Текст книги "Cова Минервы вылетает в сумерки. Избранные философские тексты ХХI века"

Каково же действительное содержание процессов в «области планеты, охваченной разумной человеческой деятельностью», как определяет ноосферу философский словарь? При непредвзятом взгляде их надо назвать глобальными проблемами человечества. Становление ноосферы и возникновение угрожающего самому существованию людского рода кризиса – один и тот же процесс. Ноосфера как реальность является искусственной техногенной средой, которая теснит и подавляет ареал биологического бытия. Формирование искусственной среды открыло перед людьми небывалые возможности для роста их материальной обеспеченности, комфорта и безопасности, подняло на новую ступень культурное развитие, но оно же ведет к загрязнению воды и воздуха, опустыниванию почвы, общей деградации естественной среды обитания. По последствиям для человека чрезмерное разрастание искусственного явление сугубо противоречивое, с неясными перспективами.

Демиург искусственного – разум, мысль, проектирование и конструирование. Их опредмеченное выражение и плоть – техника. «Разум есть потенциальная техника, техника есть актуальный разум, – отмечал П. А. Флоренский. – Другими словами, содержанием разума должно быть нечто, что воплощаясь, дает орудие. А так как содержание разума, как выяснено, – термины и их отношения, то можно сказать: орудия – не что иное как материализованные термины, и потому между законами мышления и техническими достижениями могут быть усматриваемы постоянные параллели».[19]19
  Флоренский П. A. Homo faber. Публикация в: Половиккин С. М. Флоренский П. А, логос против хаоса. М, 1989. С. 56–59.


[Закрыть] В технике для П. А. Флоренского воплощается логос, противостоящий хаосу. Хотя как религиозный человек он чувствовал узость сведения духа к разуму, культуры к науке и технике и вместо ноосферы предлагал говорить о пневматосфере ( «духосфере), экспансия рациональной компоненты духа с начала XX века была так сильна, что мышление стало почти отождествляться с духовностью и понятие пневматосферы не прижилось. Не потому, что оно высказано в частном письме к В. И. Вернадскому, а потому, что оно не рождалось у других, не было укоренено во времени – ни тогда, ни сейчас. Не случайно, потребность в обновлении мировоззрения, идеологии, психологии мы сужаем до потребности в обновлении мышления, духовность начинали называть менталитетом, а любовь заменяется техникой любви ( «сексом»). Культура сциентизируется, технизируется, поэтому приходится сказать, что подлинным денотатом ноосферы является искусственная реальность, образующий фактор которой, в широком смысле слова – технология.

Структурно, ноосфера и техносфера – синонимы. Не разрушая категориальной сущности, этот ряд можно продолжить понятиями на-укосферы, рациосферы, инфосферы, интеллектосферы. Буквальной реализацией ноосферы будет феномен искусственного интелелекта, который, охватив Землю, став «Интернетом всего» превратит человеческое мышление в свой элемент. О субъектности не только отдельного человека, но и человечества тогда уже не может быть и речи. Оно становится «материалом ноосферы». Все эти новые технологические формы, порождаясь природой, «снимают» ее, противостоят ей. Основное глобальное противоречие, разламывающее нашу судьбу – противоречие между естественным и искусственным, между универсумом природы и универсумом деятельности. Данное противоречие существовало с момента появления человечества, но в настоящее время оно обострилось до критического состояния. Нет смысла повторяться насчет различных, возникающих перед нами опасностей. Об этом все пишут. Специфически философская проблема, – заметил как-то известный специалист по социальной экологии Р. Баландин, в другом: как удивительно неразумное устроена «ноосфера», сколько бессмыслицы в поведении людей, если они пустячные, необязательные, а то и сомнительные удобства или удовольствия готовы оплачивать собственной жизнью.

Чем обусловлено это «неразумие» сосбтвенной человеческой сферы разума? Только ли субъективными причинами – нашей глупостью, слабостями, недальновидностью? Они, как говорится, «имеют место», но суть вопроса все-таки глубже. Осмелимся выдвинуть тезис, расходящийся с традиционными философскими представлениями в принципе, а именно: субстанциально логос не является противоположностью хаоса. Все дело в уровне организационной сложности бытия и месте человека в нем. Начиная с античности, стихийное, слепое, хаотическое отождествляется с материей, телесностью, а форма, структура – с идеей, разумом. Мысль противостоит природе как сознание – бессознательному, как закон и мера – беспорядочному, косному, непредсказуемому. Если, однако, оппозицию логоса и хаоса опустить с божественно-космической высоты на землю, то это оппозиция освоенного и дикого (вареного и сырого по Леви – Строссу), это отношение между искусственным и естественным. Говоря современным языком, это с одной стороны, знание, информация, а с другой – «вещность», субстрат, который надо организовать, «обработать». Подлинно мы знаем то, что создали сами. Тогда мы им владеем, управляем, оно нам подчинено. Горшок не может быть сложнее горшечника, машина не может создавать то, что не помыслил человек. Критерием истины, как и критерием нашего могущества, господства над природными объектами считается практическое осуществление замысла по их преобразованию.

Но что происходит с этой тысячелетней парадигмой, когда ноосфера начинает преобладать над биосферой? Она «перестает работать», теряя объяснительную силу. Действительно, разве мы не свидетели «хаоса по – управленчески». Множество акций предпринимается сознательно, по планам и целевым программам, а результаты сплошь и рядом противоположны намечавшимся. В синергетике, особенно в работах И. Пригожина, показано, как хаос превращается в порядок. Порядок из хаоса. Но не отношение, по-видимому, симметрично. И надо считаться с тем, что порядок может превращаться в хаос. Хаос из порядка!

Рубеж самостоятельности любой системы по отношению к человеку определяется, мерой ее сложности. Мы иступили в мир нелинейных взаимодействий, состоящий из систем с многозвенными обратными связями. Вернее не вступили, а создаем, ибо сами по себе вещи не сложны и не просты, это зависит от притязаний к ним. Огурец прост для еды, сложнее его вырастить, необычайно трудная задача для желающего произвести его биологический аналог. И птица легко парит в поднебесье. Это просто ее жизнь. Но сколько сведений из механики, физики, химии нужно для того, чтобы в воздух, а тем более в космос поднялся человек. Весьма сложная теория, как известно, нужна для того, чтобы объяснить, как ребенок держит голову. Ее у нас нет, но младенец, к счастью, не знает об этом и делает все без математических расчетов. Напротив, простейшее движение робота-манипулятора является результатом предварительно составленной программы. Вообще, сложность там, где искусственность. И чем отчужденнее процессы или объекты от возможности их непосредственного восприятия человеком как целостным телесно-духовным существом, тем они являются для него более сложными.

Действительно, нередкость, когда решения, рациональные по отдельности, в условиях сложного взаимодействия превращаются в иррациональные. Возникает «ловушка рациональности», выбраться из которой, руководствуясь одной последовательностью рассуждений – нельзя. Люди, плененные такой рациональностью, все экологические требования к какой-либо социотехнической системе воспринимают как безответственные и абсурдные, хотя на самом деле абсурд заключен в логике ее развития. Абсурд для человека. Типичной при управлении сверхсложными системами является ситуация, когда отдельное конкретное решение по улучшению ее функционирования дает эффект общего ухудшения. Усиление воздействия, направленное на болевую точку системы либо бесполезно, либо приводит к противоположному результату, когда рациональное решение превращается в иррациональное. Так логос порождает хаос. Конечно, развитие можно просчитать на несколько ходов дальше, но связи бывают еще более многоступенчатыми. На определенном этапе управляющая система становится сложнее системы, которой надо управлять. Надеяться, что искусственная реальность, ноосфера как целое, как универсум деятельности будет подвластной нашей воле, хотя бы и вооружейной большими компьютерами, значит плодить иллюзии.

Известно, что человеколюбивый вор титан Прометей, украв у Богов, дал людям огонь. Огонь – символ техники, орудийности, господства человека над природой. Теперь техника угрожает господством над человеком. Придется вспомнить, что Прометей дал еще одно благо, которым мы, к сожалению, слишком часто пользуемся, не замечая.

Хор: Не сделал ли ты больше, чем сказал?

Прометей: Я от предвидения избавил смертных.

Хор: Каким лекарством их уврачевал?

Прометей: Слепые в них я поселил надежды.[20]20
  Эсхил. Прикованный Прометей // Античная литература. Антология. Ч. 1. М., 1989. С. 231.


[Закрыть]

Ноосфера как гармония – сциентистский аналог социально – политической утопии коммунизма и прочих, более ранних мечтаний о рае. В соответствии с духом времени она опирается на науку. Так к ней и надо относиться, хотя против утопий и надежд вообще выступать нет смысла. Они полезны в той мере, насколько смягчая трагические реалии, помогают жить. Когда же утопия самодовлеюща, мешает трезвому взгляду на вещи, она может стать опаснее того, от чего спасает. Нужны реалистические надежды, функциональные утопии. Надежды, что возможно длительное совместное развитие биосферы и ноосферы, при котором скорость преобразования окружающей среды будет не выше скорости нашей адаптации к ней. Эти надежды надо отличать от иллюзий и вытекающих из них ошибочных действий с целью, если не исключить их, то хотя бы ограничить.

Одной из самых сомнительных, да и просто антигуманных, требующих соответствующей оценки идей в учении о ноосфере, является положение о возможности для человека автотрофного питания. Эта идея с далеко идущими последствиями, она лежит в фундаменте упований на индивидуальное бессмертие людей. Тем она привлекательна и тем опасна. А также тем, что научное сообщество обсуждает ее не как некую фантазию, а вполне серьезно, пытаясь поставить на практические рельсы. Предполагается, что в будущем человек станет пополнять свой энергетический потенциал посредством химико-электрических процессов, минуя стадию их превращения в органическое вещество, в растения и прочие живые формы. Переходным этапом к этому состоянию можно считать питание гидропонной массой или некими растворами, вводимыми прямо в кровь, без использования органов пищеварения. Но далее лучше не конкретизировать и кто рассуждает об автотрофном питании избегают думать на тему, во что в таком случае превратится человек, как изменится его облик и стоит ли его вообще тогда называть человеком. Человек ли голова профессора Доуэлла, к которой подводили питательные смеси и информацию? Кто это будет делать, когда все достигнут стадии «цефализации», о чем мечтают энтузиасты автотрофности? Чтобы уйти от неприятных вопросов, они толкуют о «первородном грехе человечества» (гетеротрофное питание), ссылаются на вегетарианцев, упрекающих остальных людей в том, что те едят трупы (причем сами вегетарианцы не автотрофы), привлекают аргументы из арсенала моральной демагогии. Когда это делается не злонамеренно, то… прости им Господи, они не ведают, о чем говорят.

Во времена В. И. Вернадского представления об автотрофной форме разума по необходимости были довольно туманны. Сейчас другое дело. Сейчас можно уверенно заявить: мечты сбываются, автотрофы рядом с нами. Это роботы и стремительно совершенствующиеся системы Искусственного Интеллекта, высокоорганизованные компьютерно – технические устройства. Их создатели, да и широкая публика не сомневаются, что естественный человеческий разум может быть воспроизведен искусственно. А где воспроизведен, там и превзойден. Однако это уже будет нечто иное, не «мы». Не случайно в литературе появляются оценки искусственного интеллекта как этапа эволюционного снятия человеческого разума. «Ближайшие поколения, – мечтают энтузиасты роботизации человека, сами пока, по недоразумению, находясь в его образе, – вынуждены будут примириться с неизбежным сбрасыванием интеллектом своей принудительной (?! – В. К.) биотической оболочки, начинающей сковывать его дальнейший рост и угрожать физическому существованию его носителя, а одна из эпохальных задач их деятельности обеспечить надежную преемственность, по возможности безболезненное перерастание в «постчеловеческую» цивилизацию».[21]21
  Назаретян А. П.Интеллект во вселенной. М., 1991. С. 195. Аналогичные идеи в литературе по искусственному интеллекту высказываются все чаще. См., например: Molik Peter. Artificial intellegent as evolutionary stage of human mind // Jornal of the British Interpllnetary society. 1984. Vol. 34.


[Закрыть] Как видим, заботясь о спасении от «угрозы физическому существованию носителя разума», его (носителя) предлагают поскорее ликвидировать. Заняться данной процедурой должен сам носитель – ближайшие поколения. Им предлагается своеобразная программа самоубийства. Еще раньше, доводя до «вселенской евгеники», подобные идеи высказывал К. Э. Циолковский. «Могущество совершенных проникает на все планеты, на всевозможные места жизни и всюду. Оно, без страданий, уничтожает несовершенные зачатки жизни. Эти места заселяются их собственным зрелым родом».[22]22
  Циолковский К. Э. Грезы о земле и небе. Тула. 1986. С. 376


[Закрыть]

В свете таких вдохновляющих планов разговоры о ноосфере и автотрофном человеке были и продолжают быть мировоззренческой подготовкой, идеологическим компостом для произрастания искусственного интеллекта и вытеснения им человека как живого «несовершенного» существа. Соотносительно с требованиями автотрофности он предстает теперь как робот нулевого поколения, «компьютер из мяса» и в этом качестве будет действительно вытеснен более современными формами. По параметрам автотрофного интеллекта он – роботообразное. Включенный во взаимодействие с высокой, сложной и скоростной технологией, он тормозит ее прогресс. Знаменитые слова К. Э. Циолковского: земля – колыбель человечества, но человечество не будет вечно жить в колыбели, справедливы для «разума вообще», который действительно может быть и в другом месте, на другой основе, но жизнь, в том числе в ее высшей разумной форме – явление земное. И когда говорят о ее распространенности по всей Вселенной, то без всяких оснований и аргументов совершают довольно банальную подмену понятий – жизни и разума. Если на Земле они были до сих пор разделены – и по объему, и по сути, то «для Вселенной», для космоса, их отождествляют.

Естественное человеческое мышление, сплетенное с чувствами и переживаниями, неотрывно от людей как рождено – смертных, биотических, разделенных «по пополам» существ. Разум «без жизни» есть выход за пределы человека, антропологии и гуманизма. Не случайно, наиболее решительные адепты искусственного, а мы теперь вправе написать «автотрофного» интеллекта, от критики антропоцентризма перешли к критике гуманизма. Как мировоззрения и как практики. Если на первых порах эта критика велась в экологической маске, была направлена против «идеологии господства человека над природой», то вскоре выяснилось, что за ней скрывается тенденция к еще более агрессивной форме господства разума, уже чисто технического. И не только над природой внешней, но и над самим человеком, природой внутренней. Антропоцентризм атакуется не с позиции сохранения естественного, а с позиции экспансии искусственного. Мировоззренческое обесценивание гуманизма ведется с целью сциентизации, а не натурализации жизни.[23]23
  Дискуссию о судьбе гуманистического мировоззрения см.: Назаретян А. П. В многомерном мире раскрывается ограниченность гуманизма // Общественные науки и современность 1991. № 6; Моисеев Н. Н. Рациональный гуманизм // ОНС 1992. № 3; Школенко Ю. безграничность гуманизма // ОНС. 1992. № 4; Назаретян А. П. Беспределен ли человек? (Еще раз о гуманизме и его паллиативах). ОНС. 1992 № 5 и др.


[Закрыть]

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что проблема человека «традиционного» и «человека» автотрофного – это проблема соотношения живого биогенного разума, продукта развития естественной реальности – людей, и разума техногенного, продукта развития созданной этими людьми искусственной реальности – роботов шестого и последующих поколений. Между ними есть несомненное сходство, но нас в данном случае занимает различие этих форм разума, ибо сходство можно найти кого угодно с чем угодно и если человека ампутировать до головы, а духовность и сознание свести к информации, то разница между ним и компьютером будет только количественная. С другой стороны, если роботов наделит чувствами, переживаниями, телесностью, то разница тс же сотрется, но делать этого нет смысла, так как значило бы лишить их тех преимуществ, ради которых он создаются. Высокосовершенные роботы – не новая раса людей, а новая форма разума – автотрофного, техногенного, «постземного», космического. Его развитие не остановить, за ним не угнаться! Для тех, кто желает оставаться человеком, единственно! по-видимому, здравое отношение к данному процессу – параллельная борьба за сохранение естественной земной среды своего существования как условия сохранения своего разума.

Однако становление искусственного мира, сначала в виде модификации естественных форм, потом их имитации и создание невиданных в природе вещей и веществ, а скоро и существ, смещает центр нашей деятельности с земли на «небо». Движение от жизни и природы к технике и космосу, от естественного к искусственному – это стрела, пронзающая всего человека. И прежде всего, его сознание.

Поворотным пунктом в ноокосмизации нашего сознания является отказ от геоцентризма науки. Можно, однако, спросить, а разве Коперник уже не сделал этого? Да, конечно, но он преодолел его в астрономической области, касающейся устройства собственно Вселенной. Теперь же речь ведется, как ни парадоксально, об отказе от геоцентризма на Земле, о «космической революции» в науке вообще. Наука пошла по космическому пути – вот мотив, все громче звучащий среди методологов и философов. Только в биологии насчитывается около десятка направлений космического характера – астробиологическое, космологическое, планетарное, астронавтическое, микрофизическое, космической медицины и т. д. Прорабатываются проблемы будущего производства вне Земли, развития систем жизнеобеспечения космонавтов, возможности космического использования земной промышленности. На выход в космос нацелен военно-промышленный и военно-исследовательский комплекс большинства развитых стран. В этом начинают усматривать суть нового этапа научно-технического прогресса. Или даже «ускорения прогресса», редко задумываясь, «зачем».

Признавая подобного рода влияние космоса на науку, мы хотим сказать больше: его нельзя ограничить расширением «сфер захвата». В таком случае было бы достаточно признать факт разделения научных дисциплин на геоцентрические и геоэксцентрические, отмечая при этом, что число последних растет. Проблема, однако, глубже. Если мы осознали космологический смысл техники, то отсюда вытекает, что космизация науки совпадает с процессами ее технизации. В фундаментальных областях с ее превращением в проектирование и мыследеятельность. От «открытия мира» человек переходит к его «изобретению», порождая искусственную реальность, которая распространена гораздо сильнее пока на Земле и именно она вносит решающий вклад в формирование негеоцентричности мышления. Современный уровень техники – вот причина торжества ноосферно-космической и истощения теллурической научной парадигмы, свидетелями чего мы являемся.

На фоне отказа от геоцентризма нарастает критическое отношение к антропоцентризму. Пафос критики – его несовместимость с задачами сохранения природной среды. С библейских времен поставленный господином над всей землей и ее тварями, человек не сдерживал своего губительного эгоизма. Теперь ради собственного блага он должен перестать считать себя привилегированным существом. Но предлагая отказаться от геоцентризма, как-то забывают уточнять, в пользу чего это должно быть сделано. Исходя из содержания критики, логично было бы думать, что в пользу природы, биосферы, то есть антропоцентризм заменяется природоцентризмом. Увы, природоцентризм представляется уже нереальным, он противоречит прогрессу, который «не остановишь». И наиболее распространенная антитеза антропоцентризму или «ничего», или антропокосмизм – «человек космический». Антропокосмизм – последнее слово философии техники.

Поскольку в понятии антропокосмизма человек (антропос) остается, то фактически это или только воспроизведение отказа от геоцентризма, или человеку тут не придается решающего значения. Он просто «слово» и мы имеем отказ от приоритетности земли и человека имеете. Отказ в пользу космоса ли? Неужели в пользу пустого космического пространства как некой бессубъектной, неструктурированной сферы? По-видимому, все-таки нет. Центр, субординации существуют: в этой роли выступает та же техника, но не «вообще», а имитирующая человека, его поведение и функции. Это высокоразвитые компьютерные системы с искусственным интеллектом как носители самостоятельной исследовательской активности. Образы объектов, которые они дают, строятся из информационной субстанции. Когда по телевизору показывают комету, это не результат пропорционального уменьшения ее действительного размера, как в оптическом телескопе, а информационно-графический продукт работы вычислительной машины. Это так называемая «натурная информация». С действительным объектом она совпадает по математическим параметрам, а краски, коричневое ядро и голубой хвост вполне условны. Человеческое восприятие космических процессов, как и процессов в микромире, так или иначе опосредовано техникой и наши органы чувств имеют дело в основном с экранами.

Промежуточной, переходной ступенью к антропокосмизму можно считать превращение человека в «фактор», когда он берется как элемент более сложной организационно – деятельностной системы. Переставая быть в центре природы и выросшей на ней теллурической культуры, он становится одним из компонентов человеко-машинного взаимодействия. Возникает так называемый «технологический человек». Не обязательно в космосе, хотя космонавты наиболее яркие его представители, а на земле, и не в далеком будущем, а сейчас. Одна из последних Всесоюзных конференций, проходившая в 1991 году в Новосибирске, называлась «Проблемы эффективного включения человеческого фактора в интеллектуальные системы». Здесь, действительно, заподозрить антропоцентризм просто невозможно. В аналогичном контексте ведется речь о преодолении антропоморфизма, а нередко и биологизма в…биологии (ее превращении в теорию эволюции знаковых систем, в биосемиотику), психологизма в… психологии (ее превращении в когнитивистику) и вообще о деантропологизации… творчества.[24]24
  Об этом, например, см.: «Формы представления знаний и творческое мышление». Новосибирск, 1989; Кудряшов А. Ф. Онтология» Методология. Негеоцентризм, Санкт-Петербург, 1993


[Закрыть]

Хотя в выработке «программы Вселенной» человек творящий играет как будто большую роль, нежели человек наблюдающий, создаваемые им модели принципиальным образом зависят от уровня развития общества как такового, накопленной информации и средств ее обработки. А роль исследователя в компьютерном моделировании – быть одним из факторов данного процесса. Антропокосмизм не противоречит отказу от гео– и антропоцентризма потому, что он также техноцентричен, как вся новейшая наука. Более того, он находится на передовых рубежах ее технологического перерождения, мировоззренчески перенося этот техницизм с Земли и ближайшего Космоса на Вселенную в целом. Вопрос же о том, какова Вселенная «на самом деле», перестал быть правомерным уже после теории относительности Эйнштейна, с крушением классической парадигмы науки как естествознания в буквальном смысле слова (как знания естества). Конец естествознания, а, например, по мнению Г. П. Шедровицкого, это конец науки и нынешние занятия теоретиков следует считать мыследеятельностью, совпадает с концом теллурического периода развития человечества, открытием микро– и мегамиров, формированием техногенной, «постприродной» и «постчеловеческой» реальности – космосферы. Предметно понятая ноосфера – это кос-мосфера.