Текст книги "Там, где кончается арена…"

Глава восемнадцатая

…Колёса скорого поезда, выстукивая на стыках однообразную азбуку Морзе, уносили Сашку Сарелли и Витьку Ангарского из саднящей болевой точки «А» в пункт «Б». Точнее в «М» – Москву. Шацкий накануне вылетел туда самолётом. Надо было спешить, помогать оставшемуся на хозяйстве Никонову, который откровенно зашивался. Дела «Шанса» не терпели отлагательств. Сфера их деятельности заметно расширилась. Надо было крутиться. Ежедневно приходилось составлять много контрактов, отвечать на международные и внутренние телефонные звонки по заделке гастролей, общаться со многими людьми, влияющими на дела их фирмы. Встречать артистов на вокзалах, размещать по местам проживания, оформлять таможенные документы, растамаживать реквизит и животных и ещё сотни всяких дел, не терпящих ни минутного простоя. Взялись за гуж…

Гастроли в городе, из которого Ангарский с Сарелли теперь, по сути, бежали, сгорающие от стыда, оклеветанные, пусть даже позже оправданные, обещали им первый в жизни настоящий триумф. И вдруг – «кровавое воскресенье»! Словно выстрел в лицо!

Когда Ангарскому сунули удостоверение под нос и объявили об аресте, он сначала было рассмеялся – понятно, Гордей хохмит, его обычные шуточки! А когда, не церемонясь, ему заломали руки, накинули наручники, а по пути пару раз сунули кулаком в печень, да так, что в глазах померкло и остановилось дыхание, он понял – не шутят.

Оставалось дождаться, когда опера поймут, что ошиблись. Ангарский почти не помнил эту неделю в следственном изоляторе. Все дни и ночи, проведённые там, слились в одну чёрную дыру, дурно пахнущую людскими потными телами, смрадным духом параши и спёртым воздухом камеры, крепко перенаселённой сидельцами. Это было сосредоточение неволи, безысходности и беспросветного унижения. Ангарский был на грани помешательства и непреодолимого желания покончить с собой. Плющили сознание ежедневные ночные допросы, с вопросами, на которые он не знал ответов! Угрозы, психологическое давление, обещание подселить к опытным уркам, где из него, такого красивого, быстро сделают отнюдь не мальчика для битья… Всё происходящее было непрекращающимся кошмаром, вынести который было выше его человеческих возможностей! Главное, что не было точки опоры для души, для силы духа – не было понимания, в чём его вина? И ещё не было связи с волей. Её просто отсекли! Время остановилось…

…Поезд убаюкивал. Витька то спал, то бодрствовал, отвернувшись к полированной стене. Он бесконечно прокручивал тюремные картины, вспоминал людей, которые ему там повстречались. Среди них было немало ему подобных, с человеческими лицами, искорёженными бедой…

Сашка Сарелли друга не трогал. Они ехали в СВ. Директор цирка на прощание одарил своих товарищей хорошими местами, понимая, что им сейчас не до соседей по купе. Сашка бродил по вагону, общался. Приносил Ангарскому поесть из ресторана да периодически наливал коньяку себе и ему. Сибирь удалялась, с каждым километром оставаясь в прошлом. Впереди была Москва…

Глава девятнадцатая

Для первого в их жизни офиса «Шанса» они сняли небольшую полуподвальную комнату в бывшей когда-то коммунальной квартире, где располагалось несколько разных фирм. Тут тебе был и интернет-магазин всякого барахла, и турфирма, которая только набирала обороты, и аптечный перевалочный пункт, и ещё что-то. Последняя дверь – они. Духан тут стоял густой и специфический. Пахло одновременно какими-то резкими лекарствами, подвалом, старым московским жильём, из которого можно выбить запах прожитых лет только ковшом экскаватора или порцией динамита. Открытые форточки примешивали к этому букету выхлопы бензина проезжающих автомобилей.

Выбор пал на этот адрес только потому, что аренда была доступной и расположились они практически в центре.

Начиналось всё в квартире Сарелли. Проработали они там месяц с небольшим и поняли – это не жизнь! Ни у Сашки не было жизни, ни у остальных, которым приходилось добираться из разных концов Москвы на «Речной Вокзал», а вечером оттуда толкаться в электричках обратно по домам. На это уходило прорва времени, на дела оставалось несколько часов. Поднатужились, собрались с силами и нашли компромисс – центр!

В их единственной комнате стояли стулья для посетителей. Вдоль стен два полированных канцелярских стола. На них компьютеры, факс, стопки бумаг, степлеры, сканер-принтер. На журнальном столике, убранном салфеткой, самовар, печенье, чай, кофе – опять же всё для клиентов. Сами, если что, открывали шкаф – там электрический чайник и прочая снедь. В другом отделе шкафа – гроссбухи разных наименований и толщины, рассказывающие о фирме «Шанс», пока ещё не процветающей, но имеющей такое намерение.

На стенах висели многочисленные цветные, и не очень, фотографии Шацкого, Сарели, Ангарского, где их запечатлел фотограф во время исполнения трюков. Здесь же Никонов со своими партнёрами, которым вручают золотой кубок победителей на международном цирковом фестиваля. Они молодые, красивые, в ярких цирковых костюмах! Эти фотографии лучше всяких слов рассказывали о творческом пути неординарных людей, находящихся в этой комнате. Это первое, что бросалось в глаза посетителю. Отдельное место на стене выделили забранному в рамочку документу, который официально разрешал заниматься этой фирме концертной деятельностью. Рядом с ним, в золочёной рамке, располагалась тысячная купюра, которая была по кругу испещрена чьими-то автографами. Посетителям было невдомёк, что это – те самые первые деньги, которые начинающие предприниматели заработали на проведении одной корпоративной вечеринки, где участвовали их цирковые. С этого всё и началось. В рамочку они обрядили эту купюру на «удачу», как когда-то подобное сделал незабвенный Альберт Саламонский, продав свой первый билет в только что открытый им цирк на Цветном бульваре.

На стенах доминировали два плаката-лозунга, принципами которых неизменно руководствовался «Шанс». На одном из них красным по белому было написано: «Спешите делать добрые дела, чтоб не хватило времени на злые!» На другом, видимо в утешение приходящим сюда неудачникам, значилось: «Лучшее начинается тогда, когда уже хуже некуда…» Люди, нуждающиеся в работе и добром слове, даже не подозревали, что среди записных многолетних неудачников пока находится и сам «Шанс». Но – Время! Его Величество – Время!..

Прошло несколько сезонов. Теперь офис «Шанса» состоял из двух комнат, оборудованных всем необходимым, плюс отдельной комнатой, где обговаривались и подписывались контракты. Это был рабочий кабинет Шацкого, который вёл всю зарубежную работу. Здесь стояла мягкая мебель, которая способствовала к неторопливым взвешенным решениям и придавала солидности всему предприятию. Работали кондиционеры.

Все прежние фотографии, плакаты остались в неизменности. Вот только к рамочкам со «счастливой» купюрой и разрешением на деятельность прибавились грамоты и дипломы, свидетельствующие о творческих успехах этой фирмы. Улыбки работников со временем не потускнели, скорее они стали ещё более искренними и уверенными при встрече с посетителями. Над входом царил новый плакат с призывом: «Улыбнись, всяк сюда входящий!» И люди улыбались. Особенно, когда отсюда выходили. У всех появлялась надежда. Всем давался в этой жизни Шанс…

– …Ну всё, раны зализали, отдохнули, пора и честь знать! Завтра обрабатываем один о-очень интересный контракт! Готовы? Ангара! Ты как?

Ангарский не совсем уверенно кивнул. После сибирских событий он немного пришёл в себя, но всё ещё был потрясён, хотя и прошло больше месяца. По приезду в Москву его насильно отправили в цирковой пансионат «Кабардинка», где он бродил по морскому пляжу, вдыхал воздух свободы и даже один раз искупался – всё ж таки конец октября! Но он там от тоски чуть не взвыл и вернулся спустя две недели назад в Москву. Его тут же отправили в Чехословакию под надуманным предлогом доставки документов. Потом, таким же образом, он слетал в Южную Америку. Путешествие через полмира и океан кое-как вернули его на грешную землю и в прежнюю психологическую форму.

– Та-ак! Ангарский готов – молодец, Витя! – Шацкий продолжал вести опрос-перекличку своих компаньонов.– Фил?

Володька широко улыбнулся:

– А то! Механик-водитель первого класса Никонов к бою готов!

– Санёк?

Сарелли очень похоже спародировал Папанова из «Бриллиантовой руки».

– Усегда готов!..

– Отлично! Тогда объявляю царскую волю: сегодня идём в театр, и никаких но. Человек достал билеты в ложу, не пойдём – обидится. Он в этом спектакле играет! Надо уважить! Так что – встреча в шесть часов вечера.

– После войны…– добавил Сашка Сарелли, вспомнив название старого советского фильма. Ангарский при этих словах невольно дёрнулся – отголоски его личной войны в Сибири всё ещё нет-нет, да озаряли память всполохами отшумевшей канонады…

Парни приоделись – театр! Давно вместе не собирались одной компанией, вот так, без рабочих дел. Это был неплохой повод. Их разместили в уютной золочёной ложе бельэтажа…

…Она появилась неожиданно, как ангел, спустившийся с небес, как скорая помощь, приехавшая по вызову вовремя. Просто открылась дверь ложи за минуту до начала спектакля и…

Она стояла перед Ангарским с обескураживающей улыбкой ребёнка, с протянутой рукой и распахнутой ладошкой, на которой лежала горсточка конфет «батончиков». Невысокого роста, круглолицая, с открытым лицом, короткой стрижкой и какими-то трогательно грустными, но невероятно добрыми глазами! На вид лет сорока. Не красавица, но и не дурнушка.

– Это вам…

– Спасибо!..– почему-то шёпотом поблагодарил её Витька. По его лицу неожиданно пробежала эмоция, которую тут же отметили его друзья. Все деликатно отвернулись. Ангарский стоял перед ней растерянный и почему-то, вдруг, счастливый! Бывают такие люди, повстречав которых, можешь клясться, что знаешь их всю жизнь, хоть и в первый раз видишь! Это был тот самый случай.

– Юля!..– глаза её улыбнулись, и она чуть наклонила голову к плечу, явно смущаясь.

– Ангара! Мм… Виктор! Ангарский!..– Он вдруг засуетился. Решил чем-то поразить. Свернул бумажку от конфеты и… она исчезла самым волшебным образом. Потом так же появилась. Раздался колокольчик смеха Юли.

– Как вы это делаете?

– Не знаю, как-то так…

Из театра они шли вдвоём. Пешком. Шли долго, несколько часов. О чём они говорили в этот аномально тёплый ноябрьский вечер знала только ночь и старые московские переулки. Как оно там обстояло дело, никто из друзей не знал и не спрашивал. Но через какую-то неделю сияющая Юля уже жила в квартире невероятно счастливого Ангарского и было ясно, что этот союз всерьёз и надолго. В Великую реку влился не менее Великий приток, и теперь это был, как шутили друзья, «Ниангарский водопад»!..

Глава двадцатая

– Сань! Ну ты бы хоть на пресс-конференцию оделся во что-нибудь приличное! Телевидение будет, весь цвет журналистики города! Несолидно! Что ты, как пацан, честное слово, всё в джинсé и джинсé! – Ангарский стоял перед ним в пиджачной паре хорошего кроя и фасона. Галстук по всем законам классики нижним кончиком касался красивого брючного ремня.

«Юлька постаралась,– подумал Сарелли.– До этого ходил, как чмо, в чём попало. И без комплексов! Вот что с нами бабы делают!..»

– Ангара! Это твоё «неприличное» почти штуку баксов стоит!

На Сарелли были фирменные потёртые джинсы, такая же, в цвет, рубашка на выпуск из плотного коттона – любимый его голубой «Wrangler». Под рубашкой виднелся вырез майки цвета бордо. На ногах новенькие кроссовки одной из популярных фирм.

– Ну, нравится мне джинсá! Что я могу поделать! Я в ней, как птица в небе. А потом, я всего лишь спец по рекламе. У телевизионщиков, на радио, в редакциях, в типографиях – я свой. Там пацаны тоже, в основном, не в галстуках пашут. Бреются тоже не каждый день! – сделал он экивок на гладковыбритый подбородок Ангарского.– Это тебе нужно перед артистами и твоими земляками фасонить, производить впечатление приличного человека. А я так, как в том анекдоте,– пописать вышел…

Они начали свои гастроли в Ярославле, которые по всем признакам обещали быть успешными после того приснопамятного триумфального провала в Сибири. Это была родина Витьки Ангарского. Ему было непросто! Каждый день в директорской ложе сидели его многочисленные родственники, как правило, дальние и даже дальнее дальних. Как сельдь в путину, шли косяком друзья друзей, товарищи товарищей и все те, кого в народе величают любителями шáры! Сразу нашлись школьные товарищи тех далёких дней, однокашники параллельных классов и ещё десятки «детей лейтенанта Шмидта». Витька – добрая душа, никому не мог отказать. Такого развития событий он не ожидал, и ему всё чаще приходилось прятаться от желающих посетить цирковое представление «по блату». Дело было в том, что на афишах красовалась завлекающая надпись, мол, гастроли проводит ваш земляк заслуженный артист России Виктор Ангарский. Ход был рискованный, но оправданный. В случае фиаско в Ярославль дорога была бы ему закрыта надолго. На этот счёт он особо не расстраивался – настоящих близких родственников и друзей детства у него здесь почти не осталось, так что позор невелик. А вот расчёт на желание увидеть именитого земляка, хотя бы даже в таком качестве, имело решающее значение – аншлаги вполне могли быть! В этом плане у администраторов, как говорится, все средства хороши, кроме плохих…

Юлька, как чудодейственный бальзам, достаточно скоро вернула Ангарского в счастливую земную жизнь таким, каким он был прежде. Он похорошел, заметно помолодел. Появился блеск в глазах, уверенность в движениях и поступках. Это был мужчина средних лет, на которого снова стали обращать внимание женщины. Юлька в свою очередь расцвела, была жизнерадостной и, без сомнения, счастливой! Это красивая пара привлекала внимание, и в их обществе было приятно находиться.

Все только возрадовались, когда узнали, что Юлька будет новым членом команды. В Москве её ничего не держало, лёгкая на подъём, она мгновенно согласилась путешествовать и работать со своим избранником. Она так же, как и Ангарский, стала заниматься билетным хозяйством. В этом Юлька преуспела очень быстро. До встречи с Виктором она работала в воскресной школе при Храме Христа Спасителя. С детьми и прихожанами находила контакт мгновенный, так как всегда имела чистые помыслы и ангельскую душу. В Москве у неё были знакомые администраторы почти во всех театрах города, куда она водила своих подопечных, приобщая их к миру искусства. Она входила в контакт необыкновенно легко, словно все вокруг неё были давними приятелями. Это ей пригодилось и в новой профессии. На Юльку легла задача распространения билетов в школах, остальных учебных заведениях, на заводах, фабриках, в воинских частях и прочих учреждениях, где появлялось желание приобщиться к культуре. С её появлением это желание у всех появлялось мгновенно. Юлька оказалась бесценным кадром. Она сияла, а Ангарский ходил гордым от успехов своей женщины – знай наших!..

Перед отъездом в Ярославль встал вопрос, где брать деньги на заделку гастролей? Всё ранее заработанное безвозвратно осталось в Сибири. Остатки были благополучно потрачены на физическое существование в этом бренном мире – то есть просто проедены.

Надо было всё начинать с чистого листа. И они начали.

Взяли ссуду в банке под залог квартиры Ангарского. Виктор с Юлей это сами предложили. Холостяцкая халупа на окраине Москвы особой ценности для них не представляла. Так что в случае очередного краха – не жалко! У Юли в Подмосковье была крохотная квартирка. Перекантоваться в ней двоим любящим сердцам до лучших времён можно было спокойно. А перспективы рано или поздно заработать на добротное жильё для «молодых» были. Вся команда нацелилась именно на это! Позже собирались компенсировать потерю гаража и «Мерседеса» Сашке Сарелли. У Шацкого и Никонова с этими вопросами было всё в порядке. Наполеоновские планы были выстроены, осталось их реализовать…

Сашке Сарелли вспомнилось, как он уговаривал Ангарских сдать свою квартиру и переехать к нему, когда все дружно оказались на абсолютном нуле.

– …У меня на Фестивальной три комнаты. Все раздельные. Никто никому не помешает. Свою здесь сдадите – какие-никакие деньги будут, и ко мне! Втроём продержимся. И мне не готовить… Опять же – Речной вокзал! Парк! Возду-ух! До метро рукой подать! – Сарелли, словно опытный риэлтор, продолжал расхваливать свои хоромы.

– Ну, это, если мерить жонглёрскими руками – они у вас длинные…

– Да ладно тебе! Всего-то две остановки на автобусе!

– Врёт! Четыре!

– О-о!.. Мелочный! – Сашка скривился.– И чего ты, Юлька, в нём нашла? Бросай его! Мы, жонглёры – твёрдо стоим на земле! А эти – всю жизнь кверху… тапочками! – Сарелли пошевелил раздвинутыми пальцами, изображая ноги эквилибристов, стоечников на руках.

– Ю-уль! – Сашка сладко пропел.– Ну, ка-ак?

Юлька солнечно улыбнулась, покосилась на Витьку снизу вверх, прижалась к нему.

– Подумаем…

Так началось их турне по «Золотому кольцу России». В маршрут были включены города, где стояли стационарные цирки: Ярославль, Кострома, Иваново. Предполагались и выездные группы, так называемый «Цирк на сцене». Планировалось провезти их по более мелким городам, где были хорошие дворцы культуры и спорта. Начали с Ярославля…

Глава двадцать первая

В администраторскую постучали резко и уверенно.

– Пронто! Вламывайтесь! – он был уверен, что это кто-то из своих. Сарелли закрыл свой ежедневник. На сегодня все пункты необходимых дел были зачёркнуты. Он сладко потянулся. В плечах хрустнуло, он невольно охнул. Стал массировать некогда перетруженное плечо.

На пороге стояла привлекательная женщина лет тридцати пяти – сорока в сером облегающем деловом костюме, который подчёркивал все её женские достоинства. А там было на что посмотреть!.. Ухоженные волосы цвета «блонд» ниспадали на плечи. Кокетливая сумочка прижималась к округлому бедру. В комнате запахло тонкими духами. Вошедшая тряхнула головой в сторону плеча. Волосы отозвались мягкой волной. Посетительница была явно возбуждена.

– О-очень гостеприимно и вежливо! – Она с порога воткнула шпильку хозяину кабинета, бросив на него мимолётный взгляд. Оценила его внешний вид и сразу всё для себя решила! Церемониться она явно не собиралась.

– Ромашина! – представилась дама. На симпатичном моложавом лице был лёгкий макияж. Юбка в пределах разумного, но с призывом, открывала стройные ножки, которые были забраны в тёмные полупрозрачные чулки. Всё в ней было подчёркнуто ухоженным, опрятным, подогнанным со вкусом и даже шиком. Но для опытного глаза во всём этом чувствовалось сквозящее одиночество. Это был молчаливый «SOS», невидимый белый флаг на неприступной крепости. Так обычно выглядят или разведёнки, или «синие чулки». Сашка подобных женщин на своём веку перевидал немало. Ему стало интересно! Вот только он пока не понимал цели визита. «Вроде недовольных программой нет. А эта!.. Ладно, узнаем!»

– Сарелли! – в тон визитёрши представился он.

– Грузин? – насторожилась дама и ещё пристальней вгляделась в Сашку. Она, словно нейрохирург, хотела проникнуть во все закоулки его мозга, с непременным желанием узнать все скрываемые им тайны и порочные помыслы. Она его уже ненавидела!

– Почему грузин?

– Ну, как же! Софико Чиаурели, Тамара Гвердцители…– начала она перечислять известные личности.

Сашка решил продолжить:

– Сандро Боттичелли!

– Что-то знакомое! Тоже артист?

– Не совсем. Великий итальянский живописец эпохи Возрождения, представитель флорентийской школы.– Сашка это поведал буднично, словно вот уже тридцать лет водил экскурсии по Эрмитажу.

– Ах, да, конечно! Вылетело из головы! «Хм, а этот циркач неглуп!» – в Ромашиной тоже шевельнулось любопытство, перемешанное с очередной порцией неприязни.

– Откуда такие познания?

– Лекции кандидата искусствоведения Или Яковлевны Новодворской.

– Институт искусств?

– Почти. Государственное училище циркового и эстрадного искусства. Чем могу помочь? Звать-то вас как, госпожа Ромашина? – Сашку тронула мысль, что этой «колючке» как нельзя лучше подходило определение – госпожа. Уж очень вид у неё был пафосный! Сарелли был в прекрасном расположении духа. Он расплылся в ироничной улыбке плейбоя. Глаза «госпожи» в ответ пыхнули испепеляющим огнём.

– Лариса Сергеевна! – представилась она с вызовом.– Кандидат медицинских наук! А вас по батюшке как?

– Зовите просто Саша! – он дружелюбно ещё раз улыбнулся и вынес приговор: «Мегера!» – Присаживайтесь!

Его масленая, двусмысленная улыбка вызвала у визитёрши вспышку раздражения. Она демонстративно закинула ногу за ногу. Приём был старый, но действенный. Сарелли невольно проследил взглядом за траекторией скрещенных ног. Она оценила попадание и презрительно хмыкнула.

– Всё в Сашах ходите? До сей поры, как мальчик-переросток, любите джинсы и кроссовки? – она кивнула в его сторону и сделала «фи» всем своим разодетым видом.

«И эта туда же! Засланный казачок от Ангары, что ли? Как сговорились! Дались им мои джинсовые наряды! Ну, ношу всё это на себе больше полжизни! И буду носить!

Моё дело! Пошли все!..»

Сашка в отместку сладко, как кот на нагретой крыше, потянулся ещё раз, сложил лопатки, хрустнул суставами и изрёк незыблемую концепцию своей жизненной позиции:

– А мне не скучно!.. Хотите, можете звать меня Александром.

– Не хочу!

В дальнейшем разговоре она старательно избегала личных обращений.

«Не, ну точно – ведьма!..»

Её рассказ был эмоциональным и нестройным. Она, с одной стороны, хотела вроде как попросить Сарелли об одолжении. Но её просьба толком всё никак не озвучивалась. С другой – она, сама того не осознавая, вкратце поведала историю своей разрушенной семейной жизни вот таким же путешественником-бродягой! С третьей – смешав всё в кучу, особо не деликатничая, она высказала своё негативное отношение к цирку и всем «циркачам», вместе взятым! Сарелли силился понять цель визита, но её захлёстывающие эмоции, бьющие через край, мешали ему это сделать.

«Ого! – подумал Сашка.– Да это прямо ураган какой-то! Не баба, а тайфун “Фурия”! Вообще-то она ничего!.. Вот только не пойму, зачем пришла?» И снова, с поднятой бровью и лукавым взглядом, обезоруживающе, многозначительно улыбнулся: «Провинциалочка! Но…»

Это её в который раз задело! Она темпераментно, периодически встряхивая густыми длинными волосами, которые явно являлись предметом её гордости, ринулась в атаку, обнажив красивые, но ядовитые зубки.

– Сразу видно, что вы человек легкомысленный, но у меня, к сожалению, нет выбора!

– Чем короче извилины, тем прямее фляк!

– Какой ещё фляк? – не поняла Гранд-дама.

– Это прыжок такой, назад через руки, с прогибом в спине…– Сашку всё больше заводила словесная игра и сама ситуация. Эта была незримая охота мужской сути и плоти на женскую и наоборот!

– Я никогда ни перед кем не прогибалась! И при чём здесь извилины?

– Чем они короче, тем прямее фляк – так утверждают цирковые акробаты.

– Что ещё ваши акробаты утверждают?

– Сущие пустяки! Ну, там, волос длинный – …фляк короткий, и прочее.– Сарелли двинул ферзя сразу на полдоски. Это был – шах!

– При чём здесь мои волосы?! – Ромашина выпрямила и без того не согнутую спину, метнув ненавидящий взгляд в Сарелли, а копну своих волос – за ту самую «несгибаемую» спину. «Ага! Кобра в стойке!..»

– А я и не утверждал, что это ваши волосы! Я намекал на свои – видите, они тоже почти до плеч, правда, не такие роскошные, как у вас! – Это был коварный ход, не лобовой, а с «заманухой», на перспективу, с медовой ложечкой! Сашка откровенно развлекался…

Рассказ её был сбивчивым, галопом по Европам, но Сарелли внимательно слушал, не перебивая. Ему было интересно, хотя он всё ещё никак не понимал, что её привело к нему в кабинет.

Перед ним замелькали чёрно-белые кадры чужой семейной хроники…