Текст книги "Там, где кончается арена…"

Глава тридцать четвёртая

«Золотое кольцо России» они отработали с блеском!

Ангарский всё чаще поглядывал на живот возлюбленной, заводил разговор о его подмене, строил планы в своей, теперь уже семейной, голове.

Юлька была на сносях. Витька, как наседка в мужском обличии, хлопотал вокруг округлившейся подруги. Ходил по пятам, забегал вперёд, открывая двери, всё время держал её за руку, когда та спускалась по лестницам. «Тяжелее моего характера ей ничего поднимать нельзя!..»

Неюный будущий папаша не дышал сам и не давал дышать Юльке! «Кому из нас рожать?» – смеялась будущая мама. Витька был глух и нем! По словам Сарелли, Ангарский был «отец-молодец!..»

Время пришло, и «молодые» засобирались в Москву на сохранение и будущие роды. Как Сарелли не уговаривал ребят поселиться у него на Речном, они остались непреклонными. «У нас поликлиника рядом! Обслуживание по прописке! Нам бог знает откуда и куда ездить! В твоём районе кто нас примет?..» Они, скорее всего, были правы, и Сашка отступился. «В их однушке тоже можно прожить, лишь бы в семье царил мир и любовь – всё остальное ерунда. Лишь бы была семья…».– думал Сарелли, с умилением смотря на своих воркующих, окрылённых немолодым счастьем друзей…

Приехал Никонов на своей машине, забрал весь необходимый скарб и увёз в Москву. Молодой семье Ангарских подали к «парадному» микроавтобус повышенного комфорта, с кондиционером и прочими удобствами – хочешь езжай сидя, хочешь лёжа, и они тронулись в путь, не торопясь, со всеми остановками по требованию.

Сарелли на несколько дней осиротел. Теперь на него легла вся нагрузка по проведению гастролей. Сил у него это отнимало не много. Процесс был запущен, телега ехала, кучеру оставалось лишь сидеть и смотреть за дорогой – лошади знали куда шагать без понуканий…

Вскоре приехал на подмогу Петрович. Встреча с Валентином Булавским была бурной. Сарелли радовался, что он теперь, если что, не наломает дров под присмотром Мастера. Тот, в свою очередь, был несказанно рад, что наконец у него появилась работа и шанс выбраться из долговой ямы. Дела его в последнее время были совсем плохи, ну, совсем-совсем! У него обнаружилась серьёзная болезнь, которая отнимала силы и время. Денег на обследование ушло тоже немало. А тут, как назло, пошли провал за провалом! Он, как и Гордей, всегда работал по максимуму. Такие же были у него и провалы. Но он как-то с ними по жизни справлялся. В этот раз всё было много серьёзней…

Булавский год назад приехал в Татарстан, привёз туда международную программу, которая стоила целое состояние! Снял самый огромный спорткомплекс. Вбухал в рекламу колоссальные деньги. Телевидение, радио – всё как всегда. Помпа! Событие мирового уровня! Звёзды мирового цирка! Спешите видеть!.. Скептикам отвечал:

«Я знаю, что делаю. В республике сейчас начинается национальный праздник “Сабантуй”, люди валом пойдут смотреть! Все затраты отобью за один раз и в плюсе буду, как маршал в звёздах!» Забыл, видимо, Петрович, что у маршала всего одна звезда, хоть и большая. И не знал, что во время Сабантуя татары и башкиры не ходят по таким мероприятиям. Разъезжаются по своим деревням, сёлам, аулам, где живут их родственники и откуда они корнями. Там и гуляют. В эти праздничные дни город пустеет…

Это был не просто пролёт. Это был влёт! Влёт в колоссальные долги, которые надо было погашать в самом скором времени. А тут ещё здоровье! Булавского это так подкосило, что он слёг серьёзно и не на несколько дней…

Своевременный звонок Шацкого, с посыла Сарелли, вытащили его в прямом смысле из петли и с того света…

Валентин появился, как всегда шумно и многозначительно! Шаляпинский голос загромыхал под сводами администраторских апартаментов, а амурские волны обаяния Петровича захлестнули присутствующие сердца!

– А ну-ка поворотись, сынку, к батьке! Посмотрю, чему тебя в бурсе выучили за эти годы! – Петрович изобразил из себя Тараса Бульбу. Сашка Сарелли не остался в долгу. Классику он знал и любил – ответил тем же! В те годы неплохо учили…

– Хоть ты мне и батька, а как будешь смеяться, то, ей-Богу, поколочу!.. Ну, здравствуй, Петрович! Здравствуй, мой дорогой!

– Здравствуй, золотой! – они так всегда приветствовали друг друга. Это были ритуальные слова.

Валентин вытащил из своего фирменного тёмно-вишнёвого портфеля-чемоданчика, который он постоянно носил на могучем плече, литровую бутылку дорогого виски.

– Я не пью, так хоть вы мне душу бывшего алкоголика согрейте! Это тебе, Саша! Здесь написано: «Победителю-ученику от побеждённого учителя!» – Петрович показал надпись фломастером на этикетке бутылки. Это был намёк, что когда-то «эти пацаны» начинали у него. Теперь подросшие, «серьёзные дядьки», были сами с усами, да не с какими-то там жиденькими, а как у легендарного Чапая! Сегодня они были на белом коне, впереди планеты всей!..

– Я не Пушкин, Петрович! Да и тому, помнится, Василий Андреевич всего лишь свой портрет подарил.

– Это потому, что тогда в России виски было не достать, вот и дарили портреты! Я, конечно, тоже не Жуковский, но напомню тебе слова ещё одного поэта: «Учеников создают для того, чтобы было потом у кого…»

Сарелли не дал договорить, перебил Булавского:

– Да знаю, Петрович, знаю! «Художник, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться.» Евгений Винокуров, если не ошибаюсь.

– С именем поэта, может, ты и не ошибся, я не в курсе. А вот с истинным смыслом – мимо. Дай договорить, не перебивай старших! – Петрович хитро прищурил свой глаз, улыбнулся во всю ширь своей необъятной души и процитировал собственную версию:

– Учеников создают для того, чтобы было потом у кого… занять. Вот так, Сашуля!..

Глава тридцать пятая

Идея создания уникального коллектива, собранного из цирковых инвалидов, Шацкому пришлась по душе. Нет, сначала его это, конечно, шокировало, спору нет! Он даже с порога отмёл это предложение! «Ну, и что мы покажем? Безногих акробатов и безруких жонглёров? А как должны выглядеть клоуны? Над чем смеяться? Чушь!» Потом походил с этой идеей сутки, «переспал с ней», и вдруг понял – дело стоящее. Как сделать! Привлечь стилистов, режиссёров, художников по костюмам, послушать самих ребят с ограниченными возможностями – может получиться не хуже ансамблей лилипутов, которые гремели по всей стране много лет. Он дал задание всем своим, чтобы нашли и обзвонили цирковых, с кем когда-то произошли несчастные случаи или болезни, которые привели к потери трудоспособности. Разузнали, что да как, провели беседы. Сам Шацкий через людей в Главке тоже искал информацию. Не прошло и недели, как в офис «Шанса» зачастили звонки и стали захаживать странные, на первый взгляд, посетители.

Через месяц у Шацкого было полное досье на людей, выброшенных из жизни за край манежа, каковым он был когда-то и сам. Только этим людям было несравнимо трудней! Работа закипела…

Балагур Лёшка, однорукий эквилибрист из Иваново, стал той самой единственной правой рукой Шацкого. Он дневал и ночевал в кабинете Влада, обзванивал коллег и объяснял идею возвращения на манеж. Появился в офисе на Пречистенке и Сергей Сычёв – улыбчивый оптимист. Встреча была бурной и радостной. Вскоре появились здесь «укротители» кошек и собак, шли переговоры с бывшим дрессировщиком слонов. Одна встреча произвела на Шацкого неизгладимое впечатление, после которой он пил коньяк, чтобы унять слёзы. Долго он добивался встречи с этим человеком! И вот он пришёл! Спокойный, выдержанный, без лишних эмоций на лице. Седой, не молодой и не старый человек, жизнь с которым обошлась круто…

Игорь Ковалёв, когда-то благополучный дрессировщик экзотических животных, жил не тужил, работал, как все, о чём-то мечтал, к чему-то стремился. Династии у него не было, продолжения его рода в цирке тоже не предвиделось. Единственный сын избрал для себя иную профессию и судьбу. Он пошёл в деда – стал кадровым военным. Закончил лётное училище. Молодой, перспективный командир боевой винтокрылой машины однажды огорошил: «Извини, папа! Это мой долг!..» – обнял отца и поехал «на гастроли» в одну из горячих точек. Через четыре месяца привезли… В одной коробочке – всё, что осталось от экипажа – сгорели парни. В другой – звезда Героя…

Отец, оклемавшись, вспомнил свою военно-учётную специальность времён службы в армии, передал номер ассистенту, уволился из цирка, подписал контракт и поехал в ад возвращать воинский долг за сына… Через три месяца вернулся. На щите… Но живым. Наступил на мину. На одну из тех сотен, которые обезвреживал. Всё кончилось… Жизнь потеряла всякий смысл…

Долго приходил в себя. «Мутную» не пил никогда. Изнутри жгло, тело страдало и болело, опереться душой было не на кого и не на что. Купил попугаев, разговаривал с ними, чтобы не сойти с ума. Помощи не было ни откуда. Ну разве что финансовая, за сына и себя. Вокруг была пустота. Он жил в пустоте. Пока не позвонил Шацкий: «Есть идея! Ты работал когда-то с животными. Приобретём, восстановишь номер!» Попугаи уже были готовыми к работе – месяц-другой, можно на манеж. Так он стал Джоном Сильвером. Так вернулся в цирк. Так вернулся к жизни…

С другими людьми тоже проблем не было. Проблема была только одна, но весьма крупная: финансы, время, место для базирования.

Выкупили в аренду надувной ангар, который предполагался хозяевами под склад – место нашли. Время появилось тоже. С финансами стали думать и соображать всем миром. Подключили спонсоров, всевозможные организации, связанные по работе с инвалидами и прочее. Работа закипела! Цель была видна, и все загорелись её достигнуть. Название коллектива пришло как-то сразу, понравилось всем без исключения – «Золотой Шанс»! Отныне и навсегда! Аминь!..

Шацкий созвонился с Урсом Пилсом, с которым когда-то познакомился на одном из международных конкурсов циркового искусства. Это был важный, авторитетный господин, очень хорошо известный в мире цирка. Он являлся многолетним вице-президентом международного фестиваля циркового искусства в Монте-Карло, президентом Европейской Цирковой Ассоциации. Шацкий на своём безупречном английском подробно объяснил ему идею создания «World association of disabled circus artists», что в вольном переводе означало «Всемирная ассоциация цирковых артистов инвалидов». Урс Пилс загорелся этой идеей, особенно, когда Шацкий рассказал об успехах в создании экспериментального коллектива, которого никогда в мире до этого не существовало. Совсем его потрясла идея проведения международного конкурса-фестиваля на базе Монте-Карло в этом аля-паралимпийском формате. Пилс пообещал в самое короткое время связаться с принцессой Монако Стефанией и её братом правящим князем Альбером-вторым, которые были постоянными организаторами ежегодного международного конкурса в своей стране. Это была Мекка мира цирка. Такое намечалось впервые. Акции «Шанса» на международном рынке рванули вверх!..

Подобное не могло остаться незамеченным Главком. Мало того, что «Шанс» за последние два года стал преуспевающей фирмой, так ещё в Министерство культуры стали лететь целыми стаями письма от доброжелателей, с требованиями «Шацкого на царство!» Люди в своих письмах объясняли, что небольшая фирма, по сути, взяла на себя функцию Главка и решает проблемы артистов, которые должны по своим прямым обязанностям решать цирковые чиновники. Вопрос – зачем тогда Главк нужен?..

Бывший начальник Влада, который когда-то его наставлял и вразумлял, как надо правильно жить и работать на благо Российского цирка, начал войну! Он цирковым аллюром прискакал в Министерство культуры, встретился с министром и стал жаловаться на Шацкого, давая характеристику тому такую, что последнего не взяли бы и в тюрьму! Главный аргумент был, что, мол, люди со стороны на наших артистах зарабатывают деньги. Эксплуататоры! На что получил резонный ответ-вопрос: «А кто вам мешает зарабатывать? Почему всё время на вас жалобы и постоянно сидите на дотации?» Это уже были камни в их огород. Встреча закончилась ничем. Началась окопная война…

Камни полетели из огорода Главка в окна офиса «Шанса». Правда, нанятые доброхоты «промахнулись» – стёкла выбили соседствующей конторе. Ошибочка вышла…

На этом не закончилось. Как-то ночью подожгли входную дверь квартиры, где жил Шацкий. Дверь была старинной, резной. Она видела и лучшие времена в своей жизни. Кому суждено сгореть, да не утонет.. Врут! Ей пришлось и сгореть, и на финал изрядно нахлебаться, когда тушили огонь всем миром…

Пожар напугал соседей, престарелую мать и Аллу, которая, как медиум, предвидела нечто подобное, переживая за своего мужа. В результате инцидента в подъезде появился консьерж, тревожная кнопка вызова охраны, видеонаблюдение и новая металлическая дверь в квартире. Недруги могли торжествовать – Шацкому это влетело в копеечку! Пару месяцев он работал бесплатно…

Анонимные звонки с угрозами продолжались. Требовались какие-то контршаги. В офисе, на всякий случай, появились плечистые охранники из ЧОПа. Никонов каждый день подвозил своего шефа до подъезда. Когда тот решал возвращаться вечером с работы пешком, ходил с ним до самого его дома, чертыхаясь и охая, чем изрядно веселил Влада. Пешеход он был никакой! «Хочешь прибавку к зарплате за телохранение?» Как Шацкий не добивался избавиться от своего хвоста, Никонов был непоколебим!

«Шах! Заткнись! Всё держится на тебе! Если что – пропадём». Влад легкомысленно отмахивался скабрёзной шуткой: «Зубов бояться…» И добавлял: «Если о тебе говорят, и пусть даже плохо – радуйся, тебя замечают. Если тебе норовят дать по башке сзади – значит, ты впереди!»

Шацкий готовил коллектив «Золотой шанс» ускоренными темпами. Была идея в самом скором времени обкатать этот коллектив по циркам и дворцам спорта.

Основные гастроли планировалось провести осенью в полустационарном цирке Автово в Санкт-Петербурге. И не просто отработать обычным представлением, а конкурсом цирковых «паралимпийцев». Призы уже были изготовлены: «Золотой Шанс», «Серебряный Шанс», «Бронзовый Шанс» и Гран-при конкурса «Платиновый Шанс», который даст право выступить на международном конкурсе в Монте-Карло. Призы были сделаны богато и зрелищно! Они напоминали то ли царскую корону, то ли букву «Ш». Так же планировались специальные призы спонсоров, средств массовой информации, всевозможных фондов и призы зрительских симпатий. Рассчитано было так, что никто из программы без наград не оставался.

Членами жюри предстояло выступить самим зрителям, которые должны будут голосовать своими билетами, бросая их в специальные урны с фамилиями того или иного артиста. Ложа и почётные места в зале выделялись приглашённым ведущим специалистам российского и зарубежного цирка. В Санкт-Петербург планировалось пригласить министра культуры или его зама, о чём им уже и сообщил Шацкий. Естественно, всё это будет освещаться в центральной прессе и на популярных каналах телевидения. Размах был планетарным! Имя Шацкого и его команды всё чаще стали звучать на устах у цирковых и верховных небожителей манежного Олимпа. Кто-то хлопал в ладоши, а кто-то скрипел зубами…

Глава тридцать шестая

Сарелли с Ларисой гуляли по Москве и заглянули в офис «Шанса» на Пречистенке. Офис пустовал. Рабочий день давно закончился. Бухгалтер, юрист, секретарша и два курьера давно разошлись по домам до следующего дня. У Никонова был выходной после вчерашней отгрузки программы во Францию. Шацкий засиделся, работая над очередным контрактом. Для него нормированного рабочего дня не существовало. К этому давно привыкли его родители, дочери и многотерпеливая жена Алла. Её муж был трудоголиком, посвящая себя делам всецело, без остатка. Таким он был и в цирке…

Дела спорились. Фирма расширялась, с каждым годом набирала вес и популярность. Люди приходили каждый со своей надеждой, уходили почти всегда с решением их проблем. Они или решались сразу, или через некоторое время. «Шанс» пока не был абсолютно всесильным, хотя к этому прилагались запредельные усилия. Все понимали, что цирк переживает не самые лучшие времена. Эпоха «золотого» советского цирка закончилась Пришла эпоха безвременья. В цирке и около него появилось много случайных людей, а тут ещё «рыночные отношения»! Цирковым предстоял «ледниковый период», который ещё нужно было пережить, сохранив всё самое лучшее…

Никто никогда здесь не оставался без внимания и доброго слова, кто бы не приходил. Этот принцип работы с людьми выполнялся неукоснительно, хотя люди приходили разные. Некоторых хотелось вытолкать взашей, когда они смотрели на Шацкого и разговаривали с ним, как с очередным шкуродёром, зарабатывающим на их проблемах. С такими приходилось особенно много работать. Влад терпеливо объяснял, что они не филиал Главка, не просто прокатчики, а частная фирма, работающая на иных принципах. В эти моменты Шацкий становился психотерапевтом, хотя сам подчас нуждался в этом не меньше. От «клиентов» он, по сути, ничем не отличался – такой же цирковой. Ну, может только тем, что финансово рисковал несравнимо больше, и желал решить проблемы своих коллег, а они его нет. Всё это требовало невероятных сил и терпения. Не всегда можно было решить нерешаемое. Иногда люди уходили с затаённой обидой. И тогда Шацкому были обеспечены бессонные ночи! Успокаивало то, что это происходило крайне редко…

Офисный коллектив сложился не сразу. Несколько раз пришлось уволить работников, которые вдруг начинали разговаривать с людьми с позиции: «Я – начальник, ты – дурак». Избавлялись от таких мгновенно и без всякого сожаления. «Мы – не главковская контора!..» И тем не менее они всё-таки создали коллектив единомышленников, о котором мечтали.

После работы Влад часто возвращался домой пешком. Старые московские улочки и переулки лечили душу, приводили её в состояние равновесия. По пути он иногда заходил в бар, выпивал пару кружек тёмного «Grimbergen» и общался с первыми встречными, сбрасывая напряжение дня.

Но чаще он дожидался, когда все уйдут из офиса. Закрывался, зашторивал окна, зажигал свечи и садился за акустический кабинетный рояль «Becker», который купил недавно больше чем за полмиллиона рублей. Увидев его, Шацкий не мог устоять. Дома, на Большом Каретном, бывшей улице Ермоловой, стояло старинное пианино этой фирмы, на котором он когда-то учился. Это фортепьяно пережило все революции и прочие исторические потрясении. Ему было более ста лет! Пребывало в отличном состоянии. Сколько рук касалось его клавиш! Шацкий, понимая это, каждый раз с трепетом садился за инструмент. Но его старенькая мама обязательно давала свои музыкальные советы. Это раздражало, отвлекало. Дома он играть перестал. Зато здесь он мог позволить себе расслабиться и насладиться музыкой так, как того желал!

Шацкий неизменно выпивал коньяк и музицировал до изнеможения, отдаваясь импровизации. Это было лучшей релаксацией. Через час-другой он обновлённым возвращался домой в семью…

Лариса увидела рояль, подошла, открыла крышку, прошлась пальчиками по клавишам. Те отозвались мягким солидным звуком.

– Можно?

Шацкий указал на специальный стул для фортепьяно.

– Сделайте одолжение! Для этого он здесь и стоит.

Лариса уверенно взяла несколько септаккордов, разрешила их, и через несколько мгновений в её импровизации угадывалась знаменитая джазовая мелодия. Лариса коротко наиграла «Рапсодию в стиле блюз» Джорджа Гершвина и неожиданно остановилась на незаконченности, словно задумалась.

– Да-а, давно это было! Но пальцы ещё помнят…

– Весьма неплохо, весьма! – Шацкий и Сарелли были немало удивлены.– Я тоже немного балуюсь. Саша, налей даме что-нибудь. Наш бар, как всегда полон! Там есть холодное шампанское.

– Ловушка для опрометчивых женщин? – поразилась Лариса обстановке в офисе, а точнее, в кабинете Шацкого. Он заметно контрастировал комфортом и некоторой долей интима с двумя другими комнатами, где царила деловая атмосфера и висели лозунги, объясняющие цели и направление работы организации под именем «Шанс».

– О, нет! Скорее психологическое воздействие на импресарио и других людей, которые здесь подписывают с нами контракты. Богатая обстановка, роскошный бар, спиртное – всё это незаметные тактические приёмы воздействия на человеческую психику, незатейливо демонстрирующие нашу состоятельность. Как бы дела не шли, это неизменно работает. «Встречают по одёжке» никто не отменял, на каком бы языке люди не говорили. В бизнесе это имеет определяющую роль… А когда никого нет – эти побрякушки для нас ничего не значат. Ну, или почти ничего!..

Шацкий зажёг в вычурных канделябрах свечи на рояле, диммером приглушил свет в комнате. Обстановка тут же стала обворожительно волшебной. Сарелли с Ларисой утопали в кожаных креслах, попивая глоточками полусладкое ледяное шампанское.

Шацкий после некоторых колебаний уверенно прошёлся по клавишам в хроматическом пассаже. Рояль отозвался сочным звуком. Он перешёл на отдельные аккорды аккомпанемента и, в миноре, запел тихим проникновенным голосом, с лёгким вибрато в связках. По комнате разлились звуки романса.

 
Вы явились во сне предрассветном туманном,
Потревожив вуаль на оконном стекле.
Прошуршал кринолин миражом и обманом,
Шевельнув седину на каминной золе.
 
 
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему так в груди сердце сладко забилось?
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему та любовь дивным сном возвратилась?
 
 
Свечи сами зажглись в канделябрах рояля.
Где-то в недрах его зазвучала струна.
Заискрилось вино, как в Священном Граале,
Первой каплей рубина, коснувшейся дна.
 
 
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему так в груди сердце сладко забилось?
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему вдруг вино алой каплей пролилось?
 
 
Вы явились во сне предрассветном туманном.
Полыхал под окном белоснежный жасмин.
Запах тонких духов полупьяным дурманом
До рассвета витал в кружевах пелерин.
 
 
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему так в груди сердце сладко забилось?
Ах, скажите Вы мне! Ах, скажите на милость!
Почему с тех времён ничего не забылось?..
 

Струны рояля ещё немного дрожали, но Влад их успокоил мягким нажатием на педаль.

– Какой удивительный романс! Никогда не слышала! Серебряный век? Кто автор? – Лариса была восхищена мелодией, изысканностью слов и великолепным исполнением. Шацкий загадочно улыбнулся, ответил нежной музыкой очередного романса.

 
На половинке кирпича
горит свеча и тает.
Дрожит рука, трепещет вздох
и улетает…
Колодцев питерских рассвет
квадрат очерчен.
На все вопросы есть ответ,
один лишь вечен…
Горячий стеарин слезой
на стол стекает.
Рябины спелой губ кольцо
не остывает.
Ночной угар слиянья тел,–
как водка с перцем.
Двенадцать лет – двенадцать стрел
не мимо сердца…
 

– Очень похоже на Пастернака, на его «Зимнюю ночь». «Свеча горела на столе, свеча горела».– Лариса с видимым удовольствием процитировала первые строки знаменитого стихотворения.

– Да, действительно похоже, созвучно… Но по мне – эти строки не хуже!..

– Так кто же этот загадочный автор, так тонко излагающий свои чувства? Вы так и не ответили на мой вопрос?

– Автор музыки и слов – мой горячо любимый и бесконечно уважаемый друг!

Шацкий сделал интригующую паузу, как перед головокружительным трюком, после которого – только овации, иначе для чего всё? Алле-Ап!..

– Лариса! Милая моя Лариса! Автор этих чудесных слов и музыки – Александр Сарелли!

Шацкий наслаждался мигом, произведённого впечатления. Сказать, что он попал в «яблочко» – не сказать ничего! Лариса замерла, повернула голову к Сарелли и стала рассматривать его, словно никогда до этого не видела.

Цирковые её поражали с каждым днём всё больше и больше! Этот загадочный мир цирка, который вначале представлялся ей сборищем потных примитивов, за короткий срок превратился в поразительный мир одарённых и нестандартных людей. Всё происходящее действовало на неё, как НЛО. Эти люди были откуда угодно, только не с планеты Земля!..

На её лице блуждали эмоции недоверия, восхищения, обожания, подозрения, высшей точки наслаждения – вся буря переживаний утончённой женщины, которая только что испытала или катарсис, или глубочайший оргазм!

Она не без труда приподнялась из глубокого кресла, наклонилась к Сарелли и поцеловала его в щёку.

– Спасибо…– она это произнесла шёпотом, но сказанное отозвалось в сердце жонглёра эхом семидесяти медноголосых фанфар!..