуши, выставил в вазе фрукты. А в холодильнике томилась в запотевшем стекле водочка, лежали бутылки сухого красного и белого вина, местная минералка. Протерев малым полотенцем рюмки, тарелки, ложки с вилками и ножи, не спеша сервировал стол. Включив радиоприемник, сел на диван. И как по мановению волшебной палочки плавно полилась знакомая, и любимая мелодия всегда волнующей его душу и сердце песни «Мой маленький плот». Вот жаль только, что его жизнь не соткана из песен и мягких слов. Тяжело давался бесхитростному и прямолинейному человеку заработанный хлеб. И не мог и не хотел шить дела «белыми нитками», валять подозреваемых в грязи, отправлять невинных людей, или без веских доказательств за решетку: только бы ликвидировать дело-«висяк». Ему претило ради очередного звания и высокой должности лебезить перед начальством, подстраиваться под него, решать судьбу человека не столько по закону, сколько за преферансом. В управлении уже знали, что Ергашов ради корпоративной солидарности не угвоздярит уголовной статьёй не нравившегося кому-то из коллег «интеллигентного выскочку», который где – то и неважно даже как давно посмел «поднять хвост» на «наших ребят». Игорь предпочитал кропотливо разбираться во всех обстоятельствах дела, докапываться до сути. Наверное, потому в свое время и не арестовал Сукорезова и Редкозуба. А ведь после показаний Катерины, выжившей после покушения на ее жизнь и убийства мужа заготовителя, назвавшей имена убийц, мог заключить их под стражу. Но что-то насторожило его, когда молодая женщина, поясняя обстоятельства трагедии, упорно выставляла зачинщиком убийства мужа, насилия над ней и грабежа Сукорезова Тимофея. При этом отводила глаза в сторону, будто устала во время допроса до невозможности, когда следователь расспрашивал о Юрии Редко-зубе, да как бы умаляла его роль в случившейся в ее доме беде. Лишь буквально на днях, встречаясь с одноклассниками Кати, капитан узнал, что она в школе несколько лет дружила с Юркой Редкозубом. Тот был старше ее на два года. Девчонка прямо висла на нем. Редкозуб слыл талантливым начинающим самодеятельным актером, без которого не обходилось ни одно выступление школьной художественной самодеятельности, проявил дар пародиста, подражал знаменитому Аркадию Райкину. Возможно, быть бы ему артистом, да вот шепелявил. Талант, годившийся для маленьких подмостков, не сумел после десятилетки пробиться в театральное училище. Потому сходу подался в гражданское авиационное училище. Однако, Редкозуб на редкость оказался недисциплинированным курсантом, пропускал занятия, волочился за девчонками и женщинами. Его отчислили с первого курса. Но в армии не служил. Нашли медики его родного города какую-то у него болячку. Злые языки поговаривали, что мамаша Юрки, работая в райисполкоме, это уже позже сей орган самоуправления стали величать администрацией муниципального образования, имела хороший блат в военкомате. Да кто это докажет? Мало ли что кому взбредет в голову. Юрка же, освоивший еще в школе фотодело, подался в ближайшую к городу районную газету. Там как раз требовался фоторепортер. Его снимки приглянулись и ответственному секретарю и редактору газеты. Он стал журналистом, трижды в неделю, с выходом в свет очередного номера «Жизнь села», появлялись его снимки и фоторепортажи. К тому же он сам научился писать текстовки и маленькие заметки. На работе его ценили. Как же, безотказный человек, готов поехать в любое село или хутор и обеспечить газету снимками. А они так выручают, когда штат районки крохотный, а газетные полосы нужно заполнять местным материалом. В начале девяностых, когда газетам жилось в пору ельцинских реформ весьма туго, хотя районная пресса всегда была в стране на положении изгоев, Редкозуб переметнулся в Арагонск. Устроился без проблем фотографом в Дом быта. Благо не надо думать о крыше над головой: его маман уже тут жила в собственной квартире, заведовала крупным магазином. Меж тем, предпринимательский бум достигал своего апогея, несмотря на грозящий стране финансовый коллапс. Разряд новых русских миллионщиков все рос да рос. Свободный выезд за границу породил массу туристических агентств. В фотоателье, где подвизался Редкозуб, дела шли в гору: фотографии будущих владельцев загранпаспортом печатались валом. Умеющий с газетной поры найти подход к человеку, он стал накоротке со многими из тех, кто владел лавками, магазинами, заводиками и прочими предприятиями различных сфер бывшего народного хозяйства города. Юрий обзавелся видеокамерой и круто подрабатывал на свадьбах и прочих торжествах своих новых знакомых. Потому никто из знающих его горожан не удивился, когда он обзавелся своей квартирой и почти новенькой «Ладой.

Все эти эпизоды жизни Редкозуба прокручивал Игорь в памяти, поджидая Григория. И, в общем-то, первоначальная концепция о заглавной роли Сукорезова в преступлении не претерпела изменений. Екатерина, выжившая после покушения на нее, само собой, преуменьшала в разыгравшейся трагедии роль Юрия Редкозуба, с которым в школьные годы дружила, и, вероятно, по – девчоночьи была в того влюблена. Свои мысли он набросал в черновик, который со временем превратится в рассказ. Игорь второй год делал наброски из своей практики следователя. Ему казалось, что эти записки послужат доброй основой для будущей прозы. Он заметил, что его стиль изложения вовсе неплох, а размышления, рассуждения тянут на психологический анализ. Ему сейчас было определенно ясно, кто фигурант номер один в деле, а кто второй номер. Вот только никак не прояснялись связи Сукорезова с дружками, его помощниками в неприглядных делишках. Круг знакомых у Тимофея с криминальной средой был, но ничего конкретного так и не удалось выяснить ни ему, ни его группе. С ним зналось ворьё, якобы, лишь как с заготовителем, у которого можно было относительно недорого приобрести дефицитные меха, а потом их толкнуть подороже на стороне, подальше от города. Получалось с их слов: Сукорезов им фартил, опасаясь, что они его где-нибудь прищучат. Естественно, все это отговорки, желание выгородить Сукорезова, вероятного наводчика на состоятельных людей города и ближайших районов. Так примерно думал Ергашов, когда мелодичный звонок поднял его на ноги с дивана. Это в условленное время пришел Гриша Степняков. Друзья встретились, будто родные. Вскоре за ужином заструился мирный разговор. Очень быстро он перешел в плоскость непринужденного делового общения.

– Действительно, шарик наш круглый. Меня тоже интересует Редкозуб. Я о нем, Игорь, уже знаю немало. Он попал в поле зрения и нашей службы. Расскажи подробнее о его последней турпоездке в загранку.

– Да все обычно. Как и в прошлый раз, он хорошо отоварился, приволок несколько здоровенных баулов с импортным барахлом: рубашки, брюки, ремни, очки и прочее. Он разве что отрывался от основной группы и предпочитал проводить время с молодежью. Один из пацанов, сынок здешнего нувориша, рассказал мне про его ченч с одним турецким торгашом. Редкозубу приглянулась дубленка. Он сговорился было, да решив приберечь доллары, достал из сумки фотоаппарат в футляре, а турок согласился взять его в уплату за недостающую сумму.

– Да, тамошние деляги обожают нашу фотоаппаратуру.

– Тем более, что аппарат был не новый, и расстался с ним легко. Ну вот, с вещами они еще помотались по знаменитому стамбульскому рынку, поглазели на его подземные галереи, забитые товарами. И поехали в отель. Тут фотограф подозвал к себе сынка богатенького папаши и спрашивает его, мол, не может ли он с ним поехать опять на рынок и найти торговца дубленкой. Дескать, забыл в футляре фотоаппарата визитку одного важного для него человека. И что турок вначале дал ему настоящую дубленку, а потом подсунул из добротной искусственной кожи, а он, мол, второпях не обратил внимания. Парень его предложение не поддержал, поскольку отправляется с отцом на арендованной машине в поездку по достопримечательностям Турции. И еще говорил, что фотограф был здорово огорчен. Сам он того торгаша ни в жизнь не нашел бы. А на другой день их группа вернулась в Болгарию.

– А ченч, мену товара на товар, он делал и в Болгарии?

– Угу, но менял мелкие вещи – сигареты, переносный электроутюжок, часы российского производства. Ничего особенного, – подтвердил Игорь, смакуя тушеную картошку с мясом.

– Так-так, – протянул Гриша, – теперь мне кое-что ясно.

– К нашему расследованию это не относится?

– Нет – нет, Игорек.

Никаким шпионажем, вербовкой тут не пахнет, решил Григорий. Однако какая тянется цепочка, а? Вот тебе и фотокор. Упикал с подельником мужика – заготовителя, да и еще кое – кого, когда куда-то бежал с Сукорезовым. Игорь говорит, что в реке нашли импортный джип. В нем ехали, как выяснилось, два крутых паренька. Но где они? Н-да, придется Игорю здорово покрутиться, чтобы распутать дело.

– Слушай, друг, – прервал ход мыслей Степняков, – ты ведь педвуз закончил. В нашу систему не желаешь? В МВД, чтобы карабкаться вверх, тебе еще надо юрфак закончить. Да и потом, насколько мне известно, в МВД набилось немало случайных людей. Неужели ваше управление избежало этой участи?

– Да как тебе сказать. Не так давно ушел на пенсию начальник гору-правления Черновол, Стефан Семенович. Вот он держал порядок, что надо. При нем даже работал суд офицерской чести. Он стремился брать на службу профессионалов. Сейчас к нам повалил всякий люд. К сожалению, есть среди наших следаков и дознавателей ушлые ребята. Для кое-кого стыд и совесть – отжившие понятия. Такие ради галочки в отчете могут засунуть в каталажку, изолятор временного содержания кого им вздумается, сфабриковать дело. Калечат судьбы и жизни, порой, невинных людей, лишь бы те не были во властных гражданских структурах и не имели высоких покровителей. Права – то немалые. И никто их не трогает. Потому что почти любой из нас может вляпаться в дерьмо.

– Вот тебе, друг, и корпоративная поддержка, порочная круговая порука.

– Ну, не все такие. Немало в нашей системе настоящих профессионалов, для кого честь и звание офицера не пустая проформа. Если такие переведутся, что тогда будет? Беспредел, произвол.

– Игорь, ты не ответил мне, готов ли перейти в нашу службу?

– Не думал над этим вопросом. Тут живая работа с людьми. Да можно подумать, будто в комитете дела обстоят по-иному. Все такие пушистые, умнющие, добросердечные.

– Ладно, не трави душу!

– Вот так вот. Не трави. Сколько ваших ребят рванули за границу! А если верить некоторым центральным газетам, так кого только нет в вашей среде. Некоторые даже своих родственников сдают! Просто за язык, что называется. Хотя бы за то, что склонны думать несколько иначе по некоторым моментам из истории нашего многострадального отечества, чем принято в неких верхах.

– Фу ты, да где их теперь сволочей нет!? Но это не означает, что наша система больна. А вот в вашей – большой непорядок. Не забудь, к нам надо идти до 35 лет. Игорек, пора поспешить. Впрочем, как и с женитьбой.

– Советчик, блин каменный. А сам – то?

– В нынешнем году буду окольцован. Приглашение на свадьбу вышлю ценным письмом, – улыбнулся Гриша, – чтоб не отвертелся.

– Хм, да ты мне в затылок дышишь.

– И кто твоя половинка?

– Еще чего, – нарочито возмутился Игорь, – положишь свой тяжелый глаз на нее, да еще и отобьешь! Она у меня училочка молодая, без опыта, не знает элементарного наговора от порчи и сглаза.

– Ах, ты училошный пастух! – понарошке распетушился Степняков. – Да я на тебя Калевалу напущу!

– Ой, только не это! – замахал руками Ергашов. – Оставь в покое старика!

И тут же начал вспоминать их потаенную пещеру в Карелии.

– И ведь никому не расскажешь о том чуде, мой дорогой мильционер. За шизика сочтут, в психушку передохнуть от светлой прозы будней кинут.

– Поэтан, да и только! – посмеялся незло Игорь. – На ночь глядя, стихами не балуешься?

– Да я что. А вот ты больно складно гутаришь. Пописссывать не начал?

– Как же, сударь, кое-что про запас кропаю. Но прозой – с, прозой.

– Эк, куда тебя, братец, понесло! Будешь когда в нашу контору заворачивать, о том молчок. У нас писарчуков не особо чтут, за исключением избранных.

– Ты опять за свое.

– Что делать, ради друга раскрыл эту гостайну.

– Ты знаешь, Гриша, я бы и не против, но когда Горби открыл завесу над богиней по имени Гласность, стало не по себе. У нас были и есть дуроломы и

дуболомы, я им дал про себя кличку маньякусы, но ваши ребята… За все годы родной соввласти, булькнувшей в неизвестность, такое понаворотили!

– Давай не будем про это. Кто старое помянет, тому сам знаешь …

– Заело, Гриша. Есть у нас беспредельщики, в тьмутаракань их ети! Но знаю на местном опыте, ваши ребятки поизворотливей будут.

– Отменяю дискуссию, Игорек. Мы хорошо хлебнули горячей воды, оставим это. Ты же прекрасно понимаешь, как много на местах, особо в провинции, зависит от воли даже одного, но бааальшого человека. А если у этого начальничка низок уровень внутренней культуры, либо ее нет! Если у него кроме рвения выслужиться перед тоже не очень душевно щепетильным, скажу так, человеком – дуболомом нет за душой ничего доброго, а одно иезуитство! Бывает такое. Однако я мог бы тебе привести десятки примеров иного рода людей из нашей братии, но ты, покуда, не вхож в нашу систему, а потому я – молчок. Оставим досужие споры. Поверь, у нас немало хороших ребят, умных, талантливых. Потому и хочу тебя перетащить к нам.

– Пока не найду убийц, никуда с места не тронусь. Надо загнать их под замок. Лучше, скажи, как ты полагаешь, они в области легли на дно, или сумели выбраться за ее пределы?

– Судя по обрисованной ситуации, они не могли просочиться сквозь все ваши кордоны. Вероятно, у них было заранее подготовлено лежбище, именно в границах вашей области. Но где? Тереби оперов из соседних районов, пусть они обстоятельно переговорят с каждым своим информатором. Да что я тебе азбучные истины толкую! Только полагаю, Редкозуб – фигура в этой шайке не второстепенная. Объективка на него имеется и в нашей структуре. Да, вот что, в области есть свои вертолеты. Ваш губернатор каждый год делает облеты сельхозугодий. Посевная в южных районах у вас уже идет. Пристройте через своего генерала на вертолет сыскаря, сверху многое можно разглядеть.

– А что, – оживился Ергашов, – замечательная идея. Сам буду проситься на вертолет. Глядишь, что-нибудь да высмотрим!

За разговорами наступил поздний час. Степняков засобирался было на отведенную ему комитетчиками квартиру, но Ергашов не отпустил:

– Нечего ночью шляться. Белье свежее имеется, перекантуешься здесь на диване. А я тебя ни свет, ни заря растолкаю. Мне в управление, а тебе по своим делам.