Текст книги "Афон. Стояние в молитве"

Гора Афон, гора святая

К девятнадцатому веку относится создание замечательной, воцерковляющей, песни о Святой Горе. Ее знала и пела вся православная Россия. И вот, интересно, что никто почти не знал автора стихов, а слова этой песни знали. Это ли не счастье для сочинителя? Теперь мы знаем, что автор стихов – архиепископ Филарет Черниговский. Год публикации стихов 1876-й. А кто автор музыки, сие неизвестно. Бог знает.

 
Гора Афон, Гора Святая, не видел я твоих красот,
И твоего земного рая, и под тобой шумящих вод.
 
 
Я не видал твоей вершины, как шпиль твой впился в облака,
Какие на тебе картины, каков твой вид издалека.
 
 
Я не видал, Гора Святая, твоих стремнин, отвесных скал,
И как прекрасна даль морская, когда луч солнца догорал.
 
 
Я рисовать тебя не смею. Об этих чудных красотах
Сложить я песни не умею: она замрет в моих устах.
 
 
Одно, одно лишь знаю верно я о тебе, гора чудес,
Что ты таинственна, безмерна и недалека от небес.
 
 
Я знаю, кто тобой владеет, кому в удел досталась ты,
Тебя хранит, тебя лелеет Царица горней высоты.
 
 
Царица, дивная Царица народов всех и всех племен,
Она, царя Христа денница, разрушила твой темный плен.
 
 
Сквозь сумрак древности глубокой я вижу, грешный, как теперь:
Корабль несется одинокий, на нем царя – пророка дщерь.
 
 
Несется он из Палестины, на остров Кипр его полет.
Вдруг ветр, волнуются пучины, корабль к Афону пристает.
 
 
На вопль кумиров Аполлона спешат Марию все встречать,
И узнают толпы Афона в ней Бога истинного Мать.
 
 
«Сия гора, – рекла Царица, – да будет жребием Моим,
Отсель прострет Моя десница всегдашний кров над местом сим.
 
 
Здесь благодать польется чудно, и милость Сына Моего,
Для жизни сей найдут нетрудно достаток нужного всего.
 
 
А там тебе, афонский житель, слуга Мой верный, раб Христов,
Готова райская обитель, награда веры и трудов.
 
 
Сего Я места не забуду, всегда Заступница ему,
О нем ходатайствовать буду во веки Сыну Моему».
 
 
Обет Царицы сладкозвучный сбылся и зрится в чудесах,
Она с Афоном неразлучна, Афон всегда в Ея очах.
 
 
И лик Свой там Она являет, беседует к рабам Своим,
Сама судьбы их управляет и бдит над бытом их земным.
 

Широкой известности в России этой песни помогло то, что не оставалось губернии, епархии, откуда бы не уходили мужчины на Святую Гору. Их провожали даже не как на войну, их хоронили заживо. И плакали, и страдали, и радовались одновременно. И это только представить ограду сельской церкви после воскресной службы. Люди не спешат домой, они слушают нищих, калик перехожих, странников, их молитвенные песнопения. Особенно трогательными были песни о Божией Матери, о Егории Храбром, об Алексии – Божием человеке, о Страшном Суде и, конечно, все ждали, когда раздадутся столь волнующие слова:

«Гора Афон, Гора Святая…» То-то было очистительных слез. «Как-то там наш Алешенька?»

Центром присутствия России на Афоне становится монастырь Святого великомученика и целителя Пантелеимона. Он и издревле носил имя русского. К середине девятнадцатого века в монастыре на двести греков было триста русских. Это позволило, напомним, впервые избрать игуменом монастыря русского насельника Макария.

Константинопольский патриархат заговорил о «русской экспансии» и начал проводить «политику сдерживания». Но как сдержать стремление людей, желавших спасения души? К 1912 году русских монахов на Афоне от общего числа была половина. Побывать на Афоне было счастьем для православных, а уж что говорить о мечте почти каждого монаха – уйти на Афон навсегда.

Здесь спасались не только монахи. Знаменитый Константин Леонтьев стремился сюда, «чтобы научиться верить в Бога». Духовника он обрел удивительного, отца Иеронима. Но тот же Иероним остановил порыв Леонтьева постричься в монахи и не благословил философа жить на Афоне. Вернул в мир.

Философ Константин Леонтьев, как позднее и прозаик Борис Зайцев, сами рассказали о своем пребывании на Афоне, но вот был здесь, мало кому известный, удивительнейший человек из русских, из Сибири. И по фамилии Сибиряков. История этого человека весьма поучительна.

Сибиряк сибиряков

В Сибири одним из самых распространенных мужских имен было имя Иннокентий. Конечно, это от того, что апостол Америки и Сибири святитель Московский Иннокентий оставил добрые следы своей пастырской деятельности. В честь его и называли мальчиков.

Иннокентий Михайлович Сибиряков родился в 1860 году. Отец его, золотопромышленник, построил часовню во имя митрополита Иннокентия. Золотые прииски Бодайбо были открыты лично Михаилом Сибиряковым. То есть Иннокентий – наследник золотопромышленника. И какого? Богатейшего.

В семь лет у мальчика умерла мама. В четырнадцать он – совсем сирота. Но с ним Господь. Любимейшее чтение отрока – Четьи Минеи святителя Димитрия Ростовского. Иннокентия поражает отношение православных святых к богатству.

Золотое наследство, доставшееся ему, юноша ставит на службу людям. В двадцать лет он – студент Санкт-Петербургского университета. Он много помогает бедным студентам. Он один из создателей женских Бестужевских курсов, Медицинских курсов. Полиция вела за ним самое пристальное наблюдение. Не помогает ли такой богач революционерам? Нет, не помогал. Тратил огромные деньги на закупку и распространение душевнополезных книг для населения. Финансировал строительство детского театра. Отчислял сотни тысяч рублей в Фонд помощи переселенцам. Для сведениия: корова тогда стоила пять рублей, хлеб – полкопейки (грош). Кроме Фонда для переселенцев содержал Фонд помощи престарелым. Ездил по России. В Барнауле построил Народный дом.

Полиция нашла случай придраться. Иннокентий прилюдно разбил бюст Мефистофеля работы Антокольского. Прецедент серьезный. А тут еще и заявили на него. И кто же? Монахиня, которой он пожертвовал для монастыря сто сорок три тысячи рублей, испугалась, решила, что ворованные. Иннокентия Михайловича взяли под стражу, долго обследовали – не сумасшедший ли? Нет, совершенно здоров.

Вместе со святым праведным Иоанном Кронштадским создавал приюты, Дома призрения, Воспитательные дома, богадельни, народные библиотеки. Конечно, постоянно возводил храмы. Устроил Коневский скит, помогал Валааму.

Афон и доходящая с Афона духовная литература были для Сибирякова частью жизни. На Андреевский собор в Кронштадте и на Андреевский скит на Афоне Сибиряков отдал два миллиона рублей.

В конце девятнадцатого века решимость уйти в монахи окончательно окрепла и привела Сибирякова на Афон. Он говорил: «Ни наука, ни искусство, ни деньги не могут сделать человека счастливым. Счастье единственно возможно только в Господе». В малую схиму его постригли с именем Иоанн, а при пострижении в 1899 году в большую схиму ему вернули имя Иннокентий.

Он поселился в крохотном домике около Андреевского скита. Его просили принять священнический сан, он, считая себя недостойным, отказался. Непрестанно молился.

В 1901 году, после освящения вновь построенной монашеской больницы во имя святителя Иннокентия, монах Иннокентий (Сибиряков) исповедовался, причастился, соборовался и тихо угас. Через три года его мощи были подняты, они светились, были янтарного цвета и благоухали.

Афонский монах, московский чудотворец

24 августа (6 сентября) 2004 года в Успенском соборе Московского Кремля Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II зачитал «Определение о канонизации в лике местночтимых святых преподобного Аристоклия Афонского, старца Московского». 13 ноября того же года крестным ходом мощи преподобного Аристоклия из Свято-Даниловского монастыря были перенесены на Афонское подворье в Москве.

В миру иеромонах Аристоклий носил имя Алексея Алексеевича Амвросиева. Он из оренбургких мещан. Он, всегда бывший набожным, в 1876 году уехал на Афон. Пробывши три года в послушании, принял монашеский постриг, а еще через четыре его рукополагают в сан иеродиакона, а вскоре он – иеромонах.12 февраля 1886 года он принимает схиму без смены имени. Пробывши свыше десяти лет в Афонской школе молитвы и труда, иеросхимонах Аристоклий принимает на себя великое послушание – служить Афону в России. Именно он был строителем афонского подворья в Москве, на Большой Полянке. Трехэтажное здание сохранилось доселе. В нем была домовая церковь в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница». Здесь же была и скромная келлия старца. Через эту келлию прошло неисчетное количество людей, жаждущих помощи от святого. Не мог светильник светить тайно. Молва о его праведной жизни не могла укрыться в стенах подворья. Иногда в день он принимал по несколько сотен человек.

Он был настоятелем Афонской часовни на Никольской улице, близ Богоявленского собора (не сохранилась), но всегда тосковал о любимом Афоне. И выпросил себе целых четырнадцать лет нового проживания на Святой Горе, где был казначеем и одним из духовников. А уже с 1909 года до кончины в 1918-м он вновь, к радости москвичей, в Москве. Его здесь всегда помнили, всегда молились за него, обращаясь к нему и прося его святых молитв. И прежние духовные чада, и новые текли к нему ежедневно. Евангельская жертвенная любовь, прозорливость, чудеса исцелений по его молитвам даже закоренелых грешников, как магнитом, притягивали к нему.

Он часто выезжал со святынями Афона к больным и страждущим. Приехал и к своей духовной дочери, которая уже не могла вставать, отказали ноги. Помолившись вместе с больной, причастив, помазав маслицем, он попрощался и сказал: «Пойду, пора мне. А ты, как я пойду по двору, то подойди к окошку и мне ручкой помаши, а я помашу тебе». – «Батюшка, да как же я подойду, я встать не могу». Батюшка перекрестил болящую, ласково улыбнулся и повторил: «А ты все равно помаши». Только старец закрыл за собой дверь, как болящая почувствовала в себе силы. И сама встала, и подошла, заливаясь слезами счастья к окну. И батюшка, проходя по двору, повернулся к ней и помахал рукой.

И таких случаев было множество. Особенно много говорили об исцелении старцем слепорожденного мальчика. Но исцеление его не было быстрым. Его мама привезла в который раз в Москву к врачам. Проходила вместе с сыном около часовни Святого Пантелеимона и увидела множество народа, стоящего в очереди к священнику, который свершал елеопомазание. Встали и они в очередь. Старец помазал мальчику крестообразно глаза, помазал и женщину и спросил: «У тебя кто муж?» И сам же ответил: «Сатана». Женщина сказала старцу, что мальчику ничего не помогает, всего его измучили, и назначают новую операцию. Старец дал совет: операцию не делать, а приходить ежедневно в часовню на молебен. А через год вновь приехать к нему. «А уж потом приедешь и с мужем». Трудно было поверить женщине в слова старца, но она послушалась. Исправно ходили они на ежедневные молебны. Через год опять предстали перед старцем. И вновь прошло несколько месяцев ежедневных молитв и елеопомазаний. Перед отъездом батюшка сказал им: «Господь знает, кому что нужно».

И вот эта женщина приехала к старцу с сыном и мужем. Сын уже видел мир своими ясными голубыми глазами, а отца никак не могла подвести к батюшке, он кричал и сопротивлялся. Тогда уже несколько мужчин справились с ним и подтащили ко кресту. Какая-то сила подбросила его, он упал, и так ударился, что был без чувств. И, если бы не молитва батюшки, вряд ли бы выжил. Придя в себя, мужчина зарыдал и бросился в ноги к старцу.

Женщина рассказала про то, самое счастливое в ее жизни, утро. Она, как всегда, исполняя слова старца, читала Акафист Божией Матери «Скоропослушница», а затем перешла к Акафисту святому великомученику Пантелеимону. «И вдруг слышу: ''Мама, мама, подойди ко мне. Скорее, скорее!'' Бегу к его кроватке, он сидит, мальчик мой, глазки открыты и говорит: ''Мама, я тебя вижу, мама, я тебя вижу!''»

Таких исцелений по молитвам преподобного Аристоклия было множество.

Но, конечно, пребывая в Москве, старец постоянно был душой на Афоне. Издание афонских книг, афонских листков, распространение их по всей необъятной России – дело его рук.

Отошел старец в вечность блаженно. В своей келлие, обративши взор к горячо им чтимой иконе «Скоропослушница», он трижды истово перекрестился и тихо предал душу Господу.

Незадолго до кончины, заканчивая одно из писем к духовным чадам, он писал: «Хотя аз и ничтожен есть пред Вами рещи сие слово, но Дух Святый заставляет рещи. Дух Святый везде утешает верующих».

Подлинно великим мостом между Афоном и Россией из века девятнадцатого в двадцатый явился сей духоносный старец Аристоклий.

«Процвел еси, яко финикс на святей горе Афонстей и яко кедр на земли русстей умножился еси», – говорится в тропаре святому. В кондаке продолжается: «Новою звездою на небе церковнем возсиял еси, прошед путь многотрудного монашеского жития, подвигами добродетелей венцы нетеленныя обрел еси, и поприще послушания во граде Москве мужественнее скончал. Тем же и Христос Бог даром чудес обогати тя, преподобне отче Аристоклие, Афонская похвало и земли росийския украшение, поминай нас, чтущих святую память твою».

Поминай нас, грешных, отче Аристоклие! Нам, грешным, послано великое утешение: мощи святого Аристоклия обрели покой на Афонском подворье в Москве, на Гончарной улице. Выберем, как говорили раньше, радостотворное время, приидем к ним, припадем, испросим сил на труды во славу Божию!

Двадцатый век

В начале века многовековое турецкое владычество над Грецией закончилось. В храмах Афона служились молебны о победе греческого оружия. Второго ноября 1912 года звучание тысяч афонских колоколов слилось в единый торжественный гул – победа!

Лондонская мирная конференция утвердила статус Афона как автономного и независимого монашеского государства под протекторатом балканских православных держав. Однако, уже в 1920 году Севрский договор, а затем Лозаннский (1923 г.) признают Афон частью Греции. Греческие власти формально гарантировали неприкосновенность монахам негреческого происхождения.

Хотя, скажем справедливости ради, греки всегда как-то не особенно приветливы были к монахам из России. Уточним, греческие власти, а не греческие монахи. Монахи как раз всегда учились у русских святости и молитвенности. Афонский старец нового времени Паисий не случайно называется греческим Серафимом Саровским. И не случайно у него русский наставник.

В октябре 2006 года в Москве прошла четырехдневная конференция «Россия – Афон: тысячелетие духовного единства». Она отметила величайший вклад Святой Горы в богословское, аскетическое, иконографическое, культурное, а во многом и церковно-политическое влияние Святой Горы на духовное становление народов, на укрепление монашеской традиции. Вместе с тем в приветствии Святейшего Патриарха Алексия наряду с выражением надежды, что «древняя традиция участия России и Русской Церкви в современной жизни и служении Святой Афонской Горы возродится в полноте», прозвучала и обеспокоенность: «Считаю своим долгом сказать: сегодня ситуация не столь идеальна и безоблачна. Доминирование лишь одной церковно-национальной традиции, своего рода «национализация» Афона может привести к утрате Святой Горой ее уникальной объединяющей роли во Вселенском православии. Это обстоятельство вызывает нашу особую озабоченность в связи с тем, что в настоящее время единство православия серьезно испытывается на прочность. И в этой ситуации Святая Гора должна оказывать всемерное содействие укреплению единства Церкви Христовой».

Конечно, нам трудно на Святой Горе. В настоящее время из двадцати монастырей семнадцать греческие. Один сербский, Хиландар, один болгарский, Зограф, и наш. Но скажем, что сами по себе греческие монахи относятся к нашим очень хорошо. Это отношение исторически заслуженно. Многие монахи русского монастыря знают греческий, часто и службы в храмах Пантелеимонова монастыря идут на греческом, или же молитвы чередуются. Наши паломники всегда находят приют в греческих монастырях. Более того, они, по молитвенному усердию, отличаются в лучшую сторону от других. Так что в отношении к нам играют роль какие-то не очень ясные пружины политики, но не монашеской.

Слава Богу, время работает на нас. Например, греки, говорил мне отец К., переводят «Странствования Василия Григоровича-Барского по Святым местам Востока», убеждаясь, что русский молитвенник, проходя Святую Гору, многое заметил из того, что и теперь представляет интерес, и именно из тогдашней жизни греческих монастырей. Мы взяли у греческой Византии веру православную, храним ее, и греки это понимают. Можно и такую древнюю мудрость, к слову, напомнить: «Учитель, вырасти ученика, чтобы потом учиться у него». Это отнюдь не противоречит библейскому выражению, что не бывает ученика выше учителя. Тут все взаимосвязано.

Трагические события

Но вернемся к началу двадцатого века. Настала пора рассказать о трагедии этого времени, об имяславцах, изменивших простоте и истинности веры православной. Как все-таки события на Афоне отражаются потом на событиях, происходящих в мире. Революция семнадцатого года стала будто продолжением, но уже кровавым, афонских событий. Греки использовали трагедию среди русских насельников своеобразно – количество русских на Афоне сильно сократилось. Почти катастрофически. Но Божия Матерь не оставила нас своею милостию и в этот тяжелый час испытаний.

Когда кто-то начинает толковать по-своему, не сообразуясь с Православной Церковью, святые догматы, или предлагать новые – это путь к гибели. В основе такой самости гордыня, самомнение, преслушание заветов Святых Отцов.

Кажется естественным, что мы почитаем святое имя Иисуса Христа. Но имя – не Бог. Есть в Священном Писании имена Иисуса – сына Сирахова, есть Иисус Навин, предводитель израильтян, мы же не считаем их богами. И когда читаем многие религиозные тексты и молитвы с упоминанием имени Иисуса, не думаем же кланяться имени. Но имяславцы стали усиленно доказывать свою правоту, а вернее сказать, заблуждение, текстами из Писания. Мы тоже знаем эти тексты. Вспомним пасхальную молитву «Воскресение Христово видевши», там есть слова: «Ты бо еси Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем». Открываем Псалтирь: «Принесите Господеви славу имени Его» (Пс. 28, 2). Или: «Ради имени Твоего, Господи, и очисти грех мой». (Пс. 24, 11). «Блажен муж, ему же есть имя Господне упование его». (Пс. 39, 5). «Воскресни, Господи, помози нам, и избави нас имени ради Твоего». (Пс. 43, 27). «Помяну имя Твое во всяком роде и роде…». (Пс. 44, 18). «… скорбь и болезнь обретох, и имя Господне призвах». (Пс.114, 3). И таких примеров можно набрать сколько угодно.

Специальное исследование «имябожества» содержится во втором томе труда «Священная тайна церкви». Здесь сразу оговаривается, что «окончательная оценка имяславия и окончательная формулировка учения об имени Божием и об имени Иисусовом может быть дана только после того, как свои выводы сделает высшая церковная власть на основе соответствующей экспертизы…». В труде анализируются разные подходы к природе имени вообще. «Один рассматривает имя как нечно неразрывно связанное с предметом, неотделимое от предмета, выражающее сущность предмета. Другой видит в имени лишь добавленный к предмету опознавательный знак, перемена которого никак не влияет на сущность предмета».

Далее: «Темы имени Божия, имен Божиих и имени Иисусова по-разному ракрывались отдельными восточно-христианскими авторами. Тем не менее определенный консенсус наблюдается у многих Отцов Восточной Церкви…».

Единодушно признается, что «Имя Божие не тождественно и не совечно Богу… Было, когда у Бога не было имени и будет, когда у Него не будет никакого имени. Имя Божие есть средство общения между Богом и человеком».

Еще выписки:

«Имена Божии существуют для человека и на человеческом языке. Даже когда Сам Бог называет Себя теми или иными именами, Он пользуется именами, которые существуют на языке человека».

«Бог присутствует во всяком Своем имени. Его присутствие ощущается человеком, когда он произносит имя Божие с верою и благоговением, и остается неощутимым, когда имя Божие произносится всуе»

«Достопоклоняемой является не внешняя оболочка имени, а его внутреннее содержание.Почитая имя Божие, человек воздает славу Богу, честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу».

«В молитве имя Божие неотделимо от самого Бога».

Далее следует несколько выводов уже по отношению к имяславцам:

«Можно ли утверждать, что ''имя Божие есть Сам Бог?'' Нельзя…» «Можно ли утвеждать, что ''имя Божие есть энергия Божия''? Нельзя…» Труд «Священная тайна церкви» представляет «наименее уязвимыми следующие формулировки: в имени Божием действует Бог, в имени Божием присутствует Божия энергия».

Главной проблемой имяславцев называется «отсутствие в их стане богословов, способных найти точное и богословски выверенное выражение их молитвенного опыта».

Все началось в 1907 году, когда кавказский схимонах Илларион выпустил книгу «На горах Кавказа» со своими суждениями о Иисусовой молитве и о имени Божием Иисус. Послал ее на Афон для отзыва. В следующие годы, вплоть до 1912-го, вокруг книги завихрились мнения. Одни поддерживали идею Божественности имени Иисуса, другие говорили о прежнем почитании Святой Троицы. Споры на Афоне стали известны в России. Архиепископ Никон (Рождественский) посылает пастырское увещание не читать книгу «На горах Кавказа», послужившую «причиной разномыслия в великом деле иноческом».

Иеросхимонах Антоний (Булатович) поддерживает имябожников и печатает книгу «Апология веры в Божественность имен Божиих и имени Иисус (против имяборствующих)». Архимандрит Андреевского скита приказывает сжечь эту книгу. Булатович вызывающе распространяет ее и уходит в отдельную келлию (Благовещенскую), куда к нему стекаются его сторонники. К великому сожалению, и Афон и Россия запоздало узнали мнение о книге «Апология» авторитетного в церковных и светских кругах писателя Е.Н. Трубецкого: «Читаю книгу Булатовича и все более чувствую, до какой степени там суть не в богословии, которое у них слабое и неумелое, а в жизни, которая глубока, возвышенна и совершенно не умещается в этом богословии. Подойди поближе к этой жизни, – вот где тепло и радостно».

Богословская школа Константинопольского патриархата признает учение имябожников еретическим. Патриарх Иоаким посылает на Афон грамоту, осуждающую новое учение. Архимандрит Иероним пишет личное увещевательное письмо Булатовичу, умоляя того вспомнить, зачем он пришел на Святую Гору. Булатович закусил удила. Не внемлет. Его поддерживают насельники скита Фиваида. Они сочиняют даже «Соборное рассуждение о имени Господа нашего Иисуса Христа», говорящее о том, что имя Божие Иисус есть Сам Господь Иисус Христос, и осуждают монахов, не принимающих новое учение. Совершенно забыты апостольские слова из Послания Коринфянам: «Боюсь, чтобы умы ваши не повредились, уклонившись от простоты во Христе». (Кор. 11, 3).

Вооружась выражением: «Имя Божие есть Сам Бог», имябожники доходят до проклятия тех, кто отказывается признать их учение. В 1913 году они низлагают игумена Иеронима, называют его еретиком и избирают игуменом архимандрита Давида. Прибывшего на Афон для увещевания заблудших архиепископа Никона прилюдно оскорбляют, не хотят слушать. Когда владыка произнес: «Благословение Божие на тех, кто покоряется церкви», – многие закричали: «Тебе надо Божие благословение, а не нам».

События среди русской братии взволновали весь Афон. Монастырь Ватопед в грамоте братству Андреевского скита «отвергает означенное избрание» Давида и увещает «изгнать эту новую ересь и иеромонаха Антония (Булатовича)». Булатович скрывает от братии текст грамоты.

Вновь избранный Константинопольский патриарх Герман V потребовал, чтобы к нему явились и Булатович и Давид. Поехал только архимандрит Давид, который свалил всю вину беспорядков и бунта в скиту на Булатовича. На Афон идет очередная грамота, называющая учение имябожников «хульным злословием и ересью».

Но имябожники уже настолько уверены в себе, что считают правыми только себя и отвечают и архиепископу Никону и остальным, что богословами «доселе не замечена богословская догматическая истина».

Приходит из России и поддержка бунтарям. Игумен Арсений специально явился, чтобы возглавить Андреевских имябожников. Он до этого уже был на Афоне, создавал противосектантские труды, их издавали. Потом вернулся в Россию, был настоятелем Воскресенского монастыря Новгородской епархии. О нем архиепископ Никон сказал: «Он рано вступил на миссионерское поприще, возгордился и встал на опасный путь». Конец его жизни ужасен. В дни бунта Арсений объявил, что выступит перед братией и скажет нечто важное. Господь покарал его внезапным параличом языка. Но и это не вразумило имябожников. Вывезенный с Афона, Арсений через три месяца скончался. Перед кончиной дал понять, что не отрекается от своих убеждений и поэтому был похоронен без отпевания.

Святейший Синод в Москве проводит специальное заседание и вырабатывает Послание «Всечестным братиям, во иночестве подвизающимся». Но имябожники уже вовсю хозяйничают в Пантелеимоновом монастыре. Изгоняют из обители авторитетнейших старцев, избирают самочинный собор, возбуждают братию против монастырских властей, меняют начальство в скиту Фиваида. Это 1913 год. Наконец из Москвы, 5 июня, прибывает на специальном корабле комиссия, руководят которой архиепископ Никон, С.В. Троицкий, представитель Святейшего Синода, а также русский консул в Константинополе А.Ф. Шебунин. Было принято решение – вывезти имябожников в Россию.

Игумен Иероним с братией вернулся в Андреевский скит.

Такова краткая канва событий. Несколько лет сотрясало Афон. Тут не библейское разномыслие,в котором открываются искуснейшие, тут проявилась великая гордыня с одной стороны и смирение и братская укоризна – с другой. И до чего доходило – ударяли во все колокола, собирали соборы, подписывали, кто добровольно, кто насильственно, новое исповедание веры. Выволакивали из келлий, избивали даже престарелых монахов.

В Москве, в Пантелеимоновой часовне, бес устами одной одержимой кричал: «Мы все там были, все туда слетались, мы столп поколебали!».

И до сих пор не утихли разные мнения о тогдашнем событии. Все непросто. Снова обратимся к исследованию «имябожества» во втором томе труда «Священная тайна Церкви». В ней содержатся выводы и богословские и церковно-исторические. Но, безусловно, осуждается решение насильственного вывоза монахов. «Если даже учение имяславцев и заключало в себе ересь, неужели надо было прибегать к полицейским мерам – обливать монахов ледяной водой из «пожарной кишки», избивать их, спускать с лестниц, силой загонять на пароход, а затем расстригать, лишать монашеских одежд, заключать под стражу? Из всех возможных вариантов решения проблемы был избран наиболее жестокий, наиболее безчеловечный, наименее церковный». В самом деле, кто воспользовался ошибкой церковных и светских властей? Ответ ясен – противники Православия. От тяжкого удара по русскому монашеству Свято-Пантелеимонов монастырь не оправился доселе.

Тогдашние демократы радостно поднимали мутную антиправославную волну. Угодливо предоставляли печатные станки брошюре «Афонский разгром». В России не сразу узнали подробности, и еще долго афонская смута была предметом споров. Дело дошло до Государственной Думы и до Государя. Это уже начало 1914 года. В том же году было распространено «Письмо» четырех с половиной тысяч русских насельников Афона. Оно спокойно и с достоинством разъясняло суть происшедшего. Но уже накатывалась Первая мировая война, Февральская буржуазная революция и Октябрьский переворот.

Протоиерей Георгий Флоровский в «Путях Русского Богословия» писал о смуте: «Всего болезненнее был этот разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью… Разрыв этот был вреден и опасен…». Святой отец Алексий Мечев, по свидетельству очевидца, «… негодовал, ужасался и говорил, что не может быть истины в такой злобе и неистовстве».

Когда в 1917 году у Афонской горы затонул пароход, везущий хлеб для иноков, то иноки истолковали это как Божие наказание за церковную смуту.

К таким наказаниям можно отнести и бедственное положение Афона после революции. Перестала поступать, ощутимая всегда на Афоне, помощь из России.

В довершение и правительство Греции конфисковало афонские подворья в Греции в пользу греков, выселенных из Турции. С той же целью власти выкупили часть территории между Уранополисом и Ксерксовым каналом, то есть значительно сократили афонские владения.

Православные русские люди, очутившиеся за границей, болезненно воспринимали происходящее на Афоне. Да, плохо в России, горько, еле выносимо, но это хоть как-то можно объяснить. А Афон? Писатель редкого дара, необычайно чуткий к жизни души, Иван Шмелев очень хотел уйти на Святую Гору. Он трагически воспринимает происходящее в Греции. Осенью 1929 года пишет другу своему философу Ивану Ильину: «… так мы прищучены, что даже греки-демократы измываются: гибнет Афон! Свободолюбивые демократы запрещают(!) монастырю (речь о Пантелеимоновом) принимать в монашество, а через пятнадцать-двадцать лет ''святогорцы'' вымрут. Гляди, Россия!»

И снова, как крик души, через год: «Я часто духом падаю, хочу и хочу молитв. Я бы на Афон ушел! Устала душа, Бога и чистоты хочет».