Текст книги "Афон. Стояние в молитве"

Новые нападения на Афон

Торжество учения исихазма усилило благотворное влияние Афона на религиозную жизнь и востока и юго-востока Византийской империи. На Афон за уроками нравственного совершенствования потянулись отовсюду. Возревновал к возрастающей роли Афона епископ близлежащего города Иериссо, он же имел титул епископа Афонского. Но Патриарх Антоний Четвертый в своем послании (1392 г.) запретил епископу Иериссо вмешиваться в дела Афона без разрешения прота Святой Горы, а проту в послании, в свою очередь, давались новые права, в частности: назначение духовников, исповедников и поставление чтецов.

Но началось очередное, далеко не первое и не последнее, нашествие на Афон извне. Турки-османы вошли на Балканский полуостров. Они изображали уважение к религиозным чувствам. Да и сами афонцы, не желая пролития крови, через своих послов высказали султану Орхану свое согласие с новыми властями. Султан, а впоследствии его сын Орхан Мурад уверили монахов, что подтверждают их древние привилегии. До конца четырнадцатого века Афон был под властью турок, но в 1403 году по договору между Сулейманом и Мануилом II Палеологом был возвращен Византии. Мануил издал новый афонский Типикон, который не упоминал Типиконы Цимисхия и Мономаха, но ссылался на Типикон преподобного Афанасия и на обычаи Великой Лавры, авторитет которой был непререкаем.

Печально известен Ферраро-Флорентийский собор, на котором император Иоанн VIII Палелог предпринимал попытки заручиться поддержкой Запада, чтобы спасти Византию и церковь. На соборе, в числе других, были и представители Афона. Но собор никак не спас ни Византию как государство и не оградил Православную церковь от тиранства ее и Востоком и Западом. Только два афонских монаха, Моисей и Дорофей, подписали унию, остальные отказались. Вскоре и подписавшие отозвали свои подписи, ибо слишком явно уния обозначала примат папы. А это угрожало большими потерями, нежели власть турок. Вспомним нашего великого князя Александра Невского, видевшего угрозу подчинения Ватикану более опасной, нежели временное ордынское иго. Так и тут – монахам надо было спасти и душу, оградив ее от католиков, и сам Афон.

Афонцы отправились к султану Мураду, привезли богатые дары, и Мурад, помня обещания отца покровительствовать монахам, обещал также защищать Афон. На сей раз уже от Ватикана.

Византия пала

Не спасла уния Византию. Грянул 1453 год, а с ним взятие Константинополя, замена креста на Святой Софии на мусульманский полумесяц, разрушение православных храмов, гонение на христиан.

Афон в тяжкие годы исламского засилья был как свет в окошке для православного монашества. Конечно, и он был притесняем и облагался непосильными данями, да и просто иногда его грабили, но главное оставалось – Афон не переставал молиться. Фактически он жил в изоляции от остального мира. Но в те годы и это спасало. Действовали девятнадцать монастырей, к которым в 1541 году добавился двадцатый – Ставроникита. Так сложилось их окончательное количество. Меж ними был поделен Афон, и никто уже не мог, помимо них, владеть землей полуострова.

Первым из турецких султанов пожаловал на Афон Селим I. Огромная свита его беззастенчиво обирала монахов. Но он все-таки издал фирман, подтверждающий привилегии Святой Горы. Гостил он в монастыре Ксиропотам.

Были потом и другие визиты турок, чаще разбойничьи. Но грабили не только разбойники, грабили якобы официально. Насельники были обложены хараджем – подушным налогом, который все увеличивался. Пиратские набеги продолжались. И с суши и с моря. Монашеская жизнь угасала. Просто даже от того, что часто и питаться было нечем. Игумены решились на крайнюю меру. Тайком стали отправлять монахов за сбором подаяний. Очень хорошо помогали правители Молдавского и Валашского княжеств. Обильные поступления потекли из Москвы, когда в пятнадцатом веке были установлены дипломатические отношения Афона с московскими dеликими князьями и митрополитами. И до этого русские были на Афоне, но сейчас их присутствие узаконилось.

А дела на Святой Горе становились невеселыми. К физическим трудностям, ветшанию построек, скудному питанию добавилась еще одна трудность, очень значительная – проникновение на Афон обмирщенных людей, торгашей и тех, кто видел в Афоне не школу молитвы, а территорию для наживы. Некоторые монахи и сами дрогнули, уходили на подворья, где жили совместно с «сестрами», проникали в монастыри и миряне, ленившиеся ходить в храм, но спешащие на трапезу.

Патриарх Иеремия II собрал в Салониках афонских старцев, решая с ними трудности Афона. На месте их расследовал, по просьбе Иеремии, Александрийский патриарх Сильвестр. В результате был составлен новый Типикон, вернее, его новая редакция. Монахам запрещалось, что называется, выносить сор из избы, то есть решать проблемы, вытаскивая их за пределы Афона, запрещалось сеять пшеницу, ячмень, торговать орехами, растительным маслом, плодами за пределами Афона. Внутри Афона устанавливались твердые цены на продукты питания и облачения. Изгонялись с Афона безбородые юноши, домашний скот женского пола. Последнее было, по преданию, вызвано еще и тем, что один инок привел козу, чтобы молоком от нее питать тяжко болеющего монаха. Но, когда он стал ее доить, вместо молока пошла кровь. Запрещалось также проживание монахов на подворьях вне Афона. А мирянам, приходящим в монастыри, давалось три года на размышление. После этого они или постригались в монахи или изгонялись. Запрещено было покидать Афон даже для сбора милостыни. Запрещалось производство и употребление водки.

Все эти категорические меры были, конечно, вынужденными. К великому сожалению, они достигли цели лишь частично. Шестнадцатый век, а во многом и семнадцатый, были печальны для Афона. К началу семнадцатого века даже в Великой Лавре оставалось менее десяти монахов. Ее спас, в самом прямом смысле, Патриарх Дионисий III, избравший Лавру для проживания в ней в старости. В 1630 году он принес сюда все свое состояние.

Единственное, что надо непременно сказать, так это то, что молитва Афона продолжалась и экономический упадок не угашал ее. Уменьшалось количество молитвенников, но остававшиеся усугубляли, усиливали свои мольбы к Царице Небесной, и Она слышала их.

Пустели, но не прекращали молитвенных бдений Ксенофонт и Русик, Кастамонит. Стояли Иверский, Хиландарский, Ватопед. Монастырь Преподобного Дионисия в списке монастырей стал занимать пятое место, опередив Ксиропотам.

Примерно в это время в России началось строительство Нового Иерусалима. Оно было одобрено монахами Афона и поддержано ими посылкой Патриарху Никону иконы, именуемой «Троеручица», из монастыря Хиландар. Это важно заметить, так как и доселе бытуют мнения, что строил Никон Новый Иерусалим от своей великой гордыни, что от старого при императоре Тите не осталось, по предсказанию Спасителя, «камня на камне», что и Новый Иерусалим ждала та же участь. Что, кстати, и сбылось при большевиках. Сейчас, слава Богу, монастырь на Истре возрождается. Патриарх Никон затевал строительство, как думается, по двум причинам: первое – показать русским людям, а особенно тем, кто не мог, по достатку или по здоровью, посетить Святую Землю то, как выглядит Земля обетованная, и второе – исполнить предсказания духоносного старца Спасо-Елеазаровского монастыря Филофея о том, что Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать.

Голоса скептиков, и тогдашних, и нынешних, раздавались в том смысле, что данный тезис уязвим, что Византийское Константинопольское семихолмие, затем подхваченное семихолмием римским и продолженное московским, легко дополнить семихолмием где угодно. Или отыскав его в природе, или насыпав рукотворно. Но Никон подчеркивал именно идею религиозно-духоносную, он созидал Иерусалим Нового Завета. Третий Рим нес идею государственную, державную, а Иерусалим Нового Завета освещал всех Фаворским светом, Голгофскими страданиями, Воскресением и Вознесением Христа, Его обетованием Второго сошествия для суда над живыми и мертвыми.

И то, что афонские монахи поддержали идею создания в России пусть не копии Иерусалима, но хотя бы его схему, напоминающую подлинные места земных подвигов Спасителя, показывало веру святогорцев в предназначение России – стать местом Царствия Божия на Земле.

В самом деле, когда идешь по землям Воскресенского монастыря, расположенного в бывшем Звенигородском уезде Московской губернии, воочию представляешь Святую Землю. Очень похожа на Иордан река Истра (как, кстати, и река Жиздра у Оптиной пустыни), похож ручеек у монастырских стен на поток Кедрон, две вершины, названные Фавором и Ермоном, напоминают о Преображении Господнем, березовая роща напоминает маслины Гефсиманского сада, старый дуб – отдаленная, но все-таки родня дубу Мамврийскому. Здесь и купель Силоамская, и колодезь самарянки. В главном храме – Судные врата, Красные врата, Камень помазания. С благодарностью вспоминается подвиг монаха Арсения (Суханова), который, будучи в Иерусалиме, снял планы и чертежи Святой Земли. И, мало того, привез модели (макеты) храмов Гроба Господня и храма Рождества в Вифлееме. Патриарх Никон, как известно, не достроил Новый Иерусалим, ссылка в северные монастыри оторвала от главного дела жизни. Но упокоился он здесь. Спустя сто лет, при Екатерине, храм был достроен. В июле восемнадцатого года служил прибежищем эсеров, вскоре был разрушен. Но прошло время, стал возрождаться, и вот – чудо Божие, как будто и не было никаких большевиков и эсеров, воскрес Воскресенский монастырь! И поныне несет благородную службу ознакомления паломников с местами земных подвигов нашего Спасителя.

Но вернемся на Афон восемнадцатого века.

От особножительства к общежительности

В восемнадцатом веке наметилось общеафонское движение к особножительству, называемому на Афоне идиоритмией. Стали появляться скиты. Скит состоял из нескольких построек, хижин, домиков, обычно скромных, а в середине строился общий храм – кириакон. Появление скитов со строгим режимом жизни, очевидно, было неким противодействием идиоритмии, которую строгие аскеты считали признаком обмирщения.

Первым был создан скит Святой Анны, при Великой Лавре (1572 г.). Особо суровой аскезой прославился скит Кавсокаливит. Далее шли также крупные скиты: Святого Димитрия (Ватопед), Иоанна Предтечи (Иверский), Святого Пантелеимона (Кутлумуш), Новый скит Богородицы и румынский скит Святого Димитрия (монастырь Святого Павла), Благовещения Богородицы (Ксенофонт), Пророка Илии(Пантократор).

Долги и налоги обременяли Афон весь восемнадцатый век. Нищета не всегда способствовала улучшению духовной жизни, поиск пропитания отвлекал монахов от главного их назначения – молитвы. Патриарх Гавриил издал (1783 г.) Типикон, главной целью которого было возвращение древних порядков иноческого жития. Из трапезы монахов изгонялось мясо, число мирян резко ограничивалось, да и то им разрешалось обитать только в Карее. Проту Святой Горы давалась пожизненная власть, он рукополагался лично Патриархом, который вручал проту ключи от зала собраний. В помощники проту избирались от монастырей четыре эпистата (попечителя). У каждого из них была четвертая часть афонской печати, и никакой афонский документ не мог быть действителен, если на печати недоставало хотя бы одной части.

К преобразованиям Гавриила следует отнести и постепенное возвращение монахов к общежительности. На Киновийный (общежительный) устав перешли монастыри Ксенофонт (1796 г.), далее, до 1839 года, и другие: Эсфигмен, Симонопетр, Свято-Пантелеимонов, Дионисат, Каракал, Кастамонит, Святого Павла, Григориат, Зограф и Кутлумуш.

Афон выжил, несмотря ни на что

Турецкое иго опустошало не только материально. Культура Греции также страдала. Немалые потери понес и Афон. Книжные сокровища монастырей использовались уже не так интенсивно, как ранее. И все-таки то духовное окормление православного мира, которое всегда совершал Афон и благодаря которому он и был, прежде всего, известен, продолжалось.

В начале семнадцатого века иеромонах Иерофей продолжает составление «Повести об Иверском монастыре», начатой еще в шестнадцатом веке монахом Феодосием. А в конце семнадцатого иеромонах Григорий (монастырь Кастамонит) пишет «Записку об основании сего монастыря и монашеского жительства на Афоне». Продолжается и необходимейшая работа по переводу Священного Писания и святоотеческих книг на разные языки.

Но где святость, там и нападения на нее врагов нашего спасения. В эти же годы продолжаются и вползания к святогорцам лазутчиков Ватикана. Под всякими на первый взгляд благовидными предлогами. Папа Григорий XV прислал на Афон, якобы помощников монахам в образовании, иезуитов Антония Василопула и Канакия Россиса. Они организовали целую школу в Карее, которую посещали двадцать монахов. Только по требованиям Константинопольского патриарха школа была удалена с Афона. Хорошо бы, если не только с Афона, но и вообще из Греции. Но из Греции католические учителя не ушли, они открыли школу с еще большим количеством учеников в Фессалонике.

Но нет худа без добра. Может быть, именно эти иезуиты натолкнули на мысль о создании собственных православных монашеских учебных заведений. Иеромонах Ватопеда Мелетий организовал в обители духовную школу, которая должна была стать «оплотом греческих знаний, воспитания и всяческого научения в области как философских, так и богословских наук». Школа это вошла в историю Афона как академия «Афониада». Вначале в ней было двадцать иноков, а к 1756 году сто, а еще через два года двести. Патриарх Кирилл V утвердил ее устав. Именно в ее стенах было создано много душеполезных сочинений. Отсюда разносились по свету, спасая души людей, книги о христианском учении, издавались труды великих святителей Иоанна Златоустаго, Григория Богослова, Василия Великого. Составлялись сборники, назовем их Христоматиями изречений Cвятых Отцов.

Руководитель академии ученый грек-монах Евгений Булгарин в конце жизни принял русское подданство и умер в сане епископа Херсонского. Чтобы договорить об Афониаде, скажем, что трудности, в основном материальные, привели к ее закрытию в 1799 году. Но попытки возобновления духовного образования не прекращались и в девятнадцатом веке. А в 1930 году Афониада была возстановлена как Афонская священническая школа. Через двадцать три года в странноприимном корпусе Андреевского скита, близ Кареи, открылось Афонское церковное училище, преобразованное в 1972 году в академию с шестилетним сроком обучения. Целью обучения являлось «всестороннее образование святогорских монахов в согласии с духом Православной церкви и древнего святогорского учения». Среди выпускников академии были и миряне.

Но вернемся к порядку повествования.

Мы уже упоминали о помощи Афону от московских правителей. Она прищла и в труднейшее время начала восемнадцатого века. В 1707 году к Петру I прибыл игумен Пантелеимоновой обители Варлаам. Получил из царской казны щедрые пожертвования. Через пять лет Варлаам вновь был в Москве и вновь уехал с дарами. Преемник Варлаама Киприан приезжал в Москву в 1720 году. Получил милостыню и деньгами, и книгами, и церковной утварью.

Это же время запечатлено паломничеством по святым местам Востока воспитанника Киево-Могилянской академии Василия Григоровича-Барского. Он, после посещения италийских и греческих святых мест, пришел на Афон и обошел его весь, посетив все двадцать монастырей и множество скитов. Именно обошел, свершая, как говорят монахи, молитву ногами. «И тако мне умислившу все тамо святи посетити монастыри, начах ходити чинно первее по стране восточной». От Изографа, Хиландаря, через Ватопед и Пантократор, Ставроникиту и Кутлумуш, Иверон и Филофей и далее, далее раб Божий Василий, тогда еще совсем молодой, прошел весь Афон.

Многое множество страданий претерпел паломник. Он пишет: «Аз же разумев быти оную пакость от христоненавистного врага диавола за посещение Святых мест, и молих Владыку и Творца моего, да мя избавит от него, в скорби же оной таково сложих Утешение грешной и окаянной душе моей».

Следует в Записках и само это Утешение. Первые буквы каждой строки, читаемые сверху вниз, составляют имя и фамилию Василия Григоровича-Барского. Мы приведем несколько выдержек из стихов инока, навеянных несомненно Покаянным каноном преподобного Андрея Критского:

 
Восстани, о душе, восстани, что спиши,
Грехами помрачена, почто не радиши?..
С каковым ответом приидеши пред Бога,
Истинного Судию, сотворши зла многа.
Иже всю жизнь твою начнет истязати,
Горе тебе, яко несть что отвечати…
Будешь кровными слезами рыдати,
Тогда не поможет тебе ни отец, ни мати…
Смерть бо грешным люта, всяк то может знати,
Чисту душу получив, чисту треба здати…
 

Записки Григоровича-Барского были широко известны в России и послужили добрую службу желающим спасения на Святой Горе. А многие вообще впервые узнавали о ней из Записок паломника.

Возобновитель русского монашества

Петровские реформы в области религии, упразднение Патриаршества, секуляризация церковного имущества ускорили исход монахов из России. Те, кто особенно желал строгой монашеской жизни, шли в Молдавию, в Мерлополянский скит, где их принимал, без преувеличения, великий Паисий Величковский.

На Святую Гору он ушел в 1746 году. В 1757 году основал скит Пророка Илии, Ильинский, для «братии молдавского и словенского языка». Для прославления преподобного Паисия хватило бы уже и того, что, вернувшись в Россию, он возобновил в ней монашескую жизнь, но надо перечислить и его труды, хотя бы основные. Ведь именно он перевел на русский «Добротолюбие», сочинения Исаака Сирина, «Огласительные слова» Феодора Студита, сочинения Григория Паламы, Максима Исповедника, Варсонофия, сборник «Восторгнутые класы», то есть колосья, собранные с нивы Господней, в который входили тексты Иоанна Златоустаго, Мелетия, Фотия, Марка, Зосимы, Феогноста…

Годы, в которые прибыл на Афон преподобный Паисий, были печальны для Святой Горы. Примерно в это время посещает Афон уже упомянутый Василий Григорович-Барский. Он указывает на причину упадка монашеской жизни – это притеснение от турок. Честно сказать, и не только. Притеснение русских было и от греков. Славянское племя на Афоне тиранилось и одноверцами. Наши соотечественники, пишет Барский, вынуждены были «семо и овамо по горам скитаться, и от труда рук своих зело нуждно и прискорбно питаться, от всех презираемы. Лиси язвины имут, и птицы гнезда своя, россы же не имут, где главы приклонити на столь прекрасном, уединенном и иноческому житию весьма приличном месте».

Широко известно Житие святого Паисия. Не мыслящий спасения души и монашеской жизни без наставника, старца-духовника, он был лишен этого и спасался с помощью святоотеческих книг. Молва о его святой жизни не могла укрыться. К нему притекали отовсюду. Почти в отчаянии он взывал к инокам, что он и сам чает наставничества, но число их все увеличивалось.

Все прошел святой Паисий: и крайнюю нищету, когда иноки, получив милостыню, от истощения едва могли ее донести, и наветы и клевету. Преподобный Паисий исследовал все виды монашеского пребывания на острове: и общежительный, и особножительный, и уединенный, отшельнический. Ставя новоначальным в пример труды святого Григория Синаита, он предупреждал об опасности перехода отшельничества в самочиние и самомнение. «И великий Варсонофий, – назидал преподобный Паисий, – говорит, что преждевременное безмолвие бывает причиной высокоумия».

У монастыря Пантократор святой Паисий выпросил пустующую келью пророка Илии, ибо уже негде было селиться приходящим братиям, и возобновил, а вернее сказать, основал Ильинский скит. Здесь, с помощью жертвователей и трудами братии он выстроил церковь, трапезную, пекарню, странноприимный дом и кельи для иноков.

Претерпевши еще многие и многие злоключения, святой Паисий принял решение – уйти с Афона, ставшего для него негостеприимным. Для России это решение было спасительным. Несколько десятков монахов, ушедших с Паисием в Нямецкий монастырь, близ Кишинева, стали именно тем костяком российского монашества, который с конца восемнадцатого века возродил и усилил влияние Слова Божия на российскую паству.

В малое время насельников Нямецкого монастыря стало до тысячи человек. Так велика была слава афонского пастыря. Святой Паисий принимал всех. «Идущего ко Господу не изждену вон», – говорил он. Когда братия роптала, что им и самим-то нечего есть, старец отвечал: «Прибыл брат, прибыла и молитва, пошлет Господь и на него пищу».

Но и взыскивал старец строго. Увидев послушника, идущего по монастырскому двору неблагочинно, размахивающего руками, он не его наказывал, а его духовника. «Как ты наставляешь учеников? Монах ступает кротко, руки на груди, очи в землю, главу склонить, каждому встречному поклон. Иеромонаху или монаху до земли, равному себе – в пояс. Послушник еще не монах, но он уже в монастыре, пострижен или нет, должен соблюдать монашество».

Протоиерей Сергий Четвериков, исследователь жития святого Паисия, приводит список лавр и монастырей, которые основали или в которые принесли афонские уставы, ученики преподобного. В списке сто семь обителей. Причем протоиерей Сергий извиняется за то, что список далеко не полный. Здесь и Александро-Невская лавра, и Боровско-Пафнутьевский монастырь, и Александро-Свирский, и Валаамский, и Арзамасский, и Свято-Вознесенский Нямецкий, и Елецкий, и Коневский, и Козельщанский, и Николо-Угрешский, и Тихвинский, и многие другие. И родная нашему сердцу Саровская пустынь.

В «Надгробном рыдании старцу Паисию от всех чад его духовных», составленном по стихотворным размерам того времени, пишется:

 
Удивляхуся страны предивному слову,
Стекахуся приятии пользу душ готову.
С надеждою твердою к тебе притекаху,
С радостию полною от тебе исхождаху.
И как утверждение трудов преподобного:
Память твоя, блаженне, во славе пребудет
Блистающа, дондеже мир стояти будет.
 

То есть, пока мир наш будет еще жив, память о великом старце Паисии будет нас спасать и согревать.