Текст книги "Там, где кончается арена…"

Глава тридцать первая

На квадратном репетиционном манеже Государственного училища циркового и эстрадного искусства царила напряжённая тишина. Слышался голос председателя экзаменационной комиссии, сидевшей за столом напротив абитуриентов. Те, волнующиеся и полураздетые, восседали на мягком барьере напротив преподавателей. Вызывались по одному. Они вставали, выходили на центр. Их осматривали со всех сторон, как лошадей на аукционе, заставляя делать то-то и то-то, сразу определяя профпригодность и предрасположенность к тому или иному жанру. Одного особо смешливого и от природы комичного парнишку тут же отослали на отделение клоунады. Тот сначала было расстроился, но когда ему сказали, что тут, на физкультурно-акробатическом отделении, ему ловить нечего, убежал в припрыжку, чем от души всех повеселил, разрядив обстановку. Просмотрели более сотни человек. На следующий день смотрели девочек. Их было не меньше, чем пацанов.

Да-а! Времена изменились. Желающих посвятить свою жизнь цирку значительно поубавилось! Когда поступал Сарелли, конкурс был около сотни человек на одно место! А тут всего-то… Немыслимо! Тогда туры шли не два дня, как сейчас. На просмотр только юношей уходило несколько дней! Потом ещё всякие письменные работы, коллоквиумы. Ажиотаж, волнения, слёзы – не приняли! Всё изменилось…

…Очередь дошла до протеже Сарелли. Она вышла на центр перед комиссией в чёрном строгом купальнике с жонглёрскими кольцами в руке. Сашка, стоя на втором этаже, на длинном балконе, который шёл по периметру всего квадратного манежа, напрягся. Он, безусловно, поговорил с кем надо по поводу Маши, но всё равно волновался. Знакомство знакомством, но теперь многое зависело и от неё, и от других преподавателей, которые были не в курсе.

– Как вас зовут?

– Маша.

– Фамилия?

– Ромашина.

Председатель комиссии сверился с данными и фотографией на экзаменационном листе. Всё совпадало. Подошёл педагог, который ввёл осмотр и давал заключения.

– Вытяните руки, не напрягайте! Та-ак! В локтевых суставах переключений-недоключений нет! (На руках стоять сможет.) Норма!

Председатель комиссии поставил галочку в нужной графе.

– Поднимите стопу! – педагог осмотрел сзади сначала одну поднятую ногу, потом другую. Плоскостопия нет. Ножки ровные, без кривизны в «ноль» или «икс». Заодно посмотрел спину – сколеоза, перекосов тоже не было.– Норма! Пройдитесь!

Маша пошла по акробатической дорожке сначала в одну сторону манежа, потом в другую. Шла, слегка раскачиваясь, ступая по-мужски твёрдо и уверенно. «Это поправимо! Хореография своё дело сделает!..»

– Ну-с, милая! Чем вы нас потрясёте? Кем бы вы хотели быть в цирке?

– Жонглёром!

Педагог по жонглированию Игорь Теплов оживился, выйдя из полусонного состояния. Потенциальных учеников среди экзаменующихся он пока не наблюдал, поэтому был расслаблен и несколько рассеян.

– Я вижу, у вас реквизит с собой. Покажите, что умеете!

Маша взяла кольца в руки. Неторопливо замахнулась и начала бросать пять колец. Теплов отметил про себя: «Школа отменная! Интересно, кто её учил?»

Маша тем временем рискнула и исполнила один из редких трюков. Теплов приподнялся и задрал брови! Он знал этот трюк, как знал и его единственного исполнителя. Конечно, сейчас он видел перед собой далеко не шедевр исполнения, но перспектива явно была!..

Теплов перебил председателя, который вёл экзамен и диалог.

– Как, вы говорите, вас зовут?

– Маша Ромашина.– Потом она подумала секунду и вдруг сказала то, что привело стоящего на балконе Сашку в трепет и шок. Он чуть было не свалился с этого самого балкона на манеж.

– Если точнее… Мария Сарелли!

Комиссию точно током ударило. Все многозначительно переглянулись.

– Так Александр Сарелли ваш…

– Да!..

Теплов сел на стул, радостно хохотнул и потёр руки.

– У меня вопросов нет! – в этом был его зашифрованный посыл членам комиссии.

– У нас тоже…

На балконе стоял ошеломлённый Сарелли. Бок о бок с ним – его приятель по цирку, некогда сокурсник по училищу, а теперь педагог по акробатике. Тот игриво толкнул:

– Саня! Что ж ты молчал, что у тебя взрослая дочь!

Тиху-ушник!.. Сарелли не сразу сообразил, что ответить. Наконец обрёл дар речи.

– Счастье шума не любит!..

Глава тридцать вторая

Как не уговаривал Сарелли Ларису Сергеевну остановиться на период экзаменов в училище у него на Речном, та была непреклонна. Машка – эта была только рада лишний раз встретиться и пообщаться со своим наставником. Она конючила: «Ма-ам! Ну, ма-ам!..» У Ромашиной-старшей был один и тот же непреклонный аргумент – «Неприлично!..» И они ехали на Преображенку к своим дальним родственникам, которым и так места хватало с трудом. Ромашины, деликатно, уезжали оттуда рано утром и возвращались поближе ко сну, чтобы не доставлять лишних хлопот хозяевам.

Сегодня Машка после успешного прохождения третьего тура тут же свинтила на прогулку по Москве с подругами, которыми она обзавелась во время экзаменов. Одна из них была «матёрой» – второкурсница! Машка ей приглянулась ещё на первом туре. Будущий педагог у них намечался один и тот же – Игорь Владимирович Теплов. Та на правах старожила тут же взяла над Машкой опеку. Она устроила её к себе в комнату в общежитии, где теперь Машка и обреталась на период экзаменов. Многие студенты уже разъехались по домам. Кто-то отправился по циркам на практику. Иные ещё жили в разных комнатах, дожидаясь выпускных госэкзаменов. «Дом учащихся ГУЦЭИ», обычно переполненный муравейник, теперь существовал в облегчённом режиме. Ромашина-старшая ездила на «Преображенскую площадь» одна…

…Они вдвоём сидели в кафе, на летней открытой площадке и обедали. Несмотря на июнь, день был нежарким.

Машка кружилась по Москве, которую полюбила с первого взгляда. До этого она была в столице много лет назад со школой на экскурсии. Помнится, тогда устала, у неё болел живот, так что от той поездки впечатления остались самые что ни на есть негативные. Зато теперь она отрывалась по полной!..

Лариса Сергеевна с Сарелли беседовали. Разговор был напряжённым, не из лёгких. Ромашина понимала, что вопрос с поступлением её дочери практически решён.

Четвёртый тур, который заключался в написании сочинения по русскому языку и чего-то там ещё – практически формальность. С сентября Маша, скорее всего, станет учиться на первом курсе Государственного училища циркового и эстрадного искусства имени М. Н. Румянцева (Карандаша). Четыре года учёбы, а там…

Об этом «там» Ромашина и говорила сейчас с Сарелли. Она внешне смирилась, но её сердце по-прежнему бунтовало…

– Лариса! Тебя послушать – ветер рождается потому, что деревья качаются. Она сделала свой выбор. Живёт этим несколько лет. Значит, это не блажь, а цель. Мечта! Не надо за неё ничего решать! У каждого из нас своя жизнь, свои ошибки, своя судьба, свой путь. И мечты!..

– Да, но она моя дочь! Я за неё в ответе!

– И тем не менее, не стоит решать за неё, чтобы потом не было мучительно горько за бесцельно прожитые годы.

– Больно!

– Что?

– Больно за бесцельно прожитые годы – не горько.

Это Николай Островский сказал.

– Вот именно – больно! И к тому же – мучительно! Чтобы потом не проклинали тебя за то, что послушались, когда хотелось поступить по-другому!..

Сарелли показалось, что его слова пролетели мимо сознания Ларисы. Её забота о дочери делала материнский инстинкт слепой доминантой, заглушающей всё на свете.

Сашка попробовал ещё раз.

– Жизнь никогда не поздно начать сначала. В любом возрасте. Поменять профессию, место жительство, даже фамилию с именем, как это часто делают японцы. Главное – чтобы оставался интерес к жизни!.. Если его нет, то тогда – беда! Дорога только вниз. Я знаю… Никогда не стоит идти против своей воли, своей судьбы, если чувствуешь, что это настоящее!

– А как понять, что это то самое «настоящее», а не ошибка?

– Как говорил Антуан де Сент-Экзюпери: «Зряче одно лишь сердце!» Им надо слушать и видеть. Глазами такие вещи не увидишь!..

Сарелли долго мялся, не зная, говорить или не говорить? Потом решился.

– Я до армии любил одну девушку. Она меня. Мы не могли жить друг без друга! Она меня ждала из армии, переписывались. Я вернулся. Хотели пожениться. Её родители встали забором, нет, Уральскими горами на нашем пути – они оттуда родом. За кого угодно, говорят, только не за «циркача»! Через наши трупы! Два трупа и осталось…

Сарелли замолчал. Трудно дались ему эти слова.

Столько лет минуло, а боль так и не утихла! Словно сидел осколок под сердцем, который двигался – так бывало у старых фронтовиков… Потом решил договорить, чтобы поставить, наконец, точку в этих воспоминаниях, о которых он почти никому не рассказывал.

– Испортили нам жизнь, раскурочили своей заботой… Я, с дури, тут же женился. На богатой, красивой, из знатной цирковой династии. На нелюбимой. Женился назло!.. Не прошло и года – развелись… Гнобили меня потом по всему алфавиту! Не давали житья! Гоняли по периферии, по передвижкам, по самым захудалым брезентовым циркам-шапито. Снимали со всех конкурсов, которые тогда проходили. Дважды не поехал за рубеж. Родители бывшей жены, через Главк, мстили так за «поруганную честь»! Ну, а что та моя девочка? Несколько раз побыла замужем за теми, кого выбирали родители. Неудачно! И сейчас, насколько я знаю, одна. Болеет. Детей нет. Осталась старуха мать, которая до сей поры учит дочь, как правильно жить. А та самая «правильная» жизнь так и не состоялась. Теперь оба живём с камнем на сердце…

Не нужно, Лариса, ничего решать за других! Люди приходят в эту жизнь, чтобы примерить Свою судьбу! Пройти Свой путь! И, если он ошибочен, нет в том ничьей вины, кроме своей глупости. Винить некого!..

Повисла гнетущая тишина. Сарелли был готов к тому, что Лариса сейчас встанет и уйдёт. Навсегда. Он говорил всё это абсолютно адресно и жёстко!

Она не ушла. Вместо этого как-то странно на него посмотрела и задала свой вопрос:

– Прости за неделикатность. Если не хочешь, не отвечай. Сколько раз ты был женат?

– Дважды. Последнему штампу двенадцать лет…

– Неужели за эти годы так никто и не встретился?

– Встречались. Но не оставались. Ни в сердце, ни в судьбе… Видимо, мне теперь счастье не положено…

– Ну, и как дальше жить? – Лариса взглянула в себя. Потом на Сарелли. Словно он мог дать ответ на вопрос, который задаёт себе этот бренный мир вот уже века…

– Ждать… Мужчина должен уметь ждать…

– А женщина?

– Женщина – верить. И любить… Того, кто умеет ждать… И тогда однажды…

Они скомкали этот разговор, замолчали, словно испугались произнести вслух что-то очень важное, истинное. Настоящее…

Глава тридцать третья

– Витя! А моих подопечных можно как-то обилетить?

– Лёша! Ну конечно! Сколько их у тебя?

– Человек двадцать наберётся. Это те, которые цирком болеют. Остальных – столько же, но те ходят в студию так, для «здоровья». Эти перебьются!

– В будни посадим без вопросов. Накануне позвони, всё решим.

В администраторской у Ангарского с Юлей сидел гость. Он пил кофе, периодически поправляя на столе левую руку.

– Ты не поверишь, а я ведь сделал номер, как у Осинского! Ну, может, не так здорово, как у него: Лев Осинский всё таки – Лев Осинский! Но номер его повторил, правда без подъёма вверх. Где такой пьедестал сейчас закажешь, как у него? У нас заводы стоят! Для цирковой студии выпрашиваю каждый раз, чтобы реквизит какой-нибудь сделали или хотя бы денег дали. Дальше сам кручусь! Студия наша, не хухры-мухры, имени Народного артиста СССР Владимира Волжанского, нашего земляка! Но, увы, земляк не земляк, народный не народный – всем наплевать!.. Чего-то там дворец культуры выделяет, но это сущие копейки! Больше родители моих сорванцов помогают. Руководство мне, мол, делай всё на платной основе! А с кого деньги брать, с пацанов и их родителей? Что они имеют? Хорошо, что хоть по подворотням не прячутся, на игле не сидят! Лучше пусть цирком болеют, чем всеми остальными пороками мира! – Гость сетовал, явно рассказывая о больном.– Если бы не рука, ездил сейчас, как раньше. То, что это сейчас почти бесплатно, неважно! Главное, я был бы на манеже… Если бы не та долбанная авария, я бы сейчас… Теперь без руки куда? Кому нужен? Позвонил в Главк, видео послал. Ни ответа ни привета. Звоню им. Разговаривает со мной какая-то мамзель: «У нас нормальным работы нет, а тут вы, извините, говорит, калека однорукий!» Ну, не совсем так сказала, но похоже. Я ей об Осинском, который с войны пришёл без руки, потом номер сделал со стойками на другой, оставшейся. Он первый, говорю, кто из наших международный конкурс выиграл для страны! Кстати, Лёва начинал всё у того же Волжанского и после войны к нему вернулся в коллектив. Она мне – так то была война! Сейчас, мол, другое время! Об Осинском она даже и не слышала!.. Я здоровый мужик, мне всего тридцать два, стою… стоял, сам знаешь, как бог! Ну, конечно, не так божественно, как ты, Витя, но тем не менее. А меня – в утиль! Кто видит эту руку? Она в костюме до кисти, кисть в цвет кожи – зрители даже не догадываются! «У вас инвалидность!» – и весь сказ. Вот так, Витя, дорогой мой наставник и первый учитель! Теперь показываю этот номер, как руководитель цирковой студии, по сценам, вместе со своими пацанами…

Гость замолчал, в очередной раз осторожно переложив руку со стола на колено.

– Скажу тебе, Лёша, последнее время работать, встречаться в цирках с теми, кто ими руководит – радость небольшая! Всё так изменилось! Мы видели иную жизнь. Правда, ты многое не захватил – молодой ещё…

Ангарский замолчал. Юля, с глазами, полными слёз, с состраданием смотрела на молодого красивого парня, которого жизнь в секунду перевела из категории «нормальных» в категорию людей «с ограниченными возможностями». Вот так жестоко, нелепо, отторгла, выбросила с арены за её край, как выбрасывают на обочины трассы ненужный хлам спешащие куда-то водители…

Алексей неожиданно снова ожил, мгновенно сбросив маску опечаленного человека. Глаза загорелись! Он обратился к Сарелли.

– Кстати, Санёк! Твой коллега Серёга Сычёв тоже номер сделал. Мы созванивались, он мне по интернету видео прислал. Молодец! Без ноги, а нашёл новый вариант своей работы! Номер-то у него, как у жонглёра, всегда был классный!

Сарелли ахнул! Жив! У Сычёва, и правда, был номер отличный, но он вдруг исчез куда-то, рассказывали, попал случайно под электричку. О нём забыли. Жизнь – она, как скорый поезд, любая новость – полустанок, на пару дней воспоминаний, и дальше! У каждого свои заботы, свои проблемы…

– Что он сделал, сейчас расскажу, потом, может, покажу при случае. У него электроколяска, управляет ей ногой и бёдрами – придумал там что-то, наковырял! Он же, помнишь, рукастый был, с фантазией – Кулибин!

Коляска у него задрапирована под миниатюрный автомобиль. Серёга на нём по сцене рассекает и жонглирует. Класс! Полное ощущение, что жонглёр сидит в кабриолете и развлекается мячиками, колечками. Он там что ещё придумал: если предмет падает, то скатывается по ткани прямо к нему под руки! Гений! Пристроился к одной группе музыкантов – у него там брат, ездит теперь с ними, деньгу зашибает. Кстати, если поскрести по сусекам, нашего брата инвалида в цирке наберётся не на одну программу. Вот бы такое сотворить на манеже! Правда, кому это нужно…

Ангарский хлопнул себе по голове.

– А ведь это идея! Можно попробовать. Только нужно всё продумать, ну, чтобы патологией не попахивало. Чтобы намёка на американский паноптикум не было – этакий цирк уродцев. А сделать можно достойно, красиво! Наши ребята на паралимпийских играх выступают, никого это не шокирует! Наоборот – гордость за них берёт! В цирке подобного никогда не было! Нет, я чувствую, что можно сделать это на высочайшем уровне! И ребят поднимем, вернём на манеж из небытия, и людям расскажем, что жить можно и нужно, что бы с тобой не случилось. Если что, обойдёмся и без помощи Главка – сами теперь с усами! Лёшка попросил вторую чашку кофе. Тут же схохмил – он всегда был таким:

– Аж рука зачесалась! Это к деньгам! – он поскрёб пластиковую ладонь протеза.

Сарелли начал ходить из угла в угол, подпрыгивая и возбуждённо подхохатывая.

– Парни! Я вижу этот проект! Это будет супер! У нас куча поломанных акробатов! Нет, я не этому радуюсь, я об идее! Они что, фокусы не смогут показывать – красивых девчонок красиво из ящиков вытаскивать? Или пилить их красиво!..

Лёшка показал розовые дёсны с рядами красивых зубов.

– Пилить? Девочек? Эти смогут, без вопросов – бойцы!..

Все хохотнули. Двусмысленность пришлась всем по душе. Присутствующие, кроме Юли, «бойцами» числились знатными. Да и сейчас по-прежнему оставались в строю…

– По жанрам нужно пройтись, поприкидывать, кто что сможет! Найти, обзвонить людей, завести всех, заставить жить этой идеей! А коллектив потом можно катать.– Сарелли продолжал ходить из угла в угол.– Ю-уль! Налей и мне кофейку, пожалуйста! Хотя нет, лучше чайку, я забыл…– Сашка ласково посмотрел на боевую подругу Ангарского. Тот, в свою очередь, с благодарностью – на Сарелли.

Сашка был возбуждён. Ему не терпелось выскочить на манеж. Он уже прикинул и своё место в этом проекте. Сарелли сделал хитрый заход, как «Юнкерс» над окопами.

– Можно парочку номеров с нормальными людьми запустить для кондиции. Нормальных, но покалеченными артритом…

– Сарелли! Тебя можно запускать и без твоего артрита! Объяснить зрителям, что на манеже уникальный человек – жонглёр без мозгов! – Ангарский не упустил случая воткнуть шпильку другу. Тот принял эстафету.

– Ангара! А где ты видел жонглёров с мозгами? Если бы они у них были, кто бы такой жанр выбрал? Это вам, эквилибристам, повезло. Стой себе кверху каблуками, наслаждайся, как кровь к мозгам приливает. От этого у вас у всех размер шапок далеко за шестидесятый – мозг! Правда, опухший! Да, Лёха?

Лёшка, некогда ученик Ангарского, а впоследствии высококлассный стоечник-эквилибрист, отозвался тут же и с удовольствием.

– Зато на башке стоять удобно – широко и мягко! Мы в цирке – интеллигенция,– головой работали, не руками…

Сарелли фонтанировал мыслеобразами. Он уже режиссировал программу, которой ещё не было даже в информационном поле Земли. А может, уже была?..

– Кордебалет можно набрать со стороны, из какого-нибудь ансамбля! Классно будут оттенять наших цирковых! А? Как идейка?

– Я знаю, откуда можно пригласить девушек! – отозвалась до сей поры молчащая Юля.– Когда я работала в храмах, к нам часто приезжали девочки-колясочницы. Молоденькие, хорошенькие. Мы даже среди них конкурс красоты проводили. Однажды две подружки показали нам бальные танцы на колясках. Все в белом! Платья летали за ними, как огромные птицы! Я ещё тогда подумала, а что если создать такой танцевальный ансамбль! Вот вам и кордебалет!

– Матроскин! Дай я тебя расцелую! – Сарелли голосом Шарика из «Простоквашино», дал пятибалльную оценку идее Юльки и подбежал её чмокнуть.

– Ларису с Машкой целуй! На чужой каравай…– Ангарский стал стеной на пути Сарелли.

При упоминании Ларисы и Маши внутри Сашки неожиданно пробежала тёплая волна…

– Нет, ну каков! Если бы не мы тогда с Шацким и Никоновым, не видать бы тебе Юльки, как… Ну, в общем, не видать!

– Я б его всё равно нашла…– Юлька трепетно прильнула к плечу Ангарского.

– Ну, вот, сделай с такими коллектив! Лёха! Дай я хотя бы тебя обниму, что ли!

– Не надо, дяденька, я не по этому делу!..

Все разом засмеялись, увидев, как Сарелли стал показательно нежно тискать Лёху, а тот, в свою очередь, жеманничать, как девушка.

– Ты же не пробовал, может, понравится. Втянешься! – ворковал Сарелли.

– Дядя Саша! Ну, не надо! – сладкострастно выводил рулады Лёха.– Тебе за однорукого все руки переломают, нечем будет жонглировать. Будешь в нашем коллективе, как Сандро Дадеш, ногами работать!

– За «дядю Сашу», Лёха, ща последнюю оторву! Будешь только на голове стоять!..

Сашка сделал короткую паузу и подвёл итог, обнимая однорукого Лёшку.

– Смотрите, что получается, что с цирковыми не делай, они всё равно смогут показать что-то такое, что другим и не снилось.

Лёха тут же отреагировал на неосторожно оброненное слово.

– Не-е, лично я такое показать не смогу – у меня всё скромно. Это надо кого-то специально приглашать! Представляете, шпрех объявляет: «Впервые в цирке! Борьба с удавом! Длина “удава” метр двадцать сантиметров в ненапряжённом состоянии! Нервных просим покинуть зал!..» – Лёха изобразил одной рукой целую пантомиму борьбы с монстром, начало которого находилось где-то в районе паха…

Сарелли с Ангарским тут же заволновались.

– Э-э, Лёша! Не увлекайся! Не забывай, у нас – дама!

– Ой, пардонтель! И в самом деле увлёкся. Гусарим по старинушке!..

– Ну, хорошо! А как будем раскручивать этот проект, с какого боку к нему подступиться? Дело деликатное – инвалиды! – Сашка перешёл на серьёзный тон.– Как зрителей привлечь? Под каким соусом?

Неожиданно снова отозвалась Юлька.

– А если провести первый в мире цирковой конкурс артистов цирка инвалидов? Показать это всё стройной цирковой программой, безо всякого особого соревнования, как такового? Пригласить жюри, как на международных конкурсах и фестивалях, придумать призы. Всё, как всегда, но по-другому! Ярче, шире, незаурядней, что ли!

– Нет, Матроскин, я тебя всё-таки поцелую! Умница! Гениально! Ладно, целуй ты! – Сашка обратился к Ангарскому.– А я буду звонить Шацкому. Эту идею надо покрутить! Чувствую – будет бомба!..